Текст книги "Янтарь и Лазурит (СИ)"
Автор книги: Чайный Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Янтарь и Лазурит
Чайный Лис
Глава 1
Лазурит прибывает в страну Бессмертного Нефрита
Чигуса пала.
Огонь с пронзительным треском охватил все деревья и кусты, разрушающим вихрем взмыл в небеса, языки пламени поглотили храм верховной лисы, который держался до последнего, защищая опасные священные артефакты. Тяжёлый дым заполнил весь остров: дышать почти невозможно, как и ничего не разглядеть.
Но и некому было смотреть.
Не стало страны Тысячи Трав. Населявшие её лисы бились до последнего с армией государства Сонгусыль, пока не исчезли вместе с драконами – те пропали раньше, в самый нужный момент, накануне великого сражения. Лисы пали, скрестив клинки с людьми, но не погибли, а растворились на глазах. Сомнения переполняли их сердца: почему дружественный Сонгусыль решил напасть? Куда подевались драконы, как ближайшие друзья посмели оставить их одних? Ради чего люди ворвались в храм верховной лисы, что они искали там?
Лишь некоторых детей успели переправить на крошечных яликах при помощи дружественных капп*: все крупные судна сгорели вместе с островом, из взрослых не осталось никого, а если кто и выжил, то на остров не вернулся.
* Каппа (яп. 河童) – водяной.
Некогда великая земля, гордо носившая название Чигуса, была уничтожена за одну ночь. Людьми, которые поклонялись лисам как божествам, строили храмы в их честь, а в один миг обнажили против них мечи и сожгли святую территорию.
Нога человека в тёмных одеяниях ступила на землю, куда опустилось мрачное покрывало из пепла. Плащ собирал всю грязь, но это ничуть не смущало юношу – он этого не замечал. Совсем недавно от его величественного вида люди падали перед ним на колени, а лисы и драконы относились с почтением. Теперь же его окутывала пугающая аура, словно густой туман, повисший над болотом посреди беззвёздной ночи и спрятавший последние проблески света.
Юноша сделал ещё шаг – зловещая аура сгустилась ещё сильнее, даже тёмные пятна виднелись в воздухе. Лицо человека нахмурилось, он свёл брови и сдавил виски пальцами от тяжести, после чего качнул головой и приоткрыл глаза.
Пустой взгляд. В его выражении не осталось ни тени былой боли, в то время как туман проявился чётче. Он не просто следовал за ним попятам, а исходил от самого человека.
Укрытые обгоревшими листьями гинкго ступени разрушенного храма верховной лисы остались позади, юноша продолжал двигаться вперёд – медленно и бездумно. В голове не осталось ни одной мысли, он просто передвигал ноги, брёл в сторону сгоревшего леса, от которого остались одни жуткие почерневшие деревья – такие же мрачные, как и он сам.
В руке он сжимал длинный меч, вокруг которого энергия оказалась самой насыщенной и даже излучала чёрные искры. Хотя конец клинка и не касался земли, из-за слишком мрачной ауры под ним оставалась тёмная дорожка, словно выжигал всё за собой и устилал пеплом. Разрушение обрушилось на некогда мирные земли. Проклятое оружие, долгие годы хранившееся в тайных залах храма верховной лисы, наконец-то обрело свободу.
К горлу подступил ком, юноша сотрясся от сильного кашля и нахмурился, шаг стал тяжелее. Выдержит ли это тело?
Ноги подкосились, величественный человек не устоял и опустился на одно колено, крепко стискивая рукоять длинного меча и держась за него как за опору. Его тело, а быть может, и меч, выпустило чёрную волну, что молниеносно накрыла весь остров с побережьем, а за ней куполом сгустился непроглядный туман, на десятки лет скрывая некогда великую светлую землю Чигусу от тёплых солнечных лучей и блеска манящих ярких звёзд, а вместе с ними и от всего мира.
* * *
– Суйгуй* больше вас не побеспокоит, – твёрдо заявил низкий мужской голос, а решительный взгляд голубых глаз только подтверждал его уверенность.
* Суйгуй (кит. 随鬼) – духи потревоженных животных, преследующие разбудивших их людей.
– Премного благодарим, добрый монах Сюаньму, не задержитесь ли вы ещё в нашем небольшом городке? – Женщина потёрла руки друг о друга, стараясь согреть их и в то же время надеясь, что монах останется ещё ненадолго. – Соседи жаловались, что всюду шастает нечисть, быть может, вы бы помогли сделать это место добрым и мирным, как в прежние времена? Поживите пока у нас, мы расплатимся, чем сможем.
Она свела брови и взглянула на мужа серьёзным взглядом, не терпящим возражений, отчего тот только молча закивал головой, однако монах лишь вздохнул и сложил руки за спиной.
Женщина говорила правду: за последние двадцать лет нечисть осмелела и даже средь бела дня выбиралась из своих укрытий и нападала на людей. Шифу* рассказывал, что на его веку эти твари почти не подкидывали им работу, а скрывались от чужих глаз.
* Шифу (кит. 师父) – учитель, отец-наставник.
– К сожалению, я сегодня же покину город Даогу.
Он опустил голову, не в силах смотреть в лицо несчастной женщины. Её младший сын играл во дворе, копался в грязи и случайно вырыл могилу давно похороненной собаки. Сначала он принял кости за игрушки, пока мать в ужасе не отобрала их и не выбросила, вот только не знала она, что один палец он продолжал держать в руках.
Дух умершей собаки обратился суйгуем и пожелал вернуть своё тело на место.
В первую ночь хозяева дома слышали лишь протяжённое завывание за окном, но когда вышли посмотреть, никого не обнаружили. На следующую кто-то скрёбся под дверью, даже отметины оставил, а на третью – нечто откусило их сыну мизинец. Ребёнок так визжал, что поднял на уши всех соседей.
В тот же день через город Даогу проезжал монах Сюаньму и услышал эту историю на улицах, после чего разыскал спрятанную мальчиком кость и упокоил дух собаки.
Он полагал, что это не займёт много времени – всё равно точно неизвестно, куда направлялось более ужасное чудовище, за которым он охотился последние несколько месяцев. По слухам, тот успел добраться до Сонгусыля, а где именно притаился – не знал никто.
Однако женщина сделала такой грустный и тоскливый взгляд, столь несчастное выражение лица, что монах был вынужден опустить голову. Он не мог позволить себе задержаться ещё дольше, иначе жертв станет больше, и не от какого-то пустякового духа, а от настоящего кровожадного чудовища.
– Моя дочь работает служанкой в доме семьи Ли, – хнычущим голосом заговорила женщина. – Я слышала, как другие слуги жаловались, что кто-то скребётся по ночам, но кто – они не знают, не находят. А если моя дочь также останется без пальца, или, не дай небо, ещё хуже, погибнет?
И теперь она давила на жалость…
Из её глаз текли слёзы, а руками она схватила Сюаньму за локоть и умоляюще потрясла.
– Простой монах не может вломиться в дом знатных людей, – попытался он возразить, но женщина даже закончить ему не дала:
– Так я вас провожу, слуги говорили, что и хозяева беспокоятся и не покидают покои по ночам.
Сюаньму замялся на месте, не привыкший к общению с окружающими и в частности с настойчивыми женщинами. Не выходило придумать отговорку.
– Госпожа, уверен, местные монахи прекрасно изгонят любую нечисть, а мне необходимо попасть в Сонбак.
– Столицу Сонгусыля? – с удивлением переспросила женщина и выразительно посмотрела на Сюаньму – тот был вынужден вновь опустить голову. Привыкший к уединению, он не мог подобрать слова и объяснить, как ему сейчас необходимо продолжить свой путь. Та кровожадная тварь опаснее всех суйгуев Цзяожи.
Ему на выручку к неожиданности пришёл муж настойчивой женщины, который большую часть диалога молчал:
– Если память мне не изменяет, завтрашним утром торговый корабль господина Ли отправляется в Сонгусыль…
– И он определённо согласится взять с собой избавителя от мучавшей их нечисти, – решительно перебила его жена.
Сюаньму вздохнул. Однако подобное развитие событий было не худшим вариантом – сам он собирался добираться по суше, что заняло бы не одну неделю. На корабле же можно доплыть всего за неделю.
– Ладно, показывайте дорогу.
Дом семьи Ли оказался довольно просторной резиденцией, окружённой высоким забором, однако выглядел просто: без вычурных украшений, часто встречающихся в богатых домах. Сюаньму не раз бывал в подобных местах вместе со своим ныне покойным шифу, где помогал изгонять нечисть; знатные люди любили не только украшения, но и хвастаться своим богатством. Пусть это место не так выделялось на их фоне, но и бедным его не назовёшь.
Женщина прошла мимо парадных ворот с высеченными из камня статуями, напоминающими двух львов с пушистой гривой, обошла забор и, как и подобало слугам, приблизилась к другому входу. Вдоль стен бурным потоком тёк ручей, на берегу которого сидели молодые девушки и стирали господскую одежду.
– Цянцян! – тут же окликнула женщина и уверенно двинулась вперёд, в то время как монах, сложив руки за спиной, неторопливо последовал за ней.
Юная дева, так похожая на эту женщину, сидела на высоком камне с завязанными на поясе рукавами, но подняла голову на её голос и с радостной улыбкой ответила:
– Матушка! – Она отложила одежду в сторону, встала и помчалась им навстречу, однако оступилась на камнях. Её нога скользнула по мокрой поверхности, дева пискнула и попыталась удержать равновесие, замахав руками.
Женщина тоже вскрикнула, однако Сюаньму оказался быстрее. Все вокруг только моргнули, а он уже придерживал молодую служанку за пояс и помогал спуститься на сухую землю.
– В-вы же только что были за моей спиной… – ошарашенно произнесла женщина, но в следующий миг уже бросилась к дочери, совершенно не задумываясь о том, как всё произошло. Сюаньму же лучше.
Пока мать обеспокоенно осматривала свою Цянцян, несколько других служанок с интересом подошли поближе и навострили уши, некоторые продолжили стирку, но всё равно поглядывали в сторону гостей и прислушивались к их словам. От количества людей Сюаньму становилось не по себе, поэтому он постарался сосредоточиться на шуме воды и заглушить лишние голоса. Вскоре он воспринимал лишь плеск ручья, дуновение ветра, шелест листвы, отдалённое пение птиц – от звуков природы он почувствовал себя гораздо спокойнее, умиротворённее. Голоса людей заставляли нервничать, поэтому он на время отгородился от них, но затем вздохнул и расправил плечи.
До его ноздрей донёсся неприятный запах, от которого монах нахмурился и задумчиво посмотрел вдаль. Не успел обдумать ситуацию, как его уже звала женщина:
– Добрый монах Сюаньму, прошу, моя дочь проводит.
Остальные служанки посмеивались и с интересом посматривали в их сторону. Сюаньму пересёк ручей, ловко и неторопливо ступая с камня на камень. Оказавшись на земле, он протянул деве руку и помог ей спуститься – в тот же миг раздалось восторженное оханье остальных служанок, что удивило и смутило монаха.
«Я сделал что-то не так? – спрашивал себя он, неуверенно прикусив нижнюю губу. – Шифу не запрещал притрагиваться к мирянам и даже женщинам, если им требовалась помощь, почему они так реагируют?»
– Не обращайте на них внимания, – смущённо улыбнулась служанка и пошла вперёд.
Под оживлённое перешёптывание они прошли вдоль ручья и оказались у входа в крупное поместье. Цянцян оставила его на кухне, сообщив остальным присутствовавшим, что привела монаха, охотящегося за опасной нечистью, и сама вышла в коридор.
Пухлая женщина, месившая тесто, стряхнула муку с рук и оценивающе взглянула на гостя.
– Ой, недавно поселилось у нас здесь чудовище и не даёт теперь покоя, – начала она жаловаться, как только закончила осмотр. Монахи носили тёмно-синий ханьфу* с широкими рукавами, в которых прятали талисманы для борьбы с нечистью. Обычно их узнавали по одежде, но взгляд пухлой женщины зацепился также за выглядывающие из-под рукава круглые бусины чёток. Кроме того, в отличие от большинства населения Цзяожи – страны, в которой вырос Сюаньму, – монахи даже не завязывали волосы в хвост, а ходили с распущенными.
* Ханьфу (кит. 汉服) – традиционная одежда ханьцев Китая.
– Его кто-нибудь видел? Как оно выглядит? – поинтересовался Сюаньму и попятился назад, когда женщина с жалостливым взглядом решительно приблизилась к нему.
– Никто не видел, только хлюпанье по ночам слышим.
«Хлюпанье? – мысленно переспросил себя монах. – Но мать Цянцян говорила, что нечисть скреблась. Тогда кто-то из водных?»
– Что-то ещё? – вслух произнёс он, делая ещё шаг назад. – Оставляло ли оно следы? Или грязь?
Ему и так было неловко находиться среди людей, а эта женщина зачем-то ещё и подходила всё ближе. На выручку ему пришёл тонкий голос из коридора:
– Следы с тремя пальцами.
В кухню заглянула богато одетая девушка с аккуратно заплетённой верхней частью волос, придерживаемой цзи* с драгоценными камнями, остальные пряди рассыпались по спине. На лице её светилась добрая улыбка, а глаза сверкали любопытством – должно быть, молодая госпожа Ли. За ней с вежливо опущенной головой следовала Цянцян.
* Цзи (кит. 筓) – шпилька для волос, бывает короткой «цзань» (кит. 簪) и длинной «чай» (кит. 钗).
Тремя пальцами?
В знак приветствия монах Сюаньму кивнул и сложил перед собой руки, а задумчивый взгляд устремился куда-то мимо госпожи. Неужели каппы ещё остались в живых? Шифу рассказывал, что подобные существа обитали у берегов острова нечисти Цяньмо – страны тысячи монстров. Так его называли в Цзяожи. Вот только лет двадцать назад он затонул, и моряки не решались приблизиться и посмотреть, осталось ли что-то от острова: мало ли нечистая сила завладеет их разумом. Самые храбрые рассказывали о чёрном тумане на горизонте, но ближе не подплывали.
– И пятка тоже острая? – решил он уточнить.
– Как вы догадались?
– Полагаю, этот скромный монах знает, что за существо поселилось в вашем доме.
Радостный смех молодой госпожи Ли заполнил всю кухню и вызвал улыбки на лицах слуг.
– Мы можем на вас рассчитывать? – поинтересовалась она и с любопытством взглянула в его глаза. – Как же называется эта тварь?
– Помогите нам, уважаемый монах, – добавила пухлая женщина.
Другого выбора он себе уже всё равно не оставил.
– Мне понадобится кувшин с чистой водой.
Молодая госпожа Ли сообщила родителям о прибытии монаха; те распорядились, чтобы для него подготовили покои и накормили, однако Сюаньму от всего отказался: не видел смысла оставаться в комнате, когда каппа ходил по коридорам. Поэтому и он собрался провести там ночь в окружении нескольких кувшинов и тазов с водой.
Хватило бы и одного, но слуги решили перестраховаться, поэтому принесли больше – чтобы точно поймать тварь. С другой стороны, всё не зря: теперь каппа захочет явиться именно сюда. Монах Сюаньму подозревал, что тому не нравилось, когда слуги стирали бельё в его ручье и загрязняли некогда чистую воду, поэтому тот по ночам искал себе другую. Жители этой резиденции часто оставляли на ночь кувшины с водой, чем только приманивали каппу.
Также господа настояли, чтобы монаху тогда не только постелили в коридоре и оставили с кувшинами, но и принесли всё для его удобства. Они переживали, что последние несколько дней тварь хлюпала возле покоев их дочери.
Пока все обитатели дома спали, Сюаньму сидел на одеяле с прикрытыми глазами и внимательно прислушивался. В одной руке он сжимал специальный мешок для ловли нечисти, в который собирался заключить каппу, а во второй беззвучно перебирал чётки.
Вместо ожидаемого хлюпанья в коридоре раздались тихие шаги, за которыми последовали отблески света на полу и стенах. Сюаньму с подозрением прищурился: из-за угла вышла пухлая женщина – та самая настойчивая, которую он видел днём на кухне.
– Ох, уважаемый монах, глаз сомкнуть не могу – так мне страшно! – громким шёпотом пожаловалась она, сжимая в руках фонарь.
Лицо Сюаньму на миг исказилось от злости, но он быстро совладал со своими эмоциями. Какая бы нечисть ни обитала тут, эта женщина уже точно её спугнула.
– Тихо, – серьёзным тоном потребовал он и, не давая служанке возразить, поднялся и посмотрел на неё грозным взглядом.
Бесшумно ступая, Сюаньму сделал несколько шагов по коридору и тщательно вслушался в звуки: отдалённое журчание ручья почти не доносилось до его слуха, как и стрекотание сверчков на берегу, но не хлюпанье предполагаемого каппы. Только неприятный запах намекал, что каппа находился где-то неподалёку.
– Вы спугнули его, – возмущённым шёпотом произнёс Сюаньму и, стараясь держать эмоции под контролем, безразлично посмотрел на служанку. Шифу не разрешал злиться на людей.
– Так этих тварей можно прогнать простым шумом? – удивилась пухлая женщина и изогнула свои широкие брови.
– Маленьких и безобидных да.
– Как тварь может быть безобидной? – возразила служанка, уже переходя с шёпота на громкий тон.
Хлюп.
– Помолчите, – буркнул Сюаньму.
Хлюп. Хлюп.
Звуки доносились из покоев молодой госпожи Ли, вслед за ними появился неприятный запах.
Монах осторожно приоткрыл дверь и бесшумно вошёл внутрь, в то время как пухлая женщина закрыла рот руками, чтобы не закричать от переполнявших её эмоций, но и в стороне не осталась, а тоже с интересом и опаской заглянула. В покоях стоял полумрак, но отдельные силуэты всё равно виднелись в слабом свечении из окна: молодая госпожа Ли тоже не спала, а в ночной одежде полусидела на кровати, поджав ноги к груди и завернувшись в одеяло. После вопросительного взгляда монаха она вытянула руку и указала на деревянный комод.
Пухлая служанка наконец-то вошла в комнату с фонарём, чтобы осветить помещение, но монах сердито погрозил рукой, поэтому она смущённо вышла обратно. Сюаньму застыл на месте, стараясь не шевелиться, и даже затаил дыхание. Молодая госпожа Ли тоже не издавала ни звука и молча наблюдала, как вдруг из-под комода послышалось очередное тихое «хлюп».
Сюаньму сунул руку в ворот халата и осторожно вытащил мешок, второй крепко сжал чётки, поднял указательный палец и поднёс его к губам. В полумраке чёрные чётки засветились бледно-голубым, как и глаза монаха.
– Явись.
– Пощадите! – едва разборчиво пробулькало существо.
Из-под комода потекла слизь, вслед за которой показалась тёмная бородавчатая голова, напоминающая жабью. Неприятный запах, который Сюаньму этим днём почувствовал у ручья, с новой силой ударил в нос, теперь он походил на гниющее болото. Находись монах в лесу, предпочёл бы обойти это место стороной, но сейчас вонь исходила от существа под комодом.
Молодая госпожа Ли и по-прежнему подглядывающая служанка сморщили лицо.
– Не убивайте, – вновь забулькало существо, но полностью вылезать не спешило.
– Что ты забыл в доме наших господ? – осмелела пухлая женщина и посветила фонарём, но от его вида в ужасе выскочила в коридор, завопила и убежала.
Сейчас сюда сбежится толпа… Этого ещё не хватало.
Сюаньму ловким движением руки распахнул мешок, а из чёток выпустил энергию, которая проникла под комод, сковала слабое существо и вытянула его оттуда.
– Не убивайте, – вновь прохныкало оно перед тем, как мешок закрыли.
– Монах, – с подозрением в голосе обратилась молодая госпожа Ли, – почему ты не спросил, что нужно этой твари?
Сюаньму крепко связал плотную ткань мешка, которая начала сжиматься, и уже в халат он спрятал его совсем маленьким – словно мешочек с деньгами.
– Я и так знаю, – спокойно произнёс он. – Вода в ручье грязная, он искал чистую, как в кувшине молодой госпожи Ли.
– Вот как, – с любопытством протянула она, как в следующее мгновение в покои прибежали слуги с криками:
– Дева Ли! Дева Ли! Вы не пострадали?!
Монах вовремя отошёл в сторону – толпа людей обступила кровать молодой госпожи и засуетилась, в их числе оказалась та же пухлая служанка и Цянцян – дочь женщины, которая и привела его сюда. Сюаньму уже отошёл к выходу, но не спешил переступать порог.
– Ты спас меня, монах… – она замялась, не зная его имени. – Как тебя называть?
– Сюаньму.
– Монах Сюаньму, – улыбнулась молодая госпожа Ли. – Чем я могу отблагодарить тебя?
– Мне ничего не надо, – по привычке ответил он и сжал губы, осознав, что пришёл сюда не за этим. Но вылетевшее слово на четвёрке коней не догонишь*, не будет он же теперь просить об услуге.
* Кит. 一言既出，驷马难追 – «слово вылетело – на четверке коней не догонишь» («слово не воробей, вылетит – не поймаешь»).
На выручку ему пришла Цянцян, взгляд которой тоже светился благодарностью. Должно быть, матушка успела рассказать о нём.
– Монах Сюаньму собирается в Сонгусыль.
Молодая госпожа Ли улыбнулась и ловко спрыгнула с кровати.
– Я попрошу отца взять тебя на торговый корабль, если тебя устроит морской путь, монах Сюаньму.
Она подошла и заглянула в его глаза с интересом и… восхищением? Сюаньму ощущал в её взгляде какую-то теплоту, но не понимал, откуда та исходила.
– Буду признателен, молодая госпожа, – негромко проговорил он, поклонился и покинул комнату.
Монахов не учили общаться с людьми и уж тем более с женщинами, их небольшая группа во главе с воспитавшим его шифу лишь отлавливала нечисть и выполняла мелкие поручения. Если они находили зловещие артефакты или заброшенные храмы тёмных божеств, то сообщали о них в главный храм Цзяожи, располагавшийся в Янгуане – главном городе монахов, что в народе прозвали второй столицей Цзяожи. Серьёзными делами уже занимались высшие адепты ордена, а не простые монахи.
Сюаньму бездумно брёл по коридорам. Поскольку постелили ему возле покоев молодой госпожи и собственную комнату не выделили, деться было некуда – слишком много людей там осталось.
– Почему ты не убил меня? – вдруг раздался негромкий булькающий голос у него на груди: из того самого мешка, в которое он поместил жабеподобное существо.
– Ты ведь каппа? – спросил Сюаньму вместо ответа. – Мне говорили, что каппы вымерли.
Некоторое время вместо слов он слышал то тихое бульк-бульк, то хлюп-хлюп, затем существо всё-таки решило ответить:
– Многие погибли тогда на Чигусе, а выжившие…
Холодок пробежался по спине, а внутри всё сжалось, к душе словно прикрепили тяжёлый камень – куда крупнее того, что шифу привязывал к ученикам во время тренировок.
Каппа не успел договорить, как за спиной раздался звук шагов. Сюаньму обернулся и увидел спешившую к нему служанку Цянцян, которая тут же вежливо поклонилась и сказала:
– Дева Ли распорядилась проводить вас в покои для гостей.
Этой ночью каппа больше не издал ни звука, а монах Сюаньму не смог сомкнуть глаз, гадая, почему от упоминания Чигусы в груди всё сжималось. Он даже не знал, где находилось это место, а душа невыносимо болела.
На следующее утро сама молодая госпожа Ли в сопровождении служанки Цянцян явилась в его покои. Проснувшийся на рассвете Сюаньму уже давно не спал, а когда они вошли, пил воду из оставленного для него на ночь кувшина.
– Я провожу тебя на пристань, монах Сюаньму, – решительно заявила молодая госпожа Ли, но пока произносила его имя, щёки её вспыхнули красным. Она смущённо отвернулась.
И чем он только заслужил такое внимание?
Цянцян попыталась прийти на помощь своей госпоже сменой темы:
– Вы к нам ещё приедете, монах Сюаньму?
Почему-то и эта дева смутилась, пока называла его имя. Неужели жители города Даогу вкладывали в него какой-то особый смысл? Так звали кого-то известного?
Это имя дал ему шифу: «сюань» – «таинственный», потому что подобрал его в лесу ничего не помнившим ребёнком, а «му» – «дружественный», чтобы Сюаньму нашёл себе друзей и жил в мире и спокойствии.
– Я надеюсь вернуться в Цзяожи, когда покончу с делом.
Он никогда не покидал страны, в которой вырос в окружении монахов, поэтому и дальше собирался здесь жить, если жестокое чудовище не убьёт его в Сонгусыле. И всё же вчерашнее упоминание Чигусы не давало покоя. Он точно слышал это название раньше, но где? От кого?
– М-мы будем ждать тебя! – запнувшись, воскликнула молодая госпожа Ли и улыбнулась.
У Сюаньму не было с собой никаких вещей кроме тех, что хранились в его длинном тёмном халате, поэтому не требовалось время на сборы. Обеспокоенная дева также распорядилась, чтобы его кормили все дни пути на корабле отца, и даже дала немного денег, от которых Сюаньму пытался отказаться. Достаточно было того, что его отвезут в Сонгусыль, но упрямая молодая госпожа твёрдо стояла на своём.
Она, как и обещала, вместе с Цянцян проводила его на пристань, где поднялась с ним на корабль, но на время оставила со служанкой и ушла попрощаться с отцом. Слуги поднимали на корабль огромные ящики и кувшины и грузили их в трюм.
– Я не успела поблагодарить вас за спасение моего брата, добрый монах Сюаньму, – потупив взор, смущённо произнесла служанка.
Монах сложил руки за спиной и ответил:
– Не стоит, твои родители уже поблагодарили меня.
– Женщины, бульк, – донеслось тихое бормотание из мешочка.
Каппа заговорил! В глазах монаха сверкнули огоньки, он поднёс руку к груди, но не отодвинул ворот тёмно-синего халата. Спешка ни к чему: он ещё успеет пообщаться с похожим на жабу существом за неделю пути. В резиденции Ли его не стоило выпускать, чтобы не сбежал, а здесь у них будет уйма времени. Но Сюаньму не планировал вечность держать каппу в заточении, только хотел поговорить и затем выпустить в море – пусть живёт себе.
Цянцян то ли не услышала каппу, то ли не подала виду, но обеими руками взяла монаха за рукав и потянула к себе. Он разжал пальцы и позволил поднести его руку к её груди, которую она нежно сжала и сказала:
– Я не забуду вашу доброту.
Вскоре вернулась молодая госпожа Ли и сошла на берег вместе со служанкой, а нагруженный товаром корабль под крики чаек отправился в путь.
Шум и оживление на палубе стихли, матросы занимались делами, а торговцы находились в своих каютах. Сюаньму положил руки на борт корабля и вгляделся в тёмную пучину океана, который им предстояло пересечь, чтобы оказаться в Сонгусыле. Вслушиваясь в плеск воды, ударяющейся о корабль, он ощущал необъяснимую тягу вдаль. Ничто так сильно не манило – Сюаньму впервые узнал столь сильное чувство, с которым не мог совладать. Он опустил руку вниз в надежде, что брызги окропят его кожу.
– Чем ты там занимаешься? – пробулькало существо из мешка у него на груди.
Сюаньму отодвинулся от борта, но руки с него не убрал. Должно быть, в порыве эмоций случайно придавил мешок с каппой, вот тот и возмутился.
– Ты снова говоришь.
– Я и не переставал, – хихикающе булькнуло существо в мешке.
– Ночью перестал.
– Должно быть, заснул, – раздался смешок. – У тебя не найдётся чего перекусить? Помираю с голоду.
Сюаньму сунул руку в халат и приоткрыл мешок, позволяя каппе выглянуть и вдохнуть освежающий морской бриз.
– Чем ты питаешься? Здесь летают мошки.
– Вода! – яростно воскликнуло существо в мешке, как только ощутило аромат свободы. Похоже, насекомые совершенно не интересовали его, а вот океан притягивал даже монаха, впервые оказавшегося на корабле. – Просто дай мне воды.
Каппа попытался выпрыгнуть, но Сюаньму придержал его рукой с чётками, которые слабо засветились при соприкосновении с жабьей мордой. Та с жалостливым шипением спряталась, лишь два рыжих глаза вылупились со дна мешка и сверлили монаха сердитым взглядом.
– Я не против выпустить тебя в океан, но сперва расскажи, что такое Чигуса?
Каппа издавал недовольные булькающие звуки, а потом возмущённо проворчал:
– А ты будто не знаешь.
Монах молчал.
– Да от тебя воняет Чигусой!
– Это место?
– Уже нет, – ехидно булькнул каппа, а Сюаньму уже начинал подбешивать этот диалог. Он не понимал, почему нельзя было рассказать всё напрямую. Вытягивать информацию слишком утомительно, поэтому он решил пригрозить:
– Ты на свободу хочешь или нет?
Каппа издал глубокий квакающий звук, как будто огромная жаба на болоте. Сюаньму даже по сторонам оглянулся, забеспокоившись, что привлёк внимание.
– Это погибшая страна, – наконец выдало существо. – Жестоко разрушенная, сожжённая, захваченная нечистой силой.
Описание походило на затонувший остров Цяньмо из рассказов шифу.
– Тогда почему ты не там? – искренне удивился Сюаньму. Раз каппа и сам являлся нечистью, то должен жить среди подобных себе.
– Потому что наши земли захватила куда более страшная сила, чем бедные и несчастные каппы. Не только мой народ, но и все остальные пали в этом сражении.
«Хуже нечисти?» – удивился про себя Сюаньму, но вслух ничего не сказал, а погрузился в раздумья. Шифу немного рассказывал о вымирающих существах наподобие капп, с которыми охотники за нечистью по-прежнему сталкивались, но о Чигусе не говорил ни слова. Почему же тогда это название показалось столь знакомым и родным?
Сюаньму задумчиво прикусил нижнюю губу и невидящим взором уставился вдаль.
Первый день подходил к концу. Солнце опускалось за горизонт, небо и океан окрасились ярко-оранжевыми и алыми разводами, напоминающими языки пламени, при мысли о которых мурашки пробежались по спине. Перед глазами как будто мелькнуло какое-то воспоминание и в следующий миг исчезло, что Сюаньму даже не успел ухватиться за него. Он вздрогнул и вышел из оцепенения, в то время как на душе повис камень, грозящий сбросить его в воду и утянуть на самое дно.
– О, очнулся, – булькнул каппа, почувствовав изменения снаружи. – Выпустишь меня наконец-то, пока я с голоду не помер?
Как назло, у Сюаньму тоже заурчало в животе, хотя после долгих практик он мог обходиться без пищи неделями. Ещё о многом можно было спросить, а он весь день просто стоял. Вроде и размышлять пытался, но сейчас в голове осталась лишь пустота – он не помнил, какие мысли посещали его за это время, кроме вспышки последнего воспоминания. Он чувствовал лишь боль, становилось тяжело дышать, а глаза слезились, но подробнее Сюаньму не мог разглядеть: пока старался ухватиться за краешек, картина ускользала от него всё дальше.
– Ты сказал, что от меня пахнет Чигусой, – всё-таки вспомнил он и решил хотя бы об этом узнать. – Почему?
– Не пахнет, а воняет, – хихикнул каппа вместо каких-либо объяснений.
Повисла тишина, нарушаемая лишь плеском волн.
– Ну? – не выдержал монах.
– Уверен, ты один из выживших с Чигусы.
Не поверивший ему Сюаньму тут же возразил:
– Я не покидал пределов Цзяожи.
Вместе с шифу они путешествовали лишь по городам внутри страны, в том числе бывали в знаменитом городе монахов Янгуане, но даже в пограничном Сонгусыле не бывали.
– Но родился ты наверняка не здесь.
Сюаньму собирался возразить, но не помнил раннего детства, поэтому промолчал. Его первыми воспоминаниями были лишь храм, шифу, монахи, затем путешествия и обряды по изгнанию нечисти.
Через некоторое время каппа нарушил тишину:
– Спроси своих родителей, если не веришь.
Но у Сюаньму не было семьи. Лишь шифу, который растил его всю жизнь, обучал, передал все знания о нечисти, которыми сам владел, но недавно скончался от старости. Кроме него, никто не знал о прошлом Сюаньму. Ему и в голову не приходило узнать, что случилось с его родителями, живы ли они вообще…
Раньше Сюаньму не грустил из-за этого. Его вполне устраивала жизнь с шифу и другими монахами, другую он и представить себе не мог, как и не думал, что события могли бы сложиться иначе.
