Текст книги "Первозданная (СИ)"

Автор книги: De Ojos Verdes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Иди ко мне, – молю, еле шевеля пересохшими устами. – Я очень скучала.

Не ожидала, что он тут же рухнет на меня, с каким-то отчаянным сдавленным стоном прижавшись лбом прямо к каллиграфической строчке у сердца.

– Почему ты такая, Сатэ? За что ты мне дана? Зачем тебя сотворили такой первозданной! Вскрывающей мне вены одним чистым взглядом?..

Вплетаю свои пальцы в его темные волосы, наслаждаясь тем, что происходит в эту минуту. Я хожу по какому-то острому краю, и он причиняет мне боль и счастье одновременно. Не могу поверить в щедрость этой искаженной реальности.

– Поцелуй меня, Тор.

Совершенно мокрые, прижатые друг к другу, морально истощенные, тяжело дышащие. Мы неизлечимы, знаю.

Когда он не спешит выполнять эту просьбу, я с силой отталкиваю его и заставляю скатиться с меня, ложась на спину, а сама устраиваюсь сверху, тут же приникнув к жизненному источнику. Когда воздуха становится катастрофически мало, прерываю неистовый поцелуй и выпрямляюсь, рвано дыша. Мы поменялись ролями, теперь он снизу наблюдает за мной.

– Что она значит? – вдруг спрашивает, проведя подушечкой большого пальца по татуировке, вызывая мою дикую реакцию.

– Abyssus abyssum invocat, – произношу, сглотнув. – Бездна взывает к бездне.

– Твою мать, – шипит потрясенно. – Твою мать…

Стекающая с моих волос вода буквально затапливает обоих, будто находимся под водопадом. Тор удерживает мой взгляд, не позволяя шевелиться. И продолжает гладить строчку. От первой буквы к последней. И так по кругу. О чем-то размышляет, сузив глаза.

– Нравится положение? Хочешь остаться сверху?

Задыхаюсь от порочности, сквозящей в его голосе. Не знаю, когда привыкну к таким откровениям.

– Нет, – выдаю весьма возмущенно.

Начинает тихо смеяться, притягивая к себе.

– Не ожидал. Мне казалось, ты хочешь власти надо мной.

– Пошел к черту, Адонц, – выговариваю ему в шею, понимая, что дразнит меня. – Власть – это твоя прерогатива.

Моё тело в считанные доли секунд оказывается подкинутым, чтобы приземлиться на влажные простыни. Теперь я подмята под него, он на своём месте. И это устраивает обоих.

Ладонь накрывает край моего нижнего белья, затем опускается к подвязке. Возвращается обратно, и он аккуратно стаскивает безнадежно мокрую ткань, минуя украшение на бедре.

– Совершенно верно, кобра, – касаясь золотой змеи, завораживая интонацией. – Власть – прерогатива мужчины.

– Шовинист, – улыбаюсь, наблюдая, как его голова опускается к моей груди. – На самом деле, Адонц, ты не веришь в равноправие полов, сколько бы ни распинался. Ты всегда главный…

Застывает в миллиметре от острой вершинки. А потом смотрит мне в глаза исподлобья.

– Но ты любишь оспаривать это, да, душа моя?

Озноб одолевает прямо до костей, так много скрытой угрозы в этом вопросе. Никогда нам с ним не будет просто.

В следующую секунду я забываю о философских проблемах, потому что его умелые ласки выбивают всё, кроме одного желания – чувствовать близость любимого человека.

Всполохи огня одолевают низ живота, и мне практически больно от того, как остро всё ощущается. Удовольствие от каждого его прикосновения не сравнить ни с чем. Эти губы везде. Они убивают меня сладкой мучительной смертью. Я задыхаюсь, не успеваю прийти в себя, как тут же получаю новую порцию волн экстаза.

Любая попытка как-то ответить, пресекается им, будто сегодняшняя ночь моя. И потемневшие глаза, нависшие над моим лицом бездонными омутами, обещают, что потом я смогу отплатить ему той же монетой. Он меня научит…

Но не сегодня.

Потеряв счет времени, сосредоточившись на языках пламени, на которые похожи его пальцы, трогающие меня в самом сокровенным месте, вновь опускаю веки и непроизвольно затаиваю дыхание за секунду до того, как меня уносит очередным взрывом.

Не дает опомниться, накрывая своим телом, и одновременно с неистовым поцелуем входит, вырывая из глубин дикий крик, тонущий в его же губах.

– Прости, – шепчет, неверно истолковав мою реакцию. – Постараюсь быть нежнее.

Мне все равно, что несёт Тор, я ничего не понимаю.

Растворяюсь в эйфории. Стойкое наваждение, будто плыву где-то за переделами земли, бороздя космические просторы.

Потому что мы едины. Та самая безупречная система. Совершенный механизм. Мужчина и женщина, кожа к коже, дыхание к дыханию.

Пальцы сплетены, сжимаются всё крепче и крепче с каждым толчком. Или же, это я своими сжимаю его ладони от переизбытка эмоций. Не знаю, куда деться от надвигающейся нещадной вспышки. И Торгом ускоряется, подводя меня к черте…

– Я тебя люблю… – шепчу, инстинктивно стремясь быть ещё ближе, подаваясь вперед, сгорая в ярком пожаре.

Меня разрывает, я не замечаю, что плачу.

– Люблю… – повторяю, выгибаясь навстречу.

И потом меня поглощает тьма мощного исступления.

* * *

Утро наступает внезапно. От звонка будильника. В смятой постели.

Непонимающе вглядываюсь в телефон, учтиво поставленный на зарядку. Не мной. Отключаю функцию и вздыхаю, понимая, что нужно собираться на работу.

Но не это меня тревожит.

Горькое чувство одиночества. Потому что я не ощущаю тепла мужского тела. И мне даже не надо поворачиваться, чтобы удостовериться. Я знаю, что одна.

Я не буду накручивать себя, не буду.

Мысленно повторяю себе эту фразу, стаскивая белье с кровати. На автомате закидываю его в стиральную машину и иду в ванную, совершая все гигиенические ритуалы и убирая вчерашний наряд.

Я заснула практически сразу, как мы оба достигли пика. И проспала вплоть до этого момента, поэтому не знаю, когда именно Адонц ушел. Больше ничего не напоминает о его пребывании здесь.

Только стойкий аромат парфюма. Но ведь он выветрится.

Привычно выпиваю стакан воды с лимоном, делая неспешные глотки. Очень стараюсь отогнать навязчивое желание разрыдаться.

Я не буду накручивать себя.

Привожу комнату в порядок за пару минут, затем надеваю легкое платье и собираю буйные волосы в высокий пучок, не представляя, что ещё можно сделать с ними после того, как они высохли естественным путем в беспорядке.

Обвожу взглядом пространство, позволяя воспоминаниям на какое-то время затмить разум.

Я не буду накручивать себя.

Отхожу от туалетного столика.

И рушусь.

Оседаю на ковер у кровати, облокачиваясь спиной о твердую поверхность, и подтягиваю к себе колени, обхватив их руками. Чтобы в следующее мгновение отдаться неминуемой истерике.

Кажется, я переоценила свои силы.

Это слишком больно. Представлять, что вот так однажды он может просто уйти. И не вернуться.

– Такой вариант я, конечно, не рассматривал…

Когда над головой раздается голос Торгома, я начинаю реветь ещё больше, проклиная себя за эту слабость.

– И до какой кондиции ты успела дойти? – теперь он устраивается рядом со мной. – Подумала, я тебе мщу?

Обнимает меня за плечи и позволяет спрятаться на своей груди, будто маленькой обиженной девочке.

Это так глупо, но ничего с собой поделать не могу. Во мне за столько времени накопилось неимоверное количество запутанных клубков, которые сейчас душат, разросшись.

– Нет, – вылетает со всхлипом. – Просто сорвалась. Прости, Тор, теперь я понимаю, насколько это жестоко. Уйти без объяснений…

Слышу размеренный стук его сердца, и понимаю, что так и выглядит роковая любовь. Она врывается в твою жизнь внезапным завораживающим вихрем, который на самом деле – сметающий всё на своем пути смерч. Ты ничто перед лицом этой стихии. Смирись.

Но я же так не умею. Это не моя песня.

– От тебя пахнет ванилином, – шепчу, придя в себя.

– Собственно, поэтому я и отсутствовал.

Приподнимаюсь с его диафрагмы и с неким чувством стыда заглядываю в обеспокоенные глаза.

– Чтобы искупаться в ванилине?

Взгляд смягчается, в нем зажигаются веселые искорки.

– Ты неподражаема, Сат.

Висок обдает жаром мимолетного поцелуя, и я окончательно успокаиваюсь.

– Ты знала, что на ближайшие несколько кварталов у вас нет ни одной приличной кондитерской? – возмущается делано. – Я проколесил долбаных полчаса, пока нашел что-то стоящее.

– Что за маниакальная потребность меня откормить? – ворчу, нехотя освобождаясь, потому что работу никто не отменял.

Не позволяет встать, вновь притягивая к себе. Одной рукой придерживает за талию, второй обхватывает щеки, фиксируя заплаканное лицо.

– Ты мне нравилась в своем первозданном виде. Твоё тело и сейчас, конечно, идеально, но я хочу то, что было раньше.

– Наверное, многие бы девушки мечтали, чтобы их попросили потолстеть, – улыбаюсь, упиваясь его близостью.

– Просто прийти в форму. Свою. Не эту, что диктует мода. Таких много. Ты не вписываешься в стандарты. Давай сохраним тебя в оригинальном формате.

Закусываю губу. Как же он мило сейчас выглядит с этими нелепыми требованиями.

– Мы не опаздываем?

– Минут десять на завтрак точно имеется, – отвечает, отнимая руку и глядя на часы. – Я бы вообще никуда не пошел, и тебе бы не позволил. Но сегодня важный день.

На трапезу уходит больше запланированного, потому как в процессе поглощения еды мы неминуемо тянемся друг к другу. Какая-то вечная жажда. Неиссякаемая нужда.

По дороге, открыто рассматривая его профиль, а также сильные пальцы, уверенно сжимающие руль, я прихожу в дичайший восторг от этой картины. Ловлю время от времени его затуманенный многообещающий взгляд. Но не рискую прикасаться. Движение в столице по утрам и так неспокойное, не хочу отвлекать.

Когда в обед Адонц просит зайти к нему, я, пытаясь не выдать себя, выхожу и спешно направляюсь к его кабинету. Как минимум, я ожидала, что он набросится на меня с поцелуями. Как максимум – что это произойдет с порога.

Но, это ведь моя русская рулетка.

Торгом был сосредоточен на чем-то в мониторе, и, когда увидел меня, действительно оживился. Да, я отметила тот же голод во взгляде. Да, меня сразу пробрало от ответного желания. И, да, я могла бы подойти и поцеловать сама.

Если бы не заметила пачку «Постинора» на столе.

– Первую надо выпить в течение сорока восьми часов, так сказали в аптеке. Но я почитал отзывы, там написано, предпочтительно за двенадцать часов. Мы как раз укладываемся.

Похвальное рвение не стать отцом.

Оцепеневшая, наблюдаю, как мужчина наполняет стаканчик водой из кулера. И с одной таблеткой в руках идет ко мне. Я на автомате беру и выпиваю её. Без эмоций. Не могу поверить в то, что он смог об этом вспомнить, позаботиться о последствиях. Нежелательных последствиях, простите. Я-то забыла. Как и в прошлый раз. Мне было не до этого со своими внутренними страстями. Просто повезло, что я не забеременела. Сейчас пришло четкое осознание, насколько это хорошо.

Одергиваю себя, напоминая, что это мой выбор. Сколько можно метаться в поисках того, чего нет? Согласилась же на такие условия, вот и живи спокойно, наслаждайся любимым человеком. Засунь эту ноющую тупую боль подальше, она тебе не поможет.

И я выдыхаю, позволяя накрыть свои губы неспешным нежным поцелуем.

Несмотря на то, что меня бросает из одного состояния в другое, я счастлива. Я смогу. Смогу не быть эгоисткой и отпустить его, когда это понадобится.

Наверное.

Глава 24

«В любви особенно восхитительны паузы. Как будто в эти минуты накопляется нежность, прорывающаяся потом сладостными излияниями». Виктор Гюго «Человек, который смеётся»

Луиза не могла пройти мимо, не кинув в меня хотя бы один многозначительный веселый взгляд, когда мы пересекались в коридорах. Это уже не говоря о том, что она настойчиво требовала рассказать, «как всё прошло», стоило ей завидеть мою «тушку» тем утром. Ну, отрицать очевидное не имело смысла. Это же по их наводке Адонц поехал следом за мной. На мой вопрос, почему же они с Робертом не сделали этого сами, наглая пигалица ответила в своем репертуаре, что беременным женщинам нечего ловить ночью на улице. Занавес.

За прошедшую неделю у нас с Торгомом больше не получилось встретиться. Своё свободное время я проводила с братом и его будущими родственниками, налаживая отношения. Мы уже обговаривали детали скорой помолвки, и это было довольно занимательно. На работе и у меня, и у Адонца был завал. Даже в перерыв не выйти. А «светиться», вновь бегая к нему, я не хотела.

Боевой, так сказать, дух поддерживали через переписку. Я то глупо улыбалась, то млела, то столбенела. И, естественно, не оставалась в долгу.

Оказывается, это очень сложно – не прикасаться друг к другу. Проходить мимо и делать вид, что вы чужие. Бороться с порывами броситься следом и хотя бы просто прижаться к родному плечу.

Конечно, время от времени у меня в голове проскальзывала мысль, что, будь мы обычными влюбленными, я бы давно познакомила Торгома с Эдгаром, не ограничивая встречи. Но сразу же отметала её, напоминая себе, что у нас не тот формат. И что потом? В нашем обществе, а тем более в таком возрасте, любые связи подразумевают стремление к женитьбе. А я не хотела усугублять положение еще и вопросами посторонних.

Да, это мой выбор. Я привыкну.

Постучав, вхожу к начальнику, отрывая от бумаг на столе.

– Я хотела спросить, если утром задержусь, это не проблема? Хочу проводить брата в аэропорт.

– Не проблема, Адамян. Флаг тебе в руки.

С улыбкой выхожу как раз к тому моменту, чтобы застать сгибающуюся на ходу Лилю, спешащую к туалету. Бегу следом, непроизвольно сжимая кулаки с нехорошим предчувствием.

Тактично выжидаю какое-то время, а потом ступаю в помещение и тихо зову её.

– Всё нормально, – жалобный стон прерывает речь. – А, может, и нет.

– Лиля, давай, я отвезу тебя к врачу?

Естественно, я была готова к тому, что она упрямо откажется. Поэтому, когда подруга ответила, даже оторопела.

– Да, пожалуйста. С тобой я поеду, Сат. Лишь бы больше никто не узнал…

Всхлип, превратившийся в тихий плач, заставил всё внутри похолодеть.

Она уже несколько недель ходит странная, и никак не может открыться.

Что же такого ужасного могло с ней произойти?

– Лиль, я сейчас всё улажу с Арзуманяном, возьму твою сумку и вернусь, хорошо? Никому не скажу. Ты пока приведи себя в порядок…

Врать Роберту не стала, просто попросила не распространяться, пока не станет ясно, что с ней.

– Мне нужно к гинекологу, Сат, – шепчет на ухо, когда садимся в такси.

Звоню жене дяди, которая работает акушеркой, и прошу посоветовать, куда лучше отвезти подругу. На моё удивление, называет координаты не своего учреждения, а частной клиники. Говорит, там всё сделают экстренно и в лучшем виде. И я озвучиваю адрес водителю, попутно вводя его в приложении.

Лиля молчит, у неё болезненный вид, который вызывает не столько жалости и участия, сколько раздражения и злости, что девушка себя довела.

Спустя час прохожусь взад-вперед по полупустому коридору, успев изучить всю информацию на стендах. Половая жизнь, беременность, контрацепция, прерывание беременности, кормление грудью, детское питание, развитие… Не этаж, а кладезь инструкций.

Когда рыжая голова показывается в проеме двери, несусь к ней со всех ног и выжидающе смотрю в глаза.

– Воспаление матки, – провозглашает безжизненно.

– Но как?

– Нередкое последствие после аборта.

Меня оглушает. Я молча подхватываю ее за локоть и вывожу на улицу, где мы посещаем ближайшую аптеку, чтобы купить прописанные антибиотики и всякие препараты для снятия симптомов.

– Мне сказали отлежаться хотя бы пару дней. Я попросила открыть больничный.

– Лиль, – спрашиваю в лоб, встав напротив. – Ты поговорить не хочешь?

Вспоминая ситуацию с Мари, пытаюсь избежать трещин в отношениях с новым другом, к тому же и коллегой. Если там я выжидающе молчала, то здесь пойду напролом.

Тупит взор и долго стоит, не моргая.

– Ладно, – сдаюсь, – сейчас вывозу такси до твоего дома.

– Подожди, Сат, – просит вдруг. – Поговорим немного.

Послушно киваю, и мы отправляемся в кафетерий при клинике. Сначала убеждаю её поесть, чтобы принять лекарства. А уже потом, пригубив мерзкий кофе, жду рассказа.

– У нас с мужем проблемы. Каро стал отстраненным. Я сначала думала, что это измены. Но потом узнала, что он давно планирует переезд в Курск, там живет его родной дядя. Говорит, здесь нет будущего.

– Так многие думают. И меня отговаривали… – вспоминаю с грустью. – И сейчас не могут поверить, что я репатриантка.

– Ты и поймешь меня. Я не хочу уезжать… Я довольна своей жизнью и возможностями. Меня не интересует перспектива нажить чуть больше денег и быть вдали от родных, от друзей…

Лиля замолкает и хмурится, комкая края салфетки.

– Последний раз я сказала, если хочет, пусть едет один. Мы с того дня не разговариваем. Он оскорбился, видите ли, что жена не поддержала его гениальную идею. И ведь, правда, усиленно готовится к отъезду. И когда я узнала, что беременна, запаниковала. Подумала, как я буду с тремя детьми одна?

– Вы же не разводитесь!

– Не разводимся. Пока. Но там Каро найдет мне замену. И очень быстро.

– Прекрати, Лиль, – перебиваю, накрыв её ладонь. – Поговори с ним нормально.

– Я струсила, Сат. Только, когда вышла из…когда убила своего ребенка…осознала, что натворила. И теперь получила такое наказание.

Девушка была на грани нервного срыва, считая себя виноватой. Я, конечно, не часто сталкивалась с теми, кто избавлялся от «плода», но не думаю, что они испытывают схожие чувства. Просто здесь подстегивают и семейные обстоятельства.

Как могла, пыталась утешить её и уговорить на цивилизованный разговор с мужем. Услышала много откровений о том, что жизнь с ним в браке оказалась тяжелее, чем предполагалось. Страсть, нежность, любовь притупляются, оставляя место бытовой повседневности…

Я не воспринимаю такую версию, не могу войти в состояние эмпатии, потому что в своей семье видела другое. Мой живой пример – мои родители. Но, конечно же, версия Лили – сплошь и рядом.

Когда усаживаю её в такси, а сама бреду по улице, размышляя, в голову лезут мысли о нашей с Адонцем гипотетической совместной жизни.

Интересно, кто кого убил бы первым?..

Может, оно и к лучшему, что всё так?

Отсутствие Лили отразилось на мне во всей красе. Я добровольно вела все её незаконченные тендеры, задерживаясь на работе. Как всегда, они были объемными, сверка ценовых предложений и сопоставление описаний предложенных товаров с обозначенными техническими характеристиками занимали много времени. Она отсутствовала не два, а уже пять дней, и именно я настояла на этом, аргументируя, что так девушка быстрее придет в себя. Без лишних нагрузок и постоянного сидячего положения, что и усугубляло часто её боли в нижней части живота и пояснице.

Как-то странно совпало, но и у Адонца дел было невпроворот, у нас до сих пор не получилось ни одного свидания. Что и усиливало тягу к оному. Несколько раз мы договаривались о встречах в различных местах по вечерам, но неизменно всё провалилось либо из-за меня, либо из-за него. Я утешала себя тем, что после возвращения Лили будет легче. Иначе я умру от неудовлетворенной потребности быть рядом с Торгомом.

Маниакальная зависимость поражала своей нездоровой масштабностью. И радовало только то, что и он страдает так же. Пару раз даже не удержался, пробуя зажать либо у себя, либо у нас в кабинете, когда я была одна. Но получал от ворот поворот. Только этого не хватало, чтобы нас застукали на работе.

В тот день, когда Лиля вернулась с нормализованным цветом лица и готовностью трудиться, произошло несколько событий, перевернувших мою жизнь.

Опять.

Будто мало было всех прежних испытаний…

Часть III. «Постулаты постулатов»

Глава 25

«…а потом появляешься ты, и летят к чертям

постулаты мои, хронология и режимы.

И такое чувство, что Господь создавал тебя

по частям из того, что особенно мной ценимо…». А. Сеничева

С каждым разом, стоило нам с этой бестией пересечься, я всё больше и больше чувствовал невосполнимую ничем и никем потребность обладать и властвовать, но никак не разделять. А получалось именно последнее, поскольку я делил ее с работой, с родственниками и всем прочим. Все это мешало нам вот уже две недели, и мы никак не могли встретиться, чтобы попытаться облегчить прожигающий нутро жар хотя бы немного.

Скорый уход из Министерства, чтобы посвятить себя фирме полностью, требовал усердного труда, поэтому и мне препятствовали обстоятельства. Самоотдача доходила до абсурда, иногда возвращался домой к ночи. И неминуемо думал о том, как прекрасно было бы застать Сатэ в своей постели, такую податливую, но одновременно дико непокорную, хотя и отзывчивую на ласки.

Не девушка, а пламя. Стоит только поверить в то, что ты его обуздал и приручил, оно непременно разгорается, полыхая ярче, грозясь обжечь.

В ней сочетается несочетаемое. В одну секунду из мягкой потерянной лани она способна превратиться в свирепствующую львицу. У нее настолько необузданный характер, что это лишает дара речи. Иногда хочется просто стоять и смотреть. Впитывать эти жесты, мимику, тон. Очень импульсивная и страстная натура.

И, черт возьми, я наслаждаюсь всем. Как никогда. Даже самой примитивной провокацией, приводящей меня в бешенство. Такие эмоциональные качели – что-то новое.

Не считаю и никогда не считал себя трусом. Но не могу объяснить эту растущую тревогу, предчувствие надвигающегося апокалипсиса, что сулит появление этой девушки в моей жизни. Она опровергает постулаты, так давно и глубоко чтимые мною. И это значит только одно – у нее определенно есть влияние на меня. И это не есть хорошо…

Сатэ тогда спросила, пробовал ли я быть с кем-то, не блокируя мысли о совместном будущем. Ответ был очевиден, я не скрывал, что не рассматриваю долгосрочных отношений. Но в этот момент почуял опасность. Потому что на миг – на ничтожный миг – позволил сделать это с ней в главной роли. Весьма неожиданно…

Не могу поверить, осознать, принять и переварить, что такое бывает в жизни – когда всё переворачивается вверх дном исключительно после одного прикосновения. Это вопиюще. Два взрослых человека, неспособных противостоять такому беспрекословному натиску. Как? Вот, как? Что за неисправный или же сверхмощный магнит между нами?

Для циничного мужчины, признающего ценность женщины как сексуального партнера, но не более, встретить кого-то, в одночасье пошатнувшего веру в этот принцип, чревато тяжелыми последствиями, которые я вижу только сейчас.

Разве мне было дело до того, кто и какие взгляды бросает на тех, с кем я сплю? Разве я стремился подчинять женщин? Разве я их, бл*дь, ревновал когда-либо?

Сейчас я одержимый параноик. Чуть не убил парнишку на вечере, когда тот пригласил Сатэ на танец. А эта подвязка? Мне казалось, все мужское внимание обращено к оголенному бедру этой соблазнительной бестии. Я с трудом поборол желание сорвать провокационный аксессуар. А история с ее братом и цветами? Тест на беременность? И плюс на всё готовые самцы вокруг, которых она, кажется, не замечает. Но я-то вижу, как бедственна эта ее способность быть в центре. Всегда. Отличиться репликой, улыбкой, смехом, жестом.

Это и привлекает, и выводит из себя.

Словно зверь, одним словом. Как я в него превратился? Не так. Как эта девушка меня в него превратила?..

Стук в дверь отвлекает от затянувшегося психоанализа. Она распахивается, и в помещении резко становится наэлектризовано. Воздух сгущается. Голод по ней, словно стоящий на бессменной страже, тут же проявляет свою активность.

Положение усугубляет тот факт, что Сатэ чем-то взбешена. У нее в такие моменты невероятно блестят глаза, похожие на сигнальные огни. А я – утопленник с потерпевшего крушение корабля, который ориентируется по этому маяку.

Стремительно приближается и какое-то время молча смотрит на меня. Переводит взгляд с глаз на губы и обратно. И так несколько раз по кругу. Соскучилась, но зла.

Вспоминаю фразу «Казнить нельзя помиловать» из «Страны невыученных уроков» – советского мультфильма моего детства. Интересно, куда она поставит запятую сейчас?

Ситуация настолько забавляет меня, что, откинувшись на спинку кресла и расслабившись, позволяю себе широкую улыбку, наблюдая за ее метаниями. Отъезжаю от стола, намекая на пустующее почетное место на своих коленях. Чтоб ей было легче сделать выбор.

Раздраженно фыркает и закатывает глаза, не поддавшись дерзкой провокации.

– Когда ты собирался мне сказать, что уволился?

В голосе звенит неподдельная обида, и это меня немного отрезвляет.

– И тебе привет, душа моя.

– Какого хрена, Адонц! – взрывается. – Почему я узнаю это от Роберта, демонстрирующего приказ о своем назначении на твою должность!

– Сюрприз. Знаешь, кого назначат начальником вашего отдела?

– Плевать я хотела!

– На саму себя?

На секунду застывает, нахмурившись и подобравшись.

– Это, типа, блат? Оплата труда, когда спишь с начальником департамента? – срывается на яростный крик.

Опять же, любая была бы рада этой новости и открывающимся перспективам. Но это же Сатэ!

Встаю и угрожающе надвигаюсь, сурово проговаривая:

– Во-первых, с начальником департамента спит Луиза. Ты спишь с бывшим начальником. Спала. Два раза. Буду премного благодарен, если это приобретет систематический характер.

– Очень уместно, Адонц! – взвинчено огрызается.

Заключаю брыкающуюся нимфу в объятия, и вновь – неизменно – вдыхаю запах чистоты, приправленный цитрусовыми нотками. Поняв тщетность попыток отстраниться, затихает, продолжая тяжело дышать.

– Во-вторых, это ж как надо себя не любить, чтобы не признать очевидного – ты самая достойная кандидатура.

– Да, конечно! Я новый сотрудник, работаю всего полгода! Это всё выглядит подозрительно, не хочу таких раскладов…

– Это не мы с тобой решаем. Безусловно, ты можешь отказаться, когда тебя вызовут и предложат должность. Но в таком случае выставишь себя не в лучшем свете, тебя попросту посчитают дурой.

На какое-то время воцаряется тишина, нарушаемая только усиленным сердцебиением Сатэ.

– Ты, правда, не имеешь к этому отношения? – спрашивает натянуто.

– Я никогда бы не стал подставлять тебя таким образом, бросая тень на репутацию. Пусть и считаю способнейшей и умнейшей, но достичь высот ты должна сама. И у тебя это получается.

Облегченный вздох.

– Я совершенно не понимаю, почему ты мне ничего не сказал, Тор!

– Не думал, что это так важно…

Воспользовавшись тем, что я потерял бдительность, поглаживая ее волосы, лишает меня близости своего тела, резко высвободившись.

– Потрясающе! – язвит, рассекая воздух руками. – Не важно, что ты уходишь?

Приподнимаю бровь, будучи слегка дезориентированным такой бурной реакцией. Тем более, что совсем не этого мне хочется, когда она рядом, и ее грудь так зазывно поднимается и опускается.

Вот, сука! Я реально озабоченный!

Злость на самого себя выливается в холодный тон, которым спрашиваю:

– А ты не перегибаешь палку?..

Отшатывается. Скорее, в неконтролируемом порыве гнева, чем из чувства оскорбленной невинности.

И ретируется так же внезапно, как и появилась.

Стою посреди комнаты добрых минуты две, пытаясь переварить сцену. Идиотскую и нестоящую того причину очередного столкновения. И не могу найти логического объяснения.

Пора бы признать, что когда она рядом, все горит огнем.

Подхожу к креслу и слышу какой-то шум из коридора, что вызывает внезапное беспокойство. Спешу к источнику и подтверждаю звонки обостренной интуиции.

На полу лежит мертвецки бледная и безжизненная Сатэ, вокруг которой возятся несколько человек. Но больше всех наводит смуты конкретно один – незнакомый мне мужчина примерно моего же возраста. По тому, с какой нежностью и отчаянием он к ней обращается, лапая девушку, чтобы вернуть в сознание, четко ощущается, что они очень хорошо знакомы. И в его глазах отнюдь не братские и даже не дружеские переживания.

Помимо страха за ее жизнь испытываю ярый приступ самой примитивной и болезненной ревности. Что и сподвигло меня в следующую секунду броситься к ней и собственническим движением вырвать из чужих рук, ласково называя ее имя. Жест противником был идентифицирован, но далеко не принят, о чем свидетельствовали полыхнувшие во взгляде языки убийственного пламени. В этом типе было что-то отталкивающее. Демоническое.

– Успокойтесь, товарищи, – снисходительно подтрунивает сотрудница департамента медицинской помощи детям, имени которой я не помнил, – всего лишь вазодепрессорный вид синкопального состояния.

Словно по команде, все «особо одаренные» утопили ее в испепеляющих взорах, ничего не поняв. Нашла время умничать, твою мать! Она цокнула и поднесла вонючий ватный диск к ноздрям Сатэ, после чего пояснила:

– Обморок у нее обычный, она же Вас увидела и испугалась, я как раз стояла у двери нашего кабинета, когда Сатэ упала.

Последнее уточнение было адресовано незнакомцу, и эта информация меня добила. Но рвение выяснить, что он с ней сделал, было отложено, стоило Сатэ закашляться. С нереальным облегчением я непроизвольно сжал ее сильнее, но потом опомнился и ослабил хватку, помогая принять сидячее положение. Она медленно приходила в себя, непонимающе уставившись на меня.

– Сат?

Девушка вздрогнула и повернулась на мужской голос. На лице отразилась невероятная гамма эмоций от испуга до радости и еще чего-то, что я не распознал. А потом она протянула руку и дрожащей ладонью провела по его щеке.

– Ты реальный? Это, правда, ты, Мовсес?

И когда этот ублюдок блаженно улыбнулся, наслаждаясь ее касанием, меня окончательно переклинило…

* * *

Трель от настойчивого звонка в дверь была слышна даже через шум воды. Сначала решил не обращать внимания, поскольку никого не ждал и очень спешил, но этот противный звук продолжал проникать в мозг.

Да уж, сегодня не мой день, явно. Хотя и люблю пятницу, но с самого утра все пошло не так. И это раздражение, постепенно переросшее в злость, требовало выхода.

Обмотав полотенце вокруг бедер, приготовился четвертовать недоноска, никак не отнимающего палец от кнопки вот уже несколько минут. Я ему не позавидовал бы. Так резко дернул на себя ручку, что та чуть не пала жертвой моего гневного припадка.

И остолбенел, когда на меня свалилась неожиданная гостья.

Успев поймать ее, ошеломленно уставился в расширенные от ужаса зеленые глаза, которые были единственной открытой частью лица.

– Что за…на хрен… – вылетело из меня непроизвольно.

Сатэ выпрямилась, швырнула сумку на пол, закрыла дверь и тщательно прокрутила ключ в замке. А я пытался отойти от шока, рассматривая ее одеяние.

– Ты сменила религию?

Смежит веки, затем виртуозно закатывает глазные яблоки, мол, что за тупость.

Не совсем понимаю, что происходит.

А потом она вдруг скидывает с себя дурацкий длинный плащ, из-под которого до этого виднелся подол черной юбки.

И у меня вмиг перехватывает дыхание от этого зрелища. И в теле рождается соответствующий отклик, подстегиваемый бурной фантазией.

– Я скучала, – делает шаг ко мне, – очень.

Все мысли улетучиваются. Уже и плевать, что я и так опаздывал. Плевать, что еще днем я чуть не задушил ее за очередное проявление дерзости.