Текст книги "Любопытство - не порок, но оно наказуемо (СИ)"
Автор книги: Akira Honey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)
– Сильво, мой дорогой Сильво, я не хочу читать тебе длинную речь, так как это было бы глупо. Я просто напомню тебе, что обещал превратить твою жизнь в ад. И я это устрою, – он достал откуда-то маленький пульт и, как какую-то игрушку, покрутил им перед камерой, показывая нам его во всей красе на экране. – Здание, в котором ты сейчас находишься, заминировано. И по нажатию кнопки ты умрёшь. Прощай, Сильво. Один… Два…
В одно мгновение на экране мелькнула чья-то тень, а у виска мужчины возникло дуло пистолета.
– Три! – раздался выстрел. Грек даже понять ничего не успел, а его мозги и кровь заляпали камеру, закрывая обзор, но было очевидно: Грека убили. А потом раздался чей-то голос с сильным акцентом, делающим слова почти неузнаваемыми: – Мистер Вулф, Мистер Сильво, вы свободны. Считайте, что это плата за кое-какие услуги, – раздался тихий смешок, который тут же потонул в новых словах: – Рио вы можете найти на заброшенной фабрике мебели. Удачи.
Свет экрана погас. Мы оказались в кромешной тьме.
– Что произошло, Армандо?
– Не знаю, Волк. Не знаю.
Раздался скрежет – это открылась дверь...
/Автор главы – Рейка/
/Наша бета занята и мы ищем ей помощника/
25. ПОВ Рио
В мутном восходе дня ярким пламенем горели сердца молодых, идущих в тени коробок-домов, а в глазах их светилась ярость, переливаясь всеми цветами радуги. И среди одной из таких теней был я… Точнее, моя точная копия, но только моложе, с короткими волосами, незажженной сигаретой, воткнутой в зубы для поднятия статуса, и пафосной походкой.
Туман, окутавший город, плыл по своему собственному течению, пока я не поравнялся с каким-то парнишкой из школы неподалеку. Он был в больших стеклянных очках, и за версту от него веяло жертвой, так что, когда он споткнулся, засмотревшись, и чуть было не грохнулся на меня, я тут же вцепился в ворот его клетчатой рубашки.
– Проблем хочешь? – прошипел сквозь сомкнутую челюсть.
Глаза парней позади меня засверкали жаждой крови…
– Сынок! – воскликнула мама, отчаянно отмывая мои руки. – Как? Зачем?.. Ты избил мальчишку почти до смерти! Что с тобой?
– Он слаб. А слабые не заслуживают жизни, – произнес я, ухмыляясь собственному отражению. С зеркала на меня смотрел невысокий мальчишка, не старше четырнадцати лет, а уже отъявленный бандит. – Не я, так кто-то другой покажет ему настоящее.
– Кто тебе сказал эту ерунду? – она прикрывает рот ладонью, не в силах сдержать эмоции. – Женечка, то, как ты живешь… Далеко не все делают так же…
– Тогда почему я постоянно тренируюсь? Не для того ли, чтобы указывать всякой мелочи ее настоящее место? – вскидываю удивленно бровь.
– Ты… Господи, я создала монстра, – еле слышно лопочет мама, шокировано смотря в мои глаза. – Это не так, солнышко! Не так… Это для твоей же защиты. Когда вырастешь – поймешь, обязательно. Но обижать других не стоит! И создавать различные группировки тоже…
Она устало откидывается назад, прикасаясь к ванне. Она устала. Это видно невооруженным взглядом: бледная кожа, на губах ни кровинки, а в ярких прежде глазах нет того зеленоватого цвета ворожеи. Но я не замечаю как ей тяжело дышать, как она устало склоняется надо мной, чтобы сказать:
– Тебе нужен настоящий учитель…
Лес. Вокруг тишина, а я слушаю журчание ручейка вдалеке, легкое колыхание листвы ветром. Именно такое «безмолвие» нравится моей изломанной душе.
– Этого недостаточно, – слышу я знакомый и родной голос, легко прерывающий любую завесу молчания. – Ты недостаточно сосредоточен.
Учитель, друг, враг, родной человек, который понимает мою истинную сущность, который осознает всю серьезность каждого поступка, каждого движения таких, как мы… Мужчина, заменивший мне отца.
– Я буду стараться, – произношу сквозь зубы, потому что отвлекаться нельзя. И сразу же получаю первую шишку в лоб. Ловлю ее в полете, но цели достигает следующая, а все из-за моей невнимательности.
– Не надо говорить. Надо делать!
Пелена перед глазами исчезает, и появляется боль. Она раскатывается по телу волнами, поглощая клетку за клеткой, пока все тело не изнывает от страданий, пока не остается свободного кусочка кожи, который бы не испытывал изнуряющий жар и боль на грани обморока.
Хочется вновь погрузится в собственные воспоминания, но запах лекарств и чей-то монотонный голос возвращает сознание на землю, в тело, которое стонет от мук.
– Зачем ты меня убил? – спокойно интересуется учитель из прошлого. Он касается ладонями своего живота, и ткань хлопковой рубахи тут же смачивается кровью, заливая его бледные пальцы, проникая в морщинки…
– Я не хотел… Не хотел, правда, – почти плачу я, протягивая к нему руку, но его тень исчезает в белом потолке, что крутится надо мной.
Только не вновь в действительность…
– Он очнулся, – констатирует кто-то факт, и я осторожно опускаю взгляд, чтобы встретится с едким взором карих глаз итальянца. – Как себя чувствуешь, малыш?
– Меня зовут Рио, – устало примечаю я и приподнимаюсь на локтях, чтобы увидеть стоящего подле Армандо Вернера. – Как мило, что все мы здесь сегодня собрались…
Мафиози не понимают меня, потому что последнюю фразу я сказал на русском. Они переглядываются, и Вернер как-то слишком по-доброму касается моей руки, к которой прикреплена капельница.
Вообще, после того, как я потерял сознание, самой что ни на есть последней и нереальной моей мыслью могло быть предположение, что я очнусь в больнице, а не в какой-нибудь канаве. Остается только радоваться, что страшное не случилось, а наличие двух мафиози неподалеку лишь маленькое дополнение к моему лучшему исходу того похищения.
– Кстати, раз такая пьянка пошла, – протянул Армандо, как-то недобро ухмыляясь. – Я могу открыть тебе истину, братец?
Вернер скептически приподнял одну бровь и внимательно посмотрел на итальянца, у меня же нервно засосало под ложечкой. И не зря, потому что через мгновение он продолжил:
– Рио – это не настоящее имя мальца.
– Да, мой человек нашел тот паспорт на имя Романа, – кивнул американец, пока не чувствуя истинного значения слов Сильво. Я же в панике уставился на итальянца, чуть ли не прожигая его ненавидящим взглядом. И он, видимо, все же решив оттянуть мою смерть, кивнул на это заявление Вернера, пусть и с опозданием.
– А почему тебя никто не ищет? – заинтересованно спросил Вулф, обернувшись ко мне.
– Моя мама недавно умерла, а отца я никогда не знал, – ответил я, не кривя душой.
Сильво хлопнул Вернера по плечу и с менее радостной улыбкой на устах заявил, введя меня в ступор:
– Может усыновим его, а?
– Как пара? – уточнил Вернер, но тут же его уши порозовели, и он быстро продолжил: – Я бы был не против взять под крыло такого способного парня, как Рио, но он уже мой.
Мне кажется, или последнее слово было выделено какой-то отдельной интонацией?
– Если как семейной паре усыновлять мальчонку, – продолжил гнуть свою линию Армандо, не обращая внимания на посылающего в его сторону убийственные волны Вернера, – то стоит сначала съездить во Францию и расписаться.
– И не мечтай! – фыркнул на него Вернер, возвращаясь ко мне. – Рио, с тобой точно все в порядке? Тебя накачали наркотиками, поэтому еще какое-то время тебе придется находиться под неустанным контролем медперсонала и врачей. Поправляйся быстрей, мы не будем тебе мешать…
Вулф поднялся со своего места и, дойдя до двери, недвусмысленно взглянул на Армандо, все еще стоящего подле моей постели.
– Я сказал «мы», – медленно произнес парень, выделяя каждое отдельное слово.
– Да не съем я твоего личного киллера, – сказал Армандо, но никто из нас двоих с Вернером ни на секунду не поверил его обещанию.
Несмотря на то, что за окном все еще был ясный день, мне понадобилось не больше получаса, чтобы погрузится в неспокойный, запутанный сон…
– Это будет важный урок, Женечка, – заверил меня как всегда спокойный голос учителя.
– Можно я спрошу, прежде чем мы начнем, учитель?..
– Что?
– Вы одиноки, учитель? – этот тон сказанной фразы казался таким забытым.
– Нет. Я женат, – ошарашил меня старец, чуть улыбнувшись. Я никогда прежде не видел на его тонких устах и полуулыбки, так что такая яркая и искренняя эмоция ввела меня в легкий ступор.
– Но тогда, как?.. – не смог я сформировать дельную мысль.
– Хочешь узнать, почему тогда я не с ней? – продолжал ласково смотреть на меня мужчина. – Потому что она умерла, а такие, как мы, не умирают сами. Нас могут только убить. Запомни это, Женечка. Мы – как многовековые статуи, место которой может занять только другая, более сильная, зверская и до невозможности прочная.
Я кивнул, принимая его слова как должное.
– Но Вы сказали «женаты»… Будто она до сих пор жива, – заметил я.
– Потому что это была одна единственная любовь на всю жизнь, – произнес он и подал сигнал начала урока.
Небольшое пыльное помещение, внутрь которого проникает разве что потерявшийся от остального косяка луч. Коробки по углам, к которым приткнулись бамбуковые палки, оставшиеся после последнего задания, самые необходимые предметы мебели вроде пары стульев, стола и постели. И в этой темноте начинается танец смерти, где каждое движение отдается в сердце отзвуком скрежета секиры женщины в черном.
Выпад вперед ладонью, но вовремя поставленный блок останавливает болезненный удар. Ухмылка касается моих губ, потому что все это так обычно и просто, что в голове в одно мгновение складывается куда более продуманный план по захвату очередного первенства в битве. Раздвигаю ноги, почти садясь на шпагат, прогибаюсь в спине так, чтобы ладони касались пола, и прежде, чем стопа учителя касается колен, поднимаю нижние конечности в воздух. Улыбка не сходит с лица, и когда следующий удар метит по рукам, подпрыгиваю и ухожу кувырком назад.
– Это все очень показательно, Евгений, но когда мы начнем драться? – интересуется учитель, пока я, наконец, принимаю вертикальное положение, приподняв бровь.
Я облокачиваюсь о стол и не сразу понимаю, что мужчина уже рядом со мной. Первый удар ладонью приходится по груди, и боль неприятными волнами расходится по клеткам, но это отрезвляет разум и тело, так что следующий замах блокирован и перенаправлен на самого противника. Провожу пару спокойных мгновений, чтобы успокоить дыхание и нормализовать ритм сердца, после чего нападаю, метя в самые болезненные точки, ведь мне стоит вернуть это очко в руки учителя, а не оставлять все, как есть.
Кровь, появившаяся на устах, будоражит, а ее привкус манит своей мистичностью и такой нереальностью, что действительность меркнет. Жар тела, пот, спокойствие в действиях и уверенность, что тебе смогут дать отпор, не получив серьезных ран, безумно манит своим горьким запахом. С остальной частью человечества вот так не поиграешь, не загремев потом в тюрьму за убийство!
Нападаю, сначала метя в область лица, а потом наклоняюсь и сбиваю с ног. Пусть этот маневр и удается лишь с третьей попытки в бою, но это приносит небывалое ликование, после которого каждый удар становится чем-то сродни продолжению тела…
Ударяю ступней о живот, отбрасывая мужчину назад, сам ухмыляюсь, будоража мысли сладкой истомой настоящей драки. Подбегаю к столу, легко подпрыгивая на него, и тут же с высоты взгромождаюсь уже на плечи учителю, ничуть не раня, а играя со своей жертвой. Не проходит и доли секунды, как я оказываюсь позади, на одном колене, чтобы коснуться боковой стороной ладони пустоты, ведь мужчина уже сам оказывается на возвышенности, а мне приходится отходить назад.
Выпад, удар, разворот, полет души и тела. Разминание шеи и легкий щелчок где-то там, на подсознательном уровне, что все становится серьезней, а учитель давно уже метит в самые опасные точки, будто желает убить… Вынуждает относиться ко всему с пущей важностью и атаковать по-настоящему, бурля кровью на самом острие ножа.
В какой момент у меня в руках оказывается бамбуковая палка? Когда я успеваю обломать один ее конец об колено так, чтобы он стал острым? Как так случается, что учитель оказывается менее сильным, чем я?..
Любой предмет в руках подобного мне становится смертельным оружием вне зависимости от того, для чего оно нужно в реальной жизни.
Так что, играя палкой в руке и перекручивая ее меж тела на манер того, как тискаются в фильмах девушки с их любимыми плюшевыми игрушками, я, показав часть своего мастерства владения подобными предметами, кидаюсь на учителя. На губах все еще играет ухмылка, полная власти ситуации, а осознание содеянного приходит лишь тогда, когда мужчина напротив тоже улыбается, а из края его губ тут же течет кровь, в то время, пока внизу, в области живота, живительная жидкость вытекает с безумной скоростью.
– Что? Нет! Я… я сейчас вызову скорую и… – лопочу бессмысленно и пытаюсь вытащить палку, но учитель останавливает.
Видно, что ему больно говорить.
– Я сам тебя заставил. Я не сказал тебе, но я решил еще тогда, когда ты появился в моих дверях со своей мамой, что из нас двоих в конце останется в живых лишь один. И я рад, что ты стал тем самым учеником, который превзошел меня и лишил жизни, ненужной после смерти любимой.
– Нет… нет, – как мантру продолжаю повторять я, пока из безжизненного тела напротив не перестает идти кровь, а в душе неожиданно не становится так пусто и одиноко, что впору выть на луну…
– Рио, Рио, проснись! – как сквозь вату доносится до меня чей-то знакомый голос. – Ты плачешь, Рио!
– А? – дернулся я, вытирая лицо рукой. – Уже утро?
– Да, час дня, – произносит Вернер, и я, моргая, наконец вижу его обеспокоенное лицо. – С тобой точно все в порядке?
– Точно, – киваю я, присаживаясь на постели. – Скоро меня выпишут?
– Через неделю, в лучшем случае, – отмечает Армандо. – Если бы Вулф послушал меня и привез врача на дом ко мне, то было бы меньше проблем с выяснением твоей личности у местного правительства… А так, мы сделали тебе новые документы.
Сильво кивнул в сторону столика, что был неподалеку, и я увидел огромный букет алых роз, возле вазы с которыми лежал паспорт и ключи от иномарки. Видимо, их туда положил Вернер, а итальянец так тонко намекнул ему их убрать, но Вулф не обратил внимания на беспокойство мафиози и продолжил расспрашивать меня о состоянии духа.
– Круто, и как меня зовут? – осторожно интересуюсь я, все же протягивая руку к столь желанной корочке. Никто не останавливает меня и я, движимый далеко не любопытством, беру в руки итальянский паспорт с гражданством страны Армандо.
– Рио де Сильво? – чуть ли не поперхнувшись каждым словом, произношу я. – Это…
– Не было времени придумывать другое, – машет рукой Сильво, как бы показывая, что не стоит благодарностей, и снисходительная улыбка касается его губ. – Хорошо вышло.
– Пр-росто замечательно, – начинаю заикаться я. Гнев охватывает меня, потому что опять кто-то что-то за меня решает. И так всю жизнь! Даже учитель сам выбрал свою смерть от моей руки, не спросив меня, не поставив в известность, а этим… Не было ли проще взять мой старый русский паспорт?
Я приподнимаюсь, откидывая полог одеяла в сторону, и встаю с постели. Голос Вернера пытается остановить меня:
– Врач сказал нам, что ты должен лежать. Через пару дней мы тебя заберем из этих белых стен, пропахших лекарствами. Потерпи немного…
Они не понимают. Пока что. Надо действовать быстро…
– У меня неприятное чувство в груди, но в целом я чувствую себя хорошо, а постоянно лежать не в моей привычке, – замечаю я чуть злобнее, чем стоило.
Армандо быстро оказывается подле меня, чтобы почти до боли сжать мое плечо и заставить вновь сесть на край кровати.
– Четко сказано – «постельный режим», Рио, – и в этот момент его глаза опасно окрашиваются красным.
– Хорошо, – киваю я. И Армандо, не привыкший ко мне, принимает за чистую монету эту мгновенную капитуляцию. Но стоит ему только отвернуться, как я кидаюсь к чуть приоткрытому окну, распахиваю его настежь и высовываюсь наружу прежде, чем раздается громогласный выстрел в моей палате.
Пуля проносится мимо, зато возникает паника, которая мне так сейчас необходима, ведь я вишу на уровне третьего этажа. А в груди и вправду неприятно зудящее ощущение, которое мешает дышать полной грудью. Как назло, из руки выпадает паспорт и падает на солнечный асфальт возле стены больницы.
Ветер свободы обдает лицо, пока я улыбаюсь и считаю секунды до следующего выстрела.
Кто-то кричит на… явно не английском языке, и я, раскачиваясь, прыгаю и тут же хватаюсь руками за следующий подоконник. Обернувшись, я вижу, что Вернер почти вылез наружу, недвусмысленно воткнув лезвие ножа в то место, где прежде я держался рукой.
– Вернись, и я все прощу, – одними губами говорит он, на что я все же умудряюсь показать средний палец.
Я тут же отворачиваюсь, понимая, что в любой момент мне могут выстрелить в спину. Прижимаю ноги к стене, а то, что я босой, определенно помогает. Я отпускаю пальцами твердую поверхность подоконника как раз вовремя, чтобы не попробовать свинца появившегося в окне Армандо. Хватаюсь за верхний край рамы стеклянного окна второго этажа, существенно оцарапав колени и костяшки пальцев, после чего разбиваю его коленом и проникаю внутрь… чтобы всполошить всех, кто делает операцию.
– Простите, – с перепуга на русском выдаю я и кидаюсь прочь, выбегая из палаты. По коридору за мной уже несутся люди в черном, наверняка мелкие букашки Армандо, так что я, не мешкая ни секунды, бросаюсь в противоположную им сторону, чтобы понять – меня успели окружить за считанные мгновения. Не зная куда податься, я отворяю первую попавшуюся дверь и вновь оказываюсь на улице, держась за оконную раму и вдыхая такой манящий воздух свободы.
На мое счастье неподалеку оказывается козырек выхода из больницы, так что единственной моей целью является быть там уже через пару мгновений. Пока все указывают пальцем на происходящее и снимают на свои мобильные телефоны, я спрыгиваю на горячий полуденный асфальт, делая тут же перекувырок, чтобы блокировать отдачу при приземлении, и бросаюсь прочь от белого здания, утопающего в зелени.
Я бегу как можно быстрее, пока сердце бешено стучит и отдается в висках. Тело ноет от полученных ссадин, но это ничто по сравнению с мировой революцией.
Лишь когда я оказываюсь в каком-то темном переулке, а люди перестают указывать на меня пальцем, потому что я в одних светлых брюках, испачканных в собственной крови, до меня начинает доходить смысл случившегося и то, почему паспорт был итальянским…
Я в Италии, черт всех мафиози дери!
Возникает резонный вопрос… Зачем я сбежал? Ни документов, ни знания языка, ни адекватной одежды… Я молодец, что еще сказать?
26. ПОВ Армандо Де Сильво
Не могу сказать о себе, что с легкостью читаю людей как книги, тем не менее считаю, что в людях разбираюсь неплохо. Я редко ошибаюсь в этом плане и оно понятно, ведь если бы я не развивал интуицию, то не дожил бы до своих лет.
Мои коршуны отправились «расчесывать» территорию депо, откуда поступил сигнал. Немного погодя и мы отправимся туда. Надеюсь, Леон как всегда оставит для меня одну засаду… если не разминать косточки, со временем я зверею.
– Сильво, – тихо окликнул меня Волк, отчего я вздрогнул и поднял на него глаза.
– Что, Волк? – так же тихо в ответ.
Вернер. Вот что он за человек? Если продолжить сравнения с книгами, то он больше всего, на мой взгляд, походит на справочник по медицине. Не могу избавиться от ощущения, что у Волка раздвоение личности. Причем он об этом не подозревает, а значит не умеет переключать личности умышленно. Он всегда руководствуется инстинктами… как дикое животное. Все его решения спонтанные и мгновенные. Это и плохо – легко допустить ошибку, и хорошо – противнику невозможно просчитать следующий его шаг…
– Для тебя ведь важнее не убийство Грека, а спасение Рио, так ведь? Зачем тебе это?
Вот опять. Что у него в голове? Разве сейчас передо мной Волк? Нет. Передо мной наивный мальчишка. Спасение Рио важно, не знаю почему, но важно, однако я не стал бы ради него поднимать свою армию. Может Вернер мне и крылышки пририсовал сзади? И нимб? Сейчас его личность хищника отошла на второй план и передо мной все тот же Вулф, что играл со мной в одной песочнице. Он искренен. Он чист. Чист в том смысле, что не носит масок. Просто над ним берет верх то кровожадная личность, то душа ребенка – очень интересный случай. Я судорожно вздохнул, поднялся со стула и подошел к названному брату. Похоже, он опять что-то выдумал про меня… Лошадок? Мотыльков?
Мне захотелось дотронуться до этого чуда из клубка гротеских черт характера. Странный ты, Вернер. Наши пальцы переплелись. Неожиданно Волк притянул меня к себе и обнял. Так по-доброму, по-домашнему. Забытое чувство чего-то родного. Но чувствую, что эти телячьи нежности сейчас расклеят меня окончательно. Надо разрушить это состояние, пока я не превратился в девочку. Представив себя в розовом платье и с сачком, ловящим тех самых мотыльков, которых мне придумал Вернер, я рассмеялся в голос. Мой хохот, как инородное тело, разрушил нечаянное волшебство, и оно исчезло в мерцающей пыли. Надо же, действие опия должно было давно закончиться. Может я действительно сменил пол? Отпихиваю Вернера от себя, выпрямляюсь и говорю самое гадкое и не подходящее к моменту, но так надо:
– А говорил – не педик!
– Ублюдок, – прошипел он сквозь зубы, тут же поднимаясь на ноги, опираясь на протянутую с улыбкой руку. Но даже тогда, когда Волк уверенно стоял на ногах, я не отпускал его руку, смотря прямо в глаза, – кажется, я улыбался. Я снова увидел в лице Вернера звериную морду Волка. Ты опять сменил ипостась, мой мальчик? Вот ты оскалил клыки, и по ним бы уже стекала кровь, если бы ты выпустил свою хищную сущность на свободу.
…
Коршуны сообщили мне в микропередатчик, вставленный в ухо, что на территории заброшенного депо практически никого нет, кроме небольшой стайки сброда Грека. Я подал сигнал, что с этим в состоянии справиться сам. Ангар конечной станции оказался заминированным, но саперы умело разминировали его. Я с Волком направился прямо туда. Раз это место Грек отметил особенно, значит оно является местом встречи. Встречи? Какой встречи? Разведка доложила, что сального ублюдка здесь нет!.. Но раз уж мы уже здесь…
Запустение станции проникало своей сыростью прямо в душу, заставляя передергивать плечами. Мы остановились напротив табло. Гнев. Мной овладел гнев. Огненный, яростный, сметающий из моего сердца все другие чувства, мысли и мечты. Только смерть. Я хочу срезать твою лысую башку без шеи с жирных, оплывших плеч, Грек! Не могу больше!
– Выходи, сукин сын!
Тут неожиданно дверь за нашими спинами захлопнулась. Электропривод? А табло включилось, и на его экране появился мой кровный враг.
– Здравствуйте, Мистер Вулф! Здравствуйте, Армандо Де Сильво! Как я рад вас видеть в столь прекрасный час!
– Что ты сделал с Рио, сукин сын?! – закричал я, не в состоянии просто говорить. Если Дамианоса здесь нет, значит и Рио черти где!
Вернер достал телефон и попытался позвонить.
– О, Вернер Грей Вулф, не стоит звать друзей. Здесь стоит заглушка. Вы не сможете позвонить, даже пробовать не стоит. И, как вы уже догадались, меня тут нет. Вы в ловушке, – наглая свинья. То-то я не слышу в передатчике голоса своих людей. Но, где бы ты не скрывался, я найду тебя, потому что это мой город и по заднему плану я приблизительно догадываюсь, где находится твоя жирная туша. – Здравствуй, мой дорогой друг! Как ты поживаешь?
– Лучше, чем ты будешь через пару минут.
– Оу, какие мы злые, – он захлопал в ладоши… ты у меня дохлопаешься!
– Ненавижу тебя, – рука рефлекторно наставила пистолет на экран. Я не собирался стрелять, мне просто доставляло удовольствие, что Дамианос Дукакис увидит дуло моего пистолета.
– Охо-хо, Сильво, ты как всегда выше всяких похвал, но ты ведь не расстреляешь монитор? Не думаю. Хотя бы потому, что у меня есть это, – и на экране появился Рио, которого Грек держал за шкирку как дворового, блохастого кота. Лицо паренька сметало все сомнения насчет его состояния. Однозначно он уже под наркотой.
Грек провёл рукой по его лицу, шее, сжав на ней руку, словно желая придушить Рио, но потом посмотрел на нас и улыбнулся. Он играл. Но не долго осталось… я оторву тебе игралку.
Дальше мне уже было не интересно. Надо было уходить и ехать туда, куда подсказывала мне моя чуйка. Однако произошло непоправимое! Ужасное! Чудовищное в своей несправедливости! А-а-а-а-а-а! Какое-то чмо убило моего Грека! Порву на ленточки и бантики навяжу!
– Рио вы можете найти на заброшенной фабрике мебели. Удачи.
Сука! Да я и без тебя это знаю!
Свет экрана погас. Мы оказались в кромешной тьме.
– Что произошло, Армандо?
– Не знаю, Волк. Не знаю, – все, я больше не могу! Мой рык разнесло разбуженное эхо, в панике заметавшееся обо все стены станции. Темноту разрезали вспышки выстрелов – я все же расстрелял монитор. Моя мечта разрушена! А я так мечтал вырвать у Грека горячее, пульсирующее, истекающее кровью сердце и сожрать его! Но я не питаюсь падалью! Грек мертв… Не может быть!
Раздался скрежет – это открылась дверь...
– Босс, Вы нас звали?
…
Мы нашли мальчишку под конвейерной лентой. Он, как новорожденный котенок, пытался ползти наугад. Вернер тут же кинулся к своему любимцу, а я метнулся к несбывшейся мечте, чтобы оплакать её.
Грек валялся перед блоком управления конвейером, на котором лежал простреленный ноутбук, заляпанный кровью. С ноутбуком я разберусь потом, но он все равно должно быть пустой. Грек – свинья хитрая… был. Какая потеря! Куча сала без мозгов валялась на полу. Из простреленного черепа уже вытекло и застыло коркой его содержимое, что когда-то было мыслями и планами Грека.
– Вернер, дай мне твой ножичек.
Вернер держал Рио на руках и с интересом смотрел на меня.
– Армандо, брось здесь свое дерьмо, нам нужно ехать в больницу.
– Нет. Ты не понимаешь, Волк. Мы с Греком семнадцать лет охотились друг за другом и вот теперь, когда он был практически в моих руках, его убил кто-то посторонний. Вернер, дай ножичек, – я подошел к влюбленному в свою игрушку мальчишке, намереваясь обшарить его под плащом. Я должен совершить ритуал смерти, иначе я себя не прощу. Волк хмыкнул, посмотрел на меня приблизительно с такими же мыслями, как и я о нем, и подставил свой левый бок. С пояса свисала кобура, в которой находился милый ножичек кукри.
Острие лезвия выше всяких похвал! Голова отделилась от тела моментально. Пенальти, и мяч летит в ворота (окно). Настроение мрачное… Чуда не свершилось. То, что я сделал – это не месть, а жалкое ее подобие. Окоченевший труп – мерзкая игрушка, не принесшая мне отраду. Все бессмысленно. Забираю ноутбук и жестом руки приглашаю Вернера следовать за собой. Зачем я марался об эту свинью? Теперь от меня воняет. Воняет? Или мне кажется…
…
В больнице доктор щедро развесил на наши уши спагетти, а кетчупа не предложил. Какая неделя? К черту. Рио – здоровый парень, а не ребенок. Почистим капельницей кровушку и к вечеру заберем его домой. Не оставлять же мальчика ночевать в этом рассаднике болячек. А у меня в имении и еда домашняя, и джакузи с бассейном на открытом воздухе.
Вслед за доктором рехнулся Вернер. Во-первых, второй поверил первому. Я понятно излагаю? А во-вторых, прыгая вокруг парня, Волк мне упорно напоминал встревоженную наседку. Как я и ожидал, а я ведь говорил, но меня никто не слушал, Рио очнулся к обеду. Живенько так очнулся. Едва я раскрыл рот, как он стал своим прожигающим взглядом кидать мне туда виртуальные гранаты. Вернер недооценивает малыша. Ох, я бы его раскрыл!
– А почему тебя никто не ищет? – заинтересованно спросил Вулф.
– Моя мама недавно умерла, а отца я никогда не знал, – бедная сиротка, сейчас всплакну. Ну, ей Богу, надо спасать малыша. Дать, в конце концов, «нормальную, здоровую семью». Из меня сочится яд. Он меня переполняет. Я сейчас лопну. Вернер достал меня розовыми соплями до чертиков. Мальчики, я готов подарить вам себя! Берите, берите даром! Хлопнув Вулфа по плечу и еле сдерживая улыбку, чтобы окончательно не стать клоуном из Макдональдса, я все же высказал все, что думаю обо всей этой печальной истории.
– Может усыновим его, а?
– Как пара? – уточнил Вернер, а я чуть не сел на пол прямо там, где стоял. Так бы и затискал тебя, мой Волчонок, какой же знатный бред сидит в твоей милой, мелированной головке. Я же пошутил! – Я бы не против взять под крыло такого способного парня, как Рио, но он уже мой.
Вернер, ты не сможешь теперь от меня уйти. Даже не отнекивайся!
– Если как семейной паре усыновлять мальчонку, – продолжил я гнуть свою линию, не обращая внимания на посылающего в мою сторону убийственные волны Вернера, – то стоит сначала съездить во Францию и расписаться.
– И не мечтай! – фыркнул Вернер. – Рио, с тобой точно все в порядке? Тебя накачали наркотиками, поэтому еще какое-то время тебе придется находиться под неустанным контролем медперсонала и врачей. Поправляйся быстрей, мы не будем тебе мешать… – Я посмотрел на Рио. Рио, ну что же ты?! Скажи: «Да, мамочка». Ну скажи-и-и-и! Молчит!
Я уже пригорюнился, что веселью пришел конец… А нет! Вернер не подкачал:
– Я сказал «мы», – медленно произнес Волк, выделяя каждое отдельное слово. «МЫ!». «МЫ!». Это прогресс! Это прорыв! Это по Фрейду! Он уже объединяет нас в обращениях, несмотря на отрицательную окраску самой речи. Вернер, я тебя съем.
– Да не съем я твоего личного киллера, – проговорил я, мурлыкая большим, хитрым котом. Мне, конечно, никто не поверил… и это правильно. Бдите… пока бдится.
…
Я говорил, что Вернер законченный романтик? Простите, что повторяюсь. Он подарил парню розы цвета страсти. Прокашлялся в кулак. Более того, он так прочувствовался к пацану, что подарил ему красный Nissan Murano. С моим подарком – итальянским паспортом – это же гремучая смесь. Он в своем уме? Никакие намеки на Волка не воздействуют, а Рио откровенно потешается над моими потугами. Маленький мерзавец, – но это я любя. Он просто еще не оценил верх моего остроумия…
О, да-да-да! Он увидел, как его теперь зовут! Луну с неба за это лицо! Брависсимо! Что-то слишком много у меня в мыслях восклицаний. Армандо, держи себя в руках… хоть ты и итальянец. Как итальянцу держать себя в руках? Мы же великолепны с рождения!
Вернер тормозит. Я расстроился. Ну, брат, а где истерика? Я же дал Рио свою фамилию. Выходит, у тебя в рабстве мой родственник! Ноль эмоций. Траур. Фишка не сработала. Трагикомедию момента заметил только Рио. О, тонкая русская душа! А американцы… Пришлось постучать по деревянному шкафу.
– У меня неприятное чувство в груди, но в целом я чувствую себя хорошо, а постоянно лежать не в моей привычке, – злобно бубнит наше с Вернером дитя. Не порядок. Заставляю непокорную молодежь сесть обратно на кушетку. Не люблю, когда перечат. Теряю терпение.
