Текст книги "Самый бесполезный мутант (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Это, то есть, ты? – хорошо, что дрожь в плечах можно списать на отдачу. Прямо очень хорошо, лучше даже, чем снова второй от центра…

– Вообще-то, я имею в виду его одобрение, и возможность быть реально полезной – о чём, не отрицай, все твои мысли. Но раз уж ты об этом заговорила… Неужели один поцелуй ты не позволила бы себе – в награду за попадание точно в цель?

Мина резко обернулась – как ей хотелось думать, для того, чтоб гордо вздёрнуть подбородок, показывая, что её всё это не задевает, но на самом деле – и к сожалению, она это понимала – чтобы увидеть его лицо так близко. Ближе, чем за столом напротив, когда он с такой же улыбкой желал ей приятного аппетита или выслушивал какие-то соображения Джимми о дальнейших действиях против браслетного бизнеса… Ближе, чем тогда, в комнате, когда их всё-таки разделяло шага два. Почти как тогда, в этом странном эксперименте, закончившемся полуобмороком. Ведь именно это напугало её тогда… Представить, что всё возможно. Дать волю своей страсти… Ведь именно это она видит сейчас перед собой. Возможность. Так близко, так реально… Как никогда не будет на самом деле, по-настоящему. И если честно, мысль об этом вызывает и облегчение, и отчаянье. Не так уж капитально удаётся спрятаться от своих чувств за невозможностью их реализации – «этого никогда не будет, так нечего об этом и думать, делаем вид, что ничего нет, как можно старательнее делаем». Если б, правда, можно было в самом деле запретить себе думать… Зачем она напоминает про Магду? Без неё что ли мало этого постоянного «Если б Магда…»? Это верно, они делились всем. Но неужели она и этим смогла б поделиться?

Смогла бы. Ни с кем другим, ни за что, но с Магдой – да. Не должно было быть ничего, что стояло бы между ними… Ну, что она ответила бы? Что-нибудь вроде «О нет, подруга, это слишком безумно даже для тебя». И эти слова действительно сработали бы как волшебное заклинание, и слишком безумное развеялось бы, как ему и положено, мало что ли кроме безумия в этой жизни…

А если нет? Может быть, она сказала бы: «Так в чём проблема, если ты этого действительно хочешь? Не думаешь, что ему должно быть лестно такое внимание?» Магда точно не тот человек, который возьмёт во внимание «как на меня будут смотреть».

Это слишком жестоко, слишком. Вот так рушить старательно возведённую стену невозможности какого-либо действия вообще, заставляя расплачиваться за всё то, что видел тогда Алекс. Или, может, это, при всей жестокости, выход? Это ведь часто бывает, что желаемое выглядит соблазнительно только издали. Всё-таки, её ладонь уже скользит по его щеке, она уже сдалась, куда хуже-то…

– Я обязательно попаду. Но сейчас я в ванную, а вы – готовиться к вылету.

– Это верно. Да, тебе ведь, наверное, сложно мыться с этим корсетом? В другой раз могу помочь, не стесняйся.

– Спасибо, но пожалуй, лучше попрошу Джаггернаута.

– О, как хорошо, что вы ещё здесь!

– Да ещё полчаса до вылета, а…

– Есть, по правде, ещё одна просьба, – Санни затащила несколько оторопевшую Мистик в свою комнату, подпирая дверь спиной, – раз уж ты намерена на обратном пути за покупками – может быть, могла бы…

– А чего тормозила-то?

– Ну, возможно, это как-то глуповато, но есть вещи, которые я пока не готова озвучивать во всеуслышание, – Санни торжественно протянула сложенный вчетверо блокнотный листок, – мне нужно вот это.

– Ладно, не вопрос. А что это и где это искать?

Аккуратным отличницким почерком – определённо, вот кому надо поручить составлять списки за всех вообще, ни одну букву не получится идентифицировать как-то иначе – на листе было выведено всего две строчки, одна взята в скобку – видимо, как вариант.

– В аптеке, – кажется, на лице Санни вспыхнула злость смущения, – это контрацептивы, блин!

– А-а. Ну, я просто не знаю таких. …Погоди, то есть, это такие, которые надо принимать внутрь? Ты уверена? Я слышала, что они опасны…

Санни шумно выдохнула, скрестив руки на груди. И почему она рассчитывала, что этот разговор пройдёт так уж просто?

– Мистик, мне 16, но это не значит, что я полная дура. Более-менее, я знаю, что делаю.

– Ладно, ладно, это действительно тебе решать. Но почему не обойтись обычными презервативами?

– Ну, потому что как-то трудно выбрать их без того, кому их надевать, что ли. И потому, что я предпочитаю сама контролировать то, что для меня важно. Это мне, если что, потом обращаться к Алексу, если он вообще способен в таком вопросе помочь. Я вроде не замечала, чтоб тут где-то рядом со столовой ещё и ясли были оборудованы. О господи, как же хорошо, в самом деле, быть тобой. Ни месячных, ни этого вот…

– Я не бесплодна, если ты об этом. Я… ладно, не обо мне речь. Прости-ка мне моё любопытство, но это означает, что у тебя что-то наклёвывается?

Несмотря на тоже вроде бы более чем интимный вопрос, девушка расслабилась и отлепилась от двери.

– Ну, пока я не готова говорить уверенно… Но мне хотелось бы так думать, да. И на случай, если я думаю правильно, я хотела бы быть готова.

– Грустишь, что тебя не взяли?

Мина вздрогнула – она не заметила, как на кухне появился Саймон. Шипения тушащейся картошки и журнала с кроссвордами оказалось достаточно, чтобы ничего больше вокруг не существовало.

– Это не называется грустить, это называется – уйти в себя. И с чего мне грустить? Керк тоже остался. Вполне нормально, чтоб я просто подождала своей очереди.

– Извини. Представляю, как по-дурацки это звучало, – парень подошёл к раковине, обнаружил там замоченную сковородку, смирился, что прямо сейчас он её не отмоет, раз уж Мина не отмыла, ткнул кнопку чайника и присел за стол напротив.

– Да не, это ты извини, если ответила резко, – Мина неловко улыбнулась, – рефлекс. Со школы. Джуди – это моя одноклассница – одно время практиковала каждодневный обряд, сесть на соседнюю парту, наклониться ко мне, вопрошать, почему я такая грустная, требовать, чтоб я улыбнулась, потому что улыбка формирует позитивный настрой в жизни и всё такое…

– О боже, да, как знакомо! – хихикнул Саймон как-то по-девчачьи, – мои приятели в колледже занимались тем же самым. «Чувак, не кисни, посмотри, какой отличный день, а у тебя такая рожа…» Странно, я думал, девчонки в этом плане более чуткие и понимают, где грусть, а где надо просто отвалить от человека.

– Да, а я думала то же самое о парнях, – как раз кстати не мешало подлить в кастрюлю воды, – а ещё тебя я киснущим точно не представляла. Думала, что у тебя-то было много друзей и ты был душой компании…

– Приятелей у меня, может, и много было, колледж к этому располагал, а друг один. И он мне такого не говорил, может, потому, что с ним-то я никогда не кис. Ну, это было просто невозможно. Скорее наоборот, от его феерий иногда приходилось отходить неделю…

Вернувшаяся за стол Мина хотела, кажется, спросить что-то совершенно другое, но почему-то выпалила:

– Саймон, ты считаешь, что это лучший путь? Ну, тот, которым ты идёшь?

Чёрные стрелочки глаз упёрлись в неё.

– Честно говоря, не задумывался об этом. Он просто единственный.

– Вот как? Ладно, не очень прилично лезть тебе в душу…

– Но тебе интересно, что к этому привело?

Мина, закатывающая в трубочку листочки журнала, кивнула.

– По правде – да. Очень.

У Саймона вечно растрёпанные волосы, потому что когда увлекается разговором, он принимается их трепать. Вот как сейчас. Причём это не смотрится нервным, скорее делает его похожим на смущённого ребёнка.

– Наверное, эта история надолго испортит тебе настроение. Ну, если не сама по себе, то мыслью, что подобное могло произойти и с тобой, если б твоя сообразительная подруга вовремя не утащила тебя из города. Мой друг вот был не слишком дальновиден… Его звали Коди и он был редкий весельчак. Его дар позволял разнообразно разыгрывать людей. Он внушал им какую-нибудь фигню, типа того, что по другой стороне улицы идёт разноцветный слон с букетом ромашек в хоботе, или что они никак не могут вытащить носовой платок из кармана, он всё тянется и тянется, как лента из шляпы фокусника, хотя на самом деле они тянули воздух.

– Он был… мутант?

– Ну да, – парень завозился, подворачивая одну ногу под себя. Сидеть как нормальный человек ему вообще было явно сложно, так что один раз Мистик не удержалась и отвесила ему подзатыльник, – я это, кстати, даже не сразу понял, думал, это какая-то хитрость. А когда он сказал… да в общем-то, ничего не изменилось. Ну, мутант… Его розыгрыши никогда не были злыми, от них никто не пострадал, наоборот, часто ему удавалось развеселить грустных или скучающих. Конечно, были и те, кого это раздражало. Но мы думали, что этим можно пренебречь. Ну, не у всех одинаково с чувством юмора, это неловко, но переживаемо. Никто же не ненавидит всех этих «Хей, вас снимает скрытая камера». Мои родители вообще его обожали, а девчонки от него просто млели. Ну, с ним невозможно было соскучиться, он начинал подкаты с чего-нибудь типа внушить какую-нибудь рожицу в стакане кофе или шарике мороженого, подходил и говорил «Так вот куда эта образина перебралась из моего стакана, ну, я понимаю, смотреть на такую красавицу приятно даже Сливочному Монстру», а через пять минут девчонка забывала и про кофе, и про монстров, и просто хохотала над его анекдотами. Нет, правда, он иногда превращал жизнь в сплошной бардак, но я не думал, что за это можно ненавидеть. Мне ведь в голову не пришло бы считать его монстром. Да, я тогда не знал, что я тоже мутант. Мне кажется, он догадывался, что он это имел в виду, когда говорил, что мы похожи. Когда на нас первый раз напали… Мы оба очень испугались. Мне даже не стыдно в этом признаться. Мой друг совершенно не умел использовать способности во зло, внушать что-то страшное. И драться он не умел, я-то хоть немного… Тогда, на самом деле, я создал первый щит, которым закрыл его от удара. Нам удалось убежать, и мы думали, что это случайность, что это были обычные хулиганы…

Мина встала перемешать картошку, заодно засыпала в заварник свежую заварку.

– Даже удивительно слышать про такую беспечность.

– Да, мне теперь было бы тоже, – Саймон выводил докатившейся до него ручкой каракули на краю журнального листа, – а тогда… Не то чтоб весь мир казался добрым, но мир вокруг Коди точно должен был быть добрым. Но в один день всё закончилось. Коди должен был придти к нам в гости…

– К вам – это домой? А твои родители знали, что он мутант?

– Знали, но они предпочитали называть это иначе. Они, так сказать, верили, что нам дано больше, чем кажется…

– В смысле?

– Ну, – он смущённо улыбнулся, – что человек может развить в себе какие-нибудь волшебные способности. Открыть третий глаз, научиться управлять всякими там энергиями… Они даже познакомились в тусовке таких вот увлекающихся паранормальщиной, на выезде к каким-то индейским священным местам. Да, даром, что оба наполовину китайцы. В общем, с их точки зрения с Коди всё было нормально, ему просто удалось раскрыть внутренний потенциал, который есть в каждом человеке.

Чего только не бывает на белом свете. Хотя, почему это должно удивлять больше, чем рассуждения на тему бога и дьявола?

– И… что было дальше?

– Я в тот день внепланово задержался, нужно было сдать работу, а передо мной была очередь из пяти самых занудных студентов, у которых вечно куча вопросов. Я, правда, не стал совсем уж примерно ждать своей очереди, протиснулся внаглую после второго, но всё-таки, наверное, это сыграло свою роль. Да, что только не влияет на нашу жизнь… На подходе к дому ко мне прицепился какой-то сектант. Я никак не мог от него отделаться, грубить я не любил, а намёков он никак не хотел понимать. Мои родители совершенно не умели отшивать такую публику, даже если то, что они несли, совершенно не совпадало с их собственными убеждениями, и мне никак не хотелось тащить его до квартиры, но я понадеялся, что Коди с ним как-нибудь справится, у таких субъектов ведь обычно плохо с чувством юмора. Когда я поднимался к нашей квартире, я уже чувствовал, что что-то не так. Но не мог же я просто развернуться и побежать прочь. Я зашёл… И первое, что я увидел – это руку мамы в дверном проёме гостиной. Там было всё залито кровью, многие вещи перевёрнуты, но первое, что я увидел – это её руку. Сведённые судорогой пальцы. Я не знаю, как я не умер прямо там, какая сила двинула мои ноги дальше, к гостиной. Там, в гостиной, стояли демоны. Позже я понял, что они просто были одеты в тёмное, с закрытыми лицами, но тогда это были просто демоны. Я не помню даже, сколько их было. Помню, что двое добивали моего отца, он ещё стонал, а один вкладывал в мёртвую руку Коди окровавленный тесак. И вроде, был кто-то ещё… Один из них поднял голову, мы встретились глазами. Я узнал нашего соседа. Это отвратительно, осознать, что твой сосед демон, даже если он никогда не был особенно любезным, считал твоих родителей чокнутыми и здоровался с тобой сквозь зубы. Бывает, что люди просто не любят друг друга, неприятно, но такова жизнь. Как и с шутками Коди, которые не всем нравились. Я бросился бежать… Я понимал, что моим близким уже ничем не помочь, и эти чёрные фигуры внушали мне ужас, которого я не испытывал ни до, ни после. Конечно, далеко я не убежал, они загнали меня в угол на лестничной площадке… Тогда мои способности проявились снова, я заслонился от их ударов. А когда я открыл зажмуренные глаза, то увидел демонов мёртвыми, а лицо сектанта изменилось в совершенно нечеловеческое. Мистик, опоздавшая на эти же полчаса, как и я. Потому что в этот день следила не за Коди, а за мной. Она объяснила, что собиралась забрать Коди, которому всё более несомненно угрожала опасность. Но когда начала подозревать, что я тоже мутант, решила проследить и за мной, чтобы проверить это предположение. Если б нам совсем немного хватило времени, если б я сам раньше понял, что я мутант, мы могли б сейчас быть здесь вместе с Коди, а мои родители были живы. Хотя, я в этом совсем не уверен. Раз уж эти ублюдки решили убить нас обоих – все знали, что я мутант, кроме меня самого – они могли, по крайней мере, делать это не у меня дома, подкараулить нас где-нибудь вдвоём, как в прошлый раз. Но они решили убить и наши семьи. Хотя должны были понимать, что это – люди. Просто так. За то, что они связаны с нами кровными узами, за то, что не отреклись от нас. Мать и сестра Коди тоже были мертвы. Они погибли часа за два до моих родителей.

Мина повернула вентиль в исходное положение, отставила кастрюлю с горячей конфорки и долго грела руки о чашку с чаем, прежде чем передать её Саймону – пыталась унять озноб.

– Да… В человеческом мире тебе больше не о чем жалеть.

– Жалеть всегда найдётся, о чём, – Саймон обхватил кружку тем же жестом, – всё-таки в основном нас окружали хорошие люди. Хороший город… Но даже в самом лучшем городе живёт тьма.

– Но ты легко присоединился…

– Без колебаний. Остаться и надеяться на правосудие над теми, кто ускользнул тогда от правосудия Мистик? Я понаблюдал тогда это правосудие издали. Убийство моих родителей приписали Коди. Там было полно кровавых отпечатков чужих ботинок, и отпечатков пальцев, наверное, тоже, и едва ли вообще никто не видел странную компанию посторонних, входящую в подъезд. Просто всем так показалось удобней. Зачем искать, стараться, если можно воспользоваться корявой инсценировкой? Поджог дома Коди объявили же неисправностью проводки. Хотя соседка видела какую-то подозрительную шпану в зарослях у забора. Но раз она стара и немощна, то можно сказать, что она не в себе, и не принимать во внимание её показания. Потому что так удобней… Ну, объявили бы сумасшедшим ещё и меня, странно, что ли, помешаться, увидев такое? Когда я был младше, я верил, что полиция непогрешима, что там работают супергерои, которые всегда настигают негодяев и защищают невинных. Когда я стал старше, то понял, что там работают обычные люди, которые тоже ошибаются, ленятся, поддаются искушениям взяток, но надо прощать им недостатки, веря, что они, во всяком случае, стараются быть лучше. И я продолжал верить, что у тебя никогда не будет врагов, если ты будешь относиться к миру по-доброму, если никогда не начнёшь первым. Коди в это верил. Он уверенно заявлял, что у него нет врагов. А потом мои родители умерли только потому, что любили меня, любили Коди и верили в сказки. Коди умер только потому, что превращал холл колледжа в старинную бальную залу и преображал уборщицу в даму в высоком парике и кринолинах, и смотрел, как студенты трут глаза и украдкой щипают себя, не решаясь сказать, что они видят. Я должен был умереть с ними вместе, и на какую-то часть я умер.

Мина отхлебнула чай – навела слишком густо, оказался очень горьким.

– Извини, что заставила тебя вспомнить об этом. Вряд ли тебе хочется вспоминать о прошлом.

– Ну, ты же не думаешь, что я вспоминаю только тогда, когда меня о чём-нибудь спрашивают? Любая боль со временем утихает. Пока, конечно, времени прошло недостаточно. Но по крайней мере, я перестал считать себя виноватым. В том, что не придавал значения косым взглядам, думал, что злыми шепотками всё всегда будет ограничиваться, а их ведь можно просто не слышать. В том, что не плюнул тогда на эту проклятую работу, может быть, все вместе мы сумели бы отбиться… В том, что спасли не Коди, а меня. Всё это проходит. И у тебя пройдёт.

Мина потянулась за чайником, долить кипятка – отчасти потому, что всё-таки слишком горько, отчасти потому, что чай был уже не такой горячий, чтоб выгнать внутренний озноб.

– Даже не знаю, что страшнее. Когда твои близкие не приняли тебя, узнав, кто ты есть, возненавидели или просто испугались, или когда не отреклись, не предали – но их любовь стоила им самим жизни.

– Может, я так говорю потому, что своя боль самая страшная, но мне кажется, страшнее потерять. Знать, что твои добрые, сумасбродные, самые любящие на свете родители радовались перед смертью только одному – что тебя не было там. А те, кто не понял и не принял… Понятно, какое-то время из-за этого будешь не спать ночами, мучиться, не зная, то ли жалеть себя, то ли ненавидеть… Но в конце концов поймёшь, что те, кто не принял – просто не твои люди. Какими бы близкими они ни казались. Даже если это родители, братья или сёстры – не важно. Это не твои люди, и они тебя недостойны. Надо просто оставить их в прошлом со всем тем, что они теперь против тебя имеют. Лучше тут ненавидеть других, чем себя.

Мина молчала, думая сейчас, конечно, не о себе – об Алексе. Хотелось спросить Саймона, говорили ли они с Алексом об этом, но пока держалась. А Саймон, видимо, думал, что задел её сейчас за живое, что поэтому она молчит.

– Да, наверное, не мне тебе это говорить, у меня не было такого опыта. Мне сложно представить себя на твоём месте, что бы я чувствовал. Я просто хотел бы, чтоб ты перестала переживать из-за этого.

Саймону действительно повезло, его родители верили в достаточно удачные сказки. Вот семья Куго, и многих других – в неудачные.

– Переживай не переживай, того, что у обычных людей рождаются дети-мутанты, не изменишь. Сколько ни говори, как это несправедливо по отношению к тем и другим.

– Ну, родителей да, не выбирают. Но мы можем выбирать тех, с кем будем создавать свою семью. Ну, семью – это, может, громко сказано, не об этом сейчас рассуждать. Вообще, свою пару.

– Обычно считается, что тут мы ещё менее вольны в выборе.

– Ты же сказала тогда, что не веришь в эту чушь про истинные половинки.

– Не верю, точнее… не важно. Если влюблённость и создание пары не считать взаимообязательными условиями, то ты, конечно, прав.

Саймон пожал плечами.

– О таких материях спорить – последнее дело. Я просто надеюсь, что среди мутантов тоже выбор достаточно широк, чтоб не влюбляться в людей.

– А ты был в кого-нибудь влюблён?

– Честно говоря – не знаю. То есть, мне нравились некоторые девчонки – из соседей, и в колледже… Но прямо чтоб влюбиться – не знаю. Не было такого, чтоб какая-то одна казалась лучше всех остальных. Хотя, была одна встреча… Я, правда, не уверен теперь, что мне это попросту не приснилось. Слишком уж это было… сказочно.

– Сказочно?

– Самое подходящее слово, как ни глупо звучит. Солнечный, чудесный весенний денёк, я освободился пораньше – мне вместо зачёта учли участие в олимпиаде, и я пошёл дожидаться Коди на набережную. Мы любили там гулять вместе. И там я познакомился с девушкой. Мне кажется, я где-то видел её раньше, может, выхватывал взглядом в толпе, потому что она была необыкновенно красива. Но она точно не училась ни в нашем колледже, ни во франклиновском – там Коди часто бывал и всех самых красивых девчонок знал, он не мог не познакомить меня с такой волшебной девушкой. Так что версия, что мне просто напекло голову жарким весенним солнышком, остаётся ведущей. Ну, я заподозрил бы Коди, если б точно не знал, что препод по истории Средних веков будет мучить его не меньше часа, и что он не стал бы разыгрывать меня подобным образом. Ну или действительно, поверить, что это была русалка или сошедший с неба ангел… Даже не вспомнить, о какой чепухе мы тогда болтали, и как я решился на то, чтоб её поцеловать. Девушку, с которой только познакомился! Или это она меня поцеловала? Не важно. Это действительно было похоже на оживший сон, в жизни так не бывает.

Он рассказывал, а Мина пыталась представить. Обычно буксующее воображение тут вело себя идеально, она словно видела это всё – волны, лениво щекочущие нагретый солнцем камень, ослепительные блики, играющие на воде, и двоих, бродящих по колено в воде, сидящих на тёплом песке, пахнущем водорослями, весной, счастьем. Несмело сплетающиеся пальцы – страшно ведь, что видение окажется неосязаемым, утечёт с ладони в этот песок. Густые сочные пряди с запутавшимися в них лепестками, бросающие тень на дышащие юным зноем плечи. Голоса, срываемые лёгким весенним ветром.

– И… всё? Ты не пытался её найти?

– Как? Я не знал даже её имени. Она начала разговор с какой-то совершенно неожиданной фразы, точно не с того, чтоб представиться. А потом вообще… Такой глупостью было б говорить о именах, кто где живёт или учится. И… нет, я бы и не стал. Видишь ли, это было в день перед тем, как… как всё закончилось. Вся моя прежняя жизнь. После этого сложно думать о волшебных видениях на набережной. Конечно, позже, когда немного успокоился, я вспоминал этот день. Но он всё меньше казался мне реальным. Это было как концентрированное выражение всей моей жизни, последняя яркая вспышка перед тем, как детская яркость картинки сменилась взрослыми тёмными тонами. Лучше вспоминать это именно как сказку, нечто такое же приятное, как съеденное мороженое или запуск воздушного змея, чем думать, что это было б слишком большой удачей, чтоб она тоже оказалась мутантом, и как изменилось бы её лицо, узнай она обо мне правду.

========== Часть 10 ==========

– Вон они, голубчики, – Множитель сплюнул осевшую на губах пыль и передал бинокль Мистик, – всё как по-писанному. Сейчас они вынуждены будут остановиться на переезде…

– А если не остановятся?

– Поезд проходит здесь в 8.03, – он развернул соратницу, вместе с биноклем, в противоположную сторону, являя каменистую насыпь, поросшую редким пропитанным мазутными парами сорняком, и железнодорожника на пороге будки, щурящегося на поднимающееся солнце и почёсывающего пузо, – куда они денутся?

– В отличие от поезда, у них поминутного расписания нет. Проскочат.

– Ну, вот если проскочат, тогда и будем думать, что делать.

– Гениально!

Из-за горизонта показалась тёмная точка полицейского фургона, и дальнейшие характеристики интеллектуального уровня Множителя, морального уровня всех его предков и его возможных взаимоотношений с этим бурьяном, покрытым таким слоем пыли, что листва от этого клонилась к земле, замерли у Мистик на устах.

– Погоди, всего одна машина? Серьёзно?

– А ты думаешь, я мог ещё и поимённо состав экипажа вычислить? Будем надеяться, это потому, что они такие беспечные, а не потому, что они везут только часть арестованных.

– Зачем им это?

– Вот и я думаю, вряд ли каких-то они просто облюбовали и решили оставить себе.

– Слышите? Похоже, поезд.

– Ну вот, теперь просто молитесь, чтоб они оказались здесь одновременно. Молиться – это, в конце концов, ненапряжно.

Наверное, когда в плотной завесе взбаламученной дорожной пыли сквозь грохот проносящегося впереди поезда ты слышишь стук в боковое стекло и какие-то невнятные крики – хотя до этого, сколько ехал, на довольно открытом пространстве ты не видел ни души – стоило б как-то напрячься. Но офицер Эллис как-то не сообразил. Он совершенно рефлекторно опустил стекло – ну, а кого он мог бояться на пустынной дороге, кроме, разве что, ребят, отгороженных от него металлической переборкой, но их-то он имел основания не бояться? И так же рефлекторно он согнулся, зажимая нос, когда в кабину ворвалась душная жёлтая взвесь, ну а дальше он ничего не помнил.

– Что за… – успел издать его напарник с водительского места, когда по его щеке скользнули чьи-то пальцы – и пылевая завеса сменилась темнотой.

– Отлично! Я ж говорил, сегодня прямо наш день. Теперь тащим их в кювет…

Мистик проводила взглядом очередной вагон.

– Хорошо, что это товарняк и что будка с другой стороны. Вероятно, нас вообще никто не видел…

– Так, я буду этим, – Множитель кивнул на заботливо уложенного в невысокий бурьян полицейского и опустился на корточки, расстёгивая его жилет, – а ты – тем. Ну, временно исполняющим обязанности. Думаю, у меня получится. У меня открытое, вызывающее расположение лицо.

– Кто тебе это сказал? – Мистик закашлялась и с отвращением сплюнула пыль.

– Мама.

– А, ну если мама, спорить не буду. Я с этой женщиной не имела чести быть знакома, но почему-то верю в её богатейшие душевные качества.

Последние вагоны безразлично проносились мимо, когда Мистик и Санни подтащили второго, а Джимми уже заканчивал переоблачение.

– Ну вот, можешь считать, что дело сделано.

– Мы просто утащим их вместе с фургоном? – охнула Санни, выпуская из рук живой груз.

– Разумеется, детка, а ты хотела предложить переться пешком и раньше времени привлечь внимание брошенным полицейским фургоном? Благословенна будь пыль, надо сказать, словно ничего и не произошло.

– Пыль на нейтральной стороне, – проворчала Мистик, – я откашливаться ещё долго буду.

– Да, всё вышло удачно, – Санни проводила взглядом растворяющийся в голубой дали поезд, – кроме одного. Нас трое, в кабину все мы не влазим. Так что придётся, видимо, немного замешкаться… А может, и много, смотря как успешно установится контакт с пассажирами.

– Упс… хотя этого следовало ожидать.

Ближе всех к выходу сидели полностью упакованные двое с автоматами. Впрочем, один был несколько обескуражен созерцанием внезапно сменившего лицо водителя, и этого секундного замешательства хватило, чтобы Мистик сдёрнула его наружу и приложила головой о дверцу. Второй сдёрнул автомат и занял позицию… попытался занять позицию, споткнувшись о чьи-то вытянувшиеся ноги, выстрелы прочертили дорожку в улёгшейся было дорожной пыли, а потом сверху уже сидел запрыгнувший внутрь Джимми, а бороться с удушающим захватом, не выпуская из рук автомата, довольно сложно…

– Что, этих туда же?

– Лучше на другую сторону. Есть шанс, что старику в будке из-за фургона будет не видно.

Санни задрала рукав одному, потом другому.

– Этих только на 6 часов. Извините, но иначе у меня сил даже на то, чтоб хлопать глазами, не останется.

– Да ладно, – Джимми крякнул, взваливая на плечо первого, – вместе с сотрясением мозга, то есть, шлема должно хватить. Всё-таки, ребята туповаты… Ну, фора в 6 часов тоже неплохо. 12 лучше, но хорош с нас и этого.

– Ладно, ты прав – как конфетку у ребёнка.

– Ну если честно, немного-то избранных минут своей жизни я успел пересмотреть, когда увидел этих двоих…

Поднимающееся солнце освещало по-прежнему пустынную трассу. Два ленивых облачка над горизонтом ползли друг за другом медленно, как улитки. Санни сидела в распахнутом фургоне, поглаживая трофейный автомат.

– Что, никак…?

Девушка встряхнула ближайшего из арестованных, тот осоловело приподнял веки.

– Оковы плюс транквилизатор аж в глазах плещется. Я могу попытаться кого-то из них привести в чувства по дороге, но немного восстановлю силы сначала, пока это просто нереально.

Джимми грустно посмотрел на этого ближайшего – толстого встрёпанного парня, руки которого украшали замысловатые колодки.

– Ладно, с этим разберёмся по ходу вальса. Погнали, в самом деле.

– Кажется, ты поднялась довольно рано, Мина? Пилотаж-то сегодня отменился…

– Стреляла, сэр.

Она села напротив. Просто потому что отползать на другой конец стола, когда на кухне только они, было б как-то глупо.

– Похвально. Мистик говорила, ты уже переходишь к движущимся мишеням?

Мистик сволочь, если такое говорила.

– Да, сэр. Но к сожалению, похвастаться мне пока особо нечем.

– Ничего, сладишь и с этим… – Магнето вдумчиво прожевал первую ложку чего-то, что можно было назвать подвидом жаркого, анализируя вкус, – а с рукопашной у вас как?

Готовил сегодня Саймон. Строго говоря, Джимми был прав в оценке его кулинарных способностей. Мина как раз сейчас размышляла, не взять ли сегодняшний обед на себя.

– Ну, до рукопашной пока толком не доходило… – промямлила она, оглядываясь в поисках вазочки с печеньем, всё-таки сидеть и просто так растягивать поглощение чая тоже как-то глупо. Вернее, глупо понимать это и продолжать растягивать.

– Можем сегодня разнообразить твоё расписание в этом плане. Немного времени у меня есть. Если ты не против.

Очень удачно, что как раз в этот момент она направлялась к диванчику, возле которого заметила зелёный пластик вазочки.

– Прошу прощения, сэр, но мне не хочется испытывать ваше терпение. Если мне очень сложно поднять руку на Мистик, думаете, легко будет – на вас?

Печенья почти не осталось, да и было оно мятное. Видимо, у Санни с Джаггернаутом опять вечерний киносеанс был.

– Ладно. Тогда подождём, когда кто-нибудь на базе тебя выведет из себя.

Отсмеявшись, Мина вздохнула. Вернула вазочку на стол, себя – к недопитому чаю и поиску, чем себя якобы занять, какой найти предлог, чтоб не выгнать себя с кухни.

– На самом деле, я понимаю, что это ужасно и с этим пора что-то делать. Знаете, когда я была подростком, я одно время хотела заниматься каким-нибудь боевым искусством. Но родители как-то обломали мне эти мечты.

– Они были против?

– Не то чтоб прямо против, это не очень в их характере. Они обычно не рубят с плеча… Они просто ходили за мной и задавали мне вопросы: а зачем это тебе, а ты уверена, что справишься, что действительно этого хочешь… Знаете ли, не очень-то легко быть в чём-то уверенным, когда лет тебе мало и жизненного опыта кот наплакал. Я подумала – действительно, потяну ли я это, не потратит ли тренер на меня зря своё время. И я ведь домоседка, я человек, вообще тяготеющий к неподвижности, сидеть с книжкой или за компьютером – это более моё, если б Магда меня не вытаскивала куда-нибудь, я б плохо представляла, как выглядит мир за пределами нескольких маршрутов… И я отказалась от этой мысли. Магда потом сказала, что зря, конечно. Но она не такая, чтоб настаивать, чтоб я изменила решение. Всё же, чтоб что-то делать, нужно как правило больше решимости, чем чтоб не делать ничего. А Магда, в отличие от моих родителей, не хотела принимать решения за меня. Да и ведь я и ей говорила, что это был мой выбор…