Текст книги "Рождение сверхновой (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц)

Бросаю палочки на стол, я не в силах есть. Обида душит нешуточная, ЧжуВон смотрит с беспокойством.

– Я, конечно, понимаю, что предложение выйти замуж может претендовать на самый бронебойный комплимент. То есть, я так хороша, что ты готов бросить мне под ноги своё сердце, кошелёк, руку… – нет, руку лучше оставь, – и саму жизнь. Я так прекрасна, что ты готов присягнуть мне в вечной преданности, служить мне, своей королеве, преданно и страстно до скончания веков. Готов всю жизнь терпеливо сносить все мои капризы и выкрутасы…

Я останавливаюсь и упираюсь в него твёрдым немигающим взглядом. Выражение лица ЧжуВона становится каким-то неопределённым. Медленно-медленно на нём проявляется пугливое недоумение: «Я что, правда, это сказал?». На мгновенье останавливаюсь в сомненьях, сказать, что ему придётся приносить в зубах мои домашние тапочки или притормозить? С сожалением отбрасываю эту идею, пожалуй, это через край. А теперь держись крепче, недосержант!

– Но ты опять жутко лажаешь! Ты опять флопнулся! Предложение выйти замуж – это прекрасно! Но где слова любви и обожания? Где ворох комплиментов, песен и серенад в мою честь, в конце концов! Где, я тебя спрашиваю?! – В последних словах прорывается некая стервозная визгливость, я хлопаю в сердцах ладонью по столу. ЧжуВон еле заметно вздрагивает, в его глазах поселяется неуверенность.

– Но, Юна… – растерянно начинает ЧжуВон. Начинает и останавливается.

Я принимаюсь за еду. Ликование и радость придут потом, пока на душе чувство полной опустошённости после идеально отыгранной роли. Просто шик и блеск, я – суперактриса! Не то, чтобы я играю на сто процентов, ЧжуВон действительно слажал. Тут такое дело, хоть и раздула я мастерски из мухи слона, но ведь муха была! Не будет мухи, не появится и слон.

ЧжуВон тоже принимается за своё блюдо, и как будто с каждым кусочком в него вливается обычная самоуверенность, быстро вытесняющая растерянность.

– Не волнуйся так, Юночка. Я тебе ещё много комплиментов спою и про чувства свои расскажу. У нас времени на всё хватит…

Непроницаемо молчу. Чует моё беспокойное сердце, что не раз ещё пацак подставится. Может быть, даже сегодня, здесь. Не пропустить бы момент! А если не подставится, у меня под рукой заготовка есть.

– Скажи, а почему ты сказала «вряд ли»? Раньше ты говорила, что принципиально никогда не выйдешь замуж. Что изменилось? – ЧжуВон быстро пришёл в себя. Всегда его за это уважала.

– Видишь ли… – задумываюсь, как ему объяснить, и решаю, как можно ближе к реальности, – После того кризиса со мной в Японии, вдруг обнаружился неожиданный побочный эффект. У меня исчезла эротофобия. Мысль о сексуальном контакте больше не приводит меня в ужас…

– Вот почему ты перестала шарахаться от поцелуев, – сразу схватывает суть ЧжуВон.

– Внутренних барьеров нет, – соглашаюсь я, – но внешние остались. И они все на твоей стороне.

– В каком смысле? – ЧжуВон настораживается.

– Тебе придётся пойти на разрыв с семьёй. Я же не могу сделать это за тебя. Смириться с потерей гигантского наследства. А потом пройти долгую трудную марафонскую дистанцию обучения. Я не приму в мужья человека, непригодного на эту роль.

– Неравноправно получается, – скривился ЧжуВон, – ко мне столько требований, а к тебе?

– Я – принцесса, ЧжуВон! – веско отвечаю я, – Меня и надо добиваться, терпя лишения и преодолевая препятствия. Хочешь обратного – иди к гомосекам!

– Я вроде как тоже принц, – бурчит ЧжуВон.

– Ты уже не принц, ты – лишенец! – припечатываю я, – К тому же это не имеет значения. Если принцу загорелось добиться принцессы, пусть добивается её любви на общих основаниях.

– И что дальше? Ты согласишься выйти замуж, когда я пройду марафон?

– Нет, конечно! – возмущаюсь я, – Не надо искать лёгких путей! После этого ты подпишешь Конвенцию, свод Правил поведения мужа Агдан. И только тогда получишь законное право считаться кандидатом в мужья.

– Ёксоль! – Выказывает своё отношение ЧжуВон, – Ты могла поступить намного проще. Сказать «нет» и послать меня.

– Ну, почему? – Не соглашаюсь я, – Категорическое «нет» лишает всякой надежды, а так она у тебя есть.

– Надежда всегда есть, – бурчит ЧжуВон, – Первый раз «нет», а в двадцать первый, может, будет «да».

Пожимаю плечами, принимаюсь за еду. Остыло всё, пока разговаривали. Делаю глоток пива, прислушиваюсь к ощущениям. Холь! А прислушиваться-то особо не к чему. Кажется, пристрастие к пиву Юркин унёс с собой. Это он что, будет в шестилетнем возрасте пиво там глушить?

– А что ещё за Конвенцию ты выдумала? – «на мою голову», – так мысленно я продолжаю его вопрос.

– Свод правил поведения мужа Агдан, – информирую я, – Полный свод я ещё составлю, посоветуюсь с мамой, сестрой, подругами… Мульчей, – добавляю я, подумав.

ЧжуВон настаивает на подробностях.

– Чтоб не пил, не курил, чтоб цветы всегда дарил. Жене все деньги отдавал, тёщу мамой называл. Чтоб в компании не скушен, а к ХёМин равнодушен… – речитативом напеваю я.

– Я не курю, – сообщает мне про свои многочисленные достоинства ЧжуВон.

– Вот видишь? Уже чему-то соответствуешь, – добиваю своё блюдо, мечтательно завожу глаза вверх, – Не, в принципе, я замуж не против. Прихожу такая усталая домой, муж с порога берёт на руки… нет, сначала нежно целует, потом берёт на руки и несёт на кухню, где он уже приготовил ужин. После ужина относит меня в душ. Чистенькую уносит в общую комнату, где я смотрю дораму с мамочкой. Кстати, цветы будешь дарить не только мне, но и маме. И про сестру не забудь, и не розовые, мать твою, розы…

В процессе блаженного полёта по райским эмпиреям светлый фон потолка перед глазами вдруг меркнет. Перед глазами крупно лицо ЧжуВона. Что делает этот гнусный пацак в моей хрустальной мечте? Он там обслуживающий персонал, как он смеет на первый план вылезать? Руки его меж тем ласково охватывают мою хрупкую шею. ЧжуВон склоняется к ушку и шепчет почти нежно:

– Намного легче тебя сразу придушить.

Делаю растерянно плаксивое лицо, хлопаю ресницами.

– Как? Ты меня уже не любишь? Ты уже не хочешь на мне жениться? Тогда прощальный поцелуй, – закрываю глаза, вытягиваю губы трубочкой.

Руки с моего горла тут же убрались, ЧжуВон буквально обрушивается на меня. Поцелуй получился долгим и сладким. Я аж немного задохнулась. Своего рода завершение разговора.

«Всё будет не так. Всё будет по-моему», – терзает мои губы ЧжуВон.

«Да, дорогой», – прихватываю зубами его язык я, – «Ты абсолютно прав, всё будет по-моему».

Заканчиваю поцелуйное общение я, как более разумный человек. Отрываюсь от него со словами:

– Хватит. Нас уже несколько раз сфотографировали.

– Где?! Кто?! – отскакивает от меня ЧжуВон и быстро оглядывается по сторонам.

– Не знаю, – я пожимаю плечами, – Но никогда так не бывает, чтобы они что-то про меня не узнавали. Всегда узнают.

– Кто они? – задаёт очередной глупый вопрос ЧжуВон. Потом догадывается, садится на своё место. То есть, это он так думает, что догадался. В принципе он прав, но обо всём не знает.

– Об одном мечтаю, – допиваю своё пиво, не хочется, но какое-то атавистическое чувство заставляет, – чтобы не засекли твоё идиотское поведение тогда в подъезде. Но надежда слабая. Многие сейчас выводят видеоглазки за наружные двери.

– Почему идиотское? Почему только моё? – недовольно реагирует пацак.

– Ты ещё наберись нахальства на меня ответственность скинуть. Начал в лифте ты, в тот уголок меня затащил ты. Добровольно я ни за что бы не согласилась, – синим обвиняющим светом горят на него мои глаза.

– Юна, да ничего страшного не произошло, – изворачивается на ходу ЧжуВон, – Все про нас знают. Никто не удивится, что мы целуемся.

– Ты что, действительно не понимаешь? – я страшно округляю глаза, – Совсем-совсем? Ты не понимаешь, что над нами вся страна смеяться будет?

– Над чем тут смеяться, Юна? Пусть завидуют, – натурально, пацак не понимает.

Я держу паузу, смотрю на него уничтожающим взглядом. Этого толстокожего носорога никакими взглядами не проймёшь. Но я его сейчас пробью. Насквозь. Мне не впервой.

– Я одним обстоятельством удивлена. Ты меня в приличный ресторан привёл, а я думала, что мы окажемся, скажем, где-нибудь в кабине выброшенного на свалку экскаватора. Будем смотреть на вонючую противную свалку через разбитые окна кабины и мило общаться. Что-то в этом есть нечто пикантное, какая-то извращённая экзотика.

– И откуда такие странные ожидания, – холодно интересуется пацак. Он чувствует неладное, но откуда ему сейчас прилетит, не знает. А я предупреждала, что он наказан и расплата будет жестокой.

– Почему же странные? Первый страстный поцелуй у нас случился рядом с мусорным баком. До потери девственности чуть не дошло. Слава небесам, я нашла в себе силы…

– Какой мусорный бак? Что такое ты говоришь, Юна? – возмущается ЧжуВон.

– Ну, не бак, а мусоропровод. И запах соответствующий, – держи сержант, не падай, а я сейчас добавлю, – «Волшебный» антураж для первого поцелуя. На всю жизнь запомню твои романтические пристрастия.

Потом долго, минуты три, любуюсь видом растерянного пацака. Это обстоятельство он упустил из виду. Никакого запаха там не было, конечно. Всё было чистенько. Но поди теперь докажи! Скажу, что ему гормоны ударили в голову и обоняние отключилось. Пусть доказывает, что не так. И главное, нас действительно могли заснять.

Ха-ха-ха, я сделала свой день! Юркин!!! Держи картинку!

На улице жду открытия двери автомобиля могучей сержантской рукой. Дрессура идёт полным ходом, ещё месяц усиленных тренировок и на человека будет похож. В машине даю команду водителю.

– Ближайший приличный лав-отель, – сохраняю полное хладнокровие на фоне застывшего от удивления ЧжуВона, – Не надо делать стойку, никакого секса не будет.

Любуюсь на попытку пацака скрыть разочарование. А зачем тогда мы туда едем? А затем! По дороге предупреждаю ЁнЭ, что в агентство прибуду часа на полтора позже. Приходится отвлечься на одно дельце. Смотрю в заднее окно, моя наружка со мной? Ага, здесь, значит, всё в порядке. Держитесь нетизены, хейтеры и прочие папарацци, что не могут заснуть, не узнав, какого цвета у меня трусики! Я готовлю вам огромную, пахучую и глубокую яму. Только для вас, эксклюзивное блюдо от Агдан. Смотрите, не подавитесь!

Глава 8
Юркин и немного Агдан

Агентство FAN, репетиционный зал

16 января, время 11:45.

Успеваем к обеду отработать основной рисунок нового танца для Франции под условным названием «Kalimba». После обеда шлифовка. Это под Борамку, подтанцовка для песни «Kalimba De Luna» из репертуара Далиды. Живенькая песня, на мой вкус, она БоРам даже больше подходит, чем Далиде. В этой песне великолепная Далида не могла полностью раскрыть всё богатство своего голоса.

Режим моего рабочего дня к середине января устаканивается. Получился немного рваным, но справляюсь. Жить перешла в агентство. Как в добрые старые времена. С утра готовлю минусовки, в потом репетируем. В 15:30 на два часа зависаю в школе Кирин. Вечера иногда, когда соскучусь по маме, провожу дома. В общежитии мне, кстати, выделили комнату. Очистили и отремонтировали какую-то подсобку, и я вытурила туда КюРи. Она размером поменьше, а мой статус выше, так что я поступила согласно традициям. Иногда и местами они мне нравятся, эти глупые корейские традиции.

БоРам начало репетиций почти неделю назад отметила бурными претензиями по моему адресу.

– ЮнМи-сии, ты когда будешь делать из меня французскую звезду?!

Обрубила я её мгновенно.

– Слышь, я тебя, как французская звезда французскую звезду спрошу: ты по-французски стрекотать умеешь? Шта-а-а-а?! Учить! Быстро!

Борамка сразу притихла. Через пару дней я посадила её за текст упомянутой «Kalimba De Luna». С тичером, разумеется. И пригрозила:

– Запорешь песню – убью! Чтобы даже следов акцента не было. И кроме песни, чтобы научилась по-французски болтать.

А ещё с этого момента стала переходить с ней, да и со всеми на французский язык. Засланного тичера заставила работать суфлёром. Через день вообще перестала с ними по-корейски говорить, только хардкор, только французский. Хотите блистать на парижской сцене? Извольте парлакать а-ля франсе! Я точно знаю, что пусть лёгкий, но акцент всё равно будет. Но лёгкий акцент из уст красивой девушки очарователен. Лишь бы слова не перевирали.

Идём на обед в общежитие. Мама его подвезла, на всех сразу.

– ЮнМи! – вскидывается КюРи от своего планшета, – Ты только посмотри, что про тебя пишут!

Мы уже пообедали, отдыхаем в общей комнате, лениво перебрасываемся французскими словечками, и тут КюРи вдруг кричит по-корейски.

– Штраф десять отжиманий, – извещаю её по-французски, – Силь-ву-пле, мадемуазель.

Такие штуки они уже понимают.

– ЮнМи, ну, я не знаю, как сказать по-французски, – КюРи смотрит умоляющими глазами, – Вуй-алю!

Она подсовывает мне планшет.

– Не вуй-алю, а вуаля, бестолочь! – смотрю, что она там нарыла, пока сама КюРи отжимается.

Ага, волна в сети по поводу безнравственной меня поднялась нешуточная. Что там?

Круглосуточно бурлящий Чат «Цунами». Приложение к порталу OhmyNews

[***] – Народ! Только тридцать две тысячи подписей! Это очень мало, что мы в министерство понесём?

[***] – Да как мало-то? Там ведь не просто подписать надо, анкетные данные внести, люди на бумаге свои данные оставляют. Это не какие-нибудь интернет-опросы. Всё серьёзно.

[***] – На каждом листе двадцать подписей с анкетными данными. Тысяча шестьсот листов. Три с лишним пачки бумаги по пятьсот листов. Да, это один человек унесёт. Надо нажать.

[***] – Не понимаю! Послушаешь, почитаешь форумы – нет на свете никого хуже Агдан! А как подписаться – все по углам прячутся.

[***] – Народ сомневается. Мало ли что… вдруг справка фейковая?

[***] – Она приводила Ким ЧжуВона к себе ночевать. А вот ещё видео: (ссылка). Они на полтора часа в лав-отеле зависали. Видать невтерпёж стало.

[***] – Ничего удивительного. Они молодые, кровь играет… кх-кх-кх…

[***] – Она точно коль-лэ, никаких сомнений.

[***] – Кто она?

[***] – Агдан, кто же ещё!

[***] – Ук. И плевать хотела на всех. Буду делать, что хочу, а меня за это ещё и наградят, – так она считает.

[***] – Справедливости ради, она всё-таки добилась феноменальных успехов. За это её и награждают.

[***] – Успехи? А у кого успехи? У этих япошек?

[***] – У французов ещё…

[***] – Что будет во Франции, мы ещё поглядим.

[***] – Вы не понимаете! Она думает, что успешность её оправдывает. Считает, что теперь ей можно всё. Надо её образумить. Человек, которого награждает правительство, должен быть кристально чист.

[***] – Не надо приписывать успех одной Агдан. Это командная победа всей группы «Корона» и всего агентства.

[***] – Холь! Точно! И совсем не факт, что её роль была решающей.

[***] – Автор большинства песен – Агдан. Не то, чтобы я за неё, но ради справедливости…

[***] – Песню кто угодно может написать! Знаешь, сколько их пишут? Тысячи.

[***] – Она талантлива, сомнений нет. Но группа «Корона» вся талантлива, и никто из них по лав-отелям не скачет.

[***] – Точно! И на столах пьяными не танцуют!

– Госпожа Агдан!

«Что? Чего?», – поднимаю голову, отрываясь от увлекательного чтива про себя. В дверях менеджер КиХо.

– Госпожа Агдан, вас срочно просит к себе президент СанХён. Прошу вас, – КиХо делает приглашающий жест.

Иду и думаю. Почему про дядю нет ничего? А про суд о краже, почему ничего не сказали? Наверняка в других чатах про это не один десяток страниц напачкали.

В кабинете президент СанХён после приветствий протягивает мне телефон.

– Господин министр, передаю трубку Агдан, – и добавляет для меня, когда я беру телефон:

– Министр культуры, господин Ю ЧанДок.

– Господин министр? Аньён, это Пак ЮнМи или Агдан, как вам будет угодно.

Телефон отзывается таким важным авторитетным голосом, что я бы встала, но я и так стою.

– Госпожа Агдан, вы нас ставите в сложное положение.

С первых слов мягкий, но наезд. Отличительная черта всех корейских начальников.

– Что случилось, господин министр? – у меня спокойный и беззаботный голос человека, уверенного в своей правоте и неуязвимости.

– Как что? Вы не знаете? Организован сбор подписей против вашего награждения. Мы в сложном положении, – голос министра как бы предуготовляется набрать обвинительный накал.

– Ах, вы про это! – уравновешиваю его беспокойство тоном искреннего облегчения и тут же жалуюсь, – Понимаете, господин министр, как-то очень туго у них дело идёт. Мне надо, чтобы они набрали хотя бы пятьдесят тысяч подписей. А они не успевают…

– Что-что? Пятьдесят тысяч? Зачем? – державная обеспокоенность смывается простонародным удивлением.

– Больше тоже не стоит, – рассуждаю я, – Обрабатывать трудно. Давайте сделаем так. Отложим награждение на неделю. Ваш сайт вывесит объявление об этом. И ещё одно объявление, касающееся подписей против меня. Предупреждение, что противники награждения могут заявить об этом за три дня до торжественной процедуры. Понимаете?

– Нет, госпожа Агдан, – твёрдо и честно ответил министр.

– Как только вам в министерство принесут петицию с подписями, тут же сообщите мне, господин министр.

– И что дальше, госпожа Агдан?

– Дальше задействуем защитный план, господин министр. Антифанов ждёт сокрушительный удар. Мои фанаты не зря помалкивают, они готовятся, господин министр.

– И что они готовят? – в голосе министра пробивается обычное человеческое любопытство.

– Позвольте умолчать, господин министр. Всего я и сама не знаю. Знаю только, что вам понравится, господин министр, – беззаботно прельщаю его благополучной и пикантной развязкой.

– Могли бы и поделиться своими планами, госпожа Агдан, – слегка недовольничает важный дядя.

– Нет-нет-нет, ни за что! – горячо возражаю я, – Это всё равно, что сказать, чем кончается интересный фильм. Сразу пропадёт всё удовольствие, господин министр. Я не могу так по свински с вами поступить, господин министр.

– Интересный фильм, говорите? – задумчиво произносит министр, – Хорошо, госпожа Агдан, мы так и сделаем. Дадим объявление, что награждение переносится на неделю, и за три дня перестаем принимать прошения по этому поводу. И когда мне ждать исполнения вашего плана?

– Если награждение состоится 23 числа, то 21-го всё станет на свои места. В крайнем случае, если по техническим причинам не успеем, накануне, 22-го, господин министр, – излагаю временные вехи своих замыслов и добавляю, – Не забудьте важную деталь, господин министр. Подписи под петицией должны сопровождаться электронным дубликатом. Такая база данных с именами и анкетными данными. Это позволит нам всё сделать быстро и динамично, господин министр.

– Хорошо, госпожа Агдан. Так и сделаем. Но смотрите, не подведите нас, – напоследок министр построжал, – Аннён, госпожа Агдан.

– Всё будет отлично, господин министр! – горячо заверяю я, – Аннён, господин министр.

Квартира Агдан

Тот же день, 16 января, время 8 часов вечера.

Вечером, приятно уставшая, завалилась домой. Сегодня решила дома отдохнуть. Давно не связывалась с Юркиным. Юркин! Сергей! Отзовись!

Сеанс межпространственных коммуникаций

С первого момента Юркин машинально отвечает мне на бессловесный запрос. Мне всё время было интересно, как он оказался в квартире Кати. «Обычным путём, через двери, в тот же день, как познакомились», – Юркин шлёт несколько коротких картинок.

Фрагмент 1.

На лестничной площадке стоят девочка и мальчик в зимней одежде.

– Пойдём ко мне в гости, – приглашает девочка, – Поиграем.

– Сударыня, – важно начинает мальчик, девочка тут же хихикает, – вас не учили, что нельзя приглашать в дом малознакомых мужчин? Пошли!

Фрагмент 2.

Мальчик скептически смотрит на большую куклу, которую Катя предлагает на роль их дочки. Разумеется, игра называется «дочки-матери», что Витю не очень устраивает.

– Ей года четыре, она даже в школу не ходит, – кривится Витя, – За двойки не накажешь, за пятёрки не похвалишь.

– С чего ты взял? – удивляется девочка.

– Видно же! – тоже удивляется мальчик, и девочка поддаётся его уверенному тону, – Давай лучше в «папа-мама» сыграем. Ну, и дочка пусть будет, не жалко.

Фрагмент 3.

В комнату из прихожей на четвереньках вползает Витя. Разутый, и в расстёгнутом пальто. Горланит песню:

– Шумел камыш, деревья гнулись! А ночка тёмная была!

– А-а-а-х! Опять напился! Да что ж это такое?! Да сколько ж можно?! – забегала вокруг него и запричитала, всплёскивая руками, Катя.

– Одна возлюбленная пара! – орёт ей в лицо Витя, – Всю ночь гуляла до утра!

– А ну, раздевайся! – Катя стаскивает с него пальто, – Иди, ложись спать, несчастье моё!

Витя неуклюже передвигается по-пластунски. Вставать не пытается.

– А хде дочь моя, а?! – вдруг вспоминает своё отцовство Витя, – Подать мне сюда дочку! Как её зовут, кстати?

– Совсем мозги пропил! – всплёскивает руками Катя, – Забыл, как родную дочь зовут. Настя её зовут, охламон!

«Ну, вот так всё примерно и было. Пока Катин папа не пришёл. Ну, и репетировать пришлось», – комментирует Юркин.

Кинула Юркину ответно пару картинок с ЧжуВоном. Номер один: его лицо, когда я в подъезде его за задницу цапнула. Номер два: осознание ЧжуВоном «высочайшего» уровня романтичности места первого поцелуя рядом с мусоропроводом.

Такое общение имеет свои особенности. В ответ получаю бессмысленный набор картинок, какую-то фигню из обрывков мультфильмов, цирковых представлений, воспоминаний. Аналог бульканью из телефона, когда собеседника накрывает приступ смеха.

– Извини, Юна, – через минуту собирается с силами Сергей, – я гляжу, ты там тоже не скучаешь? Молодец. ЧжуВона, вижу, решила к рукам прибрать?

– Да. Это ты мне мешал со своими лесбийскими замашками. Как у тебя там дела? Всё так же весело? – мимоходом, чисто по-женски, вешаю на него небольшое обвинение. Сергей даже не чешется, я для него почти абсолютно прозрачна. Интересное ощущение. Наверное, это похоже на близость и глубокую эмпатию у близнецов.

– Ты не совсем права, – Сергей не то, чтобы омрачился, но по-деловому собрался, – Я счастлив, что я мальчик и преимущества у детского возраста велики…

– Но? Есть какое-то «но»?

– Огромное. В моём, нашем, детстве такого не было. У меня была очень умная и любящая мама. Всегда её ценил и любил, но сейчас оценил ещё больше. Твоя мама тоже классная, – Сергей вздыхает.

– Мачеха изводит?

– Это полбеды. Я когда попал в пацана, он уже на грани срыва был. Мне, взрослому, знаешь, сколько сил надо, чтобы этот бешеный эмоциональный шторм выдержать?

– Так всё плохо? – переполняюсь сочувствием, я – взрослая девка и то не знаю, как прожить без маминой улыбки рядом, а ребёнку каково?

– Мне, как взрослому, всё фиолетово, а тельце мается. Я и не подозревал раньше, как маленькие дети без родительской ласки страдают. До ужаса хочется к тёплому боку прижаться, пусть и мачехи, но она меня к себе не подпускает. В моменты, когда она моего брата обнимает, начинаю его ненавидеть, хотя обожаю его.

– Я б тебя погладила, – вздыхаю, – если б могла дотянуться…

– Хе! А ты знаешь, легче стало, – кажется, Юркин улыбается, а потом начинает ржать, – Это у нас что, виртуальная родственная любовь сестры и брата?

– Ага, – тоже хихикаю, – коммуникативно платоническая.

– Посмеялась? – спустя несколько секунд как-то сухо спрашивает Сергей.

– А что? Я ж не над тобой… – что-то меня его тон напрягает.

– Да нет, ничего. Не хочется тебе настроение портить, но чтоб ты поняла, что происходит… – держи картинку.

От неожиданности я охаю:

– Щибаль! Это кто тебя так? Мачеха?

– А кто же? Это ещё ничего, синяк уже сходит. Я тут думал, она мне ребро сломала, но вроде ничего, только ушиб. У детей, знаешь, кости упругие.

– Она что, совсем с глузда съехала?! – почти ору я, – Слушай, давай я по-быстрому в Россию метнусь?

– И что? Выкрадешь меня? – усмехается Юркин, – Не дёргайся, я проблему решаю.

– Как?!

– А вот так!

Видение № 4. Проблема. Мачеха

Витя стоит перед разбитой стеклянной вазой и в голове вертится одно слово, очень созвучное слову «абзац». Очень хочется выругаться, произнести это слово, но рядом слезает со стула виновник торжества… ах, ты ж! Он же сейчас наколется на осколки!

Витя подхватывает брата под мышку и тащит на диван. Строго машет ему пальцем перед лицом:

– Сиди тут! Не сходи с места, понял?!

Кирюшка, немного испуганный, быстро и часто кивает. Витя бежит в ванную за тряпкой и веником, ваза была с водой и цветами. Стояла себе мирно на подоконнике, какого рожна он туда полез, а?

Через полчаса усиленных работ следы аварии успешно устранены. Ребёнок бы не догадался, а Юркин озабочивается сокрытием следов преступления. Мусорное ведро с осколками и цветами в срочном порядке транспортируется к мусоропроводу. Довольно сложная операция для шестилетки, но стрессовая ситуация вынуждает.

Настроение ниже некуда. Славная его мачеха, Вероника Пална, заметит рано или поздно. Одна надежда на «поздно», когда отец дома будет. Особо свирепствовать мачехе он не даст, та покричит, да успокоится. Это он перетерпит. А вот если папа не успеет, тогда ему достанется. Кирюшке ничего не будет, родная кровь, а на нём отыграются. «Тише, тише, пацан», – успокаивал Юркин малыша, сжавшегося от страха внутри него, – «Прорвёмся».

Он поздно догадался. Пришла ему в голову элементарная идея спасения от гнева мачехи. Только поздно, постфактум. А кто может похвастаться, что всегда и везде, во всех местах заранее подкладывает соломку? Покажите хотя бы одного гроссмейстера, у которого ни разу не было случая, чтобы он вовремя не увидел спасительный для важной партии ход, очевидный даже для второразрядника. С самым расчётливым и предусмотрительным человеком может произойти такой казус.

Мачеха приходит, как всегда, заранее наполненная недовольством. Традиция, порядок жизни у неё такой. Утром – умыться и позавтракать, в полдень – пообедать, прийти с работы – зарядить Витюшке по башке. Священный ритуал, поиск повода придраться тоже не в тягость. Она всегда его находит. За повод может сойти что угодно. Грязный или даже чистый стакан, но почему-то одиноко стоящий на кухонном столе. Не должен он там стоять! Невзначай брошенная на полу или лежащая на стуле игрушка или книжка. Не место им там!

Может показаться, что Вероника Пална, женщина красивая, – это даже пацан до прихода Юркина понимал, – имела пунктик в характере, помешанность на чистоте и порядке. Но особой прилизанностью и стерильностью хирургической операционной их жилище не отличалось. Всё, как у всех. И её личное трюмо в спальне хаотически загромождено массой баночек, скляночек и тюбиков и на кухне, бывает, копится груда немытой посуды. Нет, высокая требовательность насчёт порядка вспыхивала только временами и только к окружающим. А Витя среди этих окружающих стоял на особом, можно сказать, привилегированном положении.

Если в остальное время приступ благородной страсти к порядку мог начаться в любой момент и не слишком часто, то в момент прихода с работы он возникал всегда и с особой жестокостью. При размышлении об этом Вите пришла в голову ещё одна идея. Провести эксперимент. В момент возвращения мачехи исчезать из дома. Может его присутствие служит детонатором взрыва страсти к чистоте?

За неизбежно найденным нарушением порядка, масштаб которого не особо важен, незамедлительно следовали санкции. Хорошо, если мачеха только криком ограничивалась, однако количество таких счастливых дней заметно уступало тем, когда ему приходилось тренировать мужской характер и приучать себя терпеть боль. Не всегда получалось. Даже Юркину с его взрослым опытом пришлось сделать усилие, чтобы понять мотивы, казалось бы, беспричинного садизма Вероники Палны. Она всегда добивалась от него слёз. Если маленький стервец плачет после двух ударов, экзекуция прекращается. Если глаза сухие после двадцати таких же ударов, избиение продолжается. Инстинктивно, – дошло до Юркина, – обычный человек считает, что если нет реакции, то жертва не испытывает ощутимых страданий. А раз так, то надо продолжать или усилить воздействие.

Отец не позволял его трогать в своём присутствии. Но приходил с работы на час-два позже. Мачеха работала по какому-то укороченному графику. И в его отсутствие она делала, что хотела. Жаловаться бесполезно, мальчик пробовал, а Юркин этот способ самозащиты сразу забраковал. Мачеха только лишний раз злится, а убедить мужа в чём угодно для красивой женщины шаблонная и несложная задача. Подобные проблемы они с детства на ходу раскалывают. Как для учителя математики квадратное уравнение решить. В результате этой женской искусности Витя мгновенно оказывался сам во всём виноватым. И жалобы отцу заканчивались его укоризненным, адресованным ему же: «Ну, что же ты, сын?».

Юркин решил, что пора прекращать эту порочную практику, когда во всём и всегда крайним остаётся он. Исключительно он и всегда.

Мачеха приходит, когда Витя с Кирюшкой мирно смотрят мультфильм по телевизору. Кир бросается в прихожую с радостным воплем «Мама присла!». Витя, не двигаясь с места, комментирует по-своему, только тихо:

– Припёрлась, зараза…

– Хоть бы пакет взял, чего сидишь?! – сходу выкатывает претензию мачеха.

Витя не реагирует. Его еле заметную усмешку мачеха со спины не видит. «Это мы проходили – знаем», – думает он. Почему-то до Вероники Палны, не великого ума женщины, но ведь и не полной дуры, никак не доходило очевидное: шестилетке почти невозможно утащить пакет весом до пяти килограмм. Да он и поднять его не может, даже пустой, росту не хватает. Только на вертикально поднятые руки. Один раз попробовал помочь, оттащить волоком. Что-то там разбилось, когда он наткнулся на порог. Чем кончилось, понятно. Крепкой такой затрещиной, он даже на ногах не устоял, а Кирюшка заплакал.

На фоне таких мыслей Юркин злится всё больше. Так, что приходится себя успокаивать. Военные действия, а без них не обойдётся, надо вести с холодной головой.

Мачеха обходит квартиру, подозрительно сужая глаза. Придраться не к чему, Витя постарался прибраться в квартире на славу, что парадоксальным образом увеличивает её недовольство. «Разрядки нет», – догадывается Витя (то есть, Юркин, конечно). Ваза стояла на подоконнике, закрытом сейчас занавеской. Её отсутствие не заметно.

Хм-м… не заметила! Пронесёт? Через полчаса они уже сидят на кухне за столом. Кирюшка весело стучит ложкой, размазывая манную кашу по мордашке. Витя скучно глядит в свою тарелку, кусочка масла мачеха ему не положила. Месть за то, что придраться не к чему? Масло уже убрано, мальчик встаёт, обходит мачеху со спины, открывает холодильник.

– Чего тебе там надо? – настигает его холодный голос мачехи.

– Масло…

– Перебьёшься! – грубо заявляет мачеха и закрывает холодильник, – Садись и ешь!