Текст книги "Первозданная (СИ)"

Автор книги: De Ojos Verdes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Мне надо идти…

Сейчас его глаза больше напоминают хром, я будто слышу скрежет металла, когда он сужает их в осуждении.

– Возьми цветы, – указывает вправо.

Я медленно поворачиваю голову и застываю в восторге, разглядывая увесистый букет нежно-розовых пионов. И как не заметила сразу? Ведь и запах стоит соответствующий.

– Не могу, – получается как-то сипло после губительного поцелуя, – прости. Жаль. Они очень красивые.

– И почему ты такая сложная, Сатэ? – взбешенно.

Не хочу уходить на этой ноте, поэтому снова подаюсь вперед и оставляю на его губах легкий прощальный поцелуй.

Адонц, явно ошалевший от второй моей инициативы за последние пять минут, молча буравит потемневшим взором.

– Дома меня ждет человек с разбитым сердцем, которому я не хочу ничего объяснять. Понимаешь?

– Кажется, ты много думаешь о других.

– Почему это?

– Вчера ты просишь уйти, чтобы твоя подруга, которая якобы ко мне неровно дышит, не страдала. Сегодня – не принимаешь цветы, чтобы не страдала подруга с разбитым сердцем.

– Как ты догадался про причину моей просьбы? – я ошеломлена.

– Брось, – отворачивается, глядя в зеркало заднего обзора, и проводит пятерней по волосам рваным жестом. – У тебя такой богатый язык тела, а эмоции написаны на лице. Только смысла в такой жертвенности не вижу, учитывая, что она спит с водителем вашего Генерального. Но не стал тебе отказывать. Возможно, я об этом пожалею, но…

Кажется, он осекается, повернувшись и увидев мое оцепенение.

– Только не говори, что ты не в курсе… – как-то осуждающе, даже зловеще.

А что мне сказать? Если это так.

– Боже, как с тобой непросто. Ты из другого мира, что ли? Иногда мне кажется, что ты невинное дитя. Если бы не отвечала с такой страстью, даже не сомневался бы в твоей непорочности.

От обиды окончательно теряю дар речи. Зато злость помогает действовать решительно. Выбегаю из салона и бросаюсь в сторону дома с такой скоростью, будто бег – моё призвание.

Лишь оказавшись в квартире, с бешено колотящимся сердцем прислоняюсь спиной к стене и пытаюсь восстановить дыхание.

– Сат? – Мари обеспокоенно рассматривает меня, подойдя к двери.

– Я пешком поднималась, дыхалка подводит, – лгу на ходу.

– Ничего не купила?

– А, нет… – спохватившись, смотрю на свои пустые руки. – Не было того, что нужно…

– Ладно, пойдем чаю выпьем, я заварила крепкий.

Послушно обуваю тапочки, снимаю куртку и шагаю в кухню. Всё на автомате.

Внутри разрастается какая-то тоскливая бездна.

Окружающие меня люди, оказывается, совсем не такие, какими мне казались…

Глава 12

«Я не падаю. Я так летаю. Каждый летает, как умеет». Сергей Лукьяненко «Фальшивые зеркала»

Полтора года назад…

Пару дней спустя

Признаю, что я человек весьма импульсивный. Но не думала, что смогу так круто изменить свою жизнь за столь короткий период…

До сих пор не могу поверить, что уволилась, помахав ручкой месту, в котором провела четыре года, пересмотрев свое отношение к весомой части вещей.

– Благодарю за все, что сделали. Вы многому меня научили, но я больше не хочу работать под Вашим руководством. Терпеть Ваши двойные стандарты, эту несправедливость, непонятное распределение нагрузки… Нет больше желания. Мне это не подходит.

Не понимаю, чего я ждала, зная, какой циник мой шеф, но последнюю речь произносила без злобы. Он мог хотя бы возразить или послать меня, сказав, что я нахалка. Но нет. Молча подписал и вернул мне лист. Протяжно посмотрел в глаза и пожелал удачи.

Что ж…

Честно говоря, это было не так сложно, как мне казалось. Уйти навсегда. Я была благодарна центру за те ситуации, что пережила здесь, потому что каждое испытание способствовало формированию моей личности. И ретировалась я так же внезапно, как поступила на работу, когда моя преподавательница из университета буквально надавила на меня, чтобы я прошла собеседование у ее мужа, которому нужны толковые люди.

Это была хорошая школа, где я научилась отстаивать свое мнение и поверила в себя как в человека, способного на всё. И мне хотелось развивать эти грани, но не под руководством мужчины, подавляющего мою инициативу…

Здесь я обрела большое количество приятелей, и уверена, что с удовольствием буду поддерживать связь с ними. Но злость на Гаю меня не отпускала. Достаточно было нескольких внимательных взглядов на них с этим водителем, чтобы понять – Адонц говорил правду. Прожженный он, этот гад. Куда мне до его опытности? И все равно в моей голове не укладывалось, как Гаянэ согласилась на связь с человеком на пятнадцать лет старше, особенно, если учесть, что его двадцатилетняя дочь работала с ней в одном отделе. Каждый день смотреть ребенку в глаза, деля постель с его отцом? Боже мой.

Мир реально сошел с ума? В смысле, кроме женатых, некого найти? И дело не в осуждении. Хотя, может, я и осуждаю их… Не знаю. Во всякое случае, мне больно! Просто больно от того, что такие прекрасные люди растрачивают себя на бессмысленные истории. Зачем?! Одна с женатым, другая с женатым… Намеки эти вечные, обвинения в том, что я слишком наивная. Нежелание со мной делиться подробностями, потому что я «правильная и безупречная»…

Плевать я хотела на продвинутость века! Я такая. Мне важно видеть в девушках чистоту, а в мужчинах – уважение к этой чистоте. Я не хочу грязи и вседозволенности, не хочу многочисленных связей и неминуемых сравнений. Не принимаю морального нищебродства. Я знаю, что подобных мне становится всё меньше и меньше с каждым днем. Но раньше меня это не пугало, поскольку я была уверена, что окружает меня именно такая масса.

Какая жестокая ирония судьбы…

Я схожу с ума от этого калейдоскопа. И прихожу к выводу, что виной всему моя излишняя тяга к идеализированию людей. Я так в них верю…

Я проводила Мари в Гюмри попрощаться с родственниками перед отъездом. Ее родители были родом из культурной столицы Армении, где и проживала вся родня. Перспектива поехать с ней и своей кислой миной портить людям настроение меня не прельщала, хоть подруга и уговаривала долго. Я доехала с ней до вокзала, а потом вернулась и тупо заперлась дома, никуда не выходя сутки.

Родителям пока не сказала, что ушла с работы. Даже не знала, что буду делать дальше. Но до вылета Мари еще было несколько дней, и мне казалось, всё к тому времени решится, встав на свои места.

Хаос в голове нуждался в хорошей метле. Ощущение, что ответы на мои вопросы где-то на поверхности, а я их не улавливаю. Это как чувствовать прескевю. Только хлеще в своей извращенности.

И я понимаю, что пришло время взглянуть на всё иначе. Не как перфекционистка Сатэ, оправдывающая всех и вся, находящая частичку светлого в каждом. А как Сатэ, здраво оценивающая ситуацию, понимающая, чего хочет сама, и чего хотят другие.

Мои подруги хотят спать с женатыми? Пожалуйста. Я не буду их осуждать, но попытаюсь хотя бы вникнуть в природу этой потребности. Даже если пока она мне не по зубам. На работе используют меня, никак не поощряя? К черту их. Во мне достаточно потенциала и смелости, чтобы уйти и начать все в другом месте.

Я неотвратимо к чему-то шла. Грандиозному, отрезвляющему.

Но пока все это видится мне в мрачном свете, и я пребываю в некой прострации, не зная, к какой гавани податься.

По сути, до появления Адонца моя жизнь была размеренной, удавшейся и устраивала меня во всем. Я всегда говорила, что являюсь очень счастливым человеком. Искренне. Ценила то, что есть. Не разменивалась по мелочам. И тем труднее сейчас переваривать то, что вокруг меня происходит.

В том числе и между нами.

Какой посыл ты вложила в эту встречу, Вселенная?

Испытываю непреодолимую потребность поговорить с мамой. Мы всегда были близки, но, естественно, я не считала правильным освещать все аспекты своей жизни. А сейчас мне очень нужен совет человека, которому я безгранично доверяю.

– Привет, солнышко, – улыбается в экран, принимая вызов, и удивляется моему домашнему виду в рабочий день. – Где это ты?

– Привет, мам. У нас сегодня выходной, какой-то праздник, – лгу, не краснея, и перевожу тему. – Как у вас дела? Как Эдгар?

Мама болезненно морщится. Как и любой родитель, она тяжело переносит нашу с братом недомолвку. Если с остальными членами семьи я постоянно переписываюсь и созваниваюсь, этот товарищ меня активно игнорит.

После ее рассказов о родных я широко улыбаюсь. Скучаю по всем.

А потом ведаю о том, что мне опять надо переезжать, поскольку не говорила об отъезде Мари, и на этот раз я всерьез задумываюсь об оформлении ипотеки. Сколько я могу мытарствовать и стеснять родственников? Все равно давно для себя решила, что в Москву на постоянное место жительства не вернусь. Пора ставить точку в вопросе с жильем. И, наверное, хорошо, что так вышло. Это явилось мощным толчком.

Слава Богу, встречаю поддержку и обещание помочь всем, чем они смогут. Это заставляет облегченно вздохнуть и еще больше уверовать в правильность задумки.

– А что с Мари случилось? – наконец после детальных обсуждений спрашивает мама. – Такая патриотичная девочка, десять лет живет там одна, и вдруг уехать обратно?

Закусываю губу, не смогу рассказать всё. Не имею права трепаться. Но в общих чертах объясняю причину душевных терзаний подруги.

– Да, сложное дело, – изрекает многозначительно. – Отношения тяжелая работа.

– Серьезно? – смеюсь. – Так говоришь, будто не у тебя прекрасный муж, с которым вы построили крепкую семью.

– Ну, – откликается лукаво, – к этому еще надо прийти. Как только понимаешь, что человек твой, все становится ощутимо оправданнее, поэтому и проще. Видимо, у нее не тот случай.

– А как ты это поняла? Как определила, что папа – тот самый?

Затаиваю дыхание, будто от ее ответа зависит вся моя дальнейшая жизнь. Странное ощущение посвящения в таинство охватывает все мое естество. Это когда ты осознаешь, что в следующую секунду произойдет событие, которое обязательно перевернет твое восприятие мира.

– По прикосновению, Сатик.

Мне будто разом вышибает весь воздух из легких. Перестаю улыбаться. И радуюсь, что она не видит, как меня начинает бить мелкая дрожь.

– Кто-то понимает по запаху, кто-то – по взгляду. У всех по-разному. Мы с твоим отцом практически не были знакомы до этого момента, учились на разных отделениях, он-то был чуть постарше.

– И как же это произошло? – прочищаю горло. – Что за прикосновение?

– Глупая ситуация, – смеется мама, – я летела ему прямо в руки на лестнице, зацепившись каблуком за какой-то выступ. Мы в этот момент оба оцепенели, потому что произошло необъяснимое явление. Я не смогу тебе описать. Ты это чувствуешь. И всё тут. Редкость в нынешнее время, конечно.

А мне и не надо было объяснять. Эта «редкость» очень даже весомо проехалась по всем моим неисчислимым клеткам. По каждому атому.

– Думаю, у Мари действительно не тот случай… – шепчу немного потрясенно.

– Ну, вы обе уже давно взрослые девочки, голова на плечах тоже в наличии. Справитесь, в случае чего. Но жаль, что подруги рядом не будет…

Мы болтаем еще какое-то время, после чего прощаемся, и я сижу, уставившись в одну точку.

Мой мозг лихорадочно анализирует полученную информацию. Значит, одно касание действительно может иметь такое мощное символическое значение? Бесповоротное. Решающее. Как один из множества неисповедимых путей сообщить, что…это тот самый?..

Не могу поверить. В какой-то момент меня парализует.

Торгом Адонц – человек, которого я искренне невзлюбила с первой секунды, и он же мужчина, предначертанный мне? Вот так просто?

Закрываю лицо руками и начинаю смеяться.

А как иначе? Почему ты впервые хочешь быть с мужчиной? Даже понимая, что он неправильно воспринимает твою тягу?..

Осмелев, сама набираю сообщение быстрыми движениями пальцев, чтобы не передумать.

«Господин Адонц, я привыкла держать слово. Задолжала Вам несколько встреч. Давайте объединим всё в одно мероприятие. И чтобы было справедливо, согласна на любое назначенное Вами место».

Ответ приходит через пару секунд, что несказанно меня поражает, ведь он бесконечно занятой человек.

«Уверена, что на любое?».

Кажется, понимаю, к чему клонит.

«Да».

И…

«Придешь на ужин в мою гарсоньерку?».

Закусываю губу. Задумываюсь. Кажется, последствия для меня сколь страшны, столь желанны. Это давно очевидно.

«Да».

«Отлично, вызову тебе вечером такси».

Вот и всё.

Возможно, для других девушек это просто обыденный шаг, но не для меня. Ни по меркам воспитания, данного мне, ни по зову совести и принципов.

Но сейчас всё это теряет значение.

На передовую выходит рвение познать себя. Преодолеть внутренний барьер и ощутить все грани своего естества…

Значит, вот она какая, любовь…

«Как только понимаешь, что человек твой, все становится ощутимо оправданнее…».

* * *

Дверь передо мной распахивается, я даже не успеваю поднести руку к звонку.

На мгновение оба зависаем, глядя друг другу в глаза. Напряжение моментально возрастает. Какая-то русская рулетка, честное слово. Потенциально опасная обстановка без каких-либо гарантий на выживание.

– Ну, привет…коль не шутишь… Проходи.

Меня впускают, галантно забирая из рук подарочный пакет со спиртным.

– Это разве обязательно?

Я лишь фыркаю, мол, ну что за неуместный вопрос, и снимаю легкую курточку, которую он тоже забирает и помещает в шкаф.

– Можешь не разуваться, – оповещает гостеприимный хозяин.

– Нет, не могу, – усмехаюсь, – я же выросла в России, для меня это неприемлемо. С другой стороны, знай я, что полы моешь ты, обязательно прошлась бы по ним в грязной обуви.

Его смех отзывается во мне приятной теплой волной.

Покачивая головой, Адонц входит в кухню и ставит пакет на стул. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, но решаю последовать за ним. Не буду же стоять в коридоре? Что отвечу на вопрос, чего встала? «Извини, не знаю, как себя вести, потому что никогда не ходила по домам холостяков»?

Помещение просторное и светлое в стиле минималистичного модерна. Присутствует много светлых оттенков серого цвета, точнее – хром, и белого в сочетании с деревом. В углу стоит фикус, причем, довольно большой и живой. За ним явно хорошо ухаживали. Ловлю себя на мысли, что хотела бы себе такой же дизайн, добавив лишь пару ярких акцентов. Обожаю большие пространства, когда тебя ничего не сковывает.

– Тапки не предлагаю, пол утепленный, – насмешливо протягивает мужчина, – и действительно чистый. Убирали вчера вечером.

Поворачиваюсь к нему с искренней улыбкой. Только сейчас замечаю огромное количество тарелок с различными блюдами и закусками.

– Ты ждешь ещё кого-то?

– О, нет, конечно. Если бы ты не пришла, это всё предназначалось бы мне. Видишь ли, моя мама не умеет готовить мало. И это лишь капля в море из того, что она хотела бы принести. На будущее – лучше покупай квартиру в другом конце города, а то задушат заботой.

Он очень тепло говорит о ней, и это подкупает.

– Мне надо помыть руки.

– Прямо по коридору. Не стесняйся, я пока отнесу все в гостиную. Посидим на диване в непринужденной обстановке.

Да уж, ты-то уж точно посидишь в непринужденной обстановке.

Следую указанному маршруту, по пути рассматривая интересные картины на стенах. Без труда нахожу ванную комнату, где первым делом охлаждаю пылающее лицо. Смотрю на себя в зеркало и пытаюсь понять, насколько правильно поступила, придя сюда? Я ни в чем не уверена. Весьма небезопасно находиться рядом с человеком, благодаря которому совсем недавно обнаружила у себя наличие половых гормонов!

Выхожу, выключая свет. Делаю шаг в обратном направлении, но взгляд случайно скользит по приоткрытой в спальню двери. Словно воришка, озираюсь, убеждаясь, что Адонц меня не видит, и легонько толкаю ручку.

Замираю на пороге, разглядывая интерьер. Восторг затапливает сознание. Как же здесь здорово! Пол и стена, к которой приставлена приземленная кровать без ножек, сделаны под имитацию дерева, окрашенного в те же серые оттенки. Над спинкой весит три черно-белых фотографии в простых рамках. На правой изображено обнаженное женское тело, на левой – мужское. А вот средняя запечатлела сокровенный момент их соития. Странным образом ни одна из них не выглядит пошло. Наоборот, весьма естественно, красиво и даже нежно. И это вызывает чувственный трепет. Мурашки пробегают по телу, стоит представить, что же ощущают люди на фото…

Нехотя отрываю глаза и осматриваюсь дальше. Симпатичные прикроватные тумбочки, на одной лежит книга, названия которой мне не увидеть с этого расстояния. Все чисто, аккуратно, аскетично. Напротив на всю длину стоит внушительный пепельный шкаф-купе без зеркал. Очень редкое для климата страны панорамное остекление занимает всю поверхность внешней стороны. Белоснежные шторы просвечивают вид на город в сумерках, где начинают переливаться огоньки. Утопая в мягком ворсе светло-бежевого ковра, прохожу вглубь, чтобы насладиться зрелищем с этой высоты.

Абсолютно теряю счет времени, забыв, где именно нахожусь. Поэтому вздрагиваю, когда ощущаю чужое присутствие. Осторожно оборачиваюсь и вздыхаю, когда убеждаюсь в своей догадке – Адонц стоит в дверном проеме, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдает за мной. Хищный, проникающий в самую душу взгляд очень серьезен.

– Нравится?

– Да, – киваю, приближаясь к нему, – очень просторно.

– Не люблю ограничения, они заставляют меня впадать в звериное бешенство. Пойдем. Уверен, ты тоже проголодалась.

Шагаю за ним, любуясь мощной спиной, на которой практически незаметно перекатываются мышцы, перетянутые черной водолазкой.

Дура ты, Сатик. Ничем не отличаешься от мотылька, летящего на губительный свет…

Гостиная по дизайну похожа на весь остальной дом. Единственное, здесь стоит несколько симпатичных карликовых деревьев, названия которых я не знаю.

Сажусь на диван, перед которым стоит накрытый журнальный столик. Адонц присаживается чуть дальше от меня. Но это никак не спасает нас обоих. Всё вокруг трещит, наполняется искрами. И я понимаю, насколько все же опрометчиво поступила, придя сюда.

Мне хочется открыто рассмотреть его, сказать, что черный ему очень идет, даёт контраст с глазами, которые сейчас обрели ярко выраженный стальной оттенок. Но вместо этого изучаю содержимое тарелок.

Он открывает вино и наполняет бокалы, молча протягивая один из них мне. Принимаю его и откладываю в сторону.

– Ты принципиально не пьешь спиртное?

– Принципиально? – удивляюсь.

– Из серии «это же вредно»?

– Нет, – качаю головой, – мне просто не нравится ни вкус, ни запах.

– Попробуй распить его. Хорошее вино надо пить небольшими глотками, – информирует, понижая голос, – и тебя тоже.

Змей-искуситель!

Предупреждающе прищуриваю глаза.

Как ни в чем не бывало накладывает мне мясо по-французски.

Я довольно голодна, да и не скрываю, что гурман, поэтому сразу отрезаю кусочек и поглощаю с аппетитом, зажмурившись от удовольствия. Разве что не застонала.

– Обалдеть. Оно тает во рту… Твоя мама волшебница.

Он лишь улыбается. Какое-то время мы едим молча, я стараюсь попробовать всего по чуть-чуть. Но меня хватает только на пару маленьких закусок из овощей и ложку картофельного гратена. Умиротворенная, пытаюсь хотя бы немного расслабиться. Подбираю ноги под себя и откидываюсь боком на спинку дивана, закинув одну руку сверху. Адонц зеркалит мою позу, и теперь мы снова смотрим друг на друга.

– Прими это. Иного исхода не будет. Через месяц, два или пять. Мы окажемся в одной постели.

Игнорируя мурашки от хрипотцы в его голосе, я силюсь скрыть, что это правда.

– Почему ты не можешь говорить на другие темы?

– Хорошо, – насмешливо выгибает брови, – давай поговорим о тебе. Расскажи, почему переехала. Вообще, всё, что считаешь нужным.

– Я не люблю говорить о себе. Давай посвятим этот вечер твоей выдающейся персоне.

Недоверчиво хмурится и изучает меня так, словно увидел впервые.

– Я никогда не встречал женщины, не любящей говорить о себе.

– Поздравляю. Вот природа и сжалилась над тобой, подкинув меня, – пожимаю плечами.

– Сатэ, – давится смешком, – твой язык все же не доведет тебя до добра.

– Не переживай за меня. Лучше скажи, сколько лет ты в этой области? И чем конкретно занимается твоя фирма?

Наконец-то, мне удается увести разговор в нейтральное русло, что позволяет скинуть напряжение. И мне действительно интересно, как он дошел до этого уровня.

– Фирма не моя, я там зарегистрирован как один из ведущих специалистов и преподавателей. Её основал мой отец почти двадцать лет назад. До этого он всю жизнь работал в государственных структурах. После развала Союза, когда исчез советский Госплан, этот сегмент оказался одним из самых уязвимых и недоработанных. Папа любил сложности, поэтому окунулся в эту стезю. Изучал законодательство, оказывал различные услуги – от примитивных консультаций до представления сторон в суде, что позволяли его образование и опыт. Заработал себе имя, благодаря чему годы спустя появился спрос на обучающие курсы. А я за ним наблюдал, впитывал всё, полюбил это поприще и пошел по отцовскому пути.

– Так ты по образованию юрист?

– По первому – да. Оканчивал РУДН.

– Сколько же их? – вырывается нервный смешок.

– Всего лишь два. Второе я уже получал здесь. В Американском университете Армении. Но уже по направлению бизнеса.

– Я впечатлена.

Мне показалось, в глубине его глаз появилось какое-то самодовольство, граничащее с удовлетворением. Видимо, мужское эго заиграло. Это вызвало во мне улыбку. Расслабленный взгляд переместился на мои губы, непозволительно долго задерживаясь на них, заставляя дыхание замедлиться. Если бы я обнаженной прошла перед ротой служащих год солдат, мне было бы легче, чем сейчас.

Его затуманенный взор вмещал в себя слишком много порока.

Он же уверен, что я искушенная женщина, знающая правила этой интимной игры. Какое-то странное сочетание – человек как бы дает тебе право выбора, но уже решил исход. Невероятно. Это и называется, видимо, охотой?

– Ты обещал ко мне не прикасаться, – напоминаю практически шепотом.

Адонц встрепенулся и недоуменно переспросил:

– И?

– Прекрати так смотреть на меня. Разве прикасаться можно только физически?

Ощущаю, как обстановка накаляется. И что-то в нем начинает полыхать не по-доброму.

– Если бы ты знала, Сатэ, как мне хочется устроить геноцид твоим мыслям, препятствующим неизбежному. Опустошить твою голову и научить наслаждаться жизнью по-настоящему, без устаревших понятий… – на износе, будто еле-еле сдерживаясь.

Дыхание мое моментами прерывается. Я слушаю его и понимаю – мне сейчас тоже этого хочется. Просто взять и забыть о воспитании, о своих принципах и ожиданиях. О том, что всегда считала правильным…

– Тебе не кажется, что пора бы избавиться от синдрома хорошей девочки? – продолжает мой смутитель.

Собираю волю в кулак, чтобы восстановить душевное равновесие и не показать, как я сейчас уязвима.

– А ты, смотрю, и в этом спец? Предлагаешь свои профессиональные услуги?

– Да. Исключительно в научно-исследовательских целях. На благо Отечеству.

Не могу сдержать смешок, ловлю его издевательский томный взор и искренне проговариваю:

– Благодарю. Боюсь, твоя частная практика с консультациями и лечением обойдется мне непозволительно дорого.

Адонц хмыкает и тянется за бокалом. А я наблюдаю, как движется его кадык во время глотка, и уверяюсь, что все же сошла с ума. Мне хочется поцеловать его именно туда.

– Ты действительно ведешь себя, словно скромная девственница.

Мне приходится сосредоточиться, чтобы никак себя не выдать.

– Ты что-то имеешь против них?

– Нет. Но желаю держаться подальше. Это лишняя ответственность, некое клеймо особенного мужчины. А быть им для кого-то чревато последствиями.

– Я почему-то всегда думала, что каждому хочется быть первым. Иметь эту власть и почетную роль в жизни девушки…

Торгом тихо рассмеялся, не отрывая от меня своих стальных омутов.

– Говорю же, ты иногда кажешься слишком наивной. Это давно изжило себя. Только если хочется взять в жены чистую и нетронутую. И то – не всегда.

Понимающе киваю. Он к тому, что жениться не собирается.

– И ты с легкостью определяешь искушенных? Никогда не ошибался? Не получал отказов?

Мой вопрос Адонц воспринимает вполне серьезно, даже задумывается на какое-то мгновение. А потом отвечает без всякой кичливости:

– По сути, да. Такого никогда не было. Я вижу их по блеску, пламени во взгляде.

– Как в моём? – горько усмехаюсь, зная, что он всё равно не уловит мою эмоцию – сосредоточен на другом.

– Так точно, – склоняет голову набок и одаривает меня красноречивым взором, от которого вздрагиваю.

– Мы знакомы меньше трех месяцев. Я тебя не знаю. Все, что между нами происходит – для меня стремительно, – опускаю ноги на ворс, выпрямляясь.

– Ты лукавишь, Сатэ. Мы узнали друг о друге всё и даже больше в тот самый момент, когда я к тебе прикоснулся в первый раз. Оказывается, и такое бывает. И я хочу понять, зачем ты так упорно сопротивляешься… Большинство мечтали бы о толике тех ощущений, что испытываем мы.

Я молчу. Как мне это ему объяснить? У нас разные весовые категории. Не исключаю, что такой мужчина может даже высмеять мое желание принадлежать одному единственному… И послать к чертям, узнав, что я невинна. И влюблена.

А я испытываю маниакальную потребность находиться с ним рядом, и не хочу, чтобы меня прогнали…

Он вдруг хмурится и мелко качает головой с неверием. Не знаю, что именно происходит, но Адонц резко подается вперед, сузив глаза и вперившись в меня:

– Люди скидывают вековые оковы. Начинают постигать смысл жизни, наслаждаться, ни в чем себе не отказывая. Потому что нет границ у правильного и неправильного, пока ты сам не познал себя. Я ни за что не поверю, что ты такая ханжа! В тебе непозволительно много огня, Сатэ. Но, кажется, я все же ошибался в вопросе твоей честности с собой.

Все еще не понимая, чем он так зол, не шевелюсь, внутренне съежившись от холодного тона и колючего взора. Что-то непоколебимо твердое в этом голосе бьет по моему самообладанию, заставляя глаза жечь от поступивших слез, которые я, определенно точно, не собираюсь проливать перед ним.

Интересно, кого я боюсь разочаровать больше: его или себя? Ведь знаю, точка невозврата была преодолена давно. Но если сейчас я ему позволю всё, я могу предать свой принципы. А если нет – предам себя! Он же прав! Ибо нет ничего естественнее, чем отдать тело и душу любимому человеку.

Любимому человеку.

Вот так легко и просто. Взять и признать истину, от которой отнекивался. Поверить, что ТАКОЕ бывает. И в свои двадцать восемь я полюбила… И захотела большего…

Другой вопрос, нужна ли этому мужчине моя душа в комплекте с телом?

– Ты никогда не пробовал быть с девушкой, не блокируя мысль о том, что вас может связывать совместное будущее? Брак? Дети?

Пару секунд Адонц буравит меня внимательным взглядом. Ощупывает, насколько важен для меня ответ. Чтобы потом произнести, словно озвучивая приговор:

– У меня была невеста. Но мне хватило ума осознать, что я не сделаю ее счастливой, потому что искренне не понимаю, как можно дать гарантию на всю жизнь, если человек мне надоел спустя месяц? – он замолк, взглянув куда-то в сторону, наверное, предаваясь воспоминанию, а потом вновь сфокусировался на мне. – Ты же умная девочка, Сатэ. Ответь, как делать выводы, не попробовав всё? Распределить добро и зло, если ты воюешь на одной стороне?…

Наступила тишина, любезно предоставленная мне, чтобы я смогла переварить информацию. Это было двояко. С одной стороны, новость огорошила. У него была невеста, от которой Торгом отказался. С другой же стороны, его честность меня подкупает. Даже восхищает. Не просто принцип, а образ жизни, и мужчина твёрд в убеждениях. Ему хочется наслаждаться, пить женщин, как дорогое вино, держаться на своей волне. Что в этом плохого?

За исключением того, что я этого себе не могу позволить…

– Посмотри на меня, Сат, – зовёт приглушенным голосом, будто притягивая магнитом, – да, нам будет хорошо. Не более. Твоё право – принимать или отталкивать. Хочу услышать твоё решение.

Я вдруг начинаю тихонечко смеяться, прикрыв веки.

Решение…

Почему так больно и трепетно одновременно, Господи?..

Глава 13

«Редко в ком я так ошибался, как в тебе.

Там, где ты, в небо взлетают ракеты,

вспыхивают фейерверки и рвутся снаряды;

самое удивительное, что все это происходит беззвучно». Э. М. Ремарк «Тени в раю»

Полтора года назад…

Минутой спустя…

Девушка распахивает глаза, и я ощущаю весомый такой удар под дых от невероятной наполненности этих глубин. В них светится решимость, храбрость и…боль.

Становится не по себе.

Какое-то время мы молчим, сканируя друг друга. Оба знаем, что будет дальше. Но меня не покидает какое-то странное ощущение дискомфорта, непонятный внутренний звонок. Прислушиваюсь к себе, но не вижу видимых причин.

Одновременно опускаю взор на розовые припухлые губы. Да, эту девушку я буду пить медленно и глубоко. И меня не остановит расхожесть наших взглядов на жизнь. Может, это и есть источник нелепой тревожности?

Хочется спросить, о чем конкретно эта ее боль?..

Но Сатэ внезапно тянется ко мне и припадает ко рту, прижавшись к плоти с таким нечеловеческим отчаянием, будто в следующую секунду ее должны поволочь на виселицу. И меня пробирает уже в который раз.

Руки опускаются к талии под легким блейзером, и я рывком подтягиваю тело девушки к себе, желая ощутить ее трепет и готовность к большему. С удовольствием вдыхаю цитрусовый аромат, вбирая его ноздрями, и распаляю бестию, погружая обоих в дикий танец, где наши языки воюют, как заклятые враги.

Я хочу понять, почему с ней так остро? Почему каждая реакция – это взрыв неведомой ранее силы?..

Но все мысли улетучиваются, как только она погружает свои пальцы в мои волосы и хватается за них, дразня.

Не отрываясь, встаем и плетемся к спальне, будто сумасшедшие, останавливаясь вдоль стены на каждом шагу, чтобы избавиться от ненужных слоев одежды. Ничего не видим. Только чувствуем. Пронзительно. Чутко.

У кровати отстраняю ее от себя, чтобы удовлетворить бешеное любопытство. И застываю, наконец, заметив, что Сатэ осталась в нижнем белье. Обыкновенном, непримечательном белоснежном комплекте. Такое не наденут, чтобы соблазнить мужчину. Но от одного взгляда на простые и абсолютно не изысканные девичьи трусики, дыхание перехватило от восторга. Эта ее непритязательная чистота во всем… Да она мощнее любого афродизиака!

– Боже, дай мне сил, – взываю шепотом, чувствуя, как еще больше каменеет и без того внушительная эрекция, – Сатэ…

Накрываю податливые зовущие уста в яростном порыве. И пока, млея и теряя голову, девушка всхлипывает от переизбытка эмоций, успеваю нащупать застежку бюстгальтера и избавиться от него.

– Странно, в жизни столько не целовался. Не признавал этот изживший себя вид прелюдий. А твои губы, Сатэ, готов любить, как самую вкусную сладость на земле, – прикусываю и с наслаждением тяну на себя нижнюю мякоть, удовлетворенно наблюдая, как она смежит веки в удовольствии, – интересно, правда? Ведь это тот же рот, который произносил столько гадостей в мой адрес, и который я так хотел заткнуть… И вот сейчас он в моем плену… А я не хочу его молчания. Слышишь?