Текст книги "Первозданная (СИ)"
Автор книги: De Ojos Verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Потом Адонц рассказал о матери. Так, что я затаила дыхание. С нежностью, благодарностью, благоговением. Женщина посветила себя детям и мужу, отказавшись от карьеры, но ее никогда не воспринимали как простую домохозяйку. Изысканная и утонченная, она воспитала их подобающе, привив любовь ко всему высокому. Их тоже было трое детей – старшая сестра Татев, сам Торгом и младший брат Тельман.
Его рассказ о семье был насыщенным и теплым. И пока я впитывала нотки ностальгии, до меня внезапно дошло, почему, имея потрясающий образцовый очаг, этот мужчина не верит в институт брака. Он попросту думает, что не сможет так же – не достигнет этого уровня, провалит миссию. Не зря же разорвал помолвку в свое время…
Заснули мы ближе к утру, и я с удовольствием проснулась прижатой к его груди к полудню. Пожалуй, это были лучшие выходные в моей жизни: много смеха, много любви, страсти, откровений, чувственных улыбок. Немного ссор, посторонних факторов в виде его и моих телефонных звонков и один минус – скоротечность времени…
Я бесповоротно влюблялась в него снова и снова. Восхищалась.
Мы безнадежно сближались.
Но никто не обещал, что это счастье будет безоблачным.
Глава 27
«Чуть ночь, мой демон тут как тут,
За прошлое мое расплата…». Борис Пастернак «Магдалина»
Я хотела, но Торгом не дал мне рассказать о Мовсесе. Помимо неуместной ревности в нем плескалось какое-то другое чувство, заставившее предупредить об опасности:
– Кем бы он ни был для тебя, будь осторожна. С ним что-то не так.
Возможно, так оно и есть. Человек, прошедший войну, не может остаться прежним…
Мовсес. Моя личная трагедия. Его могила была у меня внутри с того момента, как мужчину объявили в списке без вести пропавших в октябре 2020 года. Спустя пару месяцев – в числе погибших.
Мы познакомились в начале моей карьеры специалиста по государственным закупкам, когда он пришел на один из тендеров в качестве потенциального поставщика. Приятный, вежливый и грамотный. Словом, такие производят впечатление на женщин.
Но, к сожалению, не на меня.
Кроме дружеских чувств, как ни старалась, ничего к нему не испытывала. А ведь он очень красиво пытался… Вплоть до предложения руки и сердца.
Я корила себя за бесчеловечность, но не могла смотреть на него иначе. И эта отстраненность привела к тому, что Мовсес время от времени исчезал из моей жизни, а потом снова появлялся. Складывалось впечатление, что ходил налево, где его обслуживали по полной программе, а потом в результате сравнительного анализа он все же приходил к выводу, что любит меня. Почти жена, черт возьми, которая вынуждена встречать мужа после очередной любовницы. И все начиналось по новой – режим Хатико у здания после работы, цветы, обещания любить и носить на руках…
А что я?.. Не цепляло. Как всегда. Может, таких настойчивых раньше и не было, но желающие привлечь внимание имелись и до того. Никто цели не достиг.
Смешно, когда думаю о том, что Адонц меня даже и не добивался. Все было непринужденно. С ним у нас это произошло как-то само собой. За неимением иных исходов.
Вопреки мнению, что девочки любят плохих мальчиков, я его к этой категории не отнесла бы. Хотя… В сравнении с остальными, наверное, он все же плохиш. Циник, жесткий руководитель, целеустремленный и властный. Но разве это качества плохого мальчика?.. Нет. Самоуверенного и достойного мужчины.
Конечно, Торгом намекнул, что мое общение с Мовсесом нежелательно, но давить не захотел. И хорошо, потому что я не стала бы обещать того, что не выполню. Этот привет из прошлого был двояким: с одной стороны, я испытала неимоверное облегчение, понимая, что зря себя обвиняла, но, с другой стороны, как мне быть с тем, что его чувства никуда не делись?..
И я опять иду на встречу, рассчитывая на то, что это не будет воспринято как свидание. Естественно, ошибаюсь. Как только вижу букет красных роз в руках Мовсеса, сердце сжимается от какой-то неуемной тоски, мне опять больно, будто он вернулся – и стало хуже, хотя должно быть наоборот. Его карие глаза полны надежды и обожания, но это вызывает во мне только отторжение. Он целует щеку, придерживая за талию, и это, словно, длится непозволительно долго…
Почему я терплю? А разве я могу иначе? Человек прошел такие ужасы, защищая мою родину, и выжил – по его же словам – исключительно благодаря мыслям обо мне. Я ему обязана. И я чувствую себя виноватой.
– Расскажи мне всё-всё, – просит Мовсес, когда мы устраиваемся за столиком. – Куда ты пропала? На работе никто не сказал, что ты еще в Армении.
Осознание того, что и он меня искал, приводит в ступор. Хорошо, что адрес дяди и адрес Мари никому не был известен, потому что… Потому что мужчина нашел бы. И я вдруг четко поняла, что не хотела бы его видеть. Адонца – да, я бы прыгнула ему на шею. Это несравнимо.
– Никто и не знал, где я. Мне хотелось спрятаться, – отвечаю осторожно. – Много всего навалилось, желание работать там пропало, вот и уехала к родственникам. А когда ты вернулся?
Внимательно слежу за тем, как дергается его голова при этом вопросе, отмечая, что задела какую-то неправильную тему.
– Сатэ, – голос Мовсеса леденеет, а глаза наполняются пугающей меня яростью. – Давай договоримся, что мы не затрагиваем вопросы, связанные с войной? Во-первых, многое я тебе просто не имею права рассказывать, а, во-вторых, не имею желания вспоминать. Просто знай, что, пока лежал в больнице – в те редкие моменты, когда приходил в сознание – я всегда звал тебя. Только твой образ помог мне выжить. Я очень хотел, чтобы ты меня дождалась, – берет меня за руку, – и ты дождалась.
Дождалась?! Ой, ли?
Тело пробирает мороз. Кожа ладони, к которой он самозабвенно прикасается, поглаживая, горит от неприятия этого действия. Мне противно ощущать на себе чужое присутствие, но я не могу выдернуть свои пальцы. Боюсь обидеть…
Постепенно этот демонический огонь в его взгляде гаснет, уступая место прежнему слепому обожанию и благоговению. Отчего я вся превращаюсь в напряженный сгусток нервов.
– Ты сохранила кольцо?
Я ждала этого вопроса, правда. Но все равно не была к нему готова.
– Оно у меня, – подтвердила севшим от переизбытка эмоций голосом. – Я…
Странная удовлетворенная улыбка, похожая на оскал, расплылась по широкому мужественному лицу Мовсеса.
Я должна ему сказать, что верну украшение, но язык отказывается повиноваться, когда мужчина смотрит такими преданными глазами…
– Это ведь можно считать ответом?
Спазм душит горло, и я начинаю кашлять. Резко отнимаю свою руку, чтобы прикрыть рот. Ощущение, что сейчас задохнусь от тяжести, давящей на грудную клетку. Прошло два года, и он действительно считает, что я его ждала… Лелеяла надежду на то, что жив и вернется?..
Это треклятое кольцо… Я ведь даже не приняла его! Он просто впихнул мне коробочку за день до своих сборов, после которых не вернулся… Как произнести «нет» в лицо человеку, отправляющемуся на войну? Никак. Я и промолчала тогда.
Мужчина пододвигает стакан воды и обеспокоенно рассматривает раскрасневшиеся щеки. В этот момент звонит мой телефон, и я переворачиваю его дисплеем вниз, чтобы собеседник не увидел имени абонента. Но этот жест не остается незамеченным.
– Ответь, – указывая бровью на смартфон, – вдруг что-то важное.
– Я перезвоню, – отрицательно качаю головой.
И тут он молниеносно хватает вибрирующий гаджет. Я таращусь на него в ужасе от такой бестактности. А его следующая фраза заставляет заскрежетать зубами от злости:
– Торгом – это тот неадекват из Министерства? И что у вас с ним?
Бешеным усилием воли подавляю в себе возмущенный крик. Будь на месте Мовсеса кто-то другой, уже получил бы от меня добрую порцию выпадов.
– Верни мой телефон и больше никогда не смей так делать, – спокойно выставляю руку вперед в ожидании.
Опять скалится, но послушно отдает его, и я сразу прячу тот в сумку от греха подальше.
Ситуация набирает опасные обороты. Я на подсознательном уровне чувствую, что в чем-то Торгом был прав – Мовсес сильно изменился, я не узнаю эти дикие повадки. Раньше он был вежлив и обходителен, никогда не проявлял неуважения к моему личному пространству.
Но я, естественно, списываю это на то, что человек прошел невероятные испытания. Не могу винить его или осуждать. Поэтому и пытаюсь сгладить случившееся:
– Что ты делал в Министерстве в тот день? – отпиваю кофе в поисках успокоения.
– Были некоторые вопросы, надо было увидеть кое-кого…
Расплывчатый ответ меня весьма настораживает.
– Странный выбор места, где надо кое-кого увидеть.
Пронзает своими темными глазами, будто прожигая брешь. Но это больше не пугает. Раздражает. Я не отвожу взгляда, прямо смотря ему в лицо.
– Ты ни капли не изменилась, Сат, – улыбается довольно, – строптивая, любишь копать под истину, ищешь ответы…
– А должна была? Что ты ожидал увидеть?
Мне кажется, голос выдает этот неконтролируемый негатив, и я ничего не могу с собой поделать. Палка о двух концах. Да, я хочу быть с ним вежливой, поскольку благодарна – как и всем участникам 44-дневной войны – за стойкость и мужество. Мы все им обязаны. Но одновременно меня отталкивает его поведение и надежда на совместное будущее, и я не знаю, как именно сказать, что ни тогда, ни сейчас у нас ничего не может быть.
– Нет, не должна была, – снова берет меня за руку, вызывая беззвучный протест. – Я не верю своему счастью. Если бы я туда не пришел, возможно, так тебя и не встретил бы…
– У нас слишком маленький город и страна в целом. Встретил бы. Когда-нибудь…
Я позволяю ему это прикосновение. Выслушиваю, иногда задаю вопросы. Мы общаемся около часа, и я понимаю, что иссякла. Этот человек как энергетический вампир. Он просто высосал из меня все соки, и я хочу попасть домой, чтобы отмыться.
С трудом отпускает меня, противясь просьбе не провожать. Не хочу.
Доезжаю до дома и в трансе выхожу из такси, бредя к подъезду. В задумчивости останавливаюсь у крупной урны и абсолютно сознательно погружаю в неё букет.
Этим цветам не место в моей обители…
* * *
Адонц был прав. Меня вызвали к высшему начальству и предложили должность Арзуманяна. Она действительно открывала новые перспективы, но вместе с тем прибавляла и без того высокую ответственность. Моя команда мне нравилась, но внезапный новый уровень пугал. Думаю, это нормальная реакция сознательного человека.
Я согласилась. И меня тут же погрузили в водоворот бесконечных совещаний, где приходилось вникать в суть даже тех вопросов, что не касаются непосредственно отдела. Много воды, мало конкретики. Не мой стиль работы. Подбадривало только присутствие Роберта, который неизменно улыбался мне, поддерживая.
Скорый приезд семьи на помолвку брата будоражит и требует сил на подготовку. Я понимаю, что моя квартира мала, спальных мест катастрофически не хватает, поэтому в срочном порядке следует закупиться хотя бы раскладным диваном. Но у меня тупо не хватает времени на то, чтобы выбрать и заказать доставку.
Как-то разом навалилось столько всего, к чему я, видимо, не совсем была готова. Должность подразумевала полную отдачу, ещё во многое надо было вникнуть, поэтому часто задерживалась до позднего вечера. Отношения с Торгомом тоже нуждались во внимании, и я пыталась совместить приятное с полезным – изредка он «похищал» меня на ужин, который непременно заканчивался бурным всплеском страсти. Завораживало и смущало, что между нами ничего не меняется. Это безумие укрепляло свои права на нас.
Мало. Всего было мало. Этих встреч урывками, ночей, которые, казалось, так быстро кончаются. Мне всегда хотелось больше. До боли.
Плюс Мовсес, который просил новых «свиданий», а я еще не отошла от впечатлений первого… Не представляла, как вести себя с ним.
Всё это снежным комом накапливалось и грозилось задавить своей неподъемной тягой. И в какой-то момент я не выдержала и сбежала от этой реальности.
Дождь лил настолько интенсивно, будто нацелившись устроить второй всемирный потоп. Я стояла на крыльце и потягивала чай, согреваясь. Никогда не любила осень. Никакого «очей очарованья». Середина октября была теплой и солнечной. Кто ж знал, что стоит мне уехать на выходные – все так круто изменится, и я даже не смогу выйти на прогулку к любимому Сагмосаванку?
Дом еще не отапливался, и внутри стояла неприятная прохлада. Я предпочитала находиться лицом к лицу со стихией, поэтому устроилась на старенькой кушетке, закутавшись в плед. Видимо, монотонный звон капель в какой-то момент убаюкал меня, заставив свернуться клубочком и глубоко заснуть.
Разбудило меня поглаживание по волосам. Я поняла, что в полудреме принимаю желаемое за действительное, вот и не спешила просыпаться до конца. Лежала и наслаждалась ощущениями умиротворения. Ставшими слишком редкими.
– Время от времени меня стала посещать одна мысль…
Резко распахиваю глаза и вижу перед собой Торгома. Сердце нещадно таранит ребра в порыве радости.
Перемещаю голову на колени рядом сидящего мужчины и снова опускаю веки.
– Какая? – шепчу, боясь разрушить момент.
– Что ты всегда была со мной и для меня, но мы где-то разминулись, и теперь снова встретились, чтобы ты мне напомнила, кто я. Разнесла вдребезги всё, что я успел понять до этого…
Губы трогает слабая улыбка.
– Звучит заманчиво, Адонц. Как ты меня нашел?
– О, это было не так сложно. Учитывая твой рассказ о доме и фразу «Абонент вне зоны доступа», пищавшую в ухо со вчерашнего вечера.
– Извини, я хотела побыть одной.
– Думаю, побыла вполне достаточно. Теперь побудем одни вдвоем.
– Куда ж я денусь, – бурчу под нос.
– Какая гостеприимная хозяйка, однако.
Несмотря на спокойствие, его голос казался мне довольно странным. Будто мужчина пытается скрыть раздражение или же…
– Тор, что не так? О чем ты подумал?.. Что я снова…
– Нет, – перебивает резко, осторожно приподнимая за плечи, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Просто злился и злюсь. Ты могла предупредить.
– Я тебе написала.
– Если бы я так поступил, тебе этого было бы достаточно?
– Не знаю… Наверное.
– Ложь. Наглая ложь! – ухмыляется. – Ты бы нашла мена раньше, чем я успел бы пересечь черту города.
Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Чертовски верно подмечено. Ненавижу недосказанность.
– Что с тобой происходит, душа моя?
Хороший вопрос. Сама задаюсь им.
– Я… Наверное, я просто устала.
– Мне уехать? – внезапное предложение серьезным тоном, который не вяжется с тем, что он говорил в самом начале.
На секунду я представила, что Торгом сейчас встанет и уйдет. Дыхание перехватило от дичайшей волны страха.
Я обняла его так крепко, как только могла. Боясь потерять.
– Не уходи. Это последнее, чего я хотела бы.
– А первое?..
Люблю это. Когда он зарывается в мои волосы и дышит так жадно, будто не может насытиться. Нуждается во мне, как и я в нем.
– Чтобы ты держал меня вот так и не отпускал, Адонц.
Никогда. Хотела сказать, но не могла. Зачем обязывать человека?..
– И ты собиралась провести все выходные здесь одна? Без меня? – укоризненно.
– Но ты же пришел…
И вновь тянусь к его губам, словно к самому источнику. Обхватываю ладонями лицо Тора, и жар мужской кожи опаляет мои холодные пальцы.
Зачем в моей жизни столько сложностей? Почему я не могу быть легкомысленной идиоткой, не углубляющейся в каждую деталь?
Как всегда, все мысли вылетают из головы, как только меня подхватывают на руки и несут в дом. Маниакальная потребность ощутить друг друга берет верх над всеми другими инстинктами. И я задыхаюсь под этим натиском…
Он – лучшее, что есть во мне. Он пробудил всё настоящее, что таилось внутри. Он стоит всего, что я прошла.
«Я люблю тебя», – говорили мои поцелуи.
И на какой-то миг мне показалось, что его ласки отвечали: «Я тебя тоже…».
Глава 28
«Не могу я от вас отказаться.
Я вас сам выдумал. На вас же глядя». Федор Достоевский «Бесы»
Бывает такое, утром ты встаешь с постели с ярко выраженным чувством тревоги, четко зная, что сегодня произойдет что-то… Однозначно плохое. Ничего не помогает унять это ощущение.
Вот сегодня оно возникло у меня повторно за последние годы…
В квартире стояла суета, моя большая шумная семья сновала туда-сюда, шутила и нервничала. Брат с отцом потягивали кофе, уже полностью одетые и готовые к выходу. Чего не скажешь о сестре с мамой, над которыми усердно колдовали визажист и стилист.
Маленькая Эля с любопытством рассматривала традиционные корзины со сладостями, коньяком и фруктами. Детские пальчики то и дело касались всех деталей, после чего она театрально вздыхала и с благоговением сверкала глазами.
– Не рано тебе еще о таком мечтать, малышка? – подхватываю ее на руки и зацеловываю, вызывая восторженный визг.
– У меня уже два жениха есть в садике!
– Какое заявление! Хорошо, что твой ревнивый папа этого не слышит! – подает голос Диана из спальни. – Учись, тетушка. Проведи Сатэ мастер-класс, дочь.
Корчу возмущенную рожицу, но, оказывается, процесс запущен, и он необратим, поскольку во взгляде слишком юной сердцеедки рождается опасный огонек значимости. Ее попросили чему-то научить взрослую тетку!
Эля задумчиво накручивает мой светлый локон себе на тонкий пальчик, я делаю вид, что готова сосредоточенно слушать ее, а саму распирает на хохот.
– Надо обижаться и не разговаривать, – первый бесценный совет, – чтобы за тобой бегали.
Послышался приглушенный смешок Эдгара.
– Как долго? – спрашиваю якобы серьезно.
– Пока он не заплачет…
К брату присоединился отец, прыснувший со смеху.
– И что потом? – еле сдерживаю себя.
Ребенок смотрит на меня, как на беспросветную дуру. Она отбрасывает мою прядь, которую теребила до этих пор, и, снисходительно склонив голову, поднимает ладони в эмоциональном жесте:
– Выйти за него замуж!
– Какая же ты сладкая! – заливаюсь в ответ и снова целую ее щечки.
Раздается звонок в дверь. С племянницей на руках выхожу в коридор и открываю.
Оба застываем, глядя друг на друга. Это был последний человек, которого я ожидала увидеть на пороге своего дома.
– Мовсес? – не удерживаюсь от глупого вопроса.
– Привет.
Мужчина внимательно смотрит на малышку, а та непроизвольно прижимается ко мне еще теснее. Я бы на ее месте тоже испугалась бы незнакомца с таким тяжелым взглядом темных глаз.
– Можно войти?
Напрягаюсь и растерянно хлопаю ресницами. Он же нагло делает шаг в квартиру, не дожидаясь ответа.
– Мне кажется, нам давно пора бы поговорить… А ты все время чем-то очень сильно занята.
– Ты выбрал самое неподходящее время, поверь.
– Сат? – брат выходит, услышав мужской голос. – Все в порядке? Кто это?
Теперь обстановка накаляется еще больше. Мысленно я уже вопила во всю глотку, поражаясь идиотскому стечению обстоятельств и проклиная свое везение.
– Эдгар. Мовсес, – сразу же представила их друг другу, осознавая, что давний ухажер сейчас взорвется от накатившей бессознательной и неуместной ревности. – Мой брат. А это…
И мир просто рухнул на мою голову, будто расплющив остатки нервных окончаний, оставив после себя зычную пустоту, когда вместо меня свой статус озвучил Мовсес:
– Будущий муж. Так я вполне вовремя. Мы можем об этом поговорить, дружище?
Эдгар переводит на меня ошеломленный взгляд, встречаясь с моими расширенными от ужаса глазами. Все слова, звуки и даже стоны отчаяния застряли в горле, купируя дыхание.
Разве может быть что-то абсурднее этого?
– Сатэ? – брат приподнимает бровь, напоминая, что ждет моего подтверждения.
Я в ступоре хлопаю глазами и чувствую, что во мне поднимается волна протеста, смешанная с набирающей обороты злобой…
Передаю Элю в руки любимого дяди и делаю знак, чтобы нас оставили вдвоем. Мовсесу такой расклад явно не по душе. Он хмуро смотрит вслед удаляющемуся собеседнику.
У нас принято, конечно, что парень в первую очередь говорит с братом понравившейся ему девушки, чтобы получить одобрение на дальнейшее общение. Но Эд уже по одной моей реакции понял, что я против.
Ой, как против…
– Погоди секунду, – выставляю ладонь вперед, давая понять, что дальше идти ему нельзя.
Сама исчезаю в спальне и быстро нахожу то самое кольцо.
Возвращаюсь и вручаю его мужчине.
– Ты тогда не дал мне ответить. Тебе легче было уходить с надеждой. Но и тогда, и сейчас я говорю – нет. Однозначное.
Пространство вокруг вибрирует от накала.
Стойко выдерживаю хлесткий взгляд карих глаз, вздернув подбородок.
Не собиралась я калечить жизнь нам обоим из жалости! Ни два года назад, ни тем более сейчас. Да, я столько времени чувствовала необъяснимую вину, думала, если бы ответила «да», его это могло бы удержать… Я же была уверена, что мужчины нет в живых…
Ведь многих спасали именно мысли о возлюбленных? А Мовсес, кажется, действительно меня любит, раз мой образ помог ему выбраться из комы. Но любовь эта выглядит болезненной и далекой от чувств, на основе которых строятся отношения. Даже если бы в моей жизни не было Торгома, – что я представляю теперь с ужасом, – находиться рядом с этим человеком в качестве жены не смогла бы никогда.
Но, как выясняется, у Мовсеса свой взгляд на ситуацию. Сжав кольцо в ладони и окинув меня снисходительным прищуром, он вдруг стремительно шагает по направлению к гостиной. Я кинулась следом, но не успела воспрепятствовать.
– Здравствуйте… – вежливый кивок. – Могу я поговорить с Вами наедине?
Я готова была провалиться сквозь землю от стыда и в сто крат увеличившейся злости. Меня заколотило с нечеловеческой силой, даже дыхание сперло, будто кто-то сжимал горло…
А дальше все происходило, как в замедленной съемке немого кино. Отец кивнул, затем велел мне выйти. А исчадие ада, заварившее весь этот сумбур, плотно прикрыло дверь.
Я стояла у стены подальше, пытаясь унять звон в голове от бешеного пульса. Меня разрывало от переизбытка негатива и отвращения. Эдгар, оставивший Элю в спальне с матерью и бабушкой, вернулся и уставился на мое хмурое лицо.
– У тебя с ним…
– Нет! – перебила я, выкрикнув слишком резко. – Никогда! Нет и не будет!
– Чего тогда так кипишуешь? Разве мы позволим, чтобы тебя обидели? Дадим от ворот поворот, пусть катится…
– Эдгар, – вновь прервала брата, тяжело вздохнув, – все сложнее, чем кажется. И язык у него подвешен, он сможет убедить папу дать ему шанс.
– Это ты будешь решать, Сат.
– Если бы Мовсес принимал мои решения, не стал бы в течение пяти лет добиваться несбыточного результата! А теперь еще и после войны…комы… Я не знаю!
Кажется, он тоже был потрясен. Темные брови взлетели, образовывая морщины на широком полотне лба. Эдгар потерянно склонил голову и потер ладонью шею, раздумывая.
– Сат? А он…нормальный?
Опускаю веки, наконец, готовая принять очевидное.
– Думаю, не совсем…
Даже до участия в войне Мовсес вызывал у меня стойкое ощущение одержимого безумца. Торгом прав, этот мужчина опасен, и сегодня я в этом убедилась. Только эта опасность не физическая, а именно психическая.
– Ясно. Иди, одевайся, через десять минут выезжаем. А с ним разберусь сам.
Очередной вздох, и я спешу в спальню, где заканчивали сборы мама с Дианой, провожая приглашенных специалистов. В некой прострации забираю платье и иду в ванную, гадая, что же происходит за закрытой дверью гостиной. Мне не страшно. Совсем. Мне неловко. Противно от сложившейся ситуации. Неприятно, если учесть, что я делаю кому-то больно своим отказом. Человеку, который гнался за этим столько времени… И если изначально я была готова быть вежливой и поддерживать дружеские отношения в силу всего, что Мовсес сделал для родины, то в данную секунду я отчетливо поняла, что никакой дружбы между нами никогда не выйдет.
* * *
Дача родителей Армине находилась очень близко к храму Гарни[6]. Перед началом всех положенных церемоний влюбленные решили провести фотосессию, заранее наняв профессионального фотографа. Благо, туристический сезон близился к концу, и народу было не так много – не было нужды разгонять всех со ступеней, как это обычно и бывает.
Я вызвалась сопровождать их по целому ряду причин. Очень неприятных. Мне надо было остыть. Во-первых, уход Мовсеса, на лице которого светилась победная улыбка. Во-вторых, некая отчужденность папы. В-третьих, неожиданные гости, коих я никак не ожидала встретить…
Была одна фраза, врезавшаяся мне в память, что-то типа напутствия матери своей дочери перед свадьбой, когда та просила никогда не рассказывать ей о ссорах с мужем, аргументируя тем, что дочь-то простит его потом, а она – нет. Что-то подобное я испытала, увидев Элеонору Эдуардовну. И язык не повернется назвать эту женщину бабушкой. У меня была одна бабушка, о которой я сохранила теплые – пусть и короткие – воспоминания из детства.
По одному только мимолетному взгляду на маму я отчетливо поняла одну вещь – она простила, приняла и была рада встрече. Далеко не первой. Судя по тому, как малышка Эля потянулась к прабабушке, семейство имело достаточное количество рандеву. За моей спиной.
Злюсь ли? Нет. И прекрасно понимаю, почему от меня скрывали это событие – счастливое воссоединение. В отличие от остальных, я слишком требовательная, мне сложно простить такие ошибки, которые причиняли всем боль. Моя родительница как дочь вполне может и даже должна простить свою мать. Но я?.. Увольте. Моя детская психика еще пятнадцать лет назад дала клятву не иметь ничего общего с такой жестокой женщиной. Хорошо, может, я далеко не мудрая и не повзрослела, как того требуют годы. Но это мое нутро, мои чувства и мои принципы.
Естественно, я не собиралась устраивать сцены или скандалы на торжестве. Никогда бы так не поступила с любимым братом. Пусть наслаждаются организованным для них праздником. А поговорить о нелицеприятных вещах мы всегда успеем.
Поэтому с вполне спокойным выражением лица вхожу в украшенный фонариками, гелиевыми шарами и прочими побрякушками двор, где нашу счастливую пару встречают одобрительным гулом. Нахожу в толпе маму и со скрытой печалью наблюдаю, как та отводит глаза. Вечер обещает быть интересным…
С любопытством осматриваюсь, пока действующие и будущие родственники приветствуют Эдгара и Арминэ. Нам говорили, что у них уютный дом, но я не думала, что все будет настолько круто… Будто я нахожусь в каком-то итальянском дворике – все красиво, по-простому, но со вкусом. Мне нравится освещение, разложенные вдоль друг друга ряды деревянных столов, ломящисях от яств, прекрасный сад, окутывающий это пестрое великолепие и придающий какую-то волшебную нотку всему вокруг. Я очень довольна увиденным. Люблю, когда люди оправдывают ожидания. Сказали – сделали.
– Дочь?
Оборачиваюсь на голос, засмотревшись импровизированной танцевальной площадкой. Судя по инвентарю, будут конкурсы…
– Мам, не надо. Все в порядке.
Она на пару секунд застывает, не решаясь подойти ближе, поэтому я сама порывисто обнимаю ее за плечи и искренне улыбаюсь.
– Мой брат счастлив. Плевать на все остальное. Он заслужил незабываемый праздник.
Сжимает меня сильнее, ощущаю, как трепыхается материнское сердце. Наверное, от облегчения?
– Ты тоже заслужила, моя девочка, – зарывается в мои непослушные волосы, словно я маленькая, – как я хочу, чтобы и ты светилась любовью…
Как ты не видишь, мама? Я же свечусь. Меня распирает.
– Пойдем, Сат. Там, кстати, тобой парочка парней из их родственников интересовалась… Говорят, впечатлила их еще с прошлого приезда Эдгара.
– Мам! – предостерегающе.
– Молчу! – вскидывает ладони вперед, сдаваясь.
Вместе проходим к пиршеству, усаживаясь за столы. Я вспоминаю, что так и не помыла руки, поэтому, разведав путь, лечу к летней кухне и совершенно не вовремя застаю за тем же занятием седовласую женщину. Поворачивает голову в бок, смерив меня сканирующим взором.
– Здравствуй, Сатэ.
– И Вам не хворать.
– Надеюсь…твоими молитвами.
– Уж точно не моими.
Красноречиво хмыкает и отходит в сторону, уступая мне место. А сама тянется к полотенцу, не переставая разглядывать.
– Прекратите, пожалуйста, – цежу сквозь зубы. – Вы не в музее. Если мама Вас простила, это не значит, что все вокруг поступят так же…
– Как прекратить? Ты у меня красавица такая. Еще больше расцвела с того аукциона. Вы с Торгомом помирились?
Охренеть, мать вашу! Светская беседа – ни меньше, ни больше.
– Элеонора Эдуардовна, соблюдайте дистанцию и не портьте вечер Эдгара.
Разворачиваюсь и выхожу на улицу, отряхивая мокрые пальцы.
Да, бабуля решила не терять времени и сразу всех брать в оборот. Ее подавляющая аура не может оставить равнодушной. Столько лет стояла в стороне, теперь как бы наверстать, да?.. Не на ту напоролась, мадам. Ни твой характер, ни твои деньги, ни просьбы родной матери – ничто из этого не поможет мне смягчиться.
Демонстративно направляюсь к папиной родне, состоящей из дедушки Айка, тети с мужем и двоюродного брата – на помолвку ограничились лишь ими. Протискиваюсь к любимому старику. Обожаю его запах – будто веет чем-то давно забытым. Табак, дюшес, крем для бритья. Он же до сих пор разводит смесь и наносит щеткой на лицо, прямо как во времена СССР. Прислоняюсь к его плечу и дышу. Как в детстве.
Приносят ароматный шашлык, и я внезапно понимаю, что слишком голодна. Какое-то время за столом царит полушепот, обусловленный процессом поглощением еды. Зато потом… Шутки, пляски, песни… Сплошное веселье. В перерывах между выплясываниями, наблюдаю за Эдгаром и Арминэ. Официальный момент позади – он окольцевал любимую девушку. Они так смотрят друг на друга! Боже, как это прекрасно…
– Красотуль?.. – брат присаживается рядом и целует в щеку, обдавая легким запахом коньяка. – Чего сидим?
– Завидую вам молча…
Восприняв мои слова по-своему, крепко сжимает ладонь.
– У тебя все будет… Даже лучше будет, не переживай…
Усмехаюсь и немного поворачиваю голову, разглядывая его профиль.
Я же завидую по другой причине. Когда он прикасается к своей женщине, я вижу этот ответный трепет. Нежность между ними. Открытость. Я хотела бы так же без раздумий демонстрировать свою любовь, но разве я могу?.. У меня все скрытно, даже Марина, видевшая Адонца, осведомлена, что это все под семью замками для окружающих. Потому что у нас все не так…просто. Не так правильно. Не так, как у всех.
– Папа сказал, парень хороший.
Ударившись в раздумья, не сразу понимаю, о чем речь. А когда до затуманенного сознания доходит, застываю в недоумении.
– В смысле?
Эдгар слишком занят тем, что улыбается невесте. Он даже не соображает, что параллельно говорит со мной на очень важную тему.
– Дал добро, чтобы за тобой ухаживал Мовсес. И не будет лезть в остальное. Ответ за тобой.
– Эдгар, черт возьми, ты же знаешь, что я не хочу! – выпаливаю раздосадовано, вырвав руку и подрываясь с места.
Меня накрыла нехилая такая паника. Вот почему тот улыбался утром! Я думала, молчание отца – верный признак того, что потенциальному жениху было отказано с учетом моего желания! А сам Мовсес лишь решил не сдаваться…
