Текст книги "Первозданная (СИ)"
Автор книги: De Ojos Verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– Он меня трогал. Как могла, я пыталась сопротивляться. Но это трудно, когда ты не в состоянии даже говорить… Мовсес болен и одержим. В здравом уме никогда бы не сделал такого со мной. Но теперь это и не особо важно. Факт остается фактом. Эти несколько дней я была в его руках, и своего он добился. Я не хочу это вспоминать.
Я снова замолкла, обуреваемая пробуждающимся чувством обиды, несправедливости и вселенской тоски.
– Как оказалось, это был четвертый день. Я проснулась и вышла из комнаты впервые за все это время. Увидела свое отражение в зеркале и испугалась. Не заметила начало лестницы сзади, и уже через пару мгновений лежала внизу, ощутив, что сломалась. В надежде на долгожданное спасение. На смерть. Дальше Вы знаете.
– Ты не можешь быть такой слабой.
Меня на пару секунд оглушает это заявление, вынуждающее круто развернуть кресло, чтобы взглянуть в глаза этой пожилой провокаторши.
– Как Вы смеете? – задыхаюсь в возмущении.
– Еще как смею! И жалею, что не посмела раньше! Надо было сразу заставить тебя заговорить об этом, а не ждать больше месяца…
– Как вижу, Вам уже лучше… – я тут же направилась к двери, дрожа от ярости.
Но практически у порога резко остановилась, когда вдогонку мне было брошено:
– Не было никакого изнасилования.
Глава 39
«Сперва мы просим радости,
Потом – покой лишь дать,
А позже – облегчения,
Чтоб только не страдать». Э. Дикинсон
Счастливая улыбка озарила мое лицо от уха до уха. Я пошевелила ногой и практически не почувствовала дискомфорта. Гипс на руке сняли около десяти дней назад, а вот со вторым пришлось помучиться еще. Но сегодня все закончилось.
Неимоверная легкость. Неужели теперь я стану полноценным человеком, которому не нужна помощь во время самых простых гигиенических процедур? И я больше не буду тупить взор, когда меня раздевают и одевают посторонние люди?
Да! Свобода!
– Спасибо Вам огромное… – обращаюсь к травматологу, на что он сдержанно кивает.
Для сурового мужчины это всего лишь выполнение обыденной работы, для меня же – возвращение к настоящей жизни. Я завтра же выйду на работу, а сегодня вернусь в свою квартиру.
На улице после всех надлежащих бумажных формальностей останавливаюсь перед входом и цепляюсь взглядом за силуэт курящего мужчины у машины. Мужчины, не парня. Мгер в свои двадцать два лишь внешне походит на юношу. Внутри – сталь. За прошедшие недели мы очень сблизились, и я с удивлением ловила себя на мысли, что с ним мне безумно интересно, несмотря на такую разницу в возрасте.
Вообще, многое произошло за это время.
Я теперь знаю, какой эффект производит землетрясение магнитудой в десять баллов. Как рушатся стены, стирается фундамент. В одно мгновение все вокруг превращается в ничто. Это произошло с моим нутром. Очень резко мрачная действительность, которую я создала, распалась подобно карточному домику, когда я услышала правду…
– Мгер, – зову его тихо, приближаясь.
Он тут же оборачивается, делает последнюю затяжку и отходит к урне, куда швыряет окурок, предварительно погасив его.
– Поехали? – открывает передо мной дверцу. – Надо отметить этот день. Ты скинула свои доспехи…
Смеюсь, коротко хлопнув по плечу брата.
– У меня просьба.
– Да?
– Хочу попасть в одно место. Одна, – делаю акцент на этом слове и смотрю прямо в глаза. – Поезжай домой, а я на такси туда и обратно.
– Без вариантов. В такой мороз отпускать тебя одну и на такси? Шутишь?
Я тяжело вздыхаю и недовольно морщусь. Можно подумать, меня до этого носили на руках! Прожила же как-то до тридцати лет и в мороз, и в стужу ездя на транспорте?..
– Да не надо так смотреть! – отшучивается. – Я же впечатлительный. Еще ночами спать не буду, вспоминая твой взгляд…
– Мгер! – возмущению моему нет предела.
– Я предлагаю такой вариант: я поеду домой на такси, а тебя водитель отвезет, куда хочешь. Так спокойнее будет. И я отстану.
Размышляю какое-то время. В принципе, он прав. Почему бы и нет? Воспользуюсь один раз такой привилегией – поездка с личным водителем. Это облегчит мою задачу.
– Согласна.
– Сат, будь осторожна.
– Спасибо тебе, – обнимаю его и наблюдаю, как переходит на противоположную сторону, достав смартфон.
Затем сажусь в машину и называю адрес. Если мужчина и удивлен, то сохранить невозмутимость у него получается на все сто процентов. Все же мадам подбирает себе вышколенный персонал – надо отдать ей должное.
Дорога занимает почти полтора часа, и я, наблюдая за сменяющимся пейзажем, с какой-то настойчивой потребностью вновь отдаюсь в плен спутанных мыслей.
Вспоминаю откровения Элеоноры Эдуардовны, возродившей меня из пепла, в котором я уже успела уютненько пристроиться. Кто бы мог подумать, что воспалённое сознание сыграет со мной такую злую шутку, и я поверю в то, чего не было, самолично поставив крест на своем существовании?
Как проходят через этот ад жертвы насилия? Что помогает им вернуться к жизни? Откуда они берут силы?
Я не знаю! Я не смогла!
Именно поэтому меня задело тогда ее заявление о том, что я слаба. Ведь это правда. Мнившая себя самодостаточной и готовой свернуть горы, я спасовала и отдалась горю, считая, что это мой предел. Потому что честь – это самое ценное для девушки. И она уже была отдана человеку, которого я любила. А пережить жестокую попытку отнять её – не сумела бы. Это до отвратности неописуемое чувство, будто тебя окунули в помои, от которых ты никогда не отмоешься…
Я ведь сначала не поверила, что изнасилования не было, разозлилась еще больше и уже протянула ладонь к ручке, чтобы покинуть дьяволицу, играющую с моими переживаниями. Но она вновь умело остановила меня:
– Ты можешь проверить это, Сатэ. Не глупи. Все документы находятся на столе справа от тебя. Я специально достала и перечитала заключения, чтобы ничего не упустить. Посмотри на меня.
Словно в трансе, я повернулась к ней, бережно приложив дрожащие пальцы к груди, где начала теплиться надежда.
– Он тебя трогал. Это правда. Но находясь в бреду, детка, ты спутала одно с другим. Мовсес вколол тебе сильнодействующий препарат, на который твоя иммунная система отреагировала очень остро. Оказывается, проявилась аллергия на некоторые компоненты. И через несколько часов началась лихорадка – как одно из последствий в таком случае. Высокая температура вынудила его делать тебе обтирания… Хоть и по-своему, но твой похититель пытался тебе помочь…
Я уронила голову на здоровую руку и…разрыдалась.
Отчаянно хотела поверить… Но ее слова казались нереальными. Такими вожделенными и такими утешающими…
Совершенно беззвучно женщина вдруг оказалась рядом со мной. Приподняла подбородок и заставила приоткрыть рот, вливая туда пару глотков воды. Я послушно проглотила жидкость, а затем беспомощно уставилась ей в лицо, продолжая всхлипывать. Она аккуратно вытерла салфеткой мои щеки и примостилась на краю кровати, крепко держа стакан.
– Ты можешь отрицать это и дальше, но мы с тобой действительно очень похожи. Возможно, я бы тоже замкнулась в себе, не дав никому помочь, считая, что это уже ни к чему. И это наша общая ошибка – думать, что все надо тянуть на себе. Если бы еще в самом начале ты пошла бы на диалог, можно было бы избежать всех этих мучений. Ты же пожирала себя изнутри. Молчать о таком столько времени?.. – она печально зацокала. – Тебе ли не знать, что в таких случаях осмотр производят тут же? Медицинское освидетельствование – часть процедуры. Так вот, ни на твоем теле, ни на твоей одежде следов…хм…полового акта обнаружено не было, Сатэ.
Я просто завыла от облегчения…
Теперь я верила. Все просто и весьма очевидно.
Боже, какая же я дура! Как могла забыться и позволить себе так погрязнуть в никчемной жалости…
– Поплачь, поплачь… – прошептала Элеонора Эдуардовна. – Пусть сегодня этот кошмар в твоей голове закончится. А я пока расскажу, как все обстояло на деле…
Я кивнула и приняла протянутую коробку салфеток.
– Дожидаться действий полиции ни я, ни Торгом не хотели. Это он позвонил мне, сообщив новость. А ему, как понимаю, сказали из Министерства, где забили тревогу, когда ты не явилась и не отвечала на звонки. Каждый из нас подключил всевозможных знакомых, мы практически ночевали на улице, мечась из одного пункта в другой, стоило только получить малюсенькую информацию… Был нанят даже сыщик, но поиски продолжались уже несколько суток, а результатов все не было. Мовсес оказался очень сообразительным парнем. Все тщательно продумал, запутал следы. Для человека с отклонениями он очень талантлив, знаешь ли. Я уже не представляла, что говорить твоим родителям, обрывающим мой телефон. Пришлось сочинять на ходу. К счастью, на четвертый день тебя нашли.
Я услышала тяжелый вздох, всерьез опасаясь, что ей сейчас снова станет плохо. Но желание дослушать превышало все остальные инстинкты, поэтому прерывать ее не стала.
– Без преувеличения…это…это был один из самых ужасных эпизодов на моем веку. Наряду со смертью мужа и других близких. Когда мы влетели в дом и увидели твое безжизненное тело у лестницы… И склонившегося надо тобой сумасшедшего, который что-то бессвязно шептал, схватившись за голову… Ты и представить не можешь, что творилось с Торгомом. Он просто озверел. С нечеловеческим криком накинулся на похитителя, думая, что тебя больше нет… С большим трудом ребятам удалось оттащить его от Мовсеса и донести главную мысль – ты жива. А дальше все стандартно – тебя отвезли в клинику, а преступника – в надлежащие инстанции, где позже признали недееспособным. Во время допросов он рассказал, что пытался помочь тебе, пичкал лекарствами и колол обезболивающие. Клялся, что никогда бы не причинил вреда. И на этот раз отлучился за медикаментами, а, вернувшись, застал тебя без сознания и очень сильно испугался, когда понял, что не дышишь. Наверное, он был в состоянии аффекта – не могу объяснить иначе, почему ты показалась ему неживой. Теперь ему долго придется проходить лечение.
Я потрясенно молчала. И несколько минут Элеонора Эдуардовна молчала вместе со мной. Потом взяла за руку и попыталась взглянуть в глаза:
– Всё прошло, девочка моя. Больше нет причин терзать себя. Отпусти эту ситуацию. Я виновата перед тобой, потому что позволила дурным мыслям заполнить твою голову, не настояв на разговоре в самом начале… И Торгом… Поговори с ним. Я не хочу лезть в ваши отношения. Просто знай, что ни на минуту он не отошел от тебя, пока ты была без сознания. А это длилось двое суток – истощение и обезвоживание организма сыграли свою роль. Таких достойных мужчин сейчас мало. Да и ты к нему неравнодушна, я же видела.
Я удержалась, чтобы не застонать в голос… Боже, сколько ненужных разрушающих и беспощадных по своей природе переживаний…
– Возьми это, – в моей ладони вдруг оказалось кольцо, – его нашли в твоей бывшей комнате. Догадываюсь, как оно там оказалось.
Я уставилась на украшение немигающим взглядом.
– Я очень благодарна Вам за все, – прохрипела медленно, приходя в себя. – Сейчас мне надо остаться одной. Это слишком больно и сложно…
– Конечно, – с готовностью кивает женщина.
– Я лишь попрошу об одном. Скажите Тору, чтобы он не приходил. Когда буду готова, сама свяжусь с ним. Сейчас я не в состоянии.
Мою руку учтиво сжали, а потом я отправилась в свою спальню. Может, это и было эгоистично, но на тот момент окружающий мир меня не интересовал. И самочувствие хозяйки дома, и попытка Мгера поговорить – ничто меня не трогало.
Я погрузилась в себя, утонув в облегчении. Но при этом появилась куча новых эмоций – вина перед Мовсесом, стыд перед всеми, кто за меня так боялся. А еще это кольцо…
Потребовалось много часов в задумчивом одиночестве, чтобы усмирить бушующее внутри море противоречивых ощущений. А потом приехали родные… Откровенный разговор с мамой, мольба не вводить папу в курс дела, чтобы он ненароком не стал корить себя за согласие, данное Мовсесу… Семейные посиделки, настоящее знакомство с остальными членами…
Наверное, можно сказать, что воссоединение имело место быть. Пусть не все углы сглажены, но мы хотя бы пытались. После таких потрясений, как ни крути, приходится пересмотреть некоторые жизненные позиции. И там, где ты раньше кричал «Никогда и ни за что!» пробивается робкое «А если попробовать…».
Оковы страха, что я навсегда испорчена, были откинуты. Я снова жила. И стремилась быть мягче, терпимее. У меня получилось подружиться с родственниками, а с Мгером мы стали неразлучны. Только с Элеонорой Эдуардовной пока держала дистанцию, потому что этот внутренний барьер не ушел до конца. По крайней мере, я больше не смотрю на нее с холодом и безразличием. Я даю нам шанс…
Автомобиль плавно останавливается, и я с удивлением понимаю, что мы доехали. Так погрузилась в воспоминания, что эти полтора часа пролетели быстрее полутора минут. Благодарю водителя и выхожу, осторожно ковыляя ко входу. Останавливаюсь и вчитываюсь в название. ЗАО «Центр психического здоровья Севана». Готова ли к этому визиту? Даже не знаю. Но чувствую, что для полного исцеления должна увидеть Мовсеса.
Прихрамывая, делаю несколько шагов. Но сердце буквально уходит в пятки, когда сзади слышится парализующий визг тормозов. Резкий и чудовищный по уровню децибелов звук заставляет остановиться. Я вздрагиваю, испугавшись, а потом продолжаю свой путь, отмерев.
– Нет, я тебя все же собственноручно задушу! – злой рык за спиной.
И в следующую секунду самым бесцеремонным образом меня разворачивают и больно впиваются в плечи. И я съеживаюсь, растерянно уставившись в стальные глаза, прожигающие насквозь.
– Задушу… – повторяет этот возмутитель еще зловеще, и я теряю дар речи от ярости в его голосе…
Глава 40
«Пока падали звезды на поле,
Я желание им сочинял:
Пусть все люди забудут о боли,
Даже те, кто ее причинял…» Ник: Один Из Сотен Тысяч Лиц
– Что ты творишь?! – переходит Адонц на шипение. – Какого хрена опять лезешь туда же?!
Озадаченно хмурюсь, силясь понять, что происходит. Откуда он, вообще, возник?
– Мы возвращаемся прямо сейчас.
Отчеканив весьма сомнительное для меня заявление, разъяренный мужчина пытается оттянуть мое окаменевшее тело обратно.
И я внезапно прихожу в себя, словно заражаясь его взрывоопасным состоянием.
– Убери руки! Мне больно!
– Потерпишь, пока будем идти к машине, – огрызается, не отрывая потемневшего взора.
Голод, жажда, бесконечная нужда. Мука, терзания, тоска. Как же много в этих глазах напротив. Будь он немного нежнее, я бы не стала так рьяно сопротивляться. Но ведь мы не умеем иначе.
– Манеры лондонского аристократа, мать вашу! – слетает с языка раньше, чем успеваю подумать.
И все же удается вырваться из плена. Но Торгом тут же тянется ко мне.
– Мать мою оставь в покое, женщина она неповторимая. Да и в скором будущем станет твоей свекровью. Если, конечно, не придушу тебя до этого.
Отмахиваюсь от протянутой руки, ударив по ладони.
– Очень смешно!
– Однозначно, я же именно поэтому ухахатываюсь.
Замолкаем, приступая к молчаливому поединку взглядов.
– Ты туда не пойдешь, – обманчиво спокойно.
– Не указывайте мне, господин Адонц, – вторю, злясь еще больше. – Ты не имеешь никакого права запрещать, угрожать или останавливать…
– Да, ну? – его брови взлетают вверх, а тон приобретает нотки циничного сарказма. – Подумай еще чуть-чуть.
Раздраженно вздыхаю и прикидываю, как ускользнуть. Учитывая, что я безбожно хромаю, убежать от него мне не дано. Значит, следует договориться. А как это сделать, если каждое слово вызывает внутренний протест? Мы, вообще, научимся разговаривать адекватно?
– Сатэ, – предупреждающе зовет Тор, когда я оглядываюсь на ворота лечебницы, – не заставляй прибегать к крайним мерам… Пока что у тебя есть шанс самой дойти до машины.
Не дождавшись моего ответа, он снова хватает за руку и тащит в нужную сторону. Вскрикиваю от боли, поскольку это была именно сломанная рука, и зверский напор напомнил о переломе. Адонц тут же выпускает ее и с сожалением произносит:
– Прости, кобра, я не хотел…
Бешеный ветер проникает под куртку, которая абсолютно не предназначена для такой минусовой погоды. Она легкая и практичная – как раз на те случаи, когда большую часть времени нужно находиться в салоне автомобиля или в помещении.
Начинаю слегка дрожать. И с вожделением смотрю на раскрытые полы пальто Торгома.
Ах, пошло оно всё…
С остервенением, поддаваясь порыву, врезаюсь в его грудь и опоясываю мужскую талию. Зарываюсь лицом в темный джемпер и блаженно вздыхаю.
– Бл*дь!
Коротко ругнувшись и резко втянув в себя воздух от переизбытка чувств, Тор стискивает меня, удваивая мою эйфорию.
И всё. Есть только вот этот настоящий момент, когда никаких слов не надо.
Но ведь он не может длиться вечно, правда? Так не бывает. И сейчас его нарушаю именно я, поднимая голову:
– Я должна его увидеть.
– Сат…
– Подожди… – перебиваю, установив зрительный контакт и перейдя на надрывный шепот. – Я же думала, он меня изнасиловал, Тор. Понимаешь?
Мне слишком тяжело в таком признаваться именно Адонцу. И боль в его глазах от этого откровения сметает выдержку. Мгновенно подступают предательские слезы. Это очень…очень горько. Ведь все действительно могло быть разрушено.
– Понимаешь, что это для меня значило? – продолжаю вмиг севшим голосом. – Дай мне избавиться от этого ада в своей голове. Пожалуйста…
– Я пойду с тобой, – непреклонным тоном.
– Не пойдешь. Ты и сам знаешь – он ничего мне не сделает.
Раздраженно фыркнув, но, уже теряя позиции, мужчина демонстративно притягивает меня еще сильнее.
Слабо улыбнувшись уголками рта, касаюсь его щеки холодными пальцами, беззвучно прося отпустить. Тор подается вперед и накрывает мои губы мимолетным, но достаточно эффектным поцелуем.
– Твое наказание остается в силе, – обещает, осторожно выпуская из своих объятий.
– Еще посмотрим, – ворчу, отворачиваясь.
– У тебя полчаса. Максимум.
Я дернула плечами и продолжила свой путь.
После всех формальностей меня проводили в специально отведенное для посещений помещение. Все прошло гладко, поскольку я успела записаться за несколько дней до этого. Мне просто напомнили правила, которых следует придерживаться в поведении. Я села и, не находя себе места, стала оглядываться по сторонам, отмечая царящую мрачность и какую-то безысходность. А запах?.. Почему даже здесь витает фармакологический аромат? Мне всегда казалось, что в этой области медицины используют какие-то другие препараты, с иными составами, которые не имеют сходства с теми, к которым мы привыкли. Но…я ошибалась. У болезни одно лицо. И у лекарства – соответствующий душок.
Меня передернуло. В сознании билась настойчивая мысль покинуть неприятную комнату поскорее… Но в эту секунду на пороге появился Мовсес.
Мы оба застыли.
Я была приятно удивлена его внешним видом, поскольку он выглядел…нормальным? Согласно всем стереотипам, я готова была увидеть изнеможённого пациента в смирительной рубашке и безумным взглядом. Ну, ладно, не очень безумным – ведь тогда мне бы точно отказали в посещении. Но всё же… Я готовилась к худшему.
– Здравствуй, Сатэ, – начал он первым, заставив вздрогнуть от звука спокойного голоса.
– Здравствуй.
Я непроизвольно сжалась, когда Мовсес сделал несколько шагов в моем направлении и сел на стул. Нас разделяла ширина стола. Каких-то ничтожных полтора-два метра. И мне вдруг сделалось очень страшно. Может, Тор был прав, и все же не стоило идти сюда? Возможно, я и вовсе не готова…
Положив руки на стол, словно капитулируя, мужчина улыбнулся мне, как старой доброй знакомой.
– Я тут недавно узнал, что твое имя означает «истинная», представляешь?
Опешив, я подалась немного вперед и мотнула головой. Он, что, серьезно говорит со мной на нейтральную тему?..
– Ты думала, я совсем неадекватный, да? – усмехается, считав изумление в моем взгляде.
Молчу, растерявшись.
– Врачи сказали, сейчас у меня частичная ремиссия. Считай, нам с тобой повезло. Сможем поговорить. Наверное, в последний раз.
Вопреки всему, что было, мое сердце болезненно сжалось от этой обреченности. Губы задрожали, а глаза заволокло пеленой.
Я смотрела на мужчину в самом рассвете сил перед собой, и мне хотелось завыть волком от несправедливости этого мира. От жутких испытаний, выпадающих на долю всех и каждого…
Кто ты, скажи? Любимый сын? Надежный брат? Верный друг?
Я стиснула его ладонь, давая понять, как мне жаль…
Кто ты, скажи? Не ставший возлюбленным? Не ставший мужем? Не ставший отцом?
Я всхлипнула. Боже, как же это тяжело осознавать…
Но ты солдат. Ты – воин, исполнивший свой долг. Ты – человек, чьи заслуги я никогда не забуду и за чью душу продолжу молиться.
– Не плачь, – его лицо озаряет светлая улыбка. – Спасибо, что пришла. Знаю, ты простила. Но скажу… Прости меня, Сат. Ты этого не заслуживала.
– И ты прости меня…
Теперь я окончательно дала волю застрявшему в горле кому. И разрыдалась, опустив голову, потому что не в состоянии была вынести того, что происходит. Я не знаю, чего ожидала, когда шла сюда. Но увиденное повергло меня в шок. Я понимаю, что для него не все потеряно, и это вызывает облегчение. Вместе с тем, не могу быть настолько наивной, – эти перепады будут сопровождать его всю жизнь. И кто знает, как теперь она сложится?
Как сложится жизнь всех тех, кто проходит через жестокость, бесчеловечность и ужасы войны? Кого винить в этом? С кого спрашивать?..
Я никогда не смирюсь с искаженной реальностью нынешнего мира…
Мы сидели так не меньше десяти минут. Я изливала свою боль, не зная, имею ли на это право? Должен ли Мовсес видеть мои слезы? Не навредит ли это ему?
Но не могла иначе. Нам нечего было сказать друг другу. Мы прощались навсегда. Два знакомых незнакомца, сыгравших свои роли в судьбах друг друга.
Я встала, понимая, что больше не хочу здесь находиться. Кое-как вытерла щеки, пытаясь привести себя в порядок. И отпустила его руку…
Возможно, мне стоило бы обнять Мовсеса. Но…я не смогла.
– Спасибо тебе за всё, – прошептала, взглянув ему в глаза напоследок.
– Прощай. И будь счастлива.
Это звучало искренне, и желание вновь разрыдаться усилилось.
– Береги себя, Мовсес.
Я торопливо вышла, переворачивая очередную страницу…
На улице стояла одна единственная машина – внедорожник Адонца, который нервно шагал из стороны в сторону. Когда заметил мое приближение, кинулся навстречу, раскрывая объятия. По тому, какой холодной и сырой оказалась его одежда, я поняла, что он все это время провел на морозе. Вот же упертый…
– Ты плакала. Он что-то сделал не так? – в голосе слышится угроза.
Я прижимаюсь к нему сильнее, чувствуя, как постепенно отпускает это истощающее напряжение.
Ведь теперь все будет хорошо, правда?..
– Нет, Тор. Мы даже не разговаривали. Просто…
Я вздыхаю. Как же объяснить это правильно?
– Что, Сат?
– Я чувствую свою вину, – нехотя отрываюсь от его груди, чтобы посмотреть в глаза. – Словно я тоже внесла свою лепту в его состояние. А это ужасно…
– Чувствуешь вину, значит? – как-то странно спрашивает, прищурившись.
Утвердительно киваю, насторожившись.
– Поехали, – бросает резко. – Выбьем из тебя эту чушь окончательно…
Глава 41
«И говорите друг с другом так, чтобы исцелять, а не ранить». Неизвестный автор
Я гнал по трассе на бешеной скорости, стремясь поскорее доехать до города, не замечая ничего вокруг. Пока не наткнулся взглядом на пепельное лицо Сатэ. Она судорожно дышала, вжавшись в кресло. Это немного отрезвило, и я ослабил ногу на педали газа.
Осточертело. Мне осточертело это состояние… Я забыл, каково это – быть нормальным человеком. Мои дни и беспокойные ночи сводились к тоске по ней, бесконечным мыслям и надежде, что вот-вот она меня позовет…
Но Сатэ не звала. Я обещал ей ждать. И ждал. Каждый день интересовался у Элеоноры Эдуардовны, как там моя кобра. Радовался, что она идет на поправку, начала питаться, даже выходит гулять. Не спугнуть бы это счастье своим внезапным появлением… А ведь как хотелось… Завалиться к ней и сгрести в охапку, вдыхать запах чистоты, видеть вызов в глазах, пить ее медленно-медленно…
Я стискивал зубы в бессилии и снова придавался режиму ожидания. Словно зверел с каждым прожитым без нее часом. Сходил с ума, зная, что она может позвонить в любой момент, но не делает этого! Черт возьми, не делает! Наказывает, мучает, дразнит…
Пытался успокоиться, договариваясь со своим нутром. Ведь рано или поздно это произойдет – она придет. Лишь бы не сорваться раньше… Как же это трудно!..
И вот сегодня, когда во время очередного разговора с пожилой женщиной я услышал, куда отправилась Сатэ, точка кипения достигла своего предела. Ничего меня не волновало, кроме удушающего чувства ярости и потребности поскорее добраться до нее… Как она могла поехать к нему? К нему! Не ко мне! Это сильно ударило по самолюбию. Что бы ни было, сначала надо было поговорить со мной. Нам слишком многое следовало обсудить…
И теперь это ее чувство вины, которое уже стоит между нами. И если не искоренить его, будет увеличиваться и мешать – я хорошо знаю, как эта девушка умеет себя накручивать. И такой расклад меня не устраивает.
Торможу у монолитной многоэтажки, выскакивая и раскрывая перед Сатэ дверь. Кажется, она в шоке. Поэтому молча принимает мою помощь, осторожно шагая к подъезду. Ни одного вопроса, ни одного взгляда. Понимает, что сейчас меня лучше не трогать… Мы поднимаемся на лифте, и я подвожу ее к нужной квартире, нажимая на звонок. Очень быстро нам открывают…
– Привет, мам. Все вопросы потом…
Прохожу мимо ошарашенной матери, ни на секунду не выпуская руки Сатэ. Влетаем в гостиную, где за ноутбуком сидит Товмас, мой младший брат.
– Тор? – удивляется тот, расплываясь в улыбке при виде девушки у нас дома.
Но та сползает с его лица, как только я, оставив Сатэ посреди комнаты, приближаюсь и без церемоний выкатываю его рабочее кресло из-за стола. Как только он становится полностью видимым, опускаюсь на пол и резко поднимаю его брюки до самых колен.
– Сюда смотри! А сейчас ты свою вину чувствуешь? М-м?
Испуганный взгляд непроизвольно опускается вниз. Вижу, как увеличиваются в размере ее глаза, когда натыкается на два протеза вместо ног.
Все присутствующие, в том числе и вошедшая мама, теряют дар речи. Мое поведение ничем нельзя оправдать, да я и не собираюсь. Я устал. Пора бы уже закрыть все эти риторические вопросы и просто жить.
– Кто тебе сказал, что ты виновата перед Мовсесом, а не перед ним? – указываю на Тома. – И перед всеми теми, кто лежит в постели без движения? Оглох, ослеп, онемел, потерял конечности? Тогда, может, и их навестим, искупишь свою вину? А?
Одергиваю одежду брата и откатываю кресло на место. Но не спешу подходить к ней. Вместо этого останавливаюсь у окна, пытаясь немного успокоиться.
– Ты много берешь на себя, Сатэ. Я тебе говорил и раньше. Но мне хочется повторить: ты слишком сильно веришь в людей. Оно того не стоит. Если взрослому мужику понадобилось слететь с катушек, поверь – это его проблемы. Суровая правда жизни. Ты же ему ничего не обещала. Это выбор каждого. Посмотри на него, – поворачиваюсь, кивком указывая на Товмаса, – думаешь, у него нет причин сойти с ума? В двадцать пять лет получить контузию и лишиться ног – не повод перестать жить полноценно? Почему он смог собраться, взять откуда-то силы, а Мовсес – нет? Разве у него нет семьи, людей, ради которых это делают?
– Сынок, ты ее пугаешь…
Окидываю взглядом дрожащую Сатэ, которая стеклянными глазами смотрит на меня. Да, пожалуй, хватит.
Сжимаю плечо брата:
– Извини.
Широким шагом направляюсь к девушке и поднимаю на руки, прижав к сердцу. Целую в висок, давая понять, что больше не буду мучить.
– Я все потом объясню, – бросаю на ходу, покидая квартиру.
Всю дорогу до своего дома держу ладонь Сатэ в своей. С удовлетворением замечаю, что она постепенно отмирает, приходит в себя.
– Мне надо собрать вещи, я завтра уже работаю, – слабо возражает, увидев, куда именно я ее привез.
– К черту. Потом разберемся. Сейчас важно другое.
Я же чувствую, что пытается убежать от этой темы. Но я больше не хочу ждать.
Уже в коридоре, когда помогаю снять куртку и сапоги, замечаю, как она отводит взгляд. Это раздражает. Когда же эта девушка поймет, что ей не надо закрываться от меня?
Веду ее в спальню и сажаю на кровать, сам снимаю через голову джемпер, в котором мне душно.
– Тор… – взволнованно протестует, заставляя взглянуть на нее, вскинув брови.
– Думаешь, несколько месяцев воздержания превратили меня в озабоченного маньяка? Расслабься, я всего лишь переодеваюсь.
Натягиваю футболку, с ухмылкой отмечая, как вспыхивает. Сажусь на ковер у нее в ногах. Психологический прием, на который очень рассчитываю. Мне не нравится, что эта бестия так притихла. Хочу эмоций, хочу, чтобы вывернула душу наизнанку, хочу убрать все недосказанности.
– Поговори со мной, душа моя…
Отводит глаза, кусая губы. Впервые вижу, чтобы она так нервничала.
– Сат, отныне и навсегда я – тот самый единственный, который имеет право знать обо всем, что творится с тобой. Во всех красках, без каких-либо уловок, тайн и прочей ерунды. И ты для меня – та единственная. С теми же условиями. Здесь и сейчас раскрываем все карты. Обиды, злость, разочарование. Исцеляемся вместе и шагаем по жизни без этого груза. Думаю, мы достаточно взрослые, чтобы суметь решить это раз и навсегда. Нам с лихвой хватило испытаний. Я больше не хочу терять времени. Услышь меня, пожалуйста. Я люблю тебя. Ты нужна мне. В качестве друга, жены, любовницы, матери моих детей. На какие еще роли ты претендуешь? Готов договориться по блату…
Моя пламенная, практически отчаянная речь наконец-то дает желаемый результат. Сатэ улыбается, смотря мне в лицо. И я вижу, как ее взгляд зажигается прежними искорками. Сердце предательски отплясывает что-то невероятное, соблюдая радостный ритм. Внешне остаюсь спокойным и выжидающим. Внутри же – фейерверк.
– Ты запорол роль невестки и снохи, Адонц. Не очень удачное знакомство, знаешь ли… Думаю, в этом случае твой блат бессилен.
– Это первая претензия? – перехожу на игривый тон.
– Зачем ты это сделал? Очень жестоко по отношению не только мне, но и к брату… Я не знала, что он стал инвалидом.
– Сат, скажи, сколько еще можно сюсюкаться и мусолить эту тему? Мой брат – мужчина. Он меня поймет, когда я ему объясню. А ты? Ты осознала, что твоей вины нет? Человек сам придумал себе больную любовь. Прекрати себя терзать…
– Я поняла, – вздохнула она очень тяжело. – Сегодня я попрощалась с ним навсегда.
– Я в восторге.
– Ты – сволочь.
– Сволочь в восторге, – соглашаюсь, упиваясь ее ворчанием. – Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда, я, как ревнивый собственник, – что тоже открытие, – хочу уточнить один нюанс. Какого хрена ты села к нему в машину после получения сертификатов?
