Текст книги "Перстень царицы Ульяны (СИ)"

Автор книги: Glory light

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Нету его, не возвертался с утречка. А тебе чего надоть-то, воевода?

– По делу, – коротко ответил я.

– Ну дык ты не дома его – по кабакам ищи, где в кости играют, тут-то чо? Сюды он токмо ночевать приходит.

Вот ведь слава у человека, хмыкнул я. Решив больше не терять время, я сунул записку в щель между досками в калитке и снова запрыгнул в телегу.

– Митька, давай на площадь.

– Зачем? – решил некстати проявить любопытство наш умник.

– Надо, – буркнул я. Он насупился.

– Не доверяете, значит…

– Митька! Ну не до тебя, честное слово.

Он тронул коня с места, и мы двинулись в сторону Колокольной площади. Там всегда дежурил один из патрулей Еремеева. Когда мы въехали на площадь, я выбрался из телеги и подошёл к откровенно скучавшим стрельцам.

– Ребята, найдите мне Фому Силыча и передайте поручение.

– О, это мы завсегда. Сказать ему, чтоб к тебе в отделение ехал?

– Нет. Мне нужно найти боярина Гаврилу Афанасьева.

– Невже пропал? – изумились стрельцы. – Дык его по кабакам искать надобно!

Тоже экспертов не хватало на мою голову…

– Вот по ним и ищите. До вечера боярин должен быть в отделении.

– А на кой он тебе, Никита Иваныч? – любопытным еремеевцам явно было скучно.

– По ходу следствия, – я не стал вдаваться в подробности. Махнул им рукой на прощание, и мы с Митькой отбыли в сторону отделения.

***

Бабка нас ждала. Митьку отправила колоть дрова на заднем дворе, меня поманила в терем.

– Никитушка… я тут снова карты раскинула, покуль не было тебя. Дык дело наше к концу близится, чернота непроглядная вот уже на пороге.

– Бабуль, не нагнетайте заранее, ладно? – вздохнул я. – Мы с вами уже столько всего пережили, что и вспоминать порой не хочется. Один Кощей в Лукошкине чего стоит…

– Это верно, сокол ясный, – не стала спорить бабка. – Да токмо дело у нас непростое, не с врагом ведь воюем… со своими же, с лукошкинцами. Чует моё сердце беду неминучую.

– Бабуля! – взмолился я. – Давайте по ходу разбираться! Сейчас меня, например, больше волнует, зачем кому-то было подменять стрельца. У нас половина дела крутится вокруг Бодровых, но мы их даже допросить толком не можем.

Яга пожала плечами.

– Значит, кому-то надобно было, чтоб Игнашку Гришина мёртвым считали.

– Да кому это надо-то вообще? Я спрашивал у Фомы: обычный парень, ничего особенного, служит в сотне не со вчерашнего дня. Я никак в толк не возьму, кому он нужен.

– Давай-кось чайку, Никитушка, а там и мысли светлые в голову придут. Кучера Маргаритиного Фома вызвал, о том отчитался вот незадолго до твоего возвращения. Так что боле мы ни на что повлиять не могём.

– Я её отца на допрос вызвал.

– Зачем?

– Сам не знаю, – вздохнул я. – Может, и зря, может, просто время теряем. У меня куча неясных подозрений, которые я никак не могу доказать. Вот и тычусь, как слепой котёнок.

Бабка полезла в печь за пирожками, я поставил на стол самовар. Как бы странно это ни звучало, но делать мне опять было нечего. Ждём. И вот всё дело такое: то катастрофа, то ожидание катастрофы. Я понятия не имел, чем это всё может закончиться.

Близился вечер. Я надеялся, что боярыня Бодрова не станет своего кучера задерживать до ночи. Ну и, естественно, что ей никуда не припрёт ехать, мы с бабкой рассчитывали как раз на то, что застанем её дома. Я должен был её допросить. Если без колдовства никак – что ж, пусть бабка колдует. Мне надоело терять время. Со мной в этом деле нормально не разговаривает даже царь.

И снова-таки, почему я так сосредоточился именно на ней? Потому что она приезжала к епископу Никону в тот день, когда я собирался лезть в подвал? Чушь, у них могут быть темы для обсуждения, не связанные с ожившими покойниками. Хотя бы венчание той же Лариски… И вот кстати. В моей памяти невольно всплыл тот день, когда Горох узнал о смерти Ксюши Сухаревой. Бодров тогда сказал что-то вроде:

– И ладно бы знатного роду была, как моя Лариса…

За что, собственно, и вылетел из государевых покоев пинком под зад. Это я запомнил. В самом деле, как так получилось, что Горох женился не на самой видной невесте столицы, а австриячке Лидии Адольфине? Нет, царица у нас очень милая, мы её любим, но давайте посмотрим на эту ситуацию с точки зрения царских чиновников. Приданое у Лидии было довольно скромное. Родина её далеко, относительно военного альянса с соседями этот брак не перспективнее, чем если бы Горох женился на Мумумбе. Короче, если так рассуждать, наш государь женился исключительно по любви. Как минимум по сильной привязанности. И вот теперь они ждут наследника.

К чему это приведёт? К укреплению царской династии на троне и ослаблению влияния боярской думы. К тому же Лидия – девица своенравная, воспитанная на европейский манер, а значит, беспрекословного послушания от неё можно не ждать. При таком раскладе она всей думе поперёк горла, примерно как я сам. Так… Эта мысль показалась мне многообещающей. Но как же всё-таки Горох сумел отвертеться от брака с бодровской наследницей?

Я вспомнил бал у государя, который давали накануне отъезда невест. Мы закрыли очередное громкое дело, чему безмерно радовались. До Рождества оставалось дня три. Девицы присутствовали в полном составе, всего их было человек двадцать. Тогда-то я, собственно, впервые вблизи увидел Лариску. И, если бы был посмелее, пригласил бы на танец. Ну и, разумеется, если бы её не сторожили. Никто не отпустит дочь самого Бодрова танцевать с участковым.

Так вот, собственно, о чём я. Никогда не забуду кислую рожу боярина, когда Горох вошёл в зал под руку с Лидией. Она действительно им всем поперёк горла. С точки зрения политической толку от неё не было никакого. Почему мне начало казаться, что именно отсюда растут ноги всего этого дела? Не знаю. Ладно, разберёмся.

Мы пили чай и ели пирожки с брусникой. Я с удовольствием бы подумал о чём-то отвлечённом, но не получалось. Я должен закончить это дело.

– Никитушка… – бабкин голос вывел меня из размышлений. – Чем уж и помочь тебе – не знаю.

– Вы мне одним своим присутствием помогаете, – улыбнулся я. – Даже Горох с нами не разговаривает. Ну то есть нет, разговаривает, конечно, но всю правду не говорит. Ерунда какая-то…

– Ох, сокол ясный. Предложение к тебе имею, да токмо боюсь, откажешься.

– Излагайте, – заинтересовался я.

– Прежде чем за Маргариту браться, надо бы мне самой с государем нашим потолковать. Авось и выдаст что следствию полезное.

И бабка смущённо зарделась, как если бы сказала что-то неприличное. Я присвистнул.

– Бабуля! Это моё, что ли, дурное влияние так на вас отражается? Признайтесь, вам бы ещё год назад это в голову не пришло – над государем колдовать.

– Не пришло бы, – подтвердила она. – А токмо дела милиции – они превыше всего повинны быть, ибо мы на страже правопорядка!

– Это верно, – я кивнул. Как вы понимаете, от такого предложения я и не думал отказываться. Нет, царапало что-то вроде слабых угрызений совести: это ж царь всё-таки, а мы к нему как к преступнику. Но, с другой стороны, он сам отказывался помогать следствию. – Бабуль, нам немного от него надо. Пусть расскажет, кого и зачем впустил в город в тот день, второго марта. Собственно, это основное, что меня волнует.

– Ну вот и ладненько, – улыбнулась Яга. – Давай-кось тогда, покуда время есть, до государя прокатимся. Вот соберусь токмо.

Я радостно вскочил и вышел во двор – обрадовать Митьку новым заданием. Теперь ему предстояло везти нас с бабкой на царский двор, а потом вернуть коня и телегу в храм Ивана Воина. Парень у нас весь день таксистом подрабатывает.

***

Яга появилась на крыльце принаряженная и в новом платке – как-никак к государю едем. Я помог ей забраться в телегу, запрыгнул сам и окликнул Митьку – тот чересчур увлечённо что-то заливал стрельцам, и они слушали, развесив уши. Наш младший сотрудник – мастер художественного слова, не поспоришь.

– Поехали к государю.

– Слушаюсь! Это мы завсегда.

– Митенька, да токмо не сильно быстро, не тряси меня, старую, – взмолилась Яга. Мы как раз, едва не стесав борт телеги об ворота, вылетели на улицу. Я выразительно покашлял. Конь замедлил бег, телега стала не так резво подпрыгивать на ухабах.

– Виноват, бабуленька! – отозвался Митька. – Но ить токмо во рвении служебном!

– В сапог превращу, – буркнула бабка. Подействовало – до самого царского подворья мы ехали без приключений. Митька высадил нас у парадной лестницы.

– Молодец. Сдашь коня с телегой отцу Кондрату – и можешь быть свободен.

– Дык батюшка Никита Иваныч, а что мне делать-то? Ежели б вы грошик дали, петушка на палочке купить…

– Знаю я твоих петушков, в кабак небось вознамылился?

– Да ни мыслию единой!

– Митя. Я смотрю на тебя укоризненно.

Он потупился. Впрочем, почему бы и нет, пусть идёт. Даже если и притащится на бровях – так у нас всё равно ничего с его участием на вечер не запланировано. Я порылся в карманах и высыпал в его лопатообразную ладонь что-то около рубля мелочью. Пусть идёт, заслужил. Как-никак весь день извозчиком работал. Митька счастливо взвыл, потом, опомнившись, побожился, что придёт своим ходом, «вот те крест!», стегнул коня и умчался. Бабка подцепила меня под локоть, и мы медленно начали подниматься по лестнице.

Государь принял нас не сразу, пришлось ждать. Мы с бабкой расположились в приёмной и из опасения, что нас могут услышать лишние уши, завели неспешную беседу о посадке капусты. Как раз в скором времени Яга собиралась приступать. За нашим неторопливым диалогом о капусте пролетело минут двадцать, прежде чем Горох соизволил нас принять. Он выглядел бледным и каким-то уставшим, что абсолютно не похоже на нашего жизнерадостного государя. При виде нас он, однако, оживился.

– С тобой, Никита Иваныч, виделись ужо, – он пожал мне руку. – Здравствуйте, бабушка.

Яга поклонилась. Она перед государем всегда робела. Только бы она не передумала… Хотя о чём это я, для нашей бабки дела милиции завсегда на первом месте.

– Чаю? Аль покрепче чего? – предложил Горох, указывая нам на кресла. Я сел, бабка осталась стоять.

– Спасибо, мы ненадолго, – отказался я, а Яга подплыла к государю и протянула руку к его голове.

– Из-за дальних гор, из-за древних гор да серебряной плетью река… – завела она уже знакомую мне песню. Я отвернулся к окну и изо всех сил постарался не спать. Это было не так легко: монотонный голос Яги убаюкивал похлеще любой колыбельной. Я уже почти спал, когда бабка тронула меня за плечо.

– Никитушка, очнись. Задавай вопросы свои следственные.

– О. Оперативно, бабуль, спасибо, – я встряхнулся. Яга села в кресло и достала из-за пазухи вязание – она вязала мне носки. – Ваше Величество, вы меня слышите?

– Никита! Ну он же ж не глухой, – шикнула на меня бабка.

– Слышу, – отозвался Горох. Он безразлично смотрел сквозь меня.

– Расскажите мне, что произошло второго марта. Весь день, как вы его помните. Вы же его помните?

– Помню.

– Ну вот, – я достал блокнот и карандаш и приготовился записывать.

– Никитушка, ты вопросы-то чётче ставь, – вновь подала голос бабка. – Нам ведь токмо по делу надобно…

Да, и правда.

– Спасибо, бабуль. Ваше Величество, в тот день произошло что-то, связанное с вашей первой женой.

– Истинно, – безразлично кивнул государь.

– И что же это было?

– Мне обещали, что я смогу её увидеть.

– Кто?

– Не ведаю.

Тьфу ты, прости Господи! Эти односложные ответы утомляли. Такое чувство, что даже под бабкиным колдовством Горох не особенно хочет с нами разговаривать. Но – что характерно – сопротивляться тоже не может.

– Какие события предшествовали тому, что вам была обещана встреча с Ульяной?

Горох задумался. Ответил он не сразу и как-то неуверенно.

– Ко мне пришёл боярин Шишкин.

Ага… это тот самый старик, что у них кем-то вроде спикера. Первый тесть Бодрова.

– Сказал, что безмерно соболезнует моей утрате. Вроде бы они все, бояре, стало быть, зело рады за меня, что жениться изволил, ибо не могли видеть, как я все эти годы по Ульяне тоскую. Я любил её, Никита Иваныч, и по сей день люблю, – к нему вроде бы даже вернулся нормальный голос. Я внимательно слушал. – Он сказал, что не просто так напомнил мне о том накануне дня траура по ней. Что в такие дни души умерших особенно сильны и к тем, кто их помнит на земле, отчаянно рвутся. И предложил мне… то грех мой, Никита Иваныч, моя вина и мой грех. Он предложил мне призвать Ульяну. От меня требовались лишь снять городскую защиту и пропустить в город нужного человека.

– Кого именно?

– Не ведаю.

Я чуть карандаш не перекусил. Ну вы подумайте! Весь сыр-бор из-за Ульяны – а Горох даже сам не в курсе, кого впустил в город.

– Но это ведь невозможно!

Хотя да, о чём это я, у нас четверть населения за неделю повоскресала. Я ошарашено посмотрел на бабку, она ответила мне не менее удивлённым взглядом. Нет, я не сомневаюсь, что чисто технически это возможно. Здесь вопрос в другом. Некромантия в этом мире – страшный грех, это всегда связь с нечистой силой. Бабка говорит, что тот, кто готов этим заниматься, непременно должен продать душу дьяволу. Кто, кроме Кощея, может пойти на такое, решиться вызвать в мир живых дух мёртвой женщины?

Я отметил в блокноте этот момент. У меня понемногу складывалось впечатление, что Ульяна – сущность совершенно иная, нежели наши неживые-немёртвые. Но дальше рассуждать над этим я был пока не готов, иначе бы окончательно запутался. В одном я уверен: рядовой фокусник на такое не пойдёт.

– В каком виде тебе обещали её призвать, царь-батюшка? – подала голос бабка. Она очень вовремя пришла мне на помощь, сам-то я в этих тонких материях не разбирался абсолютно. – Ибо важно сие, – пояснила она уже мне. Горох уронил голову на руки, плечи его дёрнулись в сдерживаемом рыдании. Тоска, чёрная тоска… я на протяжении всего дела не мог избавиться от этого чувства.

– Там было зеркало, – наконец неуверенно, словно вспоминая полузабытый сон, отозвался государь. – Зеркало в человеческий рост. Ульяна была… там.

– В зеркале? – уточнил я.

– Да.

Бабка озадаченно хмурила брови.

– Вы её видели?

– Да. Как живая она была, Никита Иваныч… и кто-то невидимый читал по-польски, за спиной моей стоял. Я видел её, я так давно её не видел… – речь государя превратилась в сбивчивое бормотание. Он то ли молился, то ли просто говорил сам с собой. – Я не должен был прикасаться к ней.

Я поднял взгляд от своих записей.

– А вы..?

– А я грешен, не сдержался. Я разбил зеркало, чтобы выпустить её.

Он произнёс это со спокойствием утопленника, а потом, обхватив себя руками за плечи, принялся раскачиваться в кресле. Бабка торопливо что-то забормотала, она выглядела встревоженной. Мне это всё тоже не нравилось. Горох выглядел абсолютно неадекватным, да и его история напоминала какой-то абсурд.

– Плохо дело, Никитушка! Заканчивать надобно.

– Бабуль, я быстро. Что было, когда вы разбили зеркало?

Но государь нас уже не слышал. Его начало трясти, словно в лихорадке, глаза выкатились из орбит. Сейчас это было нечто куда более непредсказуемое, нежели с дьяком Филькой. Бабка начитывала длинное заклинание, водя ладонью перед лицом Гороха. Постепенно он начал успокаиваться, а потом и вовсе отключился, откинувшись на спинку кресла. Дыхание его выровнялось.

– Спит надёжа-государь, – резюмировала Яга, утирая пот со лба. – Ох, Никитушка, тяжки грехи наши! Едва не угробили самодержца.

– А что с ним? – теперь уже и я осмелился выдохнуть. – С дьяком-то нормально всё было.

– Вишь какое дело, касатик… всё, что на Ульяну завязано, душу евойную тревожит зело. Вот и наложилось сие на колдовство моё. Много с кем я подобное творила, Никитушка, а токмо такое впервые вижу. Ульяна – она ить ему дороже жизни была.

Мы помолчали. Я пытался хоть как-то систематизировать полученные сведения.

– Бабуль, вы наверно больше меня поняли… можете мне нормально объяснить, что это за обряд с зеркалом? Ну, так, чтобы я тоже разобрался.

– Ох, Никитушка… – Яга села напротив меня. Я заметил, что руки её мелко дрожат. Мне в который раз стало стыдно: подбиваю пожилую женщину на такие эксперименты. То отец Алексий, то вот Горох теперь. Я взял бабкины руки в свои.

– Спасибо. Что бы я без вас делал.

Государь был в глубокой отключке, мы могли разговаривать, не обращая на него внимания. Тем более что его состояние больше не вызывало у Яги опасений. Она чуть смущённо улыбнулась. Я нисколько не лукавил: без Яги я бы в этом деле не продвинулся ни на шаг. Оно всё насквозь пропитано магией.

– Одно я тебе точно скажу: не наш это обряд. Не колдуют у нас так. Уж поверь мне, я многих чародеев талантливых знала. Честно сказать, это вообще что-то странное.

– Ну, что не наш, – это понятно. Западный, по всей видимости. Во-первых, мы изначально ищем поляка. Во-вторых, государь же сказал, говорили по-польски.

Яга кивнула.

– Истинно, западный. Они там чего токмо не напридумывают. Я, касатик, токмо предполагать могу. Ты ужо записывай, да ить мне и самой словам своим веры нет, ибо никогда я с таким дела не имела. Первое, прав государь: в дни поминовения дýши умерших особо сильны, ежели чародей лихой кого и призвать вознамерится – дык токмо тогда, когда человека, в мир иной отошедшего, родичи на земле вспоминают. У Ульяны, стало быть, это третье марта.

– Второго он имел беседу с Шишкиным, тот пообещал ему встречу с первой женой… слушайте, я на его месте уже на этом бы моменте насторожился! Он ведь крещёный человек, он же понимает, на что подписывается, что церковь за такое по голове не погладит.

– Грех сие страшный, – согласилась бабка. – Мёртвых на небеси тревожить – за такое любому анафеме преданному повинно быть. Даже ежели он помазанник Божий.

– И государь не испугался? – мне не верилось. В этом мире власть религии гораздо сильнее, чем в моём, здесь быть отлучённым от церкви – одно из самых страшных наказаний. Яга покачала головой.

– Это Ульяна, Никитушка. В день по её смерти государь и сам в петлю полез, о душе бессмертной забывши. Ему пообещали встречу с ней – ты думаешь, он ещё способен был соображать? Да он к этому зеркалу побёг, сапоги теряючи!

И то верно. У нашего Гороха, мудрого, справедливого правителя, была одна слабость – в лице давно умершей женщины.

– Давай далее. Кто на такое способен – призвать её, да ещё столь чудным способом – про то не ведаю, человек не наш. Государь всё рассказывал верно, ничего не приукрасил и от нас не утаил. А токмо едва он к зеркалу подошёл, словами колдовскими сопровождаемый, – дык в тот же миг она в зеркале том возникла.

– Стоп. Вы уверены, что это была именно она? Ну, что не морок какой-нибудь, наподобие той дороги? Один видит, а все прочие – нет.

– Нет, Никитушка, не уверена, но очень похоже. Тут ить вот о чём речь ведётся… Им, подозреваемым нашим, самим Ульяна нужна была. Сие запиши попереду, поймёшь дале. Силой она владела диковинной, про то слухи давние ходили. Исцелять могла, да так, что прямиком со смертного одра люди подымалися.

– Исцелять и воскрешать не одно и то же, – возразил я.

– Верно, – согласилась Яга. – Но токмо вишь дело какое… неживые-немёртвые – штука редкая, очень древняя. Про них никто толком ничего и не знает, ибо лишь воле праведника святого они подвластны. А с праведниками на земле нашей грешной – сам знаешь. Легче мамонта лохматого встретить, нежели человека с душою чистой. Поэтому про них и слышал-то мало кто, где уж там творить их.

– И вы думаете, что наш подозреваемый о них слышал.

– Истинно. Более того, не токмо слышал, а и знал, как их из землицы поднять. Что пойдут они лишь на зов праведника да будут радость светлую в дома своих родичей нести. Разумеешь, Никитушка? Ить им, супостатам, нужон был такой человек, исполнитель, стало быть. Каким бы ты великим колдуном ни был, мертвецов ты поднять смогёшь, этим у нас токмо ленивый не балуется, пастора Швабса вспомни, а вот создать неживых-немёртвых – нет, сие абы кому не подвластно. Чуешь разницу?

– Чую, – кивнул я. Слишком всё сложно. Вроде как мертвецов поднимать – грех страшный, а вот таких, которыми у нас весь город утыкан, – этих пожалуйста, благое дело. Чушь какая-то. Бабка в ответ на мой скептический взгляд лишь развела руками.

– Знаю, касатик, чуднó звучит. Но токмо ить и мертвецы разные бывают. Упырей-то армию настрогать – это и я могу, ежели б готова была от Господа нашего отвернуться. А этих от живых лишь малая толика отделяет, их глазом неопытным в толпе и не выцепишь. И вот лиходей наш откуда-то знал, как их сотворять.

– И путём несложных размышлений пришёл к тем же выводам, что и мы с вами. Или отец Алексий, или Ульяна.

– Точно.

– Ну, почему именно она, а не отец Алексий, стала мишенью, нам ещё предстоит выяснить.

– Тут и выяснять нечего, – отмахнулась Яга. – Ульяна творит армию воскресших, сама оставаясь мёртвой.

Моя картина мира отчётливо пошатнулась. Я вытаращил глаза и тупо уставился на бабку.

– Что?!

– А что ты хотел, Никитушка… ежели всё так, как мы с тобой тут измышляем, то Ульяну поднимали этим диковинным обрядом, использовав государя нашего как приманку. Она пошла к нему, и супостат откуда-то знал, что Горох не сдержится – разобьёт зеркало.

– Это предсказуемо, – кисло усмехнулся я. – Если всё так, как вы говорите, тут и ребёнок бы понял, что государь к ней ломанётся. В общем, технические детали, мне кажется, не столь важны. Главное то, что она оказалась здесь.

– Она мёртвая, Никитушка, – как-то обречённо повторила бабка. – Она творит себе армию, но сама… ох, касатик, мне ить даже думать об этом холодно. Отца Алексия в наш мир вызвать было бы гораздо сложнее.

Я тоже невольно вздрогнул. Я не был уверен, что хочу это видеть. К тому же я был в той комнате в подземелье…

– Бабуль, но как она могла оказаться в подвалах собора?

– Про то у епископа Никона спрашивать надобно. Сами мы что угодно предполагать могём, да токмо истины так и не доведаемся.

– Ладно, с епископом потом разберёмся, – я сделал пометку в блокноте. – Слушайте, такого у нас в делах ещё не было. И надеюсь, что больше не будет.

– Тебе надобно встретиться с Ульяной, Никитушка.

Я поперхнулся.

– Что?

– Сокол ясный, ты не оглох ли на сто лет раньше времени? – бабка улыбнулась краем губ. – Ульяна ить… не злодейка она, ты не думай. Она делает то, что от неё требуют, ибо мужик тот, что мы слышали, власть над нею имеет. К тому же она искренне верит, что делает всё правильно. Люди идут к своим семьям.

– Бабуль, но у нас благодаря её талантам полгорода повоскресало! Ну ненормально ведь это!

– Потому и твержу тебе, поговори с ней. Токмо в её руках власть над воскресшими, боле никому они не подчиняются.

– И как я, по-вашему, её найду? – мне не нравилась эта идея. Мне вообще не нравилось думать о том, как сейчас может выглядеть женщина, умершая пять лет назад в подвале Никольского собора.

– Я думаю, она сама нас найдёт.

Ещё не легче!

– Она пойдёт к государю. Она ить и на небесах его любила… Так что мы просто окажемся рядом. Никитушка, да чего ж ты бледный-то такой! Невже испугался? Дык не бери в голову, на неё уж всяко какую-никакую иллюзию натянули, она обычным человеком выглядит. Просто поговори с ней.

Да уж. Задача, мягко говоря, не из рядовых. Бабка между тем подошла к государю, осторожно похлопала его по щекам.

– Вставай, Ваше Величество. Негоже государю русскому среди дня в бессознании пребывать.

Ресницы Гороха задрожали. Он шумно втянул носом воздух и резко открыл глаза.

– О. Никита Иваныч, бабушка… а вы тут откуда?

– Вы позвали, – выдал я первое, что пришло в голову.

– А ить верно. Ну тады по стопочке за конец трудового дня?

– Спасибо, на службе не пью.

– А бабуле?

– И она на службе не пьёт. Вы что-то от нас хотели, Ваше Величество?

– Я, Никита Иваныч, в упор не помню, зачем вас звал, – озадаченно поскрёб бороду Горох. Ну ещё бы, это ж не он нас звал – мы сами припёрлись. Собственно, и нам тут уже делать было нечего.

– Тогда мы пойдём?

– Идите с Богом, – кивнул Горох. Он из нашей встречи вообще ничего не помнил. Что ж, оно и к лучшему. Мне было бы куда более неловко, если бы он запомнил, что Яга осмелилась над ним колдовать, да ещё по моему приказу. Вряд ли это укрепило бы нашу дружбу.

Мы с Ягой не стали задерживаться и вышли во двор. Вечер был сказочный, самое то для неспешной прогулки. Бабка взяла меня под руку, и мы отправились в сторону отделения.

– Бабуль, ну вот как так может быть, что он не знает, кого впустил в город? Кому, как не царю, знать, что щиты отца Кондрата как раз и существуют для того, чтобы сюда не шастал кто попало!

– Никитушка, ты всё время забываешь. Это Ульяна. Когда речь идёт о ней, мозг государя нашего отключается. Ему пообещали встречу с ней – всё, на этом моменте он перестаёт мыслить в принципе. Кто это будет делать, как – неважно. Он бы и самого Кощея впустил, ежели б тот ему Ульяну пообещал.

Мне очень хотелось схватиться за голову. Яга успокаивающе погладила меня по руке.

– Не кручинься, сокол ясный. Дело сие завертелось – не остановишь… да токмо конец ужо виден скоро. Какой-никакой – а всё-таки.

И то верно. Я через силу улыбнулся.

– Бабуль, но почему всё-таки она, а не отец Алексий?

– Дык просто же, Никитушка. Чтобы человека с того света призвать, с кем-то из ныне живущих сильная связь повинна быть. И тот, кто на земле застался, готов на это должон быть, согласен в обряд сей чёрный душу свою вплести. А на отца Алексия – кого просить, отца Кондрата, что ли? Он на такое предложение и в ухо дать могёт, батюшка наш верой неистовой завсегда славился. Какой же самоубийца к нему пойдёт с просьбой перед зеркалом колдовским постоять? Нет, касатик, тут любящая душа повинна быть. Государь наш – самое то. Почему так сложно и идёт у нас это дело… да можно ли подумать было, что кто-то Ульяну, мёртвую давно, призывать вознамерится да мужа ейного для цели сией использовать?

Я кивнул. Всё это было очень маловероятно. Шахматная партия, просчитанная до мелочей. Боярин Шишкин обещает государю встречу с давно покойной супругой. От Гороха и требуется-то всего ничего – впустить в город человека, способного это сделать. И царь радостно бежит к отцу Кондрату: снимай, отче, защиту с города, ибо на то моя царская воля. Нужный человек проходит в Лукошкино, городит этот странный обряд с зеркалом… просчитывает, опять же, что Горох не сдержится и разобьёт зеркало, возвращая тем самым Ульяну из потустороннего мира в наш. Замечательно.

Плюс к тому Горох всеми силами старается скрыть свои похождения от нас, мы расследуем дело практически вслепую. Мотивы действий наших подозреваемых у меня в голове начали вырисовываться только сейчас, да и те – крайне смутно. Что ещё мне предстоит узнать в ближайшие дни, я и думать боялся.

Поговори с Ульяной – легко сказать. Как?! Её наверняка сторожат покруче царской казны, она единственный ключ к этой армии мертвецов. И – да, как она всё-таки оказалась в подвале? Я помотал головой. Не буду строить догадки, пусть мне об этом кто-нибудь расскажет. Мне до сих пор не хотелось лишний раз вспоминать фокусы движущегося лабиринта.

Размышляя каждый о своём, мы с бабкой вошли во двор отделения. Вечерело, солнце висело совсем низко над горизонтом.

– Батюшка воевода, – сунулся ко мне дежурный стрелец, – Федот, кучер бодровский, вас ужо дожидается. С полчаса как пришёл.

– Отлично, – обрадовался я. – Ну что, бабуль, пойдёмте допрашивать?

– Пойдём, Никитушка.

В тереме мы встретили уже знакомого мне мужика. При виде нас он встал с лавки и поклонился.

– Доброго здоровьичка, батюшка воевода. И тебе, матушка.

– Здравствуйте, гражданин. Присаживайтесь.

Он снова плюхнулся на лавку и принялся мять в руках шапку.

– Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Говорите только правду, это в ваших же интересах. Попытка предоставить следствию ложные сведения приведёт к тому, что вы будете рассматриваться как соучастник преступления.

– Уразумел, батюшка-воевода, – кивнул он. – Спрашивай.

– Куда вы возили вашу хозяйку прошлой ночью?

– А, дык это… барыня среди ночи чойта поднялись, карету закладывать велела. Я ж ить обычно на ночь домой ухожу, от как сейчас, ибо ну чо мне ночью в поместье делать-то? На ночь охрана остаётся, фонарщики и в доме прислуга. А тут вот… удивился я, но раз барыня велит – дык остался и я. Коней запряг, тут она спустилась. А ночь тёмная, токмо одни фонари наши по улице. Выехали мы, стало быть.

– Вас кто-нибудь сопровождал?

– Никак нет, вдвоём мы. От токмо я да боярыня.

– Куда поехали?

– К западным воротам. Зачем – не ведаю, ибо планы хозяйские токмо их касаемы. Ворота прошли быстро, ибо барина да барыню при выезде да въезде стрельцам задерживать не дозволено. Выехали на дорогу.

Я оторвался от записей и искоса взглянул на бабку, она едва заметно кивнула. Значит, всё чисто, не врёт кучер. Замечательно.

– А дале не знаю, что и сказать тебе, батюшка воевода. Вышла барыня да в карету другую пересела. Не наша карета, не из поместья, и кони не наши. И мужик какой-то ими правил. А мне было велено назад возвертаться да спать ложиться, ибо обратно барыню доставят. Я и повиновался. Уехали они, а я подождал немного, да и в город повернул.

– Вы видели, что за вами следят? За каретой боярыни следовали царские стрельцы.

– Не обертался, но слышал, – кивнул Федот. – Но барыня повелела ехать и дурью не маяться, я и…

– Когда ваша хозяйка пересаживалась в другую карету, стрельцы поехали за ней или за вами?

– А чего ты у меня спрашиваешь, батюшка воевода? – удивился он. – Ты б у них самих и спросил.

– Отвечайте на вопрос.

– За ней они последовали, прочь из города. Я назад один ехал, никого боле не видел.

– Убили тех стрельцов, Федот, – подала голос бабка. – Посему у них спросить мы не можем.

– Господи помилуй! – перекрестился кучер. – Да за что ж их, матушка?

– Вот это мы и пытаемся выяснить, – вместо бабки ответил я. – Значит, больше в ту ночь вы вашу хозяйку не видели?

– Истинно.

– А куда она могла ехать, что там находится?

– Земли барина, но сам я там не был ни разу. Ежели ей за город надобно, дык то обычно вдвоём они едут, тогда Демьян везёт. Но вчерась карета не наша была, не из поместья.

– Это я понял. И кучера вы тоже не знаете.

– Ага. Батюшка воевода, ты ежели хочешь знать, куда барыня ездит, дык ты у ей самой спрашивай, ибо коли по делам своим личным ей надобно – она одна едет, верхом. Никому её сопровождать не дозволяет.

Ну да… Маргарита мне всё, конечно, расскажет. Честно говоря, я надеялся, что разговор получится более продуктивный. Не то чтобы Федоту было что скрывать… просто он и сам практически ничего не знал. Боярыня подстраховалась.

– А почему она сама не поехала ночью, а попросил вас отвезти её?

– А дык… сундук у ей был. Небольшой, но к седлу не прицепишь.