Текст книги "Разжигательница (ЛП)"
Автор книги: Зораида Кордова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
И потом я осознаю, в какую птицу я превратилась – в сороку. И я ем с руки Давиды.
Когда я просыпаюсь, я понимаю, кто является шпионом Иллана.
Глава 20
Я говорю Лео, что спущусь на кухни, чтобы заняться чем-то полезным и помочь в подготовке фестиваля. Я видела Давиду несколько раз после того первого дня во внутреннем дворике. Она помогала с готовкой и приносила еду прачкам. Она живёт во дворце уже не первое десятилетие. Она видела, как растёт Кастиан. У неё есть доступ ко всему, где бывают нужны слуги, даже к принцу.
В воспоминании Гектора только он и Кастиан заметили её. Было что-то в её прикосновении, казавшееся таким знакомым. Она дала ему передышку от его ярости. Не только потому что он был рад увидеть её. Я вновь обращаюсь к воспоминанию и погружаюсь в то умиротворение, которое он испытал. Я уже ощущала себя так прежде… когда Саида и Дез использовали на мне свою магию. Как будто ты тонешь, а потом получается всплыть и вдохнуть воздух.
К тому моменту, когда я оказываюсь на нижнем этаже, у меня не остаётся сомнений. Кто, кроме персуари, живущий во дворце, мог бы иметь доступ к информации, стоящей того, чтобы тайно передавать Иллану? Она кормила чёрных птиц, внимательно следя за Кастианом. Моё сердце бьётся так же часто, как их крылья. Крылья, в которых были и белые перья. Сороки. Ну мог ли Иллан найти лучшего шпиона, чем Давида?
Я нахожу её в пустой комнате, она ест в одиночестве в одной из кладовых, сидя на ящиках с банками.
– Давида? – стучу в деревянную дверь. Воздух наполнен ароматом хлеба из печи.
Она поднимает на меня свои светло-карие глаза. Медовые. Как у Деза. Они почти того же самого оттенка, что и у него, и мне требуется мгновение, чтобы взять себя в руки, опираясь на дверной косяк. Напоминаю себе, зачем я пришла.
– Ты помнишь меня?
Давида кивает и хлопает по соседнему ящику.
– Мне нужна твоя помощь.
Она вся как будто серая. Кожа, волосы, одежда. Всё, кроме красного шрама, пересекающего её губы, и второго, более бледного, на её горле. Но в её глазах есть искра жизни и злости. Я могу это использовать. В обмен на её помощь, возможно, я тоже смогу кое-что для неё сделать.
Давида сжимает губы и поворачивает голову. Я распознаю этот жест как: «Что? Я не понимаю».
Я не могу обманывать эту женщину и не могу похитить её воспоминание, как я поступила с Хасинтой и Гектором.
– У нас есть общий враг. Человек, который ранил тебя, также забрал кое-кого у меня. Мне нужна твоя помощь: передать сообщение, чтобы остальные знали, что я закончу то, что начал Дез. Если мы будем действовать вместе, мы сможем найти оружие до того, как станет слишком поздно.
Её глаза расширяются от моих слов. Она мотает головой и хватает меня за плечо, бросая взгляд на закрытую дверь. Остальные слишком заняты работой во дворце, и время обеда давно уже прошло. Я знаю, что мы одни, но она, похоже, напугана.
– Всё в порядке, – уверяю её. – Мне нужно только узнать, где Кастиан может хранить скрытые – тайные – вещи, чтобы их никто не мог найти.
Она взволнована, сжимает мою руку без перчатки и мотает головой.
– Я не причиню тебе вреда. Я пришла сказать, что могу забрать твоё воспоминание о том дне. О жестокости принца.
На этих словах её лицо омрачает печаль. Её плечи дрожат. Слеза скатывается по щеке, и она подносит мои пальцы к своему виску, кивая.
– Спасибо, – шепчу и забираю светящимися пальцами воспоминание, которое она предлагает.
Давида никогда не может отказать, если принц просит почитать сказку.
Ему десять лет, и он уже слишком большой для детских сказок, но принц так их любит, и сейчас, когда его королева-мать слегла с больным сердцем, ему нужна вся поддержка, которую он только сможет получить.
– Почитай мне ту, которая о братьях-пиратах.
– Опять её? – она хмыкает и устраивается в большом кресле у камина. Первые зимние ветры начинают завывать, но хотя бы в библиотеке королевы есть камин. – Может, лучше про клинок памяти?
Щёки Кастиана раскраснелись от холода. Его бронзовый загар долго держался, но всё же начал сходить по мере того, как дни становятся короче и темнее.
– Я в это больше не верю – слишком сказочно. Но не пираты, они самые что ни на есть настоящие.
Давида знает, что её слова опасны, но может, если мальчик любит сказки, тогда его сердце не может быть таким чёрным и закрытым, как у его отца.
– Почему ты думаешь, что клинок памяти ненастоящий?
Кастиан задумывается на мгновение, откинувшись на стул напротив неё, вытянув ноги в чулках к огню.
– Потому что отец говорит, что всё, что касается мориа, – неправда.
– Я когда-нибудь тебя обманывала?
– Нет.
– Ты боишься моей магии?
Кастиан качает головой.
– Нет, ты помогаешь мне, когда отец злится.
Она начинает читать, развлекая принца увлекательными историями, открывая его разум и сердце. Случившееся с ним не было его виной, и она использует всю свою силу, чтобы он вырос достойным человеком. Его лицо сияет, когда начинается сражение на мечах братьев Паласьо у штурвала их корабля. У неё в руке один из игрушечных мечей принца, которым она размахивает над своей головой.
– «Как ты мог предать меня, брат? Мы должны были объединиться ради сокровища!»
– «Сокровища только разлучают людей», – договаривает Кастиан слова, которые уже знает наизусть.
Давида смеётся и приглаживает его взлохмаченные золотые кудри.
– Вот видишь, мне уже и не нужно читать тебе. Ты сам неплохо справляешься.
– Отец говорит, что со следующей недели начнётся моя военная подготовка. У меня не будет больше времени на сказки.
От боли, прозвучавшей в его голосе, на её глаза набежали слёзы. Она собирается утешить его, сказать ему, что куда бы они ни пошёл и что бы он ни делал, сказки всегда будут с ним. Что она будет думать о нём и надеяться, что он сохранит своё сердце.
Но дверь с грохотом распахивается, и король Фернандо врывается в комнату. За ним следует худощавый солдат, чьё лицо исполосовано шрамами.
Книга Давиды падает на пол, когда она преклоняет колени перед королём.
– Ваше величество, мы не знали, что вы придёте.
– Молчать. Из-за тебя мой сын ноет всему дворцу, что у него начинаются тренировки.
– Отец, я…
Король хватает вазу со стола и швыряет её в камин. Стекло разбивается и отскакивает от стены. Один из осколков прилетает в щёку Кастиана. Мальчик, с открытым от испуга ртом, вытирает кровь внешней стороной ладони.
– Когда я говорю, чтобы все молчали, все должны молчать, – Фернандо поднимает книгу, лежавшую у ног Давиды. В её горле застревает ком, пока он листает страницы. Она знает, как это выглядит со стороны. Знает, что прощения не будет. Знает, что за эти слова, эти сказки следует наказание.
– Я оказал тебе своё доверие, и вот чем ты ответила? Отравляешь разум моего сына? – он бросает книгу в огонь, и Кастиан бросается за ней.
– Нет!
Но стоит ему только дотянуться до уголка, книга уже охвачена пламенем, а кулак короля прилетает в лицо мальчика. Одно из колец на руке короля оставляет заметный порез, из которого течёт кровь по брови принца.
Губы Кастиана дрожат, когда он встаёт перед отцом и его стражником. Он сдерживает вопль так, как может, но Давида знает его сердце и знает, что оно болит сильнее, чем мальчик может выдержать. Она поднимается и обнимает его, шепча на ухо:
– Всё будет хорошо, мой милый.
Она кожей чувствует ярость короля, как ледяную пощёчину. Он подаёт знак стражнику, который хватает Давиду за горло. В его руке появляется что-то железное, грубой работы, похожее на ножницы. Зажим.
Кастиан кричит и пинает солдата, но его останавливает отец. Держит мальчика за плечи. Заставляет смотреть.
– Я сказал молчать, – говорит король.
Муки Давиды обжигают, как огонь мои ладони. Я резко отстраняюсь, сбивая несколько ящиков. Стоящий сверху падает и трескается, из него выпадает множество недозревших слив. Я присаживаюсь на пол, собирая их, чтобы занять чем-то свои пальцы.
– Мне жаль, мне так жаль, – повторяю я несколько раз, нас обеих трясёт. Она больше не вспомнит тот день, но боюсь, меня он будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
Это сделал король.
Король отдал приказ наказать её, а не принц. Кастиан был ребёнком. Он, судя по всему, переживал за неё, доверял ей. И как тот мальчик стал Кастианом, которого я знаю? Почему молва говорит, что это принц вырвал ей язык? Я хочу вырвать из своего сердца эту тревогу за него, которую ощутила в воспоминании. Напуганный ребёнок, запертый в библиотеке.
Я была такой же.
И она не тот шпион, которого я искала. Она просто ещё одна мориа, втянутая в войну, которую начали не мы. Она могла уйти с остальными. Могла найти убежище. Но не стала. Я встряхиваю головой, не понимая, зачем она добровольно осталась во дворце, если не помогать мятежникам. Одни сражаются. Другие прячутся. Третьи помогают так, как могут. Теперь я иначе воспринимаю воспоминание Гектора. Давида наблюдала за прогрессом Кастиана на тренировке не в целях шпионажа. Она смотрела на него, как мать на своего ребёнка.
– Ты остаёшься ради него, да?
Давида кивает и сжимает мои ладони. Она слегка касается пальцем чуть выше моего сердца. Её глаза увлажняются. У неё всё ещё есть куча хороших воспоминаний о мальчике. Я думаю о том, что сказала Нурия, после того как я забрала её воспоминание. Холодная, пустая комната в её разуме. Давида чувствует то же самое? Она гладит меня по щеке, этот заботливый жест я бы хотела запомнить.
В своём воспоминании Гектор говорил, что больше всего любит Давиду за её теплоту. Персуари могут усилить уже существующие эмоции. Понимание. Доброту. Не только подталкивать к действиям. Что такого делали с Кастианом, что ей требовалось использовать свой дар на нём?
– Я никому не скажу, клянусь.
Позади нас раздаётся грохот со звоном кастрюль и сковород, падающих на пол. Я подскакиваю на ноги и встаю перед Саидой. Мой желудок сжимается, когда я открываю дверь кладовой.
– Судья Алессандро, – говорю, в то время как страх сковывает моё тело. Не за себя, за Давиду.
Алессандро стоит посреди пустой кухни, с альманом в кулаке. Камень пульсирует воспоминанием обо мне и Давиде. Его лицо исказило злорадство, пока он размахивает камнем как трофеем. Давида тянет меня за рукав, и я пытаюсь взглядом заверить её, что всё в порядке.
– Лео не поверил, когда я сказал, что ты только прикидываешься со своей раной. Он хотел доказательств, прежде чем идти к Мендесу. Подумать только: доказывать, что моё слово ценнее слова кого-то вроде тебя.
Это Лео ему рассказал, куда я пошла? Я думаю обо всех наших разговорах, о секретах, которые мы храним. Нет. Я должна верить Лео… Но это не то, о чём нужно думать сейчас. Надо защитить Давиду.
– Понятия не имею, что ты там видел, – я поднимаю руки, одну в перчатке и другую перевязанную, в воздух. – Но мы просто обедали вместе. Или это уже запрещено?
– Ни словом больше! – Алессандро тычет мне альманом в лицо. Его худощавое тело натянуто от страха. Я видела, как волков в клетке на карнавале кормили с тем же видом. Я щурюсь от яркого света кристалла со свежим воспоминанием. – Каждое слово из твоего рта лживо. С твоей рукой всё в порядке, и теперь судья Мендес сам в этом убедится.
– И кто же прочитает камень? – спрашиваю спокойно, хотя внутри меня всё вопит от ужаса. – Судей сотни. Робари одна.
– Тварь, – плюёт он мне под ноги. – Ты переоцениваешь свою значимость.
– Я просто говорю то, что мы оба хорошо знаем.
– Ты права, робари, я не могу прикоснуться к тебе. Не пока ты околдовала хорошего судью. Но, – его взгляд перемещается к Давиде, – если мне не изменяет память, несколько леди пожаловались на пропавшие драгоценности. Знаешь, как наказывают за воровство?
Ломают пальцы, дают им зажить, а потом отрубают. Давида в ужасе давится воздухом. Я стою прямо перед ней, но вечно защищать её от Алессандро я не смогу.
– Муки, которые ей предстоят… – говорит Алессандро, и его глаза горят чем-то большим, чем страх. В них есть жестокость, которую я раньше не замечала, потому что принимала его за сопливого подлизу-ученика. Но он гораздо опаснее. Он достаёт кинжал из ножен, и я вижу ту часть его, что наслаждается чужой болью. – Это ужасно. Но я слышал, что ей не привыкать к наказаниям. Не думаю, что король простит повторное нарушение правил.
Что бы я ни делала, меня будут бояться. Служанки, придворные, судьи. Я решила вернуться во дворец. Решила встретиться с их страхом. Давида поступила иначе. Она мориа, но скрывает это. А я поставила её под угрозу. Я выиграла время, пока мои руки не заживут, но что дальше? Алессандро не может просто взять и забыть.
Если только…
Я встаю на колени и поднимаю руки в мольбе.
– Пожалуйста, – прошу молодого судью. – Не причиняй ей вреда. Да, я лгала. Арестуй меня, но отпусти её.
Давида трясёт мои рукава, мотая головой. Я отталкиваю её и слышу лязг кандалов. Поднимаю глаза на Алессандро, на его губах играет надменная усмешка.
Он дёргает меня за руку, чтобы защёлкнуть железки. Я хватаю его лицо обнажёнными пальцами и скалюсь от жжения своей магии. Я высушиваю воспоминания за последние сутки. Смотрю, как проходил его день до того, как он поймал нас. Как он проскользнул босой на кухню с альманом в руке, который взял из одного из тайников, как орал на Нурию, как допрашивал Лео. От проникновения в его разум мне становится плохо, потому что в нём столько ненависти. Ненависти к себе. К тому, что я не знаю. Она просачивается, как гной из раны, и когда я его отпускаю, то падаю прямо рядом с ним.
Я прислоняюсь лбом к холодному полу кухни. Перед глазами пятна света. Давида опускается ко мне.
– Я в порядке, – говорю и беру протянутую руку, которой она помогает мне встать.
Мы смотрим на судью, лежащего на полу без сознания, и между нами возникает молчаливое соглашение. Я осматриваю кухню и нахожу бутылку с алкоголем. Откупориваю её и выливаю на его чистенькую чёрную мантию.
Давида поднимает брови и вздыхает: «Куда мы его отнесём?».
– В единственное место, где он не сможет оправдаться.
Вместе с Давидой мы тащим его через боковую дверь кухонь и дальше по служебному залу, который ведёт в кабинет Мендеса. Усаживаем его в кресло. Давида вынимает из фартука почти пустую бутылку, вытаскивает пробку зубами и вкладывает под руку Алессандро.
Звучит звон соборных колоколов, означающий конец дневного перерыва, мы выскакиваем из кабинета. Коридор пуст.
– Он ничего не вспомнит, – уверяю её.
«Будь осторожна», – вздыхает она.
Мы возвращаемся назад в главную башню молча. Приготовления к фестивалю, похоже, удвоились. Мы просто две служанки, спешащие плечом к плечу на следующее задание. Когда мы останавливаемся на входе в кухню, Давиду всю трясёт, она берёт меня за руки и целует в обе щеки. Я призываю всю свою силу, чтобы подавить желание навсегда остаться в её объятиях, так похожих на материнские.
– Мне так жаль, что втянула тебя во всё это, – шепчу. – Я должна была защищать тебя.
Давида вздыхает, но я не до конца понимаю её следующие слова: «Доброе сердце. Спаси нас всех».
***
Я бегу в свои покои, подмышки платья промокли от пота. Я уверена, что забрала все воспоминания Алессандро о нашей встрече, но его подозрения никуда не денутся. Рано или поздно, меня поймают. То, что произошло сегодня, не должно повториться. Давида не Сорока, она просто мориа, работающая во дворце. Значит, я всё ещё не знаю, где находится шпион Иллана, и я, похоже, ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы его найти.
Я останавливаюсь, когда чувствую, как будто кто-то меня коснулся. Прохладный ветерок обдувает меня, и на мгновение я слышу голоса с другого конца зала.
Украденные воспоминания играют со мной злую шутку. Когда я подхожу к двери библиотеки, голоса становятся громче, боль в висках усиливается, как никогда прежде. Здесь что-то есть. Я чувствую это. Пронзающая боль, как кинжал меж рёбер.
Я дёргаю дверь. Заперта. Ищу заколку в кармане, но дверь поддаётся от правильного поворота моего запястья. Дневной свет проникает через окна, освещая пыль в воздухе. В комнате холодно, прямо как в покоях леди Нурии этажом ниже, и даже камин не зажжён. На окнах здесь нет решётки. Наверное, в ней нет необходимости.
Стоя здесь, я не могу дышать. Словно только что шагнула в Серость. Живые краски начинают тускнеть от невзрачных рядов книг и кушетки, с которой я смотрела, как этот город и мой дом в лесу на границе сгорают в пламени. Я плетусь к окну и открываю защёлку, впуская прохладный воздух. Внизу лабиринт из королевских садов. Я вдыхаю аромат подстриженных изгородей и грязь столицы, которую ничем не перебить.
Я сжимаю подоконник для опоры. Воспоминания рвутся на поверхность, словно пытаются снести плотину. Я закрываю глаза, потому что не могу избежать мелькающих картинок.
Подносы с пирожными и выпечкой. Бросок игрального кубика. Дез, который спрашивает меня: «Что ты здесь делаешь?». Книга, горящая в этом самом камине.
Почему у принца Пуэрто-Леонеса была книга с легендами мориа в библиотеке? Почему он вообще был здесь? Я любила это место. Есть ли у меня хоть что-то, что Кастиан не запятнал одним своим существованием?
Моё дыхание становится коротким, быстрым, и я падаю. Я прислоняюсь лбом к согнутым коленям.
«Хватит», – говорю Серости. – «Пусть всё прекратится».
Хотела бы я вырвать собственные мысли, как я это делаю с чужими. Хотела бы я никогда сюда не возвращаться. Каждая ниточка, которую я тяну, открывает что-то новое.
Я слышу голос Деза: «Доверься мне».
– Я верю тебе, – шепчу в пустую комнату, человеку, который уже мёртв.
Внезапно я так сильно хочу его увидеть. Хочу, чтобы он появился среди всего ужаса в моих мыслях. Я нахожу его среди мелких воспоминаний, задвинутого за остальными. Нужное мне воспоминание касается той ночи, когда он меня спас. Оно не закончено, застряло где-то в Серости. Часто вдыхая, я пробираюсь в темноте своего разума, как по старым дорожкам подземелий, залов дворца.
Но я знаю, что ещё найду там. Мёртвые глаза глядят на меня. Маленькая девочка ест сладости. Мои собственные ладони, детские, покрываются первыми шрамами и завитками. Я когда-то обещала Иллану, что постараюсь выпустить Серость, но это было тогда. Я не была одна. Я не была во дворце с Рукой Правосудия. Дез был жив. Он бы помог мне справиться с этим всем, сказал бы, что мне хватит сил встретиться с украденными жизнями. Прямо сейчас я не могу найти даже одно воспоминание. Разве желания увидеть его недостаточно, чтобы приложить все усилия?
– Я скучаю по тебе, Дез, – говорю вслух. – Но я не могу это сделать одна.
Я не могу, потому что завтра Фестиваль Солнца, и моё время на исходе.
Глава 21
Внутренний двор королевы был затейливо украшен к приёму в саду, как второе из шести небес, предназначенное для тех, чья истинная добродетель – любовь. Будучи принцессой чужеземного королевства и королевой Пуэрто-Леонеса, она не жалеет денег на первое празднество дня. Лео говорил, что это давняя традиция, чтобы королевы устраивали приём для особых гостей, хотя все, похоже, заметили, что ни принц, ни императрица Лузо не почтили её своим визитом.
Юная королева расположилась под навесом со своими тщательно отобранными фаворитками под навесом, все в сияющих дофиникийских – фиолетовых – тонах под полуденным солнцем, в то время как король восседает на недавно возведённом троне, покрытом ярко-зелёным плющом и цветами. Он осматривает толпу, пребывая в столь дурном настроении, что даже верховный судья Мендес, только что возвратившийся из Соледада этим утром, не рискует к нему приближаться.
Рука Мориа стоит позади короля на двух из четырёх мраморных пьедесталах. Я удивлена увидеть новую вентари без Мендеса поблизости. Она измождена и кажется знакомой, наверное, из-за того, что я вижу в ней и в персуари рядом с ней саму себя. Они такие пустые, застывшие, их глаза неподвижные, словно они даже не моргают. Как будто их превратили в почти пустышек, но оставили немного воспоминаний – достаточно, чтобы они могли выполнять свои обязанности. Я перевожу взгляд на пустые пьедесталы. Там, предполагается, буду стоять я, после того как проявлю себя. Когда я стану одной из них, и судья Мендес снимет повязку с моей руки и наденет перчатки с оковами, ключ от которых будет только у короля Фернандо. Они говорят, что моя сила – это проклятье, но продолжают презентовать меня как подарок.
Страх наводняет меня, пока я задерживаюсь за изгородью. Не могу оставаться в этом ухоженном саду, окружённая шуршанием шёлковых платьев и мерцанием драгоценностей, ртами, набитыми деликатесами, и дворянами, напившимися игристого вина кавы и теперь покачивающихся под музыку.
Я сворачиваю на дорожку между стенами изгороди. Чем дальше я иду, тем меньше гуляк меня окружает, поэтому я не останавливаюсь, наслаждаясь мгновениями одиночества. Я касаюсь руками листьев по обе стороны от меня, под каблуками хрустит галька.
Это всё кажется таким знакомым. Словно я уже гуляла здесь раньше, хотя знаю, что это не так. Это ощущение вырывается из моих воспоминаний. Я поднимаю тяжёлые многочисленные юбки светло-розового платья, выбранного Лео, чтобы я соответствовала свите королевы, и следую за этим ощущением. Несколько раз я чуть было не споткнулась, сердце уходит в пятки, но я всё ещё иду по извилистым тропинкам, пока не захожу в тупик. Ветер раздвигает шторку из свисающего плюща. За изгородью скрывается огороженный сад, заросший ромашкой и сорняками. Он выглядит забытым, по сравнению с остальными скрупулёзно стриженными, ухоженными садами. И тогда я замечаю нечто, что не вписывается в это место. Белую статую.
Скидывая туфли, я зарываюсь ногами в траву и встаю на колени. Отодвигаю мягкую зелёную траву и вижу, что это статуя ангела. Не из тех, что обычно в коленопреклонённом положении стоят перед Отцом миров. Это стоящая стражница с мечом в руке, готовая защищать мориа. Что она здесь делает? Попала по ошибке? Могут ли о ней просто не знать? Или кто-то тщательно спланировал этот невидимый бунт посреди королевских садов?
Я упираюсь руками в траву под ногами ангела. Искры магии скользят по пальцам моей правой руки, которая без перчатки. Шрамы и завитки начинают светиться. Я перевожу взгляд со своей ладони на руки ангела. В камне появилась трещина, которой не было раньше, и из неё идёт мягкое белое свечение.
Альман.
Я бросаю взгляд через плечо. Музыка с приёма играет на полную громкость, звонкий смех и болтовня наполняют воздух. Кто знает, когда я смогу вновь прийти в этот сад, особенно после всего, что может случиться на фестивале. Я раскрываю кулак статуи, чтобы дотянуться до альмана.
Борода Иллана пока ещё чёрная местами. Его светло-голубые глаза выделяются на блестящей бронзовой коже. Кроваво-красное солнце уходит за линию горизонта.
– Тебе нужно успокоиться, Пенелопа, – говорит старый вентари. Его тонкие руки лежат на плечах молодой королевы.
Здесь, в огороженном саду, она падает на колени. Тяжёлый шёлк её юбок, расшитых узорами, окружает её, как лепестки роз. Её золотые волосы распустились у висков, выскочив из узкой косы, заплетённой вокруг её головы. В левой руке она сжимает тонкую золотую диадему.
– Как я могу успокоиться, учитывая, что ты просишь меня сделать с моими детьми?
Иллан встаёт рядом с ней на колени, его лицо как каменная маска чести и долга.
– Это намного лучше того, что с ними сделает король. Ты же знаешь, это единственный шанс спасти жизни их обоих.
Она мотает головой. Маленькая, тоненькая, как увядающий цветок, но есть ещё крупицы силы в её железной хватке. Она сжимает в кулаке рубашку Иллана.
– Найди иной путь. Так не должно быть.
Иллан мягко кладёт руку поверх её кулака.
– Какой же? Скажите мне, ваше величество, потому что мы испробовали множество способов остановить короля. Попробуешь забрать мальчиков, и он будет преследовать тебя всю жизнь. Если Кастиан останется, если мы дадим королю причину доверять ему, если он увидит самого себя в своём сыне, Кастиан будет защищён как наследник престола, – он берёт её за подбородок, но молодая королева не поднимает глаз. – Всё зависит от тебя, Пенелопа.
Она шлёпает его по руке, его кожа горит от размашистого удара.
– Ты не оставляешь мне выбора.
– Я дал тебе выбор – возможность спасти обоих своих сыновей.
Королева отводит взгляд, её лицо бледнеет, как портрет, оставленный на солнце. Слёзы текут рекой по её щекам.
– Пожалуйста, прости мне то, что я должна сделать, – шепчет она никому и всем одновременно. – Прости меня.
Она поворачивается к уходящему солнцу, неотрывно наблюдая за ним, пока последний луч не скрывается за горизонтом. Её мир погружается во тьму.
Я отдёргиваю руку, словно обжёгшись. В моей голове отпечаталось лицо молодого Иллана.
Кожа покрывается мурашками, а глаза ангела словно ждут чего-то от меня. Молчания. Я знаю, что это самое, самое опасное воспоминание, которое у меня когда-либо было или будет. Встреча королевы Пенелопы и Иллана.
И что бы там ни случилось с младшим братом Кастиана, это явно сделал не сам Кастиан. Шепчущие были как-то в этом замешаны. Иллан был замешан. Он хотел – он предложил – помочь спасти жизни мальчиков. Обоих.
Зачем ему делать нечто подобное? С чего вдруг ему помогать предыдущей королеве?
Бессмыслица какая-то. Слишком много мыслей вертится в моей голове, слишком много воспоминаний. Нужно уходить отсюда.
Я хватаю туфли и бегу тем же путём, которым пришла. Надеюсь, что тем же. Дорожки, огороженные изгородями, кажется напрямую ведут к нужному месту, но здесь так много хитрых узких проходов, тайных путей, которые могут завести в другие части сада. Я бы могла здесь потеряться на несколько дней.
С другого конца дорожки слышится тёплый голос. Мне нужно увидеть знакомое лицо.
– Лео! – кричу, сворачивая за угол. Он прислоняется к колонне, а его лицо приближается к кому-то другому, кого я не могу разглядеть. Услышав меня, Лео резко поворачивается ко мне с распахнутыми глазами.
– Мисс Рената! Что вы здесь делаете?
Другой человек ускользает за колонну и в тень. Моя первая мысль об Алессандро, и я отшагиваю назад.
– Прошу прощения, – говорю. – А кто это был?
Первый шок постепенно уходит с лица Лео.
– Ну, вы меня знаете. Я всегда найду себе развлечение, – он подмигивает мне, но я уверена, что это был не просто лёгкий флирт.
– Ты говорил вчера с судьёй Алессандро? – спрашиваю. У меня нет желания ему улыбаться. Вообще кому-либо.
Он выпрямляется и предлагает мне руку.
– Клянусь жизнью и памятью своего мужа, я не говорил судье, где тебя найти. И не имею ни малейшей идеи, как он оказался без сознания в кабинете Верховного судьи. Даже если ты не хранишь моих секретов, Рената, я думал, что мы уже друзья.
Друзья. От этого слова и больно, и радостно на сердце. Я беру его за руку ладонью в перчатке, и по крайней мере этот жест кажется правильным.
– Нам обязательно возвращаться? – спрашиваю его.
– Только до последнего представления. А потом нам нужно будет подготовиться к вечерним мероприятиям. Будет сюрприз.
– Сюрприз в том, что мы чествуем солнце ночью?
Он смеётся, и я слишком сильно сжимаю ткань его изумрудно-зелёного камзола. Он поглаживает мою руку успокаивающе.
– Ты же знаешь, Лео, я не люблю сюрпризы.
– Думаю, этот тебе понравится, – он ведёт меня по иной тропинке, не по той, по которой я пришла сюда.
На секунду мне кажется, что я вижу то, чего нет. Мимо меня проходит девушка того же роста и телосложения, что и Саида. Новоприбывшие спешат к одной из многих арок, ведущих к центральным садам, чтобы присоединиться к празднованию, в то время как слуги кружат среди толпы с бокалами кавы. Я спешу пойти за девушкой, но десятки людей проходят между нами, и мне приходится их огибать, чтобы вновь увидеть её.
Я не думаю, что творю, я просто бросаюсь вперёд и хватаю её за рукав.
Девушка в золотом платье разворачивается ко мне, чёрные волосы заплетены в два узелка, свисающих до шеи. Часть меня так отчаянно хочет увидеть подругу, что я даже не думаю, как это выглядит со стороны, – робари схватила другого человека рукой без перчатки.
– Что ты делаешь?! – грубо выпаливает она. Это так непохоже на Саиду, что я даже не понимаю, как могла так ошибиться. Её огромные голубые глаза смотрят на меня в замешательстве. Она поднесла руку к губам, словно только и ждёт, когда кто-то придёт и спасёт её.
– Леди Армада, могу я вас сопроводить? – Лео кланяется ей, но бросает взгляд на меня, будто бы спрашивая, в своём ли я уме.
Она раскрывает изящный веер и машет перед своим лицом, скрывая всё, кроме возмущённого взгляда.
Я хватаю бокал кавы с подноса и ухожу подальше от центра сада, где каждый стремится подобраться как можно ближе к королю и королеве. Нахожу затемнённое местечко у изгороди. Хотя я по-прежнему чувствую на себе случайный любопытный взгляд из-за веера, это всё же лучше, чем быть окружённой толпой.
Группа детей рядом со мной сидит в кругу. Поначалу я не могу расслышать песенку, которую они поют друг другу, но потом прислушиваюсь к словам, и моё сердце ухает вниз.
Они поют по очереди по две строчки.
– Могилу мориа я искал,
А как нашёл – так раскопал.
– В ней два серебряных глаза,
Чтоб проникнуть в твой разум!
– Три золотых пальца,
Чтоб ты в иллюзии оказался!
– Одно сердце, красное как медь,
Чтоб лавине чувств ты мог велеть!
– И четыре вены, что сверкают платиной,
Чтоб прошлое было навеки утрачено!
Я отворачиваюсь до того, как они закончат последние строчки, хотя они навсегда отпечатались в моей памяти: «Как много я раскопал, пока могилу мориа искал». Меня всегда бесил этот стишок, бесило, как они превратили нас в детскую песенку, шуточку.
– Рената, – голос леди Нурии звучит справа от меня. Я даже не заметила, как она подошла. Могла ли я правда так далеко зайти, если мои же органы чувств меня так подводят? – Где ты была?
– Лео показывал мне сады. Я ещё не все посмотрела.
– Давай танцевать, – леди Нурия вскидывает подбородок, завлекая, солнце согревает её смуглую кожу и выгодно оттеняет кремово-мятный цвет её роскошного платья.
– Я не танцую, – говорю ей. Я никогда не танцую. Даже на наших базах мориа, когда мы праздновали смену времён года и священные дни, в которые мы чествуем Госпожу шепчущих, я не танцевала.
Она фыркает совсем не как леди. Ничего не могу с собой поделать, но она мне нравится. Даже после того, как выжгла в моей памяти картинку с полуголым принцем.
Леди Нурия уже уводит меня прочь, нам вслед летят взгляды от лиц, прячущихся за веерами, как рыси в высокой траве. Я случайно бросаю взгляд на короля, но тот что-то говорит мужу Нурии, Алессандро.
– Танцевать полезно для души. Я частенько танцую обнажённая, пока мужа нет рядом.
Я не могу сдержать смешок, похожий на кашель, от неожиданности.