Текст книги "Гарри Поттер и Истинный Наследник (СИ)"

Автор книги: Аргус Филченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Нет, – сказал он. – То есть, извините, профессор МакГонагалл, профессор Флитвик меня устроил бы, он и правда Пенни здорово помог, но нет, не надо. Лучше скажите – Вы умеете скрывать мысли? Ну, от чтения?

– Ах вон оно что, – задумчиво сказала МакГонагалл. – Вы меня… удивили, мистер Поттер. Да, я владею навыками окклюменции – это наука о защите разума – на достаточном уровне. Без этого с вами просто сойдешь с ума, – невесело усмехнулась она.

– Тогда мне будет достаточно простого обещания, профессор.

Разумеется, под столь шаткие гарантии он расскажет МакКошке далеко не все… но кое-что – можно. В конце концов, кто не рискует – просчитав, разумеется, все варианты – тот не выигрывает. И даже если она его сдаст, во что попный мозг Гарри верить отказывался, Повелитель Памяти узнает только то, в чем и раньше был почти уверен. Ну, если на кону только вот это «почти» – риск приемлем.

– Хорошо. Тогда я обещаю Вам никому не разглашать то, что Вы мне расскажете в ближайшие, ну, скажем, четверть часа, без Вашего разрешения. Итак. Почему Вы не рассказали об этом… об этой мерзости мне?

– Философский камень, профессор. Я… помню, какими вернулись от Вас Рон и Невилл. Ну, перед тем, как мы туда сунулись, в тот самый коридор. А Невиллу потом пришлось еще и драконий навоз таскать. Ну, это скорее о профессоре Спраут.

– Вот как. Я думала, это… из-за прошлогоднего случая с Астрономической Башней.

– Эээ… если Вы о баллах, то тут-то понятно все. Вам же надо было закрыть вопрос с… эмм… тем, что напридумывал мистер Малфой? А насчет отработки… это же то же самое, что, ну, с Роном и Невиллом.

– И Вы…

– И я подумал: а не является ли вся эта история еще одной полосой препятствий? Вроде той, за Пушком?

Лицо МакГонагалл стало серым.

– И Вы полагали…

– Ну, я же не девочка и не могу судить, но вроде ведь «это» же все-таки не так страшно, как рисковать жизнью четырех первокурсников, правда? Так что – почему бы и нет?

– Я… Мы… Как Вы могли подумать?

– Головой, профессор. Я всегда ей думаю, – откровений по поводу попного мозга МакГонагалл явно не заслуживала, по крайней мере, пока. – В конце концов, я… видел мистера Локхарта, извините, профессора Локхарта… Или нет, все-таки мистера, тогда он в школе не работал еще, в Литтл-Уингинге. – МакГонагалл не стала переспрашивать, что это за Литтл-Уингинг, в принципе, лишние подтверждения Гарри были не особо нужны, но действительно лишних подтверждений не бывает. – И вряд ли он поехал туда сам по себе, чисто из любопытства, правда? А после его визита… Одна учительница, которая ко мне хорошо относилась, бывшая, она на пенсию уже ушла и просто помогала мне… Она потеряла память. Она забыла меня, почти совсем. И… стала относиться ко мне плохо.

– Но… зачем… Зачем ему…

– Вы же были тогда у дома моих… дяди и тети? Тогда, после Того-Самого-Хэллоуина? Когда меня оставили им? И только Вы… возражали против этого, ну, чтобы меня оставили именно им, правда?

– Д-да… Но…

– Вы не интересовались, как мне живется у них?

– Н-нет… Значит, они… Но… Я немедленно расскажу Альбусу, мы можем….

– Нет, профессор. Вы обещали ничего никому не рассказывать, помните? Ну, и… все, кто ко мне относился хорошо там, в Литтл-Уингинге, довольно быстро меня забывали. Или начинали на меня сердиться.

МакГонагалл молчала. Гарри только сейчас понял, какая же она старая.

– А зачем… – если он в прошлом году сломал блок Гермионе, просто задавая вопросы, то может быть, это работает и со взрослыми? Тем более, если она тоже слышала предсказание Шляпы? И если… если она так похожа на миссис Кейн, только не такую беспомощную? – Я не знаю. Может быть, Вы подскажете? Только… Не надо говорить об этом Директору, и вообще никому не надо. Но директору особенно. Ну, о том, что я Вам рассказал. Вы же обещали, да? Он же, наверное, не случайно этого… сказочника взял? А то, если и Вы меня забудете, мне придется… попытаться сменить факультет.

– К-какой… – голос МакГонагалл был хриплый и мертвый. – Какой Дом Шляпа предлагала Вам вторым? Это же… Надеюсь, это был Рэйвенкло?

– Это был Слизерин, профессор. Помните это «С-с-с…»? Вряд ли это похоже на «Рэйвенкло». И… он, ну, Слизерин, был первым. На Гриффиндор я напросился сам. Я… Я могу идти?

– Идите, мистер Поттер.

Глаза профессора уставились в дверцу древнего с виду шкафа, и теперь Гарри был готов спорить на «Стетсон» – лучший шотландский виски в этом замке хранился именно там.

Он вышел в коридор и прижался спиной к холодным камням. Да, он не совершил ошибок и не выдал ничего важного. Теперь…

Он не додумал.

– Выпус-с-сти! Ссейчас-с-с-с! Рас-с-стерзать! С-с-сме-е-ерть!

Гарри вскочил и побежал со всех ног, надеясь и молясь неведомо кому, что он не бежит на какой-то там Темный Зов. Он взлетел по лестнице и вбежал в тот самый коридор, ведущий к их с Миртл туалету. Ему показалось, что пол под ногами завибрировал, как будто совсем рядом проехал тяжелый грузовик. Знакомая дверь была приоткрыта, он ворвался туда с палочкой наготове, пригнувшись и сразу уйдя перекатом влево…

Голубые глаза Пенни были совсем рядом, прямо напротив, и смотрели чуть выше него, лежащего лицом к лицу с девушкой. Глаза не мигали и не двигались, рука, держащая тубу с помадой – вроде бы довольно дорогой, маггловской – тоже даже не подрагивала, почти касаясь губ. Пенни лежала на боку в совершенно неестественной как для живого, так и для мертвого человека позе. Болела ушибленная при падении коленка, в голове шумело, как после тренировочного «Ступефая», но мысли текли ясно. Пенни не шевелилась уже три… пять… семь секунд.

«Она смотрелась в зеркало, – подумал он. – Ну да. Не могла же она прийти к пяти профессорам растрепанной и, может быть, даже заплаканной…»

Сколько минут выпало из его памяти на этот раз? Десять? Пятнадцать? Полчаса? Час? Он скосил глаза на часы, машинально отметив время – это могло стать очень важным. Девятнадцать тридцать семь сорок три. Простые числа, запомнить легче легкого.

Сначала Добби, который не успел ему помешать.

Потом Криви, который не успел проявить пленку.

Теперь Пенни, которая не успела сказать ему что-то важное.

Но что такое она могла сказать… Или уже сказала, тут, несколько минут назад? И за это он ее?!.

– Вот они!!! Они здесь! – услышал он крик Плаксы Миртл на фоне топота множества ног. – Она каменная, а он… А он, наверное…

====== Гибрид Песца С Пинцетом ======

Весь первый курс, да и большую часть второго, Гарри недоумевал, как может школа, вмещающая в себя почти триста малолетних (и, следовательно, безмозглых), поголовно вооруженных и притом разделенных на враждующие Дома волшебников, обойтись без внутренней тюрьмы или хотя бы карцера. Нет, он знал про цепи в каморке Филча, но за все эти почти два года ни разу не слышал, чтобы ими кто-нибудь воспользовался по прямому назначению.

Теперь эта загадка благополучно разрешилась: оказывается, отдельная палата Больничного Крыла при наложении соответствующих чар (а может, и Рун, Гарри не имел возможности это проверить) ничем не уступает как минимум камере в полицейском участке Литтл-Уингинга в плане ограничения свободы подозреваемого, то есть, простите, пациента. А по комфорту значительно ее превосходит. Тем более что Гермионе разрешили передать ему книжки. Разумеется, это были учебники, но и учебники были лучше и интереснее, чем вдумчивое изучение еле заметных трещин на потолке. Видимо, задачи психологически сломить или хотя бы размягчить его не стояло.

Об этом свидетельствовало и то, что прохлаждался в одиночестве он недолго: уже утром дверь открылась и в палату вошла довольно представительная делегация.

Первым, разумеется, шествовал Верховный Чародей Магической Британии, ну и заодно директор Хогвартса Альбус Вульфрик Персиваль Брайан Дамблдор. Правда, Гарри не был уверен, что назвал все многочисленные имена Повелителя Памяти в правильном порядке. На полшага позади следовала мадам Помфри, обозначая себя как второго по значимости человека в данном месте. За ней, плечо к... эмм… бедру, шли профессор МакГонагалл и профессор Флитвик. А вот замыкал шествие волшебник, которого Гарри меньше всего ожидал (да и, признаться честно, меньше всего хотел бы) здесь увидеть: Лорд Люциус Малфой собственной персоной.

Несмотря на то, что Малфой вошел последним – видимо, это был по отношению к нему некий жест, причем не только со стороны директора, но и со стороны всего персонала школы – он ни капли не смущался, а, наоборот, изящно пристукнув о пол тростью, достаточно вежливо отодвинул мадам Помфри и деканов, сделав шаг вперед. Он бы сделал и еще один, но Дамблдор как-то внезапно оказался на его пути, загородив от него Гарри.

– Мистер Поттер, – такое обращение в такой ситуации Гарри ожидал бы, скорее, именно от Малфоя, но, видимо, тот умудрялся влиять на ситуацию даже не открывая рта, – как Вы себя чувствуете?

– Спасибо, профессор, хорошо. Но вы не подскажете, что с… мисс Клируотер? – это спрашивал Гарри-Слизеринец. Все остальные Гарри, да и Слизеринец тоже, разумеется, знали, что с ней, но спросить, причем таким вот нейтральным спокойным тоном, было правильно, а не спросить или спросить не так – нет.

– Тогда, мистер Поттер, не могли бы Вы ответить нам на несколько вопросов? – его собственный вопрос директор проигнорировал.

– Они будут касаться как раз упомянутой Вами… особы, – холодным тоном дополнил Лорд Малфой, все же умудрившийся сделать не слишком пятнающий его достоинство шаг в сторону и теперь стоящий всего на ладонь позади директора.

– Спасибо, Лорд Малфой, сэр, – Гарри-Слизеринец был безукоризненно вежлив. – Я не думал, что Вы так беспокоитесь о… магглорожденной девушке. Наверное, мистер Малфой-младший не совсем верно Вас описывал…

Лица обоих деканов и мадам Помфри окаменели. Дамблдор оставался безмятежен.

– Речь идет об ученице Хогвартса, – уголок рта Малфоя чуть скривился, – председателем Попечительского Совета коего я имею честь состоять. И Попечительский Совет равно обеспокоен благополучием и безопасностью всех учеников, независимо от их родословной.

– О. – Слизеринец-Внутри позаимствовал этот многозначительный звук у Пожилых Леди, причем у всех сразу. – Можно в следующий раз я повторю ему Ваши слова, сэр?

– Разумеется, мистер Поттер. Если, конечно, у Вас будет возможность встретиться с моим сыном.

– Я постараюсь, Лорд Малфой, сэр, – улыбнулся Гарри.

И начался допрос.

В принципе, опыт участия в таких мероприятиях (разумеется, в качестве подследственного) у Гарри был богатый: тетя с дядей по наводке дорогого кузена регулярно пытались играть в инквизицию прямо на дому, стараясь уличить племянника в «ненормальности». Тем более что как «ненормальность», которую пытались выявить на тех домашних процессах, чаще всего действительно имела место, так и сейчас ситуация для самого Гарри была… сложная. Однако наработанные навыки извлекать пользу из неприятностей (потому что больше ее, в смысле, пользу, обычно извлекать было не из чего) все же помогли. Да и «лайт-версия» допроса, учиненная директором после окаменения Добби, послужила хорошей тренировкой.

Во-первых, он выяснил, что от его ухода из кабинета МакГонагалл и до того момента, как он глянул на часы под немигающим взглядом окаменевшей Пенни, прошло ровно восемь минут и тридцать шесть секунд. То есть либо Тот-Кто-Заменял-Его-Когда-Он-Себя-Не-Помнил был не просто быстр, а совершенно ненормально быстр… либо его оглушила «Ступефаем» совсем не Гермиона: от ее заклятия он очнулся бы через четверть часа, не меньше – проверено. В любом случае – сам ли Гарри окаменил Пенни или же это сделал кто-то другой – подругу следовало вычеркнуть из списка подозреваемых. Почему-то тот факт, что в этом списке все еще оставался он сам, причем как бы и не в одиночестве, не смог испортить радости от этого умозаключения.

Во-вторых, выясняя точное время выхода Гарри из кабинета МакГонагалл, Дамблдор применил и на него, и на саму профессора те же чары обострения памяти, что парой часов раньше Пенни применила на близнецов. А поскольку Гарри был первым в очереди, то и рисунок движения палочкой, и слова накрепко впечатались в обостренную заклинанием память мальчика, когда директор зачаровывал МакКошку. Так что теперь он вполне сможет повторить их при необходимости – разумеется, после изрядной тренировки.

В-третьих, Директор снова не рискнул лезть в его голову: для этого он вызвал Снейпа, причем Малфой-старший выглядел крайне довольным этим обстоятельством. Гарри-Который-Разговаривал-С-МакГонагалл-Но-Больше-Ничего-Не-Знал продержался против Мастера Ментальной Магии чуть больше минуты, сдав вахту Тому-Гарри-Который-Ненавидел-Снейпа. Тот удерживал зельевара почти четыре минуты, а ведь потом были еще Тупой Гарри, Гарри-Квиддичист и еще штук пять малоприятных для зельевара персон. В общем, на четверть часа его бы точно хватило.

Но терпение Дамблдора, да и Малфоя тоже, истощилось раньше, так что Снейп недополучил примерно половину заготовленных для него воспоминаний, а до Гарри-С-Воображаемой-Дубиной очередь тем более не дошла.

В-четвертых, обыск самого Гарри и всех его вещей не дал ничего компрометирующего. Палочку Миртл под Таннеровским бинтом, как и надеялся Гарри, не нашли, мантия все еще была у Гермионы, а мизерикорд в кармашке добровольно открытой им сумки был воспринят как нечто само собой разумеющееся или хотя бы вполне обычное. Тем более что никаких ран на пострадавших не было, и значит, стилет был ни при чем.

Потом в палату-камеру вплыл чемодан Гарри, увенчанный грудой его же вещей из шкафа и тумбочки. Чемодан открыли, и Высокая Комиссия копалась в нем минут десять, уделяя (в лице Лорда Малфоя) особое внимание книжкам. Гарри немного удивился, наблюдая, с каким интересом Малфой от корки до корки пролистывает маггловские учебники и художественную литературу. Видимо, снобизм чистокровного аристократа был большей частью напускным.

Увы (для комиссии), и в чемодане не нашлось ничего компрометирующего. То есть с официальной точки зрения он был чист как слеза. «Похоже, главный у нас все же я, Гарри, мы ведь снова не попались!» – съехидничал в его голове Гарри-Слизеринец. Хотя вообще-то это было не смешно.

Гарри закрыл сумку и, под недовольным взглядом мадам Помфри, покинул Больничное Крыло. Чемодан и прочие вещи директор обещал вернуть на место без его участия.

Гермиона ждала его за дверью. Они прошли по знакомому коридору и, оглядевшись, нырнули в лабораторию.

– Это не ты, – сказала, наконец, Гермиона, – ты просто не мог бы напасть на нее! Ну, на Пенни!

– Я не мог бы, – согласился Гарри, – но… я опять не помню себя. Семь минут примерно вылетело. Вдруг это что-то во мне, что прячется-прячется, а потом ка-ак… В общем, все это значит, что хотя со мной вопрос все еще открыт, то вот с тобой закрыт железно. Ты тут совершенно точно ни при чем.

– Почему это? – удивленно спросила девочка.

– Потому что я очнулся меньше, чем через десять минут, а от твоего «Ступефая» я отходил бы минимум пятнадцать. Помнишь тренировки?

 – Да, – сказала она, – и… спасибо. Я не теряла память, я все-все помню, я даже эти чары, которые Пенни показывала, применила на себя, как только стало известно, что ее… И представляешь, получилось, сразу! Ни одной пропавшей минутки, – вздохнула она. Ее глаза налились слезами.

– Так это же здорово! – обрадовался Гарри. – Плакать-то зачем?

– Потому что, если бы я сказала об этом сама, мне не поверили бы. А главное – теперь только ты остался, – всхлипнула Гермиона, – под подозрением. Один. И значит…

– Ничего не значит. Ну да, я главный подозреваемый. Но всегда есть какие-то вещи, которые упускают при расследовании. А я же не настоящий полицейский, то есть наверняка чего-то упустил. Так что это вполне может быть кто-то другой. К тому же месяца через два, ну край – три, мандрагоры созреют, Снейп сварит зелье, и мы узнаем, кто, что и почему. Если это действительно я – то тут уж нечего делать. А если нет – то все обошлось, вот.

Эта логика не очень успокоила Гермиону, и Гарри продолжил:

– А самое лучшее здесь то, что если ни при чем ты – я совершенно спокойно могу обсуждать с тобой все эти вещи. Если я виноват, или, скажем, тот-который-во-мне – нет смысла тебя каменить, потому что я и так это знаю, и он тоже. А если не я – то я буду советоваться с кем-то, кто совершенно точно не виноват.

– Тогда три вопроса, Гарри. Первый – почему окаменили Пенни? Ну да, она хотела что-то сказать, но если ни при чем я и, предположим, ты, то кто мог узнать об этом?

– Кто угодно, – сказал Гарри, – я же кучу ошибок совершил. Например, мы об этом говорили утром в коридоре. Там кто угодно мог услышать. И с Колином та же история – по всей школе слухи ходили, что он чего-то там наснимал. Надо этой ошибки больше не повторять.

– Второй вопрос. На что этот «он» – тот-кто-в-тебе или кто-то совсем другой – рассчитывает? Если всех окаменевших все равно вылечат и узнают, кто Наследник?

– Одно из двух, – ответил Гарри, – или расколдовать окаменевших не получится, или… будет уже поздно. Именно поэтому я думал, что этот «кто-то» все-таки как-то связан с Малфоями.

– Почему? – спросила Гермиона. – Ну, я помню, что Добби предупреждал, и…

– Потому что Дамблдор намекнул, что Малфой старается сместить его с поста директора Хогвартса. А в сочетании с предупреждением Добби… Если Дамблдора сместят, то уже и неважно, кто это был – если это только не Малфой-младший. Кстати, я еще и поэтому думаю, что он, Драко, в смысле, не при делах.

– Но тогда почему Дамблдор ничего не делает? Неужели он не мог найти этого Наследника?!

– А если он уже его нашел, но его разоблачение будет слишком сильным ударом по самому директору? Помнишь седьмой пункт в моем списке? Ну, почему я могу быть Наследником?

– Вот поэтому и третий вопрос. Если это не Малфой бегает по школе с чудовищем на поводке, если это ты или еще кто-то, кто важен для профессора – как они смогли, ну, убедить этого «кого-то» все это делать? Ведь вряд ли кто-то из них – в смысле, вас, нет, лучше, них, действительно хочет повыгонять или переокаменять магглорожденных?

– Я видел, как один из волшебников, злых, вроде Малфоя, почти заставил одного джентльмена, который относился ко мне хорошо, заботился и так далее… В общем, он почти заставил его убить меня. У него не получилось, но… Такие чары точно существуют.

– Тогда надо вычислить тех, с кем оба Малфоя, что старший, что младший, контактируют. Или контактировали, – сказала Гермиона. – Не могут же они наложить чары, не встречаясь с кем-то?

– Локхарта вспомни, – возразил Гарри, – точнее, его книжки.

– Да, – сказал Гермиона, – ты прав. Девочки в спальне говорят, что многие волшебные книги крайне опасны. Можно сесть, начать читать – и уже не оторвешься, пока не умрешь. Или там почитал немного – и потом всю жизнь стихами говорить будешь. И… ты знаешь…

– Да?

– Помнишь, я тебе говорила про абстиненцию? Мне очень, просто очень хотелось взять хоть какую-нибудь книгу Локхарта еще раз. Это и правда как наркотик. И я у Лаванды спросила, и у Пенни… их тоже к ним тянуло, знаешь? Уже после того, как…

– Ну я не знаю, – сказал Гарри, – на меня они не действовали, я же мальчик!

– Ну да, – ответила она, – но я о другом. Девчонки говорили, что к таким вот темным книгам всегда тянет. У тебя не было такого чувства в этом году?

– …!

– Пожалуйста, Гарри, следи за языком! Но ты ведь понял!

– Да, – сказал он, – я понял, про что ты. Меня к нему тянуло, как к тому зеркалу в прошлом году. И знаешь что… Оба раза нападения случались после того, как этот чертов ежедневник стащили – сначала, на Хэллоуин, у меня… Хотя я мог просто сунуть его куда-нибудь, я же не ты… А потом у тебя, неделю назад. Пожалуй, это уже одиннадцать-одиннадцать, точнее – одиннадцать-ноль.

– Я подумаю, кто мог бы взять его у меня, – сказала Гермиона, – и вряд ли это ты, скорее всего, он у меня из спальни пропал, а мальчикам туда хода нет. Так что десять-ноль. И еще мне все-таки надо в библиотеку, поискать подходящих чудовищ.

– А мне надо к Хагриду, – вздохнул Гарри, – тоже… поискать.

Поискать не получилось – ни у Хагрида, ни в библиотеке. Новое нападение поставило на уши всю школу, и теперь ученики передвигались из класса в класс, в Большой Зал и в факультетские общежития только строем, в сопровождении преподавателей. Рон и Дин страдали особенно: их операция по повторному приручению «Фордика» вступила в решающую фазу, а выбраться за пределы замка сейчас было невозможно. Впрочем, – поправил себя Гарри, – больше всех страдал Вуд: чемпионат по квиддичу был отменен, несмотря на ропот половины школы. Перси своих страданий не показывал, но Гарри старался не поворачиваться к нему спиной: возможно, он и не решился бы бросить в эту самую спину проклятия, но взгляд префекта вызывал у мальчика крайне неприятные ощущения.

В выходные были отменены даже походы старших курсов в Хогсмид – волшебную деревеньку рядом со станцией Хогвартс-Экспресса. Вся школа была подавлена, даже разговоры «ни о чем» в Общей Гостиной стали намного тише. Гарри все время пытался обнаружить среди разложенных там и сям на столиках книг знакомую обложку. Тщетно. Ему очень не нравилось, что создатель зачарованного ежедневника учился в то же время, что и пытавшийся убить его Лорд Розье (дату его рождения Гарри нашел в Пророческой Папке), и что этого самого автора звали Том. А уж тот факт, что Волдеморт, как говорил год назад на квиддичном стадионе Дамблдор, был змееустом (как и положено Наследнику Слизерина) в сочетании с исчезновениями дневника Тома как раз перед нападениями, делал предположение о том, что фамилия Волдеморта была Реддл, обоснованным в достаточной степени.

Гермионе все же удалось добраться до библиотеки с Запретной Секцией, пристроившись к колонне готовящихся к СОВ пятикурсников, и теперь она внимательно изучала здоровенный том, посвященный различным волшебным чудищам.

– Кроме Медузы Горгоны есть два варианта, – сказала она, собрав их, наконец, в уголке-без-портретов, – но ни один не подходит полностью. Есть кокатрис – это такая змеептица, ну или птицезмея, она окаменяет взглядом, так что тут все точно соответствует наблюдаемой картине. Но вот шипит она или чирикает – непонятно. И непонятно, почему умерла Миртл.

– Ну, может, у нее сердце слабое? – спросила Лаванда.

– Слабое сердце вызвало бы инфаркт, то есть разрыв сердечной мышцы, – пояснила дочь врачей, – а как мышца может разорваться, если она уже окаменела?

– А второй вариант?

– Он самый плохой, – пояснила Гермиона, и Гарри подумал, что поэтому-то этот вариант, скорее всего, и есть верный. – Это василиск.

– Ва-ва-василиск?! – Невилл уже давно так не заикался.

– Да, – кивнула девочка, – или иначе Король Змей. Вот, смотрите! – и она продемонстрировала собравшимся рисунок с довольно страхолюдной змеиной мордой, увенчанной короной из рогов.

– Он выводится из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой, – все немедленно посмотрели на пытающегося выбраться из зачарованной банки Тревора, – живет сотни лет, уж-жасно ядовит – его яд может разрушить даже самые мощные артефакты, а противоядия от него считайте что и нет – и во-от с такими клыками. Но это не самое плохое, – сделала она страшные глаза. – Его взгляд не окаменяет, а убивает. «Ибо даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих», так в книжке написано. Так что он не подходит.

– Может, он маленький еще? – безнадежно спросил Шимус. – Вот и не хватает у него сил…

– Вряд ли, – покачала головой Гермиона, – если это тот василиск, который описан в легенде, то ему тысяча лет, а это вполне почтенный возраст даже для Короля Змей. И вот еще: «Особливо боятся Василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный; сам оный Василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…»

– Пауки, – выдохнул Рон, – чертовы пауки! Помнишь, Гарри, мы видели, как они бежали зимой из замка? Прямо перед…

– Ага, – сказал Гарри, – и мы с Гермионой и Пенни неделю назад тоже… видели. И петухи… У Хагрида уже двум петухам шею свернули. Так что… давайте считать, что это василиск. Но почему тогда Добби, Колин и Пенни не умерли, а всего лишь окаменели?

– Говорят, Замок защищает своих учеников, – сказала Лаванда, – но тогда почему умерла Миртл?

– Не повезло, – пожал плечами Дин, – такое случается.

– Тогда какого черта они водят нас колоннами? – удивился Рон. – Чтобы эта тварь обратила в камень сразу целый класс?

– Я думаю, это для того, чтобы Наследник, кем бы он ни был, всегда был на виду, – предположил Гарри. – Видимо, без Наследника василиск по замку ползать не может. Он его, скорее всего, выпускает или что-то вроде.

– Но кто Н-наследник? – спросила Джинни, укрываясь за своей книжкой с принцами, как за щитом. – Неужели никто этого не знает?

– Наверное, нет. У меня, по крайней мере, никаких идей так и не появилось, – соврал Гарри. Идеи у него были, даже несколько, но… это надо было проверить.

В совятню учеников тоже не пускали, так что Гарри пришлось дожидаться утреннего визита Хедвиг. Это случилось в четверг, и Гарри привязал к лапе совы записку для Хагрида. В пятницу он получил ответ, а в субботу они с Гермионой, воспользовавшись помощью неведомо как отвлекших Филча близнецов, выскользнули из замка под мантией-невидимкой и пошли к хижине лесника.

Хагрид встретил их настороженным взглядом и снова несколько секунд пялился на их обувь. Гарри отметил, что перевязь с двустволкой лежала у него на топчане под гигантской подушкой, а в углу висел старый добрый арбалет с полным колчаном болтов к нему. Он налил чай и выставил на стол миску с ореховыми кексами.

– Хагрид, – спросил Гарри, сделав первый глоток, – мне очень-очень сильно надо знать… Скажи, кто был у тебя в хижине перед тем, как свернули шею второму твоему петуху?

– Да почитай все ваши и были, – сказал Хагрид, – Невилл с Шимусом у аппарата каждую субботу возились, да и воскресенье тож, Рон с Дином приходили что-то спросить у них, ну и сестричка Ронова с ними пришла и осталась у того аппарата. Вся в Молли, – умилился он, – как где что булькает или выпаривается там – не оторвать ее.

– Понятно, – сказал Гарри, – значит… Значит, Шимус, Джинни и я. Некому больше. Только, если это не я, с подошвами что-то не то… Но Шимус мальчик. И я тоже. Получается…

– Догадался? – спросил Хагрид, нахмурив брови. – Я ж всегда думал, что ты умный. И Дамблдор так же считает… Великий че…

В дверь застучали, решительно и требовательно.

– В угол! – шикнул на Гарри и Гермиону Хагрид. – И накройтесь там. Сейчас! – он загромыхал посудой, убирая лишние тарелки и кружки.

Дети забились в дальний угол хижины и затаились там под мантией-невидимкой Гарри. Хагрид открыл дверь.

В хижину вошли двое: Дамблдор и невысокий осанистый волшебник с обрамляющими усталое и обрюзгшее лицо всклокоченными седыми волосами. Одежда его являла собой обычную для волшебников невообразимую смесь несочетаемого: костюм в полоску, малиновый галстук, черная мантия и остроносые лиловые ботинки. Под мышкой он держал светло-зеленый котелок. Гермиону чуть не стошнило прямо под мантией.

– Добрый день, Министр Фадж, – прогудел великан. Гарри вспомнил, как тогда, в лодке, Хагрид говорил что-то про «старого Корнелиуса Фаджа», который если слушает Дамблдора, то хороший, а если нет, то плохой. Судя по озабоченному лицу директора, сегодняшний Фадж был так себе.

– Не такой уж добрый, Хагрид, – преувеличенно-печально ответил Фадж. – На самом деле, хуже некуда. Надо что-то решать. Уже два ученика окаменели, так что дело зашло слишком далеко. Министерство обязано принять меры.

– Я… это… я никогда… – Хагрид умоляюще посмотрел на Дамблдора. – Вы ведь знаете, это не я… Я никогда… профессор Дамблдор, сэр…

– Мне бы хотелось внести ясность, Корнелиус. Хагрид пользуется моим полным доверием, – твердо сказал Дамблдор, еще больше нахмурив брови. – Он вне подозрений.

– Послушайте, Альбус, – пафосно возразил Фадж. – Мы же уже обсуждали это! Прошлое Хагрида ясно говорит против него. У Министерства нет выхода. Необходимо действовать. Попечительский совет в курсе дела, и даже больше скажу – он настаивает! Я даже боюсь, что…

– Я вам еще раз говорю, Корнелиус: удаление Хагрида не поправит дела, – в голубых глазах Дамблдора горел огонь, какого Гарри еще никогда не видел. Гарри даже записал ему плюсик, мысленно, разумеется.

Фадж нервно повертел в руках котелок.

– Взгляните на случившееся с моей точки зрения, Альбус. На меня оказывают давление. Требуют действий. Если будет доказано, что Хагрид не виноват, мы привезем его обратно. И тогда, поверьте, никто больше слова худого не скажет. Но сейчас я вынужден забрать его с собой. Вынужден. Это мой долг.

– Забрать меня? – повторил Хагрид, его колотила дрожь. – Куда?

– Совсем ненадолго, – Фадж избегал взгляда Хагрида. – Это не наказание, Хагрид. Скорее, предосторожность. Настоящего преступника найдут – вас отпустят с подобающими извинениями…

– В Азкабан? – хрипло спросил Хагрид.

– Боюсь, именно туда, друг мой, – сказал Дамблдор. – Я не могу передать, как я огорчен и как беспокоюсь за тебя, и меня утешает только то, что это не кто-то из наших учеников… или учениц. Было бы намного хуже, если бы для… успокоения общественности и сохранения реноме нашего дорогого Министерства Министр Фадж отправил бы туда ребенка. Понимаешь меня?

– Понимаю, профессор Дамблдор, сэр, – Хагрид как будто стал вдвое меньше ростом, – я… это… ну… Но тут же тогда… Вдруг кто-нибудь приберется и старый хлам выбросит?

Последняя фраза была совершенно не к месту, но ни Даблдор, ни Фадж не обратили на нее никакого внимания.

– Я позабочусь обо всем, друг мой, – сказал директор. – Конечно, я не могу требовать от тебя такого, но…

– Ладно, министр, зовите вашего аврора или кто у вас там, – голос Хагрида наполнился решительностью, хотя за ней и скрывался самый настоящий ужас, – только про Клыка не забудьте, не так уж много у него игрушек, а?

Гарри показалось, что с этими словами Хагрид взглянул прямо в его глаза.

– Джон, – прокричал в открытую дверь Фадж, – мистер Хагрид добровольно согласился пойти с нами. Сопроводи его. Вежливо.

В хижину вошел аврор, то есть, простите, старший аврор – тот самый, что выписал им индульгенцию на вокзале Кингс-Кросс. Он взял полувеликана за рукав и вывел наружу. «Из такого захвата даже выворачиваться не надо», – подумал Гарри. Хотя как захватить великана, запястье которого толще, чем бедро этого самого мистера Долиша?

Дамблдор оглядел хижину, и, как уже случалось раньше, Гарри показалось, что он разглядел и его, и Гермиону под мантией.