Текст книги "Самый бесполезный мутант (СИ)"

Автор книги: Allmark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Она и не надеялась надолго обрести превосходство, она видела это тело в бою, и не возьмётся представить, сколько лет упорных тренировок понадобилось бы ей, чтоб иметь шанс скрутить это гибкое, сильное, как у хищника, тело, как сейчас Магда снова скрутила её.

– Я на стороне закона, – то ли фыркает, то ли кашляет из-под рыжих волос, – я под защитой закона. Не беглец, не преступник, не изгой.

– Подними-ка задницу, дорогая, из неё, кажется, торчат твои принципы и больно упираются мне в живот. И как быстро ты дошла до того, чтоб трусливо выслуживать покровительство? Ты хотя бы сколько-то сопротивлялась?

– Отвечу, если услышу, сопротивлялась ли ты власти Магнето, потому что это – твой шанс освободиться от неё. Если, конечно, ты не успела проникнуться его идеями…

– Предлагаешь стать такой же марионеткой, как ты?

Можно не сомневаться, именно это она и предлагает. Это единственный смысл происходящего. Магда, та самая Магда, показывавшая фак неровному проёму входа их пещеры. Уже не та… И она получит в ответ столько яда, сколько должна ожидать получить.

– Значит, есть разница, чьей марионеткой быть? Или слишком боишься старого психопата? Я знаю и ты знаешь – мы не можем идти разными дорогами, и тем более – друг против друга. Мы делились всем всегда. Ты стала мне вроде младшей сестры, лучшей младшей сестры, какую можно пожелать. Это не то, от чего легко отказаться, даже если ты один раз оступилась. Я помогу тебе подняться, для того и нужны старшие сёстры. Пока я рядом, ты можешь ничего не бояться. А остальное не важно.

Нет, не будет вопроса, почему бы это ей тогда не сменить сторону. Совершенно не интересно, что она ответила бы на это. Интереснее, что именно не важно – Санни и Керк? Погибшие товарищи? Все остальные мутанты планеты? Магда, настоящая Магда, так никогда не сказала бы. Магда могла, быть может, отдать жизнь, чтоб защитить любимую подругу, но она рисковала этой жизнью и ради остальных, и ради незнакомого парня в переулке. Она готова была многое сделать, чтоб защитить её, но она так же готова была покинуть город одна в случае её отказа. Мина сглотнула, прежде чем повернуться.

– С каких это пор свобода перестала быть самым ценным для тебя?

– С каких? Быть может, после смерти Куго?

И вот это было действительно неожиданным.

– Куго?

Как бы испуганно и обречённо это ни звучало – не важно. Хуже не будет, точно не будет.

Одна рука на миг осталась свободной, когда Магда меняла положение тела, но Мина словно не замечала этого. Почему же она не предполагала чего-то подобного…

– Бьюсь об заклад, кто-то из вас троих, спасшихся – не говорю «позорно сбежавших», предпочитаю – «похищенных» – задумывался, отскребли ли его от камней или оставили там кормить ворон. Врачи боролись за его жизнь, действительно боролись. Это была самая отчаянная схватка, какую я видела в жизни. Я наблюдала финальную её фазу, те три дня, когда меня наконец допустили к нему. Ноги к тому времени были уже ампутированы, второй глаз тоже собирались удалять… Да, я сказала – второй. Первый он оставил на какой-то коряге… Видишь ли, в падении он успел пару раз кувыркнуться по камням, и едва не развесил по ним ещё и кишки. И при этом он был в сознании. Не бредил, нет. Не жаловался. Вообще не говорил об этом. У него редко была возможность говорить, со всеми этими трубками… Многое приходилось понимать по движению оставшегося глаза, по шевелению пальцев на той руке, что меньше пострадала. Помнишь, как умирала Тамара? В нашей пещере вообще здорово воняло, но сквозь это всё я чувствовала запах гниения. Перекисью и марлевым пакетом его было не остановить. Поэтому я старалась садиться поближе к выходу, сидела и думала, что мы сделали не так, ведь с пулевыми ранениями, вылеченными в весьма кустарных условиях, люди, однако же, выживают, поправляются… У Куго было, в плане медицины, всё, чего можно пожелать, и всё же он умер. Нелепо и ожидаемо. Вот так я это видела снова, ещё нагляднее – тело человека распадается, и человека больше нет. И вся его сила и все его мечты исчезают без следа, как любая из его иллюзий. Кому нужен этот бред, про то, что он остался в нашей памяти? Думаешь, ему от этого должно было легче умирать?

Кажется, сжавшиеся ресницы выдавили слезу. Кажется, это не голова закружилась, это руки Магды подняли её и усадили, не встретив сопротивления.

– Тебе стыдно? Нелегко было принять, что он умер вместо тебя? Наверное, ты так этого и не приняла. А я, знаешь, приняла. Они правда пытались его спасти, я видела это. Я рада б была не верить в это, но я видела его мёртвое тело. Такое маленькое, изувеченное, страшное. Мне позволили присутствовать, когда его кремировали. После этого я просто выпала из жизни. Я лежала на кровати, не вставала, не ела, просто смотрела в потолок. Не помню, о чём я тогда думала. Наверное, о том, что вот теперь я по-настоящему осталась одна. Как заживо погребённая. Как выброшенная в пустыню. Потом пришёл Билл…

– Билл? – тупо повторила Мина.

– Хорошо, что у меня совершенно не было сил, потому что иначе я просто убила бы его. Просто за то, что он тоже был чёрным. Правда, значительно старше Куго, ему было 24… И он тоже был мутантом. Он как-то интересно назвал свою способность, что даже заставило меня улыбнуться. И больше я не была одна. Даже когда он уходил – на день, на три. Он всё равно был со мной – или я с ним. Я видела его жизнь, слышала его мысли, иногда смотрела его сны. Мы могли перекидываться сообщениями… Он объяснял, чем это отличается от телепатии и гипноза, являясь чем-то похожим на обе эти способности и в то же время отличаясь, сама я так хорошо объяснить, боюсь, не смогу. Не совсем так, как если б в твоей голове было ещё одно сознание, по соседству. Не совсем так, как если ты понимаешь, о чём думает тот, кто сидит напротив. Ты знаешь, где он находится, что делает, если постараешься, то сможешь увидеть его глазами и ощутить фактуру того, к чему он прикасается, но в основном – ты просто знаешь. То, что обычно недостижимо ни для человека, ни для мутанта, и кажется таким естественным, когда это происходит. Ты просто знаешь – он сейчас идёт по улице, сталкивается плечом с каким-то торопыгой, обменивается раздражёнными ругательствами, которые забудутся через минуту, заходит в магазин, чтобы купить пачку сигарет, чувствует вибрацию телефона в нагрудном кармане… Не гадаешь, не фантазируешь. Знаешь со всей несомненностью, что это сердце бьётся где-то недалеко, знаешь всё, что его волнует. Это так просто, что совершенно непонятно, как мы жили до сих пор без этого. Как будто глаза открылись…

Это даже смешно, думала Мина, прокручивая кисть охваченной мурашками руки, они сидят и разговаривают, типа как в старые добрые времена, типа неумирающая дружба оказалась сильнее обстоятельств, только на самом деле ничерта не так, потому что сидят они посреди коридора со следами небольшого побоища, и где-то уже слышится какое-то шевеление, чьи-то робкие шаги, скрип дверей, и если совсем честно, самое общее сейчас – некая неловкость, мешающая схватить пистолет и разрядить в голову собеседнику.

– Значит, его зовут Билл…

– Да. И я не хочу сказать, что он какой-то совершенно особенный и замечательный, на самом деле он обыкновенный, но я сидела в четырёх совершенно пустых стенах, и у меня не было своей жизни, только его жизнь. И эта жизнь была… хорошей. И не только потому, что он, в отличие от меня, был свободен. Он не солдат, какой-то технический работник. Милый парень, который никому не делал никакого зла. Куго мог таким стать когда-нибудь… Я мало понимала в его работе, хотя иногда он даже объяснял мне, что это за прибор и что он делает, но с ним я могла выходить оттуда, видеть улицы, небо, летние кафе, читать книги и смотреть фильмы, а один раз он ходил на концерт джазовой музыки, и я, конечно, не особенно поклонница джаза…

Это законы мелодраматического жанра растягивают время, если героям нужно рассказать друг другу всю историю жизни и своих чувств, криво усмехнулась Мина, а у нас тут всё-таки боевик. Хватит этого, уже точно хватит.

– Всё это очень мило, Магда, но это не объясняет, как ты могла в меня выстрелить.

Она вскочила, словно разжавшаяся пружина, протянула ладонь, жадно подрагивающую от нетерпения.

– Пошли, пошли. Наверное, всего этого действительно мало, чтобы понять, но я тебе покажу. Это действеннее всяких слов.

Мина подняла взгляд, какое-то время откровенно и бессмысленно любуясь склонившейся подругой, потом вложила свою руку в протянутую ладонь. Чёрт возьми, да. Она действительно хочет это увидеть, если только правильно поняла всё, что было сказано.

– Здесь что, больше никого не осталось? Или у вас тут не принято выражать каких-либо эмоций по поводу трупов в коридоре?

Они остановились перед первой из дверей, Магда пиликнула по замку картой.

– Спишем твоё не слишком вежливое вторжение на старого козла, – хохотнула она, – рабочий момент, как и многие другие. Я не собираюсь кормить тебя сказками, это не семейная идиллия и не крепкое братство служителей идеи…

Какой неизящный намёк-то, Магда.

– В основном они унылые придурки. Но меня это не парит, они регулярно меняются, спасибо, опять же, вашей компашке. Мозговитая часть ещё ничего, правда, с ними не очень пообщаешься. Но это не очень и проблема, в конце концов, работа есть работа, и тебе не обязательно любить-обожать всех коллег, достаточно, чтоб они просто не бесили. Тех, кто не безразличен, и не бывает много, остальные – просто фон…

– Ладно, среди кого быть – тебе плевать. А чем заниматься, чему служить – тоже?

– И это говоришь мне ты, член преступной группировки? Мне важно, что это даёт средства к жизни и права. Да, жизнью я рискую, но таких вариантов, чтоб не рисковать, у меня уже просто нет. Зато мне не нужно скрываться, бежать, каждый вечер думать, как завтра не оказаться ещё в большей заднице, чем сегодня. Если выживу и дальше – а что в этом маловероятного? – будет пенсия, домик у моря, и может быть, даже – какая-то семья, хотя и просто покоя достаточно. Но вот без того, чтоб о ком-то заботиться, человек прожить не может, как ни крути.

– Полностью согласна. Мы с Керком и Санни тем себя и вытаскивали, что хотя бы мы друг у друга остались.

– Легко ты меня заменила. Но я не очень-то в обиде. Куда тебе деваться было. Но надеюсь, ты не раскапустилась, что они тебе теперь лучшие друганы на всю жизнь? Не их ты знала много лет. То, что вы случайно оказались там вместе, не сделает тебя для них тем, что они друг для друга. Ты не будешь значить для них столько, сколько для меня.

– Тебе не кажется, что это звучит как-то собственнически? – почти расслабленно улыбнулась Мина, как-то отстранённо пытаясь разобраться во внутренних реакциях. Они как раз остановились перед следующей дверью, снова пискнул замок.

– Да плевать. Я говорю правду, дорогая, к которой привыкла и на которую полагаюсь. Ты нужна мне, я нужна тебе. Тебя я знаю, ты часть моей жизни, лучшая её часть. Ты хороший, честный и смелый человек, который может огрести слишком много проблем без моей поддержки. Я не хочу искать для своего существования какой-то другой смысл, какую-то другую отраду. Я не могу пользоваться тем, что имею, зная, что ты жива, и тем более зная, куда ты попала.

– Это чем, кроме перспектив военной пенсии в старости и перспектив полечь за чужие интересы сейчас?

Магда, шедшая чуть впереди – она шла быстрее, буквально таща Мину на буксире, что естественно при том, что это не её начинала одолевать тупая ноющая боль в растревоженной ноге – обернулась с ухмылкой.

– У тебя-то из этого только второе, дорогая, разве нет? Что тебе может быть дорого в той жизни, которой ты живёшь сейчас? Керк и Санни, которым может влететь из-за твоего дезертирства? Так они сами выбрали свою судьбу. И ты точно не обязана заботиться о них, им хватит друг друга.

Этот коридор был совсем коротким, больше похожим на тамбур. Перед третьей дверью Магда протянула руку:

– А вот оружие, Мина, придётся отдать. Если уж ты хочешь войти туда.

Мина пожала плечами и вложила в её ладонь рукоять второго, покоившегося всё это время в кобуре пистолета.

– И гранату. Давай-давай, иначе никак. Я пока не имею права верить в твоё благоразумие вот так с ходу.

Ещё последние шаги до двери говорили, что её догадка, скорее всего, верна. Дверь всё-таки не герметичная, стойкого медицинского запаха она не удержит. Вот она, палата, она же пульт управления. Маленькая комната, большую часть которой занимает больничная кровать и окружающее её бесчисленное оборудование. Обрубленная чуть ниже локтя рука взметнулась в то ли приветственном, то ли бессознательно-просительном жесте, белые бинты так банально контрастируют с чёрной кожей. Мина отмерла от чувствительного тычка в спину.

– Мне бы, конечно, хотелось знакомить вас с Биллом несколько иначе. Но увы, из той операции на вокзальном складе он вернулся таким. Что ж ты, не стесняйся, подойди ближе. Не знаю, как ты, а он будет рад тебя наконец увидеть. Всё-таки, я столько о тебе рассказывала.

Возможно, когда-то это был очень симпатичный мужчина, сейчас это довольно трудно понять. Всё его лицо покрыто аккуратными, но ещё свежими швами, вторая рука ампутирована чуть меньше, практически потеряна только кисть. Что же касается остального…

– Да, ты правильно поняла. От него осталась только половина тела. Не буду откидывать простыню, хотя мне и хотелось бы этого. Но Биллу это не понравится. Достаточно того, что я рассказываю об этом сейчас. Он до сих пор считает, что это его вина, его ошибка – он слишком растерялся, когда ты увидела меня, и не придумал ничего другого, чем попытаться увести тебя в какой-нибудь тупик и подстрелить. Не делай такое лицо, никто не дал бы тебе умереть. Если б кто-то хоть в бреду мог представить, что ты будешь там, мы взяли бы транквилизатор. Хотя он бывает ненадёжен, кто знает, как мог измениться твой метаболизм после пробуждения способностей. Всё это было слишком неожиданно, пришлось действовать очень быстро и… грубо, увы. И беспокоясь, справлюсь ли я, он поехал следом. Его пришлось вырезать из машины, смятой, как жестянка из-под пива. Мне каких-то пары шагов не хватило – добежать до неё… Он вообще не должен был выжить, но выжил. Видимо, в нём есть воля, которой не хватило Куго. Воля, которая ни с чем не сравнится, которой хватит и на меня, и на десяток человек.

Даже знаю, какой десяток, отметила про себя Мина. Значит, это он поднял тогда твою руку? И стрелял в спину тоже он… Джимми не ошибся насчёт более широких админских прав. Мирный технический работник, говоришь? Конечно, мирный, ему самому лезть в пекло и не надо, он из машины руководил тобой, как персонажем в компьютерной игре. Даже не хочется спрашивать, ласкает ли он тебя этими десятками пар рук, или он после такой травмы чужд подобных желаний. Хотя может, и стоило б спросить. Почему-то верится, что ты спокойно приняла бы это…

– Ты… чувствовала это?

Рука Магды легла на плечо – вызвав судорогу боли, и ничего иного. Тёплая ли эта рука? Руки нежити не могут быть тёплыми. Тем более когда она рассказывает о своей смерти. И хотя бы чтоб избавиться от этого ощущения, Мина сделала ещё шаг к кровати.

– Нет. Эта связь не передаёт ощущений как таковых. Но знания – достаточно. Да, я тоже была в той машине, хотя моё тело её детали не перемалывали. Я наблюдала это, если угодно, как бесплотный дух. Он хотел разорвать связь, но в общем-то, это бы уже ничего не дало. И первые сутки я сидела у его постели и говорила, что настала моя очередь быть его глазами, его другим телом и его другой жизнью. Хотя этого всё равно мало и всегда будет мало.

Шаги были медленными и очень тяжёлыми, словно гравитационная постоянная решила подскочить до уровня какой-нибудь планеты-гиганта.

– А на вторые сутки я почувствовала, что что-то меняется. Связь глохнет, истончается, словно снова опускается тёмный экран, который все мы видим всю жизнь, даже не осознавая этого. То, что ты привык считать своим, как собственный пульс, оказывается за некой гранью, словно за стеклом, из-за которого не слышно голоса. Утекает, как вода в сливное отверстие. Я подумала, что он умирает. И с ним умирала я. Я снова оставалась одна. Это было самым страшным кошмаром… Мне объяснили, что после травмы его способности претерпели некоторые изменения. И не только возросли. Изначально ему было сложно соединиться с более чем одним сознанием, и в принципе невозможно – с человеческим. А теперь наоборот. Закон компенсации – он практически лишён собственного тела, и может жить в десятке тел. Но не в моём. Злая ирония, да. Он стал гораздо полезнее для команды, но уже ничего не мог дать мне. Даже тебя.

Мина обернулась, на миг утратив всё титанически выдерживаемое самообладание. Слишком хреново. Даже для всего того, что она уже поняла и к чему была готова.

– Но, в конце концов, это справедливо. Теперь я могу идти сама, без его поддерживающих рук. И всё-таки – ты моя проблема, а не его.

– Проблема.

Интересно, слышит ли их сейчас Билл, понимает, о чём они говорят? Или он весь там – на полигоне и над полигоном? Хорошо, если он действительно не может слышать мыслей тех, кто физически рядом. Потому что это касается только их двоих. Несвоевременное эхо размышлений, каким мог бы быть парень, которого полюбила бы Магда (видишь, Мистик, ты ошибалась!), и, естественно – что Магда тоже могла думать подобным же образом о ней.

– Да, это не звучит как комплимент, зато это правда. Я не прошу понять, что я чувствовала, когда наблюдала агонию Куго, которая стала моим последним впечатлением перед бетонным мешком, в котором я сидела, забытая всеми, пока не пришёл он, и потом, когда я верила, что есть мир за пределами этих бетонных стен и какие бы то ни было другие люди, лишь потому, что был он. И потом, когда у меня отняли и его… Сразу, с первых слов, ты этого не поймёшь. Но у нас будет время, чтобы найти слова для всего.

Мина закусила губу, глядя, как Магда невесомо касается края белого, как смерть, покрывала. Умерла так умерла, вот если б ещё у этого слова не был такой уродливый и страшный смысл.

– Нехорошо говорить, Магда, что я смысл твоей жизни, даже если твой настоящий смысл уже не может слышать тебя. И тем более лгать, что он не может жить в твоём теле. Он живёт в тебе, навсегда живёт. Он остался в тебе, когда ваша связь разорвалась, пропитал собой, перекодировал твоё сознание. Стокгольмский синдром, возведённый в абсолют.

Уголки губ вампира нервно дёрнулись, словно он готов был обнажить клыки. Мина повернулась к лежащему – губы его слабо шевелились, будто пытался что-то сказать – склонилась, прижав ладонь к груди.

– Плачь, если хочешь. Ты не ранишь его жалостью. Он не был солдатом, но он как истинный воин до последнего остаётся в строю. И остаётся моим идеалом. А я была идеалом для тебя, это то, что я никогда не забывала, особенно в те дни, когда умирала эта связь, и я оставалась одна с этими мыслями – что я не смогла спасти его и не смогла спасти тебя. И каждый шаг без его поддержки отзывался болью от того, что ты далеко, ты – с ними. А я, твой идеал, твоя старшая сестра, упустила свой шанс.

И может быть, ты даже веришь сейчас в это, девочка моя. Веришь, что всё было под контролем… Чьим контролем? На кой чёрт ему-то, на самом деле, было б спасать твою подругу детства, некстати подвернувшуюся у тебя на пути? Он спокойно убил бы твоими руками, и ты, находясь под контролем, и это считала бы правильным, и радовалась бы его радостью так, как уже привыкла это делать. Разве что, вот это не лишённое логики соображение, что раз она играет в составе высшей лиги, значит, способности всё-таки проснулись, и можно будет попробовать поиграть двумя мутантами-марионетками. Не вместе – если это действительно было не по силам – так по очереди, в зависимости от нужды ситуации. Наслаждаясь отзвуками тоски при каждом воссоединении после разделения, неразделимым сплавом любви и соперничества. Да, она хорошо представила это сейчас. Маленький местечковый царёк со своим скромным маленьким гаремом. Разве могла Мина не полюбить что-то из того, что настолько сильно любит Магда? Ну, раньше, может, и не могла…

– Идеалы меняются, – Мина несильно размахнулась и вонзила вынутый из контейнера на груди шприц в горло Билла.

Хлынувшая фонтаном кровь хлестнула по лицу, по ушам хлестнул визг аппаратуры. С бьющегося в конвульсиях тела поползла простыня – это Магда осела на пол, сжимая в кулаке скомканную ткань.

– Что… что ты сделала… как ты могла…

И это выглядело, пожалуй, по-настоящему невероятно – это бледное лицо, эти дрожащие губы, эти искажённые страданием черты. Она никогда не была такой. Никогда. Когда они стояли перед лицом смерти в стремительно холодеющем от выбитого окна номере мотеля, когда в спину упирались автоматы, когда вслед неслись пули. Она держала себя в руках. А теперь – не могла.

– Всего лишь прекратила его страдания. Существование изувеченного оружия. Такова твоя благодарность тому, кто вывернул твоё сознание – не подарить ему эвтаназию?

Неужели это Магда так бессильно, яростно проскулила:

– Ты убила меня! Меня!

– Видишь ли, – Мина удовлетворённо улыбнулась прямой полосе на мониторе, – насчёт старого козла… Предыдущего, кто посмел его оскорбить, я убить не смогла. А сейчас мне повезло. Поздно меня спасать, Магда. Поздно.

Боль в и без того ноющем плече мудрено засечь, да ещё и тогда, когда в голове шумит пытающаяся улечься адреналиновая буря. Запоздало, заторможенно сознание, словно провалившееся в чёрный мешок, завязанный над головой, отметило чьи-то руки, швыряющие её на пол, скользящие по нему окровавленные ладони, в попытке удержаться, чьи-то голоса, в которых слов было уже не разобрать…

========== Часть 15 ==========

Ни на рай, ни на ад это не похоже. Значит, как ни абсурдно, она снова жива. Над головой серый пластик, слева тоже серый пластик, и сзади – она запрокинула голову – он же. Если это камера, с размерами явно пожадничали. Пчелиная сота какая-то.

Да, она жива. И даже не связана. Что это было? Что там на последних смазанных кадрах перед темнотой? Ну да, она и не рассчитывала после содеянного спокойно уйти. Хотя… Деморализованная Магда могла и не помешать забрать карту, а там, за дверью – её оружие, а там, снаружи – возможно, уже завершившийся бой… Ничего. Так тоже неплохо. Сеть уничтожена, мелочь, а приятно.

Нога ныла пульсирующе, надоедливо. Мина села, потянулась к контейнеру, где оставался последний шприц, но снова передумала. Неизвестно, что жизнь готовит. Вот теперь совсем неизвестно. Повернувшись, она вскрикнула, сперва не поверив глазам. Ни двери, ни решётки у камеры – камеры ли вообще – не было. В эклектичном среди этой цветовой гаммы салатовом дверном проёме виднелась примерно такая же серая стена, по-видимому, коридора. Да ну. Какое-то объяснение должно быть…

Слегка пошатываясь, Мина добрела до салатового косяка, подержалась за него, вполголоса спрашивая, предсмертный бред он или как. Косяк не ответил. Растерянно оглядевшись, Мина стянула с ноги ботинок и бросила в открытый проём. И ничего. Не завыла сирена, не полоснуло невидимой лазерной нитью, не отбросило незримое силовое поле. Да ну… Выдохнув, она переступила условный порог. Лёгкая абсурдность происходящего уступила место лёгкой оторопи, потом – злости. Вряд ли это кто-то по забывчивости не закрыл камеру. А если этот кто-то решил поиграть… как бы поскорее выяснить правила игры. Быстро огляделась, подобрала ботинок, сунула в него ногу, хлопнув по липучке.

Коридор был пуст и тих, по одну сторону дверей не было. По другую кислотно сияли такие же рамки. Не веря своему предположению, Мина бросилась в ближайшую. Тоже без всяких решёток, без всякого силового барьера, но это она отметила уже внутри и только краем сознания – не до этого, вообще не до этого…

Он лежал недалеко от входа, лицом вниз. Свалившийся шлем лежал поодаль. Она бросилась к нему, на миг, один безумный миг пропустив в сердце – неужели…

Нет, нет. Трясясь так, что теряла ощущение тела, она опустилась на колени, тронула его предплечье, сперва отдёрнув руку, словно обожглась, потом обхватила его за плечи, переворачивая, подтягивая головой себе на колени, аккуратно тормоша:

– Сэр, вы слышите меня, сэр?

Так желать этих объятий – и так получить желаемое… Её пальцы чувствуют пульс, ведь чувствуют, не чудится? Никакое «Господи, нет» никогда не звучало так, это совершенно точно, хоть и эгоистично. Она прижалась губами к серебряным прядям, чувствуя, как растягивается время, за которое секундная стрелка совершает своё движение, а потом он открыл глаза.

– Мина?

В его голосе искреннее удивление, нечасто можно такое услышать. Примерно – как в то утро, когда она приняла его за пришедшую снова поиздеваться Мистик. И она тихо смеётся, запоздало соображая, что если она будет вытирать глаза такими руками, на щеках останутся кровавые разводы.

– Сэр, вы ранены? Вы можете встать? Что произошло?

– Мина, откуда ты здесь? Как…

Он садится, привалившись к стене, она привычно отводит взгляд. На его лице нет боли, что больше имеет значение? Какие там подляны готовили те, кто открыл двери камер? Ну, это просто последний пир самомнения в их жизни.

– На твоих руках кровь.

– Пустяки, просто небольшой акт милосердия. Это кровь врага, не друга. Что произошло? Вам… кому-нибудь из вас… удалось?

Он отрицательно мотнул головой, и сердце ухнуло куда-то в район пяток.

– Это оказалось несколько сложнее…

– Значит, повторим попытку, – она бережно, трепетно, словно опасаясь, что совершает святотатство, взяла его шлем, – пойдёмте скорей отсюда.

Он посмотрел на неё долгим грустным взглядом.

– Мина, ты действительно думала, что я зашёл сюда отдохнуть перед обратной дорогой? Эти камеры не столь далеко друг от друга, чтоб не слышать, что Мистик тоже испробовала всё, что возможно. Ты далеко зашла, девочка моя… До тупика. Интересно, что они, получается, работают в одну сторону… Хотя вдвоём веселее будет встретить их, верно?

Она медленно перевела взгляд с салатово мерцающей рамки на его спокойно лежащие на коленях руки, и её медленно, как неугомонная ноющая боль после отступления наркоза, захватывала догадка.

– Рамка?

– Сообразительная девочка. Забавно, что мы знали о связи между двумя проектами, но не предположили, что они сделают ловушку из собственной базы.

Какая нелепость, господи. Какая примитивная, блестящая нелепость. В самом деле, ничего подобного пазам решёток в косяках этих дверных проёмов нет. Не нужны. И лазерные лучи не нужны. Что ж, главное – что эти рамки не убивают. Хотя и это не странно. Пленники им живыми нужны.

– Всё гениальное просто, говорят. Это просто до глупости, и кто мог предположить подобное? Они очень хорошо охраняли это место, положили немало людей… то, что контроллер здесь – тоже уловка?

– Нет, это как раз правда. От которой, впрочем, никому не легче. Интересно, тот же ли автор у замечательного изобретения. Всё-таки они предполагали, что кто-то может дойти практически до финиша. Защиту поставили идеальную.

– Вот такую же рамку?

– Вроде того.

Она поднялась, нервно перекатывая в ладонях бурый песок.

– Сэр, я буду благодарна, если вы немного сократите мои блуждания, пересказав то, что успели узнать о планировке. Какими бы мощными эти рамки ни были, как-то они отключаются. И я выясню, как их отключить. Ну или разберу эту чёртову тюрьму по кирпичикам или из чего она построена. Надеюсь, это сразу станет понятно, когда они перестанут работать.

Там, снаружи, уже десять раз могло всё закончиться, пока она была в отключке. Там, в трёх больших коридорах отсюда, уже, наверное, напихали в ведёрки со льдом шампанского по случаю скорого прибытия в мышеловку очередных мышей. Я вам подпорчу праздник, зло подумала Мина, дайте только стащить где-нибудь хоть что-то стреляющее. Сегодняшние потери в личном составе вы запомните надолго, если вообще будет, кому запоминать.

– Мина!..

Кажется, он даже пытался поймать её руку, задержать, она не обернулась – как ни тяжело, она твёрдо решила не оборачиваться, не видеть, каким взглядом он проводит её, когда она переступит невидимый барьер.

Серые коридоры обманчиво пусты и тихи. Она не стала тратить время у Мистик и Санни, не стала выяснять, кто другие двое, за такими же зелёными дверными проёмами. Всё это может подождать и подождёт. Они знают, куда идти, когда смогут это сделать. Обострившийся от тишины слух опознал движение в боковом коридоре раньше, чем она дошла до угла. Кто-то выходит из кабинета, вынося при этом что-то, поэтому получается медленно и довольно шумно. И удачно – но удачу, в конце концов, она заслужила после тех подлянок, которые они встретили здесь – коридор был коротким. Очень коротким. По сути, стенная ниша-переросток, заканчивающаяся белой безличной дверью, примерно такой же, как были двери в бункере. Интересно, они здесь вообще не используют никакие таблички, все по памяти знают, где что находится? Ну, это не показалось бы невероятным. Две коробки стоят у ног человека, возящегося с замком – обычным, с ключами, это кажется даже неуместным и смешным. Человек полный, лысоватый, одет в незастёгнутый белый халат, он громко пыхтит, и не слышит шагов Мины, да если бы и услышал – не успел бы среагировать. Она быстро захватывает одну его руку, второй он мог бы отбиться, но не станет этого делать, потому что напротив его лица повисает шприц, нацеленный иглой в правый глаз.

– Не советую подавать голос, Мистер-Плевать-Кто. Давайте-ка вернёмся ненадолго в кабинет, есть один разговор. Он закончится быстро и безболезненно, если вы будете умницей.

Оказалось, дверь никак не хотела закрываться, потому что прищемила полу халата этого чудака. Храни бог рассеянных учёных, и создавай их побольше. Потому что тихий, слабый, даже трусливый человек – это очень удачно сейчас. Силы-то ещё понадобятся. Хотя вообще не так много людей, которые стали бы ерепениться с иглой напротив глаза. Мина размышляла, что чувствовала бы она сама на его месте, пока человек покорно усаживался за стол, размеренно, старательно отвечал на вопросы, осторожно, медленно, как велели, вытаскивал из кобуры пистолет с усыпляющими дротиками. Обязательны к ношению всему научному персоналу, силу и храбрость так же в обязательном порядке уже не раздашь. Кроме оружия, Мина забрала так же халат – едва ли кто-нибудь действительно может принять её за свою тут, но хотя бы издали белым халатом можно обмануться, и карточку-пропуск, и примотала бледного, ни кровинки в лице, информатора к стулу скотчем, тщательно заклеив рот. Едва ли это удержит его очень уж надолго, но некоторая фора времени была.