Текст книги "Вампиры (сборник) (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Корвин посмотрел на неё и решил, что она не так уж безнадежна, как может показаться при первом знакомстве.

– Именно так всё и началось. И теперь заканчивается. Существо, пригодное к выполнению функции бога для целого мира, невозможно найти среди случайно рожденных. Либо ты веришь в бога, либо создаешь его своими руками.

– Вы хотите создать бога? – Шарлотта боялась все меньше, втягиваясь в рассказ. Её больше не отвлекали ни грохот взрывов, ни скрип дешевых армейских лавок.

– Надеюсь, – Корвин кивнул. – Это лучше, чем то, что есть сейчас. Даже если у меня ничего не выйдет.

– Но как можно создать бога? Мы ведь не можем давать жизнь.

Корвин посмотрел на леди де Бофе и широко улыбнулся. Он был почти благодарен ей за то, что перед самым последним шагом может высказать всё вслух. Это было сродни доисторической исповеди, давно канувшей в небытие. От собственных слов становилось легче. Шарлотта, казалось, понимала это.

– Я начал исследование доработки ДНК с вампиров-синтетиков. Они возлагали большие надежды на программирование личности, мечтая таким образом создать идеальных функционалов. Прирожденных воинов, поэтов, ученых. Программирование выполнялось на примитивном уровне словесными командами или визуальными образами, но основная часть вшивалась в ДНК. Пришлось уничтожить их, но разработки дали начало моему собственному проекту.

– Несколько лет назад в Столице был фестиваль исторической песни, – заметила Шарлотта. Её рыжие волосы – клеймо похуже физического уродства – свободно обрамляли лицо. Она была по-своему красива. Корвин вспомнил, как несколько тысяч лет назад она умоляла его сделать её вампиром вместе с братом. Вцепилась в подол платья и отказывалась отпускать. Все, что он мог сделать – обеспечить ей свободную дорогу до пункта Контрактов. И замолвить словечко, чтобы не отослали из Столицы. Возможно, когда-то он недооценил леди де Бофе. Возможно, переоценивал теперь – это уже не было важно.

– Там пели о голубоглазых вампирах? – угадал Корвин.

Шарлотта кивнула.

– Создать бога не так сложно, как может показаться. Особенно когда ты не можешь поверить в тех богов, что уже есть. Достаточно доступа к центральным серверам Столицы и возможности безопасно проникать в стазис-капсулу Императора. Всё там, внизу, в самом центре этого мира.

– Откуда вы знаете, что это – центр? – удивилась Шарлотта.

– Ниоткуда, – Корвин пожал плечами. – Вампиры, которые часто обращаются к магии крови, просто чувствуют центр. Точку самой высокой концентрации энергетических потоков. Место, куда отправляют… хм, как бы объяснить это тебе.

– Я поняла, – перебила леди де Бофе.

– Итак, мне нужна технология, место и время. Еще немного, и все это будет в моих руках. Останется только проверить теорию на практике.

– Каким он будет? – спросила Шарлотта.

Корвин посмотрел вдаль через крошечное окошко, затянутое дешевым стеклом. Он вспомнил глаза Моргана перед тем, как тот выпрыгнул из люка.

– Таким, каким захочет стать.

26. СМЕРТЬ

Поверхность планеты была похожа на ад. Таким, каким представляли себе его вампиры много десятков тысяч лет назад. Тогда в ходу было осуждение грехов и пороков, а кающиеся пытались отыскать себе лучшее будущее за порогом смерти.

Морган понимал, что в строгом смысле слова не может ничего не понимать. У него не было головы, тела, ни одной объединенной клетки. Атомы, куски непонятной массы.

Система защиты против орбитальных ударов раздробила тело на ошметки мяса и костей еще на подлете. Остатки охраны Императора завершили процесс. Десант древних, отправленных из атмосферы, был стерт в порошок. Буквально, без каких-либо натяжек и преувеличений.

Но они делали это не для того, чтобы остаться невредимыми. Они просто выполняли приказ.

Морган потянулся к частям того, чем был несколько секунд назад. По крайней мере, пока он не чувствовал боли.

«Простейший, наиболее примитивный интерфейс, который через кровь подключается напрямую к сознанию. Переносит его в кровь, понимаешь, Мор?»

Мор не понимал. Пятьдесят тысяч лет он был уверен, что имеет дело с загадочной магией, которую даровала вампирам то ли Смерть, то ли Жизнь, то ли Судьба. На этот счет вампиры разных эпох расходились во взглядах.

«Переброска сознания по принципу голограммы – пока жива одна условная единица, весь организм можно восстановить. Не важно, что с вами сделают на поверхности, до тех пор, пока у вас останется хотя бы одна целая машина, хотя бы одна зацепка, вы сможете вернуть себе первоначальный облик. В случае с другими вампирами может не хватить энергии, но кровь Гааров дает вам полную гарантию. Если говорить сухо и без эмоций, Мор, то вероятность успеха этой операции – сто процентов».

Мор не верил в стопроцентные вероятности. Он был убежденным сторонником теории «одной второй». Что-то либо происходит, либо не происходит. Война приучила его мыслить бинарным кодом.

В пространстве, которое, если верить объяснениям Корвина, образовало сознание, время остановилось. Окружающий мир перестал быть переменной, превратившись в константу. Мор понял, что может потратить на восстановление миллиарды лет, но по ту сторону не пройдет даже секунды.

Он потянулся к воспоминаниям о самом себе – Сиятельный говорил, что воспоминания будут наиболее эффективным триггером.

«Не пытайся представить процесс – это не работает так. Представляй результат, вспоминай, воображай себя таким, каким ты уже был. Машины воспринимают четкие команды. Они не сделают то, что ты сам считаешь невозможным. Тебе просто нужно убедить себя в том, что ты снова жив».

Первое воспоминание, которое пришло на ум – момент расставания.

Морган долгое время считал, что превратился в убежденного эгоиста. Другие древние считали себя альтруистами. Думали, что, раз они защищают кого-то, это означает, что их, в первую очередь, волнует судьба других вампиров. Морган понимал, что приставленный к сердцу кинжал – это не альтруизм. Он возненавидел свое ремесло почти сразу, поэтому быстро научился демонстрировать покорность и участие.

– Я хочу приходить к тебе иногда, – сказал Сиятельный много тысяч лет назад.

Они летели на планетарном транспортнике, похожем по иронии судьбы на тот, что вез их к Дориану в год знакомства. Всё повторялось.

– Не стоит привлекать внимание, милорд, – возразил Мор. Сказать это вслух оказалось сложнее, чем он представлял.

– Я просто сказал, что хочу. Я не обещал тебе сделать это.

Тогда Морган понял, что перестал быть эгоистом. Вместо укола ревности или тени обиды он испытал огромное облегчение. Он был рад, что ему придется страдать, потому что это означало, что Сиятельный будет вне опасности.

– Мор, – Корвин обернулся к древнему и заглянул в глаза. Морган мог на пальцах одной руки посчитать тех, кто заглядывал к нему в глаза. Измененные магией крови, кровью Гааров, возрастом – его глаза выглядели жутко. – В прошлый раз ты не дал сказать мне, но теперь я закончу. Если придется использовать запасной план, я хочу, чтобы ты оставался на своем месте. Я знаю, что мне придется сделать. И я знаю, что мне придется потерять. Но оно того стоит, Мор, и ты это знаешь.

Морган ничего не ответил, но внутри него в тот день поселилась твердая уверенность, которую проще всего выразить было в двух словах: «Я существую».

Он увидел отражение этой уверенности в глазах другого вампира, и это было лучшим доказательством собственной реальности.

Глаза открылись, и Морган понял, что у него снова есть настоящее зрение. Он осмотрелся – вокруг, неравномерно, медленно, однако постоянно проявлялись фигуры других древних.

Мор подумал, что у этих вампиров в жизни тоже был кто-то, кто поверил в их реальность. А потом, чувствуя укол ревности, которого ждал столько лет, понял, что этим существом для всех них стал Корвин.

Вместе с облегчением от того, что их операция не оборвалась в самом начале, он почувствовал, как подкатывает к горлу тошнота. Удушающая, неприятная – она подталкивала его к мыслям, которые всегда бродили на периферии, но никогда не подбирались так близко к сознанию. Он гнал их, потому что они были вредны, но теперь мозг работал иначе.

Знал ли Корвин о том, что произойдет, если восстановить себя из единственной «клетки»? Знал ли он, насколько иначе будут воспринимать окружающий мир испытавшие смерть древние существа.

Морган видел перед глазами лицо Элджерона, которого искренне хотел спасти чуть больше года назад. Это было красивое, выточенное из фарфора и обрамленное антрацитовыми нитями лицо.

– Хорошо, что ты уже сдох, – прошептал Мор.

Он осмотрелся еще раз. Обострившееся до предела зрение позволяло заметить недоумение на лицах других вампиров. Все они менялись. Невозможно умереть и вернуться к исходной точке. Что-то в механизме работы «машин» Корвина осталось неучтенным. Что-то важное, чему Морган не мог пока подобрать подходящего слова. Не мог и не хотел.

Его желание было предельно четким, одно единственное, оно заполняло все сознание:

– Ты будешь только моим.

Он широко улыбнулся и приложил запястье к собственным губам. Магия крови, чем бы она ни была на самом деле, выполняла желания. Меняла пространство, вещество, позволяла обогнать время. Но тело вампира, созданное из тела смертного, реагировало на каждое такое действие болью.

Защитный механизм, встроенный в них, чтобы не допустить слишком безрассудного использования колоссальных потоков энергии, собранных «машинами» в теле. Сиятельный считал, что боль является необходимой частью магии крови. Позволяет адекватно оценивать «планируемое воздействие».

Сиятельный просто не понимал, что иногда боль не имеет никакого значения. Особенно когда «планируемое воздействие» находится за пределами воображения большинства.

– Только моим, – повторил Морган и направился к первому вампиру на своем пути.

27. ВСЕГО ЛИШЬ ГОД

Лейтенант Гильермо Фрейдман семидесяти одного года от роду сидел за казенным армейским столиком казармы, на котором разложил всё своё имущество, нажитое за годы отличной учебы и службы.

Кортик.

Рукоять из настоящего дерева была простой, гладкой, по-военному лаконичной. Лезвие выглядело безобидно, но вполне годилось для того, чтоб удивить противника в рукопашной. На полноценную дуэль, конечно, не хватит, ну так Гильермо Фрейдман не в том чине, чтоб претендовать на полноценную дуэль.

Он смотрел на кортик, разглядывая блики от яркого освещения казармы. Вокруг туда-сюда сновали офицеры и рядовые в одинаковой форме. Гильермо понял, что быстро сойдет с ума, если не найдет способ отвлечься, поэтому достал из закромов походной сумки свое сокровище и наслаждался воспоминаниями.

Кортик подарил ему Итан, наставник Академии Имперской Службы Безопасности, где много лет назад, в прошлой жизни, Гильермо постигал азы профессии следователя. Пройти через школу федералов позволяли далеко не всем контрактникам, только лучшим из лучших. Отобранным после тяжелых физических тестов, разнообразных формуляров оценки интеллекта, испытаний мозгоправов. Гильермо прошел все это, поступил в Академию и стал прекрасным винтиком в красивом механизме, который все еще по-старинке некоторые называли «Федеральной полицией».

Давным-давно, в те времена, которые не помнил никто из живущих ныне вампиров (а если нашлись бы такие, Гильермо все равно не поверил бы в их существование), Империя была Федерацией Независимых Космических Сил – «Феникс». Затем на смену демократическому строю пришел имперский, и хотя причины таких перемен давно забылись, оставались еще в памяти людей словечки или пословицы, которые отправляли ко временам «Феникса».

Гильермо разглядывал кортик и гадал, когда было лучше жить. Тогда или теперь?

Оружие дарили в торжественной обстановке сразу после публикации табеля успеваемости в ведомостях военной биржи труда. Гильермо уже получил два предложения через стандартный интерфейс Сети, но развернуть их и прочесть времени не было – Итан велел при параде явиться в центральный зал Академии.

Присутствовал кто-то из аристократии. Гильермо в партер не заглядывал – было страшно. Итан вручил ему кортик и сказал напутственное слово. Теперь, сидя в казарме на забытой богами планетке, Гильермо пытался вспомнить это слово. Что же там было?

Про долг и честь?

Вроде бы, нет.

Про стремление к успеху?

Нет, снова не то.

Гильермо закрыл глаза и представил себе центральный зал Академии во всей красе. Сияющие факелы настоящего освещения. Бархатная обивка кресел. Тяжелая драпировка из многослойного шелка. Благовония, песни птиц. Центральный зал был оформлен так, как если бы в Академии учились аристократы.

– Постарайся найти достойную цель, – Итан протягивает ладонь, в которой зажат Кортик.

Фрейдман резко открыл глаза и вдохнул поглубже. Воспоминание было настолько живым и ярким, что казалось реальностью.

Раньше, когда он пытался вспомнить что-то, у него выходило тускло. Образы были размытыми, а голоса или запахи он и вовсе не мог различить. Теперь, после того, как он попробовал крови Гааров, после того, как провел целый год возле древнего… Теперь вспоминать было намного проще.

Острие клинка было совсем узким, лезвие плавно сжималось в тонкую полосу от рукояти. Изящный, красивый подарок. Изящные, красивые слова.

Гильермо вдруг расхохотался. Вампиры в казарме испуганно покосились на него. Для них он был теперь младшим Моргана. Они сторонились его и старались лишний раз не беспокоить. Гильермо, вечно считавший себя самым обычным вампиром, вдруг оказался изолирован ото всех. Для аристократов он был слишком «простым», для вампиров-контрактников – слишком «загадочным».

Рядом с Морганом все это казалось неважно, но теперь, когда старший находился в нескольких мирах к Центру, собственная инаковость давила к земле. Оставалось только сидеть и ждать, а этого Гильермо не любил с самого детства. Потому и пошел заключать Контракт.

Он вспомнил, как встретил Моргана впервые. В камере, истощенного, безразличного, полуживого. Древний вампир выглядел жутко и внушительно. Потом произошло так много событий, что Гильермо перестал следить за метаморфозами старшего. Понял для себя, что Морган умеет быть пугающим или привлекательным, в зависимости от настроения и ситуации.

Почему-то вместе с Морганом он всегда вспоминал Дориана. Гильермо казалось, что именно слова придворного ученого заставили всем довольного, покорного следователя пойти на отчаянный шаг. Если бы Дориан не достучался до Фрейдмана, наверное, все обернулось бы совсем иначе. Осознавать это было одновременно приятно и жутко. Гильермо чувствовал себя крошечной песчинкой, которой довелось упасть на чашу весов последней. И хотя на этой чаше уже была целая гора песка, именно падение лейтенанта Фрейдмана привело к тому, что теперь флот Корвина Сиятельного летел осаждать Столицу.

– Эй, есть минутка?

Гильермо обернулся на голос и увидел возле входа в казарму Гилхарда.

Они смотрели друг на друга очень долго. Гильермо думал, что всего год назад Гилхард не видел в молодом вампире-контрактнике ничего особенного. Считал обузой. И теперь, спустя такой короткий срок для этого древнего аристократа Гильермо – единственное существо, с кем можно поговорить.

Наконец, Фрейдман встал со скамейки, убрал кортик в ножны и пошел к древнему. Вампиры в казарме зашептались, Гильермо усилием воли заставил себя не слышать их болтовню. Себе дороже, ничего хорошего о таких, как он, они не скажут.

Подстилка, неженка, выскочка – и это если очень повезет.

Удивительно, но всех их в этой колоссальной миссии объединяло только одно: иррационально сильная и беззаветная преданность Корвину. Гильермо пришлось находиться возле Сиятельного несколько месяцев, чтобы понять, что к чему. Поначалу он видел только блондина с патологической тягой к красивой одежде.

– В штаб Внешнего Сектора отправили шифр, – тихо сказал Гилхард, когда они пошли по коридору. Здесь можно было затеряться в потоке занятых вампиров. До них никому не было дела.

– Началось? – спросил Гильермо, уже зная ответ.

– Высадка прошла успешно, им удалось перебросить отряды с минимальными потерями. Следующий контакт через два часа. Буду держать тебя в курсе.

Фрейдман не стал спрашивать, почему. Он знал, что из безликого винтика превратился для Гилхарда в удивительно важное существо. Просто из-за того, что внутри него теперь текла кровь Моргана.

Интересно, есть ли у Мора другие младшие? Много ли их? О чем они сейчас думают?

– Я бы хотел быть там, – продолжил Гилхард, несмотря на то, что собеседник молчал. – Хотелось бы увидеть все это своими глазами.

– Нет, мне и здесь неплохо, – отозвался Гильермо и захохотал. Натужно и вяло, чтобы как-то разрядить обстановку. В Академии они часто делали так перед экзаменами.

Гилхард шутки не понял. Лицо его было мрачным, а шаги – обреченными. Он будто знал что-то такое, о чем не хотел говорить Гильермо. Фрейдман разглядывал это лицо, красивое и правильное, и гадал, каково это – когда ты отыскал старшего, считая, что тот давно погиб. Ему вдруг стало жутко любопытно.

– Гилхард, скажи, а ты… ты теперь снова его младший?

По бровям, сошедшимся на переносице, по напряженным мышцам на скулах, по дыханию, по дернувшимся пальцам в дорогих кольцах Гильермо понял, что Корвин не вернул то, что у них отняли много тысяч лет назад. Ответ уже не был ему нужен, но Гилхард все равно сказал:

– Нет.

Они шли дальше. Гильермо захотелось, чтобы их путешествие стало бесконечным. Чтобы они шли вот так по коридору до тех пор, пока не вернутся из Центра Морган, Корвин, Шарлотта и ее забавный брат.

– Скажи, ты сам попросил Мора обратить тебя второй раз?

Фрейдман пожал плечами. Потом отрицательно помотал головой. И снова пожал плечами. Он не знал ответа на этот вопрос. Конечно, освобождая Моргана, он подозревал, что начнется драка, и был твердо убежден, что с карьерой после такого «подвига» придется расстаться. Но знал ли он, что древний вампир отплатит за свободу обращением? Нет, конечно. Может быть, только надеялся.

– Дориан сказал тебе освободить его, да?

Фрейдман кивнул.

– Дориан очень умный вампир. Я всегда доверял ему. Если кто и мог разобраться в истории этой клятой Империи, так это Дорри. Хорошо, что ты послушал его совета.

– Я тоже не жалею, – Гильермо улыбнулся. Он действительно рад был вспомнить, с чего все началось. И благодарен, что может разделить этот рассказ с тем, кто хорошо знаком с участниками. Очень быстро Фрейдман понял, что быть аристократом, даже в таком вот «урезанном», странном подобии, которое досталось ему, означает одиночество.

Должно быть, настоящим аристократам. Вампирам вроде Корвина или Гилхарда. Тем, кто много тысяч лет провел при дворе, на вершине иерархии Империи. Должно быть, им было отчаянно одиноко.

– Знаешь, поначалу я не верил Мору, – признался вдруг Гилхард. – Он жутковатый. Когда он стал часто вертеться возле Корвина, я подумал, что это может доставить проблемы. Я бы и теперь ему не доверял.

– Но доверяешь?

– Раз он отплатил тебе за свободу такой монетой, думаю, в глубине души он очень добрый. Куда добрее, чем все мы вместе взятые. Ты ведь понимаешь, что он подарил тебе?

Гильермо улыбнулся и кивнул. Конечно, он понимал. Пусть быть младшим бывшего заключенного и не означало особых привилегий в обществе, зато в его распоряжении теперь была огромная сила. Оставалось только разобраться с этой силой, а уж потом – потом все зависело бы только от него самого.

Фрейдман задумался о том времени, когда Морган вернется. Подумал, что было бы неплохо приготовить ему что-то в подарок. Какую-нибудь мелочь, но такую, чтобы это запомнилось. Отыскать где-нибудь красивую планету или раздобыть занятный минерал – не важно. Ему захотелось сделать что-то хорошее, хоть как-то отблагодарить древнее существо.

Он закрыл глаза и потянулся мыслями к старшему, чтобы получше вспомнить знакомый образ. Это было несложно. Пожалуй, во всей магии крови, которой Гильермо и не обучался-то толком, возможность воспроизводить в точности образы знакомых вампиров была самым простым фокусом. Потом, вспомнив, Гильермо мог делать со своей мыслью все, что угодно.

– Эй, ты заснул?

Голос Гилхарда доносился издалека.

Гильермо потянулся еще чуть-чуть. Самую малость. Просто чтобы снова понять другое существо.

И тогда, широко раскрыв глаза от ужаса, он увидел то, к чему тянулся.

28. БЕСПОЛЕЗНЫЙ

Сирена продолжала действовать на нервы. Гилхард понимал, что для лучшей координации, для быстрого реагирования сирена была оптимальным вариантом оповещения. Один сигнал – подготовка к боевому режиму корабля. Два сигнала – противник заходит в зону досягаемости ЭМИ. Три сигнала – боевая тревога.

Методичные «тройки» напоминали Гилхарду, что они направляются в неизвестность. Он уже слышал такие сигналы раньше. Во времена войн с Гаарами боевая тревога была обычным делом. Но тогда он был младшим Корвина. Тогда он мог за долю секунды выяснить причину сигнала. Понять, что ему нужно делать. Отреагировать и успокоить нервы.

Теперь, сидя на скамейке в отсеке десанта, подготовленного для высадки в условиях атмосферы, он ощущал свою никчемность. Сидящий рядом с ним Гильермо лучше представлял себе, в чем дело, хотя, кажется, это ничуть не помогало ему. Он дрожал, как листок на ветру, дышал слишком часто для подготовленного к войне вампира, а разговаривать с ним было практически невозможно.

– Скорей-скорей, – судорожно шептал под нос лейтенант Фрейдман, и за одно это Гилхард ненавидел его от всей души.

Возможно, таким был для Корвина Элджерон? Возможно, поэтому, несмотря на масштаб плана и все приготовления, именно драгоценной Феей пришлось пожертвовать? Потому что тот отрекся от Сиятельного через какую-то сотню лет. Гилхард представил себе, сколько времени нужно Гильермо на то, чтобы отречься от своего старшего.

Важно ли оставаться связанным кровью, чтобы быть бесконечно преданным?

Гилхард сжимал кулаки до боли в пальцах и твердил про себя, что не предаст Корвина даже несмотря на то, что больше не чувствует его крови в себе. Пусть они не связаны древней магией, пусть даже никакой древней магии, по словам Сиятельного, никогда не существовало – не важно. Гилхард останется верен своему старшему, несмотря ни на что. Двадцать тысяч лет – разве может что-то измениться?

– Мы не успеем, – бормотал Фрейдман.

Гилхарду захотелось ударить его. Молодой вампир вел себя как отправленная на Охоту смертная, обреченная умереть. Чужое волнение передавалось невольно, но Гилхард продолжал убеждать самого себя, что никакие события не повлияют на его верность. Что бы ни происходило теперь в Столице – не важно. Он сделает для Корвина всё.

***

Сквозь узкие стекла отсека было плохо видно, что происходит на орбите. Гилхард решил, что лучше всего отправиться вниз с первой группой, а потом разбираться на месте. У него под рукой был Гильермо, и хотя ко времени прибытия на траекторию посадки Фрейдман был больше похож на мертвого человека, чем на живого вампира, все же в том, что лейтенант сумеет найти на планете своего старшего, сомневаться не приходилось.

– Приготовься к тряске.

Фрейдман кивнул на это замечание, но в результате дрожал еще испуганнее, а его взгляд стал окончательно похож на выражение лица Николаса, когда тот потерял способность управлять собственным разумом.

Гилхард быстро привязывался к другим младшим Сиятельного. Он искренне радовался за них и готов был разделить с ними любую боль. Когда Николас начал терять контроль над собой, Гилхард пытался помочь разговорами, но безумие магии крови оказалось сильнее его усилий. В конце концов, общаться с господином де Бофе мог только Корвин. Гилхард смотрел на трясущегося Гильермо и надеялся, что помешательство временно.

Поверхность встретила их пронизывающим ветром и характерным запахом гари, которые неизменно сопровождали любую высадку на подвергшуюся орбитальным ударам планету. Всего год назад он уже видел похожее зрелище. В день, когда Морган сказал ему, что существует некий план, по которому Гилхарду лучше всего на время спрятаться.

Теперь так выглядела Столица.

– Туда, – Гильермо указал дрожащей рукой направление. – Они близко.

Гилхард вместе с небольшим отрядом десанта направился в указанную сторону. Гильермо бежал следом. Он отставал, но не слишком сильно, вероятно, сказывались полученные от Моргана силы и страх, подгоняющий вперед.

Бежать было легко, хорошее настроение постепенно возвращалось к нему. Здесь, сейчас он снова был полезен и знал, что нужно делать. Впервые за последние недели Гилхард почувствовал, что делает нечто важное.

29. ПЕРЕКРЕСТОК

Дориан осторожно следовал за отрядом, к которому его прикрепили на время срочной операции. Оставаться на орбитальном комплексе было опасно – все силы стянули на поверхность Столицы. Вампир едва успевал за древними, обученными действовать к экстремальных условиях. Сейчас он как никогда раньше ощущал себя другим. Пока он жил в Столице, пусть даже в условиях добровольного затворничества, Империя казалась ему идеальным механизмом: наиболее сильные и мудрые управляют теми, кто недавно прошел свое Обращение, а те, в свою очередь, помогают человеческим колониям развиваться. Теперь, ступая по развалинам того, что раньше было Императорским Дворцом, Дориан чувствовал, что внутри слаженного механизма образовалось слишком много лазеек и трещин.

Грохотало, сверкало, отовсюду доносилась отвратительная вонь горелого пластика и впустую потраченной крови. По обрывкам разговоров древних он понял, что впереди ожидает нечто из ряда вон, хотя для него «из ряда вон» началось с того момента, когда он в полной мере осознал: эти развалины, эти камни, песок и горы пепла – это было Столицей.

Разглядеть что-либо за потоками летящего в воздухе песка, тумана и гари было невозможно, он надеялся, что не потеряет из виду свой отряд, а мысли, как назло, улетали все дальше от реальности. Словно оставаться в таком мире им было неуютно.

Не комфортно.

Дориан зацепился за слово и дал себе возможность думать о чем угодно, кроме разрушенного центра Империи. Он бежал, автоматически переставляя ноги.

Молодые вампиры проходили жернова придворных интриг, если им удавалось добиться расположения одного из аристократических кланов. Контрактников забирала в свои объятья война или государственная служба – поди пойми, что лучше. Показательный пример с Гильермо Фрейдманом все еще был перед глазами. Мальчишке повезло, он не полетел на дальние рубежи отдавать свое бессмертие в пустяковой и бессмысленной попытке Министерства Войны оттеснить Гааров еще на один сектор. Его не отправили на унизительную работу в увеселительное заведение. Он попал в Академию и даже был удостоен чести получить наградное оружие после выпуска. Помогла ли ему удача, спасло ли трудолюбие? Дориан невольно обернулся, словно мог прямо сейчас увидеть у себя под ногами труп молодого вампира.

Те, кто выживал, подобно Гильермо, подобно самому Дориану, получали значимые посты в Империи. Много тысяч лет назад Дориану предложили место в Архиве. Конечно, сыграли роль его отношения с наследником. С тем, кто тогда был только наследником, и только впоследствии прошел обряд Коронации. Давным-давно он был наследником, и он замолвил словечко перед отцом, и Дориана отправили в Архив. Сказочная удача.

Сотни лет за древними манускриптами, долгие часы работы с современным интерфейсом. Дориан изучал историю Империи. В его задачи не входило совершить какие-то конкретные открытия или разобрать какое-то количество рукописей. Он был под надежной защитой наследника.

Так оно и происходило. Молодому вампиру поручали важное дело только если кто-то наверху мог поручиться за его надежность. Ну, а затем эта порука играла против обоих участников. Дориан исследовал Гааров. Погрузился в чтение и составлял отчеты почти не думая. Кто читал их? Кто узнал, что Гаары во время первых контактов проявляли признаки разумности?

Корвин. Разумеется, Корвин Сиятельный, тот, кто теперь превратил Столицу в руины.

Если бы ситуация сложилась иначе, если бы Дориан был простым архивистом, а Корвин – обычным офицером, они могли даже не познакомиться. Их нагрузили бы работой так, что ни один, ни другой не смогли бы оторваться даже на минуту.

Но все было так, как было. Дориану нравилось разглядывать историю под таким углом, не слишком погружаясь в размышления об альтернативах. Все было так, как было.

Корвин Сиятельный мягко подтолкнул Дориана к идее исследовать Гааров, а затем, в качестве эксперимента, принял решение исследовать древних существ лично.

Конечно, Дориана не отпустили присутствовать при эксперименте – придворный ученый должен быть при дворе. Возможно, тогда Корвин и познакомился с Морганом. Возможно, уже тогда они о чем-то договорились.

Новые исследования, новые архивы, новые манускрипты – Дориан начал подбираться к тайне Гааров. Никому, кроме него, это было не интересно и не важно. Случайно? Или Корвин Сиятельный следил за происходящим в Столице уже тогда?

Гаары были разумны, и это не подвергалось сомнению исследователями древности. Некоторым вампирам удавалось успешно вступить в контакт с ними. Кое-кто пересказывал архивистам подобие диалогов. Гаары не могли говорить, но их жесты выглядели более чем осмысленно.

Дориан пришел к неожиданной теории, которая выглядела немного безумной, но нашла одобрение у Сиятельного. Давным-давно, в такое время, которое никто из живущих уже не может представить, Гаары выглядели иначе. Они способны были общаться по-другому, не только жестами. Иначе они не смогли бы понимать язык тех вампиров, которые обращались к ним спустя миллионы, миллиарды лет. По какой-то причине они запомнили этот язык, хранили его в памяти.

– Они могли быть вампирами, – сказал Дориан однажды во время приема знатной особы при дворе. Корвин внимательно слушал, но не выказал особого энтузиазма. Только выдавил из себя вежливую улыбку.

Возможно, на самом деле его реакция была совсем другой.

Что, если Гаары когда-то действительно были вампирами? Что, если кровь Гааров – древних, невероятно, немыслимо древних вампиров – была для остальных чем-то вроде катализатора? Сколько вампиров участвовало в эксперименте Корвина? Сколько участвовало на самом деле, а не по отчетам, представленным в столицу?

Где нашел Корвин осколки формул, сковывающих тела древних защитников?

Дориан бежал, надеясь, что успеет задать эти вопросы лично. Он больше не видел Сиятельного преданным стражем Империи. Только не теперь, когда Столица была разрушена, а Император после такого количества магических выбросов, должно быть, потерял разум. И все же Дориан должен был выяснить правду. Чтобы оставить ее в неизменном виде для тех, кто будет жить после них.