Текст книги "Первозданная (СИ)"
Автор книги: De Ojos Verdes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Точно неадекватный.
– Что все это значит? Откуда это идиотское приглашение?
– Ты издеваешься? – цедит сквозь зубы. – Мне прислала ее твоя пассия. Я вернула тебе за ненадобностью. Остальное – с ней. Разговаривай, выясняй…
Вроде и должен злиться в ответ, но я зависаю, наблюдая за ее реакцией. Сколько в ней живости и вкусной неординарной энергии…
– Бред. Я не видел ее с нашей последней ночи.
Это заявление было очень опрометчивым. В том смысле, что оба вспыхнули разом. Каждый вспомнил этот разговор.
– А это меня не касается, Адонц. Если это её шутка, как ты выразился, то советую нанять хорошего специалиста. Такими вещами не шутят. Но сначала оповести девушку, что больше нет надобности отстаивать территорию. Она свободна. Для любого рода непринужденных отношений.
– Давай, языкастая, я сам решу, что буду делать, – тихо проговариваю с предостерегающими нотками в голосе. – Не зли меня, Сатэ. Я и так пытаюсь держать себя в руках из последних сил. Ты и сама была согласна на эти непринужденные отношения. Уверяла, что готова к ним. Но, оказалось, что твоя детская психика не в состоянии воспринять взрослое видение. Да, представляешь, есть люди, которым нравится секс без обязательств. Нравится изменять своим партнерам. И…
– Кажется, ты забыл, что твоя лекция закончилась, – перебивает, делая шаг к двери, – меня моя детская психика устраивает. Твой дешевый мир порока не интересует. В отличие от тебя, Торгом, я попробовала то, что претит мне. Попробовала. А ты так сможешь? Попробовать быть верным и преданным? Вот и разница. Дай пройти.
– Попробовала и вернулась в свой мирок, где тебе предложил руку и сердце подходящий кандидат? – очень хотелось назвать вещи своими именами, но это было бы слишком гадко для ее ушей. – Этого ты хотела?
Поджимает губы и сверлит препарирующим взглядом.
– Дай. Пройти. Адонц.
Вместо этого, терпя фиаско в стремлении держать дистанцию, грубо хватаю ее за талию и притягиваю к себе, припечатав к груди. Сатэ растерянно моргает, упираясь ладонями в мои плечи, но первое время не шевелится. И в тот самый миг, когда я тянусь к ее рту с целью унять пульсирующую потребность в этой бестии, она вспоминает о непрямой функции своих конечностей. И брыкается с таким неистовством, что удерживаю ее с трудом.
– Я сказала, ничего больше не будет! – кричит, вырываясь.
– Но я такого не говорил, – подмечаю, блокируя попытки ударить меня.
– Ты пожелал мне счастья с другим мужчиной! – взревела Сатэ в отчаянии. – Так, может, правда, с ним я буду счастлива?! Отпусти!
Прихожу в себя, скидывая это наваждение, и действительно выпускаю ее из цепких объятий.
Да, молодец, Тор.
– Прости, – всё, что получилось выдавить, когда ее ладонь легла на ручку двери. – Ты права.
– А хотелось бы, чтобы нет…
Последняя фраза, произнесенная шепотом, тонет в тишине, когда Сатэ покидает помещение. Я долго стою на месте, пригвождённый тяжестью посыла.
Разве мне этого не хочется? Еще как. Но это вновь приведет в никуда.
* * *
– Не злись! Подумаешь, маленькая шалость!
Тейминэ пытается ухватить меня за шею, встав на носочки.
Грубо пресекаю эту попытку, зафиксировав ее запястья в метре от своей грудной клетки.
– Ты в своем уме? Послать приглашение на нашу свадьбу? Сколько таких экземпляров ты напечатала? – брезгливо осматриваю сиротливо валяющийся в открытом виде на полу темный предмет, на котором отчетливо видно фразу «ТоргомТеймине. Приглашаем на наше торжество…». – Повторяю: ты в своем уме?
Встряхиваю ее в бешенстве, видя, что та никак не хочет понять степень своей безответственности.
– Всего один. Для неё. Знаю, что вы расстались. Это и не могло длиться долго… Решила ей показать её место…
Резко отпускаю девушку, всерьез опасаясь, что могу навредить – никогда ещё она не вызывала во мне отвращения. Меня даже не интересует, откуда у неё информация о моем с Сатэ разрыве. Отчетливо понимаю, что Тейминэ мне противна.
Пока она победно улыбается, зазывно приподняв бровь, прохожусь взглядом по ее внешности. Безупречной, мать его. Стандартно безупречной. Навевающей скуку, ибо я знаю, как ей достались все эти прелести. Фальшивая кукла, которую я раньше считал интересной и безумно привлекательной. Невероятно. Поистине, всё познается в сравнении. Мне становится тошно от этой наигранности, от отталкивающего высокомерия и кичливости.
Браво. А ведь это был твой предел, Тор. Помнишь, – пусть и мимолетно, – тебя тоже сжирало чувство превосходства, когда ты заходил с ней под руку в элитные заведения города? Как мальчишка, которому в кайф хвастаться дорогой игрушкой, которая больше никому не по карману. Вел с ней какие-то двусмысленные беседы, оканчивающиеся одинаково – в постели одного из вас. Оказывается, она притворялась, что её всё устраивает. В отличие от Сатэ, по-честному за короткий период высказавшей свои чувства, потребности…
Абсолютно внезапно осознаю одну странную вещь: я ни разу никуда не повел её. Ни разу. Мне хотелось спрятать девушку, быть единственным, кому дано наслаждаться живым общением, смаковать каждую колкую фразу, смеяться над остроумными шутками, обсуждать какие-то сложные темы. Я категорически отказывался делить Сатэ с внешним миром. Будь моя воля – заточил бы её, словно маньяк, и никогда больше не выпускал бы.
Она для меня была ценностью.
Все остальные – увы, лишь приложением.
– А мне кажется, это ты забыла свое место, – выдыхаю устало, потеряв весь запал выяснения отношений.
– Не забыла. Оно рядом с тобой.
Разразившись искренним хохотом под недоуменный взгляд Тейминэ, качаю головой, не в силах поверить в происходящее.
– Спустись с небес на землю. Хотя бы в память о совместном прошлом. Прекрати так вести себя, пожалуйста. Это действительно жалко…
Красивое лицо девушки скривилось от ярости, она сжала ладони в кулаки, вибрируя ядом, чтобы затем выплеснуть его:
– Ты, что, сейчас реально назвал меня жалкой? Меня?! Тебе мозг там не прищемило ничем? Перед тобой стою сейчас я! А не эта дешевая выскочка!
– Так и я о том. К сожалению, стоишь ты…
Увернувшись от пощечины, отскакиваю в сторону, вздохнув.
– Не понимаю, что именно с тобой произошло за это время. Раньше считал тебя адекватным интересным человеком. И вдруг вижу истинное лицо…
С досадой обнаруживаю, что Тея собирается разреветься. Не то, чтоб испытывал угрызения совести, но ведь не хотел такого исхода.
– Ты сама виновата в том, что вынуждена выслушивать о себе нелестные слова… Я вновь прошу тебя – давай расстанемся по-хорошему. И Сатэ здесь никак не замешана. Прекрати доставать её. Мы с тобой расходились до неё. Потом по глупости пересеклись и переспали…
– А с ней не по глупости? – надрывно шепчет. – Почему ты смотришь на неё, как на богиню? Она же ничего из себя не представляет! Почему, Тор?! Разве в ней есть хоть капля моей красоты и шика? Ты на меня так никогда не смотрел!
Делаю шаг к ней, заключая плачущую девушку в объятия.
Даже если и начну говорить, что именно есть в Сатэ, разве она поймет? Ее мир ограничивается лишь внешностью и статусом…
– Ты на меня тоже не смотрела, как она, Тей. Зачем сравнивать? Признаем, что нам было хорошо, но это в прошлом. Ради себя сделай это достойно. Что на тебя нашло…
– Обида… – орошает слезами мою футболку через расстегнутую куртку, дрожа всем телом. – Простая человеческая обида. Точнее, женская. Когда понимаешь, что любят не тебя, а другую…
– Я бы не бросался такими громкими словами…
– Ты, конечно, чертовски хорош, – немного успокоившись, севшим голосом проговаривает Тейминэ, – но не настолько циничен, как хочешь казаться. Уже нет. Признай правду. И в твоей стене появилась брешь. Может, так и мне станет легче тебя отпустить.
– Какую еще правду? – отстраняюсь, нахмурившись.
Вытирая щеки ладонями, девушка качает головой.
– Я думала, – неподдельно удивленный тон, – такое только в кино бывает, чтобы герои упорно отрицали свое состояние. А еще считала тебя самым умным мужчиной в моей жизни… – фыркает насмешливо. – Обыкновенную правду, Тор. Что любишь её.
Я лишь улыбнулся этому заявлению. Ну, хотя бы утихомирилась. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
– Я искренне желаю тебе счастья, Тея. Поставим на этом точку.
– Взаимно, – шмыгнув носом. – И не вздумай звать меня на свадьбу. Рискую затмить невесту своей красотой. А теперь проваливай. Мне еще реветь над каким-нибудь фильмом, заедая горе вредной едой.
Что с неё взять? Типичная девочка девочкой.
Теперь улыбаюсь ей по-доброму и даже нежно. Больше не смею прикасаться. Зачем дразнить её?
Ухожу из квартиры, окончательно ставшей для меня чужой.
Что-то внутри неприятно ноет, заставляя раздумывать над ситуацией. Будем честны, Тея никогда не любила. Как и она для меня, я был в ее глазах лишь трофеем, который – как оказалось – девушка тайно мечтала приватизировать, чтобы набрать побольше очков перед другими, ведь ранее ни у кого это не получилось – привести циника к алтарю. Ей всегда хотелось быть на публике, демонстрировать свое положение, выставлять напоказ отношения. Меня же это забавляло, препятствий я не видел. Но это быстро наскучило.
Да и все, кто был до нее… Что у нас с ними было? Каждая ощущала мой холод, поэтому не цеплялась за что-то совместное. Мы просто приятно проводили время. Слова любви? Разве в них был вложен какой-то смысл? Девушки говорили их слишком рано, слишком заученно, будто только и ждали момента, чтобы воспроизвести романтическую белиберду.
Но ни с одной из них я не чувствовал себя настолько значимым, как это было с Сатэ. Её действительно интересовал я. Моё нутро. И она ни разу не предложила совершить вылазку в город. Не намекнула на какой-нибудь подарок. Не попыталась изменить что-то во мне.
Любила. Верю.
Наверное, это меня и пугает. Я разве могу отплатить ей тем же? Она заслуживает обожания, каждодневных неиссякаемых признаний. А я так не умею. Неспособен. И хотел бы научиться, но что это даст? Где взять гарантию, что через неделю огонь между нами не погаснет? Зачем давать человеку надежду, когда знаешь себя слишком хорошо?
Я, вроде, желаю ей счастья. Поэтому и хочу отпустить окончательно. Но стоит подумать о том, что это счастье будет обретено с другим мужчиной, и я чувствую волну бешеного протеста.
Дикарь во мне вопит: затащи её в пещеру, привяжи и не выпускай. Таскай ей тушу мамонта, разжигай костер, пляши свои ритуальные танцы.
Не отпускай.
Но я так не могу. И именно по той причине, что желаю ей счастья. Я так отчаянно хочу, чтобы она реализовала себя как женщина… А рядом со мной разе так будет?
Беда в том, что умом я понимаю – заслуживает лучшего, а глупой мышце в груди плевать на какие-то логические цепочки. Оно хочет её себе. И невозможность такого действия приводит только к одному: я ненавижу Сатэ за то, насколько она желанна.
Желанна, но не моя.
Наверное, стоило бы сказать Тейминэ спасибо за эту провокацию – я стал анализировать ситуацию объективнее. Именно поэтому весь следующий день держался вполне достойно – ни одной лишней реплики или взгляда в её сторону. А ночью даже выспался.
Заключительный третий день семинара тоже прошел спокойно. Мы выдали сертификаты, пожимая каждому участнику руку. Сатэ я не стал трогать. Мне хорошо знакомы последствия наших прикосновений, зачем мучить обоих?
– Спасибо, – произнесла она тихо и в числе первых покинула аудиторию, даже не взглянув на меня.
Сильная девочка. Взяла направление и идет по нему.
Как бы ни хотелось, чтобы она кинулась мне на шею, все же горжусь её стойкостью. Сказала – сделала. А ведь ей больно через всё это проходить…
Но весь мой доброжелательный настрой испарился, когда спустя две минуты я случайно кинул взгляд в окно возле рабочего стола.
Ах, больно ей?..
И по этой причине надо принять какой-то драный веник из рук того самого Мовсеса прямо перед нашим зданием?
Какая великолепная картина: под светом фонарей двое встретились, как в романтическом кино… Истинный мужчина ждал её с цветами, чтобы поздравить с успешным прохождением курса…
А что сделал я? Разломил ручку, не замечая, как кровь из раны на внутренней стороне ладони, куда уткнулся острый кончик пластика, закапала под ноги.
И когда Сатэ села к нему в машину, еще долго стоял так, гипнотизируя опустевшее парковочное место.
И пытался договориться с очнувшимся зверем внутри…
Отпусти ее, дай быть счастливой…
Мог ли я предположить, что звонок следующим вечером перевернет мою жизнь, окончательно открыв глаза на ситуацию и на собственную непроходимую тупость?.. Нет.
– Да? – не совсем дружелюбно ввиду паршивого настроения рявкаю в трубку.
– Привет, Тор, – как-то странно замялся Арзуманян. – Ты дома?
– Привет. Ну, допустим.
– Один?
– С каких это пор тебя волнует личная жизнь бывшего куратора, ревнивица моя?
На том конце выдерживают паузу, видимо, мысленно посылая меня в далекие дали и абсолютно не разделяя «веселья», что проявилось в сарказме.
– Тор, Сатэ с тобой?
Дыхание спирает – настолько меня возмущает этот вопрос.
– С чего такие внезапные умозаключения? Нет, Роберт.
– Хорошо, – теперь в голосе приятеля слышится неприкрытая неприязнь и что-то ещё не очень обнадеживающее. – А как тебе такое умозаключение: Сатэ пропала?
– Поясни, – цежу сквозь зубы, очень надеясь, что это шутка, хотя мерзкие щупальца страха уже подкрадываются слишком близко.
– Номер заблокирован, её не было сегодня на работе, а сумку нашли валяющейся на асфальте у подъезда. Соседка сказала, что видела, как её увез высокий брюнет. Я до последнего надеялся, что это ты, Тор.
– Не я, – отвечаю с замиранием сердца…
Глава 31
«…что-то остаться могло живое. Ибо, когда расстаются двое, то, перед тем как открыть ворота, каждый берет у другого что-то в память о том, как их век был прожит: тело – незримость; душа, быть может…» И.Бродский из «Памяти Т.Б., 1968».
Это только Адонцу я могла сказать, что способна быть счастливой с Мовсесом, в реальности же – даже в глаза тому смотрела с трудом. И никак не получалось отстранить навязчивого ухажера… Я предполагала, что это будет сложно. Однако взывала к здравомыслию человека каждый раз, когда он пытался приблизиться.
В те мгновения последней ночи мне хотелось задеть Тора, обида от сокрушительного поражения душила горло. Что это, если не поражение?.. А проигрывать надо уметь, о чем я на тот момент забыла. По-хорошему, мне стоило отблагодарить за минуты блаженства, за редкие прекрасные встречи, за внимание, за то, что был честен. А я взяла и испортила все таким уходом. Могла же красиво, правда? Ведь это не его, а моя вина. Он-то меня как раз предупреждал… Но меня переклинило, раненому сердцу не объяснишь, что это несколько унизительно – пытаться сделать больно любимому человеку…
Спустя столько недель я не перестаю перекручивать в голове наш разговор, словно на повторе. Попеременно то сожалею о том, что взболтнула лишнего, то злюсь, что ещё много чего не досказала…
– Ничего не забыла? – помогаю закрыть чемодан, запыхавшись.
Лиля садится на него, пытаясь утрамбовать вещи, чтобы было легче тягаться с замком.
– Кажется, нет.
Заканчиваем и обе выпрямляемся, вздохнув.
– Если что-нибудь вспомню, попрошу свекровь отправить – благо, машины каждый день совершают рейсы.
– Я бы не стала говорить так уверенно, через пару дней уже декабрь, а зимой с Ларсом всегда проблемы. Самолетом отправлять твои пожитки слишком дорого… Так что, подруга, хорошо подумай. До вылета еще куча времени…
Рыжая хмурится, отчего на лбу проступают морщины. Затем в своей пофигистической манере машет рукой.
– А, да черт с ним. Забуду и забуду. В конце концов, зря я, что ли, соглашаюсь с мужем, покидая свой дом? Он же обещал мне лучшую жизнь, вот пусть и обеспечивает всеми недостающими и забытыми принадлежностями.
Улыбаюсь, с притворной укоризной качая головой.
Проходим в кухню, где удрученная хозяйка с особой любовью заваривает кофе, разливая его по красивым чашкам. Молчим все это время. Все случилось слишком быстро, никто так и не понял, как Лиля изменила свое решение никогда не уезжать на «Боже, что же я без него буду делать?»…
Положа руку на сердце, я всегда знала, что этим все и кончится. Она импульсивна, но мужа любит по-настоящему. Даже если бы тот уехал без неё, девушка кинулась бы следом на следующий же день. Да и детям без отца нельзя. Расстояние – сложная штука. Мне ли не знать?
Очередное расставание бередит душу. Вспоминаю всех, с кем за эти годы успела попрощаться, и непрошенные слезы застилают глаза. Но проявлять слабость в такую минуту просто непозволительно. Мало ли, мнительная рыжая голова решит передумать. Я ведь поддержала её стремление не делить семью.
Телефон вибрирует весьма кстати. Меня пробирает злость от имени звонящего абонента, и это отрезвляет, отгоняя пессимистический настрой.
– Опять он? – морщится Лиля. – Слушай, я его боюсь. Ты же понимаешь, что у него не все дома? Вспомни только прошлый четверг! Боюсь предположить, что было бы, если бы не вмешавшаяся охрана!
Да уж… Мовсес никак не хочет понять, что у него нет шансов. Терроризирует, ожидая меня после работы у здания. И инцидент, который вспомнила подруга, был далеко не первым, просто самым ярким. Он попытался затащить меня в свой автомобиль, но я так брыкалась, что работники службы безопасности отреагировали молниеносно – оттащили его, затем проводили до такси. А потом настойчивый ухажер каким-то образом узнал о семинаре, выведал адрес, и появился с цветами… Не понимаю, откуда у него эта информация?..
– Не переживай. Я к Новому году возьму отпуск и уеду, может, это его охладит.
– Кто тебя отпустит? В отделе осталось два человека, Сат. Не тешь себя такими надеждами. Надо его отвадить, я волнуюсь, как бы этот псих не завершил свое темное дело – украдет, и пиши пропало. Может, тебе пожить временно у родственников? Или пусть двоюродный брат временно поживет у тебя, привозит и увозит?
– Как ты это представляешь, Лиль? – цокаю. – Ничего такого не будет, до этого не дойдет. Мовсес пока еще уязвлен. Надеюсь, скоро это пройдет, и он сам отстанет. Не способен этот человек мне навредить.
Она скептически приподнимает бровь, внимательно глядя мне в лицо.
– Сат, ты такая наивная. Мужчина, бредивший тобой столько лет, да еще и после войны… Серьезно рассчитываешь, что все закончится так хорошо?
– Всё, Лиль! – отрезаю резким тоном. – Тема закрыта. Ты утром уезжаешь. Давай о приятном? Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз?..
Благо, со мной спорить не стали. Вдоволь наговорившись и все же всплакнув напоследок, мы попрощались в первом часу ночи, и я отправилась домой на такси.
Всю ночь не сомкнула глаз, переживая за неё. Лиля запретила провожать её в аэропорту, да я и не настаивала – сама не люблю эти моменты.
Я была рада, что она уступила упрямому мужу и захотела поддержать его за пределами родины. Но мне было жаль отпускать такого светлого человека. Я привязалась к ней, словно к младшей сестре. Пусть между нами и были разногласия, но мы всегда могли загладить их.
Да, моя жизнь своими периодами ассоциируется у меня с разными людьми, ставшими очень близкими. Каждый привнес свою лепту в мое становление. И сейчас я прихожу к выводу, что нельзя смотреть на события слишком категорично, деля их на черное и белое. Надо будет позвонить Гаюше, узнать, как у неё дела. Да и Мари я давно не писала…
Трель будильника оповещает о том, что пора вставать. Чувствую себя разбитой, энергия на критической отметке. У меня явные признаки астении, надо что-то с этим делать.
Завариваю большую чашку кофе и сажусь на диванчик в кухне, подмяв под себя ноги. Наслаждаюсь, не подозревая, что в ближайшем будущем эта роскошь мне будет сначала недоступна, а затем и неинтересна…
Когда на улице замечаю знакомую фигуру, стон отчаяния непроизвольно вырывается из нутра, и я закатываю глаза. Сама направляюсь к Мовсесу и начинаю разговор:
– Прошу тебя, услышь меня. У нас с тобой ничего не будет. Я никогда не давала тебе несбыточных надежд, правда? Правда. Неоднократно говорила, что способна только на дружбу. Да и то – вызывает сомнение, сможешь ли ты поддерживать приятельские отношения? Скажи, что мне сделать, чтобы прекратить эти бессмысленные преследования?
– А что мне сделать, чтобы ты наконец-то взглянула на меня другими глазами? – как-то слишком спокойно спрашивает мужчина, скрестив руки и упираясь спиной в дверь машины.
Вздыхаю с особой тяжестью.
– Ничего. Ничего, Мовсес! Если бы этому суждено было бы случиться, случилось бы давно… Прости, но ты мне как мужчина действительно не импонируешь. Я не хочу тебя обманывать. Да, я очень сильно страдала, обвиняла себя в твоей смерти, корила за что-то мифическое, но это исключительно из простых человеческих побуждений. Как и остальным, я тебе благодарна за то, что ты добровольно ушел на фронт, защищая родину, но это – братская любовь. Ты и сам все это понимаешь!
– Это из-за него?
Простой вопрос вгоняет меня в ступор. Я осознаю, что он не хочет принять информацию. Легче обвинить кого угодно. Но не признать свое окончательное поражение.
– Прощай, Мовсес. Я желаю тебе счастья…
Каким-то странным образом его рука внезапно взметается ввысь, а в следующую секунду я ощущаю острое жжение в шее. С опозданием и величайшим изумлением понимаю, что мне только что вкололи какой-то препарат.
Таращусь на него без единой попытки заговорить или вырваться. Я в шоке. Да, вещество еще не подействовало, но его поступок и так меня парализовал…
Впервые по-настоящему соглашаюсь с тем, что мне страшно. От этого звериного блеска в мужском взгляде, от кричащей опасности, что сулит его неадекватная ухмылка, от нездорового триумфа в поведении…
– Ты болен, – выдыхаю, ощущая, как постепенно немеет язык. – Болен, понимаешь?..
Я бы упала из-за внезапно ослабших ног, если бы Мовсес вовремя не подхватил меня. А затем безвольное тело было устроено на заднем сидении. Ужасно клонило в сон, но я успела почувствовать, как из кармана куртки вытаскивают мой телефон.
Он забрал его и выключил. Прекрасно осведомленный, что можно отследить сигнал.
Я не успела содрогнуться от последней мысли о том, что всё это тщательно спланировано, потому что меня окутала тьма.
Глава 32
«Когда вы достигнете конца вашей жизни, единственное, что будет иметь какое-то значение – это та любовь, которую вы отдали и получили». Адам Джексон
Агония не прекращалась. Каждая клетка тела была наполнена огнем. Что-то изнутри пожирало меня своей адской сметающей мощью. Разве может быть что-то выше боли? Может. И это что-то выжигало, не оставляло ничего светлого.
Все смешалось – день, ночь, жизнь, смерть. Я не была уверена, жива ли? Казалось, вокруг Геенна огненная. Хотя, я и этого не соображала – разве вокруг было пространство? Какой-то чересчур тесный черный пузырь, из которого невозможно выбраться.
Я брыкалась, извивалась, кричала и звала на помощь. И всё это беззвучно и бездвижно.
Руки. Меня касались чужие руки. Ненавистные, большие, грубые. Они были везде. Причиняли страдания, топили в муках, хозяйничали…
Я молила, чтобы их не стало. Чтобы собственное тело осталось моим храмом. Чтобы его не оскверняли.
Меня окунали в раскаленную лаву, втыкали в конечности болезненные иглы, сдирали кожу живьем…
В итоге, наверное, я растворилась в этой нечеловеческой боли, внутри все неустанно жгло. Нещадно.
Мне казалось, иногда я вижу просветы где-то далеко за горизонтом сознания, хотелось потянуться к ним, ухватиться и не отпускать… Но они ускользали. Едва появившись, подразнив лишь несколько мгновений, исчезали со звонким смехом.
Догони… Догони… Догони…
Боже, за что ты так со мной?..
Уныние ведь один из смертных грехов. И я погрязла в нем. Моя душа изнеможенна. Мой ум покинул меня. Я утонула в отчаянии.
Это же смерть?..
А я столько хотела успеть…
Я не целовала пухлых щек своих детей…
Не станцевала в ночной тьме с любимым человеком…
Не совершила ни одного паломничества…
Не сказала родным, как они мне дороги…
Не стала женой…
Не стала любимой…
Я не стала любимой…
Я так и не стала ею для него…
Интересно, а мы с ним удивимся? Или его не приписывают к грешникам?
Может, он покаялся вовремя?
Покаяние…
Почему мне не хочется каяться? Я ни о чем не жалею, Господи.
Прости, что подвела тебя. Раз я здесь, я действительно провинилась.
Прости.
Я пыталась жить по совести. Это же не черновик. Я же не могу стереть и начать заново… Да и не хочу. Сделаю всё так же, поверь.
Благодарю…за всё, что было.
Я была счастлива…
* * *
Не могу разлепить веки, мое тело – одна сплошная пережеванная масса. Но сейчас я хотя бы ощущаю пульсацию. Болезненную, липкую, тягучую…
Значит, я жива?
Или это очередной обман, злая шутка?
Пробую пошевелить пальцами, но понимаю, что мышцы атрофировались.
И тьма. Тьма. Тьма! Сплошная тьма!
Страх поглощает остатки надежды на лучшее.
Если я и жива, со мной однозначно что-то не так…
Почему я ничего не вижу и не чувствую, кроме этой самой ноющей пульсации?..
Задыхаюсь, спазмы сжимают горло, будто кто-то пытается покончить со мной…
И я опять отдаюсь мраку…
Снова его руки на моей коже… Он овладевает телом, ломает сопротивление, уничтожает волю… Убивает всё живое во мне. Я не хочу этих прикосновений. Они не заменят тех, к которым я успела привыкнуть…
Почему этот изверг не расправляется со мной? Неужели не удовлетворил свою похоть?..
Опять шершавые пальцы проходятся по шее, спускаются к ключицам, гладят грудь, живот… После них остаются мокрые следы, из-за которых мне холодно.
Неимоверно холодно и гадко.
Ненавижу…
Как ты мог такое допустить, Господи?.. Я молилась о его душе, когда думала, что он умер. А ты воскресил Мовсеса и отправил меня мучить?.. Почему?!
Хотела ли я в эту секунду его смерти?..
Нет. Только своей.
Несмотря на то, что он со мной делал, и даже будучи в прострации, я отдавала отчет в том, что этот человек психически неуравновешен. Я помнила его другим – милым, учтивым, иногда даже робким. И у кого в плену нахожусь сейчас? Зверь, позабывший обо всем человеческом… Но и это не только его вина. У каждого из нас абсолютно разные начальные данные, которые проявляются в той или иной стрессовой ситуации…
Вот и 2020-ый год был для всех проверкой. Война прошлась по каждому, но все были задеты по-своему. Так вот, Мовсес больше не Мовсес. Он не выдержал. Внешние факторы сотворили из него то, чем мужчина стал… Многие смогли прийти в себя, продолжить размеренную жизнь, вернуться к работе, своим семьям. А кто-то с треском сломался, не смог найти противоядия тому яду, что внедрили в него ужасы боевых действий…
Мне так жаль…
* * *
Боже, пусть он уберет эти мокрые руки… Опять они везде… Не дают уйти в полное забвение, к которому я так стремлюсь. Стоит моему сознанию поддаться зову забытья, мой мучитель тут же стальными тисками возвращает меня к действительности, где я горю. Это пламя испепеляет нутро, я больше не могу.
Ненавистные прикосновения. Чувствую их даже через мрак. Ненасытное чудовище продолжает осквернять… На моем теле не осталось ни одного участка, где не побывали бы его пальцы…
И в какой-то момент четко осознаю, как он гладит строчку в районе солнечного сплетения… Моя татуировка!
– Не трогай… – с громадным трудом безбожно севшим голосом хриплю куда-то в пустоту, не понимая, где стоит сам Мовсес. – Только не ее!
Это мое!
Хочу кричать, но у меня нет сил даже на то, чтобы раскрыть глаза.
Это мои сокровенные чувства! Моя история, мой маленький мир! Не смей проникать в него, не смей!
– Нет… – еле слышно выдыхаю перед тем, как вновь провалиться в беспробудную тьму…
Глава 33
«Глаза твои, стеклянно-блестящие, Темнее темных, изящней изящных. В них неба и солнца пленительный свет. В них тысячи радостей, В них тысячи бед. В них мысли и горести, Вопрос и ответ. В них сказки и повести, Меня только нет». Камелия Черная
Резко распахиваю веки, понимая, что близка к удушью от боли в горле. Раскрываю рот, хватая воздух. И закашливаюсь, чувствуя, как от потуг выступили слезы. Это, скорее, рефлекс – пытаться выжить. Сознательно я бы не стала спасать себя. Мне действительно легче было умереть.
Руки дрожали, когда я пыталась отвести грязные спутанные волосы от потного лица. Тело неимоверно горело, и этот жар не переставал меня терзать.
– Сат?.. – вдруг слышу голос Мовсеса сбоку. – Проснулась…
К несчастью, да.
Отвечать не спешу. Вместо этого, скрипя зубами от увеличивающейся ломки, через полуоткрытые глаза пытаюсь оглядеться. Меня хватает только на поворот влево, где стоит взволнованный похититель. А потом я рушусь на постель, завыв от дичайшего спазма брюшной полости, даже толком не понимая, что именно из органов этой области вышло из строя. В попытке как-то успокоиться, комкаю несвежие простыни, сворачиваясь в позу эмбриона.
– Мне плохо, – выдыхаю на износе, думая, что сейчас разорвусь на части.
Тишина и мрак снова давят своей тяжестью, веки смежит, и я даю волю внутренним демонам… Кричу… Всего несколько секунд, но во всю мощь, на которую меня хватает. А потом голос пропадает.
Я знаю, со мной явно что-то не так…
Мысли путаются. Вопросы жалят воспаленное сознание, и мне кажется, я схожу с ума…
– Сейчас станет легче… – матрас прогибается под тяжестью мужчины. – Потерпи…
Открываю рот, чтобы спросить, что он мне вводит, но ни единого звука. Окончательно охрипла. Мовсес фиксирует меня за плечи и обезволенную помещает на подушки.
Мне безбожно жарко, но боль медленно отступает. Делаю над собой усилие и снова немного раскрываю глаза, через тонкую черту пытаясь разглядеть своего мучителя.
– Почему… – сглатываю, борясь за каждую произнесенную букву, – ты просто не убьешь меня?..
– А еще меня называешь больным, – скалится как-то нездорово. – Думаешь, убивать так легко?
Вздыхаю, понимая, что остатки сил, которыми пыталась храбриться, изменяют мне, и веки вновь смежит.
– Ты ничего не знаешь о смерти, Сатэ.
Слышу, как чиркает зажигалкой, прикуривая. А затем удаляется – понимаю по приглушенным шагам.
Какая забота! Не хочет травить дымом?..
– Ты ничего не знаешь о смерти, – повторяет тихо, – а я с ней говорил. Шел бок о бок, не смея даже надеяться на то, что меня не зацепит шальной пулей в ночи, если смогу выжить после атак БПЛА и другой военной техники…
В теле появляется какая-то неестественная легкость, боль исчезает, но ее заменяет стойкое ощущение нереальности, будто я во сне. Стараюсь сосредоточиться на том, что говорит Мовсес. Хотя, разве это имеет какое-то значение в моей ситуации?..
– Однажды в кромешной тьме, когда мы охраняли территорию, я словил прицел в собственный лоб… Для вас это красный лазерный луч. Говорят, в такой момент жизнь проносится перед глазами. А я, Сатэ, был так спокоен, готовый распрощаться с этим миром. Знаешь, почему? Твой образ появился, стоило только прикрыть веки. И мне даже не надо было молиться. Ты была моей молитвой. Я знал, что ты просишь обо мне. Пусть и не любишь, но шепчешь мое имя, прося Господа оставить в живых…
