Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)

– Нашей? – тупо переспрашивает ИнХе.

– Она же кореянка, – поясняет МуРан.

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

20 марта, время 9 часов утра.

Репетируем с ИнЧжон танец «Hands performance» в тренажёрном зале. На нас с сиденья одного из тренажёров жмурится Мульча. Наконец-то я, если не дома, то хотя бы среди своих! Одного канадского глотка мне хватило, чтобы затосковать о Париже.

Удачно я сделала ноги из Монреаля. Новости о моих приключениях, невзирая на нынешнюю скорость их распространения, обогнать меня не смогли. Как СМИ ни стараются, но мгновенно они даже экстренные выпуски сделать не могут. Есть время реакции публики, уходит время на сообщения по ссылке, добавьте заметную разницу по времени. Так что прилетела я спокойно, никто кроме выделенного мне сопровождения меня в аэропорту не отлавливал.

Вчера по причине моего появления и нахлынувшей следом сенсационной волны рабочее время пришлось сократить. Слава святым апельсинам, всё позади. Гвалт девчонок утопивших меня расспросами, недовольство СанХёна «Опять ты, ЮнМи, в историю попала!», бешенство в глазах ГаБи, как только она поняла, что её принцессу кто-то обидел… всё позади. Я не спрашивала, но, скорее всего, это она инициировала нападение на канадское посольство. Хорошо, что у неё ядерного чемоданчика нет, а то исчезла бы Канада с лица Земли.

– Иня, давай теперь зазеркалим с этого места. Зря что ли мы вдвоём танцуем?

ИнЧжон внимательно смотрит, я медленно показываю, что ей надо делать.

Мы готовим обещанный мной ИнЧжон танец. На концертах его показывать нет смысла, это зрелище либо для малой аудитории в шаговой доступности, либо для видеоролика. Сложные вычурные движения руками насыщены секретами. Повторить с лёта обычный человек не сможет, да и подавляющее большинство тренированных встанет в тупик. Можете одновременно водить ладонью по кругу на голове и животе? Все смогут. Одновременно похлопывать по животу и макушке? Тоже все смогут. А теперь попробуйте одной рукой водить по макушке, а другой хлопать по животу. Никто сразу не сможет. Надо довольно долго тренировать такое сочетание движений. Я подробно изучала этот вопрос. Если коротко, то есть движения, которые легко сопрягаются, а есть не поддающиеся одновременному исполнению. Так вот я целую кучу трудно сопрягаемых элементов воткнула в танец.

11 часов утра

– В принципе можно нас выпускать, – после просмотра видео говорю я. Наверное, можно что-то добавить или отшлифовать, но моя фантазия иссякла, и дальнейшая ювелирная огранка зрелищности не добавит.

– Вообще не понимаю, что ещё можно сделать, – высказывается ИнЧжон, – Хотя я и раньше не понимала, когда танец был в два раза короче.

Это да. Двухминутное шоу мы довели до почти пяти минут. После тренировки аж руки отваливаются.

– Иня, попроси кого-нибудь из девчонок, чтобы тебе руки помассировали, и полежи хотя бы полчаса.

– А тебе?

– У меня ГаБи есть…

ГаБи и Мульча. На обеде, надеюсь, хватит сил ложку до рта донести, а после обеда они мной займутся. Обе. ГаБи плечи и руки промнёт, пока Мульча что-нибудь в ухо намурлычет.

Париж, Гранд-Опера

Тот же день, 20 марта, время – 16 часов.

Великолепное место! Меня всё время терзает подозрение, что мы в музее. Роскошно всё, каждый миллиметр паркета или стен, изобилующих вычурными украшениями. Местные мсье знают толк в роскоши с отчётливым гедонистическим привкусом. Целый час мы просто ходили, открыв рты, не обращая внимания на снисходительно одобрительные усмешки персонала. Не зря они с нас миллион евро за один концерт снимают. Хорошо ещё наши репетиции входят в общий пакет.

Наши администраторы тоже дар речи потеряли. Им бы это не помешало загнать нас на сцену работать, а самим походить полюбоваться красотами. Зато я помешала.

– Один час, саджанним, – хладнокровно обрезаю ретивость СанХёна, – считайте это частью культурной программы. Иначе девочки работать не смогут, рот откроют, а закрыть забудут.

Кто-то из девочек хихикнул, СанХён и ЮСон зыркнули в ту сторону грозно, но спорить не стали. Как водится, последнее слово постарались оставить за собой.

– Только час, – СанХён демонстративно глядит на часы.

И вот этот час истёк. Мало, я могла бы тут на полсуток засесть в режиме медитации, но никто не позволит. Приступаем к репетиции. Кроме ещё не звучавшей песни «Ceux Qui N'ont Rien», есть другие сюрпризы организационного плана.

– АйЮ, у тебя всё тре бьен, – выношу ей высокую оценку после «Je suis malade». Отлично у неё получаются такие песни. По-моему, они идеально подходят именно кореянкам. Себя я в плане музыки к кореянкам не отношу.

Выхожу на сцену, моя очередь. Выходит и Шарль Россель, саксофонист. Пришлось привлекать из местных, золотить ручку и всё такое. Своих у нас нет, я видела, как задумчиво тёр переносицу СанХён. Я и сама глаз положила на этот инструмент, есть в нём неподражаемое очарование. Надо бы взять несколько уроков и посмотреть, что из этого получится.

Ладно, поехали! Шарль начинает свою партию, в положенный момент вступаю я. Когда заканчиваю, от дальнего конца зала и бокового балкона несутся аплодисменты. Местный персонал халяву ловит. Им и за концерт платить не надо, так послушают, пусть не в полном комфорте и на репетиции поприсутствуют.

– Двигаешься ты не слишком убедительно, – замечает СанХён.

– Так задумано. Я на репетиции только намечаю, что буду делать, а в полный размах выдам на выступлении. Силы берегу.

– Хорошо. Тогда покажи без вокала, что ты выдашь в полный размах, – просит он.

Мы заряжаем минусовку вполгромкости, и я выдаю в полную силу, неявно используя свою гибкость, что заметно выше нормальной. Слегка ошеломлённый СанХён отстаёт от меня, а с балкона опять аплодисменты.

Иду отдыхать, а на сцену выгоняют нашу Лолиту, в просторечии Борамку. Подсаживаюсь к мсье Дювону, у меня к нему разговор. Сурьёзный.

– Вы великолепны, мадемуазель Агдан, – Дювон галантно целует мне руку, – С ужасом жду момента, когда вы покинете нас и боюсь впасть в депрессию.

– О, Пьер! – не улыбнуться на такие изысканные комплименты невозможно, – Мои песни никуда не денутся. Вы их будете слушать, пока не надоест.

– Не могу такого даже вообразить, что ваши песни могут наскучить, – решительно возражает Дювон.

– Пьер, ну хватит! У меня к вам важное дело, – изо всех сил пытаюсь не улыбаться поощряюще.

– Вы меня прямо вдохновляете, – воодушевляется Дювон, – Приказывайте, моя королева!

– Надо связаться с высшим менеджментом сети отелей «Хилтон». Если они не выйдут со мной на контакт, на ближайшей пресс-конференции или в интервью я смешаю их с грязью.

Пьер сразу сделался серьёзным.

– В Монреале вас полиция забрала из отеля «Хилтон»?

– Да. Портье какой-то неприятный молодой человек. Увидел в паспорте синие глаза, а я была в цветных линзах под карие глаза. Решил, что паспорт фальшивый и, не дав сказать ни слова, вызвал полицию. Именно с него всё началось.

Пьер, слушая меня, что-то обдумывал.

– Вы на них обиделись? Я про администрацию отеля.

– Думаете, мелочь? – меня слегка накрывают те неприятные эмоции, что я испытала там у стойки отеля «Хилтон», – Понимаете, мы, азиаты для вас европейцев все на одно лицо. Я всё понимаю, но должен же быть какой-то предел! Что-то такое я в глазах его прочитала, какое-то презрение. Ты – азиатка и должна сидеть на попе ровно со своими карими глазами, других вам не положено. И не смутило его нисколько, когда я линзы сняла.

– В суд вы подать не можете, – начинает размышлять Дювон, – оснований нет…

– А кто мне запретит никогда больше не селиться в «Хилтон» и открыто сказать об этом? – спрашиваю я.

– Никто, – улыбается Пьер, – Никто, моя королева.

Он отходит подальше, почти к выходу и достаёт телефон. Так, что там у нас с Борамкой…

Париж, Гранд-Опера

21 марта, время – 18:50 часов.

Десять минут до начала концерта. По залам ещё ходят расфранчённые дамы и элегантные мужчины, большей частью среднего и старшего возраста. Но большая часть уже рассаживается в главном зале. Цены на билеты мы установили кусачие, в среднем три с половиной тысячи евро. Финальную серию концертов мы даём в элитном варианте. Для местного бомонда, высшие чиновники, старая аристократия, люди из большого бизнеса. Им мы приготовили Шоу с большой буквы.

На входе всем дают три шарика, дальше все идут мимо ряда непрозрачных контейнеров. На каждом название песни с кратким пояснением, кто исполняет и на каком языке. При наполнении контейнера он уносится, список желательного репертуара пополняется очередным названием. «Je suis malade» и «Derniere Danse» вошли в список первыми, и никто не смог определить фаворита.

Ожидаемо репертуар заполнился французской частью. «Лолита» вошла пятой, уступив немного «Viens Viens». Из англоязычных вошла только хулиганская песня «My Bed is too Big». Неожиданно! Может, я зря отдала её SM? Но это СанХён виноват, не прессуй он меня, ничего бы не отдавала.

Возможность самовыражения публике в целом понравилась. Хотя некоторые, как я заметила, кидали наобум. Особенно после того, как были выбиты явные фавориты.

Ну, что ж! Мы вас услышали, теперь слушайте нас! Шоу начинается!

В качесте разогрева наша визитка, дальше я с «Mon mec à moi», потом Лолита-Борамка. «Derniere Danse» выпускаем пятой, и я отправляю зал в нокаут.

– Что-то тебе хлопают жидко, – беспокоится СанХён, лицо его страшно озабочено.

– Холь! Саджанним, у них просто сил нет, они в нирване, – успокаиваю его тем, что вижу сама. И овации нарастают, публика пол-минуты приходила в себя и, наконец, опомнилась. Нарастающие аплодисменты успокаивают СанХёна.

После чисто танцевального номера, которыми мы разбавляем выступления и «Viens Viens» от АйЮ, делаем антракт. Для публики антракт, а для нас не очень. Используем имеющиеся здесь залы. В танцевальном фойе Борамка и АйЮ, в театральном – я. Коронки распределились ровно. Со мной ИнЧжон, КюРи и СонЁн.

– Внимание, медам и месье! – обращаюсь к прогуливающейся публике, среди которых ходят, раскачивая сетчатыми бёдрами длинноногие красотки. Девушки из кордебалета Гранд-Опера, в глазах своих читаю чувство зависти.

– У нас есть для вас танец, который невозможно показать со сцены. Сразу предупреждаю, это укороченный рекламный вариант. Полный вы увидите в скором времени на моём любимом канале Франс-2.

Да, есть и такая договорённость. Я только подписывать пакет соглашений устала. Нашла я способ вписать рекламу в этот номер. Нам, большей частью мне, заплатят миллион за рекламу Дома высокой моды Пьера Кардена. Они нам костюмы с ИнЧжон сочинили.

Пошла музыка «Hands performance». Всего на две минуты и главные фокусы мы с ИнЧжон сильно урезали. Но какие у публики были глаза! И пришла мне в голову ещё одна идея, чем ещё можно украсить танец.

– Опять? – ИнЧжон в деланом бессилии заводит глаза вверх, когда я говорю, что можно ещё сделать с танцем. Моё хихиканье прерывают два джентльмена, осторожно приблизившиеся к нам.

То и дело кто-то подходит, но ненадолго. Выражают восхищение, изредка берут автограф и отходят. Всё-таки публика очень непростая, и слава святым апельсинам и аристократизму присутствующих, не позволяющему по-детски непосредственно выражать свой восторг.

– Мадемуазель Агдан, позвольте представиться, посол Канады во Франции, Антуан Бредли и мой помощник Джон Такер, – лица дипломатов профессионально приветливы, слова и тон корректны. Но мой взгляд непроизвольно и резко холодеет.

– И что джентльменам угодно? – стараюсь сделать свой тон максимально приветливым. И что-то получается.

– Мы хотим лично от имени нашего правительства принести вам глубочайшие извинения за инцидент в Монреале, – посол достаёт из услужливо развёрнутой помощником папки какую-то бумажку, – И просим принять в качестве компенсации за ваши неприятности этот чек.

Хм-м… я с показным интересом скашиваю глаза на, даже издали красивую, бумажку.

– И в какую сумму ваше правительство монетизировало свои извинения?

– Два миллиона долларов, – отвечает уже помощник Такер.

– Канадских? – это не так уж мелко, канадский доллар где-то процентов на 35–40 легче американского.

– Мы представляем Канаду и наша валюта – канадский доллар, – разводит руками посол, – но можем перевести в американские.

– Не стоит, – на самом деле я не стерва и не собираюсь истерить по меркантильным поводам. Да и образу моему такое повредит.

– Не стоит. Сумма и валюта меня устраивает. Меня не устраивает форма извинений, – мне пришла в голову идея, как можно красиво и не бессмысленно повыпендриваться. Повыкаблучиваться надо, не стоит им жизнь облегчать, пусть побегают. Оно и для поддержки формы полезно.

– Я приму ваши извинения, и чек приму, – посол начинает расцветать улыбкой, – Но только из рук старшего констебля Триаля и его помощника. Фамилию не знаю, зовут его Робер. Это единственные канадцы, которым я симпатизирую. Это те полицейские, которые меня задерживали. Хотя их обаяние и сыграло со мной злую шутку, когда я решила, что впереди меня ждёт весёлое приключение. Но вот именно к ним у меня нет никаких претензий.

Слегка удивлённый посол с помощником вежливо прощаются и обещают всё устроить. Ну, и канадский флаг им в руки. Те ребята мне действительно симпатичны, и я побаиваюсь, что без такого демарша их могут под шумок и горячую руку прессануть за компанию. Да и вообще, лучше сортировать тех, кто вокруг тебя. Нельзя всех скопом записывать во враги, иначе их слишком много наберётся.

За этим эпизодом кончается антракт. Впереди ещё АйЮ со своим хитом, и мне есть что сказать, то есть, спеть зрителям.

Глава 18
Канадские уроки – 2

Чат «Цунами», самый популярный среди фанов и антифанов Агдан. Портал OhmyNews, 21 марта

[***] – А мне интересно, куда подевались все эти люди, которые шумели о том, что Агдан флопнулась, что сейчас побежит из Франции, поджав хвост. Где, вы, хвостом кумихо вам по морде?

[***] – По углам попрятались, как таракашки.

[***] – А что у нас с таракашками, которые осмелились на свет выползти?

[***] – Кого ты имеешь в виду?

[***] – Те сорок восемь тысяч таракашек, которые расхрабрились и напачкали своими лапками петицию против Агдан.

[***] – Холь! Таракашки испачкали лапками… кх-кх-кх! Сорок пять тысяч уже прихлопнули, остальные пока топорщатся.

[***] – Я слышал, этим остальным суд удвоил штраф. Теперь с них причитается не миллион вон, а два.

[***] – Мало, надо было пять назначить.

[***] – А кто знает, что там с этими пятью болванами, которые из-за тодук-кояньи Агдан друг друга истоптали?

…

[***] – Я, я знаю! Немного, но что есть. Их сейчас проверяют на причастность к теракту в Японии, расследуют, не участвовали ли они в хулиганстве у кафе семьи Агдан, не они ли пытались сжечь дом Агдан по старому адресу и что-то там ещё.

[***] – Надо их ещё на глисты и вшивость проверить, кх-кх-кх…

[***] – Холь! И на венерические заболевания, а то мало ли…

(Несколько строк, заполненных только смеющимися смайликами и другими знаками одобрения).

[***] – Кто французские песни Агдан слышал?

[***] – А что? Неплохие песни. Я французского не знаю, и особого восторга не ощущаю, но от «Дернье Дансе» в транс ухожу. Агдан чудеса своим голосом творит в этой песне… О-о-о-у, пойду ещё раз послушаю.

[***] – «Калимба де Луна» – классная песня. Кто знает, о чём там поётся?

[***] – Перевод посмотреть лень? Всё, в общем, примитивно. Яркое солнце, горячий песок, тёплые волны лазурного моря и всё такое. Калимба де Луна – рай на Земле.

[*&*] – С канадцами она зря так поступила.

[***] – Ёксоль! Ты, наверное, хотел сказать: канадцы зря так с Агдан поступили?!

[*&*] – Что хотел, то и сказал. Премьер-министр огромной страны ей извинения приносит, а она отмалчивается, гордячка. Скромнее надо быть.

[***] – Всего два дня прошло, как премьер выступил. Ты чего ждал? Чтобы Агдан тут же прямо в телевизор прыгнула и расцеловалась с канадским премьером?

[***] – Ей могли запретить встречаться с журналистами.

[***] – Кто ей запретит? Она ушла из агентства и СанХён ей больше не начальник!

[***] – Правительство могло запретить. Дело-то международное. Наш МИД ноту им посылал? Посылал. Значит, они участвуют в этом деле. Скажут Агдан принять извинения – она примет. Скажут извиниться самой, тоже деваться некуда будет.

[*&*] – Она могла бы не поднимать шум.

[***] – Она и не поднимала. Журналисты сами к ней прибежали, когда она только из полицейского участка выходила…

[***] – Холь! Есть такое видео? Дай ссылку!

[***] – Держи (ссылка). Только перевода пока нет, они по-французски говорят. Но как Агдан синяк на руке показывает, видно.

[*&*] – Я бы не стал из-за одного синяка шум поднимать.

[***] – Из-за тебя никто и суетиться бы не стал.

[*#*] – Всё-таки это раздражает, когда из-за одного человека, пусть и айдола, столько шума. Жили мы себе спокойно и вдруг, бац! На ровном месте образуется конфликт с Канадой. Где мы, а где Канада?

[***] – Тебе никто не запрещает приехать в Канаду, получить по морде, утереться и молча уехать.

[*&*] – Корея совсем недавно вступила в клуб развитых стран. Канада – член НАТО, входит в G-7.

[***] – Что ты хочешь этим сказать?

[*&*] – Они старшие, понимаешь? Корея – макне среди развитых стран и должна вести себя скромнее.

[***] – Это наше, корейское. Западные развитые страны проповедуют демократию и равноправие.

[*&*] – А мы не должны оставаться корейцами?

[***] – Агдан – принцесса. Или королева. Она не рядовая кореянка.

[*#*] – С королевы спрос больше.

[***] – Сам-то понял, что сказал, кумихо тебе в печень? В следующий раз так и говори: с её величества Агдан спрос больше!

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

22 марта, время 11 часов утра.

– Ваше слово, мадемуазель Агдан, – на меня смотрят внимательные, умные глаза неопределённо серого цвета. Господин Доминик Бранниган, представитель мега-корпорации «Хилтон». Пожилой, лет шестидесяти, и вид у представителя представительный. Возраст утяжелил фигуру, но выглядит неплохо. Хотя хороший костюм может здорово украсить. А на нём очень хороший, тёмно-серый костюм.

А-д-ж-ж-ж! На нём-то хороший костюм, а я вот… не, я одета ещё лучше. Мы с ИнЧжон сейчас репетируем в сценическом наряде. Непрозрачный чёрный закрытый купальник с рукавами в обтяжку, чёрные же колготки средней плотности, короткая юбочка того же цвета, если эти сплошняком свисающие полоски можно назвать юбкой. Закрытые туфли на мощной платформе завершают откровенно эротический образ. Туфли тяжёлые, как берцы, но мы ногами не машем, так что не в тягость.

Собеседника тоже не тяготит мой наряд, и даже наоборот. Ишь, как глазками блестит. А мужчинка-то ещё, видать, ходок! Одобряю! Короче, уговорил он меня отложить душ и переодевание.

– Меня вполне устраивает ваш наряд, мадемуазель Агдан. Скажу честно, даже больше, чем устраивает, – мсье улыбался с таким восхищением, что устоять невозможно. Да и что мне, жалко, что ли? Меня больше беспокоит то, что я немного вспотела, но всякие дезодоранты и прочая гигиеническая косметика делают своё нужное дело. Вот когда мы всей «Короной» с нашими кордебалетницами наканканимся, вот тут да, через час к нам лучше не заходить. Уж лучше на конюшню.

Но если мсье не беспокоит, то и мне плевать. Да и не о чем беспокоиться. Когда начинаешь после интенсивных движений разогреваться, первым делом парят духи, дезодоранты и другие лосьоны. Кондовый запах пота пробивается минут после сорока занятий, равных по нагрузке беговому кроссу. А мы с ИнЧжон больше руками работаем. Раскачка бёдрами и волнообразные движения телом много энергии не отнимают.

– Моё слово? – отвлекаюсь только на секунду, погладив прошедшую по моим коленям Мульчу. ГаБи стоит сзади.

– Двадцать миллионов, – поднимаю глаза на Браннигана, – в американской валюте.

Не смущается ни на секунду. Я сыграла в поддавки, в таких случаях тот, кто первый озвучивает желательную сумму, теряет инициативу. Но мне лень играть в эти игры, поэтому я удваиваю максимально возможную на мой любительский взгляд сумму и озвучиваю.

– Вы же сами понимаете, это слишком, – мсье Бранниган само обаяние.

– Вы тоже поймите, – не уступаю я, – меня устроит статус-кво. Можете уходить и готовиться к тому, что я где-нибудь брякну о том, что в отелях «Хилтон» ноги моей больше не будет. Мне не заплатят, зато я свободна в своих поступках.

– Свобода, – мечтательно вздыхает мсье, и возводит очи вверх, с трудом отлипая взглядом от моих коленок, – это так прекрасно.

– Полагаю, вы вполне можете свободно принять решение ограничиться пятью миллионами, – Бранниган возвращается к увлекательному побочному занятию, разглядыванию меня, красивой. Несмотря на явную навязчивость, мне почему-то вполне комфортно. Кажется, догадываюсь, в чём дело. Пошлейшая похотливость, часто раздражающая интересных девушек, в исполнении Браннигана выглядит благородным преклонением рыцаря перед Прекрасной Дамой. Огонёк в глазах светится восхищением и одобрением, «Ах, мадемуазель! Какая же вы красавица, какая же вы молодец, что так здорово выглядите».

У таких учиться надо другим мужчинам, – думаю я. И тогда мужчина может мысленно раздевать собеседницу, снова одевать в какой-нибудь другой наряд, представлять, в какие позы… хотя нет, этого я уже не потерплю.

– Не вижу особой разницы между ничего и пятью миллионами, – выдаю я и наслаждаюсь сначала смятением, – надо признать быстротечным, – и откровенным восхищением. Уже не внешностью.

– Что? А-ха-ха-ха… простите, – Бранниган после паузы расхохотался до слёз, – когда я буду оправдываться перед руководством за перерасход средств, я вас процитирую. Полагаю, меня простят, ха-ха-ха!

Мульча влезает на спинку дивана, теперь ей надо потереться о мою голову, сунуть нос в шею… ой, щекотно же!

– Платиновую карту на десять лет хотите? – небрежно спрашивает мужчина.

– Что это?

Бранниган объясняет. Очень неплохая вещь, я плачу всего четверть от стоимости всех услуг любого отеля «Хилтон».

– Во-первых, это годится только в качестве бонуса. Во-вторых, не интересно. Вот если бы на двоих? – меня беспокоит ещё какая-то мысль, но поймать её за хвост не успеваю.

– Не проблема, можно и на две персоны. Только учтите, что она именная. На вас и любого сопровождающего, – Бранниган замолкает, глаза блуждают где-то в районе моей груди, но, по-моему, мыслями он далёк от моих прелестей.

– Хорошо, мадемуазель Агдан, – Бранниган выныривает из омута размышлений, – мы можем пойти на выплату вам десяти миллионов. Нет, больше не получится…

Он пытается меня притормозить.

– Десять миллионов – круглая сумма, красивая. Но двенадцать ещё лучше, – я не сдаюсь.

– О, мадемуазель Агдан, – смеётся мужчина, – Вы только что сказали, что не видите разницы между ничего и пятью миллионами. И вдруг углядели принципиальное отличие между десятью и двенадцатью.

Вот тут он меня подсёк, признаю. Но я не сдамся!

– Всё дело в эстетике, мсье Бранниган, – нежно улыбаюсь, – Двенадцать почти священное число. Двенадцать апостолов, двенадцать часов, на которые разбит циферблат, двенадцать месяцев в году. Десять тоже хорошее число, но холодное, от нуля на конце веет пустотой.

И всё-таки он меня уболтал. Соглашаюсь на десять. Он не упирался, нет! Бранниган поступил намного умнее. Он попытался навялить мне рекламное соглашение за эти два миллиона с довольно тягостными для моей свободолюбивой натуры обязанностями. Ежегодные съёмки в течение пяти лет, ещё чего-то по мелочи.

Собственно, и остальная сумма предлагалась, как оплата рекламы. Умно, ничего не скажешь. Сижу, листаю контракт и безжалостно вычёркиваю всё. Бранниган делает разочарованное и даже по-детски обиженное лицо. Вот фрукт! Поди переиграй такого.

– И что же остаётся, мадемуазель Агдан? – вопрошает Бранниган.

– Да очень просто, – я предельно облегчаю себе жизнь, но им что-то перепадает, – Отель, где я остановлюсь, может использовать этот факт в качестве саморекламы. Но не в масштабах всей сети…

Да этого им и не нужно. Отель всё равно «Хилтон».

– Когда меня спросят журналисты, где я остановилась или планирую заселиться, естественно, я назову ваш отель. И не важно, сам он спросит или вы его подошлёте. Спросят, нравится ли мне, отвечу положительно…

– Восторженно, – поправляет меня Бранниган.

– Восторженно будет стоить пятнадцать миллионов, – парирую я.

Короче, договорились, измотал он меня. Умею, но не люблю вести бизнес-переговоры. Хотя Бранниган, такое у меня чувство, где-то на повороте меня обошёл. Это я уже в душе размышляю. Мимоходом он мне сообщил, что тот портье в сети «Хилтон» больше работать не будет. Никогда и никем.

Вытираюсь, втираю в себя гель на основе эвкалиптового масла. «Хилтон» заполучил меня на десять лет в качестве рекламного агента, и я на двести процентов уверена, выжмет из этого всё. Мне тоже нет смысла обижаться. По миллиону за каждый год при не напряжных усилиях. И не усилиях вовсе, какая мне разница, в каком отеле селиться? Кстати, я и делать этого не обязана, просто глупо отказываться от пяти звёзд по цене трёх.

На обед опаздываю катастрофически, только ГаБи и Мульча составляют мне компанию.

– Как всё прошло? – ГаБи беспокоится, чувствует моё лёгкое недовольство.

– Десять миллионов, но десять лет я должна предпочитать всем отелям «Хилтон», – в моём голосе никаких эмоций, ни удовлетворения, ни раздражения.

– Рекламный контракт? – сразу ухватывает ГаБи, – Так это классно. Заключить контракт с мега-компанией с многомиллиардными оборотами, это здорово.

ГаБи заражает меня своим воодушевлением. Кстати, да, Бранниган оставил мне свою визитку. Да и встретимся мы ещё, контракт оформить надо. Так, это что? Я вошла в обойму избранных моделей, удостоенных чести представлять «Хилтон»? У-п-с-с-с! Даже не знаю, как к этому относится.

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

22 марта, время 10 часов вечера.

После обеда и до позднего вечера, я с ИнЧжон автономно от остальных работали в студии Франс-2. Возвращаемся выжатые, как лимон, но ИнЧжон прямо сияет от счастья. Впервые засветилась на европейском телевидении, вот и сияет.

Этот день сделан на ять. Выдали мы свой «Hands performance» на полную катушку. Чуть руки не оторвались, у ИнЧжон такое же впечатление, но говорит об этом так, будто всю жизнь мечтала рук лишиться.

– Сколько нам заплатят? – Ну, да. Лучиться счастьем можно сколько угодно, но от базового интереса никуда. Что-то странно, я что, не говорила?

– По пятьдесят тысяч евро каждой за танец. Но сколько тебе оставит агентство – не знаю, – мы потом узнали, СанХён раздобрился и оставил ИнЧжон всё. Мои-то деньги и так только мои. Про двести тысяч за интервью я умалчиваю.

– С условием, что две недели мы этот танец нигде показывать не будем… Мульча! Зараза! – Кошка медленно и неотвратимо запускала когти мне в ногу, требуя свою долю, – Вот только не рассказывай мне, что ты не ужинала вместе со всеми!

Маленький кусочек всё равно дала, и ГаБи, улыбаясь, взяла её на руки.

Переходим к чаепитию, к которому, слава святым цитрусовым, Мульча интереса не проявляет. Радость ИнЧжон по мере наших разговоров не угасает, подобно ускоренной съёмке увядающего цветка, но отходит на второй план.

– О чём задумалась, ИнЧжон-ян?

– Не знаю, что делать. Из шоу-бизнеса пора уходить, возраст, а тут вдруг карьерный скачок, – делится сомнениями девушка.

– Хорошо, что скачок, – уверенно заявляю я, – Самый удобный момент, чтобы спрыгнуть. Когда ты на пике популярности, тебе легче новую работу найти. А представь себя в режиме сбитого лётчика со сползающим к плинтусу рейтингом, истаявшей фан-базой! Что ты сможешь найти в такой ситуации? Место продавца в универсаме?

– А что я найду с большой фан-базой и высоким рейтингом?

– Откуда я знаю? Разошли резюме по всем ТВ-каналам, рекламным агентствам, школам искусств. Кто-то откликнется, ещё выбирать будешь. Может, я тебя к себе возьму.

– Ой! А кем? А что у тебя будет? Куда ты меня возьмёшь? – мгновенно возбудившаяся ИнЧжон засыпает меня вопросами.

– Успокойся, – в защитном жесте выставляю вперёд ладонь, – Во-первых, у меня ничего нет, кроме планов, которые могут сорваться. Во-вторых, ты сначала попробуй по моему совету поступить. Вдруг тебе кто-нибудь шикарное предложение сделает? Представь, что какой-нибудь популярный телеканал захочет увидеть тебя, как ведущую. Идеальный вариант. Постоянная работа без авралов и долгих простоев. Лучшего никто не предложит, даже я.

– Твои планы не сорвутся, – уверенно заявляет ИнЧжон, – тебе ГуаньИнь ворожит.

Внутренне я аж дёргаюсь: «Откуда она знает?!». Придавливаю полыхнувшую панику, ничего такого она знать не может. Отвечаю назидательно:

– Сорваться может что угодно и у кого угодно. Это шоу-бизнес.

– Скажи, а что ты затеваешь? Я же вижу, ты что-то задумала, зачем-то в Канаду ездила, – теперь радость от успешного выступления заслонена вдобавок вспышкой неудержимого женского любопытства. Но удовлетворять его не собираюсь.

– Я много чего задумала, у меня целый ряд проектов. Только в большинстве из них вам места не то, что не найдётся… – задумываюсь над смягчением формулировки, – корейцы и кореянки туда не вписываются, они могут появиться только на втором плане.

– Вот ты всегда так, – упрекает ИнЧжон, Мульча тут же направляет на неё немигающие зелёные глазищи, – И песни на английском и проекты не для корейцев.

– Всё будет, не волнуйся, – успокаиваю её и немножко раскрываю планы, – Первый проект будет чисто корейским и вся «Корона» будет там задействована. Конечно, если согласитесь, если с СанХёном сговоримся или с вами, если вы успеете прервать контракт.

– А если нет?

– Если нет, будет другая группа. Да мне там даже трейни хватит, – абсолютно не беспокоюсь по поводу возможного отказа «Короны», что немедленно возбуждает ИнЧжон ещё больше. Зря это она, надо бы предупредить:

– Вот видишь, я тебе сказала совсем чуть-чуть. И что ты сейчас сделаешь? А ты сейчас сделаешь всё, чтобы мои планы порушить. И ещё будешь после обижаться, что я вас игнорирую.

Иня замолкает и недоумевающе смотрит на меня. Все смотрят, ГаБи и Мульча тоже.

– Ты сейчас возбудишься, растреплешь всем девчонкам, они начнут ликовать. Это заметит СанХён, всё разнюхает и начнёт свою партию. Во-первых, он вас не отпустит, чтобы контракт со мной шёл через него. Следующим шагом выставит мне неподъёмные условия. Наверное, он так не сделает, но кто за это поручится? Мы можем не сойтись, и вы полетите фанерой над Парижем, – заканчиваю непонятным для ИнЧжон оборотом, но суть она улавливает.

– Кто самый страшный враг женщины? – задаю последний вопрос и делаю последний глоток чая, – Она сама. Её любопытство, страсть трепать языком, лень, склочность и многое другое. Так что забудь, Иня, что я тебе сказала, и готовь резюме на телеканалы.