Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)

Глава 15
Париж – Марсель – Париж

Чат «Цунами», где собрались остатки разгромленных Агдан чатов. Портал OhmyNews, 20 февраля

[**&] – Вот и флопнулась ваша Агдан! Франция это вам не Япония, там её быстро раскусили, бегом с её концертов народ побежал, кх-кх-кх…

[***] – С чего ты взял? Ссылочку нельзя ли?

[**&] – Пожалуйста (кидает ссылку, на которой слышна песня Агдан и направляющиеся к выходу люди).

[***] – Наверное, не понравились какие-то песни. Я слышал «Корона» японский репертуар использует.

[**&] – Не важно. Главное, что французская публика решила, что Агдан – отстой.

[***] – (Выкладывает ссылку) Концертный комплекс «Зенит», вместимость более шести тысяч зрителей. Если уйдёт сотня-другая, ничего страшного не случится.

[**&] – Небо на землю не упадёт, даже если пара тысяч уйдёт и ваша Агдан, поджав хвост, сбежит из Парижа.

[***] – А почему тебя так радует провал корейской группы за границей? Ты не кореец что ли?

[**&] – Я-то кореец, а вот Агдан неизвестно кто. Не похожа она на кореянку.

[***] – Остальная «Корона» тоже не похожа?

[***] – Да не слушайте вы его. Он просто завистливый псих. Или наёмный бот. Ничего там непонятно пока. Слишком короткий ролик, слишком мало народу выходит. Могут специально обрезать съёмку, чтобы не показать, как позже входит ещё больше народу. Или возвращаются.

[***] – Ук. Подозрительно короткий ролик. А врагов у Агдан много.

[***] – Кх-кх-кх… сорок восемь тысяч! И сейчас дружно раскошеливаются и обогащают нашу корейскую принцессу.

[***] – Не слишком ли высоко она занеслась? Принцессой себя считать?

[***] – Это не она занеслась, это её фанаты вознесли.

[***] – Ёксоль! Они превозносят, а она не возражает! Спесивая выскочка!

[***] – Если тебя твой оппа станет принцессой называть, ты будешь возражать?

[***] – Так то оппа…

[***] – Какая разница? Фанаты считают её принцессой, с чем тут можно спорить? Сама Агдан никогда нигде не называла себя особой королевской крови.

[1**] – Хватит сплетни распространять! Официально сообщаю, из первоисточника: все, кто уходил с выступления «Короны» – нанятые специально люди. Конкуренты им заплатили, чтобы те изобразили недовольство, и ушли с концерта.

[***] – Откуда инфа?

[***] – Какой-такой первоисточник?

[***] – Откуда про наёмников узнали?

[1**] – Первоисточник – сама Агдан. С ней во Францию улетела президент клуба «Ред Алерт». Ей сказала Агдан, а она передала своим одноклубникам. Будет или интервью или пресс-конференция, где всё подробно расскажут. Ждите.

[***] – Гастроли прервутся?

[1**] – Нет.

[***] – Вот всегда так! Только обрадуешься, что Агдан флопнулась, обязательно найдутся гадкие типы, что испортят весь праздник, кх-кх-кх…

[***] – Для тебя провал Агдан – праздник?

[***] – Такое слово, как сарказм тебе знакомо?

Марсель, концертный зал «Ле Мулин»

22 февраля, время 20:14.

Энергетическое облако передо мной было похоже на сгенерированное визиткой «Мадемуазель» только своим происхождением. Структура, рисунок переливающихся разными тонами и причудливо двигающихся линий, ритм пульсаций, всё – другое. Энергетикой не уступает «Мадемуазель», но спектр цветов более весёлый и беззаботный. Что-то алое, оранжевое, бирюзовое.

Я научилась петь! По-настоящему научилась. И никогда ни от кого не слышала о таком экстрасенсорном восприятии собственного пения на фоне восторга публики. Реагирующая публика исполняет роль отражателя, зеркала, голографической подсветки, как-то так. Без неё ничего подобного, на тех же репетициях и близко не возникало.

За моей спиной вычерчивает замысловатые пируэты наша кордебалетная группа. Не оглядываюсь, и от облака отрываться нельзя и знаю, что всё в порядке. И знаю, что зал, заполненный пританцовывающими парнями в белой форме и смешных шапочках, приближается к состоянию экстаза.

В этом номере «Kalimba De Luna» есть кое-какая закладка. В музыкальном сопровождении песни. Никаких сомнений у меня нет, что она сработает. Вопрос только в том, насколько громко, но мне хватит в любом случае.

Концерт близится к концу. Это предпоследняя песня.

– Эту песню вы услышали самые первые! Считайте это моим подарком храбрым французским морякам!

Надо делать паузу, просто одной песни не хватит для заполнения времени до конца концерта. Финальную точку, уже традиционно, ставлю песней «Ceux QuiN'ont Rien» (https://youtu.be/1PMf-jqnRM4). Энергичную песню нельзя ставить последней, потом трудно справиться с перевозбуждённой публикой.

Всё! Отработали! Теперь отход, цветя улыбками, помахивая руками, удаляемся со сцены под свист и крики.

За кулисами меня перехватывают два представительных джентльмена. Отбиваюсь от них с трудом.

– Нет-нет, месье, вы поймите, мы просто не можем. У нас через полтора часа ночной поезд в Париж, где у нас каждый час расписан. Месье, вам уже невероятно повезло, что мы оказались здесь. Решение дать концерт в Марселе было абсолютно спонтанным…

Это действительно так. Я даже знаю, кому сказать за это «спасибо». Мне. За идею, которую я подала три дня назад…

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

19 февраля, время 9:30.

Завтрак только что кончился, и надо бы идти в тренажёрный зал, но партнёры затащили меня к СанХёну. Аргумент его был неубиваемый: «ЮнМи, ты сама говорила, что являешься полноправной стороной нашего договора. Так что изволь хотя бы выслушать и согласиться с нашими планами».

– Замечательно. Вы примете меры против клакеров, узнаете, кто за ними стоит, и организуете противодействие, – я пытаюсь кратко резюмировать пространные речи Пьера Дювона, представителя «Sony music».

Месье Дювон похож на своего тёзку из мира Юркина, Пьера Ришара. Лысину с длинными бакенбардами заменить пышной курчавой шевелюрой, удлинить нос и вот издалека парень – вылитый Ришар. Худой, высокий, с живыми глазами.

– Именно так, мадемуазель ЮнМи, – подтверждает Пьер, – Вас мы обязаны держать в курсе, дело очень серьёзное. Вы сами знаете, как газеты и ТВ могут сделать гору из ничего. Ваше турне пройдёт с громким успехом, а весь мир будет считать, что вы провалились.

Они, в основном, мсье Дювон мне рассказали, что во время следующего концерта в холле будет дежурить банда журналистов, которых прикроют полицейские наряды. Ни один клакер не уйдёт от назойливых журналистов с их провокационными и наглыми вопросами. И стоит только кому-то хотя бы ругнуться, привод ему в полицейский участок гарантирован.

– Никаких серьёзных обвинений мы предъявить не можем, – поясняет Дювон, – Нет клакерства в списке уголовно наказуемых правонарушений. Но пугнуть, подействовать на нервы можем. Может удастся выяснить, кто их нанял, но это вряд ли. Наверняка использовали посредников.

Ну, это как обычно. В таких делах главное – остаться незамеченным. Если тебя засекли, ты не только проиграл, ты крупно влип. Скучающим взглядом смотрю мимо мужчин на работающий телевизор.

– ЮнМи, мы тут посоветовались, – вступает СанХён, – Следует слегка подправить программу выступлений. Пару японских песен убрать и заменить их французскими.

– Офранцузить ваши концерты, так сказать, – заулыбался Дювон, – Это заметно повысит привлекательность концертов. На клакеров будут смотреть удивлённо и неодобрительно.

Вот сразу мне не понравилась эта идея. Моментально! Я гляжу на экран телевизора, прислушиваюсь к еле слышному бубнёжу. В Марсель заходит военная эскадра. Французская, во главе с авианосцем «Шарль де Голль». В этом мире знаменитый генерал тоже существовал и сыграл свою роль, хотя и несколько другую, чем в мире Юркина.

– Вы хотите усилить привлекательность концертов? – спрашиваю мсье Дювона.

Он расцветает улыбкой.

– Именно так, мадемуазель ЮнМи. Мы осложним работу клакеров.

– Мы её упростим, – не соглашаюсь я, – Обычные зрители, стоит им только понять, кому они обязаны более высокой зрелищностью, начнут смотреть на клакеров с сочувствием и одобрением. К тому же не стоит выбрасывать свой стратегический резерв, когда у нас и без того аншлаг.

Мужчины замолкают и переглядываются. Знаю, откуда ноги растут. СанХён. Разбаловала я его, привык он относиться ко мне, как к палочке-выручалочке. Мы сейчас выложим козыри, а ЮнМи нам ещё что-нибудь напишет. Возможно, напишу, только всё равно это глупо, разбрасываться ресурсами просто так. Тогда лучше задержаться во Франции и дополнительные концерты дать. Больше денег снимем.

Так, а в Марсель тем временем входит эскадра и скоро город будет переполнен моряками, соскучившимися по девушкам, цивилизации и прелестям гражданской жизни. Если сговориться с командованием… вот и сделала я предложение, которое сработало и забросило нас в Марсель.

– Мы можем следующий концерт перенести на более поздний срок?

– Это возможно, но… – начинает мсье Дювон.

– Тогда так и поступим, – заканчиваю я за него, – Для начала неплохо бы слегка увеличить цену на билеты, пусть организатор клакеров для начала выбьется из своего бюджета. Подумайте над этим. Впрочем, это не главное. Договоритесь с военно-морским командованием о концерте для их моряков. В Марселе.

Я показываю рукой на телевизор, где на завершающих кадрах военные корабли в порту.

– Вряд ли наши недоброжелатели смогут быстро сориентироваться и нанять в клакеры моряков. Они военные, живут на казарменном положении, им трудно будет объяснить боевым товарищам, почему это они пошли против всех.

Глаза мсье Дювона зажигаются энтузиазмом и пониманием. Он сумел меня удивить. Тут же вскакивает и бросается к телефону.

– Мы немедленно это сделаем, мадемуазель ЮнМи! – экспансивно выкрикивает и дело закручивается. СанХён только рот раскрывает от удивления. Меня тоже удивляет настолько быстрая реакция, я только предложила, мне вовсе не хочется мотаться по стране. Она не такая маленькая, как Япония, где почти всё в шаговой доступности. Вообще-то я хотела только обсудить тему, возможно, слухи пустить, что мы отбываем в Марсель, раз Париж нам козни строит. Но раз так, то слухи тоже сгодятся. Пока Дювон трещит по телефону, делюсь с СанХёном ещё одной идеей. Он слегка суживает глаза, иногда он так делает, когда слышит что-то интересное.

– Всё, саджанним, мне пора, я и так с вами заболталась.

(Снова Марсель, 22 февраля)

Вот так всё и закрутилось. А теперь в Марселе отбиваюсь от местных, не желающих нас отпускать. Уже двое суток, как мы в Марселе, сегодня дали последний четвёртый концерт. Чистая халтурка, конечно, но если моряки дуреют от одного нашего вида, то пуркуа па? (почему нет).

Отбиться от распалённых марсельцев, – среди них и мэр был, – удаётся с помощью двух доводов. Первый – нет согласия нашего руководства. И второй:

– Вы ставите ваших женщин в трудное положение. Им всего за неполные сутки надо продумать и приготовить новый наряд, причёску и всё остальное. В Гранд Опера просто так не пойдёшь…

И второй довод галантные французы не принять не могут. А обещание приехать ещё, предупредив заранее, разоружает их полностью. И хорошо, нас Париж заждался.

Окрестности Сеула, особняк семьи Ким

20 февраля, время 9 часов утра.

МуРан в своём кабинете беседует с шефом безопасности, ХёБин рядом.

– Наш источник в окружении Агдан сообщает, что слухи о провале ложны, но не беспочвенны. Выявлена попытка конкурентов скомпрометировать выступления группы «Корона». Технически всё выглядит просто: выкупается часть билетов для своих людей, которые во время концерта покидают его, делая вид, что им не понравилось, – докладывает СанУ.

МуРан подписывает распоряжение на выплату пяти тысяч долларов наличными информатору. Небольшое пособие для господина ЮСона, так ведь и работа не великая и непыльная. СанУ, поклонившись, покидает кабинет.

– Вот видишь, внучка, – говорит Муран, – обычное дело. Кто-то достигает успеха, а кто-то из зависти пытается мешать.

– Всё время с ней что-то происходит, – недовольно замечает ХёБин.

– Разве у тебя никогда ничего не происходит? – резонно спрашивает МуРан, – Постоянно что-то случается, но ты справляешься. Агдан тоже решает свои проблемы.

– Посмотрим, решит ли на этот раз, – не сдаётся ХёБин.

– Она много раз попадала в неприятные ситуации и всегда выходила из них с прибылью. Выкрутится, – замечает МуРан.

– Посмотрим… – упрямится ХёБин.

МуРан хлопает ладонью по столу. ХёБин слегка дёргается.

– А когда ты насмотришься, как она снова всех оставит в дураках, ты скажешь, посмотрим, как она выкрутится в следующий раз?! – МуРан не сдерживает раздражения, – Потом в следующий, и так до бесконечности?

ХёБин молчит, крыть ей нечем.

– Скажи прямо, ты мне поможешь или нет? – МуРан ставит вопрос максимально остро.

– Я подумаю…

Сеул, квартира семьи Агдан

28 февраля, время 19 часов.

ДжеМин и СунОк не отлипают от телевизора, в котором за небольшим столиком беседуют двое, импозантный брюнетистый мужчина и хорошенькая девушка, их дочь и сестра. Ещё утром позвонила ЁнЭ и сообщила, что в программе MBS вечером будет большая передача с ЮнМи. Не обманула. Первые минуты женщины даже дышат с осторожностью. Перевод сопровождается субтитрами. Хочешь – читай, хочешь – слушай.

В правом верхнем углу логотип, двоечка на красном фоне, телеканала Франс-2.

Париж, телеканал Франс-2

24 февраля, время 10 утра.

На этот раз мне в партнёры достался мужчина, Мишель Монтень. Я бы предпочла уже знакомую Анну Дюваль, но та насморк подхватила. Хорошо, что не я, мне сейчас даже несерьёзно болеть нельзя.

– Бонжур, мадемуазель Агдан.

– Бонжур, мсье Монтень.

– Итак, мы, французы дождались, наконец-то, вашего личного визита во Францию, – начинает Мишель.

– Неправильно говорить «наконец-то дождались», мсье Монтень, – смеюсь я, – Я практически мгновенно примчалась. Как только узнала, что во Франции меня с нетерпением ждут, тут же начала туда собираться.

– Несколько месяцев это мгновенно? – задирает бровь кверху ведущий.

– Я давала вашему каналу, вашей коллеге Анне Дюваль, интервью в конце октября. Тогда я поделилась с вами своими планами. Я напомню. Мы готовились к турне в Японию, отменить которое или перенести на более поздний срок было невозможно. Договора заключены, сроки согласованы. Закончилось оно в двадцатых числах декабря, до начала января я восстанавливалась…

– Заболели после Японии? – сочувственно озабочивается Монтень.

– Ничего страшного, обычное переутомление. Фактически сразу после Японии я приехала во Францию. Вы же не ждали моего личного визита, во время которого я дам несколько интервью, проведу пресс-конференцию и уеду? Вы ждали меня, как певицу и артистку. Для этого нужна концертная программа, причём с французским репертуаром. Французы – националисты в хорошем смысле, они считают французское самым лучшим. Ехать к вам без песен на вашем языке – заранее планировать провал. И за полтора месяца почти с нуля создать французский репертуар, разве это не мгновенно?

– У вас отличное произношение, – восхищается Монтень, – я не улавливаю никакого акцента, и нет никаких ошибок.

– Спасибо. Вы тоже великолепно владеете языком, – возвращаю ему комплимент.

Ведущий на секунду подвисает, а потом мы смеёмся одновременно, глядя друг на друга.

– Я слышал, что французский язык не единственный иностранный для вас язык, который вы знаете?

– Не единственный, – подтверждаю я.

– Какие языки ещё знаете? И вопрос вдогонку: какой язык вам больше всего нравится? – ведущий развивает языковую тему.

– Кроме вашего, родного корейского и английского – немецкий, испанский, русский, японский.

– Вы знаете все эти языки? – слегка расширяет глаза ведущий, – А второй вопрос?

– Если не учитывать родной и оставить за кадром французский, то на первом месте – английский.

– Вы говорите, что ваш любимый иностранный язык – английский и вы его сразу выделили из всего ряда вместе с родным. Почему? – ведущий тонко улавливает нюансы. Ну, на то он и ведущий.

– Я бы не сказала, что любимый, – уточняю, – Мне все языки нравятся. Английский для меня самый мощный профессиональный инструмент. Как для автора песен. На нём мне легче всего удаётся сочинять песни. Полагаю, по объективным причинам.

– Каким же? – ведущий не на шутку заинтересовывается.

– Английский самый удачный язык для песен и музыки, – объясняю я, – Подумайте сами. Франция – шансон, Испания – серенады, Италия – опера, Россия – романсы. А Америка? Во всём этом уступает, но она родоначальница целой группы новых музыкальных жанров. Такого разнообразия больше нигде нет.

– Какие именно жанры принадлежат американцам? – В голосе ведущего пробивается ревность.

– Блюз, джаз, кантри, свинг, рок-н-ролл, тяжёлый рок, панк-рок, – вываливаю на него длинный список музыкальных направлений с американскими корнями. Несколько секунд ведущий молчит, переваривает. Не находит возражений, но выдвигает объяснение:

– Америку создали англичане, французы, немцы, итальянцы…

– Ирландцы, индейцы, мексиканцы, африканцы, – дополняю я, – и все внесли что-то своё.

– Хорошо. Получается, вы считаете английский язык самым удобным для сочинения песен?

– Да, мсье Монтень. Но огорчаться вам не стоит. Звучание лирических французских песен обладает непревзойдённым шармом. Тут у вас конкурентов нет.

Я действительно так считаю, и погладить по головке хозяев не помешает.

– А что случилось после второго концерта в «Зените»? – ведущий переходит к деликатным темам, – Почему вы вдруг сорвались в Марсель?

– Чтобы потом не говорили, что я приехала не во Францию, а в Париж, – улыбаюсь я, – Если серьёзно, то столичные жители во всех странах обладают некоей формой снобизма. Мы – столичные жители, а вы – все остальные. Но сила и слава страны не только в великолепии столицы. Их преумножают рабочие автозаводов, которые собирают известные всему миру «Пежо» и «Рено». Работники атомных электростанций, железнодорожники, шахтёры. И не последнее место занимают военные, мощный военно-морской флот. Решение родилось спонтанно, когда я увидела в новостях, что в Марсель зашла ваша эскадра. Идею сделать подарок вашим морякам организаторы турне поддержали.

– Позвольте поблагодарить вас, мадемуазель Агдан, за внимание к нашим морякам, – слегка торжественно произносит ведущий и делает какое-то, поначалу непонятное, движение. Протягивает раскрытую ладонь и слегка наклоняет голову.

После секундного замешательства «догадываюсь», – на самом деле режиссёр подсказывает через телесуфлёра, – и протягиваю правую руку. Монтень с чувством и, похоже, с удовольствием целует её.

– Но нам известно, что какие-то мелкие неприятности у вас на концертах были, – Монтень затрагивает раздражающую тему, но считаю это правильным. Занозы надо выдёргивать сразу, а то дальше хуже будет.

– В Марселе ничего такого не было, – слегка ехидно отвечаю я.

– В «Зените», – уточняет ведущий.

– Да. В первые два раза в «Зените» случился досадный момент. Небольшая часть зрителей, около полусотни, может чуть больше, покинули зал. Но я быстро поняла, что они уходят не по своей воле.

– Как вы это поняли? – ведущий обнаруживает искренний интерес.

– Когда запела французскую песню, – рассказываю подробности, – Они повели себя, как люди, которым не хочется что-то делать, но приходится. Они замедляли шаг, оглядывались, скопились у выхода и вышли, когда я закончила петь…

– А в следующий раз в холле их ждали журналисты, – улыбается Монтень.

– Журналисты иногда бывают крайне неприятными, – смеюсь я, – Но не всё же нам терпеть их вредные вопросы?

– Не любите журналистов?

– Не любила. Отношение стало выравниваться, когда увидела, что неприятных мне людей они топят с таким же энтузиазмом. Так что сейчас воспринимаю их терпимо.

– Выяснили, кто это подстроил? – ведущий задаёт кульминационный и потенциально опасный вопрос.

– Нет. Всего лишь подозрения появились. Насколько знаю, наш менеджмент детективное агентство подключил, – на самом деле, точно не знаю. Мне посоветовали так сказать, но пошли ли на это – мне неизвестно. Да и не интересно. Мне главное, что всё прекратилось.

– Цены на билеты подняли по тем же причинам? – тонко улыбается ведущий.

– Да, в рамках той же борьбы с клакерами. Во-первых, пусть наши недруги больше затратят, во-вторых, парижане будут им «благодарны». А в-третьих, ответный ход. Если при повышении цен билеты раскупают, все видят, что в реальности наша популярность высока.

– И билеты раскупают все до одного, – не спрашивает, а фиксирует факт ведущий.

– Да. А нокаутирующий удар клакерам мы нанесли на третьем концерте. Совсем недавно. Хотите, расскажу, как всё было?

Монтень соглашается, и я быстро, за несколько минут, под своё хихиканье и его смешки рассказываю…

Париж, комплекс «Зенит»

23 февраля, время 19:00.

Начинаю концерт я, пока в качестве ведущей. После приветствия и как только зрительский энтузиазм принимает менее шумные формы, обращаюсь к клакерам:

– Внимание, медам и месье! Те, кто планирует покинуть концерт после третьей или четвёртой песни, могут получить по полсотни евро за сданные билеты. Вдумайтесь, медам и месье! Вам заплатили пару сотен евро за то, чтобы вы ушли, дали билет, и сейчас вы бесплатно выслушаете несколько песен, посмотрите на меня. Но вас ещё и бонус ждёт! Хоть и небольшой. Но учтите, предложение действует только до пятой песни, после неё вам платить не будут.

Далее объявляю номер, и всё начинается, как раньше. Но слегка не так. Теперь народ веселится ещё и в паузах между выступлениями. Публика тычет в уходящих пальцами, смеётся, крутит пальцем у виска. Кто-то из беглецов сохраняет покер-фейс, а кто-то неудержимо краснеет. И мало их, заметно меньше чем раньше.

В холле их ждут. Нет, на этот раз не журналисты и полицейские, а работники «Зенита» и наш стафф. Желающим действительно дают пятьдесят евро в обмен на билет. И тут же его продают, за те же деньги. Получивший билет счастливчик опрометью кидается ко входу, а за дверями волнуется длинная-длинная очередь из страстно желающих попасть вовнутрь.

После четвертой песни я объявляю маленький перерыв на десять минут. И в зал запускают сотни полторы молодёжи. Им придётся стоять в самом дальнем поперечном проходе, но их ничего не смущает. С них взяли всего по двадцать евро, и деньги эти не для меня. Что мне эти 3–4 тысячи? А вот на премию стаффу, который всё это организует, в самый раз.

Париж, телеканал Франс-2

24 февраля, время 10:53 утра.

– Вот так вы с ними и разделались, – сквозь улыбку резюмирует ведущий.

– Да, мсье Монтень.

– Не могу не спросить вот о чём… – ведущий вовремя совершает очередной поворот в разговоре, – Смысл вашей песни «Мадемуазель поёт блюз» не представляется вам слишком серьёзным, пожалуй, даже с философским оттенком?

– Да уж, – я улыбаюсь, – Это совсем не простенькая любовная лирика. Самой первой песней мы заявляем себя, как серьёзная группа. Мы не сторонники стиля «два притопа, три прихлопа».

– Ну, да… и остальные ваши песни совсем не легкомысленные, – соглашается Монтень.

– Есть и лёгкие, – делаю поправку, – Я, как автор, не выношу ограничений.

– Чего нам ждать от вас дальше?

– Как чего? – удивляюсь я, – Новых песен и новых приятных сюрпризов.

Сеул, квартира семьи Агдан.

28 февраля, время 20 часов.

На экране любимая дочка и сестра прощается с ведущим, идёт заставка Франс-2, потом MBS и, – куда без неё, – начинается реклама. ДжеМин вздыхает.

– Моя дочка даёт интервью французскому телевидению, с ума сойти.

– Ук, скоро только по телевизору её и будем видеть, – бурчит СунОк.

– Тоже соскучилась? – улыбается мать и бодро встаёт, – Ладно пошли, у нас по расписанию тренировка. Будет тебе, чем удивить ЮнМи, когда она приедет.

Без единого слова возражения девушка встаёт. Через десять минут, после лёгкой разминки, пусть с помощью мамы, что придавливает её плечи, садиться на полный шпагат.

– Пора начинать с запасом, СунОк, – женщина подсовывает под пятку тонкую книжку, – Давай!

Часть морской пехоты ЧжуВона

2 марта, время 17:35.

Измотанная марш-броском рота вползала на территорию части полудохлой гусеницей. Издалека могло показаться, что солдаты бегут, в реальности таким бегом сложно догнать даже не слишком торопящегося человека. Потёки пота на серо-зелёных лицах, которые будто соревнуются между собой, какое из них самое несчастное.

Не все выглядят несчастными и умученными. Во главе колонны, сзади и по бокам располагаются вполне бодрые капралы, ефрейторы и сержанты. ЧжуВон в момент финиша на территории части контролирует арьергард. Вдвоём с товарищем-ефрейтором. Товарищ держит на плечах три автомата, а ЧжуВон, тоже на плече, несёт обессиленное тяготами армейской службы тело сослуживца-новобранца.

– Предводитель, ты не устал? – спрашивает ефрейтор.

– К сожалению, нет, – с неким разочарованием в голосе от несбывшихся ожиданий отвечает ЧжуВон. Потом обращается к своему грузу:

– Эй, ты там живой? – получив в качестве ответа невнятное мыканье, ЧжуВон успокаивается.

Рота перемещается к казарме, выстраивается. ЧжуВон пристраивает своего подопечного с краю строя.

– Хватит на сержантах кататься, солдат.

Командир ставит на этот раз не такую тяжёлую задачу, как пару часов назад, после чего самочувствие солдат роты мало отличается от состояния пациентов реанимации.

– Привести в порядок оружие! Сдать оружие и снаряжение! Привести себя в порядок! Построение через сорок минут!

Рота под командованием сержантов втягивается в казарму. ЧжуВон с приятелем идут сзади.

– Поверить не могу, – говорит ефрейтор, – неужели и мы когда-то такими были?

– Лично я не был, – возражает ЧжуВон, – Я никогда на марш-бросках без сил не падал.

– Да и я не падал, но всё равно тяжело было. А сейчас даже не пойму, устал я или нет.

За разговорами они входят в казарму и тут же начинают попиннывать новобранцев.

– Не ложиться, отдыхать за работой! Всем чистить автоматы, проверять снаряжение!

Они останавливаются около одного солдата, исхитряющегося всё делать лёжа. Снять автомат, вытереть снаружи, разобрать, почистить.

– Клоун, – замечает ефрейтор.

– А может в этом есть смысл, – задумчиво говорит ЧжуВон, – Представь, что он делает это под огнём противника.

– На огонь противника он должен отвечать стрельбой, – возражает ефрейтор.

– А вдруг вражеский снайпер? Приказ чистить оружие выполняется? Выполняется. Продолжай, солдат, – решает ЧжуВон.

– Рядовой Пак, господин сержант. Есть продолжать! – в голосе снизу можно распознать какие-то остатки бодрости.

Старшие продолжают подбадривать подчинённых. Между делом сами быстро и незаметно приводят своё оружие в порядок. Труда это не составляет, стрельб на этом марш-броске не было. Помаленьку, понемногу рота приходит в себя. Рядом с ЧжуВоном два приятеля, один из которых прибился недавно. Старая компания не распалась, но ЧжуВона и ефрейтора перевели в роту новобранцев с обычным заданием перед демобилизацией. Привести в норму молодых солдат (в Советской Армии аналогом можно считать курс молодого бойца, прим. автора).

– Надо выделить группу совсем слабых, – размышляет ЧжуВон, – и снизить им нагрузку.

– Лейтенант не позволит.

– Наш лейтенант не дурак. При передозе нагрузки организм не тренируется, а истощается и слабеет, – обосновывает своё предложение ЧжуВон.

– Ёксоль! – ЧжуВон чуть не ударил кулаком по клавиатуре. Минуту назад один из приятелей затащил его в компьютерный класс. Парни обнаружили в сети новый рекламный ролик с Агдан и притащили его сюда.

– Что, предводитель?! Что они говорят? – гомонят друзья.

– Да ничего особенного, – успокаивается ЧжуВон. Успокаивается и думает, а, правда, чего он так вспыхнул? Ничего такого Юна себе не позволяет, и никогда не позволяла.

Проматывает ролик снова, озвучка на французском языке, перевод ещё не сделали. На экране пять ногастых стройных кореянок рекламируют чулки французского производства. Пятеро, не считая Агдан, но она просто сидит и наблюдает. Камера аккуратно выбирает самый выгодный ракурс, чтобы зритель мог рассмотреть её ножки, открытые до колен и чуть выше. Стоящий рядом подтянутый высокий француз настаивает:

– Мадемуазель Агдан, не разочаровывайте нас, я умоляю. Примите участие.

– Нет, мсье Голар. Я давно не модель, я – продюсер, им и останусь, – Агдан непробиваема. Её ножки обнажены, их ничего не украшает кроме аккуратных босоножек.

– Переведи, предводитель, переведи, – науськивают ЧжуВона друзья. Тот отмахивается, «дайте досмотреть».

Смотреть есть на что. Тончайший нейлон наползает на ножку ДжиХён, – почти все её узнают, – затем на другую. Немного другого цвета чулок пристёгивается на застёжку… ага, это уже ИнЧжон. Других девушек морпехи не узнают.

Потом перед камерой вышагивают прелестнейшие ножки, одна девущка сменяется другой. Меняются и фасоны. Агдан всё так же сидит на своём месте и распоряжается. По её команде девчонки выстраиваются в ряд, синхронно делают мах ногой. Сначала согнутой в колене, – солдаты в классе постанывают от восхищения, – затем прямой.

– Теперь левой так же! Алле, раз-два! – командует Агдан, – Теперь уверенным шагом вперёд. Стой! Раз-два! Разворот!

Камера демонстрирует синхронный почти строевой шаг абсолютно ровной шеренги. И все остальные эволюции. Мелькают аккуратные ступни на шпильках, камера поднимается выше, взмётываются юбочки при поворотах, обнажая кружевные края… ЧжуВон оглядывается.

Класс переполнен солдатами, все сгрудились у мониторов, ему в затылок дышит толпа. Парни сверкают глазами…

– Слюни подберите! – холодно говорит ЧжуВон.

– Переведи! – стонет толпа.

– Да нечего тут переводить! – хмурится ЧжуВон, и всё-таки сдаётся, – Агдан девочками командует, они по её команде махи делают, ходят и всё такое. Хмырь рядом с ней уговаривает принять участие в рекламе, она не соглашается.

– Зря… – шепчет кто-то сзади.

Ролик меж тем подходит к концу, девушки уходят, Агдан встаёт. Камера на мгновенье фиксируется на ней, парни вокруг ЧжуВона дружно ахают. На ножках Агдан якобы неведомым путём заманчиво поблёскивает чёрный нейлон, настолько тонкий, что сразу и не разберёшь, какого цвета чулки. Сверху по экрану ползёт надпись, объясняющая насколько стильна и модна продукция фирмы «Контиаль».

Агдан уходит, камера не отстаёт. Жители мира Юркина мгновенно вспомнили бы задорную походку Мерилин Монро по перрону в фильме «В джазе только девушки». Высокий каблучок, стрелка сзади, только юбка Агдан короче и ножки, пожалуй, красивее.

Девушка садится в лимузин, изображение исчезает, когда камера упирается в мощную фигуру охранника. Морпехи, скопившиеся в классе, дружно выдыхают.

– А ты говорил, что она не соглашалась, – недоумевает один из приятелей ЧжуВона.

– Рекламный ход такой, – вяло объясняет он, – Не соглашается, потом вдруг уходит в чулках. Вы же ахнули? Ну, вот – цель достигнута.

ЧжуВон уходит. Его несколько коробит рекламная тема. В унисон его настроению кто-то сзади в классе ворчит: