Текст книги "Янтарь и Лазурит (СИ)"
Автор книги: Чайный Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Павильон Памяти находился на противоположном конце города, поэтому пришли они туда только к вечеру. Солнце ещё не село, но неторопливо склонялось к горизонту, небо покрылось ярко-оранжевыми разводами. Пение птиц ещё доносилось до ушей горожан, как и шелест листьев от несильного ветерка.
На подходе к резиденции до Кохаку донёсся чарующий аромат цветов – не такой насыщенный и опьяняющий, как в разрушенном храме, а приятный. Он напоминал ей о доме.
Она не помнила, какие конкретно цветы там росли, однако их запах также укрывал весь остров нежным благоуханием.
Именно поэтому она бы никогда не навредила цветам в Павильоне Памяти, а сам дом, хоть ничего плохого ей и не сделал, но мог быть немножечко подпорчен. Самую малость. Поскольку они уже находились в Сонбаке и не собирались его покидать, Кохаку попросила стражников, а вместе с ними Хеджин и евнуха Квона, остаться в стороне, пока она реализует свой план мести. Оставшись вместе с Джиком на её плече и мешком в руке, она неторопливо потянула за верёвку, наслаждаясь коварностью своего плана.
Вслушиваясь в жужжание хицубокуши-но-муши и смакуя чувство мести, она уже собиралась выпустить надоедливых насекомых. Вот только самодовольный мужской голос испортил момент:
– Принцесса Юнха, какая неожиданная встреча!
Кохаку виновато опустила веки, издала тихий смешок и слегка повернула голову.
Генерал Ю вернулся.
Глава 5
Лазурит на празднике урожая
По сравнению с предыдущими тихими днями Сонбак преобразился, на всех улицах звучали звонкие голоса и смех, торговцы кричали и заманивали к себе людей. Несмотря на недавнее убийство женщины и поимку виновника, столицу Сонгусыля наполнили радость и веселье: все с предвкушением встречали праздник урожая и украшали дома собранными колосками – символом урожая.
Первую неделю люди только и говорили о жестоком убийстве. Сюаньму нужны были средства на еду и жильё, поэтому он изгонял для жителей мелкую нечисть и слышал всякие сплетни. Он остановился на постоялом дворе со сложным названием, которое хозяин перевёл для него как «морской ветер»*, где собирался дождаться приговора и со спокойной душой вернуться в Цзяожи… Правда, не до конца спокойной.
* Падатпарам (кор. 바닷바람) – «морской ветер».
В своих снах Сюаньму по-прежнему видел разочарованный взгляд принцессы, с которой они расстались не на доброй ноте. Он не хотел уезжать, не попрощавшись с ней.
Вновь вспоминая о нуне – и вовсе не о том, куда полезли её руки, – он сидел за столом на скамье возле тихой чайной. Из-за ярмарки в честь праздника урожая везде было шумно, поэтому ему пришлось потратить некоторое время, чтобы найти спокойное место, и то под вечер задачка оказалась непростой. Даже весь постоялый двор оказался забитым, так как в этот день вернулся некий генерал Ю со своими солдатами.
Но и здесь ему не дали посидеть спокойно, а прервали чаепитие восклицаниями:
– Господин-монах, господин-монах, беда! Принцесса!
Запыхавшийся пухлый евнух, который служил нуне, остановился возле его скамьи и схватился за живот. Сюаньму резким движением руки с грохотом поставил пиалу на стол и встревоженно поднялся.
– Что случилось с принцессой?
Евнух махнул рукой и опёрся о стол, пытаясь отдышаться – определённо не привык к подобным пробежкам. Внешне Сюаньму сохранял невозмутимый вид, но внутри всё сжималось, а на душе скреблись кошки. Не успел он получить внятный ответ, как из рукава пухлого евнуха вылез мышонок, которому он дал имя Чжи, и пискнул:
– Принцесса передаёт, что угодила в ловушку генерала.
– Где она? – холодно спросил Сюаньму, стараясь не выдавать своего беспокойства.
Он совершенно не представлял, каким человеком был этот знаменитый генерал, а принцесса сбежала из дворца в очередной раз. Монахов пороли и лишали еды, заставляли сидеть в уединении и осознавать свои ошибки, когда они совершали что-то неправильное, но Сюаньму не знал, как наказывали королевских особ. Он не хотел, чтобы нуна страдала.
Евнух наконец-то начал приходить в себя и смог ответить:
– Я отведу.
Сюаньму слышал, как тот тяжело дышал, но всё равно спешил на помощь к своей госпоже, чем вызывал уважение. Чжи вновь спрятался в его одежде и не показывал носа.
Очень быстро пробежав весь Сонбак, они подошли к небольшому светлому домику с огромным садом из белых цветов, у стен которого стояли королевские стражники. Запах не сразу донёсся до них, а только ближе к входу, однако стоило этому произойти, как перед глазами Сюаньму мелькнуло море и пушистые белые хвосты, но видение исчезло так же быстро, как и появилось, стоило ему моргнуть. Не успел он осознать увиденное, как из домика раздался радостный голос нуны:
– Монах Шуаньму, какая неожиданность!
Всё-таки искажённое Шуаньму звучало гораздо хуже, чем Рури.
Он вынырнул из пучины воспоминаний и более ясным взглядом посмотрел в открытое окно, из которого махала нуна. Дверь отворилась, и на пороге появилась фигура в тёмных одеяниях со сверкающими в лучах солнца металлических наручах и другими подобными элементами. Несмотря на внушительный доспех, передвигался он свободно и бесшумно. Волосы молодого мужчины были убраны в высокий хвост, также украшенный металлической заколкой. Должно быть, он и являлся генералом Ю.
– Монах Шуаньму, – прозвучал его мелодичный голос, – принцесса Юнха много успела рассказать о вас, зачем пожаловали?
Пока он говорил, скрестив руки на груди, запыхавшийся евнух уважительно поклонился, прошмыгнул мимо него и зашёл к своей госпоже.
Не было похоже, чтобы нуне угрожала какая-то опасность.
– Принцесса в порядке, поэтому я пойду, – проглотив подступившую обиду, заключил Сюаньму и развернулся.
– Нет! – решительно крикнула нуна и выбежала во двор. Её недовольный взгляд устремился к молодому мужчине в чёрном. – Так вы хотите отблагодарить моего спасителя, генерал Ю?
Она фыркнула, и в следующий миг уже оказалась возле Сюаньму и потянула его за руку назад, но вдруг остановилась и усмехнулась:
– А знаете, генерал Ю, мы, пожалуй, пойдём, не будем вас задерживать.
Сюаньму видел, как тот сердито сверлил взглядом их руки, но после этих слов улыбнулся.
– Что вы, монах Шуаньму спас жизнь моей будущей невесты, как я могу не отблагодарить его и не пригласить выпить с нами чай?
Услышав слово «невеста», Сюаньму вздрогнул, посмотрел сначала на нуну, затем на генерала, и сглотнул. А чего ещё мог ожидать простой человек, прибывший из другой страны? Который вдобавок к этому являлся монахом. Уж точно не свадьбы с принцессой другого королевства.
Однако он также почувствовал, как пальцы нуны на его руке сжались. Её дыхание стало тяжёлым, она сделала глубокий вдох и выпалила:
– Вашей невестой? Это когда нас поженить успели?!
Генерал Ю приподнял бровь, а нуна только сильнее вцепилась в руку монаха. Евнух и какая-то девушка – по всей видимости служанка – встали за её спиной и попытались утихомирить её, напоминая об этикете и правилах приличия.
– Принцесса Юнха, неужели король не сообщил вам?
Голос генерала звучал радостно и местами высокомерно. Он не казался Сюаньму плохим человеком, однако по нему было видно, что тот ощущал себя победителем – гордо держался, уверенно говорил и радовался своему преимуществу. Монах бы не удивился, если бы в безвыходной ситуации генерал всё равно сумел выкарабкаться – такая сильная аура предводителя окутывала его. Но это было лишь первое впечатление.
– Мне нет дела до того, что там сказал король, – сердито фыркнула нуна и попыталась утянуть Сюаньму за собой, подальше от дома генерала, только Сюаньму остался стоять на месте.
– Оя-оя, – с весёлостью в голосе среагировал генерал Ю. – Нельзя так говорить про короля, принцесса Юнха, иначе последует наказание.
Однако его слова не убедили нуну.
– Чихала я на ваши правила и наказания, у меня другие планы на эту жизнь.
Сюаньму не заметил, как всё произошло. Вот генерал Ю стоял на пороге дома со скрещенными на груди руками, а в следующий миг с самодовольной улыбкой уже наклонялся к лицу нуны. Та пискнула и спряталась за спиной монаха, цепляясь за его тёмно-синий халат обеими руками, взгляды Сюаньму и генерала пересеклись. В насыщенных янтарных глазах – почти такого же цвета, как у нуны, – отчётливо читалось недовольство, однако затем на его лице вдруг проявилась улыбка.
– Какие же планы у принцессы? – поинтересовался он, прекрасно владея своими эмоциями.
– Не ваше дело, генерал Ю.
Нуна перестала прятаться за спиной Сюаньму, теперь уже решительно схватила его за локоть и потащила прочь. Их тут же окружили четыре стражника, однако не попытались остановить, а лишь последовали за ними вместе с евнухом и служанкой.
Сюаньму не понимал, почему нуна так холодно относилась к генералу, но при этом с ним самим общалась очень тепло. Он не верил, что генерал был плохим человеком.
Не успели они уйти, как тот снова обратился к нуне:
– А что мне делать с вашим подарочком, принцесса Юнха?
В руке генерала оказался небольшой крепко завязанный мешочек, который он придерживал двумя пальцами и помахивал из стороны в сторону.
Сюаньму знал, что это.
Более того, именно он этим утром поймал назойливых хицубокуши-но-муши в лавке свитков и чернил и отправил хозяина, друга нуны, с благовониями к водоёму для их изгнания. А теперь по неведомым ему причинам мешочек оказался в руках генерала Ю, который только сегодня вернулся в Сонбак.
Сюаньму ничуть не злился на Джинхёна: он привык, что далеко не все люди прислушивались к его советам и повторно выпускали нечисть на волю. Лишь лёгкое разочарование и ощущение привычного, что вновь придётся потрудиться.
– Лучше отдайте… – вмешался Сюаньму, желая забрать мешочек и избавить генерала от проблем, однако тот приподнял брови и уставился на него.
– Попрошу уважаемого монаха не вмешиваться в наши с принцессой дела.
Сюаньму, которому общение и так давалось с большим трудом, захлопнул рот, но обиды по-прежнему не затаил. Он, простой монах из Цзяожи, не мог ни на что претендовать.
Однако принцесса Сонгусыля считала иначе.
Она отпустила его руку и, громко топая, сердито подошла к генералу, сжав ладони в кулаки.
– Немедленно извинись, Ю Сынвон, и не смей так общаться с моим другом.
Даже по спине Сюаньму пробежался холодок, хотя этими словами вообще-то защищали его.
Как он и ожидал, генерал Ю не стал превращать это в ссору, а немедленно повернулся к Сюаньму и слегка опустил голову.
– Прошу простить меня, уважаемый монах, я благодарен вам за спасение моей невесты.
– Да пошёл ты! – фыркнула нуна, недовольная подобными словами.
Она выхватила мешочек из его рук, каким-то образом умудрилась разрезать верёвку, хотя ничего похожего на нож или кинжал Сюаньму не заметил, приоткрыла ткань и зашвырнула в дверной проход. Мешочек чуть не пролетел мимо генерала, но тот успел среагировать и поймать его.
Однако было поздно: похожие на мух хицубокуши-но-муши с жужжанием вылетели и устремились в аппетитное помещение в поисках бумаги, чернил и кистей.
Генерал Ю стоял с прикрытыми глазами и едва заметной улыбкой, пока из мешочка на вытянутой руке вылетали задержавшиеся насекомые.
– Монах Шуаньму, – сказал он с совершенно спокойной интонацией, – не поделитесь средствами для их изгнания?
– Наслаждайся своей жизнью с ними, а мы пошли! – с гордостью выкрикнула нуна, резко развернулась и пошла прочь.
Он приоткрыл янтарные глаза и ответил ей вслед:
– Я заслужил это, принцесса Юнха. Простите, что оставил вас.
Сжимая руки в кулаках, она не обернулась и зашагала прочь.
Сюаньму не спешил бежать за ней, а вместо этого приоткрыл свой шэньи*и среди слоёв тканей нащупал флакон с цветочным маслом, которое отпугивало многую мелкую нечисть. Не говоря не слова, он протянул сосуд генералу Ю, а тот также молча принял, лишь кивнул в знак благодарности. Сюаньму тоже слегка опустил голову, после чего сложил руки за спиной и отравился в сторону, куда удалилась нуна.
* Шэньи (кит. 深衣) – длинный халат.
Он огляделся, как только покинул резиденцию генерала, но нигде не заметил её. Уже собираясь возвращаться на постоялый двор, сделал несколько шагов, как в паре чжанов от него появилась нуна в сопровождении стражников.
– Ты зачем ему помогаешь? – спросила она с возмущённой интонацией, однако в ней больше не слышалась былая злость.
Хицубокуши-но-муши были противными созданиями, которые питались свитками и чернилами, а также выгрызали кисти. На человека они не нападали и не причиняли вред, однако однажды в храме они уничтожили важные старые свитки, написанные великими умами учёных Цзяожи. Ветхие и старые, они лежали в очереди на переписывание, но до них не успела добраться рука молодых, а хицубокуши-но-муши выгрызли все важные части. Отдельные слова потеряли смысл, и восстановить их было почти невозможно, поэтому шифу и обучил Сюаньму изгонять этих противных существ.
Поскольку в остальном они не представляли вреда, шифу разрешал выманивать их на болото или другой водоём и оставлять там – всё равно хицубокуши-но-муши также любили воду и могли остаться в ней, если поблизости не окажется манящего свитка. А запах цветочного масла и благовоний сбивал их с толку, поэтому они не пытались перелезть на человека, который их принёс.
Но Сюаньму не хотел объяснять всего этого ни нуне, ни кому-либо ещё. Из этого неразговорчивого монаха вышел бы отвратительный, худший на весь Цзяожи и даже весь мир наставник, как он сам считал. Он не умел обучать и не любил это делать.
– Долг монаха, – просто ответил он. Понятный ответ, не требующий объяснений.
Лицо нуны просветлело.
– Какой у меня хороший Рури, – с улыбкой произнесла она.
Возможно, это прозвучало так, будто нуна хвалила ручную собачку, однако на душе Сюаньму всё равно потеплело. Приятно хоть иногда услышать добрые слова – даже строгий монах может растаять после такого. Шифу почти никогда не хвалил Сюаньму или кого-то ещё из учеников, поэтому теперь, будь у него хвост, он бы сейчас вилял им из стороны в сторону.
Однако внешне он даже виду не подал, что ему понравилось слышать подобное. Вместо этого сложил руки за спину и, как ни в чём не бывало, двинулся вперёд. Весело рассмеявшись, нуна догнала его и пошла рядом, пока её слуги следовали за ними на расстоянии.
Сюаньму просто шёл, не задумываясь, куда именно, пока ноги сами не привели его к уютной чайной, вокруг которой успели собраться люди. Их было не так много, как на ярморочной площади Сонбака, поэтому пришлось смириться. Вряд ли они сейчас найдут место потише, тем более уже темнело. Улицы украшали бумажные фонарики, некоторые из них имели своеобразную форму, на иных люди писали свои пожелания.
Сюаньму не помнил, чтобы подобные празднества проходили в Цзяожи. Возможно, в какие-то дни и развешивали фонарики, однако далёкие от мирской жизни монахи обычно в это время не покидали свой монастырь, если простой люд не беспокоила нечисть.
– Нуна, ты какой чай будешь? – подал голос Сюаньму, предлагая присесть на скамью.
Та уверенно запрыгнула на неё и поставила локти на стол, упираясь ладонями в щёки.
– Рури, а ты какой любишь?
Он всегда брал травяной. Никогда не экспериментировал и не покупал другой, а просто монахи привыкли пить самый обычный травяной, вот и он повторял за ними, поэтому даже не знал, каким на вкус был чёрный или какой-либо ещё.
– Травяной, – немногословно ответил он.
– А? И всё? – удивилась нуна и подошла к хозяину лавки. – Нам «Ворсистые пики с жёлтой горы» и какой-нибудь распускающийся цветок на основе зелёного, «Колодец дракона» подойдёт.
Мужчина с высоким пучком на голове с интересом оглядел нуну, обратил внимание на золотисто-персиковые одежды и с добродушной улыбкой ответил:
– Вы много знаете о чае, принцесса, но не кажется ли вам, что цветок будет лучше в другом?
– Нет, в «Колодце дракона» лучше всего.
Сюаньму понимал, какие именно отдельные слова она произносила, но общий смысл уловить не мог и совершенно не подозревал, что у чаёв были такие изощрённые названия. Он всегда просил травяной.
Хозяин чайной поклонился, доставая один из ящичков с сухими листьями:
– Как прикажете, принцесса.
Он принялся за приготовление, а нуна вернулась обратно за столик. Сюаньму не спешил занимать место заранее, так как наблюдал за разговором, и сел лишь после неё.
Она вытянула руку и положила на неё голову, постукивая пальцами по деревянной поверхности. Затем вытянула вторую, сложила обе в локтях и сунула между ними нос. Нуна не походила на человека, который умел ждать; на охоте за нечистью ей бы пришлось непросто: порой монахи не часами, а даже днями сидели и выжидали, когда тварь наконец-то вылезет из своего укрытия.
Сюаньму был приучен к подобной жизни, мог несколько дней не пить и не есть, а только ждать.
– Где мой чай? – захныкала нуна, продолжая стучать пальцами по столу, только звук становился всё громче.
– Хочешь вернуться во дворец? – вежливо поинтересовался Сюаньму, в то время как хозяин чайной крикнул одновременно с ним:
– Скоро будет готов, принцесса!
Она приподняла голову и смирила монаха недовольным взглядом.
– Между прочим, Рури, мы так и не обсудили твоё предательство.
А он уже успел подумать, что она так и не заговорит об этом. И что ему надо сделать? Извиниться? Но в каком-то смысле он считал, что поступил правильно: принцесса Сонгусыля должна находиться во дворце, в безопасности, а не гоняться за опасными существами, будь то нечисть или люди.
Он не нашёл более подходящих слов, кроме как:
– М.
Она изогнула брови, и теперь они напоминали два ровных месяца, застывших на прекрасном небосводе её лица. Сюаньму не знал, откуда подобные выражения вообще приходили в его голову.
А нуна в этот момент спросила:
– То есть ты признаёшь свою вину, Рури?
Он взглянул в её переливающиеся в свете уличных фонарей янтарные глаза и ответил:
– Этот монах лишь желает безопасности для нуны.
Она слегка приоткрыла свои губы, но не издала ни звука, а молча посмотрела на него. Сюаньму тоже ничего не говорил и даже начинал подумывать, что сказал что-то не так, мало ли обидел эту непредсказуемую принцессу.
К счастью, положение спас хозяин чайной, который явился к ним с подносом в руках и лично расставил приборы на их деревянном столе.
Оба чая имели желтовато-зелёный оттенок и издавали насыщенный ароматный запах, в одной из пиал находился цветок, ярко-малиновые лепестки которого распускались от центра и заполняли сосуд. Перед глазами Сюаньму на миг мелькнул жёлтый с голубым, словно вспышка воспоминания, как когда он любовался океаном, что манил путника в свою пучину. Он раньше видел подобный цветок, но когда и где?
Нуна нарушила ход его мыслей и вернула в реальность:
– Небесная хризантема подошла бы лучше, но что имеем.
По неясным Сюаньму причинам и это название показалось ему знакомым, но он не помнил, чтобы шифу вообще знакомил его с цветами.
– О, я лет двадцать их не видел уже, – хозяин чайной улыбнулся с сожалением. – С тех пор, как пала Чончо.
Оба слога он произнёс с сильным придыханием, однако от этого понятнее не стало. Сидевшие поблизости люди переглянулись и встревоженно посмотрели на хозяина, после чего зашептались и опустили головы.
Сюаньму заметил, как нуна нахмурилась от его слов и пробормотала себе под нос:
– Чигуса вечна.
Хозяин её не услышал, зато эти слова донеслись до монаха. И вновь Чигуса – что же это за место такое, одновременно незнакомое и родное?
Нуна аккуратно взяла пиалу обеими руками и поднесла ко рту, подула и сделала маленький глоток.
– Ай!
Жидкость всё равно оказалась горячей.
Сюаньму задумался, надо ли сказать «осторожнее», но лишь приоткрыл рот и промолчал. Он тоже подвинул к себе пиалу с цветком и подул, но не спешил пить. Наблюдая за поднимающимися в воздух облачками пара, он наконец-то поднёс её к губам вплотную и сделал маленький глоток.
В этот день он осознал одну вещь: этот монах никогда не любил травяной чай и впредь будет брать цветочный.
В свете бумажных фонарей темнота не могла накрыть Сонбак полностью, лишь отдельные улочки. Чем позднее становилось, тем сильнее утихало оживление, люди расходились по домам и ложились спать. Тем не менее, Сюаньму всё равно решил проводить нуну до дворца, несмотря на количество её слуг. По неведомым причинам он понимал, что не сможет спать спокойно, если не будет уверен в её безопасности.
Большую часть пути они прошли в тишине, как и в лесу. Сюаньму был ужасным собеседником – никогда не мог поддержать разговор и нормально что-то ответить. Наверное, он мог быть хорошим слушателем – во всяком случае, словами шифу, к которому он питал глубокое уважение, Сюаньму заслушивался и не спешил уходить. Только его речь была пропитана вековой мудростью, в то время как нуна говорила о чём-то обыденном: о жизни во дворце, о том, как её насильно удерживали и не давали выйти погулять, даже по нужде она ходила под присмотром. Сюаньму вовсе не хотел, чтобы она замолкала и переставала болтать, но также понятия не имел, как поддержать разговор. Он лишь хотел слушать её голос.
Когда длинные каменные ступени, ведущие во дворец, оказались у их ног, нуна вдруг остановилась и посмотрела ему в глаза. Вдоль дворцовых стен также развесили фонари, поэтому весь их путь освещался.
– Рури, что ты знаешь о луне в праздник урожая?
Оторвавшись от взгляда янтарных глаз, Сюаньму приподнял голову в усеянное звёздами небо и нашёл почти идеальный круглый диск. Не понимая, вкладывала ли нуна в свои слова скрытый смысл, он предположил:
– Завтра она будет полной?
Она кивнула и добавила:
– Завтра я хочу полюбоваться луной вместе с тобой.
Не давая возможности возразить, принцесса вскочила на лестницу и пропрыгала на несколько ступеней вверх, заставляя слуг и стражников следовать за собой. Она на мгновение обернулась, помахала и побежала дальше.
Сюаньму не успевал за ней реагировать. Когда она уже была высоко, он вытянул ладонь и тоже помахал в ответ, но никто уже не смотрел. Он по привычке сложил руки за спину и пошёл в сторону постоялого двора.
На следующее утро Сюаньму проснулся от суеты за стенами. Разместившиеся здесь воины не только звенели металлическими элементами на своих одеждах, но и активно обсуждали недавние события Сонбака – в частности говорили про жестокое чудовище, убившее невинных женщин. Только в их речах его называли нечистью, а не человеком. Сюаньму не спешил поправлять, понимая их страх: люди боялись, что подобное мог сотворить один из них, а не какой-нибудь яогуай*, которого они изначально считали плохим.
* Яогуай (кит. 妖怪) – нечистая сила, чудовище, призрак, демон.
За пределами постоялого двора также началось оживление – ещё более шумное и активное, чем прошлым днём.
В горле Сюаньму немного першило, он прокашлялся, оделся после сна и даже накинул на себя тонкий доупэн* с капюшоном, но голову оставил непокрытой. Для зимы такой бы не сгодился – понадобилась бы меховая подкладка, но для осени самое то.
* Доупэн (кит. 斗篷) – плащ, накидка.
Только он собрался покинуть свою комнату, как в двери постучался сам хозяин постоялого двора:
– Уважаемый монах, вы не пойдёте слушать приговор?
Сюаньму вопросительно посмотрел на него. Поскольку он помог хозяину поймать мелкую нечисть, выгрызающую дыры в стенах, тот начал тепло к нему относиться. Должно быть, понял, что Сюаньму не знал о местных традициях, поэтому следующими словами всё разъяснил:
– Раз в год, на празднике урожая, наш великий и могучий король милует одного из преступников и дарует возможность покаяться в грехах и исправить совершённые ошибки.
Видимо, вот почему нуна так расстроилась, когда ей не позволили убить того человека собственными руками. Если его помилуют, то он и дальше сможет мучить людей. Сюаньму не верил, что нуна была жестокой и осмелилась причинить бы кому-нибудь вред, но всё равно осознал её мотивы.
– Спасибо, пойду, – ответил он и слегка кивнул головой.
Хозяин тоже поклонился и ушёл спиной вперёд, закрыв за собой дверь. Сюаньму привёл волосы в порядок, распутывая колтуны пальцами, и вышел в узкий коридор. Его комната находилась на втором этаже, поэтому пришлось спуститься по лестнице в просторный зал со столами и скамьями, которые сейчас частично были заняты и местами перепачканы.
Сюаньму не был голоден и вполне спокойно мог провести день без еды, поэтому незамедлительно вышел из помещения и угодил прямо в толпу. Не зря Сонбак считался столицей Сонгусыля: в городе проживало огромное количество людей, и сейчас никто из них не сидел у себя дома и не работал, а гулял по городу и развлекался.
Не надо было думать, в какую сторону идти: вся эта толпа стекалась в центр. В любой другой день Сюаньму предпочёл бы развернуться и отправиться в противоположный конец, а лучше сразу в лес, в тишину и покой, но вместо этого, словно потеряв рассудок, он плыл по течению людей – на одну из крупнейших площадей. Однако сейчас эта толпа вела не к ларькам с едой, а к высокому помосту, на котором уже успели построить виселицу.
Сюаньму оказался здесь очень вовремя. Раздался стук, и толпа стихла в то же мгновение.
В центр площади королевская стража в уже знакомых формах пронесла паланкин и поставила его на землю. Находящийся внутри не спешил выходить наружу и даже не открыл дверцу. Помимо охраны его окружали юноши и девушки в ярких оранжевых и золотистых одеждах, напоминающих пламя, – принцы и принцессы, Сюаньму сразу отыскал нуну среди них с какой-то странной накидкой на голове, но такую носили и остальные принцессы, и даже издалека ощутил исходящий холод – настолько недовольной была нуна.
Люди начали перешёптываться. Боковым зрением Сюаньму заметил, как слева, в окружении стражников в немного иной форме чёрного цвета без золотых элементов, они вели того самого убийцу невинных женщин. Руки и ноги мужчины были скованы, а голова опущена вниз, однако Сюаньму показалось, что на его лице он видел улыбку. Всё также окружённый стражей, он взошёл на эшафот и опустился на колени.
Из окна паланкина показалась рука.
– Чона!* – донеслось до ушей Сюаньму, он не знал этого слова.
* Чона (кор. 전하) – обращение к королю.
К паланкину наклонился мужчина в зелёном с чёрным головным убором в форме ступеньки – один из евнухов.
Одновременно с этим на помост взошёл человек в чёрном и подошёл к виселице, проверил верёвку. Сюаньму сразу догадался, что им являлся палач. Только не успел он что-либо предпринять, как тот самый евнух также поднялся к ним со свитком в руках под оживлённый гул, развернул его и громко объявил на всю площадь:
– Наш милостивый король приказал помиловать Нам Сокчона и отправить его отбывать наказание на остров Нагёпто.
После его слов толпа взревела:
– Слава королю! Слава королю!
