Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 46 страниц)

В холле можно немного задержаться. Побродить, переброситься парой слов со знакомыми, которых у меня нет, зато у Икуты-сана полно.

Это она! Я замираю, Икута-сан останавливается вслед за мной. Это она, Сандра! В этом мире её не было, я не видела и не слышала. В мире Юркина её время уже ушло, а здесь так и не наступило. За отсутствием принцессы диско. Она не из самых первых, но очень заметна была в Европе и России.

– Икута-сан, это кто?

– Клара Лееман, немка. Певица, тоже номинантка, но вряд ли она победит, – Икута-сан с улыбкой воспринимает мой почти по-детски непосредственный интерес.

– Вы её знаете? – в качестве ответа на вопрос японец просто ведёт меня к ней и представляет друг другу.

– Вам подходит псевдоним Сандра. С точностью вырезанного элемента из картинки в ту же самую картинку, – нет времени на политесы, надо ловить птичку. Клара улыбается и в улыбке не только вежливость. Она, пожалуй, даже красивее оригинальной Сандры, у той чересчур вздёрнутый носик был. У Клары он аккуратнее, и ямочки на щеках еле заметны.

– Надо бы её голос услышать, – говорю японцу, когда мы отходим, обменявшись визитками, – Фактура у неё есть.

– Голос тоже есть, – что-то Икута-сан улыбается хитро, наверняка подумывает её перехватить, – но таких много.

– Много, только если учитывать тех, кого не нашли, – уточняю я, мы уже входим в зал, – Подозреваю, что количество не найденных жемчужин на порядок больше обнаруженных.

Усаживаемся на свои места, нам дали билеты с номерами ряда и места. Умный, а я умная, сразу догадается или заподозрит, что нам ничего сегодня не светит, только по одному факту. Мы в середине ряда и далеко от первого. Далеко и долго выходить.

Перед тем, как пройти на место, успеваю коротко переговорить с оператором с правой стороны сцены. Получится или нет, не знаю. Наших корейских телевизионщиков нет. Аккредитацию иностранцам на этом престижном форуме получить крайне сложно. Вернее, очень дорого. Организаторы жёстко блюдут свой финансовый интерес. Бесплатно на общее пользование отдают только короткую слабую выжимку. Полная трансляция отдана на откуп тройке американских компаний.

Оператор обещал посодействовать. Я показала ему чек «Америкэн экпресс» на десять тысяч долларов и обещала отдать. Как только и сразу. Оставила ему визитку. Хм-м, в принципе это незаконно, но когда для собственного архива, то оргкомитет смотрит на это сквозь пальцы.

Всё. Начинается. Зал стихает, на сцену выходят ведущие, он и она, очень элегантная пара. Ожидаемо в первый день меня прокатывают. Как исполнителя и за лучший клип. Не переживаю. Мои первые песни, прорвавшиеся в чарт, спеты несформировавшимся и не поставленным голосом. Сама знаю, «Ураган» это хит, но не самый лучший хит. «Take on me» же мог конкурировать, и как делится инсайдом Икута-сан, конкурировал с лучшими. Тут фифти-фифти, могли дать, но могли и не дать. Не дали. Поедем дальше, у нас ещё несколько остановок.

После торжественной части награждённые порадовали публику своими песнями. Выделила себе пару голосов. Затребовала у Икуты координаты. Оба чернокожие, обладатели интересных голосов, особенно один, такой густейший очень брутальный баритон. Аж до мурашек пробирает. Для формируемой мной коллекции очень подойдёт. Да, я решила для себя составить некий каталог, с которым можно работать. Многие, очень хорошие песни на женский голос не ложатся совсем. Какие-то песни очень выгодно подавать в паре. Разноголосье вообще огромный плюс. Правильно подобранное и поставленное, конечно.

– Вы не огорчены, ЮнМи-ян? – спрашивает Икута.

– Не сильно огорчусь, даже если уеду пустой, – поглядываю на кисловатые лица мамы и ЁнЭ, ободряю их весёлой и хитренькой улыбкой.

6 апреля, в том же месте

Этот день я тоже пролетаю. Мои вообще приуныли. Сквозь покер-фейс СанХёна и КиХо тоже проступает разочарование. Мы так же сидим в середине зала, и этот признак срабатывает. Лучший альбом – мимо, классика от Ли ХеРин тоже.

Я уже не так весела, но невозмутимость моя непробиваема. Хотя морально готовлюсь к провалу. JTS тоже пролетели, но они другого и не ждали. Их предупредили заранее, что они – массовка.

Понимаю, но не предупреждаю остальных, что ситуация меняется, когда после церемонии в холле меня отводит в сторонку представитель оргкомитета, мистер Редстоун.

– Мисс Агдан, у нас небольшая заминка, – Редстоун излагает суть дела. Оргкомитет в раздумьях, я подала в качестве представляемой песни «Derniere Danse» и попала пальцем в небо. Оргкомитет может разрешить, такие прецеденты бывали, но песни не было в чарте в прошлом году. И она на французском, что в этом месте шарма не добавляет. Редстоун просит заменить. По одному этому понимаю, что символического граммофона мне не избежать. Аж лицом светлею.

– Мистер Редстоун, передайте оргкомитету, что я не возражаю против любой песни, вошедшей в чарт, за исключением тех, что исполняются мужскими голосами. Пусть выбирают. Но прошу учесть два обстоятельства. «Derniere Danse» идеально ложится на мой нынешний голос, намного лучше остальных. Он показывает мой вокал во всю силу. Другие песни не дадут мне так раскрыться. Второе, если выберете другую песню, мне нужна хотя бы небольшая репетиция.

– Понятно. Сразу с места вы любую песню исполнить не сможете.

– Смогу, но результат непредсказуем. Я же говорю, у меня голос изменился.

Озадаченный мистер удаляется. Вот так я понимаю, что Грэмми у меня в руках. Но своим приунывшим спутникам ничего не говорю. Хитренько помалкивает и господин Икута. А то сглазишь ещё преждевременным ликованием. Переглядываемся с Икутой, понимающе обмениваемся улыбками.

К нам подходят мои, Икута заводит старую песню. О том, как хорошо сотрудничать с его лейблом.

– А разве мы уже не сотрудничаем, Икута-сан? – успокаиваю его я, – Я совсем не против. Только я ещё не определилась, чем буду заниматься. Наверное, я и петь буду, но основным занятием будет работа с другими исполнителями. И вот тут я надеюсь на сотрудничество с вами. На паритетных началах и немного других принципах. Жёсткого контракта, который повяжет меня по рукам и ногам, конечно, не будет. Но гибкие разовые контракты, совместные проекты… лучшего партнёра, чем вы, мне не найти.

Икута цветёт всем лицом. И тут же догадывается:

– Не связаны ли ваши планы с некоей Кларой, которой так подходит псевдоним Сандра?

– Возможно, я ведь пока её голоса не слышала. Но она или кто-то другой обязательно будет. Да уже есть АйЮ, БоРам, СонЁн.

– Я вам пришлю на почту песни Клары, – обещает Икута.

Мы не вдвоём стоим, не прячемся, остальные наш диалог слышат. СанХён выражает одобрение всем лицом. И не прячет восторга, когда Икута заявляет:

– Мы согласны на ваши условия, ЮнМи-ян. Тридцать процентов от прибыли будут ваши.

– Тридцать пять, – мягко поправляю я, – Я уступаю вам пять процентов. Моя доля – двадцать пять, ещё десять – исполнителю.

Икута вздыхает. Я помалкиваю про авторские, но эта тема обсуждена и закрыта. Да и не такие там большие деньги, чтобы бодаться.

– А если вы исполнитель…

Улыбаюсь и пожимаю плечами. Ответ очевиден.

– Мы уже опробовали некую схему во Франции. Вы ведь получили своё. И вряд ли ваша прибыль не исчисляется восьмизначными числами.

Икута молча улыбается, я права. По моим прикидкам, их доходы по Европе сильно превысили десять миллионов евро. Это не считая их долю, пусть невеликую, от самих концертов.

Холл понемногу пустеет, постоянно ощущаемое жужжание голосов стихает. Мы выходим наружу, навстречу сияющим огням великолепного вечернего города. Икута прощается с нами.

– ЮнМи-сии, а вы хотите жить в Майами? – по-школярски неуклюже, но зато по-английски, спрашивает ЁнЭ. Молодец какая! Неукоснительно выполняет моё указание.

– Нет, ЁнЭ. Здесь слишком жарко, слишком много солнца.

В номере мама расстроенно спрашивает:

– Юночка, неужто ты ничего не получишь?

Ну, вот как ей объяснить? Я ведь на месте оргкомитета поступила бы точно так же. Не мной придумано: держи интригу до конца!

– Мама, у нас ещё две номинации. Не расстраивайся раньше времени. Я – номинантка, это уже победа.

США, Майами, центр Адриан Аршт

7 апреля, местное время 19:14.

Я прорвалась! Я получила! Грэмми у меня! Теперь есть чем всем хейтерам и завистником выбить зубы. Статуэточка-то тяжёленькая!

Теперь завожу свою любимую «Derniere Danse» и по закону равновесия чувствую что-то не то. Нет, на моём уровне чистый провал не возможен, но с первых нот я не смогла сгенерировать моё любимое облако. В попытке выправить положение смотрю на своих, их мало, но они так светятся! От них, хоть и слабенький, их мало, однако отклик есть. Начинаю работать, понемногу раскручивая, и с облегчением вижу, что вовлекаю остальной зал. Туго идёт, но поддаётся.

Лёд целиком ломается, когда я включаю нижний регистр. Это мой козырь и не единственный. Облако появляется, преимущественно на основе удивления, но мне сойдёт. Теперь они никуда не денутся. Начинаю играть с регистром и переходом от низкого к высокому. Эта песня, вовсе не зря я её люблю, даёт прекрасные возможности для таких фокусов. Неизбежно облако разрастается, и вот я уже не вижу зрителей, только его. Вот сейчас я чувствую себя настоящим победителем.

Ожидаемо мне дали Грэмми за результативность. Других вариантов просто не было. Ближайший ко мне конкурент имел на четыре композиции меньше. За продюсерство, как оказалось, отдельной статуэтки не предусматривалось. Получила грамоту с изображением граммофона и в рамочке. Как мне потом объяснили, статус почти такой же. Просто по этой номинации согласно регламенту полновесный приз не полагается, но, тем не менее, награда ценная.

Заканчиваю. Аплодисменты очень странные, то вспыхнут в одном месте, тут же стихают, прорываются из другого конца. Так и перекатывается рокот по залу. Не публика, – понимаю я, – конкуренты и их свиты. Ещё и в этом трудность.

Кланяюсь, спускаюсь со сцены. С видеосъёмкой, где главную роль должен был сыграть мой средний палец, я тоже пролетела. Моего оператора, с которым я договорилась, на месте не оказалось. И не поняла, куда его передвинули. Наверное, в конец зала. Собственную съёмку нельзя вести, ЁнЭ попробовала втихомолку, но сидела неудачно. Пальчик, я как бы мимоходом, держа руку вниз, – не вот я лепила «фак» прямо перед собой, – выставила. Но как потом мы посмотрели, видно крайне плохо. Облом-с!

Мама вот-вот расклеится вконец, то и дело платочек к глазам подносит. Надо её отвлечь.

– Мамочка, извини, что не сказала сразу, – целую в мокрую щёку, – я ещё вчера знала, что награда будет…

– Юна! И ты молчала?! – возмущение так велико, что слёзы мгновенно высыхают, – И ничего не сказала?! Родной матери?!

Так, проблему устранили, теперь надо ноги делать. Оставляю её СанХёну с КиХо, сама под предлогом наводить мосты с полезными людьми, сруливаю в сторону. И ведь успела кое с кем визитками обменяться, но об этом позже буду думать. Попадаюсь на глаза рыжему мистеру Рестоуну.

– Мисс Агдан, вы были правы, настаивая на своей песне. Признаю, – он разводит руками. Я смеюсь.

– О, нет! Вы были правы на сто процентов. В Америке нужна песня на английском языке и лучше в американском стиле. Я сумела выплыть, но было тяжело. Не предусмотрела, в следующий раз подберу песню специально для американской публики.

– Вы почувствовали что-то, правда? – от ощущения полного взаимопонимания мистер расцветает улыбкой.

– О, да. Я права, песня наилучшая для моего голоса, но и вы правы. Песня не для американцев.

Расстаёмся крайне довольные друг другом.

В отеле, уже в холле перед номером, меня осеняет. А чего я так напрягаюсь из-за послания среднего пальчика ЮЧжин? Это ведь месседж индивидуально для неё! Зачем засорять неприличными жестами мировой эфир из-за одной дуры?! ЁнЭ!!!

Мой верный менеджер на фоне холла и окон, за которыми цветёт огнями ночной город, делает снимок со мной в главной роли, с Грэмми и обещанным жестом прямо в камеру. Будет день, будет пища; будет ночь – будет и по башке кому-то, кхе-кхе…

Глава 22
Возвращение

Сеул, особняк семьи Ким

8 апреля, время 14:03.

Госпожа МуРан после обеда и прогулки отдыхает перед телевизором. Одна. Невестка уехала по магазинам и рынкам. Внезапно МуРан торопливо хватается за пульт и жмёт кнопку громкости.

«…Свершилось! Впервые в истории Республики Корея мировая высшая музыкальная награда Грэмми оказалась в нашей стране. Вчера, 7 апреля её удостоилась наша соотечественница певица и композитор Пак ЮнМи, известная под псевдонимом Агдан! Эта милая и красивая девушка в который раз заставила говорить о нашей стране весь мир. Песня, исполненная ею на французском языке, – да, наша Агдан пишет песни на многих языках, – потрясла публику. Заставить аплодировать профессионалов из многих стран очень непросто. Но Агдан сделала это с восхитительной лёгкостью. Совсем недавно Агдан, группа „Корона“ и АйЮ вернулись из Франции, где прошли их гастроли с огромным успехом. Наши дипломаты сообщают, что французское правительство обсуждает, каким образом отметить весомый вклад в музыкальную культуру Франции, который внесла Агдан. Но какой бы высокой не была награда из Парижа, превзойти уже полученную корейской певицей вчера в Майами, она не сможет.

Взята ещё одна вершина на великом пути распространения по миру идей Халлю…»

Начинается трескучее «бла-бла-бла» и МуРан досадливо убавляет звук. Переключает канал, там то же самое, третий…

«Президент республики Пак ГынХе отдала распоряжение подготовить торжественный приём в своей резиденции Чхонвадэ в честь певицы Агдан…»

«К-поп совершает прорыв на мировой музыкальный рынок. Ожидается рост конкурса в школы искусств, музыкальные школы, консерватории и университеты с факультетами искусств…»

– Это уже не подвижная девочка, – вслух говорит МуРан, но в новом определении для Агдан затрудняется. Нет сравнимого явления, чтобы подобрать нужное слово. Что или кто может обладать ускорением гоночного автомобиля и мощью железнодорожного экспресса?

– Ох, правильно я говорила, что лучше не становится на дороге у этой милой и хрупкой девочки, – опять вслух выражает опаску МуРан, – Раздавит, как букашку, и не заметит.

МуРан думает, звонить или не звонить сыну? А зачем? Чтобы он отменил своё решение? Большой вопрос, надо ли его отменять. Кажется, Агдан всё равно, оставят ЧжуВону наследство или нет. Нет, надо позвонить, посоветоваться, и, помоги небеса, может быть, посоветовать. МуРан берётся за телефон.

– Аньён, сынок.

– Аньён, мама. Ты сделала, что я просил?

«Неужели он хочет передумать?», – проносится у МуРан невозможная мысль.

– Да, сын, сделала. И ЧжуВону позвонила.

– И как он?

– Сын, он давно этого ждал. И даже не огорчился, судя по голосу.

– Характер, – то ли одобрительно, то ли осуждающе говорит ДонВук.

– Ты уже слышал, сын? Агдан получила Грэмми.

– Слышал, мама, – тон ДонВука становится тусклым.

– Она на вершине. В прошлом году её капитал не превышал полутора миллионов долларов. Сейчас, только по известным мне источникам, он превышает семьдесят миллионов. К концу года точно будет не меньше ста. Через год-два, её состояние будет измеряться миллиардами долларов.

– Зачем ты мне это говоришь, мама?

– Во-первых, чтобы ты знал. Во-вторых, хочу тебя спросить. Ты точно хочешь поссориться с этой девочкой?

– Я с ней не ссорюсь. Я просто не хочу иметь с ней никаких дел. Станет миллиардером? Не торопись есть свой суп из кимчхи, мама. К тому же она обманщица и попадала под суд. А её дядя? Нет, мама, в нашей семье ей не место.

– Я не тороплюсь есть свой суп, сын. Но так уже было много раз. Когда-то мы все и её семья хором уговаривали её выбросить из головы глупые мечты стать айдолом. И что? Она стала айдолом, а мы все чувствуем себя идиотами. Сын, я не хочу, чтобы наша семья целиком оказалась в дураках. Чувствую, что ты до сих пор недооцениваешь эту девочку. Слышал, что её президент страны к себе пригласила? Тебя она когда-нибудь приглашала? Да ещё тебя одного! И почему-то её не заботит, что дядя Агдан сидит. Тебе не кажется это странным?

– На что ты намекаешь, мама? – настораживается ДонВук.

– На то, что президент Пак ГынХе знает что-то, чего мы не знаем, сын. Ты говоришь, что ей в нашей семье не место, и это все слышат. А президент говорит, что рядом с ней Агдан находиться достойна, и это тоже все видят. Догадываешься, что я сейчас спрошу, сын?

– Лучше не спрашивай, мама, – бурчит ДонВук, – Её правда президент к себе пригласила?

– Новости надо смотреть, сын. Тем более такие.

– Мне надо подумать, мама. Аннён.

– Аннён, сын.

МуРан кладёт телефон. Сомнения у сына зародить удалось. Но вот сдвинется ли он с места?

Войсковая часть ЧжуВона, полевое стрельбище за 12 км от части

10 апреля, время 10:15.

– Рота! Бегом! – ЧжуВон открыл рот, чтобы гаркнуть последнее слово «Марш!» и на мгновенье застыл. Замерли и солдаты с согнутыми в локтях руками.

Изменение ситуации мгновенно вызвало реакцию, вбитую многомесячными тренировками. Вместо слова «Марш» из глотки готовилось вырваться «Воздух! К бою!». Нет, отмена! Вместо этого ЧжуВон командует «Отставить!». Вынырнувший из-за горы справа по курсу боевой вертолёт на секунду полёта, пока не продолжил разворот, нацеливший на них стволы пулемётов, был распознан, как свой. Опознавательные знаки на борту подтверждают принадлежность машины к их части.

Рокочущая винтами машина проплывает мимо роты, снижаясь.

– Направо! – ЧжуВон не задумывается, объект необходимо держать в поле зрения. Свой он или не свой. В машине части может прибыть начальство, и стоять к нему спиной не рекомендуется. Мягко говоря.

Вертолёт медленно опускается в ста метрах от солдат. Когда до земли остаётся метра полтора, из раскрывшейся двери выпрыгивает морпех в полевой форме. Пока вертолёт, так и не достигнув земли, поднимается и уходит обратно, морпех держит рукой срываемое мощным потоком воздуха сверху кепи.

ЧжуВон напрягается, сердце кольнуло и сразу следом будто облило сладкой и горячей патокой. Морпех идёт к ним знакомой, хоть и искажённой тяжёлой обувью походкой, фигурка стройная и хрупкая. Сержант делает шаг навстречу, такой шаг, еле заметно пригнувшись, совершают, когда готовятся к резкому спурту. Но ЧжуВон останавливается. Делает такой же шаг и снова останавливает себя. Он не зелёный юнец, не мальчик, чтобы позволять себе отдаваться восторгу с головой. ЧжуВон неспешно идёт навстречу.

– Агдан!!! – с восторженным упоением рота издаёт стон. «Не по уставу», – автоматически отмечает ЧжуВон. Его самого прорывает только на краткий миг, когда в него с радостным визгом влипает Юна. Последние метры она пролетела в прыжке, а до этого метров сорок разгонялась.

ЧжуВон, вот он тот миг, когда он позволил чувствам вырваться наружу, хватает девушку за талию и мощным рывком подбрасывает её вверх. Почти на два метра от земли. В девичьем визге к радости и восторгу примешивается небольшая доля испуга. Хорошо, что девушка ему не поддаётся, не зажимается и, раскинув руки в стороны, падает в объятия сержанта. Он принимает её грамотно с приседом и держит на весу. Сказать или что-то спросить не может. Девушка самозабвенно терзает его губы.

– Ты откуда? – задаёт глупый вопрос ЧжуВон, когда Юна перемещается куда-то в район скулы и шеи.

– От верблюда, – что-то по-русски и невпопад отвечает девушка.

Наконец она от него отлипает, ЧжуВон неохотно разжимает объятия. Не может оторваться от нестерпимо сияющих глаз.

Агдан выходит из-за ЧжуВона к строю солдат. Машет им рукой.

– Аньёнхасейо!

– Агдан! Мансё! – опять не по уставу с восторгом орут солдаты.

– От Майами лететь так долго, в самолёте не побегаешь, не попрыгаешь, – объясняет Юна, – в спортзале скучно. Можно я с вами побегаю?

Разве они могли ей отказать? ЧжуВон позволяет себе улыбнуться. Он разворачивает роту лицом к трассе и в сторону части, отдаёт прерванные ранее команды. Со сдержанным гомоном рота бодро начинает движение.

Неугомонная Юна в своём репертуаре. Сначала бежала рядом.

– Получила я свой Грэмми, – стрекочет девушка рядом, – и сразу к вам, похвастаться.

Не успевает ЧжуВон ответить, как она бежит в хвост колонны, перебрасывается улыбочками и шуточками с солдатами, обегает колонну с другой стороны, выбегает вперёд. Поджидает всех за сто метров от переднего ряда, делая руками сложные пассы и подпрыгивая. Энергия бьёт из девушки почти видимым фонтаном.

Этот час пробегает с такой скоростью, что ЧжуВон испытывает лёгкое разочарование. Не он один. На лицах солдат, вбегающих на территорию части, читается то же самое: «Как? Что уже?». Первый раз ЧжуВон и другие сержанты видят, как расстраиваются их солдаты от того, что кончился длинный и тяжёлый марш-бросок.

У ворот их встречает улыбающийся лейтенант, командир роты, и ЁнЭ. Юна остаётся с ними, солдаты, дисциплинированно не выворачивающие шеи, удаляются. Уже шагом.

Огорчались солдаты рано. Агдан и её помощница обедали вместе с ними. После обеда уже не только роту, а весь батальон завели в зал для награждений. На сцене только стул, на котором сидит Агдан с микрофоном.

– Вы уже знаете, Грэмми я получила. Я привезла его с собой. ЁнЭ! Пусти по рядам, пусть каждый посмотрит и подержит в руках.

ЁнЭ встаёт из первого ряда, поднимает статуэтку вверх и вручает соседу, офицеру в звании старшего лейтенанта. Она с самого края сидит. Зал восторженно гудит. Агдан продолжает рассказывать о процедуре награждения, красотах города Майами, обо всём. ЧжуВон, как лицо, облечённое особым доверием, копит и читает записки с вопросами. Девять из десяти об одном и том же. Он встаёт со своего места, стул рядом со сценой, подаёт девушке одну из записок.

– Юна, почти все об этом.

– Друзья мои, – обращается к залу Юна, – со мной нет никаких инструментов, нет музыкантов, есть только микрофон. Поэтому петь сегодня я не буду. Песня без музыки – кимчхи без перца и соли. Мы по-другому сделаем. В ближайшие выходные я привезу к вам «Корону», музыкантов и мы дадим концерт всей части. Я думаю, саджанним СанХён мне не откажет.

– А если откажет?! – спрашивает один из офицеров.

– Это мы сейчас выясним. ЁнЭ!

Девушка встаёт, отходит в сторонку, звонит по телефону. За ней следят все. В зале воцаряется тишина, которую смывает гулом, когда ЁнЭ опускает руку с телефоном и кивает Агдан. Вопрос с концертом решён. Агдан предупреждает:

– Сразу говорю, репетировать долго некогда, да и незачем. Покажем вам французский и японский репертуар. Не всё, только самое подходящее.

Всё плохое, к счастью, и хорошее, к сожалению, когда-нибудь кончается. Статуэтка, обойдя весь зал, возвращается к ЁнЭ, Агдан прощается с военными.

– До выходных! – приветственно машет рукой.

Но для ЧжуВона самое хорошее только начинается.

– Господин майор, – Агдан смотрит на командира батальона, – одного из вас, сержанта Кима, я заберу у вас на сутки. Разрешите?

Майор с улыбкой, тут же на месте, выписывает увольнительную, которую забирает старающийся казаться серьёзным ЧжуВон.

Квартира Агдан

10 апреля, время 15:12.

– Подожди, Юна, мне в душ надо, – ЧжуВон слабо попытался остановить Юну, которая торопливо срывала с него форму. В ответ девушка выкрикнула какое-то слово не по-корейски, которое послышалось ему, как: «Вджопудушь!». И ЧжуВон сдался. Они, наконец, остались одни, в комнате Юны. На кухне шуршала и брякала посудой ДжеМин-сии. На ходу девушка ей что-то крикнула, когда они пришли, ЧжуВон пропустил мимо ушей что именно.

Юна с трудом, но справляется с его верхней половиной формы, майку он скидывает сам. Только сейчас перестаёт ему мешать своей торопливостью, гибким движением выныривает из своей одежды, которую он расстегнул почти профессионально.

– А-ш-ш-ш! – шипит парень.

Пока он расстёгивает брюки, себе и ей, девушка по-змеиному быстро наносит ему целую серию поцелуев-укусов в грудь. ЧжуВон чувствует, как у него слабеют ноги, и пока они окончательно не свалились на пол у порога, хватает Юну на руки. Его цель – кровать. По пути скидывает зацепившиеся за ногу брюки.

Расправить постель никто не озабочивается. На мгновенье ЧжуВон ослабляет давление на притиснутую к кровати девушку, ему загорелось поцеловать её в шею и ниже. Однако Юна, воспользовавшись заминкой, выворачивается и опрокидывает его навзничь. Подобно вампиру вцепляется в шею, и ЧжуВон сдаётся.

– Юна, презерватив… – и опять слышит что-то непонятное.

В этот раз Юна его не исцарапала. Только укусила несколько раз, и не слишком сильно. А ЧжуВон занял позицию сверху, так льстящую его мужскому эго, во второй раз. И в третий.

Через пару часов оба расслабленные лежат уже в разобранной постели.

– Юна, ты даже презерватив мне не дала надеть, – упрекает девушку ЧжуВон.

– У меня сейчас период безопасный. Месячные примерно через неделю, – лениво бормочет Юна.

– И ты ведёшь себя несдержанно, не как хорошая корейская жена, – продолжает вальяжно пилить Юну ЧжуВон, – Так нельзя!

– Ты тоже ведёшь себя не по-мужски, – после кратких раздумий Юна выдвигает вот такое жуткое обвинение. ЧжуВон возмущённо дёргается, требует объяснений.

– Это я девушка, это я могу попрекать тебя, обижаться на тебя, капать тебе на мозги. Понимаешь? Я, не ты. Моя привилегия.

– А у меня привилегии есть?

– Есть, – думает Юна недолго, отвечает быстро, – Топай в душ первым. Потом буду тебя кормить. И вообще…

Она привстаёт на локоть, ЧжуВон непроизвольно скашивает глаза на дерзко смотрящие вперёд острые соски.

– Как ты посмел лечь со мной таким грязным и потным?! Фу! – Юна демонстративно отодвигается и закручивается в одеяло.

Что-то невнятно для самого себя бурчащий парень встаёт, надевает брюки и, только прикрывшись готовой захлопнуться за ним дверью, наносит контрудар.

– Ты сама грязная и потная. С самого Майами, наверное, не мылась ни разу.

В быстро закрытую дверь мягко хлопается подушка.

Юна вздыхает. Страшно не хочется вставать, она ещё не акклиматизировалась, но приходится. Позже она появляется на кухне, быстренько приняв душ и немного взбодрившись. Но перед этим её взгляд останавливается на краешке смартфона, выглядывающем из кармана куртки. Так-так-так, её глаза становятся похожими на глаза Мульчи, когда та слышит соблазнительное шуршание неподалёку. После быстрой инспекции телефона ЧжуВона Юна направляется в душ.

– А откуда у тебя халат? – удивляется она через полчаса ЧжуВону, мирно поедающему рис, обильно залитый соусом из русской тушенки.

– Я купила, дочка.

– Ой, мамочка, что б я без тебя делала? – умиляется Юна и целует маму в подставленную щёку. Затем молча пьёт кофе. Мульча трётся у её голых ног.

ЧжуВон тоже помалкивает. Ему хорошо, так хорошо, как никогда не было даже дома. Только в какой-то период раннего детства, когда его ничем особо не загружали и часто баловали. Сейчас он боится, что Юна прочтёт в его глазах неверие, поэтому старается не смотреть ей в глаза слишком долго. Ему до сих пор не верилось, что она официально и фактически стала его женой. Что они могут любить друг друга без оглядки на мнение окружающих, которое теперь было полностью на их стороне. Да что там любить, – думает ЧжуВон, – всего лишь взять её за руку и держать в своих. До сих пор он считает это счастьем. Или посидеть на диване, чувствуя мягкое бедро и на плече пушистую голову.

Вспомнил первые поцелуи, там в комнате. Каждый по силе воздействия, как удар копья. На груди небольшие следы остались, до сих пор сладко ноют. Жалко те царапины, самые первые, так быстро и полностью зажили. Останься на их месте следы, он гордился бы ими больше, чем любыми орденами. Вот он теперь и молчит, стараясь не расплескать из груди хрупкое и пугливое ощущение блаженства и справиться, наконец, с ощущением нереальности происходящего.

Г. Сеул, дом правительства

11 апреля, время 9 часов утра.

Неприметный кабинет в крыле президента страны. В числе всего трёх человек заседает особая комиссия при президенте республики. Ведёт совещание худой мужчина в очках и со лбом, расширяющим свою территорию за счёт волос на голове. Возрастом он не выделяется среди остальных. Всем явно за пятьдесят.

– Итак, докладываю последние события по проекту «Небесная колесница», – говорит председательствующий, – Наша пара поторопилась, но ничего страшного пока не случилось. Два минуса взаимоуничтожились, превратившись в плюс.

– Вы о том, что сделал господин Ким ДонВук?

– Да. Наш сюжет получает хорошую дозу привлекательного драматизма. Всё получается само собой и даже лучше любого запланированного заранее сценария.

– Сейчас наши молодые слепят очередную глупость, и проект оборвётся, – брюзгливо замечает эксперт, сидящий справа от председателя, мужчина с небольшим брюшком и галстуком-бабочкой.

– Вы имеете в виду, что наша девица залетит и родит ребёнка? – уточняет эксперт слева, улыбаясь во всё своё круглое лицо, – И что в этом страшного?

– Как что страшного? Она тут же выпадет из медиа-поля. Ей просто некогда будет. И за полгода её забудут.

– Он прав, – постукивая карандашом по столу, председатель смотрит на левого эксперта, – Такой риск есть. Надо принимать меры.

– Девушка сама всё знает и не планирует обзаводиться детьми в ближайшие годы, – парирует левый, круглолицый эксперт.

– Замуж она тоже не планировала, – правый эксперт.

– Но вышло-то по-нашему, – тонко улыбается левый.

– Не спорьте, – поднимает руку председатель, – Я уже записал: принять меры. Вопрос – какие?

– Надо озадачить медиков, господин председатель, – предлагает левый, – Пусть они поговорят и с ней и с ним. Предостерегут от ранней беременности.

– Что они скажут? – правый эксперт.

– Придумают что-нибудь, – отмахивается левый, – Девушка сама заявляла, что до сих пор растёт. Значит, организм у неё пока не совсем взрослый. Не готова она рожать.

– Подходит, – председатель записывает, затем обращается к правому, – У вас есть предложения?

– Раз обращаемся к медикам, пусть они сагитируют её применить женские контрацептивы, господин председатель.

– Замечательно. Фиксирую. Теперь дальше. У нас есть девушка, которая добилась ошеломляющего карьерного успеха, вообще не сдавая сунын. Молодёжь имеет перед глазами феноменальный пример того, как проваленный экзамен нисколько не мешает добиться сколь угодно громкого успеха. Но теперь это тянет её назад. Думаю, ей надо сдать этот злополучный сунын и закрыть тему. А то злые языки в сети начинают муссировать тему, что она дура, добившаяся успеха случайно.

Возражений предложение не вызывает.

– Что будем делать по поводу заявления ДонВука? – председатель вопросительно глядит на членов комиссии.

– Да ничего, – отмахивается левый. А правый рассуждает.

– Вы сами сказали о привлекательном драматизме, господин председатель. Если бы он так не сделал, мы должны были подсказать ему такой шаг.