Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 46 страниц)

16 мая (минус 13 дней), время – 20:50.

Заканчиваем с СунОк вечернюю разминку. Сестрица подбирается в шпагатах до отметки в минус пятнадцать сантиметров. Внатяжку, но уже может встать на мостик из положения стоя. Обратно пока не получается, над этим сейчас и работаем.

– Юна, ЧжуВон приехал! – кричит из-за двери мама.

– Мы сейчас закончим, мама! – приехал и приехал, что такого? Вчера уехал, сегодня приехал, соскучиться не успела.

– Давай, СунОк, напрягись! – сама я распласталась в такой невероятной позе, что у сестрицы до сих пор глаза расширяются. Хотя видит это далеко не в первый раз. Сама она из положения лёжа вниз лицом выбросить вперёд ногу над спиной так, чтобы она носком касалась пола перед головой, не может.

– Попробуй пальцами оттолкнуться хотя бы на сантиметр, – советую я, замерев в своей позиции, – как бы попрыгай немножко на пальцах.

Сестрица со скрипом пытается выполнить мои мудрые тренерские указания. Надо бы её простимулировать. Меняю свою ногу и командую, добавив металла в голос:

– А ну, упирайся по-настоящему! Нечего себя жалеть! Не переломишься, отрывайся от пола, кому говорю!

Давно поняла, что ученик должен бояться тренера и учителя. Лучше если при этом любит наставника, но без страха ничего не получится. Вот и сейчас, стоило на неё прикрикнуть, как дело пошло. Сначала на пол-сантиметра, а вот уже на сантиметр отрывается.

– Ещё пять раз и отбой!

Через несколько секунду, на счёт «пять», СунОк со стоном валится на пол.

– Молодец! Бросай песчинку! – ещё одна моя методическая задумка. Я принесла мешочек крупозернистого песка, теперь после каждой тренировки СунОк бросает одну песчинку в стеклянную бутылочку. Одну утром, другую вечером. После внедрения такой формы учёта, она больше никогда не пыталась филонить. Потому что прогул наказывается изъятием двух песчинок. Не важно, по уважительной причине или нет. Очень дисциплинирует. Никому не хочется в ускоренном темпе лишаться достигнутого прогресса. Сейчас сестрица бросает тридцать вторую песчинку.

– Мы не с первого дня песчинки копим, – бурчит сестра, – там надо не меньше тридцати штук добавить.

– Считаем это за нулевой уровень, – не уступаю я, – к тому же тогда у тебя и пропуски были. Как бы убавить не пришлось.

СунОк вздыхает, глядя на скудненькую жалкую кучку на дне бутылки. Надо бы простимулировать девушку…

– Как сможешь выйти из мостика – премирую тебя пятью песчинками сразу.

Не могу удержаться от смеха, видя, как засияло лицо СунОк. Как иногда мало надо человеку для счастья!

Когда выхожу из комнаты сестры, накидываю халат после секундной задержки. Это я отгоняю прочь хулиганскую мысль показаться перед Чжу в своём гимнастическом наряде. В тёмно-синем закрытом купальнике в сочетании с чёрными колготками одним своим видом могу с ног сбить. От светлых тонов давно отказалась. Тёмное или чёрное действует безжалостно и предательски, выпячивая малейшие недостатки фигуры или движений. Не прощает тёмный облегающий наряд ошибок. Как раз то, что нужно. СунОк одета примерно так же. И сама она на себя в зеркало смотрит с изрядной долей скепсиса. Не совсем она права, фигурка у неё заметно изменилась в лучшую сторону. Но рядом я, она непроизвольно сравнивает себя со мной. Ещё один стимул для развития.

Выхожу в халате и понимаю, что моё хулиганство всё равно не прошло бы. ЧжуВон на кухне, его там мама ужинает. А мне только до спальни и переодеться в свои любимые футболку и шорты.

– Аньён, Чжу, – дежурно, ну почти дежурно, целую его в щёку, – Мама, опять ты его балуешь?

ЧжуВон приканчивает дымящую дурманящим ароматом кучку риса с мясом. Вернее, это кучка мяса, приправленная рисом. Наливаю себе чай, сама я есть не собираюсь. Мы с СунОк после шести не едим, хотя мне можно. Я из солидарности не ем, чтобы сестре было не так тоскливо.

– Докладывай, – требую я. ЧжуВон отодвигает пустую тарелку и берётся за компот. Это моё новшество в семейном меню ему нравится.

– Всё в порядке, Юна. Записывай ещё один цент в копилку. Тебе горячий привет от ХанЫль. Что у нас дальше? В Японию надо лететь?

– Не надо, – я ухожу и возвращаюсь со смартфоном. Звоню.

– Привет, Намиэ! Как у тебя здоровье? – Амуро-сан щебечет так бодро, что я и без её уверений понимаю, что всё у неё в порядке. После обязательных и приятных вступлений приступаю к делу.

– Намиэ, нам нужен микроавтобус. Примерно двенадцатиместный, не считая водителя. Какую фирму порекомендуешь?

– Тебе для ролика? – мгновенно выдаёт своё внимание к моим делам подружка, – Я думаю, «Мицубиси» наилучший вариант.

– А ты можешь подослать ко мне людей из этой фирмы? Мне могут понадобиться какие-то изменения в базовой конструкции. Если сговоримся, заключим контракт. Только нам надо быстро, времени почти нет.

Намиэ мне всё обещает, мы прощаемся.

– Вот и всё, Чжу. Сами приедут и сами машину подгонят. А ты договоришься обо всём.

После чая все уходим в общую комнату. Есть ещё минут двадцать посидеть всей семьёй вместе. С одного бока у меня ЧжуВон, с другого – Мульча.

Неизвестно где, неизвестно когда + двадцать один час. Эпизод 7

Довольно просторная тюремная камера, в виде пенала. Двухместная, но второе спальное место демонтировано. На освободившемся участке стены с «комфортом» в средневековом стиле за руки и ноги прикован «ЧжуВон». Пиджак, вернее его обрывки, с него в процессе «размещения» сняли. Сейчас он был в относительно целой рубашке.

Вся эта картина по всему доставляет огромное наслаждение синеглазой девушке в военной форме, разместившейся на одноместной кровати. Откинувшись на железную дужку и закинув одну ногу на одеяло, девушка откровенно сияет на прикованного парня. «ЧжуВон» мрачно зыркает то на неё, то оценивающе на вбитые в стену штыри.

– Вот так ты и провисишь ещё пол-суток, – торжественно объявляет сангса, – Только потом отпустим. Не хотел подождать в комфорте, значит, так повисишь.

– Пытки запрещены в нашей стране законом, – хмуро смотрит на неё «ЧжуВон».

– А пытки ещё не начинались, – весело сообщает девушка, – я пока в раздумьях, чего бы с тобой сотворить, глупый мажорчик.

– А не боишься, что потом тебя отловят и сделают с тобой то же самое?

– Не, мажорчик, не боюсь, – радостно хихикает сангса, – Я сейчас приведу своих девчонок, они сдерут с тебя штаны и посмотрят, за чем это так гонялась та толпа сумасшедших. Если ты сделаешь так же, то попадёшь под статью о сексуальных домогательствах и насилии над женщиной.

– А вы, получается, не попадёте? – ехидно осведомляется «ЧжуВон».

– Нет, мажорчик. Девочки из военной полиции, имеют право проводить доследственные действия. Надо же выяснить, за каким-таким чудом гонялись те дуры, – сангса откровенно потешается.

Она потешается, и «ЧжуВон» это прекрасно понимает, но холодок в груди появляется. Ему и в самом деле заявлять о таком «насилии» будет не с руки. Засмеют на всю страну.

– Они не за этим гнались, – недовольно отвечает он, – Им всё равно, что там у меня и какого размера. Их размер моего наследства интересует.

– Ёксоль! Я и забыла совсем! Два миллиарда, надо же! Магия больших чисел, не иначе, – девушка издевательски фыркает.

Как «ЧжуВон» ни старается, уловить фальшь в её словах не может ни на грамм. Ей что, и в самом деле, всё равно? – глаза парня светятся огромным недоверием.

– Давай, госпожа сангса, расскажи мне, что на тебя такая магия не действует, – сарказма в тоне через край. Что совсем не смущает сангсу.

– Не действует, – подтверждает она, – Ни на кого не действует, у кого мозги есть. Это не ты владеешь двумя миллиардами. Это твои миллиарды владеют тобой и имеют тебя, как хотят. Во всех позах и разной последовательности.

– Неприлично девушке так выражаться, – «ЧжуВон» находит, к чему прицепиться. Но сангсу так просто не собьёшь.

– Мажор-оппа, я давно в армии, а здесь не принято ходить вокруг да около. Все говорят прямо, кратко и максимально понятно.

– Слышу, что грубо, но ничего не понятно, – упорствует парень.

– Потому что ты глупый мажорчик, – девушка встаёт, берёт с тумбочки дубинку. Начинает прохаживаться рядом, играя ударным инструментом, как бы примериваясь, куда и с какой силой врезать. «ЧжуВон» поначалу смотревший настороженно, слегка расслабляется. Ни одна имитация удара не перестаёт быть таковой.

– Ты глупый мажорчик, – продолжает сангса, красиво размахивая дубинкой, – Можешь ты потратить якобы свои два миллиарда на что хочешь? Нет, не можешь. Они вложены в предприятия, ценные бумаги, акции. Это ты будешь обязан заботиться о них, положишь жизнь на то, чтобы они прирастали. Ты будешь находиться на службе якобы своих денег. Они распоряжаются твоей жизнью, а не ты ими.

– А ты, выходит, своими деньгами распоряжаешься лично и как хочешь? Аж несколькими десятками миллионов вон, – откровенно издевается «ЧжуВон». Сангса останавливается, мерит парня долгим взглядом.

– Попробуй ещё раз. Ты же должен с первого взгляда понимать, сколько человек имеет. Иначе, какое ты высшее общество? Так, глупый недоучка. Условие мягкое: плюс-минус пятьдесят процентов. У тебя три попытки. Не угадаешь, врежу, – девушка хлёстко, аж с гудением, режет воздух дубинкой перед лицом парня.

– Неужто целых сто миллионов вон? – издёвки в тоне не убавляется, – Я, конечно, могу оценить примерный капитал любого человека, но ты пойми правильно. Нам всё равно, сколько у тебя, десять или сто тысяч долларов, или даже миллион, если у тебя их меньше десяти. Мы просто разницы не чувствуем.

– У тебя последняя попытка, – хладнокровно отвечает сангса, – напряги мозги, если они у тебя есть, мажор-оппа.

– А-д-ж-ж-ж… возможно три-четыре или даже пять миллионов долларов у тебя есть. Всё-таки внешность модельная, глаза редкие… а-х-с-с-с-с…

Сангса делает неуловимо быстрый выпад дубинкой тычком. Прямо в солнечное сплетение и выдохнуть перед ударом «ЧжуВон» не успевает. И вот ехидная девица наслаждается зрелищем задыхающегося парня.

– Не угадал, – равнодушно информирует девушка, когда он с трудом восстанавливает дыхание, – Причём мои капиталы превышают установленный тобой лимит в десять миллионов долларов. Так что твоя отговорка не работает, мажор-оппа.

Девушка ещё раз прошлась по камере, то ли пританцовывая, то ли исполняя какой-то неведомый прикованному боевой комплекс. Останавливается прямо напротив.

– А теперь скажи мне, паршивец-оппа, как ты посмел коснуться меня без моего разрешения?! – её глаза нестерпимо блестят синим светом. Так ярко, что парень жмурится. Сангса меж тем крепко берётся за отворот рубашки и резко рвёт вниз. Затем треск разрываемой ткани повторяется, обнажая торс молодого человека.

Девушка приближает к нему своё пышащее яростью лицо. У парня слегка расставлены ноги, девушка в ботинках на толстой подошве, так что она смотрит ему глаза в глаза. «ЧжуВон» непроизвольно отворачивается. И тут ему в шею впивается вампирский укус. Парень вздрагивает всем телом, бьётся, пытается вывернуться, но бессильно обвисает.

Глава 28
Взлёт

КНДР, горный массив, 25 км строго на восток от городка Кильччу

14 мая (минус 11 дней), время 19:30.

На высоком холме, таком высоком, что ему можно присвоить гордое звание горы, стоят двое. Молодой мужчина и девушка. Рядом громоздится нечто с каркасными крыльями, обтянутыми тёмной тканью. Опытный глаз сразу признает в нелепо выглядящей на земле конструкции дельтаплан.

– Что-то мне страшно, оппа, – говорит девушка.

– Не бойся, – успокаивает мужчина, – Относись к этому, как к приключению. На многих мировых курортах то, что мы сейчас сделаем, туристам за деньги предлагают.

– Правда? – девичьи глаза смотрят с непонятной надеждой.

– Правда, ДжиЛин. Мы ещё съездим в эти места.

Мужчина ласково приобнимает спутницу. Говорить о вероятности того, что по ним могут открыть огонь, он не стал. Да и величина той вероятности была так себе.

– Давай посидим, закатом полюбуемся, – ХанГи усадил девушку на небольшой валунчик, вытащил из рюкзака термос, разлил по стаканчикам горячий чай. Сам уселся рядом по-турецки.

– А чего мы ждём? Темноты?

– Да. Ночью нас никто не увидит. А после заката с этого склона, – он показал рукой, – вверх идёт восходящий поток воздуха. Мы его оседлаем, поднимемся метров на триста и полетим в сторону моря.

– А если в море нас не встретят?

– Кхе-х… ну, что ж, тогда полетим на юг, может, наткнёмся на какое-нибудь судно, идущее в сторону Южной Кореи.

– А если не наткнёмся?

– Тогда сами полетим к берегу. Придётся лететь километров триста, то есть часов шесть-восемь.

– А если…

– А если я тебе сейчас подзатыльник дам? – ХанГи хоть улыбается, но решает прекратить нагнетание глупых страшилок. Девушка замолкает, а то вдруг реально затрещина прилетит.

Там же, через полтора часа.

– Пора, – ХанГи подходит к дельтаплану, всё проверяет. Девушка стоит рядом. Затем по команде мужчины они оба впрягаются, поднимают аппарат. ХанГи включает мотор, пока они здесь, их никто не услышит. Погранзона только через полтора километра.

Пара разгоняет дельтаплан под уклон, мотор добавляет тяги, и аппарат быстро отрывается от склона. ХанГи летал второй раз в жизни и при посадке в первом полёте аппарат немного помял. Инструктор, товарищ Пак, – как догадывался ХанГи, оттуда, – на этом тренировки прекратил. «Хватит тебе. Надо только подняться, а в море садиться проще», – такими словами он завершил короткую тренировку. ХанГи его понимал. Сломать машину проще простого, ремонтировать сложно. Тем более товарищ Пак его пару раз катал и всё подробно объяснял.

ДжиЛин всего боится и уже спрашивала, нельзя ли как-нибудь потом улететь. Глупая девчонка. Следующее новолуние только через месяц, другие дни не годятся. Даже узкий яркий серп в небе может их выдать. А за месяц много чего может произойти. На дельтаплан, хоть и спрятанный и разобранный, мог кто-нибудь наткнуться. И чувствовал он, что осталось у него не больше пары недель. Да что там чувства? Его начальник, который, пусть не намеренно, но подставил его, прямо написал, что из отпуска он не вернётся. Но завертеться могло и раньше. Спасибо, что начальник не забыл про него, позаботился. Оставил письмо, где всё объяснил. И он последовал совету немедленно увлечься туризмом. Желательно в горах. Там и встретил товарища Пака.

Аппарат крутился над горным склоном по устремлённой ввысь спирали. ХанГи выключает мотор, хватит топливо жечь, оно может пригодиться. На первом витке спирали они чуть не задели горный склон, прошли впритирку. Но виток за витком всё набирали и набирали высоту.

– Всё, – через двадцать минут говорит ХанГи, – высота примерно триста пятьдесят метров, нам хватит. Да и поток иссякает, выше уже не поднимемся.

– Мне кажется, ты ошибаешься, – ДжиЛин смотрит на вершину, с которой они слетели, – до горы метров семьдесят.

– Я до уровня моря считаю, – замечает ХанГи и направляет аппарат в море, строго на восток. Где-то там их сегодня ждут.

Примерно через час

Им повезло. Если и проходил под ними пограничный патруль, то не догадались посмотреть вверх. Да если бы и догадались, сколько надо смотреть, чтобы уловить небольшую тень, последовательно закрывающую звезды? Не обнаружил их и патрульный катер, периодически шарящий прожектором по морской поверхности и побережью. Тоже не догадались посветить в небо.

Они быстро пересекли территориальные воды, теперь они могли считать, что покинули пределы КНДР. ХанГи немного понервничал, пока подавал световые сигналы фонариком с длинным раструбом. Но и опознание прошло без накладок. И после завершающего виража дельтаплан сел на палубу подводной лодки.

Ещё через четверть часа, дельтаплан, выполнивший свою миссию, отправляется на дно, а его пассажиры исчезают в утробе подлодки.

Сеул, неприметный кабинет в здании министерства обороны

15 мая (минус 12 дней), время 08:30.

– Разрешите, господин майор? – в кабинет входит лейтенант, кладёт на стол лист бумаги, – Получено сообщение от «Перевозчика». Последний цветок пересажен.

– Операция «Пересадка цветов» закончена? У вас всё? Можете идти.

Когда адъютант выходит, майор берётся за телефон.

Президентская резиденция Чхонвадэ

26 мая (минус 23 дня), время 17:00.

Готовый фильм отрывается от текста сценария, как ракета, вставшая на орбиту, от первой ступени, в это время уже падающей на поверхность кучей обломков.

Вот кадр, где ЧжуВон крупным планом. Он оглядывается, и выражение его лица описывается одной фразой «Живым не дамся!». За ним азартно улюлюкающая толпа распалённых девиц, на их мордашках противостоящее: «Врёшь! Не уйдёшь!». Зайчик будет пойман и упакован. Вот широкоплечего и атлетичного «зайчика» загоняют в тупик, закрытый высоким кирпичным забором. Приёмами кино его мысли описываются в пару секунд. Оценивающий взгляд на забор, остановка движения камеры и взятие крупным планом крепкого на вид ящика полуметровой высоты. Перед этим несколькими кадрами воспоминания из военной службы, способы преодоления высоких препятствий. И обязательно! Вот прямо обязательно. Паркурный способ взбегания вверх отсутствует в армейских воспоминаниях. Почему? Потому. Морпех должен уметь выходить из любых нестандартных трудных положений.

Кино обладает мощнейшими способами повествования. Пока я обдумываю вот это всё, на экране проходит буквально несколько секунд. И вот уже наш отважно убегающий герой лихо перемахивает забор, а обозлённые девчонки могут настичь его только своим разочарованным и яростным воем.

Преодоление загонщицами препятствия с помощью автомобилей это для связки сюжета. Пешая погоня со стрельбой – вот одна из жемчужин фильма. Подсвеченные компьютерной графикой трассы пуль с лихими фонтанчиками пыли и каменной крошки, развевающиеся полы пиджака спуртующего ЧжуВона, предварительное сдирание невестами с себя свадебных нарядов, обнажающих разгрузку с кобурами на обтягивающих комбинезонах. Эта сцена сопровождается психоделической музыкой, которую я сочинила, взяв за основу ритмичные звуки от протирания влажной тряпкой оконного стекла. Музыку можно найти даже в звоне разбитой посуды. Кто не верит, пусть «Пинк Флойд» послушает.

Рояль из кустов у меня подан в виде навороченного джипа, за рулём которого я в форме морпеха. Своей родной, кстати, форме. И, кстати, вовсе не рояль. По сюжету наша увлекательная погоня залетает в зону военных манёвров, где гражданским делать нечего. И вот счастливый своим спасением главный герой запрыгивет в джип, а навстречу бешеным девкам выходит брутальная шестёрка, мои «коронные» подружки. Молча ждут противника, лица невозмутимы, только одна из них, БоРам предвкушающе постукивает дубинкой по ладони.

И схватка, это нечто. Она коротка, секунд на пятнадцать и музыкальное сопровождение на основе Omnimar – Out Of My Life (https://youtu.be/Uv1RR0IIFm0). Свирепая мордочка Борамки, повисшей на спине «невесты» и взявшей её дубинкой на удушение – вишенка на торте. Локальная кульминационная точка бескомпромиссной схватки с бросками, вылетающими из клубка тел фигурами, обменами мощными ударами и прочими вкусностями жанра.

Упаковка умиротворённых «невест», доставка беглеца на базу опять-таки связка сюжета. Мой фильм, по сути, набор интересных и брутальных видеороликов. И когда я докладываю генералу, что проблема с гражданскими решена, тот отдаёт приказ о начале манёвров. И вот тут вступает в дело собственно морская пехота. При этих кадрах замечаю, как наполняются гордостью и ликованием глаза невозмутимых с виду генералов. Да и всем остальным нравится. Это наши, лучшие в мире танки, слегка неровной цепью, подпрыгивая на кочках и пригорках, выходят на рубеж атаки. Это наши морпехи, выпрыгивающие из вертолётов чуть не с трёхметровой высоты или высаживающиеся на песчаное побережье. Эти кадры на фоне соответствующей музыки (Schiller – Kon-Tiki https://youtu.be/I44_dyVuR5I). Только низких добавила и ещё кое-что изменила. Сместила ближе к стилю Раммштайна.

Нечто похожее, но помягче, случилось, когда ЧжуВон связался по телефону со своими. Красивая яхта разворачивается в море, идёт к берегу, высаживает группу мощных парней в чёрных костюмах. Те пересаживаются в чёрные внедорожники и мчатся на выручку нашему герою. Не судьба! Их останавливает пара БТРов и взвод солдат. А чёрные морпехи в это время вяжут ЧжуВона. Тоже сильная сцена, но короткая. Ибо нефиг! Морская пехота это не какая-то там военная полиция, да ещё в женском варианте.

После поцелуя прикованного к стенке ЧжуВона в вампирском стиле, того бьёт судорога, как от тока высокого напряжения. И остаётся след, на котором набухает и скатывается вниз капелька крови…

– Пожалуй, это лишнее, – комментирует министр культуры.

После короткого спора, высокое собрание решает оставить это на моё усмотрение. Может и уберу, потом поглядим.

Наше танго с ЧжуВоном это уже фэнтези, что-то вроде совместного сна, отражение реала в астральном пространстве. Обозначает и описывает наши завязавшиеся отношения. Заброшенный танцзал, с частично выбитыми панелями на стенах, несколькими разбитыми большими зеркалами, запылёнными и частично выбитыми окнами. И на этом фоне безукоризненный фрак ЧжуВона и мой блистательный жутко сексапильный наряд. С длинными атласными перчатками, прозрачной тканью в огромном вырезе на всю спину, юбкой до середины бедра, состоящей из полос пятидюймовой ширины. Можно сказать, что юбка состоит из одних разрезов. Поясок с синей пряжкой, хоть один элемент должен попадать в цвет глаз, всё остальное – чёрное. И сетчатые колготки – привет из Франции. А зрители-то, кроме президента, мужчины! Сразу замечаю реакцию, и чтобы не засмеяться, опускаю глаза. Мужские лица каменеют, глаза слегка стекленеют. Бинго! Впечатление произведено. Госпожа президент еле заметно улыбается.

Не зря! Не зря мы столько бились над этим танцем. Танец это тоже язык. Сначала схватка, партнёр наседает, я отбиваюсь. Поэтому резкие и высокие махи перед его лицом. Махи, заканчивающиеся захватом, похожим на приёмы единоборств, попытки вырваться, уйти. Я постаралась на всю катушку. Реальные танцовщицы так не могут. Если только балерины. Вот ЧжуВон бросает меня спиной на свою руку, я перегибаюсь назад. Но если в обычном танго на этом и заканчивается, дама потом просто возвращается в положение стоя, то у меня не так. Я выхожу на мостик, мелькают мои ноги, одна за другой, и вот я удрала от партнёра в очередной раз.

Затем сопротивление падает, танго вроде становится похожим на каноническое. За исключением моих попыток вести в танце, которые тоже истощаются. Всё, через две с половиной минуты, борьба заканчивается, я подчиняюсь. Но в конце вырываюсь и удираю. ЧжуВон догоняет, бросает меня на плечо и уходит в двери, ведущие в слабо освещённый коридор. Я поднимаю голову, смотрю прямо в камеру за спиной партнёра и хитренько подмигиваю зрителю.

Фильм заканчивается сдержанным прощанием. Как будто ничего и не было. А ничего и не было! Это только начало, всё ещё впереди.

На пустой улице три внедорожника, – манёвры кончились, вернее, переместились, и частную охрану пустили в зону, – около них мужские фигуры в чёрном.

– Ну, что? Я уезжаю, – как-то неуверенно говорит ЧжуВон стройной синеглазой сангсе, то бишь, мне.

– Свободен! – равнодушно отвечает сангса, – Катись уже!

Разворачиваюсь и ухожу. ЧжуВон слегка дёргается вслед, но сразу берёт себя в руки и уходит к машинам. Конец фильма.

– Я не специалист в области кино, – крутит головой госпожа президент, – но мне кажется, получилось.

Тут же следует одобрительный рокот.

– Чего-то не хватает, – замечаю я.

Пятнадцатиминутное обсуждение, и мы намечаем концовку, а сцена прощания будет не финалом, а развязкой основного сюжета. У нас ещё неделя, успеем.

Часть морской пехоты ЧжуВона

29 мая (минус 26 дня), время 14:35.

Нечего тянуть! Сегодня отменены все занятия, из всей дивизии собрали пару сводных батальонов, исключительно старослужащих. Их три дня назад собрали и дрючили на плацу хуже самых молодых салаг. Но никто не жаловался. Проход строевым шагом должен быть идеальным! И он идеален. Ну, почти. А где и нет, там поможет искусство кино.

Батальоны печатают шаг, идут идеально ровными рядами под барабанный бой. Им с трибуны отдаёт честь генерал Им ЧхеМу. Рядом с ним пара старших офицеров. Ешё ряд офицеров перед трибуной, и с ними я, сангса в честь которой весь сыр-бор. Меня увольняют из армии, часть прощается со мной.

На самом деле, пока не увольняюсь. Это та самая концовка сюжета. По моему высокому мнению фильму не хватало именно такого звучания. Слишком много личного, слишком мало патриотического. Личный интерес не должен преобладать над общественным, на этом любое государство держится.

Заканчивается всё-таки личным. Я выхожу из ворот части, иду с рюкзаком по дороге. Впереди красивый кабриолет, красный феррари. Рядом ЧжуВон с букетом цветов. Фу-у-у! Розовые розы?! Шёл бы он с ними к Светке Соколовой! Старушке тридцати лет.

– Такси вызывали? Куда едем, госпожа сангса?

– Красивая машинка, – одобрительно гляжу на средство передвижения, оно же несомненная роскошь, – а вот розовый цвет я ненавижу.

Цветы всё-таки беру, стою. ЧжуВон не сразу догадывается, что мне надо дверь открыть. Всё, как в жизни, хи-хи-хи!

– Все девушки любят розовое, – спорит он, распахивая дверцу.

– Я не все, – откидываю букет назад, за спинку.

Машина уезжает, ну, и как бы конец фильма.

После третьего дубля, оператор и я остаёмся удовлетворёнными.

– Ну что, Юна, домой? – Устало спрашивает ЧжуВон. Выглядит он слегка заморенным всеми этими киноделами. Киваю. Наконец-то всё заканчивается и на душе пусто, как обычно бывает после эмоциональной бури. Больше не буду ничего менять и кроить. И так десять раз переделывали.

– Ну, что понравилась жизнь кинозвезды? – с лёгким оттенком ехидства спрашиваю мужа минут через десять движения.

– А-д-ж-ж-ж… – морщится любимый, – Нет уж, я лучше директором кинокомпании поработаю.

Хихикаю. С чувством глубокого удовлетворения. Это его так на танго истерзали. Одного костюма на съёмках мало было, меняли на свежий. А первый на нём насквозь промок от пота. А как ты думал, дорогой? Шедевры просто так не рождаются! Хотя вру, иногда именно так и рождаются, легко и без напряжения.

Наше танго как раз было похоже на архитектурное произведение. Задумать и нарисовать может и просто, тут не знаю, насколько легко было сделать эскиз и рисунок Кёльнского Собора. Но в любом случае, реально построить тысячекратно тяжелее и дольше. Общая схема танца не менялась, а вот пируэтов и новых позиций мы насочиняли целую кучу уже в процессе.

– А куда это мы едем? – замечаю, что наша красивая машинка рулит не в сторону моей квартиры.

– В одно хорошее место, – ухмыляется ЧжуВон, – я бы даже сказал: сакральное…

Пригород Сеула, гараж ЧжуВона

29 мая (минус 26 дней), время 15:45.

Точно сакральное! Можно сказать, здесь по-настоящему завязались наши отношения и здесь же пришли к логической развязке.

– Стой! Ты куда? – останавливаю разогнавшегося к лестнице любимого и, примерившись, прыгаю на руки, – Не будем нарушать традицию. Неси.

ЧжуВон бурчит что-то недовольное, но послушно взбегает наверх. А чего ему? Он и двух, таких как я, унесёт и нагрузки не заметит.

– Чжу, чего это вдруг надумал? – роюсь в рюкзаке, у меня там есть кое-какая сменная одежонка.

– Ты отметишь концовку этого утомительного марафона, с кем захочешь и как захочешь, – ЧжуВон мечет на столик кучу всего. Бутылку шампанского, кучу баночек, пластиковых коробок и прочую посуду.

– Но сначала – только мы вдвоём, – завершает выгрузку деликатесов ЧжуВон.

Скептически оглядываю хаотический натюрморт. О правилах сервировки стола у мужа представление нулевое. Собственно, у меня почти такое же. Хватаю сменку, иду в душ.

Через четверть часа я в любимых шортиках и футболке. Босиком с ногами залезаю в кресло. ЧжуВон суетиться у стола, на котором выкристаллизовывается какой-то примитивный порядок.

– Нет, Чжу, шампанское к десерту, – останавливаю его попытку открыть бутылку.

– Да? Тогда держи пиво, – вот этим он приводит меня в полный восторг. Даже розовые розы ему прощаю. Чем его немедленно радую.

– Это же по сюжету было предусмотрено! – возмущение из него прямо выплёскивается.

– И что? – я непробиваема, – Это не важно, всё равно ты провинился.

Наталкиваюсь на долгий и тяжёлый взгляд, не сулящий ничего хорошего. Слегка нервно хихикаю.

– Скажи мне честно, Юна, – начинает ронять тяжёлые слова, – Вы все так устроены или всё-таки среди женщин есть нормальные люди? Ты зачем мне постоянно мозг выносишь?

– Некорректно вопрос формулируешь, Чжу, – строю невинные глазки, хлопаю ресницами, – Не «зачем», а «почему». Вопрос «зачем?» подразумевает цель, а её нет. А причина есть.

– И какая это причина? – Чжу склоняет голову набок.

– Я придираюсь к тебе, потому что тебе это нравится. Ты добивался именно этого, уговария выйти замуж. Когда я так делаю, ты остро ощущаешь, что я, твоя любимая женщина, рядом.

Смотрим друг другу в глаза, одновременно начинаем смеяться.

– И всё-таки когда-нибудь я тебя отшлёпаю, – расслабленно говорит Чжу, – чтобы ты тоже остро почувствовала, что твой любимый мужчина рядом.

Обожаю такие пикировки. То, что Чжу тоже палец в рот не клади, только добавляет остроты. Но меня ему не переиграть. Не сегодня.

– Нет смысла, Чжу. Я от такого петтинга кончить могу, но петтинг нам сейчас ни к чему. Раньше надо было. До женитьбы, – немного подумав, показываю ему язык. Любимый от такого спича каменеет, я от его вида не могу удержаться от смеха.

Чжу быстро приходит в себя, встаёт, вытаскивает из пиджака конверт, – он его на спинку кресла бросил, – подаёт мне.

– Вот ты надо мной всё время издеваешься, а я тебе замечательный сюрприз приготовил.

Судя по всему, хороший сюрприз. Вытаскиваю из конверта лист бумаги. Это что? О-о-о-у! С визгом бросаюсь Чжу на шею, впечатываю крепкий поцелуй…

Франция, город Тулуза, небольшой ресторанчик

20 мая (минус 15 дней), время 12:20.

За небольшим столиком на двоих, мужчина средних лет, азиатской наружности. Напротив интересная женщина, возраст около сорока, но выглядит великолепно. По всему видно, дама тщательно за собой следит. Говорят по-английски.

– Госпожа Сильва, двадцать тысяч долларов – красивая сумма. Вы отдали двести, получите ровно в сто раз больше.

– Было бы намного красивее, если бы двести увеличилось в двести раз, – хитро улыбается женщина.

– Вы хотите получить сорок тысяч? – поражается азиат. Женщина дерзко кивает.

– Хорошо, госпожа Сильва, – быстро соглашается азиат, – Я согласен. По рукам. Сорок тысяч долларов и вы отдаёте нам автограф.

Подловил её мсье Ли, подловил! Но Сильва не была бы женщиной, если бы не выторговала себе бонус. Дама затребовала в качестве премии участие в каком-нибудь проекте, к примеру, второстепенная роль в фильме.