Текст книги "Янтарь и Лазурит (СИ)"
Автор книги: Чайный Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Он ничего не ощутил, но внутри всё вдруг сжалось, а в воздухе повисло напряжение. Нутро подсказывало, что что-то неладно. Сюаньму обернулся, а человек за его спиной уже стоял и держал кинжал у шеи нуны. Абсолютно бесшумно.
Монах выронил чётки из рук, и те со стуком ударились об пол. Во рту нуны оказался цветок с кучей лепестков, из-за которого она не могла говорить.
– Что ты хочешь? – тут же спросил Сюаньму, анализируя все возможные варианты по спасению нуны. И зачем он только позволил ей идти с ним? Дурак.
– Я? – уточнил мужчина с явной насмешкой в голосе. – Ничего, зато эти руки хотят творить.
Он демонстративно размял свободную, согнул и разогнул пальцы, широкая улыбка расползлась по его лицу.
– Возьми меня, а её оставь, – решительно потребовал Сюаньму.
– Хо? – убийца провёл кинжалом, на шее нуны выступила капелька крови и потекла тонкой струйкой, её глаза расширились от страха и наполнились слезами. – Ты меня не интересуешь.
Сюаньму разрывался, не зная, что делать. За этот день он совершил четыре ошибки.
Первая. Не убил человека, который оказался жестоким чудовищем, мучающим своих жертв. Теперь этот человек угрожал принцессе Сонгусыля.
Вторая. Пожалел, что не убил его, чем нарушил заповеди шифу о том, что смерти заслуживает лишь нечисть, а людям положено наказание и искупление.
Третья. Позволил принцессе Сонгусыля охотиться с ним за злом, чем подверг обоих смертельной опасности и поставил в безвыходное положение.
Четвёртая. Заинтересовался нуной.
Сюаньму согнул два пальца, надеясь, что при слабом свечении ненормальный убийца его не видел, и постарался при помощи чар вытащить из халата связывающий талисман.
– Из-за того, что я не женщина? – монах пытался тянуть время, пока бумага цеплялась за внутренний карман и отказывалась вылезать.
Человек задумчиво приподнял голову и посмотрел в потолок, в то время как Сюаньму вырвал талисман из халата и сильным потоком энергии послал его в противника.
– Хо? Ты мне угрожаешь?
Человек на миг убрал кинжал от шеи нуны и разрезал им талисман, но этого хватило. Нуна оттолкнула его ногой и метнулась в сторону, в то время как мышонок с её головы прыгнул на убийцу и впился зубками в его шею.
– Ай! – яростно крикнул человек, оторвал грызуна от кожи и швырнул в сторону, словно бесполезный камень.
– Мышонок! – жалостливо воскликнула нуна, успев выплюнуть цветок, оскалилась и замахнулась рукой, но Сюаньму схватил её за локоть и резко дёрнул назад.
– Не лезь, – прошипел он ей в ухо. Чего ждать от человека, сумевшего обычным кинжалом разрубить сильный талисман, когда простым людям это не по силам? Кем он являлся?
Земля вдруг содрогнулась и затряслась, враг не удержался на ногах и с грохотом повалился на пол, нуна схватилась руками за стол с трупом, а Сюаньму еле устоял. Землетрясение? Он испуганно взглянул на нуну, беспокоясь за её жизнь.
– Наверх, живо, – скомандовал он. – Я прикрою.
Он не хотел думать о том, что случится, если в переходном тоннеле обрушится потолок. Им немедленно надо выбраться, пока оставалась возможность.
Нуна только успела схватиться руками за лестницу и подняться на две ступени, как стена на противоположном конце помещения рухнула. От дуновения погасли все свечи, кроме одной на столе у трупа женщины. Люди с оружием в руках прорвались к ним.
Они немедленно окружили валявшегося на полу человека, а также приставили копья к шее Сюаньму.
– Принцесса Юнха, вы в порядке? – крикнул евнух Квон, выглядывающий из-за спин, должно быть, королевских стражников.
– Злодей на полу, убейте его, – приказала она, как только спрыгнула с лестницы. – Монах со мной.
– Стойте, – немедленно вмешался Сюаньму. – Он человек, а не нечисть. Король покарает вас за его убийство.
Он поймал на себе яростный взгляд нуны, в котором так и читалось: «Ты что творишь?!»
– Это правда? – уточнил один из стражников и посмотрел то на монаха, то на принцессу. У Сонгусыля и Цзяожи были схожие законы, и убивать по ним запрещалось.
Сюаньму подобрал чётки с пола, заставил их светиться и приставил к жестокому убийце.
– Позвольте, – произнёс он и попросил руку одного из стражников, точно также приложил, и ничего не произошло. – Чётки реагируют на нечисть и причиняют ей боль, а на человека не влияют.
– Взять его, – приказал главный стражник, и остальные связали руки человеку, всё ещё сидевшему на полу. Когда Сюаньму взглянул на него, то увидел, что тот смеялся с диким взглядом.
– Зачем? – донёсся до него тихий шёпот нуны. – Миру будет лучше без него.
Вспомнив все опасности, которым он подверг принцессу Сонгусыля, монах крепче стиснул чётки в кулаках, пока не почувствовал боль, и добавил:
– И принцессу верните во дворец.
На миг он пересёкся с ней взглядом, но увидел лишь ненависть и разочарование. Сюаньму опустил голову и отвернулся.
Глава 4
Месть Янтаря посредством хицубокуши-но-муши
Две долгие недели у дверей и окон покоев Кохаку стояла стража, которая внимательно следила за каждым её движением, сопровождала по любым нуждам и даже по ночам не спускала глаз. При желании выйти на воздух, за ней следовали четыре стражника вместо привычных евнуха Квона и служанки Хеджин, но и те не оставались в стороне.
Кохаку не любила столько внимания и во всём винила Рури, хотя в душе понимала, что во дворце её бы заперли и без его помощи. Но почему-то возникало ощущение, что именно он её предал. Не встал на её сторону, не сказал хоть что-то в её защиту, а первым же сдал.
Она ужасно хотела придушить друга детства. Как он мог так поступить с ней?! Ещё и накануне праздника урожая! В это время король щадит всех преступников и дарует им жизнь вместе с наказанием, а не смертную казнь. Кохаку пребывала в дикой ярости: пинала всю мебель ногами и затем ворчала из-за боли, швырялась одеждой и посудой, разбила один горшок с деревцем, из-за которого потом плакала и извинялась перед невинным растением. Это чудовище не должно жить.
Король бы в жизни не согласился с ней, да и какой смысл прислушиваться к словам «дочери какой-то наложницы»? Сама королева родила сына ван Тэ, который сейчас являлся наследным принцем и в будущем станет следующим королём, но и в остальных принцессах тоже имелся толк – выгодно выдать их замуж и заполучить большую территорию. Можно даже выдать их за короля соседних земель и объединить королевства, но Кохаку не собиралась в этом участвовать. Пусть остальных принцесс выдаёт за кого хочет, у неё в этой жизни были другие планы, о которых Его Величество пока ещё не знал. А если бы узнал, то за Кохаку сейчас бы следили не четыре стражника, а все двадцать.
В дверь постучались, затем в комнату вошла девушка внешне чуть старше самой Кохаку.
– Принцесса Юнха, вам ничего не надо?
На подносе она принесла чай и медовые печенья – служанка прекрасно знала вкусы своей госпожи.
– Хеджин-а-а, – заныла Кохаку и перевернулась на одеяле, – я хочу свободы-ы.
Служанка поставила поднос на прикроватный столик и присела рядом, погладила принцессу по плечу и спине.
– Вы же знаете, король так быстро не выпустит вас, – Хеджин говорила радостно и подбадривающе, хоть и не улыбалась, но от одного её голоса возвращалось хорошее настроение. – По крайней мере, пока не вернётся генерал Ю.
Кохаку чуть не подавилась печеньем, которое уже успела сгрызть. Она закашлялась, но всё-таки смогла проглотить, пока Хеджин протягивала ей чашку с чаем.
– В смысле генерал возвращается в столицу?!
– Принцесса, рано или поздно это должно было произойти.
Хеджин мило улыбнулась, пока её госпожа сделала нервный глоток чая.
Будучи простым воином, ещё до появления Кохаку в Сонгусыле, Ю Сынвон прославился, когда уладил разборки с соседними княжествами. Хотя уладил здесь будет неточным словом – он просто захватил земли и подчинил их себе. Местных господ не убивал, а заставил сдаться и передать ему власть, которую в свою очередь отдал королю Сонгусыля.
Кохаку часто общалась и со стражниками, и с воинами – с кем угодно умудрялась найти общий язык, – поэтому знала и Ю Сынвона, который проводил в их окружении много времени, даже с детства дружила с ним. Они познакомились, когда она в очередной раз пыталась улизнуть из дворца. Со временем он стал всё чаще уезжать и проводить время на поле битвы. Два года назад Ю Сынвон, самый молодой генерал Сонгусыля, отправился в поход в падшее королевство Хунсюй, которое находилось за пределами Цзяожи, откуда по каким-то причинам прибыл Рури. За всё это время Кохаку не получила от генерала ни единой весточки, поэтому решила, что по возвращении устроит ему «теплейший» приём. Но теперь она даже не могла покинуть пределов дворца! И не придумала, как отомстить, а после встречи с Рури и поимки ужасного преступника это уже не казалось первоочередной задачей, тем не менее…
– Хеджин-а, как отомстим генералу?
Она недовольно надула свои губы и взглянула на служанку: та слишком хорошо знала нрав своей госпожи и часто участвовала с ней в различных розыгрышах, поэтому не пыталась как-то ругать, а наоборот, поддерживала:
– Полагаю, принцесса Юнха желает подпортить жильё генерала Ю?
Кохаку посмотрела на Хеджин с самодовольной улыбкой и потрепала по голове:
– Ты лучше всех меня знаешь, только как именно?
Служанка сделала задумчивое лицо и высказала предложение:
– Подожжём его цветы?
Перед глазами мелькнуло пламя, окутывающее стволы деревьев и взмывающее в небеса, полыхающие домики, плач и крики, скрежет металла. Кохаку встряхнула головой, пытаясь избавиться от этих образов.
После того, как генерал Ю торжественно вернулся в Сонгусыль после захвата княжеств, король даровал ему огромную территорию для собственной резиденции, вот только Ю Сынвон приказал построить там скромный домик с чудесным садом в основном из белых цветов, среди которых росли розы, первоцветы, ослинники, и назвал он это место Павильоном Памяти. Там царила нежная и таинственная атмосфера, которую Кохаку не хотела просто так разрушить из-за своей обиды.
– Нет, цветы трогать не будем, а сам дом… – она злорадно улыбнулась, – можно.
Она упала спиной на кровать и раскинула руки в стороны, задумчиво глядя в потолок и продумывая план мести, после чего вздохнула. Представлять-то она могла что угодно, а вот покинуть дворец становилось всё сложнее.
– Выбраться бы отсюда, – пробормотала Кохаку себе под нос.
– Принцесса Юнха, я же к вам от наложницы Ча, – вдруг воскликнула Хеджин и виновато опустила голову. Наложница Ча была матерью Кохаку – во всяком случае, в этом был уверен весь Сонгусыль вместе с правителем. – Она получила разрешение у короля, чтобы во время праздника урожая принцесса Юнха могла покинуть дворец. В сопровождении стражи, правда.
Кохаку резко села. Свобода!
Она вскочила с кровати и метнулась в сторону выхода, но настойчивая служанка окликнула её:
– Принцесса Юнха, подождите, сначала надо переодеться!
Шустрая и наглая Хеджин поймала свою госпожу за руку и потянула назад. Кохаку надула губы, но подчинилась и уселась на кровать, пока служанка доставала чистые жёлтые и нежно-персиковые чогори и сокчхиму*, а также яркую насыщенную чхиму** цвета лилейника, которые и помогла надеть принцессе, затем туго завязала карминовый бант. Представители королевской крови ходили во всех оттенках жёлтого и оранжевого и напоминали пылающее пламя, чего Кохаку старалась избежать и выбирала более нежные и спокойные.
* Сокчхима (кор. 속치마) – нижняя юбка.
** Чхима (кор. 치마) – женская юбка.
– Эй, послабее! – возмутилась она, почувствовав, как яркая лента сдавила ей живот. – Теперь я могу идти?
Хеджин виновато улыбнулась и опустила голову:
– Ещё нет, принцесса Юнха, волосы тоже надо заплести.
Та вздохнула и уселась на одну из красных подушек, лежавших на полу. Служанка опустилась рядом и своими тонкими пальцами быстро и ловко сделала косу, в которую вплела глициниевый бант – такой же жёлтый, как и чогори.
– Теперь-то я свободна? – Кохаку сделала недовольное лицо, ожидая, что Хеджин что-то ещё придумает, но та кивнула и сложила руки перед собой.
– Да, принцесса Юнха.
Она мигом толкнула дверь ногой, позабыв об этикете, и выскочила в коридор.
– Свобода! – закричала Кохаку на весь дворец и стремительно понеслась к выходу. Не отставая, стража помчалась за ней, чтобы сопровождать и в городе.
Не зная, что предпринять и как отомстить, Кохаку решила первым делом заглянуть в лавку Джинхёна, чтобы посоветоваться с ним. Со своей памятью она прекрасно ориентировалась в городе и узнавала многих прохожих, а раз сейчас она не скрывалась, а шла открыто как принцесса, то здоровалась со всеми по пути.
В преддверии праздника все дома украшали колосками – символом богатого урожая. Торговую площадь превратили в ярмарку: развесили фонари, на которые тоже прицепили колосья и ярко разукрасили, вместе с музыкой и песнями; насыщенный аромат мяса, выпечки и другой уличной еды разносился по всему Сонбаку. Лавка свитков и чернил обычно находилась в тихом месте, но сейчас даже вокруг неё было очень оживлённо.
– Чиновник Ём, счастливого праздника урожая! – поздоровалась Кохаку, как только заметила очередное знакомое лицо.
– О, принцесса Юнха, и вам счастливого праздника урожая, – с добродушной улыбкой ответил мужчина в возрасте, возле его глаз и губ появились морщины. Сложив руки за спиной и держа под мышкой свиток, он двинулся в другую сторону улицы, а Кохаку зашла в лавку и впустила с собой ветер, от которого зазвенел колокольчик фурин.
– Джинхёна-а! – крикнула она, ничуть не смутившись, что внутри находились посетители. – Нужен план мести!
Мало того, что одна её золотистая и персиковая одежда приковывала к себе взгляды, вместе с Кохаку внутрь зашли также служанка Хеджин, евнух Квон и четыре стражника. Люди смущённо и восторженно начали говорить «принцесса Юнха» и кланяться, в то время как она сама пыталась глазами найти Джинхёна, а заметила лишь его младшего брата Джинги.
– Джинги-я, – обратилась к последнему Кохаку, – где твой хён?
– В гавани поставку принимает, – ответил он, однако его неуверенная интонация смущала и вызывала недоверие, к ней ещё и примешивался испуганный взгляд.
Кохаку с подозрением сощурилась и поинтересовалась:
– Почему не ты?
– Хён сам захотел, – кратко ответил тот, пока принимал у посетителя плату за красные чернила, сделанные специально для бумажных фонарей.
Тогда Кохаку подошла к нему впритык и понизила голос:
– А на самом деле он где?
Джинги посмотрел из стороны в сторону и, убедившись, что никто не подслушивал, шепнул:
– На болоте?
– А?!
Такого ответа Кохаку совершенно не ожидала. Никто бы не удивился, если бы разыскивали её саму и затем бы узнали, что принцесса пила чай на болоте или заснула на дереве, но другое дело Джинхён. Он почему-то ушёл посреди оживлённого рабочего дня, чем только подогревал интерес.
– Тише, – возмутился Джинги и судорожно прошёлся взглядом по посетителям, однако никто не обратил на них внимания.
Кохаку усмехнулась и вышла из лавки, за ней последовали её люди. Она уверенно направилась в сторону северного выхода из Сонбака, но для начала предстояло миновать шумную ярморочную площадь.
В нос ударили сильные ароматы, от которых блестели глазки и текли слюнки. Кохаку не удержалась и взяла себе и всем своим сопровождавшим токпокки* на палочках в остром соусе и сразу отправила один в рот, но тут же открыла его и замахала свободной рукой – токпокки оказались слишком горячими.
* Токпокки (кор. 떡볶이) – рисовые лепёшки.
– Принцесса Юнха, вам помочь? – обеспокоенный евнух Квон забегал вокруг неё, размахивая руками.
– Сама справлюсь, – сквозь зубы пробормотала Кохаку, успев закрыть рот, пока несчастный токпокки не вывалился, и еле проглотила, но уже в следующее мгновение припрыгала к другому ларьку и взяла палочку с волнами нанизанной рыбой.
– Всем по омуку*! – воскликнула она, уже проглотив один и принявшись за второй.
* Омук (кор. 어묵) – рыбные котлеты.
Стражник по фамилии Пак надкусил подостывший токпокки и сощурился – слишком острая еда.
– Угощайтесь, принцесса Юнха, – с улыбкой проговорила женщина, которая и торговала омуком. – Счастливого праздника урожая!
– Мгм, сфастливого, – ответила Кохаку с набитым ртом, а затем посмотрела на свою служанку. – Хеджин-а, твой брат же любит сладкое? Возьми для него печенье, я заплачу.
Её брат, правда, находился здесь – один из стражников. Служанка взглянула на него и мило улыбнулась.
– Вы очень щедры, принцесса Юнха. – Хеджин вежливо поклонилась, осторожно надкусив токпокки.
На удивление, ни в одной лавке Кохаку не заметила пирожков сонпхён*, которые всегда ела в этот день. По традиции их готовили дома в кругу семьи и вместе ели, вероятно, поэтому на улице их и не продавали, но возвращаться во дворец она не спешила. Ни капли не расстраиваясь, Кохаку нашла торговку со сладостями и сама сгрызла несколько печенек, и также попросила завернуть для своей служанки.
* Сонпхён (кор. 송편) – пирожки из клейкого риса (ттока) на праздник Чхусок.
– А вас чем угостить? – обратилась она к евнуху и стражам.
– Принцесса Юнха очень щедры, – в унисон повторили все пятеро.
Младший из них, Ча Юнмин, очень похожий на наложницу Ча, с удовольствием грыз омук, а вот к токпокки даже не притронулся.
Вдруг краем глаза на другой стороне улицы она заметила юношу в длинных тёмно-синих одеяниях, которые сильно отличались от узкой одежды жителей Сонбака. Распущенные тёмные волосы развевались на ветру, а прекрасное лицо привлекало к себе внимание женщин, которые подходили к нему и заводили разговор.
Осознав, что Кохаку увидела Рури, она застыла на месте и не знала, что делать и как реагировать. С одной стороны, она злилась, что её заперли во дворце и приставили стражников, но с другой, была рада его видеть, а теперь ещё и ревновала к окружившим его людям. И что им вдруг всем понадобилось от её друга детства и вдобавок монаха?
Однако рваться к ним она не спешила. Рури в её сторону не смотрел вообще и, вероятно, в такой толпе даже не заметил, только головой кивал и что-то коротко отвечал.
Сначала Кохаку надо разобраться с Ю Сынвоном, а затем она уже возьмётся за этого Рури.
Всё для себя решив, она юркнула за прилавок и поскорее скрылась в толпе, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание. Сопровождавшие, словно тени, молча последовали за ней и даже заторопились, а то их принцесса куда-то сильно спешила. Она стремительно покинула ярморочную площадь и засеменила между домами, не оглядываясь назад – так бы только больше взглядов приковывала к себе.
– Вы можете в тени держаться, а не открыто за мной идти? – буркнула она себе под нос.
– Принцесса Юнха, мы не теневые убийцы, – ответил один из стражников, однако они прислушались к её просьбе и разошлись на разное расстояние. Напрямую за ней теперь шла только Хеджин, как и большинство слуг следовали за своими господами, а евнух Квон и стражники держались подальше, словно их ничего не связывало.
Однако у выхода из города они резко приблизились и окружили её.
– Принцесса Юнха, дальше нельзя.
У неё чуть челюсть не отвалилась.
– Вы издеваетесь?! – возмутилась она и махнула руками. – Вы же знали, что мы уходим из Сонбака, и только сейчас решили запретить?!
Янтарные глаза сердито пылали под ярким солнцем.
– М-мы же всё равно сопровождаем принцессу, пройдёмся недалеко, – неуверенно вмешался евнух Квон. Должно быть, чувствовал вину перед своей госпожой, что в том числе из-за него она две недели сидела взаперти.
Пока он говорил, Кохаку ловко скользнула между двумя стражниками и умчалась к выходу, где также пролетела мимо охраны города.
– Принцесса! – едва моргнув, закричала Хеджин и понеслась следом вместе с остальными, которые тоже не успели прийти в себя.
– Принцесса Юнха, стойте! – кричали стражники.
– Ни за что!
Она не оборачивалась, чтобы не тратить времени, а неслась к ближайшему болоту. Стражники не отставали, но и догнать её не получалось, поэтому вынужденно бежали следом. Ветер дул в спину и только подгонял, а не пытался замедлить, Кохаку ощущала себя по-настоящему свободной.
Судя по доносившимся со спины крикам, Хеджин и евнух Квон отстали, а кто-то из стражников по-прежнему дышал ей в спину. Они бежали молча и не тратили энергию на слова, но топот Кохаку прекрасно слышала. Как только на горизонте показалось болото, она завопила на всю округу:
– Джинхён-а!
Птицы закричали и взлетели с деревьев, перья посыпались на землю. Даже если Джинхён находился где-то далеко, голос Кохаку разнёсся по всему лесу и поднял на уши всех его обитателей. Она выбежала к болоту и едва успела затормозить, чуть носом не полетела в самую грязь.
– Нуним? – удивился Джинхён, который сидел на земле среди высокой травы, где его почти не было видно. Перед ним стояла тёмная курильница, из которой шёл насыщенный аромат каких-то масел.
– Принцесса Юнха, мы возвращаемся в Сонбак, – заявили стражники, в тот же миг догнав Кохаку.
– Да подождите вы, – возмутилась она и обернулась к другу. – Джинхён-а, помощь нужна. Что ты вообще на болоте забыл?
Успев подняться на ноги, он спрятал руки за спиной и опустил голову. Кохаку изогнула брови, чуя, что пахло неладным.
– Выкладывай.
Стражники окружили её, но не спешили хватать и насильно тащить в город. Хеджин и евнуха Квона видно не было. Волны беспокойства исходили от Джинхёна, но в итоге он сдался и после протяжённого вздоха заговорил:
– В лавке завелись мерзкие насекомые, как их? Твой друг-монах назвал их хицу-что-то-там-но-муши, кажется. Они выгрызли все кисти и бумагу, искупались в чернилах и выпили их.
– Хицубокуши-но-муши* тогда, – перебила его Кохаку – именно эти иероглифы без насекомого она написала на колокольчике в лавке – и не дала договорить дальше, так как до неё дошло, что речь шла о Рури. – Причём тут он?!
* Хицубокуши-но-муши (яп. 筆墨紙の虫) – насекомые кисти, чернил и бумаги
Джинхён, на чьей щеке осталось пятно от чернил, замялся на месте, но всё-таки продолжил рассказ:
– В общем, поначалу я пытался травить их как обычных насекомых, но ничего не вышло. Затем я услышал о слухах по Сонбаку, что монах отлавливает нечисть за небольшую плату, и им оказался твой друг Шуаньму. – как и Кохаку, Джинхён тоже не мог правильно выговорить нынешнее имя Рури. – Тогда я обратился к нему. Насекомые, нечисть – какая разница? Правда, в итоге эти вредители всё-таки оказались нечистью из… как его там? Чаньмо?*
* Джинхён не может выговорить Цяньмо.
Кохаку на мгновение открыла рот, но заставила себя прикусить губу и промолчать, пока её друг продолжал:
– Не суть, монах Шуаньму слышал про них и поймал в этот мешок. Чтобы избавиться от них, мне нужно очиститься, – Джинхён указал рукой на курильницу, стоявшую у его ног, – и выпустить этих муши на болоте.
Вторую руку он вытащил из-за спины и показал крепко завязанный мешок, в котором, должно быть, и сидели хицубокуши-но-муши. Кохаку сглотнула и потёрла глаза руками, слабо улыбнулась.
Перед глазами мелькнули картины из прошлого.
Она сидит на напольной подушке за низким столиком, на котором лежит бамбуковый свиток, тушечница и кисть, и скучающе смотрит в закрытое окно. Солнечные лучи всё равно стараются прорваться через рисовую бумагу и манят своим светом и теплом.
Женщина с длинными белыми волосами, связанными красной лентой на уровне колен, осторожно стукает её тонкой палочкой по голове и привлекает к себе внимание. Её пушистые белые уши умиротворённо расслаблены, в то время как все девять хвостов угрожающе приподняты.
– Кохаку, – строгим, но одновременно мелодичным голосом окликает женщина, – какие три иероглифа я сказала прописывать?
Кохаку отрывается от окна и виновато прижимает собственные лисьи уши к голове.
– Чи?* – называет она первое, что приходит в голову, и чувствует, как взгляды остальных детей устремляются в её сторону.
* Чи (яп. 智) – мудрость, одна из добродетелей. 智徳：すべてを見通す – быть в курсе всего.
Белая лисица принимает её ответ и складывает руки, покачивая своей палкой, но хитро прищуривается и снова спрашивает:
– Почему я сказала прописывать этот?
Дети откладывают свои кисточки и с интересом наблюдают за Кохаку, пока сенсей* прохаживается среди их столов.
* Сенсей (яп. 先生) – учитель, наставник.
– Потому что мы должны знать обо всём!
От её слов так и исходит уверенность.
– Какой второй? – настойчиво продолжает белая лисица.
Скучающая Кохаку пропустила весь урок мимо ушей – манящее солнышко и безграничный океан всего в шаге от неё, а она вынуждена сидеть на занятии.
– Эм… – задумчиво тянет она, а кто-то из детей шепчет:
– Ты близка!
И ловит на себе сердитый взгляд белой лисицы.
– Ан!* – вдруг всплывает в памяти Кохаку, и она сразу выкрикивает свой ответ. – Милосердно относиться ко всему живому!
* Ан (яп. 恩) – гуманность, одна из добродетелей. 恩徳：衆生に恵み施す – милосердно относиться к живым существам.
Белая лисица возвращается к ученице и наклоняется к ней:
– Какой же третий?
Кохаку осознаёт, что больше не помнит вообще ничего, в голове одна пустота, встревоженно оглядывает остальных детей, но те опускают головы и отворачиваются. Кажется, и они не смогли запомнить все три.
Вдруг с радостными криками рвётся сёдзи*, и в комнату вваливаются два мальчика, едва научившиеся бегать. Один из них держит перед собой зажатые ладони и восторженно восклицает:
– Я поймал хицубокуши-но-муши!
* Сёдзи – японская бумажная дверь или окно, разделяющее помещение.
Мгновение он гордо стоит и оглядывает детей старше его всего на пару лет, и в следующее спотыкается и летит носом в пол, разжимает руки, чтобы смягчить падение, а шустрое насекомое, внешне напоминающее муху, стремглав вырывается на свободу и летит в первый попавшийся бамбуковый свиток, в который сразу вгрызается. Возле головы белой лисицы вспыхивают два круглых алых огонька, в то время как глаза её прикрыты.
– Тенран и Рури! – сердито кричит она и хватает двух мальчиков за их длинные чешуйчатые хвосты. – Чтоб ноги здесь вашей не было, пока не подрастёте!
Кохаку прикусила губу, сдерживая смех. От одного тёплого воспоминания на душе вдруг стало так легко, но вслед за этим её накрыла печаль. Они погибли. Почти все.
Она снова сглотнула и, подавившись слюной, закашлялась.
– Принцесса Юнха, – обеспокоенно позвала её Хеджин и погладила по спине. Служанка и евнух Квон уже успели догнать их. – Что-то случилось?
– Нет, – задумчиво произнесла Кохаку и взглянула Джинхёну в глаза. – Можно мне мешок?
Он посмотрел на неё с подозрением.
– Тут, конечно, пахнет благовониями, но эти вредители могут прилипнуть и к нуне.
Кохаку прищурилась, многозначительно улыбнулась и выхватила мешок из рук друга:
– Они для Ю Сынвона.
Повисла тишина. Люди принцессы и не планировали никак объяснять действий своей госпожи, а вот Джинхён в ужасе воскликнул:
– Нуна собирается подсунуть их генералу Ю?!
– Ещё как.
– Теперь принцесса Юнха соизволит вернуться в город? – вмешался в разговор один из стражников.
– Пожалуй, да, О Донхо.
Однако мужчина, как и все остальные, застыл на месте. Кохаку сделала пару шагов в сторону, но была вынуждена развернуться, так как никто за ней не пошёл. Её вопросительный взгляд прошёлся по всем присутствующим, а О Донхо спросил с недоумением:
– Принцесса Юнха помнит моё имя?
– Конечно, – уверенно заявила она, разглядывая мешок в руках.
– А моё? – спросил стражник примерно его возраста, но понял, что проявил неуважение, и виновато опустил голову.
Кохаку и его знала, к тому же, он приходился братом её служанке Хеджин, от которой тут же получил сердитый взгляд, поэтому тут же ответила:
– Кан Джонхён, – и, предупреждая последовавшие вопросы, она указала на младшего, – Ча Юнмин.
Этот происходил из рода наложницы Ча, её матери, поэтому она и в нём не сомневалась.
Затем обернулась к самому старшему из стражников и слегка наклонила голову на бок.
– Пак… – задумчиво произнесла имя, копаясь в своей памяти. Она не помнила, чтобы кто-либо при ней обращался к нему, слышала лишь фамилию, поэтому её и смогла назвать.
– Меня тоже зовут Джонхён, принцесса Юнха. – Он почтительно склонил голову, ничуть не обижаясь и, наоборот, питая к принцессе уважение за то, что та помнила фамилию простого стражника.
– Какое популярное имя*, – заключила Кохаку и перекинула мешок из одной руки в другую. – Идём скорее, пока Ю Сынвон не опередил нас.
* На самом деле их имена пишутся разными иероглифами, хотя и звучат одинаково.
Раз Джинхёну было незачем оставаться, он вернулся в город вместе с ними, однако у входа раздался писк, а на ногу принцессы забрался мышонок. Стражники обнажили свои мечи, готовые защищать свою госпожу, а та опустилась на корточки и взяла грызуна на руки с восклицанием:
– Мышонок, ты живой! Что ты здесь делаешь?
– Монах беспокоился о тебе, принцесса, – пропищал он и лапками почесал свои усики.
– Рури видел меня в городе?!
Она успела и обрадоваться, и расстроиться – как он мог увидеть её и не поздороваться? Но мышонок быстро прервал поток её мыслей:
– Нет, только я.
– Ты всё время был с ним?
– Да.
Кохаку приподняла голову и заметила, как Хеджин пряталась за спиной своего старшего брата, в то время как евнух Квон, уже знакомый с этим зверьком, находился ближе всех.
Она сглотнула и осторожно погладила его по голове.
– И как он?
– Беспокоится о принцессе, ловит плохих существ, кормит этого Джика, – пропищал он, перечисляя дела Рури.
– Джика? – переспросила Кохаку, как только он замолчал. – Тебя зовут Джик?*
* Имя Джик (кор. 직) созвучно с писком мыши в корейском («ччик-ччик» (кор. 찍찍)).
– Монах дал мне это имя.
Она застыла на месте, но затем сложилась пополам, продолжая держать в одной руке мышонка, а во второй мешочек. Стражники обеспокоенно приблизились, вновь готовясь обнажать мечи, но заливистый смех пронёсся по улице.
– Ох, Рури…
«Как же мне не хватает тех беззаботных дней, когда мы носились по побережью и собирали ракушки, ты прятался в море и выпрыгивал, хотел напугать меня, но я же видела твои глаза в глубине. И всё равно притворялась, что боюсь. Сейчас бы обратно на урок каллиграфии, а вы бы с братом ворвались со своими насекомыми и привели верховную лису в бешенство. Я хочу домой, Рури…» – пронеслось в её голове.
Пока она смеялась, на глаза выступили слёзы. Кохаку щурилась и трясла головой, делая вид, что веселится, и частично это было правдой, но вместе с этим она старалась скрыть следы нахлынувшей на неё печали.
– Принцесса? – пискляво, но тихо позвал Джик и погладил её ладонь своей маленькой лапкой. Он лучше, чем кто-либо другой, ощутил, как она содрогалась не только от смеха, но и боли.
Продолжая держать глаза закрытыми, Кохаку распрямилась и заявила:
– Нам пора к Ю Сынвону.
После этих слов она решительно вошла в Сонбак.
