Текст книги "Короли Севера (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Сердца принцев разрывались. И только Балин негромко говорил, что надо уходить и делать те дела, которые по силам, а короли – что поделать, отныне предоставлены собственной судьбе.

Сомнения и сборы ватаги длились и длились. Честь с любовью к Торину с одной стороны и здравый смысл с любовью к своим оставленным близким с другой – вели бой не на жизнь, а на смерть. Гномы после чьей-то пламенной речи то собирались в Морию, то отказывались от экспедиции – и бросалась паковать обоз, чтобы уйти к Эребору. А это даже по лету был длинный и не такой простой путь. С телегами, двигаясь шагом, с учетом переправы через Андуин, и даже если можно будет воспользоваться дорогой Мен-и-Наугрим – к осени бы дошли… до дождей и тем более морозов.

Гномам привычно было переселяться огромными отрядами, кланами или родами. Нынче все оставшиеся в живых после попытки оживить Морию считали себя единым новым народом, народом Мазарбул.

Были и такие, которые говорили, что Мория не единая твердыня Мглистых гор. Что можно пройти от Лориена к северу и поискать хорошую пещеру, с которой начать построение новых чертогов – обосновался же Торин в ранние годы своих скитаний в Синих горах, так отчего же не начать все снова? И зачем идти на поводу у Даина, искать с ним общий язык, если можно просто сделаться новым городом наугрим без такой радости, как Балрог под полом?..

По давним преданиям, в Мглистых горах была всего одна волшебная жила мифрила. Но любые горы по-своему богаты, так можно же и поразведать, прежде, чем уходить; чего сразу бросаться в Эребор.

Но Кили и Фили были непреклонны и желали как можно скорее дойти до Дейла. Зрела распря, причем не только между гномами, но и в их душах и сердцах, а страшнее такой распри мало что можно придумать.

И завершилась она, когда Галадриэль пришла на совет старших из оставшихся наугрим…

– Я не могу лгать вам. Я не слышу более фэа Владыки. Гора поглотила его окончательно, либо же нечто более могучее скрывает его дух от меня. Не слышу я и мятежных мыслей Торина. Не стоит рисковать теми, кто остался, и слать их во Тьму наугад, тем более, что и старейший и мудрейший из вас с самого начала говорил, что это бессмысленно. Слишком велики подземные чертоги Балрога… слишком глубоко во тьму сгинули короли.

========== Глава 16. Огненная река ==========

Торин все же немного растерялся. Он аккуратно повернулся на спину, стараясь не столкнуть эльфа; потряс Владыку за плечи – тот не отозвался.

– Н-да, – сказал узбад. – Вот и возможность бросить его тут и спокойно подняться наверх.

Вместо того, чтобы начать исполнять сказаное, Торин пошевелил починенной половинкой – ягодица работала. Однако до того, как они с Трандуилом упали сюда, в бездну, гном долго бился и изрядно устал. Он убедился, что Владыка дышит, хотя и слабо; подтянул короля эльфов себе на грудь, обнял, чтобы тот не скатывался в камни. Ему тут было привычно – чувствовать пульс горы, запахи пород вокруг, неслышный шепот камней; сухие острые булыжники и тьмы не пугали узбада, более того – он понял, где они и что с ними. И хотя это было наихудшее положение во всем Средиземье, он не собирался тут гибнуть, а собирался пробиваться к свету и жизни вместе с одним из сильнейших эльфийских витязей этого мира.

«Наша сила лишь в единстве».

Сильнейший витязь пах лесом и медом, цветами и неведомыми травами. Его шелковые волосы волной лежали на плече Торина Дубощита, щека прижималась к широкой груди узбада, а сам гном обнимал узкую, достойную эллет талию, ощущая под пальцами жгуты мышц, пробегавшие по бокам от таза наверх, мышцы фехтовальщика и танцора.

– Феечка ты моя, – мирно сказал Торин и честно уснул, не теряя время попусту. Последней мыслью было – надеюсь, и эльф выспится и взбодрится, Махал его подери. Снулый Трандуил будет скорее обузой, нежели подмогой.

Время под горой идет не так, как в мире подлунном. Здесь теряется ощущение пространства, направления, самой жизни. Торин восстановил силы, определился с местонахождением, но даже он не смог бы сказать, сколько они провели тут времени. И да, надо было выбираться из каменной гробницы.

Выспавшись, узбад принялся будить и эльфийского короля.

– Ау! Подъем! Пора вставать!

Нет. Тьма не отзывалась никак. Камень на шлеме окончательно погас.

Торин нащупал лицо Трандуила, коснулся огрубевшими пальцами губ – сухие, потрескавшиеся.

– Ну ладно.

Пошарил вокруг одной рукой, отыскал свою портупею. В кармашках нашел горняцкую лампадку, вытащил. Ударил металлом о камень – запалил огонек.

Трандуил выглядел мертвым, но дышал. Половина лица проступила страшным ожогом.

– Да, плохо тебе тут. Мы-то слеплены как раз для таких подземелий, Владыка.

Вытащил крошечную фляжку. Подумал.

Это был крепчайший самогон на мумие – слезах гор. Как считали наугрим, зен-зарар, огненное пойло, намного круче мирувора – который, впрочем, мало кто из гномов пробовал.

Торин для начала совсем чуть капнул себе, смочить язык. И от души влил зелье в рот Трандуилу, прижав его горло, чтобы точно проглотил.

С воплем эльф подскочил и сразу закашлял. Свалился с мягкого гнома – попал на острые камни, взвыл от боли.

– Вот, – сказал Торин. – Так лучше. Собирался уже будить тебя поцелуем. Ты так похож на девочку, Эру клянусь.

Девочка в данный момент выглядела угрожающе и попробовала величественно выпрямиться – ударилась макушкой о свод и заругалась на синдарине.

– Не годится никак, – проговорил Торин. – Глорфиндейл ругается на орочьем наречии, это звонче. Ты бы хоть кхуздул освоил.

– Мы все еще здесь?

– Ну, а кто же нас откопает? Разве что местный хозяин. Мы на самом дне, Владыка. Мы около огненной реки. Вон с той стороны можно пробиться, лампадка показала там сквознячок. Но надо быстрее, чтобы нас не придавила плита. Я нашел свои и твои рукавицы, надевай. Еще пригодятся наколенники, может, шлемы. Много металла нельзя, изжаримся внутри доспеха.

– Эру Илуватар, – выговорил Трандуил. – Ладно. Веди, гном.

Дышать было тяжело. Жар и духота прилепили рубашки к королям, но отдых, пусть и невольный, пусть и схожий с обмороком, помог немного восстановить силы.

– Сидеть ждать помощи не следует, – сказал Торин, откидывая горячие камни. – Сюда спускаться без галерей, наверное, десять дней, может, больше. Когда откопаемся, будет жарче, но будет свет от огненной реки. Возможно. Надеюсь…

Труд был тяжелым и однообразным. Рукавицы защитили пальцы.

И спустя вечность, как казалось узбаду и эльфу в мерцающей полутьме, они вправду пробились наружу…

Торин выполз как-то особенно поспешно и дернул за собой Трандуила – плита, которая спасла их, упав с высоты в виде наклонной крыши, потеряв опору под одним из краев, зашуршала и тяжело осела.

И да, тут было намного жарче. Зато по черным закопченым скалам метались огненные отблески, позволяющие видеть отвесные рваные скалы, уходящие в бессветную высь, огромные залы и переходы, сотворенные точно не руками гномов, а скорее волей Моргота, и ниже на полет стрелы, в ущелье – поток сплошного пламени, который двигался, собираясь в завитки, иногда полыхая вверх столбами яркого огня.

– Древнее диво, – сказал Торин. – Ты понимаешь, что видишь легенду моего народа? И хорошо, что река есть, она сжигает рудничный газ. Иначе мы бы уже задохнулись или взорвались, когда я запалил лампаду.

– Я тут и так задохнусь…

– Не хнычь, моя красавица. Выберемся. Раз пришло время легенд, вспомним еще одну.

Восстанавливая силы, оба сели на обломки скал.

– Мы полезем наверх?

– Это займет много дней, а нам нечего пить и есть. Трандуил, это конец.

– Нам могут помочь сверху.

– Разве что догадаются скинуть припасы и воду, – усмехнулся Торин. – И то груз будет падать долго, а то и зацепится по дороге. Видишь, наугрим погибло много, а трупа ни одного не видно. Не долетают.

– Если закричать?

– Путь наверх – не один день. Рискованных дней, если нет веревки и крючьев. Без воды и пищи. Пойми меня правильно, горы отменно проводят звук, но мы не докричимся. И это очень опасно. Камнепады, оползни, обвалы. Нас просто похоронит тут либо на вопли явится Балрог. Мы будем искать реку, Трандуил. Подземную реку настоящей воды, которая выходит из недр Мории наверх, в Зеркальное озеро. Правда, вода может быть горячей.

– Вода, – прошептал Трандуил.

– Не надейся, ее скорее всего нельзя пить. Но по ней можно плыть наружу, если хватит дыхания и сил рук. И пока мы тут сидим, вместо обеда и пива, расскажи, что случилось с Ольвой.

Трандуил вскинул подбородок и молчал.

– Ну то есть ты виноват, – подытожил Торин. – Ты обидел ее и она убежала. И ты решил, что ко мне. Ты так себе муж, тебе не кажется?

– Это… недоразумение, – неохотно проговорил Трандуил. – Ольва… легка на подъем. Она же не пленница в Лихолесье, а его Повелительница. Но да, мы расстались плохо и она уехала.

– Хотел бы я дождаться ее, – ухмыльнулся Торин. – И поверь, я бы не упустил своего шанса. Мне кажется, я знаю и понимаю ее лучше чем ты, эльф.

– Узбад… не забывай, что теперь речь идет не о маленькой иноземке, потерянной в чужом мире. Речь идет о моей жене и о матери моих детей.

– Очень повезло тебе, что Эру Илуватар одарил тебя детьми, – с уважением и болью одновременно сказал Торин. – Ты счастливый… самодовольный, самовлюбленный, эгоистичный… эльф. Иначе я потягался бы за ее внимание, будь ты хоть десять раз король и муж. И вообще, в Средиземье к первому она пришла ко мне.

Трандуил помолчал.

– Ко мне. Ты тягался. Она выбрала меня. Мне кажется, я слышу воду. Но вода глубоко, она точно бежит… по трубе… по сплошной пещере. Поищем ее.

Подземную реку они нашли еще на ступень ниже.

Жар от огня здесь был почти нестерпимым. И Трандуил, и Торин связали волосы шнурками сзади, сплели косицами – иначе отдельные волоски пересыхали и скручивались, чернели. Трандуил тяжело дышал, но ни в чем не желал уступить гному. Наугрим, хоть и показывал свою приспособленность к тутошним местам и условиям, в глубине души совсем не был уверен, что у них получится выбраться.

Зато, выслушивая и выстукивая камни, они нашли сверток, который, видно, и впрямь скинули сверху – им в помощь.

В широкий плотный плащ был увязан мех с водой, кирка, веревка с крючьями, парочка горняцких ламп, огниво, лембас. Вода подняла настроение, еда придала сил. Сделав по несколько глотков, путники приободрились.

– Леди Галадриэль чувствует, что мы живы, – выговорил Трандуил. – Попробуем пробиться к воде или посмотрим, где она откроется сама?

– Сперва пойдем вдоль по руслу, а затем…

Звук снизу заставил обоих замолчать и замереть.

По берегу огненной реки двигался Балрог.

Гномы не знали, как зовут Проклятие Дурина. Балрог, изгнанный в неведомом уже прошлом, просто жил здесь и не так уж часто поднимался наверх – поднимался, только если его тревожили. А еще огненное диво Мории никогда не выходило из пещер и не искало своего господина… либо уже не признавало себя подчиненным Саурону.

Балрог, в два роста Трандуила, широкий, с черным плащом крыльев, стекающим со спины на камни, стоял около огненной реки, нагнув рогатую башку. Сейчас он двигался не так быстро, как обычно, и не пылал, окутываясь тенями. Кроме того, Балрог горел, светился сам – можно было разглядеть роскошный меч на бедре, боевой топор, длинный многохвостый бич, свернутый сейчас кольцом. Торин и Трандуил не дышали, не зная, как огненный майа определяет чужаков в своей вотчине; балрог тем временем вздохнул и снял…

Огромный рогатый шлем.

На плечи упали длинные черные волосы, по которым пробегали сполохи огня. Балрог нагнулся и зачерпнул ладонью огня, совсем так, как делает уставший человек. Между пальцев протекали и капали вспышками капельки того, что текло в речке – то ли смолы, то ли какой-то иной крови земли; умылся, пригладил назад волосы.

Трандуил чуть задел мелкий осколок камня; прошуршал небольшой оползень. Балрог вздернул подбородок и обернулся.

И да, он был красив.

Торин и Трандуил не дышали.

Повертев головой, майа-демон снова надел свой рогатый шлем и тяжело направился куда-то в верховья огненной реки и через некоторое время скрылся из виду.

– Теперь мы знаем тайну Проклятия Дурина, – медленно проговорил Торин.

– И да, это легенда из стародавних времен… – отозвался Трандуил.

– Он похож лицом на эльфа.

– Он майа, Торин. По сути, сколь много майар живет среди нас… единицы. И каждый из них теперь бесценен, потому что с ними, как и с эльфами, из Средиземья уходит былое могущество.

– Он не будет нас выслеживать?

– Похоже, нет. Он… тоже бился много дней.

– И унес много жизней гномов… очень много, – горько сказал Торин. – Почему он не говорит? Почему сразу атакует? Может, можно было бы договориться…

– Вот поэтому.

– Да.

– Выждем еще или пойдем по воде?

– Я очень надеюсь, что вода откроется нам. Если нет, надо будет пробивать отверстие. Одной киркой…

– Мы справимся, Торин. Мы нашли гостинец сверху, который говорит, что о нас думают. А пока о нас думают… помнят… мы не пропадем.

– Ох уж мне эти высшие материи, – сказал узбад. – Ох уж мне эти изысканные сложности. Просто давай не дадим друг другу сдохнуть, и все. И да, реки текут в одну сторону. Балрог пошел в верховья – а мы идем вниз, туда, где горячая подгорная речка выбивается наружу и вливается в Зеркальное озеро.

Путь под землей за звуками воды, текущей на глубине под камнями, потребовал много времени. Пройти лигу по лесу Трандуилу было за игру, да и Торину по галереям гномов в удовольствие. Здесь же острые камни, необходимость почти в полной тьме то карабкаться, то лезть, страхуя друг друга веревками, задерживала и обессиливала гнома и эльфа. Раз или два они теряли реку – шум оказывался неслышим из-за большой толщи камня. Но, наконец, и огненная река, и та река, которую было слышно, но не видно, сделали резкий поворот – и путники увидели оба потока в руслах, пробитых чуть выше и чуть ниже в крепчайшем черном камне самых корней Мглистых гор.

Верхняя река дымилась ядовитыми испарениями, вода в ней казалась черной, воды текли бурно. Ниже на треть полета стрелы в таком же русле текла река сплошного огня. Еще половина лиги – и Торин с Трандуилом дошли до площадки, покрытой окатанной галькой; она образовывала нечто вроде пляжа к воде, мимо которого с глухим устрашающим ревом текла горячая река.

– Что дальше, узбад? – спросил Трандуил, растягиваясь на гальке.

– Пойдем вдоль воды, сколь сможем. Когда не сможем, прыгнем в воду и поплывем.

– Если мы будем в трубе, негде будет дышать. А проплыть столько, сколько мы прошли, мы не сможем, не вдохнув. Это верный способ утонуть, гном.

– Можно вернуться туда, где нашли сверток. Лембаса и воды нам хватит еще на один раз, только на один. Лучше не ждать, пока кончатся силы, а попить и поесть сейчас, и решать. Или уж мы рассчитываем на себя, или уж на тех, кто наверху. Но поверь… я их учил. Фили будет старшим после меня. И так потери огромные. Никого он вниз не пустит, понимая, что это не Эребор… это Казад-дум, бездна Мории, – проговорил Торин.

– Я… забываюсь, – тихо сказал Трандуил. – Река отравляет меня. Мы отдохнем сейчас немного и надо идти. Делать, как ты сказал. Я вроде и могу придумать иное, а не придумывается.

– Ты мне это… не дури, – проговорил Торин. – Воняет, да, но не так уж ядовито. Выберемся. Свяжемся веревкой.

– Нет, Дубощит. Тогда мы пропадем оба. А надо чтобы хоть один да точно выжил.

– О детях своих думай.

– Гора придавила меня, – пробормотал Трандуил. – Я не собираюсь сдаваться. У детей есть Леголас. Ольва. Одни не останутся. Но странно будет, если все закончится так. Я шел… говорить. Не воевать. Это не… дракон. Не Майрон. А обернулось иначе. Отчего вы не сообщили в Лориен, что такая беда?

– Мы сообщали. Слали гонцов и в Эребор, и эльфам. Но просить подмоги могли только у Даина. У него и просили, не прислал, – буркнул Торин. – Оно временами шло хорошо, а временами хуже не придумаешь. И все считали, что нам надо просто покинуть Морию. Все думали, это блажь, как когда-то с Эребором.

– Ну блажь же и оказалась.

– Да, – горько сказал Торин. – Не одни вы, эльфы, думаете о своем Море. И мы, сыны Махала, считаем наши дни, оставшиеся нам в Средиземье. Некоторые вовсе думают, что надо уходить к самым корням гор и перестать выходить наверх. Другие – что лучше идти к людям и жить с ними, сколько выйдет. Вот и пойми, какой путь избрать. Здесь, в Мории, можно было бы затихнуть… жить малым отрядом, добывать и выносить руду мифрила… печей не разжигать, не возрождать. И то смели бы гоблины. И что это за Казад-дум, так, старательская партия. А я иного желал.

– У тебя почти получилось.

Надолго замолчали. Трандуил дышал тяжело, как будто боролся за каждый вздох. Воздух с ядовитыми подгорными испарениями словно наливался ему в грудь свинцом и не давал сил и облегчения.

– У тебя этот твой напиток во фляжке еще есть?

– Есть немного, – сказал Торин и без лишних уточнений протянул флягу эльфу. – Пей уж и выбрасывай ее. Воды не осталось. И на том спасибо, кто-то кинул точной и крепкой рукой. Прямо в бездну. Весь металл снимем, где река уходит в камень. И поплывем.

========== Глава 17. Око ==========

Эйтар сдержал слово и целый день Ветка отдыхала на берегу реки.

Увиденное ночью и блуждания остатков зелья в собственном теле побудили ее уйти за куст плакучей ивы, убедиться, что ее не видно ни от воды, ни от лагеря, и там загорать на солнышке, полностью раздевшись. Тауриэль не нашла в таком времяпровождении никакой радости и сказала только, что так себя ведут змеи и ящерицы, нагреваются солнечным теплом впрок, чтобы потом скрыться в расщелины. Ветка расхохоталась. «Змеей подколодной назвала – и нормально. Люблю эльфиек».

Трандуил.

Когда грезишь с закрытыми ресницами на теплом песке, мало ли что может вспомниться.

Узкие сильные руки, широкие плечи. Сияющие глаза удивительного голубого цвета. Длинные, просто замечательно длинные ноги. Восхитительный запах тела, волос – леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины. Ласкающие, сильные, уверенные движения. Периодические приступы мелочности и занудства. Несносный гордец и позер. Коллекция роскошных халатов, похожих на мантии, и мантий, смахивающих на шикарные халаты. Коллекция драгоценностей. Коллекция хороших вин.

Магия, которая живет на кончиках его пальцев…

Король эльфов. Возможно, последний истинный Владыка.

Ветка чуть было не убедила сама себя отправиться в Лориен, причем побыстрее. Нагнать Трандуила, устроить ему семейную разборку…

Да.

Нет.

Потому что вспоминалось и то, что так сильно резануло Ольву еще дома, когда она только освобождалась от действия цветочных капель.

Эти капли – они холодили.

В первый год после рождения Йул они были с Трандуилом везде. И почти что всегда.

Они реагировали на антураж, на смену одежды, погоды, настроения, вкусную еду, правильную музыку, правильное освещение… словом, любой пустяк, вроде мотылька, припавшего к цветку, мог вызвать приступ страсти подобный тому, который сокрушал когда-то дворец Барда.

Кровать была ненужной условностью – подходили выступы деревьев, камни, ниши, лавочки, оружейные мастерские с наковальнями. Сумеречный дворец не был заселен особенно густо, и все же временами эльфы прыскали от Владыки и его жены напуганными тенями, когда первая пара Средиземья забиралась на сеновал при дворцовых конюшнях или в винный погреб. Он всегда желал и даже на некоторое время сменил привычные одежды на более просторные, чтобы избегать неловкости; она всегда была готова к чему угодно и согласна на все. Беспокойство страсти было восхитительным. Даже когда они просто шли по парку около дворца, встречные придворные эльфы и стража краснели ушами и невольно начинали застенчиво улыбаться. Разок они все же выбрались с детьми в Дейл, когда Трандуилу еще не пришла в голову мысль закупорить Сумеречный лес наглухо, и обе дороги, туда и обратно, Ольва могла бы в деталях вспомнить по куче тайных и приятных убежищ, которые они отыскали для себя в путешествии прямо возле ночных стоянок.

Дальше первый голод был утолен и пошли деликатесы.

Близость стала реже, но глубже и церемоннее, а главное, они спали рядом, вместе, обнявшись, прикасаясь к телу друг друга – Ветка вообще не думала, что такое возможно, и там, тогда, в прошлой жизни, всегда высказвалась за отдельные спальни для супругов, а лучше за визитный брак, а лучше за гостевой, а лучше за свободные отношения. Так думают многие, пока отношений нет.

Но они были, да, две отдельные спальни. Как факт – они существовали, покои Владыки и покои его Повелительницы.

А пользовались Трандуил и Ольва только одной. И одной кроватью. А может, хватило бы и одной половинки одеяла.

Тогда Ветка придумывала безумные ночные наряды, которые, краснея, шили ей придворные эльфийки. Требовала алого, белого, черного, кожаного, перьев и бус. Косые взгляды дев и их перешептывания в зачет не шли – Ольве хотелось шалить и она не отказывала себе в этом. Платье для фламенко в конечном итоге было разорвано на такие маленькие тряпочки, что все же ушло в камин, но один лоскут в память об особенном вечере – когда Дане исполнился годик по человеческим, два по эльфийским меркам – Ветка оставила в своей шкатулке.

Сейчас Ветка уже точно понимала, когда близость начала гаснуть… и вовсе сошла на нет. Они спали рядом, шептали друг другу слова нежности, но после того, как в спальне поселился кувшин с легким вкусным вином, свидания происходили после праздников… после каких-то тревожащих душу событий… десять раз в год… пять… три… а потом и вовсе сошли на нет. Года, наверное, три или четыре уже. Не было отказа, но не было и желания. Была радость ежедневных встреч, но не было остроты, кидающей двоих друг к другу. Они друг у друга были… и все.

И это мучило Ветку невыносимо. Основательная такая заноза во всех ее счастливых семейных воспоминаниях.

Трандуил начал давать ей эту дрянь, потому что перестал ее хотеть?

Она была для него… слишком активной, похотливой?

Надо начинать ощущать стыд за те наряды и за свою несдержанность?

Как часто вообще эллет прилично желать близости, даже если она не эллет?

Тауриэль вон вроде вполне освоилась с Эйтаром… и, видимо, успешно перекрывает негативные впечатления. И годичных пауз не делает.

Отчего-то происходящее между Тауриэль и Эйтаром несколько нервировало Ветку и вызывало чувство, что она что-то прощелкала. Недосмотрела. Упускает.

Допустим, Мэглина она не прощелкала. Как минимум одна бабочка в ее животе всегда пролетала, даже если он просто играл с ее ребенком или делал ей внушение за грамматику или манеры. Она видела и ощущала мужскую красоту, умела ей радоваться, реагировала на нее остро, что старалась не показывать Трандуилу, но это очень украшало ее жизнь. Ведь вокруг теперь было столько красоты! Голод из прежней жизни по таким красивым людям… ладно, высшим существам, не отпускал – и Ветка не видела никаких причин, чтобы себе в этом отказывать…

А такого замечательного Эйтара не заметила. Смотрела на него, и не смогла рассмотреть.

Ветка негромко захихикала, вспомнив свой приступ нежности к Эстелю и Радагасту. Видимо, так выходили накопленные за годы невольного лекарственного воздержания телесные желания.

Ну, с этим мы сладим. Хотя это было бы даже забавно, напасть на школьника под влиянием отравы. Интересно, сдюжил бы молодой нуменорец?..

Да, последствиями приема зелья ее накрывало – благо, температура уже не поднималась или пока не поднималась. Но с этим можно было жить. Это можно было контролировать. И даже получать кое-какое удовольствие от игривых мыслишек.

Ветка перевернулась на живот.

Прошелестели легкие шаги, ниже пояса легло полотно, накрывая бедра.

– Ужин скоро будет готов, Повелительница.

Ветка искоса глянула на узорные носки сапог Эйтара. Ей не надо было представлять, как он подошел – так, чтобы тоже «видеть, не видя», не вглядываться, не оскорбить взором. Ну, да голых дев ему сейчас будет достаточно.

«Эйтар, сбегай, Эйтар, сделай, Эйтар, ой, я забыла, забила, разбила; Эйтар, а где Владыка»…

И так десять лет. Да он уже родной ей.

При этом по дворцовому статусу вроде как тайли, Эллениль и Мэглин, и Эйтар – равны.

И все дежурные вопросы к нему, но только тогда, когда рядом нет никого другого – «А мне это идет?», «А что прилично туда надеть?», «А кто будет?», «А как к ним обращаться?»

Ну и видел ее во всех видах, да. И так как обязан был постоянно находиться на «расстоянии голоса», то и слышал много чего. Понятно, что в итоге воззвал к Трандуилу и удрал на Дол Гулдур биться с орками, все приятнее, чем с такой дурой в хозяйках.

Был ли он женат? Были ли у него дети? Какие потери в бесконечной жизни эльфа нес? Как и почему избрал для себя такую жизнь – при дворце? Как относится к необходимости пасти иноземную Повелительницу? Вроде бы он ровесник Леголаса и признает Мэглина и Даэмара за старших…

– Эйтар, – спросила Ветка, приподнимаясь и закрывая руками грудь, – а какую еду ты любишь?

Спросили – отвечает.

– Ягоды, пироги, в дороге лембас. Люблю кашу с сушеными ягодами и орехами.

– Углеводный какой! А какой у тебя самый любимый праздник?

– Весеннее равноденствие.

И не скажешь, что скрытный жук.

А если спросить про Тауриэль? По идее, у нее, как у Повелительницы Пущи, есть такое право.

– Иди, я ополоснусь и скоро буду у костра.

«Готова ли я ехать домой? Готова ли я разговаривать с Трандуилом?»

Получалось, что нет.

И не потому, что не могла спросить.

А потому, что не была готова услышать ответ.

«И ведь мы часто не спрашиваем… потому что не хотим определенности, которая уже не оставит никакой надежды, и предпочитаем блуждать во тьме или тумане, но не зажигать светильника».

***

Ветка, завернувшись в плащ, проскочила до шалаша, оделась. Пришла ужинать.

– Мой телохранитель дал мне сутки на раздумья. Он считает, что мы с ним должны вернуться в Сумеречье. Но я все же принимаю решение двигаться дальше, – спокойно и эдаким «окончательным» тоном, заимствованным у мужа, сказала Ольва. – Я поеду на Гесте, Эйтар и Тауриэль на белом. Эстель?

– Крошка не отстанет.

– Как нам переправиться с лошадьми и вещами? Переплывут ли они такую широкую реку?

– Это сложная задача, Повелительница, – проговорил Эйтар, соглашаясь, как и обещал, с ее решением. – Скажу в последний раз. По моему мнению, направляться надо в Пущу или на крайний случай в Лориен, куда поехал Трандуил. Я чувствую недоброе и твои сны, точнее, бессонница, говорят о том же самом. Все вопросы задать, все, что неясно – прояснить. Но если это невозможно, тогда нам надо подняться чуть выше. Тут река кажется уже, но это стремнина. Нас снесет очень сильно, а я бы хотел рассчитать место, куда мы приплывем, чтобы выбираться поудобнее. Лучше всего было бы переправляться на Летнебродье, но это еще переход. Плюс… лето только началось, бродов как таковых может и не быть, но там широкое и неопасное место.

– Пойдем до Летнебродья, – сказала Ветка и затихла, погрузившись с открытыми глазами в грезы.

Два стареньких гнома, перешагнувших последний рубеж.

И они с Нюктой.

– Все спрашивали, – невпопад выговорила Повелительница Сумеречья, – как я прошла тот путь. Как выдержала тот год. Самое главное было не думать, просто делать. Понять, что надо делать, это секунда, но если начать это жевать в голове, короткая задача становится длинной, простая – сложной, будущее – неопределенным, страхи берут верх, а силы кончаются от одних мыслей.

Возле костра зависла тишина.

– Ой, – отморозилась Ветка. – Забудьте! Это я так. Вольно, ужинайте. Я нечаянно. Аплодисментов не надо, комментариев тоже. Я проходила Летнебродье, правда, зимой. Завтра на рассвете идем к бродам, дальше по ситуации.

– Хорошо, – осторожно выговорил Эйтар. – Тогда я рано подниму всех – надо снимать лагерь, чтобы ограничиться всего одним переходом.

Вечер прошел прекрасно. Компания дурачилась. Эльфы знали десятки игр, позволяющих прекрасно скоротать досуг, тихих и подвижных, и четверка путников, еще пару дней назад переживших схватку с орками и ужасы пленения Тауриэль, бегали и смеялись, как дети. Когда напускная серьезность скатилась с Эстеля, точно речная вода, все его двадцать истинных человеческих лет предстали во всей красе. Эйтар и Тауриэль выглядели влюбленными и юными, сама Ветка временно выкинула из головы всевозможные ужасы и дала себе слово назавтра все обдумать – где, что, как могло быть неладно, не с Трандуилом же. С ним – нет, конечно. Мужа Ольва искренне считала полубогом. А дети в Сумеречном дворце, под надзором Мэглина и Эллениль. Что может случиться? Где? С кем?

Ночью Эйтар и Тауриэль так и не ложились – Ольва сладко дремала, сквозь полусон наслаждаясь запахами реки и цветов, а также тихим смехом и разговорами двух существ, нашедших друг друга и подаривших друг другу тепло и счастье. Ах, если бы не Кили, как славно все бы сложилось…

А затем настало утро.

***

Спал (если не притворялся) только Эстель. Для остальных летняя ночь у реки, последние ее утренние часы, были слишком волнующим моментом.

Некоторые недоразуменя возникли при седловке жеребцов, которые привыкли идти за своей хозяйкой в свободном режиме, но справились и с этим. Эйтар погонял по кругу обоих зарвавшихся животин, подарив дополнительное удовольствие зрителям – кони сопротивлялись, свечили, брыкались; потом с трудом затянул подпруги на круглых боках.

Крошка смотрела неодобрительно, наставив топориками рваные уши. Двум дурням, попавшим в ее подчинение, еще надо было разъяснить некоторые вещи.

Переход прошел легко и вечером путники расположились в полуразрушенном домике Летнего Брода, столь памятного Ольве. Гномья работа выдержала время – здесь все оставалось именно так, как Ветка и запомнила. Это место было сложным для нее, и печальным, и радостным одновременно.

Вечером у очага, который затопили для уюта, пили чай и тихо беседовали.

– Я обязался вернуться в лорду Элронду и матери, когда освою науку следопыта, – говорил Эстель. – Я готов принять службу у дунэдайн. Ривенделл после смерти отца стал для меня домом, и я еду туда с радостью. Но и годы, проведенные в Лихолесье, бесценны.

– Мне было бы интересно снова посетить Хеннет Аннун, – сказала Ветка. – Заодно надо поинтересоваться и политикой Гондора, как-то я упустила, что там сейчас делается… Но для начала – да, Ривенделл.

– И затерянный город по дороге, – вставил Эстель. – А Хеннет Аннун всегда будет ждать тебя, Ольва Льюэнь.

– Город – это уже после гор…

– Уж не говорите ли вы об Ост-ин-Эдиле? – спросил Эйтар. Больше он не комментировал это путешествие, но и особой радости не выражал. – Не так уж и безопасны равнины Эрегиона, да и город-призрак – странное место.