Текст книги "Разжигательница (ЛП)"
Автор книги: Зораида Кордова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Дез с самого начала планировал оставить меня тем утром. Он бы хоть попрощался? Жалкая, отвратительная мысль, но я не могу прогнать её из головы. Меня бесит то, что у меня даже злиться на него не получается, ведь он рискует своей жизнью ради всех нас.
– И как Дез это сделает, находясь в темнице?
– Как мы проникнем во дворец? Мы это уже делали. Это лучшая возможность. Я дал сыну код, который поможет ему освободиться из заключения. Принц, как я понял, дал нам три ночи? Когда они пойдут за Дезом на рассвете, чтобы казнить, его там уже не будет. Он найдёт так называемое лекарство и уничтожит его. И поэтому, моя девочка, никакой операции по спасению не требуется.
«Помни, что я сказал». «Доверься мне». Дез планировал это с самого начала. Злость, сжигавшая меня изнутри, сменяется беспокойством. Столько всего могло пойти не так…
– Почему вы мне это рассказываете? Вы не доверяли мне прежде, так почему сейчас?
– Я знаю о… – лицо Иллана не выдаёт никаких эмоций, пока он подбирает подходящее слово, – связи, которая всегда была между вами. Я рассказываю тебе об этом сейчас, потому что не хочу, чтобы твой бездумный поступок поставил план под угрозу. Никто, кроме моего сына и других старейшин, не в курсе. Дез использует код, чтобы освободиться, проскользнуть во дворец и разыскать оружие.
На мгновение я позволяю себе вспомнить, как выглядят темницы во дворце в Андалусии, хотя воспоминание это расплывчато, туманно и затемнено детским страхом. Мне никогда не нравилось спускаться за судьёй Мендесом к заключённым. Но я помню, что у каждого отсека на двери был металлический блок цилиндрической формы толщиной с пергаментный свиток. Стандартные кодовые замки имеют четыре колеса с буквами, которые вращаются как шестерёнки в часах. У Мендеса был изготовленный на заказ замок на десять букв-ключей, которые он часто менял, если вдруг у меня появлялась возможность запомнить код. Хотя я даже не думала о том, чтобы сбежать. Тогда ещё нет.
– И что за код?
– Отдыхай, Рената. Полагаю, Дез вернётся завтра вечером, ещё до того, как палач сядет точить лезвие. А пока мне нужны люди, чтобы организовать безопасную переправку группы мориа в Лузо, – Иллан смотрит рассеянно, натирая большим пальцем набалдашник. – И когда оружие будет уничтожено, это выиграет нам ещё время, чтобы жить и продолжать борьбу.
Иллан и Дез затеяли опасную игру, но если кому она и по плечу, так это Дезу. Когда нам было двенадцать, его поймал сборщик пошлин около гор. Я побежала за помощью, но когда мы вернулись, Дез уже выбрался на свободу. Мне вспоминается тот пыл, с которым он бился с принцем Кастианом в Риомаре. Я знаю, что он ко мне вернётся. Дез может выбраться из любой напасти.
– Получается, вам не нужна от меня информация о дворце?
Лицо Иллана темнеет, будто он только сейчас вспоминает о чём-то. И жалеет об этом.
– Как только Дез вернётся с миссии, нам предстоит вновь ворваться во дворец, чтобы спасти узников из темниц.
Медленно киваю.
– Сделаю всё, что смогу.
После того, как Иллан уходит, мой живот опять скручивает, но вернувшаяся Саида заверяет, что это всего лишь остатки яда, уже не представляющие угрозу. Но пока я смотрю, как темнеет небо над Кастинианским морем – было небесно-голубым, а становится сливовым, – постепенно начинаю сомневаться, что дело в яде. Не могу избавиться от жуткого подозрения, зарождающегося внутри.
«Андрес», – повторяю его имя у себя в голове. И то, как он попросил: «Не говори никому».
Очередная бессонная ночь. В моей голове вихрь мыслей: Дез, план Иллана, механизм замка, четыре буквы-ключа, четыре буквы, которые стражники меняют каждую ночь.
Странное чувство, словно что-то сжимается у меня в животе.
«Просто нервы», – твержу себе.
Лёжа в темноте, я вспоминаю хорошие знаки – забота Саиды, обещание в каждом поцелуе Деза, спасение моей жизни Эстебаном. Крохотная надежда загорается где-то вдалеке, но она реальна и похожа на светлячка в моём сердце. Я держусь за этот слабый огонёк. Он появляется и угасает, но это уже много значит для меня.
Четыре буквы. Дез знал их. Он должен был их запомнить.
Скидываю с себя все покрывала. Слишком жарко. И слишком холодно в эту беспокойную ночь.
Серость заполняет мой разум, как тучи в пасмурную погоду. Мои виски ноют. Я пытаюсь затолкнуть воспоминания назад. Подумать о чём-нибудь другом. Последние воспоминания о ночи с Дезом помогают. Как его губы оставляют дорожку поцелуев вдоль моей шеи. Как полыхает огонь в его глазах в свете луны. Как он даёт обещание под покровом ночи. Как я наблюдаю за его беспокойным сном, а потом забираю себе его кошмары, коснувшись пальцами висков.
Хотя это были и не кошмары вовсе, просто череда воспоминаний, беспорядочных картинок, которые не были связаны между собой…
Или были?
Четыре слова.
Дез играет с гончей.
Дез ест апельсин.
Дез видит флаг.
Дез ищет меня.
Шестерёнки в моей голове вращаются, как колёса в кодовом замке. Четыре буквы.
Гончая. Апельсин. Флаг. Рен.
Мнемонический приём, чтобы запомнить код: Г. А. Ф. Р.
Я подскакиваю на месте, голова раскалывается, всё перед глазами расплывается…
Мнемонический приём, чтобы запомнить код, который теперь знаю я и больше не помнит Дез. Потому что я украла его воспоминания, пока он спал.
Потому что я позволила себе прикоснуться к нему. Потому что я искренне считала, что моя любовь не позволит ему навредить.
Дез не знает код, чтобы освободиться.
Его знаю я.
Мне стоило подумать дважды. Моя сила способна только разрушать и ничего больше. Я всегда буду причинять боль тем, кого люблю. «Не вздумай полюбить робари – потеряешь себя», – так говорят среди мориа, и я всё больше убеждаюсь, что это правда.
Отбрасываю одеяло в истерике. В лагере стоит тишина, все спят.
Паника охватывает меня с головы до пят… Никогда такого не испытывала. Мышцы так дрожат, что мне нужно оставаться полностью неподвижной, чтобы не затрястись. Тщательно слежу за дыханием. Вдох. Выдох. Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох-выдох. Надо взять себя в руки и осмыслить ситуацию. Может, я ошибаюсь, и воспоминания, которые я забрала, значили что-то другое.
Но ещё один голос шепчет внутри меня, и правдивость его слов обволакивает мою грудь, сдавливая до боли, не давая дышать.
Если я украла код из памяти Деза, он не сможет освободиться. Если Дез не сумеет выбраться, он не найдёт оружие. И что потом? Он будем в темнице в день казни. Через два дня. До столицы день пути. Времени слишком мало. В памяти всплывает белоснежный оскал принца, когда они сцепились с Дезом. Кошачью грацию его движений. Его жажду крови и зрелищ. То, как он ударил собственного солдата за неверный вопрос. И его слова: «Я не даю клятв мориа».
Я должна признаться Иллану в том, что натворила. Но когда я выкарабкиваюсь из постели, морщась от боли в плече, внезапно понимаю, что если расскажу Иллану, то он созовёт совет, чтобы принять решение. Они будут спорить, голосовать… Все эти процедуры займут много времени. Времени, которого у Деза нет.
Я должна сама пойти к Дезу… Неважно, что решат Иллан или другие старейшины.
Неважно, что я никогда не смогу вернуться к шепчущим из-за очередного своего предательства. Что я наделала?..
Руки дрожат, пока я надеваю ножны с мечом на пояс и влезаю в ботинки. Воздух уже светлеет, ночь сменяется утром, когда я подкрадываюсь к лошадям с тихим шёпотом, чтобы не напугать их. Дез умрёт послезавтра, и это будет моя вина. Эта мысль душит меня, ослепляет. Я должна взять себя в руки. Должна добраться до него. Я делаю вдох, выдох и седлаю коня.
«Я доверяю тебе, Рен», – говорил он. Зря.
Никогда не доверяй робари.
Все мысли улетучиваются из моей головы, когда конь набирает скорость. Я не чувствую ничего, кроме темноты внутри и глухо пульсирующей в голове правды. Он умрёт, и это я обрекла его. Это будет полностью моя вина.
Если я не успею.
Глава 9
Мне было тринадцать, когда я впервые попыталась сбежать из убежища шепчущих в цитадели Салинас. Я тогда украла коня, как, собственно, и в этот раз. Шепчущие очень ценят лошадей, но меня это мало волновало. Другие дети на занятиях придумывали мне обидные, порой жестокие клички, когда рядом не было ни Деза, ни Иллана. Учителя закрывали на это глаза. Мои родители умерли, а я просто не могла там оставаться. Поэтому я седлала коня, как сумела, и покинула то место. Я уехала далеко и заблудилась в скалах Хуры, но меня спас Дез.
Теперь моя очередь вернуть ему долг.
Я еду.
Я продолжаю ехать. Я уже стёрла в кровь ладони и внутреннюю поверхность бёдер. Стук копыт грохочет по дороге, на которой меня не должно было быть, потому что она ведёт прямо в Андалусию, столицу Пуэрто-Леонеса. Голова раскалывается, и порой мне мерещится то, чего нет. Люди появляются на обочине дороги, как призраки, а потом исчезают, растворяются, уплывают в Серость. Знакомые пейзажи вызывают воспоминания из самых глубин моего разума, заставляют вспоминать людей, которые жили в этой местности, ходили по этой самой дороге. Последние несколько дней выдались такими напряжёнными, что хранилище в моей голове треснуло. Иронично: Иллан-то думал, что взломать Серость получится путём терпения и медитации. Надо было ему раньше сказать, что требовалось всего-то, чтобы что-то внутри меня сломалось так, что, вероятно, никогда не восстановится вновь. Так случится, если я не успею добраться до Деза.
Его голос звучит в моей голове: «Знаю, тебе страшно. Мне тоже».
За все эти годы Иллан ни разу не посылал меня на миссии в Андалусию. Я готовлюсь увидеть высокие башни местных построек и дворец, сверкающий на солнце, – жемчужину Пуэрто-Леонеса.
Я всем сердцем ненавижу ту девочку из прошлого, которой я была когда-то. Лучше бы она сгорела в том пожаре. Но в глубине души подозреваю: истинная причина держаться подальше от столицы заключалась в страхе, что та девочка всё ещё там, ждёт меня, бездушная и разрушительная.
«Знаю, тебе страшно. Мне тоже».
– Я в ужасе, Дез, – шепчу я навстречу ветру.
Звуки мне тоже мерещатся. Громкий стук доносится с востока, когда небо окрашивается кроваво-алыми красками утреннего солнца. Я оглядываюсь назад, и впервые за несколько часов моё сердце переполняется чувствами, будто гигантская волна накрывает с головой. Потому что они здесь.
Я не одна.
На вершине холма натягиваю поводья, чтобы остановить коня. Жеребец отходит в сторону, ударом копыта поднимая пыль с дороги, ведущей к небольшому городку перед столицей.
Две лошади подходят ко мне с обеих сторон, выстраиваясь в один ряд. Эстебан и Марго на одной кобыле, Саида – на другой.
– Что вы здесь делаете? – первой задаю вопрос.
На Марго широкополая шляпа, отбрасывающая тень на её бледно-голубые глаза. Эстебан сидит за её спиной, держа поводья. Его нижнюю половину лица скрывает красный шарф.
– То же, что и ты, – отвечает Марго осипшим голосом. Похоже, она плакала. Я понимаю это по грязным полосам на белой коже её лица. – Ты должна была прийти к нам.
– Не было времени, – я тяжело дышу, пытаясь справиться с переполняющими эмоциями. Я не одна. – Не думала, что вы за мной пойдёте.
– Это моя вина, – извиняется Марго. Ей тяжело признать это? – Старейшины ошибаются. Это нужно сделать, так будет правильно.
– Он бы никогда нас не бросил, – добавляет Саида, убирая с лица шарф цвета индиго.
Вообще-то он именно это и сделал. Там, в лесу. Но они не знают о плане Иллана. Они не знают, что я украла воспоминания Деза, что из-за меня он не сможет освободиться. Мой язык словно бы распухает от страха раскрыть эту правду, поэтому я молчу.
Вместо этого мы смотрим с вершины холма на зловещий знак внизу.
По обе стороны главной дороги, ведущей в Андалусию, стоят колья. Десятки, сотни кольев на расстоянии метра друг от друга. Отрубленные головы захваченных мориа и других невинных, выставленные напоказ наряду с грабителями, изменниками и убийцами. Их лица перекошены, плоть гниёт. Ближайшая к нам голова наполовину съедена жуками размером с монету, вылезающими из глазницы на своих шести лапках.
Запах гнили ударяет мне в нос, конь становится на дыбы, словно желая дать задний ход. Я натягиваю поводья. В нём моя отвага, и я во что бы то ни стало проеду на нём по этой дороге смерти.
Мы все одновременно делаем молитвенный жест, моля Госпожу защитить нас, после чего я щёлкаю языком и веду нас по широкой дороге. Мы вынуждены замедлиться, чтобы не привлекать к себе внимание.
Мы едем часами, понукая похищенных лошадей вперёд без передышки. Окружающий пейзаж меняется от Рысьего леса к цветущим лугам на границе реки Агуадульсе. Но Андалусия – это оазис посреди засушливой долины. Я поглаживаю ладонью бок своего коня. Столица – грязный город, так что мы не будем выделяться в своей дорожной одежде, запачкавшейся от пыли и пота. Марго прячет свой кулон под тунику. Она никому не говорит, откуда у неё эта подвеска с золотой морской звездой, но куда бы мы ни направились, её украшение всегда с ней. Эстебан и Саида тоже прячут с глаз все металлические предметы. У меня нет ничего для усиления дара. Металл робари – платина – столь редок, что я его никогда даже не видела. Хотя мне даёт покоя вопрос: если бы я где-нибудь нашла кусочек платины, позволили бы шепчущие мне его оставить?
У нас не получится сойти за набожных паломников, поэтому мы прикидываемся молодыми крестьянами, решившими попытать удачу в шумном, суетливом, кишащем крысами городе, о котором все говорят.
Дворец находится в самом центре всего этого – сердце столицы, к которому ведут все улицы-артерии и переулки-вены. Собор Правосудия и эшафот находятся за дворцом, соединённые сетью подземных туннелей вместе с канализационной системой.
Я помню, как Дез стоял у подножия тайной лестницы, пока город горел вокруг нас. Я поверила ему в ту самую секунду, как впервые увидела. Но когда он отвёл меня к Иллану и другим шепчущим, ждущим вместе с остальными детьми-мориа, которых смогли спасти, я стала кричать и вырываться. Помню, как вцепилась в прутья железных ворот. Кто тогда разжал мой кулак, Иллан или Селеста?.. Моё сердцебиение учащается, и к горлу подкатывает тошнота. Я наклоняюсь в сторону, чтобы опустошить желудок от того немного, что там было.
– Я так полагаю, плана у тебя нет? – спрашивает Эстебан. Возвращаясь в седло, я вижу, что он протягивает мне свой платок. Мелочь, но на мои глаза набегают слёзы признательности, пока я вытираю рот.
– Дез в темнице. Я могу раздобыть код от замка, но сначала нужно как-то туда попасть.
– Как ты узнаешь код? – спрашивает Саида.
– Украду воспоминание стражника, – лгу я.
Медленно мы добираемся до последнего холма. Мои мышцы ноют от долгой поездки, и порез, оставшийся от отравленного меча, покалывает. Та Рен, которая жила в этом городе, была розовощёкой сладкоежкой, избалованной и наивной. Даже на таком расстоянии мои нервы скручиваются в узел, мелькает мысль развернуться и поехать назад, потому что я всё ещё слишком наивна, если думаю, что могу спасти его; если всерьёз верю, что я как-то изменилась.
– Я в столице первый раз, – нервно признаётся Эстебан. Он тянется в карман куртки и извлекает небольшую подзорную трубу.
– Смотри внимательнее, – сухо советует Марго. – Это может быть и последний раз.
Я ожидаю, что Эстебан пошутит в ответ или, в самом крайнем случае, улыбнётся, но вместо этого он пришпоривает лошадь и едет вперёд нас с Саидой.
Проехать в городе сложнее, чем я ожидала в такое раннее утро. Торговцы везут телеги с фруктами и овощами. Мимо проходит тучная женщина с четырьмя маленькими детьми в расшатанной коляске и пятым, машущим мне ладошкой, на горе из картошки. Но есть и молодые деревенские девчушки в простых платьях, идущие рука об руку, собираясь весь день провести у рыночных прилавков. Группа мальчишек, принарядившись в Святой День, едут в повозке с родителями. Ах, точно. Сегодня же Святой день. Правосудие не проводит казни в этот праздник, потому что всем полагается чествовать Отца миров.
Я пришпориваю коня и ускоряюсь. Андалусия маячит впереди. Сияющий дворец, возвышающийся над всеми остальными постройкам, как самоцвет среди камней. Даже изгородь, окружающая его, тянется ввысь, выше железных ворот, изогнутых, как плющ.
Чтобы попасть туда, нам нужно пройти рыночную площадь, где каменные здания замысловатыми шпилями достают до неба. Ряды домов более состоятельного населения находятся по ту сторону города. Они украшены аккуратными рядами цветных стёкол, и хотя я слишком далеко, чтобы их увидеть, я знаю, что на них запечатлены изображения Отца миров и его творений.
По мере того, как мы приближаемся к колоннам на въезде в город, я думаю о лучшем пути до дворца. Здесь, рядом с шумным рынком и зданием суда, есть различные постройки, которые занимают большей частью пять-шесть этажей и размещаются вокруг собора. Чем ближе дома к собору, тем они уже и выше, словно кривые зубы.
С краю есть ряд столбов для лошадей, поскольку дальше на них не проехать – мощёные улочки петляют, как в лабиринте, и переполнены людьми. Эти дороги предназначены для пеших путников вроде тех деревенских девчонок с медными монетками в карманах. Эстебан уже привязывает лошадь к столбу, та сразу склоняется к корыту с водой. Он делает вид, что не знает меня, как всегда было в Анжелесе.
– Сними перчатки, – бормочет Марго себе под нос, останавливаясь за моей спиной. – Они тебя сразу выдадут в такую жару.
Я делаю, как она говорит, и сжимаю руки в кулаки, чувствуя себя обнажённой при свете дня.
– Держись ближе ко мне, – шепчет Марго. Она берёт меня за руку, и я напрягаюсь всем телом. От неё исходит тепло – так действует её магия иллюзионари. И когда я смотрю вниз, то в груди поднимается благоговейный трепет, и я не могу оторвать взгляда от своих ладоней. Это не белые мягкие ручки знатной девушки, но и больше не изуродованные шрамами руки робари.
– Спасибо. За это и за то, что помогаете мне.
– Я делаю это ради Деза, не ради тебя. Хотя, признаюсь, я была удивлена.
– Почему? – я слишком устала, чтобы смеяться, получается только хмыкнуть.
– На занятиях ты всегда казалась мне любимицей Иллана. Ни за что бы не подумала, что ты его ослушаешься.
– Это не моя вина, что я его самая умная ученица.
– Послушание не то же самое, что ум, – ухмыляется Марго. Я понимаю, что она создала иллюзию не ради меня, а чтобы мои руки не заметили стражники, сменяющие пост.
В своей форме из тёмно-сиреневой и коричневой кожи они похожи на тех солдат в лесу. Одного из которых Марго ослепила, а другого убил Дез.
Мы проходим врата в город молча. Эстебан и Саида держатся вдали от нас, чтобы не привлекать внимание к нашей группе, но мы остаёмся в поле зрения друг друга.
Столица создаёт ощущение, будто ты плывёшь по морю. Всюду крики, волнения. Громкие голоса подзывают прохожих: один называет специальную цену на ярко-зелёные томатильо, другой предлагает попробовать солёные, вонючие сыры, третий рассказывает, как вино в его бочках было доставлено из южных провинций королевства. В то же время состоятельные дамы прогуливаются в сапогах на высоких каблуках, хлопоча о том, чтобы не запачкать свои прекрасные шёлковые платья грязью с улиц, заполнившей каждый тёмный уголок, каждую расщелину между булыжниками.
В какой-то момент ребёнок ростом мне по колено проползает мимо меня, я смотрю вниз и замечаю руку, залезшую в мой карман.
– Эй! – кричу я, но прежде чем успеваю что-либо сделать, девчонка убегает прочь, растворяясь в толпе.
– Учится, видимо, – шепчет Эстебан, подходя ко мне. – Ясно же по нашему виду, что у нас ничего нет.
– Учится? – переспрашиваю я.
Эстебан суёт руки в карманы, посылая приветливую улыбку, как будто мы двое друзей, встретившиеся на рынке.
– Если ты ещё маленький и неопытный ребёнок, то ты сначала попытаешь удачу с теми, кто выглядит так же бедно, как и ты. Потому что, даже если тебя заметят, можешь быть уверена: им будет нечем заплатить страже цитадели за помощь в поимке вора.
Я смотрю на него удивлённо.
– Откуда ты это знаешь?
– Я был лучшим карманником в Кресценти, – говорит он, улыбаясь белыми зубами на фоне смуглой кожи. Не помню, когда в последний раз он улыбался мне так часто. – Местные привыкли отводить взгляд от нищих и даже не замечали, когда их самих обворовывали подчистую.
– Не знала, что ты вырос на улице.
– Мы вообще много чего не знаем друг о друге, – Эстебан берёт с прилавка спелый персик и кидает монетку торговцу. Сладкий аромат фрукта смешивается с запахами жареной свинины, готовой для послеобеденной толпы, чёрных кофейных бобов, обжаренных в большом металлическом контейнере, и канализационной воды, бегущей вдоль улиц.
– Как мы пройдём дворцовые ворота? – спрашивает Марго, незаметно подошедшая ко мне. Она достаёт свой платок, чтобы вытереть пот с лица.
Саида и Эстебан подходят к торговцу кофе. Она держит его за локоть, чтобы выглядеть как парочка, и покупает две кружки. Я не упускаю из внимания то, как хмурится Эстебан, опустошая свой кошель с деньгами.
Я беру Марго за руку и направляюсь к собору. Здесь так много людей, пришедших на религиозные обряды Святого Дня, что не пробиться. Листовки разлетаются на ветру и засоряют дороги, в них пишут всё: от новостей о свадьбах до приказов Правосудия.
– Есть проход, ведущий из собора в подземелья.
Позади меня Саида рассматривает своё отражение в ручном зеркальце с прилавка, поворачивая его в разные стороны, пока Эстебан держит две кружки дымящегося кофе. Простому обывателю она покажется избалованной деревенской девчонкой, хотя даже пыльная одежда не скрывает её красоты. Однако её чёрные глаза смотрят не на своё отражение, а на улочку позади. Опуская зеркальце, она наклоняется к бородатому торговцу.
– А куда все идут? – сладким голоском спрашивает Саида, хлопая чёрными ресницами.
– К эшафоту, – отвечает торговец, косясь на Саиду, которая тут же напрягается. Мы с Марго обмениваемся встревоженными взглядами. – Такой милашке, как ты, не стоит смотреть на это. Можешь подождать здесь, пока толпа не рассосётся.
Он хлопает по своему колену и похотливо ухмыляется.
Саида кладёт зеркальце обратно на прилавок так резко, что разбивает его, и быстро уходит, пока торговец не успел среагировать. Я хватаю её за руку, и мы смешиваемся с толпой людей, наводнившей рынок. Пока торговец пытается в этом хаосе разыскать стражника, мы исчезаем.
– Эшафот, – бормочу я, внезапно останавливаясь. Прижимаю руки к животу, чтобы они не тряслись так сильно. Где-то рядом в куче мусора копошатся крысы, и в воздухе распространяется запах мочи.
– Но ведь… – начинает Марго, но не заканчивает то, о чём мы все подумали. Казнь была назначена на завтра, не сегодня.
Саида мрачнеет, её взгляд падает на шелестящий пергамент под ногами. Она поднимает листовку, нижняя часть которой промокла в грязной воде.
Я вырываю пергамент из её рук, весь в пятнах и грязи. На нём грубый набросок мужчины с демоническими глазами и длинными клыками, подписанный сверху: «Князь Дорадо казнит морийскую тварь».
Бегло просматривая рисунок, я понимаю, что люди собираются на казнь, и они кричат имя. Все слова смешались, отказываясь складываться в предложения, потому что толпа скандирует раз за разом: Дез де Мартин.
«Андрес де Мартин», – мысленно произношу его настоящее имя.
Я сминаю листовку в руке – всё равно уже все увидели. Мои блоки вот-вот треснут – каждое воспоминание, как нож, пробивает себе путь наружу. «Доверься мне».
– В Святой День не бывает казней, – отказывается верить Марго. – У нас должен был быть ещё день!
– Они знали, что мы ни за что не сдадимся. Даже ради Деза, – рассуждает Саида.
Эстебан давится воздухом.
– Подумайте, какая толпа! Все, кто придёт сегодня. Каждый, от крестьянина до лорда, явится на религиозные обряды и увидит казнь лидера шепчущих. Что может быть зрелищнее?
Они собираются убить Деза. Осознание этого ощущается как тот удар в бок на балконе. Я в отчаянии, мне нужно больше воздуха, но никак не могу сделать вдох. Кастиан убьёт его, потому что Дез не смог выбраться из темницы. Кастиан убьёт его, потому что я украла ключ Деза к спасению.
Вдалеке трубят горны, и теперь мы стараемся не расходиться, пока поток людей движется по узкой улочке к площади перед собором, где находится эшафот. Одни несут корзины с гнилыми овощами и фруктами, которые даже крысы есть не стали. Другие держат в руках стеклянные бутылки со святой водой, освящённой самим королевским священником. Всё, что можно было бы бросить, они тащат с собой.
– Это ничего не значит, – затаив дыхание, говорю я. – Мне плевать, даже если нужно будет стащить Деза прямо с этого помоста и своими руками задушить палача, я это сделаю.
Эстебан сжимает кулаки.
– Ты оглянись. Мы никак не прорвёмся сквозь толпу.
– Необязательно идти через толпу, – говорит Саида и смотрит на стену в конце улицы, там тупик. Я вижу то же, что и она. Металлическая водосточная труба. – Не можем по улицам, так побежим по крышам.
В тени переулка мы хватаемся за перекладины по обе стороны трубы, по которой стекает вода с крыши постройки, и взбираемся наверх. Народ так взволнован предстоящей казнью одного из шепчущих, что никому и в голову не приходит поднять глаза.
Я взбираюсь на крышу, иду по краю. Голова слегка кружится, когда я смотрю на происходящее внизу. Тёмная масса, собравшаяся перед собором, похожа на улей. Их так много, что перемещаться по толпе невозможно. Торговцы убирают свои товары подальше по мере того, как люди заполняют всё свободное пространство рыночной площади. Как будто они чуют запах крови в воздухе, гнев исходит от столь огромной толпы.
С нашей позиции видно всё. Ряд верёвок с петлями качается на ветру, но моё внимание привлекает большая деревянная плаха в самом центре, где судья натачивает затупившийся меч палача.
От этой картины всё внутри застывает, и дыхание перехватывает.
Они собираются обезглавить его.
– Нужно подобраться ближе, – мой голос напряжён, я стараюсь перекричать шум столицы. Разбегаюсь и перепрыгиваю расстояние в полметра между крышами. Раздаётся плеск под ногами, мои ботинки прилипают к этой грязи. Под палящим солнцем она нагревается, и от неё исходит пар. На следующей крыше поверхность такая скользкая, что я не могу удержаться, меня успевает схватить за руку Саида и вытянуть вперёд. Отсюда лучше видно плаху.
– Подождите, – окликает Марго, показывая на деревянную сторожевую башню за нами, с которой стражники наблюдают за толпой. – Дальше нельзя.
Толпа оживляется, шумит, улюлюкает, когда горны трубят, знаменуя прибытие принца. Голуби взлетают с улиц в поисках мест повыше. Три дня прошло со встречи с Кровавым Принцем. На нём больше не те перепачканные доспехи, что были в лесу.
Принц едет верхом на коне. Его золотой венец со сверкающими каплями-рубинами переливается в лучах солнца, создавая вокруг него ореол, словно он ангел смерти. Его парадный тёмно-красный наряд прекрасно сидит на его мощной фигуре.
Люди уступают ему дорогу к эшафоту. Его боевой конь прогуливается рысью, в одну сторону, в другую, и затем князь Дорадо посылает толпе обезоруживающую улыбку. Улыбку, которая говорит, что он знает то, чего не знает никто другой. Что он солгал. Нарушил своё обещание. Много ли стоит слово принца? Когда он заменяет меч палача своим собственным, украшенным драгоценными камнями, толпа взрывается от восторга.
Отвращение к разыгрываемой сцене скручивает мой живот. Во рту привкус желчи смешивается с вонью рынка, но мне нужно держаться.
– Пора, – командую я, повышая голос, и оборачиваюсь к Марго. – Можешь накрыть меня плащом и создать что-нибудь для отвлечения внимания?
Её глаза стекленеют от слёз, глубокая линия прорезает лоб.
– Рената Конвида, я не настолько сильна.
– Ты должна, – чуть ли не плачу я.
В толпе начинается какое-то волнение, все перешёптываются друг с другом, и мы сразу же переводим внимание на то, что творится внизу. Люди мечутся, как море в шторм, толкая, пихая друг друга, пытаясь получше рассмотреть, что происходит. И вдруг всё стихает, когда выводят Деза.
Даже отсюда я вижу, что он ранен. Он едва может сам стоять на ногах. Несмотря на это, я чувствую облегчение при виде его, живого. Он жив, а значит, ещё есть надежда.
Стражник, который ведёт его, больше похож на огра, чем на человека, с лысой головой и смуглой кожей, покрытой шрамами и татуировками. Мясистой рукой он держит Деза за шею, показывая толпе, и заводит на помост.
Я не хочу на это смотреть. Дез бы не хотел, чтобы я это видела. Он не дал бы мне увидеть его в таком положении – на коленях перед тем, кого он ненавидит больше всего. Но я продолжаю смотреть, чтобы распалить этот яростный огонь в груди.
Его толкают вперёд, и королевский священник, прихрамывая, взбирается на помост. В его руках золотая чаша, и он начинает церемонию благословения принца, его меча и жадного до зрелищ народа, окружившего эшафот, как стервятники.
Время ещё есть… Я должна сделать это. Сейчас.
Бросаюсь вперёд, оставляя позади отряд и то, что они кричат мне вслед. К тому времени, как я оказываюсь на следующей крыше, все их мольбы и уговоры становятся далёким эхом. Это моя миссия, не их.
Я бегу от одного края крыши к другому и прыгаю на следующую. Чем ближе к центру столицы, тем плотнее друг к другу стоят дома. Страх падения сжимает моё сердце, грозит парализовать тело, но страх потерять Деза сильнее всех остальных чувств, мыслей, всей меня.
Церемония благословения подходит к концу, священник звенит колокольчиком в руке, горны трубят, толпа ликует. Звук пугает голубей, нацелившихся на гнилую еду в корзинах. Люди размахивают маленькими фиолетово-золотыми флагами Пуэрто-Леонеса – будто Дез не родился на этой самой земле, как и все они…
Мне нужно пересечь ещё шесть крыш, чтобы оказаться достаточно близко к эшафоту. Я вынимаю нож из рукава и бросаю его в ближайшего стражника, попадая прямо тому в плечо. Он падает на колени.
Внезапно раздаётся крик, и настроение толпы сменяется. Но я не могу позволить себе остановиться и посмотреть, что происходит. Звук горнов призывает к тишине, но толпа, напротив, шумит всё сильнее.
Я прыгаю на следующую крышу, и боль от неудачного приземления ударяет в позвоночник. А затем я слышу, как раздаётся чей-то вопль:
– Пожар!
Запнувшись от неожиданности, я оглядываюсь назад.
С той самой крыши, где остался мой отряд, поднимается облако дыма, чёрные змеи закручиваются вокруг друг друга. Дым начинает окутывать соседние крыши. Выглядит это так, словно горит весь город.
Улыбаюсь. Дым просто закручивается на месте, а тёмная туча тянется к крыше, на которой стою сейчас я, но не чувствуется никакого жара, ни запаха пепла, ни треска пламени.
Это иллюзия. Всё внутри словно перевернулось. Магия иллюзионари. Это сделала Марго.
