Текст книги "Янтарь и Лазурит (СИ)"
Автор книги: Чайный Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
На лице девочки отразился искренний испуг.
– Нет, я пришла помочь. – Кохаку улыбнулась и потрепала принцессу Наюн по щеке. – Расскажи, что ты делала, когда появилась нечисть.
Рури молча обошёл покои, осматривая каждый угол, пока принцесса Наюн говорила:
– Я перебирала украшения и выбирала, какое бы мне надеть, как за ширмой заметила большой глаз, – она вздрогнула и обняла себя за плечи. – Это был первый раз. Вчера я играла на каягыме, но не могла избавиться от ощущения, будто за мной кто-то следит, а когда обернулась, снова заметила этот глаз. Я закричала, и он исчез.
– Просто глаз? – переспросила Кохаку и изогнула брови от удивления. – Летающий в воздухе?
– Нет… – задумчиво произнесла принцесса Наюн. – У него была красная голова, наверное… длинная и узкая.
– Больше ты его не видела?
– Я не знаю… Мне постоянно кажется, что за мной кто-то следит.
Девочка хныкала и едва сдерживала слёзы, поэтому Кохаку прижала её к своей груди и погладила по голове и спине, успокаивая. Но успела она узнать не всё, что хотела.
– А потом он оказался у принцессы Сонён?
– Я не знаю… – принцесса Наюн всё-таки расплакалась. – Принцесса Сонён закричала, что у неё кто-то сидит в одежде, и убежала из своих покоев, тогда ваш евнух позвал монаха.
– Принцесса Наюн, – вдруг подал голос Рури, внимательно осматривающий ширму, расписанную цветами, – здесь ничего не проливали?
Девочка перестала плакать и взглянула на монаха, хлюпая носом.
– Как… как вы узнали? – удивилась она и отодвинулась от Кохаку. – Там же не осталось пятен?
– Запах, – немногословно ответил Рури.
– Я разбила чайник с цветочным чаем… – виновато произнесла принцесса Наюн.
– Как и принцесса Сонён! – воскликнул евнух Квон, словно эта информация стала для него открытием. Должно быть, Рури уже задавал тот же самый вопрос сегодня, а значит, подозревал, за кем они охотятся.
Кохаку была знакома лишь с небольшим количеством нечисти, в основном она знала обитателей Чигусы: успела подружиться в детстве со всем островом; а вот по Сонгусылю почти не путешествовала. Если в её три-четыре года старшие лисы брали всех младших и странствовали с ними по разным поселениям Чигусы, знакомили с разными народами и существами, то здесь, будучи принцессой, большую часть времени Кохаку была вынуждена находиться во дворце. Хотя её и тянуло на свободу и она часто сбегала в город, она редко покидала пределы Сонбака, поэтому не знала большой мир – соответственно, была плохо знакома с населявшей его нечистью.
Кохаку убрала руки от принцессы Наюн, приблизилась к Рури и ширме и, решив говорить официально, задала вопрос:
– Монах Шуаньму, вы уже догадываетесь, кто угрожал принцессам Наюн и Сонён?
Он наконец-то поднял голову и взглянул в её глаза.
– Нет.
Не этот ответ она ожидала услышать. Получается, Рури оказался либо внимательным благодаря своему драконьему нюху, либо везучим, раз узнал о пролитом чае.
– Подождите, – Кохаку решила уточнить, – принцесса Сонён пролила чай на одежду, и существо появилось там?
– Да! – радостно-испуганно воскликнул евнух Квон. – Тоже цветочный.
Кохаку не хотела ломать голову на бессмысленные размышления, лучше сразу вступить в схватку с существом.
– Так давайте прольём ещё цветочный чай и призовём его.
– Принцесса Юнха! – в ужасе воскликнул евнух Квон и схватился руками за лицо.
– Я лучше призову противника и сражусь с ним лицом к лицу, чем буду ломать голову и гадать, что за невидимая опасность угрожает моим близким.
– Принцесса Юнха, а если вы пострадаете?
Он так отчаянно заходил из стороны в сторону, что чуть не запутался в своей зелёной одежде и не споткнулся.
– Евнух Квон, – Кохаку тепло улыбнулась, – я ценю твою заботу, но жертвовать собой не собираюсь, так что не переживай так.
– Вот вы так говорите, принцесса Юнха, а потом сбегаете из дворца, и где мне вас искать только?
На мгновение ей даже стало жаль его. Как и каждый раз, когда она залезала в свои покои через окно, а евнух Квон в слезах и переживаниях бросался ей на шею и плакал от счастья, что никто её не убил и не похитил. Он всегда, как верный пёсик, сидел в её комнате и дожидался, когда она вернётся. Если принцессы не было слишком долго, то он поднимал на уши весь дворец и лично отправлялся на поиски. Однажды Кохаку за это прилетело, поэтому она начала оставлять для него записку с одним-единственным словом «ушла».
– Но я же до сих пор жива.
– И это великая удача!
– Ладно, неважно, принесите кто-нибудь цветочный чай. – Кохаку обернулась к младшей принцессе. – Принцесса Наюн, ты останешься с нами?
– Я… я…
Она испуганно юркнула за спину Рури, в ком, должно быть, увидела своего спасителя.
– Если боишься, можешь переждать в моих покоях, евнух Квон проводит тебя.
Карие глаза девочки просияли от счастья.
– Спасибо большое, принцесса Юнха.
Евнух Квон спрятал руки в рукава и сложил их перед собой, вежливо опустил голову, приглашая её последовать за ним.
– И чай не забудьте! – крикнула им вдогонку Кохаку. – Ой, я же отправляла Хеджин за едой.
В предвкушении встречи с неким следящим существом она совсем потеряла чувство голода и страха, любопытство заглушило все остальные чувства, даже мысли о Рури. Однако теперь, когда они остались наедине, Кохаку вспомнила о колокольчике фурин, спрятанном в её розоватом чогори, поднесла руку к груди и нащупала твёрдый предмет, нежно погладила и взглянула на монаха.
Он даже не смотрел в её сторону, а стоял у ширмы с опущенной головой, уже некоторое время не сдвигаясь не на шаг. Кохаку даже забеспокоилась, дышал ли он, поэтому приблизилась и, слегка наклонив голову, заглянула в его лазурные глаза. Он моментально отвёл взгляд в сторону.
Кохаку доброжелательно улыбнулась и попыталась сделать успокаивающую интонацию:
– Рури, ты чего?
Видимо, ночь полнолуния повлияла не на одну неё.
Он покачал головой.
– Так и будешь молчать?
– М.
Когда пришло осознание, что смущалась не она одна, Кохаку вдруг осмелела и смогла говорить свободнее. Кроме того, фурин у её груди придавал храбрости.
– Я тебя расстроила?
Она вмиг поймала на себе удивлённый и даже испуганный взгляд Рури. Лазурные глаза забегали по её лицу и вновь зацепились за ширму, словно там был изображён слишком важный рисунок.
– Рури… – Она прикусила губу. Кое о чём Кохаку задумалась только сейчас. – Прости меня. Я поддалась чувствам и позволила себе позабыть, что ты монах и не можешь вступать в отношения с женщинами.
Она видела, как изменилось лицо Рури: его взгляд бегал из стороны в сторону, брови подёргивались, губы сжимались. Он словно пытался подобрать нужные слова, но не выходило, пока в итоге не выдал тихое:
– Ничего.
Получается, Кохаку неправильно поняла ситуацию. Всю неделю она гадала о том, как теперь будут развиваться их отношения, размышляла, что испытывает к ней Рури и какие чувства у неё самой. Для неё Рури всегда был ближайшим другом детства, а теперь, когда они встретились вновь, Кохаку осознала, что не хотела расставаться с ним ни на миг. Эту неделю она сходила с ума. Не представляла, что делать, если он решит уехать в Цзяожи – мчаться за ним или страдать в одиночестве в Сонгусыле?
Она полагала, что раз он ответил на поцелуй, то мог испытывать к ней симпатию. Неужели он просто не хотел её расстраивать? Но зачем тогда сделал для неё этот фурин?
Кохаку встряхнула головой и выдавила из себя улыбку.
– Забыли, давай ловить это существо.
В этот самый миг в покои вошла Хеджин с подносом в руках. Кохаку сразу заметила, как из стоявших на нём пиал поднимался пар.
– Принцесса Юнха, я принесла еду и цветочный чай.
– Хеджин-а, что бы я без тебя делала!
Лишь бы отвлечься от непрошенных мыслей, Кохаку вырвала поднос из рук служанки, схватила пиалу с рисом и отправила в рот. Рис оказался горячим, она нахмурилась, открыла рот и замахала руками, чтобы хоть как-то остудить.
– Принцесса Юнха, не торопитесь! – испуганно воскликнула служанка.
Слёзы полились из глаз Кохаку, но она уже поддела палочками кимчи, затем мелкую рыбу, потом кальмара.
«Заесть все мысли, заесть все мысли», – твердила она себе и почти не жевала, из-за чего тут же подавилась.
– Принцесса Юнха! – Хеджин похлопала её по спине. – Если бы знала, что вы так голодны, давно принесла бы вам еду.
Кохаку махнула рукой, постучала кулаком по груди и уселась на кровать принцессы Наюн. Она случайно встретилась взглядом с Рури, покраснела и откинулась на спину, одной рукой накрыла глаза, а вторую прижала к груди, где нащупала фурин с лисами.
Некоторое время она так и лежала, не двигаясь, но затем чуть отодвинула руку и краем глаза подсмотрела, как Рури вылил на пол цветочный чай и отошёл в сторону, уселся на напольную подушку. Хеджин же стояла возле кровати, обеспокоенно глядя на свою госпожу.
– Принцесса Юнха, вы ещё будете есть, или унести поднос?
– Уноси.
– Не надо. – От голоса Рури по телу Кохаку вдруг пробежались мурашки; она не понимала, что с ней творилось. – Шум может спугнуть нечисть.
– Тогда садись с нами, – Кохаку убрала руку от глаз и выдавила из себя улыбку.
Хеджин не посмела опуститься на кровать принцессы, а отошла к столику с каягымом и присела на стул возле него.
Повисла тишина. В голове Кохаку царил жуткий хаос, который она уже даже не пыталась осмыслять. Время заглушит все её чувства и переживания, притупит страхи и тревоги, укроет её от боли и печали; на её глазах погибли близкие и сгорела целая Чигуса, а она до сих пор была жива и даже находила чему радоваться в новой жизни. Воспоминания никуда не собирались исчезать и со временем становились шрамами в бою под названием «жизнь», делали её сильнее и опытнее, а может наоборот, глупее и заставляли ошибаться. Тем не менее, сейчас она хотела дать этим мыслям яростным потоком исполосовать её сознание и затем утихнуть.
Кохаку не знала, сколько времени прошло, но спина уже затекла, хотелось встать и размяться. Она совсем убрала руку от лица и положила её под голову, взглянула на Рури, что внимательно следил за уже высохшим пятном от вылитого чая, затем на сидевшую в стороне Хеджин, успевшую задремать и теперь мирно посапывающую носом, и тихо вздохнула. Кохаку улеглась поудобнее и посмотрела на потолок, как на стене у своей головы заметила нечто красное.
Она резко села и увидела глаз, который внимательно следил за ней. Глаз располагался не на чьём-то лице, а на сложенной красной бумаге зонтика. Более того, существо также обладало ртом; оно несколько раз моргнуло, показало длинный язык и на одной ножке упрыгало в сторону.
Кохаку не раз видела подобных созданий, в одной из деревень драконов на Чигусе такие жили в каждом доме.
– Каса-обакэ…*
* Каса-обакэ (яп. 傘おばけ) – ёкай в виде зонтика из бумаги и бамбука, часто выглядит одноглазым и одноногим.
Неужели и они смогли выжить?
Глава 9
Лазурит на руке принцессы
Время текло медленно. Сюаньму привык, что появление нечисти приходилось дожидаться часами и даже днями, поэтому спокойно сидел. Иногда он прикрывал глаза, но не дремал, а медитировал, управлял энергией ци в своём теле. Поскольку большинство талисманов промокло и растеклось во время грозы у заброшенного храма лисы, он успел создать новые и спрятал их в слоях шэньи и чжунъи, также некоторые сложил в войлочную обувь.
Периодически Сюаньму приоткрывал глаза и поглядывал на пятно от цветочного чая, приятный запах которого доносился до его носа и напоминал о дне с нуной в чайной. Пол сох, а нечисть не спешила объявляться. Реже Сюаньму переводил взгляд на саму нуну – та лежала на кровати принцессы Наюн, закрыв лицо рукой. Он бы не удивился, если бы она давно заснула: та почти не шевелилась, иногда убирала руку, но затем снова клала на глаза.
В какой-то момент он услышал, как она заёрзала, но специально уставился в уже высохшее пятно, как вдруг с губ нуны сорвалось:
– Каса-обакэ…
Оно прозвучало удивлённо, без толики страха.
Сюаньму поднял голову и на деревянном бортике кровати увидел одноглазый красный зонт, который ещё и язык высунул и, постукивая, поскакал вдоль стены, спрыгнул на пол. Служанка нуны испуганно ахнула и закрыла рот руками, как зонт прыгнул за ширму. Сюаньму немедленно встал и отодвинул её, нуна рванула к нему, но существо исчезло, как будто провалилось сквозь пол. Явилось, что никто и тени не заметил, и исчезло, не оставив следов.*
* Кит. 来无影,去无踪 – «приходить, не отбрасывая тени, и уходить, не оставляя следов» (незаметно появляться и исчезать, словно по волшебству).
– Куда ты? – голос нуны прозвучал обеспокоенно.
Монах непонимающе посмотрел на неё. Она собиралась казнить человека, пусть и жестокого убийцу, но человека, а за одноглазым зонтом помчалась как за испугавшимся диким зверьком, которого избалованной принцессе захотелось подкормить. Тем не менее, это не вызывало отвращения – наоборот, Сюаньму только больше хотел понять эту женщину.
– Нуна знакома с ним?
– Конкретно с этим нет, но каса-обакэ встречала раньше, – её голос звучал спокойно, не дрожал, словно недавнего разговора и вовсе не было.
Сюаньму надеялся, что она расскажет подробнее, однако она резко замолчала, присела на корточки и, сделав кислую мину, неторопливо провела пальцами по ширме. Он стоял чуть поодаль и наблюдал, но и нуна никуда не спешила. Выдохнув, Сюаньму взял себя в руки и всё-таки задал вопрос:
– Что нуна знает о них? Они представляют опасность?
Она посмотрела на него так, будто он сказал, что монахи не знают, что такое чётки, а в ордене Сюаньму они имелись у каждого – это было первое сравнение, которое пришло ему в голову.
– Нуна?
– Это милейшие создания. – Она недовольно изогнула брови. – Они любят проказничать, но ни о какой опасности не может быть и речи.
Почему-то его слова разозлили её.
И по-прежнему нуна не назвала более важных деталей: что их привлекало, а что пугало, почему они решили появиться именно сейчас и т. д.
– Принцесса Юнха, вы уверены? – испуганно забормотала её служанка. – Он никого из нас не съест?
– Каса-обакэ любят цветы и фрукты, а не людей.
Нуна и её смирила сердитым взглядом.
По неясным Сюаньму причинам она питала к этим существам какие-то особые тёплые чувства, но и ему самому она оказала внимание, хотя монах был уверен, что не мог знать принцессу Сонгусыля, оказавшуюся лисой. А она его знала. Вдобавок, была в курсе, что и он родился драконом, а не человеком, в то время как он сам об этом даже не догадывался.
– Нуна знает, где он спрятался?
– Уважаемый монах, не впутывайте в это принцессу! – возмущённо потребовала служанка, но опустила голову и замолкнула под сердитым взглядом её госпожи. Затем и Сюаньму пересёкся с янтарными глазами, но они вдруг потеплели.
– Он может прятаться в бумажных и деревянных предметах – в стенах, полу, – наконец, она назвала полезную информацию. – Если он не захочет, его просто так не найти.
Получается, оставалось снова пролить где-нибудь цветочный чай и дожидаться, когда каса-обакэ вновь решит показаться, иначе у принцесс и других жителей дворца опять начнутся проблемы. Сюаньму нашёл взглядом поднос с чайником, который приносила служанка, и собирался проверить, осталась ли там ещё жидкость, как нуна окликнула его:
– Рури, ты же не собираешься его убить?
Он обернулся и посмотрел на неё, она стояла и кусала нижнюю губу.
– Я слышала, что монахи не просто охотятся за нечистью, но… – она сглотнула. – Истребляют. Ты обещаешь, что не причинишь вред каса-обакэ?
– Принцесса Юнха, почему вы защищаете его? – поинтересовалась испуганная служанка, имя которой Сюаньму всё никак не мог вспомнить.
– Хеджин-а, почему ты защищаешь меня?
В глазах служанки отразился ужас, а монах наконец-то услышал её имя.
– Вы моя госпожа, принцесса Юнха, но это чудовище не ваш господин!
– Разве защищать можно только господ?
Из-за редкого общения с людьми Сюаньму плохо разбирался в эмоциях мирских, но был готов поклясться, что и в янтарных глазах, и чуть дёрнувшихся губах, и во всём выражении лица увидел глубокую печаль.
– Хеджин-а, ты заботишься не только обо мне, но и о своей семье.
– Что вы такое говорите, принцесса Юнха, он не может быть вашей семьёй!
– Он… мой друг.
– Принцесса…
– Я буду стоять за семью, друзей и близких до конца и больше не позволю их убить или обидеть, – она сделала небольшую паузу, опустила голову, сжала руки в кулаки и добавила: – Не в этот раз.
Последнюю часть она чуть не выкрикнула, словно её задели за живое; одновременно с этим её слова прозвучали твёрдо и решительно. И Сюаньму осознал, что не хотел её подводить.
– Тогда что ты предлагаешь, нуна?
Обнаружив в нём поддержку, она расслабилась и улыбнулась, взор её медово-янтарных глаз потеплел.
– Для начала узнать, один он тут или с сородичами.
Сюаньму не хотел уточнять, что дальше. Было бы легче, если бы нуна сама обо всём рассказала, но, по всей видимости, делать этого она не намеревалась.
Он тихо вздохнул.
«Хорошо, нуна, будь по-твоему».
– М.
Служанка взяла в руки поднос и грустно посмотрела на свою госпожу.
– Полагаю, понадобится ещё цветочный чай?
– Что бы я без тебя делала, Хеджин. – Нуна улыбнулась, пальцами погладила ширму, нежно подула на неё и вернулась обратно на кровать, но на этот раз только присела, а не улеглась.
Сюаньму не двигался с места. Этот монах совершенно не представлял, как разбавить тишину и нужно ли это делать.
До этого он общался с людьми лишь при необходимости, в то время как нуну ему искренне хотелось узнать ближе. Четыре дня назад он даже наведался в лавку свитков и чернил её друга, чтобы подробнее расспросить о колокольчике фурин, который по неясным ему причинам не мог выкинуть из головы. Пусть Джинхён и общался с ним с многозначными намёками, которые Сюаньму не понимал, он всё-таки рассказал, как самому создать фурин. Более того, даже сводил к мастеру, который помог выплавить металлическую форму в виде лисы; изначально Сюаньму надеялся сделать полноценное тело, но вышла огромная ушастая голова и прижатый к ней хвост, а тело как-то не сложилось.
Хотя он прекрасно владел каллиграфией, но рисовать не умел. На прикреплённом к колокольчику листе он изобразил стоявшую лису, только передние лапы оказались короче задних, поэтому пришлось подрисовать под них камень. А к лисе с неба спускался дракон и почти касался её носа.
Сюаньму не придумал, какую бы красивую мудрость или пожелание оставить рядом с рисунком, хотя благодаря шифу знал немало, но все мысли разбежались в стороны, как водомерки, когда в воду бросили камень, поэтому написал просто: «За ветром и дождём последует солнце»*, так как они и буквально пережили грозу, узнали новое друг о друге и о себе, впервые услышали об аккымах. Также он образно хотел поддержать нуну – оставить напоминание, что вслед за плохим придёт и хорошее.
* Кит. 阳光总在风雨后 – «солнечный свет всегда за ветром и дождем» (удача всегда после трудностей).
Он не стал класть фурин в мешочек с деньгами, боясь случайно повредить его, а завернул в ткань и спрятал в одежду. Сюаньму собирался как-нибудь при случае подарить колокольчик, но после разговора о поцелуе нуна резко изменилась.
Теперь, когда они остались наедине, Сюаньму дотронулся до груди – в то место, где хранился фурин в виде лисы, убедился, что тот не потерялся, и убрал руку. Сейчас не время.
Продолжая стоять возле ширмы, он взглянул на нуну и заметил, что та смотрела в пол и грызла нижнюю губу.
«Нуна…»
Он приоткрыл рот, но осознал, что до сих пор не нашёл подходящих слов. Сюаньму сам запутался в своих чувствах, поэтому не хотел сейчас о них говорить и пытаться что-то объяснить, но и не по делу говорить не любил совсем. Спросить о жизни во дворце? А вдруг только больше расстроит нуну. Логичнее всего было узнать что-нибудь о каса-обакэ, раз уж они собрались ловить это существо, поэтому он просто задал глупейший вопрос, который только смог придумать:
– У каса-обакэ бывают имена?
Нуна наконец подняла голову, и их взгляды встретились, он заметил удивление в янтарных глазах и сведённых бровях. Слегка наклонившись набок, нуна упёрлась локтём в ногу и поставила на ладонь подбородок, тщательно рассматривая лицо Сюаньму.
Он уже успел пожалеть о заданном вопросе, как она ответила:
– Друг с другом они общаются при помощи шорохов и дуновений, но также понимают нашу речь. Некоторые даже могут разговаривать, но это старшие и сильные, а молодые нет. Мы в детстве давали им имена, некоторые соглашались и откликались на них, а другие… были недовольны.
Сюаньму вопросительно посмотрел на неё, ожидая продолжения, однако совсем не такого:
– Твоего звали Шитошито*.
* Звук медленно капающего дождя (яп. しとしと).
«Моего?» – пронеслось у него в голове, но вслух он ничего не произнёс.
Зато на лице сидевшей на кровати нуны появилась улыбка. Она убрала руку с ноги и откинулась назад, подпирая спину, подняла голову и мечтательно уставилась в потолок.
– Знаешь, я не удивлена, что ты назвал мышонка Джиком. Кстати, где он? – нуна продолжала говорить непонятные вещи и не давала толковых объяснений. – И Шитошито тоже…
– Чжи.
– Что?
Она непонимающе смотрела на него.
– Я назвал его Чжи. – Сюаньму сглотнул. – В Цзяожи так мыши пищат.
Нуна несколько раз моргнула, а потом вдруг схватилась за живот и рассмеялась. Её заливистый смех наполнил комнату радостью, она так хохотала, что не усидела на месте, а легла, продолжая обнимать себя.
– Мыши… пищат! Ха-ха-ха!
Сюаньму тоже смущённо улыбнулся и на несколько шагов отошёл от ширмы, приблизился к кровати принцессы Наюн, чтобы поймать нуну в случае, если она всё-таки решит скатиться на пол.
– Ой, Рури, – всё ещё давясь смехом, выговорила она. – В Сонгусыле они пищат ччик-ччик.
Когда нуна произносила «джик» и «ччик», эти звуки казались ужасно похожими. Сюаньму не спешил отвечать, а нуна сидела с чуть приоткрытым ртом и смотрела на него, склонив голову на бок.
– А дождик в Чигусе капает шито-шито! – И её радостный смех снова наполнил покои. – Узнаю старого доброго Рури.
Сюаньму вновь не смог удержаться от улыбки. Он не привык смеяться и проявлять свои эмоции, но в компании нуны был не в силах прикидываться каменной статуей.
– Как мне тебя не хватало.
Если ему не показалось, то последние слова наполняли горечь и печаль, и он почувствовал, что должен подбодрить её.
– Теперь я здесь.
И вмиг поймал на себе её удивлённый взгляд. Она больше не смеялась и не улыбалась, а поджала губы, пока янтарные глаза не внимательно разглядывали его лицо. Стало неловко. Хотелось отступить и отвернуться, но он заставил себя стоять на месте, пока уголки губ нуны не дёрнулись вновь.
– Спасибо, Рури.
Сразу после этих слов в покои принцессы Наюн вошла служанка Хеджин, словно специально стояла за дверью и ждала, когда они договорят – Сюаньму бы не удивился, если бы она так и сделала. В руках она держала поднос с заварочным чайником и несколькими пиалами, комнату наполнил нежный цветочный аромат.
Не говоря ни слова, Сюаньму забрал у неё пиалу и чайник. Он не знал, что больше привлекает каса-обакэ: впитывающаяся в деревянную поверхность ароматная жидкость или сосуд, издающий тот же самый запах. Немного чая он снова разлил возле ширмы и рядом поставил пиалу, над которой уже поднимался пар. Сюаньму привстал и повернул голову в сторону нуны и её служанки: первая мечтательно смотрела перед собой, не моргая и не двигаясь, на её лице виднелась слабая, но счастливая улыбка. Сюаньму подумал, что она о чём-то вспоминала, поэтому решил не беспокоить – хотя он и без взгляда на неё не собирался ничего говорить. А вот служанка вновь уселась на стул возле каягыма, перед этим поставив поднос на стол, и теперь внимательно смотрела на разлитое пятно и периодически вздрагивала.
Хоть кто-то из присутствовавших пугался нечисти, а не вставал на защиту.
Некоторое время они сидели в тишине, пока нуна не очнулась из своих размышлений и не помахала Сюаньму.
– Рури, подойди, – прошептала она и поманила его к себе.
Стараясь ступать беззвучно, он приблизился к кровати принцессы Наюн, а нуна похлопала рукой по одеялу, приглашая его присесть рядом. Он молча смотрел на чистое королевское бельё и на свой грязный после улицы ханьфу, который хоть и отряхнул, но пачкать постель всё равно не хотел.
– Сядь ты уже, – тихо рыкнула нуна, и Сюаньму вынужденно опустился рядом с ней. Он сидел совсем на краешке, чтобы хотя бы не запачкать остальное.
Изначально Сюаньму полагал, что нуна хотела о чём-то поговорить, и подозвала его, чтобы не шуметь, однако она молча сидела и поглядывала за почти исчезнувшими клубами пара над остывающей пиалой. Вскоре они растворились в воздухе совсем, и чай остыл.
Сюаньму слышал, как служанка не могла спокойно сидеть и нервно ёрзала на месте, зато её госпожа словно превратилась в каменную статую. Он и сам старался издавать как можно меньше шума, чтобы случайно не спугнуть каса-обакэ, но не ожидал подобного нуны – та выглядела чересчур активным человеком.
Солнце ещё не успело опуститься за горизонт, но время уже клонилось к вечеру, как вдруг нуна заговорила:
– Хеджин-а, я опять голодная.
Последние годы Сюаньму не работал с кем-то, а сам выполнял мелкие поручения по ловле нечисти; если бы у него был болтливый партнёр, который мог бы спугнуть выжидаемое существо, он бы сделал выговор и больше с ним не связывался. Однако стоило взглянуть на нуну, как все плохие слова улетучились из головы, оставив место лишь неуместным мыслям: Сюаньму вновь вспомнил поцелуй в ночь полнолуния. Как бы он ни хотел этого признавать, ему понравилось. Ему нравилась и нуна, которая неправильно поняла его реакцию, сама сделала выводы и только больше запутала его.
– Сейчас принесу, – моментально среагировала служанка и поднялась с места, как вдруг схватилась руками за голову и вскрикнула.
Вместо того чтобы подойти к ароматному чаю, каса-обакэ выглядывал из-под стула Хеджин, где никто не заметил его появления. Сюаньму поднялся с кровати и бросил взгляд на нуну: а может, она и видела, как показался красный зонтик, но решила промолчать. Он ничего ей не сказал, незамедлительно подошёл к каса-обакэ и опустился перед ним на пол. Испугавшаяся Хеджин ускакала к дверям, но не спешила покидать покои принцессы Наюн, а обеспокоенно следила за своей госпожой.
Проще всего было запечатать каса-обакэ в специальном мешке, в котором Сюаньму держал каппу перед прибытием в Сонгусыль, однако стоило ему вытянуть перед собой руку с чётками, как нуна подала голос:
– Я убью тебя, если навредишь ему.
Сюаньму вопросительно взглянул на принцессу. Она серьёзно угрожала ему или так шутила?
На её лице не осталось ни тени улыбки, однако в глазах ощущалась явная насмешка; нуна закинула ногу на ногу и чуть склонила голову в сторону. Хоть убейте, но Сюаньму не понимал эту женщину.
Красный зонтик почему-то не испугался чёток, а наоборот, высунулся из-под стула и предстал перед монахом в полный рост. У него не было носа, но он всё равно наклонился к вытянутой руке, как будто хотел понюхать её и, более того, он это сделал! Но при помощи рта. Сюаньму почувствовал дыхание на своей коже, после чего каса-обакэ наклонился и осторожно стукнул его кончиком зонта.
С кровати послышался смех нуны, за которым последовали пояснения:
– Он с тобой познакомился.
Почему-то это не радовало.
– Что ему нужно?
– Внимание?
Сюаньму привык охотиться за нечистью, а не возиться с ней, как с дитём малым. Не попробуешь – не узнаёшь; свободной рукой монах вытащил из шэньи специальный мешок и приоткрыл его, проверяя, залезет ли любопытный каса-обакэ туда сам.
Постукивая бамбуковой палкой-ножкой о деревянный пол, зонтик припрыгал поближе и с интересом заглянул внутрь. Но засунул туда лишь верхушку головы, а глазом смотрел вниз, даже в пол, поэтому Сюаньму не понял, как каса-обакэ там что-нибудь разглядел. Издав невнятное «фня», зонтик резко выпрямился и прыгнул назад.
Не упустить. Сюаньму дёрнулся и вытянул руку вперёд, чтобы поймать существо, как нуна крикнула:
– Не трогай его ножку!
Было поздно. Он как раз схватил бамбуковую палку, как желтоватый глаз каса-обакэ налился красным, а сам зонтик начал раскрываться и увеличиваться в размерах. Палка потолстела, Сюаньму уже не мог удержать её одной рукой.
Зонт внушительного размера высунул длинный узкий язык, зашипел и бросился на обидчика.
– Стой-стой-стой! – закричала нуна и вскочила с кровати.
Одного ловкого прыжка хватило, чтобы она, быстрая как молния, оказалось между монахом и зонтом. Сюаньму только моргнуть успел, как каса-обакэ впился нуне в руку, несколько раз обволок её языком.
– Ай.
Нуна нахмурилась, а монах бросился к ней, схватился за зонт и дёрнул его в сторону, но тот оказался настойчивым и не собирался легко сдаваться.
– Прости, забыла предупредить.
Она ещё и извинялась в подобной ситуации…
– Принцесса! – в ужасе воскликнула её служанка. – Монах, сделайте что-нибудь!
Хеджин не посмела остаться на месте, а бросилась к своей госпоже. Да, она боялась, но всё равно дрожащими руками схватила зонт и изо всех сил потянула его назад.
– Хеджин, перестань. – Нуна хмурилась от боли.
– Как его снять?
От вида её страданий Сюаньму немедленно убрал руки и заставил служанку сделать то же самое.
– Погладить, успокоить, спеть колыбельную – что-нибудь!
Монах отказывался верить, что подобные вещи успокоили бы глазастый зонт, зато ему в голову пришло кое-что другое. Он подошёл к ширме, поднял с пола нетронутую пиалу с застывшим цветочным чаем и вернулся назад.
Нуна продолжала хмуриться и поглаживать раскрытый красный зонт, что немного уменьшился в размере, но его язык по-прежнему крепко сжимал её руку. На всякий случай Сюаньму решил уточнить:
– Нуна, как они относятся к воде?
– Обычно любят… – задумчиво произнесла она. – Малыш, ты не боишься воды?
Каса-обакэ не реагировал, а монах поднял над ним пиалу и окропил его несколькими каплями. Постукивая приятным звуком, они ударились о поверхность его бумажной головы, как зонт ослабил хватку. Сюаньму полил на него ещё немного чая, и тот полностью раскрылся, отпустил руку нуны и убрал свой язык.
С громким стуком он приземлился на пол и радостно запрыгал, словно оказался под дождём, монах вздохнул и вылил на него весь оставшийся чай, пока каса-обакэ скакал из стороны в сторону в небольшой луже.
– Нуна, он радуется, или ему плохо? – всё-таки спросил Сюаньму, мало ли обидел её нечисть.
– Радуется.
Потирая пожёванную руку, нуна опустилась на пол и уселась в лужу из накапавшего чая.
– Принцесса Юнха, дайте вытру хотя бы! – засуетилась служанка и даже где-то успела раздобыть тряпки. Её госпожа даже не пошевелилась, пока та вытирала всё вокруг и пыталась избавиться от жидкости под ней. – Принцесса, вы живы?
– Не переживай, Хеджин, всё в порядке, – она улыбнулась, перевела взгляд на кружащийся на полу зонтик и затем посмотрела на Сюаньму. – Он ещё маленький и много пугается, не злитесь на него, он просто защищался.








