Текст книги "Короли Севера (СИ)"

Автор книги: Funny-bum

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Леголас чуть наклонил голову.

– Хорошо же вы меня делите, – выговорила Тауриэль. Она стояла возле самого обрыва, глядя вниз. – Леголас, разве я сказала, что хочу за тебя замуж?

Легалас поднял голову.

– Или ты думаешь, что после унижения, после плена у орков, после… я согласна на все?

– Плен у орков? – вспыхнул Кили.

– Тауриэль, остановись, – сказала Ветка. Она спиной чувствовала тепло – сзади подошел Эйтар, который молчал, но был уверен, что происходящее имеет отношение и к нему. – Может, ты еще не совсем очухалась. Просто за… заткнись, пожалуйста, не делай хуже всем.

– С чего я должна слушаться? Я и так слишком долго молчала. Тебе, Ольва Льюэнь, можно все. Ты рассказываешь о диковинных обычаях якобы твоего народа и устраиваешь все, как хочешь. Целуешь узбада на глазах всего лагеря! А я просто… просто собираюсь жить так… как удобно и радостно мне. А ты, – Тауриэль повернулась к Леголасу. – А ты… я пришла к тебе, но разве я сказала, что хочу за тебя замуж?

Ветке показалось, она слышит, как оба гнома скребут пальцами в затылках, хотя ни один не шевельнулся.

– Ты пришла к нему? – спросил Кили. – Сама?

– Глупцы, – прошептала Тауриэль. – Вы все, все бесчувственные глупцы! И ты! – Она ткнула пальцем в Эйтара.

– А он тут при чем? – загрохотал Торин.

– Тауриэль, – сказал Кили. – Орки… я понял. Мы переживем это. Просто поверь мне. Я люблю тебя. Я… твой муж. Я… мы все сможем преодолеть. Не делай хуже. Не давай надежду Зеленолисту. Ты говорила мне о нем… друг детства… и все. Пожалуйста.

– Вы говорили обо мне? – возмутился Леголас. – Тауриэль… ты говорила обо мне… с наугрим? И да, мы переживем орков – мы с Тауриэль! Потому что она говорила мне – ты просто гном, Кили. Просто гном! Со всякими гномскими родственничками!

– Их надо как-то развести всех троих, – прошептала Ветка Торину. – Нам бы уже ехать. Забирай Кили, я заберу Леголаса. Эйтар… успокой Тауриэль.

И в этот момент с неба пал морн.

Лошади бросились врассыпную. Торин закричал, хватая топор:

– Что это за тварь? Маленький дракон?

– Это морн! Выведен Сауроном! У него ядовитые ши-и-и-п-ы-ы…

Когда что-то происходит очень быстро, время замедляется.

Кили бросился к Тауриэль, но она спряталась за спину Леголаса…

Эйтар с боевым мечом наголо рванул вперед; к нему присоединился Лантир…

С другой стороны подступил Ородиль, не успевший вздеть доспехи; коготь с крыла пропахал в его груди и животе длинную рану…

Кили смотрел на жену:

– Та-у-р-и-эль… – протянул руку…

Морн развернулся, чтобы уйти от ударов мечей; Даэмар и Иллуир, поднявшись, синхронно вскинули луки…

Два выстрела, чудовище продолжило двигаться, несмотря на стрелы, застрявшие в шее…

Вытянулось вперед, схватило зубами Иллуира; зубы срежещут по броне…

Арагорн закричал – «Орки»…

Эйтар и Лантир ударили мечами бок чудовища – шея недоступна…

Морн развернулся и достал шипованным хвостом Кили, отбрасывая его прочь…

Даэмар снова выстрелил: одна из стрел попала зверю в глаз…

И морн тяжело снялся с места… а снизу, с восточной стороны мглисты гор, атаковал отряд орков.

Отлетев чуть дальше досягаемости стрелы, чудовище уселось на обломок скалы и зашипело, выдергивая лапами наконечники.

Лагерь вмиг превратился в побоище. Шатры были снесены, лошади распуганы, поклажа раскидана. Ородиль умер сразу – и плоть его почернела. Гаин, гном из Мории, упал с лошади и ударился головой, лежал неподвижно. Иллуир в доспехах, вмятых в тело, корчился от боли…

Прочие же принимали бой.

Орков было немного, пять или шесть.

Ольву заботил теперь один важный вопрос – она покинула поле боя и успокоилась, только отыскав в расщелине между камнями Крошку, в поклаже на седле которой был Аркенстон.

Тауриэль так и не вступила в бой – ее прикрывал Леголас.

Кили, задетый ядовитым шипом, катался по земле, зажимая жгущую рану на шее… и замер, побледнел, раскинув руки.

– Я не хочу здесь оставаться, – сказала Тауриэль, глядя на морна. – Я не хочу больше ничего этого. Пожалуйста.

У Ветки закаменело лицо…

– Тауриэль, замолчи сейчас же! – она выскочила из расщелины и побежала к девушке. – Замолчи, пока не случилось ничего ужасного, заткнись сейчас же!

– Ты говорила мне о Сауроне… об Аулендиле Аннатаре… вы все говорили мне о нем. Всю дорогу.

– Тауриэль, нет! Ты не так все поняла!

– Я поняла правильно. Я… наделала глупостей. Я не хочу здесь оставаться. Он поймет меня.

– Леголас, держи ее! – но и Зеленолист, и Эйтар были сейчас в нескольких шагах…

– Меня не любят короли, как они любят Ольву, – твердо выговорила Тауриэль. – Но меня любят принцы, – она поглядела на Кили, лежащего неподвижно. – Я не хочу любить никого смертного. Я не хочу никакой боли… я не хочу это переживать.

Морн в золотой короне с интересом разглядывал ее.

– Я могу быть правительницей Темной страны.

– Заткнись! – закричала Ветка.

– Мне нечего тут больше делать. Я… вдова Кили из рода Дурина… выражаю свою волю. Если ты… слышишь меня…

Торин отбросил пару орков, чтобы добраться до Тауриэль; ее слова слышали все и каждый попробовал ее остановить…

Но как и тогда, когда все воинство было в Дейле, а Ольва неслась на белоснежном Азаре – никто не смог остановить его… не сумели и теперь.

Морн неспешно снялся со скалы и сделал два взмаха крыльями – лишь слегка коснулся лапами Тауриэль и взмыл вместе с ней выше досягаемости луков.

Последним не торопясь, стоя в медально четкой позе, целился Эйтар – и он попал бы. Но морн поднялся уже высоко, и Тауриэль неизбежно упала бы на камни. Лаиквенди опустил лук… и низко опустил голову.

Даэмар отрубил голову последнему орку, отер клинок и спросил:

– Что это сейчас было?..

Леголас в отчаянии прижал руки к лицу.

Торин бросился к Кили.

========== Глава 27. Голос сердца ==========

Без Владыки и Повелительницы Сумеречье словно замерло. Да, дети все так же смеялись и играли, но стража посуровела лицами, дворец был переведен на максимальную охрану, несмотря на то, что от Дол Гулдура вести поступали самые хорошие – Глорфиндейл теснил врага и готовился заново спалить старую крепость, сделав ее на какое-то время непригодной для жизни – даже орков.

В последние дни Даниил и Йуллийель много шушукались, играли во что-то свое, не привлекая тайли.

Мэглин отлично знал, когда Даниил готовился к побегу. Знал и на этот раз: принц уже приготовил кольчугу, легкий меч, лембас в листе. Улыбаясь, Мэглин дежурил неподалеку от покоев мальчика.

Однако Даниил не удрал через окно или купальню, не попробовал пробраться в спальню сестренки через балкон и вьющиеся растения и даже не устроил отвлекающий пожар – он вышел к телохранителю в полной боевой готовности.

– Мэглин, мы отправляемся в путь.

– Это хорошо сказано, мой принц, – наклонил голову лаиквенди. – Но позволь спросить, куда и зачем? Особенно ночью? Может быть, на дальнее поле для ристания или в сад…

– Ночью, потому что Сет уже близко, я ждал только его… Я позвал его. Сет и еще один волк. Лошади нам не помогут. Ада в опасности.

– Это неправильная игра, мой принц.

– Это не игра.

Эльфинит приложил обе ладошки к голове Мэглина…

И через одно биение сердца оба уже бежали к выходу из дворца – бежали как есть, Мэглин в дворцовом кафтане, с легким мечом у бедра, без доспехов…

– Я подниму стражу!

– Мы не успеем, тайли! Нам помогут только волки, только волки! Только они пройдут лес напрямую!

Ворота были приоткрыты. Сета тут знали, но Сет на мысленный призыв принца пришел не один: он пришел со стаей здоровенных диких варгов, которые не допускались в Пущу. Однако Сет знал тайные ходы и позвал воинов своего народа прийти ими.

Стража врат решала, что делать – а заодно пыталась выяснить, как звери попали сюда, не обратив на себя никакого внимания разведчиков в лесу…

– Галион, – крикнул на ходу Мэглин, – собирай отряд и отправляй в Лориен, Владыка в беде!

Мальчишка же не задержался даже тут – он пронесся к Сету и запрыгнул на огромного варга. Мэглин едва успел схватить одного из диких, того, что покрупнее, за уши…

И стая понеслась по тропам Лихолесья.

– Как ты узнал?

– Я несколько дней уже что-то чувствую… а сейчас понял наверняка! Увидел!

– Мы быстро не доедем…

– Мы должны быстро… мы должны успеть в одно место…

– В какое? Куда мы едем?

– Я не могу его назвать, я не видел его еще на карте! Там горы и большое озеро… там рядом эльфы, Лориен… я знаю место, и если мы не успеем туда, отец погибнет!

– Если истино то, что ты показал мне, Трандуил в огромной беде!

– Он может погибнуть, Мэглин! Я просил Йул петь для тебя и меня, и для папы, и для мамы – чтобы она нас услышала и тоже пришла…

– Мы отправились в путь без припасов!

– Сейчас лето! Мы проедем! Волки будут сменяться и привезут нас куда следует! Отряд не догонит нас, но пусть они попробуют! Может быть, они тоже сумеют помочь! Как жалко, что у нас нет никого, кто умел бы летать!

Мэглин сказал несколько слов из того арсенала, который юному принцу пока был никак не положен…

– Папе и маме не стоило разделяться! – крикнул Даня. – С первого дня, как уехала мама, мне снятся плохие сны!

– Мы скажем им это, мой принц! Я буду с тобой днем и ночью…

Никогда и никто еще не преодолевал гномью дорогу без гончего листа так быстро, как стая варгов. Даниил и Мэглин перепрыгивали с одного волка на другого, и стая неслась, как темные признаки. На самой границе леса варги напугали лошадь гонца в цветах Лориена; эльф упал.

Отряд Галиона действительно безнадежно отстал, хотя и был собран и даже выехал в рекордные сроки.

Варжья стая мчалась Харадским трактом, пугая путников, вызывая пересуды. Если попадались орки, они выскакивали на дорогу и приветственно кричали. Если попадались люди, они живо сходили с дорогии, не зная, что и подумать и как толковать такое странное диво…

И над дорогой тихо, но внятно неслось – волчий принц, волчий принц, волчий принц…

И лишь когда выбились из сил и варги, и ребенок, стая остановилась на привал. Мэглин обнимал Даню и думал, что когда мальчик заснет, магия рассеется – но нет, варги встали вокруг них станом и охраняли их сон, так, как будто и вправду признали Даниила Анариндила своим принцем.

– Это твой первый поход, мой милый, – прошептал Мэглин, целуя ребенка в лоб. – Так странно и так волшебно… ты истинный сын Ольвы Льюэнь. А еще у тебя дар провидца. Ты будешь сильным магом… а пока нам надо спасти твоего отца. Моего Трандуила.

***

– Ты наскучил мне со своими эльфийскими сказаниями. Я наговорился.

Трандуил, выпрямив спину, сидел на своем троне из лавы.

– Твой голос стал мне надоедать.

Трандуил молчал.

– Отчего ты не возражаешь мне?

– Что мне ответить, лорд Гротмор? Я твой пленник. И могу лишь говорить или молчать.

– Что с тобой?

– Мне жарко. И мне недостаточно той воды, которую ты даешь мне, – выговорит Трандуил.

– Ты ноешь и ноешь… а еще хвалился, что почти равен мне! – загрохотал балрог.

Владыка Лихолесья ощущал, что сознание его уплывает. Волосы вновь трещали и плавились. Тело сделалось сухим и прозрачным. Его хватало на какие-то движения, но силы в руках уже не было. И удерживать контроль он более не мог – подземелье выпило его мощь.

Балрог сорвался со своего трона, и, хлопая крыльями, взлетел. Трандуил едва смог поднять голову, чтобы понять, куда бросился его хозяин. Однако прошло совсем немного времени – и Гротмор вернулся, держа в руках огромный валун прозрачнейшего льда. Руки Гротмора остыли, почернели и вплавились в поверхность глыбы; он бросил лед у ног Трандуила и проворчал:

– Вот тебе, слабак. Напейся, остынь, восстанови свои жалкие силы. Ты в моей власти и останешься в ней столько, сколько я захочу. Или пока твой наугрим не принесет мне желаемое.

Трандуил сполз вниз – драгоценный лед плавился и шипел на раскаленном полу. Во впадинах натаяла вода…

И это была настоящая вода с чистейших ледников Мглистых гор. Та, которая впитала солнечный и лунный свет, та, которая хранила первозданную силу природы и ее мощь…

Король эльфов растянулся на куске льда, всем телом восстанавливая свои силы, напитывая влагой иссохшую кожу. Он почти потерял сознание, себя в этой черной пещере; балрог прислушивался с тому, как пил эльф, вроде даже с жалостью. Потом задрал голову наверх.

– Да что там происходит…

– Я ничего не слышу.

– Я слышу. Твои друзья гномы бесчинствуют в моей пещере.

– Это… была их… пещера… их государство, Казад-Дум.

– И что от него осталось? – Гротмор сел в кресло. Подскочил снова.

– Я посмотрю, что они там рушат… – и взмыл ввысь, окутавшись мглистыми крыльями.

Трандуил начал считать до ста.

На двадцати он сделал последние длинные глотки воды.

На тридцать он был уже в мифриловой кольчуге Торина и с мечом за спиной.

На сорок он мчался вдоль черной реки кипятка, слыша, как сзади захлопали крылья…

На сто он добежал до излучины, за поворотом которой река закрывалась – исчезала под сводом каменной стены, превращаясь в наполненный кипятком тоннель.

– Куда ты бежишь? Ты не выживешь в этой воде! Тебя затянут подземные сифоны и ты глупо погибнешь! Из Мории нет выхода… нет… выхода-а-а…

Всего лишь десять гребков в раскаленной воде, разъедающей кожу и глаза; Владыка не смог плыть дальше, потерял силы и просто отдался стремнине – не понимая, куда его несет, не управляя ситуацией, утратив сознание.

– Ты все равно не выберешься! – и в скалу над местом, куда умчался ручей, ударила огненная молния. Балрог, поняв свое упущение, обрушился на бездушные камни со всей своей яростью и силой.

***

– Варги, – сказал Халдир, вглядываясь в движение на самом горизонте. – Стая варгов бежит сюда, в долину Нандухирион, к озеру Келед Зарам.

– Какие странные варги, – прошептала Галадриэль. – Словно… словно…

– Словно их направляет рука?

– Да.

– Мне кажется, я вижу всадника на одном из них…

– Ольва?

– Нет, показалось…

Варги промчались – и скрылись в камнях и за деревьями, за древними изваяниями гномов Казад-дума.

***

– Даниил!

– Сейчас! Мы уже почти нашли его! Почти нашли…

Сет неистово копал горячий ил.

Даня тонул в грязи до талии; Мэглин всматривался и вслушивался…

– Мэглин! Я не могу, не могу, больше не слышу его фэа! Но ада где-то здесь…

– Что за роковая судьба… Анариндил, ты уверен?

– Я да! Я говорил, надо было успеть…

Мальчик разрыдался и снова, снова погружал руки по плечи в грязь.

– Мэглин, сделай что-нибудь, помоги мне… мне кажется, мы опоздали…

Копал не только Сет – все варги, пришедшие с вожаком, рылись и совали в ил мокрые носы, страшные клыкастые морды.

– Даниил! Погоди, прекрати…

Даня плакал уже во весь голос, в отчаянии колотя руками по грязи.

– Мы не успе-е-ели! Не успе-е-ели!

И в этот момент завыла молоденькая волчица.

Она нашла что-то и стояла над ямой, заполнявшейся водой…

Мгновения не прошло – четыре руки и две передние серые лапы откопали тело; Мэглин вытянул и встряхнул странного, худого мужчину, так не похожего на великолепного повелителя Лихолесья…

– Даня, набери чистой воды, во что угодно, скорее! Надо промыть нос, горло…

Варги разбегались – все, кроме Сета и крупного самца, на котором ехал Мэглин.

Даниил, всхипывая, размазывая по лицу слезы и сопли, принес воды – Мэглин промыл лицо Владыки, которое, вопреки перенесенным трудностям, казалось сейчас светлым и юным, очень юным…

Так бывает, когда эльда стоит на самой черте, разделяющей миры.

– Нет-нет, – проговорил Мэглин, и, зажав Владыке нос, начал вдувать воздух в его рот. Вдох, еще вдох. Оттащил на место посуше, принялся нажимать на грудь, из последних сил взывая к надежде и любви.

Даня пробовал успокоится и тоже пристроил маленькие крепкие ладошки отцу на голову. И запел.

Детский голос, очень чистый, очень высокий, полетел камышами, рогозом, кустами ивы. Мэглин запел также – и голоса сплелись, призывая Трандуила, рассказывая ему, как чиста любовь сына, как высока преданность друга…

Анариндил срывался на рыдания – но Мэглин вел свою партию, отдавая Трандуилу собственное дыхание, собственную жизнь.

– Не помогает! Не помогает! – закричал Анариндил.

– Просто пой… зови его фэа, зови его сердце…

В двадцати полетах стрелы леди Галадриэль вдруг страшно побледнела и медленно поднялась.

– О великие валар, Эру Илуватар. Как я была слепа… – и Владычица Золотого леса, вытянувшись белоснежной струной, вплела свой голос в песню Мэглина и Даниила Анариндила, которую невозможно было услышать.

– Не пойму, что ты делаешь, – говорил прибывший недавно Саруман. – Кому ты хочешь помочь и на что тратишь столь великую силу, которая…

– Замолчи, мудрейший, – Келеборн был уже рядом с женой и с тревогой вглядывался в ее лицо.

И спустя еще несколько мгновений сердце Трандуила ударило в ладони Мэглина…

Владыка медленно открыл глаза, и, глядя на лаиквенди, тихо сказал:

– Отец…

Даня бросился ему на грудь.

– Сын…

Сет ликующе взвыл.

Но спасенный едва успел вздохнуть.

Каменная стена Мории прорвалась – и стена черного кипятка обрушилась на болотистую низину между скалами и озером, где отыскали Трандуила. Вода смыла всех, и эльфов и варгов, и, кувыркая и затягивая на дно, понесла в воды Келед Зарам.

***

Гномы Фили вышли из Мории и вместе с эльфами рассыпались цепочкой в долине близ озера.

Конные и пешие, эльдар искали своего Короля, заглядывали под все кусты, во все щели; кричали, звали.

Огромное количество горячей черной воды, вырвавшейся из-под гор в Азанублизар, вмиг неузнаваемо изменило долину и озерные берега и сделало непроходимыми и топкими привычные места и тропы.

Галадриэль в отчаянии вопрошала доступные ей силы, но не могла определить, где же Владыка с его отпрыском, есть ли с ними кто-то еще, живы ли они. Было впечатление, что ядовитый кипяток, валом пройдя по долине, отравив воду в Зеркальном озере, смыл их бесследно.

Халдир и Иргиль во главе своих эльфов каждый пошли вокруг Зеркального навстречу друг другу; и лошади, и сами эльдар вязли в черном иле, который окружал озеро с некоторых сторон. Были ранее и чистые сухие подходы, и места неописуемой красоты; но пока что все оказалось смыто и перевернуто вверх дном.

Рыба в озере всплыла вверх брюхом, и было ее так много, что о славной рыбалке здесь надо было забыть на долгие годы.

Леди Галадриэль по пояс в грязи, в черной горячей тине, шла вместе с Келеборном и звала – звала душой и голосом:

– Анариндил! Трандуил! Даня-я!

И ничто не отзывалось ей.

– Как же я не услышала фэа ребенка… как же я не смогла…

Саруман остался в лагере и неспешно наслаждался приготовленными там яствами и хорошим полевым шатром Галадриэль.

– Я не слышу их и не вижу среди живых, – важно сказал он. – А раз так, есть ли смысл бегать по грязи и терять зря время? Гномы могут отправиться восвояси. Эта история завершена. Когда Леголас Зеленолист изволит вернуться, он примет корону… и Пущу.

========== Глава 28. Стреломет ==========

Иллуира выковыряли из помятых доспехов. Плечо его было сильно поранено, рука не слушалась; но справиться с лошадью эльф мог.

Эйтар мельком обнялся с Даэмаром. Синда потрепал лаиквенди по плечу сочувственно.

Леголас ушел прочь, за камни – и за ним никто не решился последовать, кроме Арагорна.

Гаина привели в чувство. Кроме шишки, никаких иных повреждений не обнаружили.

Павшего эльда похоронили в камнях, имея в виду, что за телом могут позже послать из Лориена или Ривенделла…

Кили оказался жив. С ним хлопотали Торин и Ольва. Однако яд так быстро распространялся по шее и руке, что это вызывало огромные опасения. Гном был белым как полотно и в себя не приходил.

– Ольва, – сказал Даэмар. – Я сопровожу в Лориен Иллуира и отвезу туда Кили. Элронд поможет; а вы, не теряя времени, идите к Мории.

Иллуир мог ехать сам. Кили привязали позади Даэмара, и оба эльфа подняли лошадей вскачь, подкормив половинками гончего листа.

Затем последовали короткие сборы. Всадники и вьючные лошади выстроились и двинулись своей дорогой, спеша на помощь королю Трандуилу.

Ольва была подавлена и ехала молча, глядя в гриву лошади. Торин был рядом и внимательно вглядывался в лицо своей майа.

Больше десяти лет хлопот и трудов, боев – на грани гибели; слитки добытого и выплавленного мифрила, воспрявшие и разрушенные надежды… Все это расчертило гриву и бороду Торина дополнительными серебряными нитями, а лицо – морщинами. Ольве показалось, что даже глаза короля-под-горой как-то потускнели. Засеребрились?

– Кили обязательно помогут, – выдавила Ветка.

– Буду надеяться. Рана неглубокая, но выглядит зло.

– Эйтар отдал целительницам Ривенделла когти морна… они, наверное, уже сумели сделать противоядие.

– Кили парень крепкий. Тело выдержит. Выдержит ли сердце, не знаю, – задумчиво проговорил Торин.

– Ты же сидел там у себя под горой, новостей не получал, да? – горестно поинтересовалась Ольва. – Я тут думаю над сменой имени.

– Почему?

– Не суди Тауриэль.

– Не судить?.. Да я ее…

– Нет, погоди. Она попала в плен к оркам. Они использовали новый яд, чтобы сломить ее волю. Яд этот орки называют – Ольва. Вызывает жар и похоть. Когда мы подобрали ее, она была не в себе. Возможно, она и до сих пор отравлена. И поэтому сделала то, что сделала. Я и Леголасу это сказала. Эх, Эйтар предвидел ужас… он же говорил…

– Мне она не показалась такой! – возвысил голос Торин. – Отравленной! Наоборот, она хорошо понимала, что делала! Что до эльфийского принца…

– Тише.

– А что, пусть слушает! То не в свое дело он полез! Это вопрос семейный. И что бы он ни говорил, а спала она сегодня в его шатре!

– Эру, – с досадой сказала Ветка. – Вот я сегодня спала в одном шатре с телохранителем. Что теперь? А сегодня небось если и встанем на привал, будем с тобой в одном шатре. Хотя бы потому, что я соскучилась, Торин Дубощит. Хочу тебя рассмотреть и обо всем расспросить. Тауриэль… она все же странная была после зелья. Так в себя и не пришла. Ну и я хороша. Она после орков стала расспрашивать все о Сауроне. И я ей рассказала.

– Какой он хороший?

– Какой он сложный. А он сложный, – уныло сказала Ветка. – Надо было в духе черное – белое, никаких душевных увертюр. Рельса прямая, Майрон плохой, точка.

– Что прямая?

– Неважно. Просто… прямая. Расскажи о Трандуиле.

Торин помолчал.

– Не так я хотел с тобой встретиться… Ольва Льюэнь.

Ветка грустно усмехнулась.

– А как? Въехать в Лес во главе каравана подвод с бриллиантами и серебром, чтобы Трандуил восхитился и пал ниц?

– Примерно так, – сказал Торин и долго ехал молча, глядя в сторону. Затем их с Ольвой догнал Леголас.

– Что с отцом, узбад?

Торин глянул исподлобья и все же начал свой рассказ.

Ольва ужаснулась.

Леголас ужаснулся…

***

Этот день, чтобы не сжечь лошадей, ехали без гончего листа. На следующий день начинался каменистый спуск, где лист также скорее бы навредил.

Вечером поставили шатры под скальным карнизом. Первыми остались дежурить у костра Леголас и Арагорн.

Эйтар без лишних слов поставил шатер для Повелительницы, накидал там два ложа из веток и плащей и молча ушел в темноту, прихватив свой собстенный плащ – алый. Он и гном Гаин готовились сменить Леголаса и Арагорна, надо было выспаться. Лантир брал третий дозор на рассвете.

Торин с Ольвой сидели на камнях у обрыва, а перед ними в небе возжигались звезды.

– Ну вот теперь здравствуй, Ольва, – сказал Торин.

– Я очень рада тебе, – выговорила Ветка.

– Как тебе живется в Лихолесье?

– Хорошо. Очень счастливо. Спокойно.

– Он же понесся как ненормальный, – сказал Торин. – Он же свихнулся от ревности. Ворвался в Морию, уверенный, что ты там. Почему бы?

– Да все потому же, – сердито сказала Ветка. – Снилось мне один раз на день Дурина, что ты гибнешь в пещерах. Звала тебя по имени.

Торин помолчал.

– Один раз снился?

– Снился больше. А звала вслух… один раз. Кажется… Я хочу спросить, узбад. Я же тогда не понимала ничего. Скажи, там, в Эреборе, ты же просто покупал меня? Этой желтой диадемой?

Торин резко отвернулся. Потом нехотя проговорил:

– Ты предлагала себя как людская девка. Без свадьбы, как-то наобум. Да, я заплатил диадемой, она подвернулась под руку. Ты вспомни сокровищницы Эребора, на которых валялся Смауг. Уж мне не убыло. Но тогда же, когда я провел у тебя ночь и не овладел тобой, я понял – ты правда другая. Для тебя нет королей и подданных, равны мужчины и женщины, хоть ты и называешь меня узбадом, а сама теперь именуешься Повелительницей. Ты не давала спуску другим, но и себе не давала его ни в чем. И позже я только убедился, что ты не выбирала между гномом и эльфом – а лишь между мужчиной и мужчиной. Я понял это, затем поняли другие. Но ты не представляла еще, как важно было тебе быть чьей-то в Средиземье, а не оторванным от веточки листиком на ветру – поэтому я дал тебе покровительство Эребора. Был, – Торин посмотрел на свои руки, – был уверен, что ты придешь. Что эльф не полюбит, выгонит, или что ты сама не сможешь.

Ветка помолчала.

– Спасибо, что сказал правду.

– Ты тряслась от желания… и от страха. И да. Я много раз хотел бы вернуть ту ночь. И все было бы иначе, – голос Торина сдавился до рыка. – Я бы… я бы не… но теперь… я же никогда не возьму чужое… но если ты остынешь к своему эльфу душой, я тут. Всегда буду тебя ждать.

– Я люблю его, – выговорила Ветка. – Люблю так, что прощу все. Я люблю, когда он сердито скрипит пером или когда копается в бутылках вина, когда играет с нашими детьми или когда принимает послов. Я люблю все грани его настроения, которых миллион. Я понимаю, почему ты называл его холодным, взбаламошным, хитроумным, коварным. Он такой и есть. Я люблю все это. Его глаза и руки, его капризы и его благородство. Есть люди, которые живут легко – я, например. Мне все в радость. А есть такие… ладно, скажу тоже люди – на плечах которых лежит груз этого мира. Им все усложнено, они за все в ответе. Они так видят. Это вот он. И ты. И, балрог его побери, Саурон. Только со своего конца булки. Я могу только с такими. Любить. Восхищаться. Радовать.

– Если Трандуил… – начал Торин.

– Даже не думай говорить о том, что он погибнет.

– Если Трандуил обидит тебя…

– Ну он меня немножко обидел, – улыбнулась Ветка. – Но получается, сам себя он обидел страшнее. Пойдем спать? И… Торин… повторюсь, я так рада тебя видеть. Я так хотела тебя увидеть. И ждала этой встречи много лет, поверь.

– И я ждал. И буду ждать другого раза, когда фея все же опростоволосится. А пока ты все собираешься и откладываешь, он, хитрец, опередил тебя – умудрился переспать со мной, – проворчал Торин. – Чтобы уж таким образом разделаться с ревностью, видимо.

Ветка слабо улыбнулась.

– Ну и как тебе?

– Как-как… темновато было, а так-то ничего! – ухмыльнулся наугрим.

– Трандуил и тебя очаровал? Просто не можешь признаться в этом? – спросила Ольва.

Торин помолчал.

– Если начистоту… скажу разок. У него под кучей всякой рванины типа любви к выпивке и камешкам, показухе и капризам скрыто что-то на диво твердое. Он заговорил с балрогом на этом… на валарине. Я считаю, что я образован. Но он… и тогда… я увидел, что происходит что-то, как в древних легендах. И сам фея – из этих легенд. Как серебряный клинок, стоял он перед балрогом. Он не просто сумеречный король, утопивший себя в дорвинионе. А кто-то… кто-то…

– Не пытайся говорить, у тебя такое лицо, что если ты его еще хоть словом похвалишь, тебя разорвет, – рассмеялась Ветка. – Кто-то равный майар, пытаешься ты сказать. Я понимаю. Я вижу его таким. Каждый день вижу.

– Придумала тоже, майар… не разорвет. Похвалю. Зад он мне отменно вылечил, – усмехнулся Торин Дубощит.

– О да, он тот еще доктор, – фыркнула Ветка.

***

Арагорн и Леголас наговорились всласть о Диких землях и их сменил Эйтар с Гаином. Этим говорить особо было не о чем, поэтому вдумчиво доедали ужин – все, что осталось, поделив на двоих. Затем добавился Лантир, как водится, не одобряющий все, что сделал в этом мире Эру Илуватар.

Торин сбрасывал в шатре с себя металл, сколько мог – пояс с бляхой во весь живот, наручи, оплечье. Пнул свою лежанку поближе к Ольве, растянулся, особенно не раздеваясь. Поглядел на Ветку.

– Иди сюда, не бойся. Расскажи о детях. О дочке, о сыне.

Ветка поглядела на Торина чуть настороженно.

– Ну я же сказал, – с досадой проговорил Дубощит. – Не трону и не тронул бы. Все между нами ясно, Ольва. Мы падали с твоим Владыкой. Исцарапались… и вроде как побратались там, у балрога. Хотя на самом деле много раньше, у Амон Ланка. Только не понимали. А я просто соскучился по тебе и знаю тебя – иди, обниму. Тебе надо.

Ольва осторожно угнездилась рядом и положила затылок на каменный бицепс гнома.

– Ну вот, – сказал Торин. Накинул на себя и на нее плащ. – Ну вот. А на день Дурина я как-то и впрямь погибал. Балрог зажал меня и десяток гномов в нише, не выйти никуда. Думали, не выберемся. Тогда вот что случилось, – узбад взял руку Ольвы и засунул себе под рубаху. – Чуть пополам не рассек.

На плотной коже проступал длинный тугой рубец – от плеча и до самого бедра наискосок, прошедший сквозь шерсть на груди и животе гнома. Ветка ощупала вверх, вниз…

– Могу еще один рубец показать, – хмыкнул Торин. – Который все ж Трандуил лечил. Я просил, чтобы он с рунами сделал. Только мне самому никак не посмотреть.

– Ой, узбад, не шути так. Сердце давит… почему-то не только о Ри, о детях. Что-то я чувствую, но я же не эльф, а так. Что попало, – буркнула Ветка. – В точности не могу разобрать. Будут хорошие времена, с радостью посмотрю на твой зад, может, даже в купальнях Эребора. Очень они всем нам памятны.

– Что может быть с детьми? Они во дворце, Сумеречье Златой витязь охраняет. Вот новости, которые Фили доставили, они поплоше будут. Бус и Трорин и малютка у Барда в Дейле. Совсем там Даин взбесился… как все закончится, поеду разбираться. А ты… ты повзрослела, Ольва. Ты изменилась.

– Никаких других вариантов не бывает, узбад. Человек меняется. Он взрослеет. Что бы там ни было, а я была в Пуще и была ее Повелительницей, – задумчиво сказала Ветка. – И остаюсь. И то, что Трандуил всегда называл ответственностью за свой народ… оно впитывается в кожу, как… как яд. И меняет.

– Расскажешь, что там у вас приключилось?

– Нет. Это неважно теперь. Спи, Торин. И я попробую.

***

К костру пришел Лантир. Все трое дозорных поговорили о чем-то, даже чуток посмеялись. Затем Гаин ушел отдыхать, а два эльфа тихо спорили о своем; затем оба вскочили – и тихо, но весьма энергично, сцепились. На звуки стычки явился Леголас и выговорил обоим поединщикам; лагерь, наконец, окончательно затих и уснул на последние пару часов перед рассветом и новой дорогой.

***

Утро встретило путников уже в другом настроении.

Торин потягивался, Ветка была хмурая и с отпечатками кожи, блях и швов на щеке – так и дремала на грубой куртке Торина, на его руке. Узбад же собрал всех у костра.

– Леголас, а что, после того, как мы драконов стреляли, где нынче стреломет? В Дейле или на Вороньей высоте остался?