Текст книги "Самый бесполезный мутант (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Да, но… Как мать может забыть, какого ребёнка она рожала, какого нет?

– Может быть, твоя мать и не забыла бы. Хотя я не была бы в этом так уверена. То, что говорят о материнском инстинкте, материнском сердце, которое якобы всё чует – чаще всего лажа. Для большинства женщин важно их материнство, а не дети как таковые, и они заподозрят, что вместо их ребёнка вернулся кто-то другой с его лицом, только если он начнёт путать двери и назовёт собаку не тем именем. И то спишут это на переутомление или удар головой. И дело даже не только в том, что мозг отвергает то, чему нет рациональных объяснений. У каждого человека есть какая-нибудь такая тема, такой крючочек, где он сам обмануться рад и даже поможет обманывающему. Гипнотизировать может быть сложно тогда, когда человек сопротивляется, защищает свою память. Но рискну предположить, если вашим родителям сейчас дать хороших детей, которые будут вести себя именно так, как им нужно (не обязательно беспроблемно, некоторым родителям трудные дети необходимы, чтобы глубже восторгаться собственным родительским подвигом) – они с радостью уцепятся за возможность уверить себя, что тех неприятных моментов, испытанных ими в связи с вашим побегом и его причиной, просто не было. Что вас не было.

– Не спишь? Да, согласен, это выглядит уже дебильно. Словно я решил каждый вечер ходить проверять, тут ли ты, всё ли с тобой хорошо.

– Дебил перед дебилом не стесняется, Керк. Я второй вечер давлю в себе побуждение пойти к тебе или к Санни, потому что не хочу навязываться, а завтра второе утро буду себя корить, что не пошла.

Керк сел на стул, посмотрел долгим задумчивым взглядом на справку в руках Мины – он, похоже, понял, что это не её справка.

– Может, нам всё же собраться в одной комнате? Шучу, конечно. Как-то это дико будет выглядеть. Хотя не всё ли равно, как это выглядит… Мы теперь какие-то сиамские близнецы, связанные неразрывно. От этого страшно. А потом страшно – вдруг это чувствую я один… Санни очень скрытная. Хотя за годы я, мне кажется, научился понимать, о чём она думает. Ты достойное третье звено уже в силу того, что не говоришь, что мы всё-таки любим друг друга.

– Вы говорили о…

– О том, оставаться или уходить? Пока нет. Тоже страшно… Страшно, вдруг наши решения будут разными. Мы ж не всегда на всё смотрим одинаково… Далеко не всегда.

– А у тебя какое-то решение уже есть? Ну, если не думать о том, что скажет Санни, если за самого себя?

Керк покачал головой.

– Уже невозможно никакое «за самого себя». У меня ничего не осталось, кроме вас. Моё решение упирается в вас.

– Не надо так…

– Надо. Мне 17 лет, Мина, и первая девчонка, которую я полюбил, умерла на моих глазах. После этого не остаётся ничего. Ничего, кроме…

«Мести», – мысленно досказала Мина. Это слово повисло между ними, так значительно, что и не надо его произносить. Да, вот оно, его решение, почти оформившееся, проявившееся, как изображение на фотоплёнке. Возможность для мести, и возможность защитить, уберечь их с Санни – всё, что осталось. Если кто-то из них внезапно не распахнёт дверь… Что думает Санни? Как ей страшнее – во внешнем мире, или здесь, за него? И как ему самому – не сожжёт ли он эту фотоплёнку, если решит, что это слишком – чтобы они оставались ради него? Если б они дорожили друг другом чуть меньше, да… Если б сама мысль о том, что кто-то из них может поступиться своими интересами, выбирая в ту или другую сторону, не была хуже ножа…

– А ты, Мина?

А что Мина? Мистик никогда не была знакома с миссис Крамер, но кое-что она сказала такое, что невозможно выкинуть из головы, невозможно не обдумывать и не допустить, что это похоже на правду, и может быть, это и есть правда. В этой прежней, обыденной и правильной жизни, такой, какой именно и должна быть жизнь, всё же многовато было иллюзорного. Можно ещё не раз ощутить щемящую тоску при воспоминании о Бакси, фотографиях на стенах и мамином печенье – которое не мятное, конечно, а, к примеру, кокосовое – но надо признать, эта жизнь была безмятежной, и это не только хорошо, но и плохо. Горе в семье было, но до неё, её коснулась лишь тень его – в этом, правда, родителей можно только похвалить, потому что от тени горя уже никакого проку, только бессмысленный вред. Но по-настоящему люди познаются в беде. Беды с мамы, можно не сомневаться, одной хватило. Она действительно могла бы согласиться на гипноз, который уничтожил бы память о том, что её идеальная жизнь – в идеальность которой она вкладывала реально много сил – оказалась не идеальной, при чём эта трещина пришла не откуда-то извне, не от трагической случайности с уксусом или, к примеру, автомобильной аварии, как это часто бывает, что это её собственная дочь перестала быть тем, из-за чего можно сдержанно-гордо улыбаться на восторги подруг – да, вот она у меня такая, лучшая дочь, о какой только можно мечтать. Но всё это даже не расстраивает, не раздражает, к прошлому уже нет возврата. И теперь настоящее, значимое – это вот они, и это главное, от чего всё должно зависеть.

– Не услышишь ничего иного. Я вторую ночь буду засыпать с мыслью, что кажется, мы можем не бояться шагов за стеной…

Керк взял со стола диск, рассеянно повертел его в руках, оглаживая пальцами края коробки.

– Ну, если ты начала им доверять – и то хлеб, как говорится.

– А вот этого я не говорила. И не засекла, с какого момента им начал доверять ты.

– Не знаю, можно ли это называть это именно доверием, но по крайней мере, могу сказать, мне нравится думать, что знаю, с чем имею дело. Я, понятно, не знаю о них кучи всего, как они жили, что свело в их одну команду, из каких задниц они выбирались вместе, но мне не настолько позарез это знать. Для душевной близости у меня вы есть, вообще не уверен, что на кого-то ещё может найтись. Главное я знаю – ну да, они преступники, ну да, им интересны мои способности, а что в этом нелогичного? Я просто не представляю, чем они могут меня разочаровать? Если они, хотя летели, по-видимому, изначально за мной, готовы оставить здесь и вас – то что ещё мне может быть нужно?

…А что это, как не обыкновенное перекидывание ответственности друг на друга? «Я решу то же, что решите вы» – и так все трое. Кто-то должен встать и сказать одно из двух – либо «мы уходим», либо «мы остаёмся», так нельзя уже просто. Но только можно, не она?

– Нет, разумеется, тотальным доверием я к ним не проникся. Свои темы для паранойи у меня есть, с некоторых пор. Всё-таки вы обе девчонки, а состав базы преимущественно мужской…

– Керк!

– Что, теперь уже ты скажешь, что нечего хороших ребят чёрт знает в чём подозревать? Я и не подозреваю, я так… на всякий случай к разному готов. Видел некоторое дерьмо, знаешь ли, больше хотел бы не видеть. Но ни одного женского монастыря, куда я мог бы вас пристроить, у меня на примете нет.

– Керк, если б они что-то подобное имели в виду…

– Сейчас сунулся на кухню-гостиную, думал чаю попить, посидеть потупить, а там Санни с Джаггернаутом какое-то кино смотрят… Даже заходить не стал. Я, тут она права, в руках себя держать иногда вообще не умею. Спросил бы, не свидание ли у них часом – она б меня, чего доброго, и стреканула. Но она хоть как-то защитить себя способна – по крайней мере, мне этим регулярно клюёт мозг, а ты…

Мина хмыкнула про себя, что рассказывать про устроенную Джимми экскурсию по техническому этажу явно не стоит.

– Не спорю, Джаггернаут, конечно, похож на отморозка, но если Санни его не боится…

– Я себе примерно это и говорю, да. И вообще – я же сказал, это паранойя и это надолго. Но мозги я пока не потерял, а мозги говорят, что есть такая штука, как дисциплина, и какая-то она тут, несомненно, есть, да и сложно рассчитывать на нашу лояльность, допуская всякие там вольности, и вообще мир не монохромный, и у отрицательных персонажей тоже бывают принципы. И вот если я тут прав – то лучше компании, чем эта, я пока для вас не знаю.

Вот это вообще отличный поворот.

– Ладно, утро вечера мудренее. Печально, конечно, что за два дня мы ничего не надумали, но видимо, тут как-то не найдёшь, что думать-то. Мне тут пришло в голову, что проблема не то что в том, что у нас всех троих нет веских причин, чтоб уйти – ну, не осталось у нас во внешнем мире ничего ценного и хорошего – а в том, что нет веских причин остаться.

Если бы, если бы, Керк, было именно по слову твоему. Если бы не была причина остаться здесь той же, что и – рвать когти без оглядки. Дихотомия или как это называется – с равной силой «останемся, останемся, пусть это капитуляция, чёрт, не всё ли равно» и «бежим, бежим отсюда, лучше все ужасы внешнего мира, чем этот», можно ли придти и потребовать, чтобы они разорвали её? Шагов и дыхания за стеной не слышно, да, снова она одна со своими мыслями, и это ужасней нет. Хотя нет, есть – побежать с этими мыслями к ним. Мина вцепилась себе в волосы. Что же это такое, до каких пор, за что? Магда, Магда, ты ведь нашла бы выход, ты бы развеяла этот кошмар?

День второй заканчивался. Где-то там, снаружи тёмные волны лизали чёрный камень, Мина отчаянно стискивала пальцами ручку и не могла решиться коснуться листа.

========== Часть 7 ==========

– Джаггернаут, а что ты думаешь о любви?

– Чего? – гигант от неожиданности высыпал скорлупу вместе с орехом в миску для отходов. Мина опробовала краем губ температуру чая, нашла удовлетворительной и присела за стол.

– Да так. Одна девочка как-то рассказала мне одну теорию… Вернее, она её сама придумала, то есть, спросила, не придумал ли её уже кто-то. Что у каждого мутанта есть его идеальный, самый подходящий ему мутант…

– Это в смысле, противоположного пола, что ли? Типа, вторая половинка?

– Ну да, вроде того.

Джаггернаут задумчиво поскрёб затылок.

– Хорошая теория… Ну, почему б нет. В смысле, куча обычных людей в эту чепуху верит, про вторых половинок, называют так друг друга, потом расходятся и получается, что никакие это не половинки… Ну, а как тут понять? А у нас-то проще, получается… Значит, ты думаешь, где-то есть такая же, как я, только женщина? Хотя нет, плохая идея. Я б с такой же, как я сам, долго не выдержал, наверное. Мне и меня самого много. Мы ж если б ссорились, полгорода разнесли б к чёртовой матери. Это, конечно, было б круто, но так скоро и города кончатся… Строят их, правда, быстро, но всё-таки недостаточно.

– Ну, вроде как, это не обязательно именно такой же, как ты сам. Возможно, просто… схожий, совместимый. С кем способности совместимы или не опасны друг другу.

– А, тогда другое дело. Тогда она должна, наверное, быть… очень терпеливой. Меня терпеть сложно. Меня только мама терпела, и то недолго. И очень… прочной. Вот, видишь, – он взял очередной орех и слегка покатал его в пальцах, скорлупа осыпалась в миску, – Санни попросила меня наколоть орехов, хочет на ужин пирог с орехами сделать. Мне их колоть с одной стороны нравится, а с другой – очень уж они маленькие и хрупкие. Зато у них ядрышки интересные, похожие на человеческие мозги. Правда, если человеку башку раздавить, мозги, конечно, не так будут выглядеть… Мне нравится разрушать. Когда я долго ничего не разрушаю, мне плохо. Но это так редко бывает, чтоб разрушение – это было хорошо… Когда сказали, что к нам приедут ещё двое, я очень обрадовался. Это ж значит, надо ещё две комнаты. Я, правда, разошёлся, и сделал три. И видишь, как удачно, ещё ты приехала. Но такая удача редко бывает…

– Так эти комнаты… сделал ты? В смысле, просто выбил их в камне?

– Ну да. Это не сложно, час всего дела. При чём в основном – стены и углы равнять, чтобы она была квадратной… ну, кубической. Я не люблю думать, а здесь приходится думать. Чтобы стены не были слишком тонкими, чтобы трещины не пошли, и ангар нам на головы не рухнул… Поэтому и жилой этаж – второй сверху, внизу вот так ломать ничего нельзя. Камень обратно не прирастает. В жизни вообще всё время думать надо. Я это ненавижу. Но делаю это. Потому что меня это злит. А злость для меня – нормальное состояние. А женщины не любят злых. Думаешь, может существовать такая женщина, которая любит того, кто постоянно зол?

– Как знать. Женщины, знаешь, загадочные создания, каких только не любят.

– А ещё она должна быть… очень прочной. А люди хрупкие. Если я кого-нибудь обниму, я переломаю ему кости. Так что лучше никого не любить. Лучше всех ненавидеть. Тех, кого ненавидишь, обнимать ведь не хочется.

– Мина, ты что делаешь?!

– А?

– Заставляешь Джаггернаута философствовать, – в кухню вошёл Саймон, – до добра не доведёт.

– А, Саймон, ты представляешь, какую теорию мне Мина рассказала? Что у каждого мутанта есть где-то мутант-пара, с самой подходящей ему способностью. Ну, типа того, что… – Джаггернаут нахмурился, подбирая пример.

– Например, у того, кто бьётся током – невосприимчивость к электричеству. Что позволяет не пострадать даже случайно. Или в другом плане – один может проходить сквозь стены, а другой…

– Пробивать их, – радостно улыбнулся Джаггернаут.

– Здорово, – Саймон налил себе чай и сел рядом, – ну, я иногда думал о том, что хорошо б было встретить кого-то с такой же способностью. Наверняка ж такие должны существовать, с любой способностью должен существовать кто-то ещё. Кроме Мистик. Другая такая же – это было б кощунственно… Мы могли б объединять силы, создать щит куда большей величины и прочности, чем поодиночке. А если б это была девушка… Что там, это было б прекрасно не только в смысле совместных полётов или состязаний, чей щит прочнее.

– Или девушка, которой не нужен щит. Которая может сделать непробиваемым собственное тело. Или которая может… растворяться, исчезать, уходить от удара. Тебе не пришлось бы за неё бояться, думать, достаточно ли прочен твой щит, чтоб защитить её.

– Точно, отлично придумано! О, Джимми! Садись к нам, мы тут такую идею обсуждаем…

– Ну, я слышал немного. Забавно. Но что-то у меня, знаете, никакой фантазии нет, какой бы она могла быть, кроме как такой же, как я.

– Да уж, вы были бы замечательной парой… парами. Но окружающие свихнулись бы, точно.

– Но я всё же не отказался бы на такое посмотреть. Так ты действительно веришь в это, Мина?

– Нет. Я думаю, это чушь собачья.

– Э… Почему?

«Потому что Керк полюбил девушку, которая совсем не была огнеупорной. Её мутация вообще никак не соотносилась с его. И потому что я…»

– Потому что люди не обязательно влюбляются в похожих, или противоположных, или совместимых. Они… чёрт знает, от чего это зависит. Точно не от удобства, спокойствия или чего-то такого… Хотя и от этого тоже, да. Но всё сложнее, чем… просто два крыла, правое и левое, или сера и селитра, или… не знаю, понимаете ли вы меня.

– Нет, не понимаю, – Джаггернаут раскрошил очередной орех и, оглянувшись, не видит ли кто, кинул ядрышко в рот, – хотя да, понимаю. Любовь – это не спокойствие. Это вызов. Если с этим человеком удобно, безопасно, всё такое – это хорошо и даже правильно, но нет никакого развития. Не приходится думать… и злиться. Учиться обходить эту… несовместимость. Так что человек-то всё-таки подходящий… просто мы не понимаем, в чём. И ещё, если он подходящий нам, не значит, что мы – ему. Если он нужен тебе, не значит, что ты – ему. И часть любви – это ломать себе голову вопросом, с чего вообще, почему именно она, зачем тебе это нужно… Это тоже злость, тоже вызов… Это заставляет… сдерживаться, думать, вести себя не так, как хочется. Как отмерять расстояние между комнатами, чтобы всё не рухнуло…

– Есть и ещё одна мысль – про любовь с первого взгляда. Некоторые говорят, что только любовь с первого взгляда – настоящая. А если она выросла постепенно, из дружеских отношений, из совместно прожитых лет – то это уже другое… Не значит, что хуже, просто это не та любовь, и всё.

– Ну, это существует только в мелодрамах, – рассмеялся Джимми, инспектирующий холодильник, – там, конечно, сплошь и рядом. Причём, что особо замечательно, герои влюбляются не то что там с первого взгляда, а прямо с полувзгляда, чуть ли не просто в лицо в толпе, девчонку, встреченную один раз на вечеринке или в круизе на корабле… и страдают из-за этого, блин, годы!

– Джимми, ты просто необразованный болван и не знаком с мифами. Это ж чисто мифологическая, сказочная фишка, там это сплошь и рядом! Герои влюбляются вообще в портреты красавиц, или в голос, когда она поёт песни в высокой башне, или в легенду о том, что где-то живёт такая красавица, что прямо ах. И отправляются за тридевять земель и совершают кучу подвигов ради женщины, которую даже толком не видели, не то чтоб знать её характер!

– Я вообще-то об этом и говорю. Всё это не имеет ничего общего с жизнью. Как сказка забавно, как фильм типа о современных людях уже уныло, верить в это на полном серьёзе – вообще клиника. Нет, ну серьёзно… Они только встретились, может быть, выпили и душевно поговорили, и раз – он уже уверен, что она его судьба и она одна ему нужна… И даже протрезвев, не забыл, как она вообще выглядела. Вы вообще такое в жизни встречали?

– А если встречали, то что?

Джимми на всякий случай как бы невзначай отошёл подальше. Джаггернаут, конечно, ведёт себя на базе почти исключительно прилично и пока никого не убил, но прецедентом быть не хочется. Явно, кулаки у этого психа чешутся и ему уже любой повод хорош…

В кухню вошёл Магнето. Джимми брякнул чайником.

– О господи, кипяток-то кончился… Мина, нальёшь?

– Давай… О чёрт! Вантуз есть?

– Что такое?

– Раковина… – Мина принялась отчаянно копаться в мыльной воде, пытаясь проскрести слив.

– Не стекла до сих пор, ага, – Магнето распахнул дверцы основания, – спасибо кое-кому, кто досливался в неё заварку, – он выразительно глянул в сторону притихшей троицы.

– Это не я, – икнул Саймон.

– А я и не тебе. Спасибо тебе, Джимми.

– Простите. Больше никогда, клянусь! Я сейчас всё…

– Что – всё? Сбегаешь вниз за инструментами, а мы подождём?

Притихший Джимми сел обратно, отчасти, правду сказать, радуясь, что общественное внимание переместилось с каких-то идиотических тем на более приземлённо-бытовые, хоть и чреватые неприятностями лично для него.

Саймон быстро поубирал стулья с ближайшей к раковине стороны стола. Мина подумала, что, кажется, она вообще впервые видит не пластмассовую арматуру на кухне, и что как-то непредусмотрительно, что мусорное ведро – решетчатое. Вспомнилось, как мама гордилась, что в аналогичной ситуации справилась сама, только с незначительной ассистентской помощью Мины…

– Ну, сейчас будет небольшой потоп…

– Тряпки какие-нибудь есть?

– Там, в шкафу, внизу…

– Ой… Помощь нужна? – в дверном проёме обнаружились Керк и Санни.

– Да всё уже… – Мина вытирала старым полотенцем руки Магнето, – а остальное я тут сама уберу…

– Было б правильнее, если б убрал тот, кто натворил.

– Ничего, он и так много делает. А я всё равно ничем не занята… Вам чай или кофе?

Санни подошла к Джаггернауту.

– Э… Ты куда их так много-то? На пирог всего столько хватило бы. Втрое меньше…

– Да? Ну, мне понравилось их колоть…

– Так что, если б я тебя не остановила, ты б все почистил?

– Лишние можем так съесть.

– Нет уж, просто испеку два. Побольше. Зато точно всем хватит.

– Да, хорошо, что вы все трое здесь собрались, – Магнето, домывший раковину и руки, теперь разыскивал чистое полотенце, – хотел предложить вам после обеда посетить тренировочную площадку. Да, я помню, что вы пока не дали никакого ответа, ну так это вас ни к чему и не обязывает. Демонстрация способностей никак не связана с вашим решением, просто возможность попрактиковаться.

– А что, у вас там припасена парочка негодяев? – буркнул Керк, но расслышала его только Санни.

– Да я с удовольствием, – она отошла от холодильника, который исследовала на предмет достаточности остальных нужных ингредиентов в расчёте на два пирога вместо одного, – правда, не очень представляю, каким образом… У меня-то взаимодействие не с неживым материалом, так сказать. Кто-то готов побыть тренажёром?

– По правде говоря, насчёт тебя у меня немного другое предложение. Думаю, тебе стоит поговорить с Провидцем, он сможет тебе помочь, как медик и как телепат. Помнишь, ты говорила, что не знаешь, можешь ли ты оказывать какое-то ещё воздействие, кроме седативного и анальгетического? Он мог бы помочь тебе рассмотреть и изучить механизмы передачи импульсов…

– Звучит интересно. Пожалуй, так и сделаю.

– Ну, а мне и тренировать нечего, – усмехнулась Мина, когда разговор дошёл до неё, – так что помогу в чём-нибудь Джимми, или просто у себя посижу…

– И всё же я бы предложил тебе пойти тоже, – мягко надавил Магнето.

– Зачем? Посмотреть, что умеют другие, и злиться от зависти?

– Вроде того.

– Мне действительно интересно, что может быть нужно моим способностям, чтобы пробудиться, – Мина грустно смотрела, как Керк меняет высоту пламени, то заставляя его расстилаться практически огненным зеркалом, то вытягивая в длинные прямые стрелы, – все говорят – состояние стресса… Это, то есть, вот это всё было не стресс?

Тренировочная площадка была в строгом смысле несколькими площадками, но разделение, конечно, весьма условное, ввиду того, что здесь, на «пещерном» этаже, помещения склонны перетекать друг в друга, и стены порой больше похожи на колонны. Там, где нужно, они даже надстроены, усилены – во избежание обрушения. Да и насколько её можно назвать именно тренировочной… Способности сами по себе незачем тренировать, они и так никуда не денутся, скорее – отрабатывать те или иные приёмы, при том больше времени, по-видимому, уходит на сооружение мишеней, ну или просто развлекаться от скуки.

– Стресс на разные организмы действует по-разному. Ты очень сдержанная… зажатая. Возможно, причина именно в том, что ты узнала о том, что ты мутант, раньше, чем эти способности проснулись. Ты просто не можешь это осознать… Точнее, не хочешь. Ты отрицаешь свои особенности.

– Вовсе нет! Мне нечего отрицать! У меня нет оснований не доверять результатам тестирования, я полагаю, там, в лабораториях, не дилетанты сидят. Но сколько ещё людей – я имею в виду взрослых, конечно, не детей – были удивлены результатами, этого я не знаю. Наверное, и ещё должны быть такие, не самая ж я такая везучая. Во сколько, самое позднее, могут проснуться способности?

– Думается, довольно трудно собрать статистику по этому вопросу.

– Да, наверное, – Мина снова оглянулась на Керка, потом на Саймона, который чуть дальше затягивал щитом узкий проход между двумя колоннами, в то время как Джаггернаут пытался между ними пройти – в своей манере. Пока что стабильно побеждал Джаггернаут.

– Может быть, дело в том, что ты, конечно, понимаешь, что должна верить результатам – но не хочешь им верить? Потому что это рушит все твои представления о тебе самой, ну или потому, что считаешь, что ты этого не заслужила – какой смысл ни вкладывай в это выражение?

– В смысле? Чтобы чудо произошло, надо поверить в чудеса? Ну, я верю и знаю, что некоторые умеют летать, раздваиваться или зажигать огонь силой желания, но это ДРУГИЕ, не я. Я не могу представить, чтобы я…

– А ты пробовала?

– О господи! В детстве все представляли себя феями, волшебниками, но колдовать от этого никто не научился. Хотя да, я – не представляла. Я с удовольствием читала книжки и смотрела мультики про фей, но я прекрасно понимала, что феи – там, а я – здесь, и я – не они.

Последовал закономерный тяжёлый вздох.

– Ладно. Придётся устроить тебе сеанс второго детства. Раз ты читала книжки, есть же у тебя какое-то воображение?

– Довольно плохое, надо заметить.

– У большинства мутантов первое проявление их способностей происходит мягко говоря спонтанно, и большинство из них испытывают некоторые трудности, когда возникает необходимость повторить, вплоть до неверия, что это действительно было. Полностью блокировать свои способности, конечно, пока никому не удавалось, а вот затруднить их осознанное использование – запросто.

– Но у меня-то и неосознанного не было.

– И, видимо, не будет, потому что ты сама позаботишься об этом. Потому что этот блок неверия у тебя теперь есть, и чем больше ты об этом думаешь, тем он становится прочнее. Иди сюда. Иди. Керк, ты ведь не откажешься нам помочь? Давай руку.

Магнето подложил руку Керка под руку Мины.

– Ты много раз видела, как твой друг делает это. Теперь попытайся представить себя им. Да, знаю, это сложно. Попытайся представить, что он чувствует, когда знает, что может это сделать, что сейчас сделает… Есть ведь что-то, что у тебя получается хорошо, лучше, чем у других? Вспомни это чувство и усиль его во много раз.

Вообще-то, у Керка эта концепция всесильных комплексов вызывала некоторый скепсис, но он решил не спорить. Всё-таки, у него вменяемых объяснений не было вообще. До недавнего времени они с Санни считали, что пробуждение способностей наступает с половым созреванием, но в новостях упоминались и дети лет 7, уж в таких-то акселератов поверить сложно, даже у Санни оно началось в 11. Сама Мина может сколько угодно называть себя тормозом, но дело явно в чём-то другом…

– Даже не представляю, что это могло б быть. Ну, училась я всегда довольно хорошо, но не то чтоб лучше всех…

– Ну… ты когда-нибудь летала во сне?

– Смеётесь? Я боюсь высоты!

– Хорошо… Тебе когда-нибудь снилось, что сбылась какая-нибудь твоя мечта? Представь, что это сон, и всё возможно. И ты можешь…

Пляшущий над ладонью огонёк был несомненным, настоящим, она чувствовала его жар. Просто представить, что это движение её пальцев заставляет его трепетать…

Шёпот Керка, объясняющего на ухо свои действия, она почти не разбирала, но не очень-то верила, что это сыграло бы какую-то роль. Огонь, сорвавшись с ладони, испепелил грубо сколоченную деревянную раму – только печально звякнули об пол гвозди.

– О да… Я представила это. Это восхитительно.

– Важно, чтоб дело было не в конкретной способности, чтобы ты поняла сам принцип. Ты можешь. Керк, можешь дать мне тот гвоздь? Что именно – это станет понятно позже, само это чувство возможности, власти – оно одно на всех…

Мина не оглядывалась на Керка, поодаль смыкающего и размыкающего огненные кольца над головой. Она, не отрываясь, смотрела на лежащий на её ладони гвоздь. Заставить его подняться в воздух? Не думать о том, что это симуляция, сосредоточиться на том, чтоб представить ощущение, снова ввести себя в этот транс, не чувствовать ладони, обхватывающей её руку…

– Эй, Мина, Мина, ты чего?

Почему-то словно в замедленной съёмке проступало встревоженное лицо Керка. Проступало медленно, как будто темнота была густой и отпускала его неохотно.

– А чего я? Ты о чём?

– Тебя всю трясёт.

Да, действительно… Она посмотрела на руку, сжимающую гвоздь, так, словно заново осознавала, что это её рука.

– Я… Мне вдруг стало… очень страшно.

– Страшно? Чего?

– Вероятно, это из-за меня, – раздался со стороны входа голос Алекса, – наверное, я зря сейчас сюда пошёл. Захотелось успокоиться медитативным зрелищем – как Джаггернаут растирает камни в состояние первоэлементов…

– Что с тобой? – Саймон «погасил щит» и подбежал к товарищу, – ты белый, как полотно…

– Эй, врач здесь я, – Алекс с кривой улыбкой отвёл его руки, – мне виднее, сердечный приступ у меня или что. Ерунда, со мной просто Санни. Эта девочка – сама смерть… Она научилась передавать чужим нервам новый импульс – страх. Два часа… и она так качественно научилась, что меня трясёт до сих пор. Так что не подходите слишком близко, а то и вас зацепит…

– Простите, можно, я пойду? Мне кажется, у меня сейчас и не получится чего-то… чего-то вообще.

– Конечно, Мина. Я тобой пока что не командую.

– В любом случае спасибо вам, это было… здорово почувствовать.

– Они останутся, – покачал головой Саймон, – я уверен, они останутся. Да, прямо они не говорят, видимо, считают, что рано… Но по некоторым обмолвкам это чувствуется.

– Хорошо, если так, – Джаггернаут обкусил ноготь и теперь оценивал результат, – они здесь на месте.

– Ты так считаешь? Почему?

Гигант передёрнул плечами, давая понять, что не любитель объяснять очевидные вещи.

– Девчонки – это вообще хорошо… Красиво. Они обе милые. Мина очень добрая. Санни – злая, и очень талантливая…

– Это уж точно, – проворчал Алекс, потирая виски.

– И парень тоже. Я это вижу, он любит свой дар. Ему нравится разрушать. Прямо родную душу вижу.

– Ему даёт силы боль. Для начала это неплохо, а дальше…

– Я, честно говоря, удивлюсь, если они уйдут, – Джимми меланхолично плёл из обрывка провода цветочек, – третьи сутки идут, а я уже так привык их тут видеть, словно они всегда тут были.

– Вы говорите о том, что вы хотели бы. А хотят ли они?

– А куда им, если разобраться, идти?

– Им и из дома некуда было идти, но ушли же.

– Одного ощущения безопасности мало, – Мистик отобрала у Джимми цветочек и поставила его в допитую чашку, – они должны понимать, что безопасность нужно завоёвывать… Они, конечно, уже показали, что они на многое способны, но всё-таки они ещё дети.

– Когда Санни заговорила про имена, мне показалось, что они уже всё решили. Может быть, это и глупо…

– Она жаждет изучить свой дар – маниакально жаждет, можно сказать.

– Есть одна проблема, – Магнето постучал ручкой по столешнице, – Мина.

– То, что у неё не проснулись способности? И что вообще непонятно, какие они?

– И это тоже. Она может уйти хотя бы в силу этого. Несомненно, закономерно… Но, если вы не заметили, они все трое слишком сильно завязаны друг на друге. Они потеряли друзей, и больше не хотят потерять ещё кого-то. Мне кажется, они здесь даже не ради себя, а ради друг друга, каждый ради остальных двоих. И если один из треугольника выпадет… – ручка упала на стол.

– Какие проблемы, пусть остаётся. Когда проснутся, тогда проснутся, как мать-природа решит, что мы её, не прокормим, что ли?

– Да, но комплексует она из-за этого люто, – Джимми принялся складывать из салфетки самолётик, – ей явно неуютно среди сплошь таких талантливых мутантов. Меня, честно, скоро порвёт от любопытства, что ж там за способность такая…

– Неуютно? Она со всеми такая любезная…

– Даже слишком, – поморщилась Мистик, – до какой-то услужливости. Она вообще странная. Почти никогда не смотрит в глаза, куда-то в сторону. Может, конечно, я придираюсь…

– Говорю ж, комплексы.

– Конечно, если, к примеру, они потеряли бы её, так же, как и других – это стало бы для них мощнейшим стимулом, таким, что больше уже никаких не надо… Хотя может и подкосить их надолго. Подростки нестабильны…

– А ты, Алекс, что о ней думаешь?

– Я? Я её видел два-три раза промельком.

– А ведь правда… – Мистик аж поднялась, осознав пришедшую ей сейчас мысль, – из нас всех только с Провидцем она не контактировала вообще никак. Со мной – напряжённо, но терпимо, с Множителем и Джаггернаутом они уже практически друзья, с Саймоном тоже очень мило трещала… А стоило Алексу появиться там, где она, как она моментально исчезала.