Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)

– Нечего французам на наших девушек пялится…

– Ты же на француженок пялишься? Так что счёт 1:1.

Оставшись один в сквере поблизости, ЧжуВон сжимает губы, челюсть тяжелеет. Он решительно вытаскивает смартфон, выбирает номер. Сейчас он ей всё выскажет!

Но с каждым гудком решимость его стремительно тает. А что он ей скажет? Что такого необычного произошло? Она – звезда, это её работа.

– Аньён, ЧжуВон, – раздаётся милый и знакомый голосок. ЧжуВон откашливается.

– Аньён, Юна, – голос его слегка хрипит, – Как у тебя там дела?

– Всё хорошо, никаких проблем, никто не болеет, на концертах аншлаг, – бодро докладывает Юна и вдруг раздражённо, в сторону, – Девчонки, пошли вон! Дайте поговорить!

– А у тебя как? Как боеспособность вверенных тебе подразделений?

– Бросили на обучение молодых. До конца службы буду с ними возиться, – после короткой паузы, неожиданно для себя, ЧжуВон спрашивает, – ты когда вернёшься? Жутко по тебе соскучился.

Юна помалкивает, только дышит в трубку, а ЧжуВон уже клянёт себя за срыв.

– «Корона» вернётся числа 16-го… – неуверенно говорит она, – а я ещё в Канаду загляну. Перспективное дело задумала.

– Надолго? Я про Канаду.

– Наверное, на неделю, – голос девушки всё неувереннее.

– А куда в Канаду, какой город?

– Монреаль.

– Замуж за меня выйдешь? – слова выскакивают раньше, чем парень успевает их обдумать. Но он не жалеет.

– Ой! Ты чего? – слегка теряется Юна, но быстро приходит в себя, – ЧжуВон, ну, не по телефону же…

– Хорошо. Спрошу, как приедешь. Готовь большой и очень положительный ответ, – ЧжуВон находит нужный тон и нужные слова.

– Ну, не знаю… – мнётся Юна, – ты же знаешь, какая я вредина.

– Ничего не знаю. Прилетишь из Канады, под замок запру и охрану из своих солдат поставлю.

– Передавай им всем привет от меня. После Канады я и сама к вам могу приехать. И даже на несколько дней, подбодрить твоих новобранцев, – предлагает Юна.

– Им и так мотивации хватает, но отказываться, конечно, не буду. Парни будут счастливы. Ты тоже своим девчонкам привет передавай.

– От тебя?

– От всей морской пехоты. Слушай, ты точно в порядке? Сколько уже говорим, ни разу меня не разозлила, – удивляется ЧжуВон.

– Ой, правда! – спохватывается Юна, – Извини, в следующий раз исправлюсь. Но ты тоже хорош, ни разу меня не отругал.

– Да, – грустит ЧжуВон, – теряем свой неповторимый стиль общения.

Они ещё поболтали минут пять, ЧжуВон с не испытываемым ранее замиранием сердца понимает, что Юна тоже не хочет заканчивать разговор. Завершать его приходится, с нарастающим воодушевлением ЧжуВон чувствует сожаление в тоне девушки по этому грустному поводу.

ЧжуВон убирает смартфон. Поодаль стоит пара его друзей, чуть дальше толпа сослуживцев.

– Ей звонил? – подходят к нему друзья. ЧжуВон кивает.

– Всё у неё в порядке, на концертах аншлаг, вернётся в конце месяца, обещала к нам заехать. Всем передала привет. Идите, обрадуйте парней, – предупреждает все вопросы довольный сержант.

Друзья разворачиваются и быстрым шагом идут к остальным. Через полминуты оттуда раздаётся радостный рёв.

Париж, комплекс «Зенит»

4 марта, время 19:22.

Запах кулис узнаваем по всему миру. Очень подозреваю, что даже в таких отгороженных от всех остальных стран, как наш северный собрат, аура сценических кулис такая же. Сложносоставное благоухание грима, всех этих пудр, тальков, кремов, притираний. Прибавьте неуловимый глазом дымок от сожженной мощными лампами пыли и заполируйте сверху запахом разгорячённых человеческих тел.

Мимо меня и навстречу промчалась стайка кобылиц нашего кордебалета. Я иду в гримёрку к Борамке, у неё сейчас дебют. Публике скоро объявят об исполнении новой песни «Moi Lolita», надо подстраховать нашу мелкоту.

– БоРам, ты чего? – таращу на неё глаза, – Ты же опытная, выступала много раз, и здесь уже пела.

Вовремя я пришла. На Борамку напал самый страшный враг артиста и спортсмена – мандраж, жуткая напасть. Я её уговариваю, а она трясётся. А времени-то нет, сейчас СонЁн допоёт и всё, надо что-то решать, через несколько секунд будет поздно. Можно попробовать отложить, но с такими трудностями лучше справляться сразу. Чем больше откладываешь, тем больше они становятся.

– Слушай, БоРам, это же вообще не проблема! – говорю и сияю лицом так, будто меня осенило, – Сейчас решим! Раз и всё! Се ту! Вуаля!

После жизнерадостных возгласов не менее жизнерадостно хлопаю её по плечу. Грусть и растерянность неуверенно покидают личико БоРам. Их вытесняет надежда на чудо – щас ЮнМи-сии всё разрулит! И я разруливаю.

– Очень просто, БоРам! – я прямо пылаю энтузиазмом, – Я сама её спою! И даже лучше, чем ты. Подумаешь! Одной песней больше, одной меньше.

В гримёрку, – ой, как вовремя! – заглядывает КиХо.

– Девочки, вы чего сидите!? Номер уже объявляют!

– Сейчас иду! – бросаю короткую фразу в его сторону. КиХо удивлённо таращиться.

– Нет уж! – набычивается БоРам, – Я уж как-нибудь сама.

Она сужает глаза, – это зря, кореянкам такоене рекомендуется, – зло сжимает губы. Я кидаю ещё веточку в разгорающийся костёр алчности.

– Как-нибудь не пойдёт, БоРам. Надо не как-нибудь, а на все сто.

Мы уже выходим из гримёрки.

– На все двести будет, – решительно заявляет Борамка и целеустремляется к сцене.

Смотрю на неё сзади. Вот ещё одна находка в сложном искусстве управления людьми. Нажми на Борамкину жабку, и эта девушка горы свернёт. Я не манипулятор, я только учусь. Я на самом деле собиралась её подменить, и хуже точно не получилось бы, я уверена. Но раз это сработало, как мощное лекарство, то… пуркуа па?

Стоим с СонЁн рядом со сценой. Всегда есть такая точка, что сцену видно, а зал не в поле зрения.

– Она справляется, – констатирует СонЁн.

– Попробовала бы не справится, – бурчу я, – Столько времени меня терроризировала «дай песню, дай песню», и после этого флопнутся? Я её без соли в сыром виде сожрала бы.

СонЁн смеётся. В зал льётся умеренно весёлая песенка. Да, БоРам справляется. Зрители всё громче начинают подпевать. Вот интересно, в Японии вроде такого не было…

– Странно даже как-то, – задумчиво произносит СонЁн, – с тех пор, как ты с нами, мы ни разу нигде не провалились. Даже по мелочи.

– Я не могу провалиться, – заявляю с некоторой долей наглости, – Я принцесса сцены.

СонЁн смеётся, я раздумываю. На самом деле, могу и провалиться, конечно. Кто угодно может. Мне просто намного легче. Я читер, аватар богини, знания двух миров за мной и смею надеяться, лучше многих чувствую зрителя. Как тут флопнуться? Это сильно постараться надо.

Во Франции всё идёт, как по маслу. Немножко я тут заработаю. Немного по сравнению с Японией, но там я фортуну за хвост поймала. Для Европы у меня таких мощных заготовок нет. Поражаюсь сама себе, несколько миллионов долларов для меня уже немного. Когда-то от сотни тысяч в пляс от радости пускалась. И чего я так цеплялась за авторские? Гонорары айдолов на порядок больше, а как только я, – даже не до конца, – избавилась от плотной опеки агентства, то прикоснулась к по-настоящему большим деньгам.

Получается такая лесенка. Автор – сотни тысяч долларов в год. Само собой, успешный во всём мире автор. Исполнитель мировых хитов – миллионы долларов в год. Агентство или лейбл, который продаёт исполнителя – десятки, а может и сотни миллионов в год. Так-так… а что дальше? Путь развития агентства – не моя дорога. Пусть оно будет, талантов вокруг много, их надо пристраивать и на них можно зарабатывать. Но не агентство будет стволом моей будущей корпорации. Есть ещё одно дело, за которым я в Канаду полечу. И которое сулит мне сотни миллионов или единицы миллиардов. Читер я или не читер? Даёшь миллиард долларов в мой необъятный карман!

Потрясу ещё эту грушу под названием Франция. Больше не для себя, вокруг меня куча народу кормится. И те же французы меня ждали, а не обращать внимания на тех, кто меня любит, я не могу. Неправильно это.

Я тут снялась в одной рекламе, приглашают на другую. У меня в загашнике ещё одна песня, «Derniere Danse». Последняя, если не считать «Je suis malade» и «Je t’aime», которые я оставляю АйЮ. Она тут доснимет сливки, оставшиеся после «Короны». Флаг ей в руки. На концерт её не хватит, но в чарте она будет. Такие вот перспективы на ближайшее время.

За рекламу в фирме «Контиаль» я получила около четверти миллиона евро. Вот что независимость от агентства животворящая делает. ДжиХён начислили пятнадцать тысяч, ИнЧжон – двенадцать, кордебалетным – по пять. Конечно, я – продюсер и всё такое, но, как говорится, разница видна невооружённым глазом. Да и справедливо это. Зрители знать не могут, но сценарий-то мой. Я предложила сюжет, когда ко мне пристают украсить свои ножки нежным нейлоном, а я отказываюсь. И в конце вдруг ухожу именно в нейлоновых чулках. Вся такая, будто ни при чём, оно само как-то прилипло.

Когда предложила фирмачам, те сразу ухватились. Ну, и по ходу дела много чего по мелочи внесла. Короче, свои двести пятьдесят тысяч евро я заработала честно.

О, мой выход сейчас. Что там у меня? «Les hommes quipassent», – слушайте, медам и месье, и наслаждайтесь.

Марсель, театр оперы

6 марта, время 8 часов вечера.

Выполняю своё обещание марсельцам. И дебют песенки «Derniere Danse» приберегла именно для них. Здесь акустика превосходная, как в любом классическом оперном зале. И народу вполне, вместимость зала тысячу восемьсот человек и цена билета далеко не двести евро. В среднем, около тысячи. Публика соответствующая и репертуар для них сливки со всего лучшего. Японо-корейские напевы – долой, оставляем для разнообразия только пару англоязычных. Остальное – всё французское, и львиная доля работы лично мне. И пусть, за два концерта в этот день до нуля не сотрусь, и оплата соответствующая.

Раз это опера, то начинаем с классики. Я в длинном платье с огромным вырезом на спине. Подхожу к роялю, на котором сидит Мульча. Да, моё животное сегодня принимает участие в выступлении, привнеся в зал изрядное оживление. Подношу к её морде микрофон.

– Ну, что, начнём? – короткое мявканье в ответ.

– Хорошо. Что играть будем?

– Мя-а-а-у, Во-о-о-у!

– Музыку рая? Как скажешь, – сажусь на стул, открываю крышку, разминаю пальцы.

В зале мой диалог вызывает оживление, шёпотки, легким гулом витающим над залом. В этот гул пока осторожно вплетаются первые ноты волшебной музыки. Зал немедленно смолкает, я выхожу туда, в то пространство, где нет зрителей, где нет ничего реального, а только энергетические туманные облака…

Когда завершаю, зал не сразу понимает, что всё кончилось. Состояние транса не уходит сразу. Пользуюсь этим моментом.

– А теперь что? Лунную сонату?

– М-р-р-мяв! – подтверждает кошка.

Но пришлось сделать паузу, зрители опомнились и зарукоплескали.

Лунная соната, бессмертное произведение, производит не меньшее впечатление. Мне преподносят пару букетов. Вместе с цветами, в сопровождении Мульчи ухожу со сцены, и занавес за мной закрывается. Это не концерт, это всего лишь увертюра, концерт начнётся после того, как уберут рояль.

Всё, как обычно, всё, как всегда. И как на предыдущем концерте здесь же, зал слетел с катушек после песни «Derniere Danse». В этом сингле я развернулась, насколько позволяла музыка, играла тембром и регистром. Облако, отражающее песню и отношение зрителей к ней, сверкало так, что глазам было больно, хотя не глазами я это видела.

Все наши песни хороши, но эта, на мой вкус, шедевр.

Я умучилась раскланиваться, весь зал стоял на ногах. Вот как так можно? Это же Гранд-Театр, тут даже самые бешеные восторги должны быть сдержанными. Бисовать я отказалась наотрез. Пришлось прямо сказать, со сцены.

– Мадам и месье! Исполнение на «бис» невозможно! Мы же не под фонограмму поём и силы мои не бесконечны. И время не бесконечно. А услышать ещё раз эту песню вы сможете очень легко и просто. Купите диск с нашими песнями и слушайте, хоть десять раз подряд.

Уболтала. Или они сами успокоились, выплеснув эмоции в крики, свист и овации.

После концерта нас не отпустили, да мы особо не противились. Высший стафф представлял КиХо и мсье Дювон, СанХён остался в Париже. Ещё «Корона» в полном составе, для нас в фуршетном зале устроили нечто вроде светского приёма. Расфранчённые дамы, важные представительные господа, местная элита, в общем.

Стоим с Пьером Дювоном и мэром Марселя с супругой. Мне опять высказывают восхищённое неудовлетворение моим отказом исполнять песню на «бис». Объясняю:

– Господин мэр, вы просто обязаны меня понять, как мужчина. Представьте, что вашей супруге, – киваю на его спутницу, – так понравился акт любви в вашем исполнении, что она решительно требует немедленного повторения. Что вы ей ответите?

Мне ответили смехом, а что сказать разгорячённой супруге, мэр придумать не смог.

– Поверьте мне, я в том же положении, – на этом и заканчиваю пояснения.

Дальше начинается светский трёп, меня и коронок заваливают комплиментами. Испытываю наибольшее удовольствие, когда вижу, что девчонки худо-бедно, а Борамка, – кто бы мог подумать! – почти бойко с милейшим акцентом, все трещат по-французски. Иногда звучит очень смешно, похоже на речь джедая Йоды из звёздных войн, но французы понимают. Веселятся и понимают, ну, и ладненько.

Глава 16
Прощай, Париж!

Париж, комплекс «Зенит»

15 марта, время 20:18.

Стою у сцены, вслушиваюсь в гудение зрительного зала. Оснований для тревог и опасений никаких. Я свои номера отработала, Борамка свою «Лолиту» спела (https://youtu.be/sz4xDGUr91A). Сейчас заканчивается танец нашего кордебалета, мы на основе БанниСтайл и других старых танцев «Короны» быстро слепили вот такие номера-вставки. Мы их даже иногда не объявляем, девочки выходят, поддерживают тонус зрителя под уже не такую громкую музыку. Дают нам время прийти в себя и подготовить следующий номер. Особенно мне это нужно с моей нагрузкой, петь без перерыва сколько-то времени можно, но это здорово утомляет. Кроме упомянутого репертуара, неделю назад я запустила песенку «Voyage, voyage» (https://youtu.be/XT9IDo-vF5k), чем совсем запутала французских фанатов. Они никак не могут разобраться, какая песня у них самая любимая. В чартах творится немыслимая свистопляска, я даже следит перестала.

Музыка заканчивается, девочки делают реверансы и лёгкой побежкой удаляются. Пробегают мимо, обдавая жаром распалённых тел. Всё, мой выход. Мой последний выход! Оборачиваюсь, спрашиваю ещё одну певицу, самую лучшую из тех, кого я знаю, не считая себя:

– Готова? – вижу уверенный взгляд, подтверждающий кивок, иду на сцену.

– Медам и месье! Это мой последний концерт…

Пережидаю шум и свист, выражающий разочарование, продолжаю:

– Но я вас не бросаю! С вами останутся мои песни, со мной ваша любовь и восхищение. Не огорчайтесь, вы ещё не все мои песни услышали. У нас ещё есть сюрпризы! Встречайте!!! Моя лучшая подруга АйЮ! С новой песней «Je suis malade»!

Дожидаюсь АйЮ, с которой я только что стояла за кулисами. Она в длинном элегантном платье. Я настояла на таком наряде, сама-то я в коротком. Уж больно она худенькая, а Чо СуМан, или упустил из виду, что тощеньких артисток в Европе не любят, или решил не менять ничего. Турне во Франции не вечно, а набрать вес намного легче, чем сбросить.

АйЮ подходит, мы обмениваемся поцелуями. Когда я покидаю сцену, звучат первые осторожные аккорды, а затем зрителей ласково и медленно, как нежные объятия любимой девушки, накрывает волшебный вкрадчивый голосок АйЮ.

По тому, как завороженно притих зал, понимаю, что за АйЮ можно не волноваться. Настолько за неё уверена, что уже за себя побаиваюсь, хи-хи-хи…

Наши партнёры прибыли позавчера. День на адаптацию и вчера мы встретились. Ожидаемо встал дополнительный вопрос на повестке дня.

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

14 марта, время 9:20.

Мы в номере СанХёна. Мы, это кроме самого СанХёна, КиХо, ЮСон, ЧоСуМан, АйЮ и мсье Пьер Дювон. Не считая переводчика, нанятого агентством СанХёном.

– ЮнМи-ян, я наберусь смелости и буду настаивать на том, чтобы ты задержалась. Хотя бы на неделю, – СанХён упорствует, вот уже несколько дней предпринимает попытки уговорить меня продлить турне, – Ни к чему тебе уезжать, пока аншлаги не кончаются.

– Всегда лучше завершать гастроли, пока аншлаги, – возражаю я, – Если покинем Францию уже при неполных залах, дадим повод для разговоров, как мы надоели публике, что наш репертуар замылился. Не надо давать возможность публике объедаться нами.

– Мне тоже хочется, чтобы мадемуазель Агдан осталась, – вмешивается Дювон, – Но она права.

– Да, знаю, что она права, – бурчит СанХён, но дальше не продолжает.

– Вас-то никто не гонит, саджанним. Репертуар у вас будет и без меня. АйЮ же приехала, – оглядываюсь на неё, обмениваемся улыбками, – АйЮ, я тебе ещё одну песню написала. «Je t’aime». Сегодня передам.

– Ой, ЮнМи, какой неожиданный подарок, – АйЮ вспыхнула радостью, как сухая спичка, – Я с тобой скоро не корейской, а французской певицей стану!

Переждав взрыв восторга друзей-конкурентов, – Чо СуМан просто лучится довольство, – продолжаю:

– Что у нас есть? У АйЮ четыре песни: «Je t’aime», «Je suismalade», «Viens, viens», плюс одна из моего репертуара и, не считая «Joe letaxi».

– А какая из твоего репертуара? – встревает АйЮ, – ЮнМи, а можно «Mon mec à moi»?

– Вообще-то я другую хотела отдать, – немного теряюсь от такого напора, – Но если справишься, бери её. Но только на время турне. Остальные – твои, а это уже мой репертуар.

Дружба дружбой, а обозначить, где мои интересы, а где дружественные надо. Как и обсудить размер отступных, но это мы ещё в Корее сделали. Сейчас только вписать названия песен и подписать соглашение.

– У БоРам – «Перке де вас», «Ураган» и «Moi Lolita», плюс визитка «Toome». Ещё четыре композиции, – продолжаю я, – «Bananarama» тоже можете исполнить. Она на английском, но в общей куче пойдёт.

– «Mademoiselle chante le blues», – негромко подаёт голос мсье Дювон.

– Нет, – мотаю головой, – Её только для танца под минусовку. Петь некому. АйЮ или СонЁн вытянут, но с трудом. И сложный текст, высок риск, что налажают.

– На неделю вам хватит, дальше аншлаги прекратятся, – делаю паузу, а после неё подарок присутствующим, – За это время вы составите рейтинг всех наших песен, включая мои. А я через неделю прилечу из Канады, и дадим прощальный концерт. Всё лучшее соберём и тройную цену заломим.

Все вокруг засветились лицами, даже ЮСон, ржавый якорь ему в…

– Два! – мгновенно сориентировался СанХён. Наверное, он самый жадный пацак из всех присутствующих.

– Но в один день, – делаю поправку, – И на следующий день уносим ноги. Я на родину хочу.

«Соскучилась по родным узкоглазым лицам», – но это я про себя.

– О, мадемуазель Агдан… – в экстазе стонет Дювон.

– До последнего не верил, что вы нас совсем бросите, ЮнМи, – высказывается Чо СуМан, – И нам придётся делать перерыв, господа. АйЮ надо выучить две песни…

– Только одну, – строит невинные глазки АйЮ, – «Jet’aime». «Mon mec à moi» я почти выучила…

Делаю строгое лицо и грожу ей пальцем. Немного подумала и делаю жест руками, будто откручиваю ей голову. Ещё подумала и, состроив злобную гримасу, кручу кулачками, выжимая воображаемую тряпку. АйЮ беззвучно хихикает, прикрыв рот ладошкой.

Совещание заканчивается моим вопросом.

– А вы узнали, кто нам пакости устраивал с клакерами? – смотрю на всех сразу.

– АиГ мьюзик де Франс, – пожимает плечами мсье Дювон, – Я уверен на девяносто процентов. Их певцов вы выкинули из топа. С «Таксиста Джо» всё началось.

Выхожу с АйЮ в холл, где почти все наши девчонки и ГаБи с Мульчей.

– Сонбе, а вы правда в Канаду улетаете? – спрашивает девочка из кордебалета.

– Да, – смотрю на ГаБи, – вы с Мульчей здесь останетесь. Незачем вам мотаться туда-сюда.

ГаБи хмурится, не хочет свою принцессу без охраны оставлять, но помалкивает.

– Бросаешь нас, – грустит СонЁн.

– Это БоРам виновата, – я делаю обиженно плаксивое лицо, и надрывно продолжаю, – Она меня уже месяц сосисками не кормит!

Покупаются все. Я – гениальная актриса! Умом все понимают, что я их разыгрываю, – в первый раз что ли? – но все дружно и с неприкрытым осуждением смотрят на БоРам. Даже Мульча. Хотя почему даже? Моя кошка вообще смотрит с угрозой.

БоРам не выдерживает и, сорвавшись с места, удирает к себе. Скорость ей придают наши дружные укоряющие взоры, почти физически толкающие её в спину.

И на обеде нас, то есть, меня, ГаБи и Мульчу, ждёт сюрприз – нам ставят на стол тарелку с целой кучей вкуснейших баварских сосисек. Из-за столика невдалеке приветственно машет рукой Борамка. Шутки шутками, но она решила оправдаться на всякий случай. И правильно. Кто, как не она, принимал самое деятельное участие в поедании русских лакомств, которыми мы разжились в Москве. Ей принадлежит честь самой фанатичной почитательницы русского сала, да она даже маринованные грибы ела. Никто не решился, а она буквально смаковала. Она и свои запасы уничтожила, – плохого слова не скажу, делилась, только желающих было мало, – и в мои залезла.

Больше всех, думаю, счастлива Мульча. Ей тоже сосиска перепала.

– Есть новости, принцесса, – говорит ГаБи, просоединяясь к уничтожению угощения БоРам, – На вашем спецсчёте уже сорок два миллиарда вон.

– Каком спецсчёте? – Не сразу понимаю я, – А-а-а, уже сорок две тысячи злыдней подняли лапки? Здорово. Как вернёмся, на счёт «Ред Алерт» перегоню полтора миллиона долларов. Думай, куда будешь тратить.

ГаБи открывает рот, зависает на пару секунд, но так ничего и не говорит в итоге.

– Можно к вам, ЮнМи? – подходит АйЮ. Припоздала она на обед.

– Мы всё секретное обсудили? – спрашиваю ГаБи. Та кивает.

– Садись, АйЮ. Но сразу ставлю боевую задачу: минимум две сосиски ты съешь. А то мы не справляемся.

– Ой, я попробую, но не обещаю, – смеётся АйЮ.

– Спасибо тебе ещё раз, ЮнМи, за прекрасные песни. Я иногда сама себя заслушиваюсь, представляешь? А из всех твоих песен альбом себе собрала, теперь он у меня любимый, всё время его слушаю, – АйЮ принимается за своё любимое дело – говорить приятное друзьям.

В приятной компании время уходит быстро. Вот и обед кончается. Почти половину сосисек мы не смогли добить, ГаБи их в номер забрала, на радость Мульче.

А с трёх часов дня мы в «Зените», ставим новые песни АйЮ. «Mon mec à moi» она действительно почти выучила. Достаточно чисто, видно, без тичера не обошлось.

Вечером после ужина выхожу в эфир, который существует только для меня и Юркина.

Видение 13. Новый замок

– Огонь! – командую сам себе и отпускаю зацеп катапульты. Ядро летит по предопределённой природой и описанной великим Ньютоном траектории и падает в расположении наступающих монстров. Парочку из них ядро валит с ног.

– Блядский высер, – тихо комментирует Зина, стараясь, чтобы Катя не услышала.

От её отряда монстров осталось меньше половины.

Мы испытываем и пристреливаем катапульту, сделанную из прищепки. Стреляю разнокалиберными ядрами, которые налепил из пластилина и обернул фольгой. И красивее и ничего не пачкает.

Это мы обдумываем вооружение нашего замка. По внутреннему периметру сделали дорогу для заводных машинок. Их я из дома притащил. У Зины играть намного удобнее и безопаснее, Кирюшки здесь нет и водить сюда я его не собираюсь. Как-то раз по размышлении я задрал нос кверху и сказал сам себе: у меня должна быть только моя личная жизнь, куда никому ходу нет. А Кир всё равно не в обиде, он в садике. Две мои любимые подружки, Зина и Катя, тоже в детсад не ходят. По разным мотивам. Катины родители полностью доверяют дисциплинированной и послушной дочке и не боятся оставлять её одну. А Зина не ходит туда по другой причине. Её матушка и сама Зина не рассказывают, но я и так знаю, почему. Небось искусала там пару самых наглых ребятишек, вот и попёрли её оттуда.

Зарегулированная обстановка в семье Кати, полная условностей и запретов нам не в климат. Если даже мне Катин папа в доме отказывает, то про Зину и речь заводить не стоит. Я вообще Катю предупредил, чтобы она о Зине дома меньше болтала. С её родителей станется совсем ей выход во двор запретить.

Зато у Зины полное приволье. У неё своя отдельная комната! Офигенная роскошь. Но сейчас мы в гостиной, в маленькой зининой комнатушке не развернёшься. Наш замок там стоит. Весь такой величественный, хотя до конца недостроенный. Сейчас мы играем в большой комнате, и тётя Глафира не имеет ни малейших возражений. Очень странно она улыбается, когда глядит на нас. Для неё странно, нам видеть улыбку на её грозном лице очень непривычно. Даже немного страшновато. Сейчас она на кухне чем-то погромыхивает…

– Дети! На обед, быстро! – раздаётся её гулкий голосище. Ей нисколько не надо напрягаться, чтобы у находящихся рядом закладывало уши. Бронебойная дама.

Оставляем свои дела, Катя аккуратно ставит свою самую маленькую куклу на стол. Это она себя наряжает, вернее, свой игровой персонаж. После пары насмешек со стороны Зины, которой очень понравилась моя шутка про Катину очередь биться с Ерохиными, Катюшка стала дуться. И на меня и на неё. Я резонно заметил:

– Ты же сама назначила себя принцессой-воительницей! Я тебе и меч из щепочки вытачивал. Чего ты теперь обижаешься?

Катя подумала и, вздохнув, решила:

– Ладно, буду просто принцессой.

После этого всё прекратилось. Принцессам биться врукопашную не положено.

Сейчас сидим за столом и дружно стучим ложками. На первое рассольник, на второе пюре с аппетитно обжаренной рыбой. Всё очень вкусно, так что и Катя почти всё съедает. Точно не знаю, сам не видел, зато воочию наблюдал в той жизни детей, единственных в семье. Ребёнок без сестёр и братьев обычно очень разборчив и капризен в еде. Дети, как котята или любые другие животные. Когда они рядом друг с другом, инстинктивно стараются съесть больше. Биологический механизм конкуренции срабатывает. Щенки или котята могут даже подраться из-за еды. И с нами так же. Катя, видя, как весело мы с Зиной работаем ложками, тоже старается не отставать.

– Я прям довольна, что у Зины появились друзья, – тётя Глафира смотрит на нас, уперев одну руку в бок.

У-п-с-с-с! Вот и доходит до меня, почему нас так привечают. Зина всегда была одиночкой, маленьким злобным зверьком. И её мама переживала по этому поводу. Человек не может жить один, он животное социальное.

– С Зиной дружить здорово, – замечаю я, – Когда она рядом, нас даже собаки боятся.

Катя слегка фыркает. По её мнению, так себе комплимент. Но Зина с мамой довольны. Мама улыбается, а Зина почти улыбается. То есть, не хмурится.

– Я про характер, а не про внешность, если что, – под Катиным взглядом нахожу необходимым оговориться, – Так-то вы обе – красивые девушки.

Рядом раздаётся какое-то погромыхивание, Катюша аж вздрагивает. Но ничего страшного, это тётя Глафира смеётся. Это она на моё «девушки» реагирует. Зина смотрит с лёгким недоумением, её только что обозвали красивой девушкой. А чо такого? – смело встречаю её взгляд. Серые строгие глаза, чистая кожа, правильные черты лица… нормально у тебя всё.

Собак я не зря упомянул. С неделю назад это случилось. Мы занимались обычными своими забавами с участием Обормота, когда из-за угла дома выметнулись братья Ерохины. С некоторых пор мы с ними живём в мире, иногда даже играем вместе. Но парням вечно не хватает драйва и треша, вот они и находят его время от времени на свои задницы. На этот раз буквально. Из соседнего двора их гнала небольшая собачья стая, всего штук пять. И псы норовили цапнуть как раз за корму. Братья орали, отмахивались и пытались отступить до безопасного места. Нашей крепости. Как раз туда я и отправил Катюшу с Киром. Женщин и детей надо спасать.

Не успели Катя с Киром до защитных редутов добежать. На пути стаи тут же встают Зина с нашим псом. Зина крепко держит палку, которую мы кидаем Обормоту. Я не вооружён, зато Обормот всегда при своих клыках, порода-то у него бойцовская, если что. Он слегка опускает голову и рычит, низко и страшно. Восхищённо смотрю на него, никогда раньше таких слов от него не слышал. От Зины набрался?

Азартно преследующая братьев стая резко притормаживает. Ерохины прячутся за Зиной. И драки не получилось, здоровенный кобель, предводитель стаи, оценивающе оглядывает изменившуюся диспозицию. И оценивает разумно. Мне показалось, что на Зину он глянул с бОльшим уважением, чем на подступающего Обормота. Псы ретируются на свою территорию, видимо, посчитав, что своё защитили, а чужого им не надо. Только самая мелкая собачонка при отступлении гавкнула что-то дерзкое.

Допиваем компот, тётя Глафира уже сноровисто всё убрала со стола, и уходим в комнату.

– После такого обеда грех что-то делать в ближайшие полчаса, – выражаю общее мнение, – Немного отдохнём, подразним Катюшу и пойдём Обормота выгуливать.

Моё предложение принимается в целом положительно, только Катя почему-то возражает против второго пункта.

– Я вам подразню!

– Показывай давай, что ты там с принцессой вытворяешь, – командую я.

Мы придирчиво оцениваем кропотливые Катины труды.

– Корону ей надо сделать, – родившийся из туманного мира Катиных мечтаний образ одобряю по умолчанию, – Из цветной фольги. В конфетах иногда такая бывает…

– Ой, у меня дома есть! – мгновенно возбуждается Катя.

– Завтра принесёшь. Пока рисуй свою корону, какая она должна быть.

Девочка немедленно хватается за карандаши и бумагу. Мы с Зиной уносим нашу артиллерию и пехоту в её комнату. На сегодня наши фортификационно-архитектурные экзерсисы закончены.

Старый разрушенный замок недавно я тоже стал восстанавливать. Вместе с Киром. Злость на него не просто ушла. Я как-то увидел, как он неумело и старательно пыхтит, пытаясь его починить. И меня продирает приступ острой жалости к младшему. Усугубляет дело картинка, которую упорно гоню от себя, очень она меня расстраивает. Выражение неподдельного горя на его наивном личике, когда он видит безжалостно растоптанное великолепие. Плакал он тогда не меньше часа. Я думал от испуга. Думал так, пока не увидел, как он бережно хранит цветное месиво всего с двумя уцелевшими стенами.

Разумом считаю, что поступил как должно, а на сердце зарубка осталась. Поступил правильно, но крайне жестоко, а, значит, всё-таки неправильно. Ладно, зачтём это на счёт мачехи, с неё всё началось.

– Жалеешь своего братишку? – спрашивает Юна.

– Да. Но ты больше об этом, пожалуйста, не заговаривай, – Сергей (или Витей его теперь называть?) продолжает после паузы, – Понял одну вещь. Счастливая или восхищённая чем-то мордашка Кира – огромная ценность. Или такие же личики моих матрёшек. А плачущие лица друзей и близких – большая беда. Особенно детские.

– Любишь своих подружек?

– Конечно. Но ты больше…