Текст книги "Любопытство - не порок, но оно наказуемо (СИ)"
Автор книги: Akira Honey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 39 страниц)
6. ПОВ Вернер Грей Вулф
– Сукин сын! – с ненавистью в голосе прокричал я, ударяя кулаками по столу, отчего фарфоровая китайская ваза пошатнулась, но так и осталась стоять. Я схватил её за узкое горлышко и, не думая и секунды, с силой ударил о злополучный стол. Осколки разлетелись по полу, по столу, поблёскивая в свете настольной лампы, словно желая показать, что они легко могут поранить и что ваза-то была дорогим подарком посла из Китайского клана. Но мне было мало. И я, не глядя, наобум, кинул в сторону двери ещё не откупоренную бутылку вина. Чуть поостыв, лениво повернул голову в сторону, чтобы посмотреть, как красные разводы, словно кровь, медленно стекали вниз по тканевой поверхности стены.
– Ненавижу, – уже менее зло прошипел я и, обогнув стол, пнул стул ногой. Тот отъехал к окну, что в ночное время суток по законам физики служило зеркалом. Я посмотрел на своё отражение. И, честно, то, что я увидел, доставило мне больше удовольствия, чем страх: взлохмаченные волосы, напряженные мускулы на лице и шее, отчего тату и шрам выглядят пугающе, а ещё эти горящие безумием глаза. Да, именно таким и должен быть Волк. Пугающим.
Я ухмыльнулся своему отражению, но, не задерживая более взгляда на нём, сел в кресло и вернулся к столу, где из-за моих расстроенных чувств господствовал хаос. Мне пришлось собирать в стопку все разлетевшиеся бумаги, отчего я чувствовал себя не как глава мафии, а как нашкодивший ребёнок или даже, если так можно сказать, совсем ещё мелким волчонком.
Отчего-то я разозлился сам на себя за подобные мысли и в злости сжал в руке до боли подвернувшийся мне под руку карманный нож, больше предназначенный для метания, чем для бытовых нужд, после чего я метнул его в ту же стену, куда ранее полетела бутылка вина. Лезвие угодило аккуратно в стену, распоров тканевые обои так, что их позже обязательно придётся менять. Отлично!
Я, как всё тот же ребенок или же волчонок (называйте, как хотите), уткнулся носом в стол и заскулил. И нужно же было в этот момент приоткрыться двери! Конечно же, последовал смешок, который мгновенно перерос в самый настоящий злорадный смех.
– Неужели волчонку кто-то подпортил настроение? – донесся до меня шутливый знакомый мне тон.
Я фыркнул и грубо, не утруждая себя даже в том, чтобы поднять голову, пробубнил:
– Уйди, несчастный, я в печали.
Снова смех. Не наигранный, какой я слышу чаще всего, а самый что ни на есть настоящий, искренний. Как звон серебряных колокольчиков. Сам не заметил, как злость сошла на улыбку. Но голову я поднимать не стал, не хотел, чтобы Чарльз видел, что ему снова удалось поднять мне настроение своим присутствием. Ведь потом давить на это будет!
По комнате разлетелись звуки мягких, едва уловимых шагов, и мне на голову легла холодная ладонь, мгновенно зарывшись в волосы. По коже поползли мурашки – инстинкт самосохранения поднял панику. Вот только на душе стало так спокойно, что улыбка стала шире, а плохое настроение осталось где-то в прошлом, как бутылка вина или дорогие обои.
Пальцами Чарльз начал перебирать отдельные пряди белых волос, потом чёрных, спустился к уху, чуть дёрнув мочку того уха, что облизал этот гадкий Мистер Италия, потом по щеке вниз, к губам, подбородку. Резко парень схватил меня за челюсть и дёрнул вверх, тем самым заставил поднять голову и посмотреть ему в глаза. Я не сопротивлялся – мальчишка улыбался. Но уже минутой позже наклонил голову чуть в бок и посмотрел на меня задумчивым, отрешённым взглядом.
– Знаешь, Вернер, ты похож на волка из книги Джека Лондона. Белый Клык. Скалишься на всех, рычишь, но стоит появиться твоему хозяину, как ты становишься таким ручным, будто рождён быть собакой, – мальчишка тряхнул чёрными волосами и как-то по-хитрому улыбнулся: – Серый Волк*!
– Это совсем не смешно, Чарльз, – я закатил глаза и быстро, чтобы Чарльз не успел отреагировать, поднялся со своего места за столом и притянул его к себе настолько близко, чтобы не осталось и сантиметра… миллиметра. Я не хотел, чтобы он так вальяжно смотрел на меня сверху вниз. Не дорос ещё.
То, что других всю жизнь пугало, этого парня смешило. Наверное, из-за этого, оказавшись в таком неловком положении, он вместо того, чтобы начать вырываться, начал щекотать меня! Я не боялся щекотки, но этот мальчишка знал больше других, отчего мне волей неволей пришлось отступить. Я снова сел за стол и жестом пригласил Чарльза сесть на сводное место на другом конце. Он мотнул головой и ловко, как кошка, забрался мне на колени. При этом ещё и обнял, как мамочку.
«Когда же он вырастет?!» – мысленно взвыл я, но частичкой себя, той, которой я редко позволял подать голос, наслаждался теплотой комочка, который, казалось, для меня не вырастет никогда. Я улыбнулся и сам не заметил, как зарылся носом в чёрные волосы.
Повисла тишина, которая прерывалась лишь тихим посапыванием парня, который так удобно разместился у меня на руках и, кажется, собирался так вздремнуть час-другой, как он делал это раньше, но я помешал ему, задав крутившийся некоторым часом раньше, вопрос.
– Как там моя новая игрушка? Она способна на что-нибудь?
– Он мне не нравится, – Чарльз зевнул. – На первый взгляд хилый, слабый, но если присмотреться, его тело натренировано в совершенстве. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в этом, увидит, что он на что-то да способен. Но он притворяется недотёпой! – мальчик посмотрел на меня с обидой, словно говоря «зачем тебе он?», после чего продолжил: – Если он при тебе будет строить из себя слабака, не ведись. Он уже сейчас может участвовать в боях, но думаю, он не готов психологически. Подождём немного.
– Хорошо, мы подождём столько, сколько будет нужно.
Снова повисла тишина. Но в этот раз её нарушил Чарльз.
– Сейчас он мирно спит в той комнате, в которой он находился на момент болезни, – Чарльз нарочно выделил последнее слово, намекая на то, что парень слишком уж чувствителен к наркотикам, следовательно, зачем нам такой нужен? Помолчав, он продолжил: – Но не думаю, что стоит его переселять в клуб. Там он загнётся. Или его нарочно убьют ещё до начала его карьеры. Твои волчата чувствуют, что он не так прост, поэтому и рычат. Лучше пусть живёт у нас.
Я согласился с этим. Его не очень-то хорошо приняли в стае. Хотя, честно, поначалу всем сложно. Потом привыкают. Вот только долго не живут. Умирают. Некоторым везёт: проиграв и став мне не нужными, их покупают. Конечно, не для боёв (конечно, бывает такое, но очень редко), а для услуг более интимных. Что станет с Рио, русским мальчишкой, я не знаю. Может, пойдёт на органы, как и было задумано первоначально. Может, заслужит свободу. Или умрёт завтра же вечером на тренировке. Всё может быть.
Судьба располагает – люди творят.
Чарльз уснул у меня на руках. Будить не хотелось, и я понёс его, как маленького ребёнка, в его комнату. Положив на кровать на вид хрупкое тело, я осторожно поцеловал его в лоб и прежде, чем он попросил почитать ему сказку, выскользнул из комнаты. Мне в след было кинуто «доброй ночи, братик».
Я улыбнулся. Чарльзу в этом году исполняется двадцать лет, а он ведёт себя так же, как и десять лет назад. Ему уже давно пора принять то, что я «злой, страшный дядя» и вести со мной себя стоит иначе. Но причина в том, что я и сам этого особо не хочу. Мне нравится чувствовать рядом с собой этот тёплый комочек.
«Может, у меня синдром старшего брата?» – с этими мыслями я прошёл мимо гостевой комнаты и невольно остановился. Сделал пару шагов назад. Прислушался. Было слышно, как кто-то тихо стонет.
Я приоткрыл дверь. Передо мной тут же возник мальчишка, Рио. Его глаза были расширенные, и в них было что-то безумное, страшное. Тело напряжено, будто он готовился к бою. На губах хищный оскал.
Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что у парня ломка. Он хотел ещё наркотиков, может, не осознанно, но хотел. Наверное, метался в их поисках. Может, требовал. Но я строго-настрого запретил их ему давать. Не хотел, чтобы мальчишка умер до начала своих боёв.
Пришлось хватать его в охапку (на удивление, это оказалось просто) и тащить в душ. Конечно, это могли сделать и мои люди, например Джон, но так как ночь, все мои люди либо спят, либо патрулируют город. К тому же это же такая мелочь – засунуть парня в ледяную ванную. Для такого садиста это сущая радость.
Но на моё удивление, парень вёл себя в ванной тихо. Не брыкался, не ругался по-русски, не шипел. Во взгляде уже после первой минуты ледяного душа появился живой огонёк. Через пять минут он был в сознании. Но он молчал, на мои вопросы не отвечал. И вёл себя больше, как кукла. Мне пришлось вытирать его полотенцем и одевать. А, когда я уже было хотел вернуть Рио в его комнату, он взбунтовался и чуть ли не молил, чтобы я не оставлял его одного. Подумав, я согласился взять его в свою спальню, но при условии, что он будет спать на диване и не нарушит мой сон. Он согласился…
Ближе к двум часам ночи, когда я уже давно видел седьмой сон, я услышал плач. И плакал именно тот мальчишка. Сначала я разозлился и решил избавиться от мусора, что ведёт себя как девчонка, но потом я проникся сожалением. Всё же оказаться похищенным сначала арабами для того, чтобы стать шлюхой, потом стать игрушкой для босса мафии, в итоге узнать, что будешь биться на подпольных боях, где борются не на жизнь, а на смерть. Конечно, я не настолько добр, чтобы отпускать его на свободу, при этом вручая в руки паспорт, билет с визой и ещё денег за причинённый моральный ущерб. Но не настолько жесток, чтобы усугублять и без того ужасное положение.
Я поднялся с постели, подошел к дивану и, как и Чарльза, сгрёб парня в охапку. В одну минуту он оказался погребён под тёплым ватным одеялом вместе со мной. Я прижал его к себе и тихо шикнул:
– Спи.
Никаких криков, плачей и стонов не последовало. Я провалился в сон с надеждой, что утром проснусь цел и невредим.
P.S.: автор главы – Рейка.
*Серый Волк [Grey Wolf] – на английском звучит почти так же, как Грей Вулф, фамилия главного героя.
7. ПОВ Рио
Удар, еще один, и бежишь. Не разбирая дороги, несешься вперед, выставляешь блок, уже предсказывая выпад противника в свою сторону. С легкостью уходишь от первой атаки и сразу вступаешь в бой, нагибаясь и, с разворота, ударяешь по колену, так чтобы он потерял равновесие.
В глазах блеск, на губах оскал, в теле адреналин, а в руках мощь. Мышцы напряжены, как струна и в каждый нужный миг ты реагируешь натренированным до автоматизма рефлексом, даже не думаешь, что и как необходимо делать. Просто плывешь по течению, слыша биение своего сердца, что бьется ровно и чисто, а к нему примешивается загнанная птичка противника, который ударяется раз за разом о свои прутья.
Прыжок, подтягиваешься на перекладине, уходя от целой толпы, и вновь в ночи, это сладкое наслаждение погони, хождения по краю и истома напряжения от будущей битвы. Пусть она вновь будет слишком быстрой и легкой, но в этом есть и своя прелесть.
Никогда не используешь что-то кроме рук. Оружие для слабаков, у которых нет собственных сил, чтобы справиться. А ты можешь, ведь не зря ты ставишь на уши весь свой маленький мир, как только рушится все внутри. В душе пустота, а значит и они должны об этом узнать… Должны, черт их возьми!
Ненависть раздирающими колючками впивается в мышцы, разгорячая их, вливая в кровь свой яд.
И бежишь, бежишь вперед с единственной мыслью – взбудоражить их, разорвать их на части и уничтожить! Этот мир погрязнет в хаосе и огне! Пламя твоего сердца сожжет их дотла, останется лишь безжизненный пепел, как и в твоей душе, разбитой на тысячи мелких осколков…
И как мама могла так долго лгать?
Какой-то старик встает на пути. Таких миллионы, но почему ему вдруг захотелось ночью прогуляться по довольно опасному району?.. Его проблемы!
– Уйди с дороги! – кричишь, еле останавливая рвущегося наружу зверя, который и так поглотил большую часть тебя.
– Ты остался еще там? – неожиданно спрашивает он. И ты останавливаешься, не веря своим ушам.
Несмелая улыбка касается губ:
– О чем таком говоришь?
Он смотрит осуждающе, но понимающе. И не бьешь. Ты же не бьешь беззащитных, пока что…
– Монстр не пожрал тебя? – и касание в грудь. Слабое, но ты, безвольной куклой падаешь на спину, больно ударяешься и теряешь сознание. Почему-то появляется сладкое ощущение, что все будет хорошо… Ты в отличных руках. Или просто умрешь.
Тебя устраивает любой выход…
Я очнулся уже в комнате, которая насквозь пропахла лекарствами и теми воспоминаниями, что наполнены мои последние дни в этом мире мафии. Схватился за что-то и только спустя мгновение понял, что предо мной стоит сам мистер Вулф. Я каким-то образом встал с постели и лунатил, а он, видимо, застал меня за этим занятием, и… переживает?
Когда я, немыслимым образом, оказался в его постели, в его объятиях, в объятиях монстра, который заставил меня вновь влиться в эту ничтожную действительность, я почувствовал себя спокойным. Прежде чем погрузился в сон, я вспомнил о том, как днем изменил мнение о себе среди его стада овечек-бойцов. И, как я понял, его родственник, возможно, брат, что-то заподозрил на мой счет…
А не надо было подходить ко мне сзади, когда я тренируюсь среди других хищников, пусть и без таких клыков, как у меня самого – естественно, что удивляться даже не стоит, если я в таком случае этому умнику выворачиваю руку и еле останавливаюсь от стыдливого прижатия к полу. Пусть радуется вообще, что я себя контролирую!
И вот, я лежу рядом с Вулфом, самым главным мафиози из тех, кого я пока тут знаю – и могу с легкостью убить его. Для этого достаточно лишь развязать руки своему зверю внутри. И это не волк, милый мой пирсингованный мафиози… О, нет! Все куда хуже.
Но я так не сделаю. Потому что я никогда не убивал… Ха! Лгу, но сейчас не об этом.
Я не буду убивать того, кто стал моим хозяином. Тот, кто вновь пробудил во мне этого монстра – он будет сам с ним справляться, когда тот окончательно вырвется на свободу. Это не моя проблема, я сам отрешился от него. Избавился! Но нет… Мир не может так спокойно отпустить меня.
Даже всех денег вселенной не хватит, чтобы отмыть ту грязь, в которой я жил с самого детства. Ничего уже не изменить, и стоит жить дальше. А смерть главы американского клана мафии не спасет меня от этой черной жижи, что все дальше в гущу засасывает меня. О-о, нет. В этом случае я сделаю только хуже – меня либо убьют местные за это, либо сделают своим главой. Последнее маловероятно, скорее кровная месть.
К тому же правда когда-нибудь раскроется. Как говорил мой учитель: «Ты не избавишься от истории своей семьи, даже если они все погибнут. И если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно обязательно выстрелит. Закон жанра»… Он всегда оказывался прав.
Я закрыл глаза, отдаваясь велению случая…
– Солнышко мое, ну, не плачь, – ласковые слова от мамы и ее приятный запах обволакивают, но я все равно не могу остановиться, и слезы текут ручьем по щекам. Я еще совсем ребенок, не старше и четырех лет, но чем-то сильно расстроен.
– Я… я не хочу делать окружающим больно! – кричу, почти навзрыд ревя.
Какой же я плакса…
– Ничего страшного, малыш… Девочке наложили гипс. Всего лишь ей руку сломал… – тон у мамы успокаивающий, но сейчас я уже слышу переживающие и пугающие нотки.
– Я не хочу так!
– Ты не будешь ходить в садик, хорошо… – она смотрит на меня своими зелеными глазами, которые достались и мне. Красивый цвет, приятно-сероватый.
Я слабо киваю, чуть успокаиваясь.
– Твой отец был прав, не стоило отправлять тебя в обычный садик после начала обучения, – еле слышно говорит она.
– Папа? У меня ведь нет отца, – удивленный возглас и воспоминание исчезает, растворяясь в ворохе других мыслей.
…
Почему я просыпаюсь в объятиях Вулфа и плачу? Я что, какая-то девчонка? Противно за тебя, мое глупое и беспомощное «я»! Ты же уже свыклось со своей судьбой, не так ли? Ты же уже принял меня, своего монстра, так почему же ты не сдаешься и все еще хватаешься за никчемные кадры прошлого? Ты уже пытался, «солнышко», выйти из этой грязи! Пытался и не раз! И где ты сейчас? Так почему же ты остаешься человеком? Мир дал тебе больше – меня… Понимаешь?
…
Заткнись! Просто молчи!
Обхватываю руками лицо. Я справлюсь. Самоконтроль – только он спасет меня.
В какой-то момент я просто устаю, и вновь проваливаюсь в сон, впервые с того дня, как я попал сюда, в чьих-то объятиях. Мне почему-то спокойно на душе, и границы сознания не рвутся на части, пусть и не склеились воедино.
Поутру я просыпаюсь в одиночестве, и в сладкой неге, валяюсь еще минут пятнадцать. Пока совесть не заставляет встать и покинуть главное святилище этого клана – спальню Вулфа.
«А тут довольно мило», – запоздало повествует мне внутреннее чудо. И я не могу с ним не согласиться, ведь несмотря на то, что внешне Вернер выглядит довольно необычным парнем, и мнение о нем складывается предвзятое, то комната у него прибранная, аккуратная и полна ярких положительных красок: светлые обои, большая, будто трехспальная постель, тумбочка рядом с какой-то книгой. И ни стола, ни вещей хоть как-то напоминающих о делах.
Движимый внутренним порывом нежности ко всему мягкому, я валюсь на кровать и вязну в простынях. Они такие белые и пушистые – необыкновенное чувство. Зачем-то прячусь в них, и только через мгновение понимаю, что кто-то открыл дверь и подошел прямо ко мне. По звуку легко определить какого веса твой противник, а по тени – его рост… и это не Вулф.
– Брат! – кидается на меня кто-то, обнимая куль с одеялом, и нежно трется щекой о ткань. – Доброе утречко.
Я нервно икаю.
– Вер-Вер, ты чего такой тихий? – хихикает он, разворачивая край одеяла, и утыкается… в меня.
– Привет, – улыбаюсь я ему и даже доброжелательно махаю рукой. Аккурат в этот момент дверь сбоку открывается и из ванной комнаты выходит Вернер Грей Вулф собственной персоной. Слава Богу, что не в чем мать родила, а с накинутым на бедра полотенцем.
А у него неплохое тело. И шрам на шее. Я его прежде не замечал… Тату же меня лично мало волнуют – мафия любит рисовать на себе всякие знаки, как принадлежность к клану, уважение к старшим и память о прошлых событиях. Я не привязан к таким вещам – лишь мой мозг должен знать все.
Как аппетитно стекает струйка воды по телу Вулфа… Я проголодался.
– Вер-Вер, ты с ним спал что ли? – прижав ко рту ладонь, интересуется мальчишка, испуганно раскрыв глаза.
– Вот именно, что просто спал. Я не знаю, о чем ты там подумал, но… – зачем-то тараторю я, чувствуя себя глупо.
– Проваливай, – рычит на меня зверь Вернер.
Я за мгновение скрепляю цепями своего так, чтобы он не вырвался наружу и не разорвал этих двоих на куски. Хотя, возможно, с самим мистером Вулфом придется помучаться, но конец нашей битвы предопределен – я выучил его приемы, еще, когда под стол ходил и сейчас у меня не тот уровень. У него есть главное – опыт убийств.
Выхожу из комнаты, под тяжелый взгляд двоих. А внутри мечется монстр, своими клыками впиваясь в железо, пытаясь разорвать путы. Но пока я сильнее.
– Эй, это же Рио к нам вернулся, – смеются парни-хомячки, когда видят меня, вошедшего в их скромную обитель.
Я киваю качкам, потом понимаю, что они ждут ежедневного ритуала, и пожимаю руки каждому, словно бы мы друзья. Они хорошие, несмотря на то, во что ввязались, но иметь друзей в таком месте, где каждый день может оказаться последним – не лучший выход.
– Слушай, – неожиданно во время пиршества всякими коктейлями посреди дня, спрашивает меня парень по имени «Люк», – а ты как вообще в это все ввязался?
– Меня купили, – бесчувственно пожимаю плечами.
Качки чуть было не поперхнулись своими напитками.
– Что? – ужасается Джеймс, пока я с отвращением слежу, как он поглощает сок из свежих яиц, сельдерея и еще не пойми чего.
– Ты не понимаешь, Рио, – необдуманно хлопает меня по плечу блондин, но я вовремя блокирую импульс. – Мы-то выбрали этот путь сами, и в любой момент можем уйти. А вот тебя отправят на смертельный бой, если пройдешь первый круг.
Я не разделяю их переживания, честно.
– Это лучше, чем быть чьей-то игрушкой в постели, – усмехаюсь я.
Парни какое-то время молчат, то ли оцениваю эту возможность, то ли мою внешность, то ли еще что…
– Ты бы убил его, – усмехается, наконец, Джеймс.
Возможно, он прав, и я улыбаюсь в ответ.
– Слушай, а кто тебя продал-то? – осторожно интересуется Бойд. Блондины, вообще, никогда не отличались тактом.
– Арабы, – спокойно отвечаю я. И понимаю, что просто так парни не могли спросить, ведь через мгновение они тащат меня к ноутбуку.
– Давай, выясним, чем они сейчас занимаются, а? – у Джеймса горят глаза. Этот невысокий качок поражает меня своим азартом и ребячеством.
Поиски их радуют радужными красками и они в течении какого-то времени занимаются ерундой, игнорируя уже, по сути, начавшуюся тренировку. Я скептически отношусь к такого рода времяпровождению и отходу от правил. Тренировки нельзя пропускать – эту истину мне вбили в мозг гвоздями, когда я учился…
Но когда Бойд восклицает, что был найден труп молодого парня, предположительно убитого шайкой Принца – одного главаря из двух арабской мафии, у меня больно колит в сердце. И предчувствие не обманывает меня – расталкивая хомячков, я вижу на фото раскуроченное тело. Но даже так, я вижу четкий шрам на правой руке…
Воспоминания накрывают с головой.
– Костя, ты как любишь? С майонезом салат или с маслом? – кричу через всю квартиру, хотя у нас всего одна комната и друг неподалеку.
В руках нож, а на доске помидоры. Их я и режу, ведь осталось только покрошить редиску – и летний салат по-романски готов. Мой собственный рецепт.
Только недавно переехал в общагу, и даже обзавелся лучшим другом – Костей. Прекрасное приобретение, если так можно сказать: тихий, в меру веселый, дружественный, умный, любит выпить, но все мы не без греха. Я тот еще монстр.
Но я справлюсь. Я переехал, сменил ритм жизни, и даже умудрился попасть на конец первого курса. Обмануть всех – миссия выполнима. Еще бы обмануть себя…
Костя неожиданно оказывается сзади, приобнимает и кладет руку на доску, шепчет:
– С Маслом…
Я испуган, почти беспомощен, и за секунду это дает выход накопившейся силе зверя – он хватает рукоятку ножа и лезвие с легкостью проходит сквозь тыльную сторону ладони.
Кровь хлыщет, словно я перерезал другу горло. Ужасная мысль, правда.
– Черт, Кость, прости… Черт! Нужно вызвать скорую…
– Ничего страшного, все в порядке, Ром, – отвечает он, но его лицо быстро теряет цвет.
– Фак! Костя, ну… зачем ты? – я его не виню. Скорее мне впервые за кого-то страшно, кроме мамы.
Тогда ему наложили швы, он еще долго смеялся, что я больно нервный и ко мне сзади лучше не подходить. Вот только шрам остался.
Я поднял глаза к потолку, унимая слезы…
Я рушу жизни людей вокруг себя. Это никогда не изменится. Куда бы я не бежал и кем бы не был.
