Текст книги "Тайна Высокого Замка"

Автор книги: Златослава Каменкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава восемнадцатая. Жди, как любимые ждут…

Первого сентября 1939 года германские вооружённые силы вторглись в Польшу. Прошло каких-нибудь две недели, а Польша уже утратила все свои промышленные районы, лишилась многих крупных городов. Немцы захватили Варшаву. Польское правительство сбежало неизвестно куда.

И тогда Советское правительство сочло священным долгом подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу, которые столько выстрадали под панским ярмом, находясь на положении бесправных наций, а ныне брошены на волю случая.

Красная Армия получила приказ перейти границу Польши и взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

Как внезапно приходит весна после бесконечно долгих зимних стуж, так пришёл этот незабываемый сентябрьский день.

В бомбоубежище, где Марина Стебленко, Дарина и их дети провели душную ночь, людей было набито, как зёрна в мешке. И вдруг, точно солнечный луч, ворвалась туда какая-то женщина и бросила в темноту:

– Выходите! Они уже пришли!

Ослеплённые солнцем, выходили люди из тёмных подвалов. Одни быстро, порывисто, другие робко, с опаской поглядывая на танки.

Со всех сторон слышались восклицания:

– Вызволители вы наши дорогие!..

– Ох, товарищи!..

– Братья…

– Мы никогда не теряли надежды!..

– Как мы вас ждали…

– Настал светлый час!

Кто-то маленький, беловолосый смущённо протянул смуглому командиру танка букет алой пахучек комнатной герани, сорванной в открытом окне своего полуподвального жилья. Этот «кто-то» был никто иной как Петрик, видевший, какой горячей благодарностью сияли, полные радостных слёз, глаза женщин и мужчин, обнимавших своих освободителей.

– Дивчино, будь ласка, глоток воды, – обратился к Ганнусе молодой стройный танкист с чёрными кудрями над высоким лбом.

– Прошу пана… товарищу, – зачерпнув из ведра кружечку воды, протянула танкисту Ганнуся.

– Просто «товарищ», без «пана», добре?

Ганя смущённо опустила тяжёлые ресницы.

Молодой танкист жадно пил воду, не сводя глаз с Ганнуси.

– Как мы вас ждали… ждали, как свою волю… – задушевно прошептала Ганнуся, прямо взглянув в лицо молодому танкисту.

Вот с этого мгновенья всё это и началось, как потом они вспоминали.

– Сынок, – обратилась к молодому танкисту Дарина. – Не слыхал ли часом, из Берёзы Картузской узников уже освободили? Ихний батько там…

Нет, молодой танкист этого не знал, чем опечалил Дарину.

– По местам! – послышалась команда.

Танкист поспешно расстегнул левый карман комбинезона, достал фотокарточку и на её обратной стороне чётким почерком написал:

«ЖДИ, КАК ЛЮБИМЫЕ ЖДУТ…

Александр Марченко».

– Как вас зовут? – спросил он, отдавая Ганнусе открытку с надписью.

– Ганя Ковальчук, – покраснев, промолвила девушка.

– Я вас найду, Ганя… Непременно найду… Если вы меня будете ждать, Ганя…

«Буду ждать!» – хотела крикнуть ему вслед Ганнуся. Но она этого не сделала. Её смущали и мама, и тётя Марина, и особенно Петрик.

Часть вторая

Глава первая. Снова вместе

В горсовете, куда Петрик пришёл с мамой получить ордер на новую квартиру, мальчику вдруг показалось, что в приёмной самого главного начальника, под высокой живой пальмой рядом с письменным столом, сидит за пишущей машинкой бывшая буфетчица из бара «Тибор» и одним пальцем что-то выстукивает.

Прошло три года с тех пор как Петрик в последний раз видел тётку Олеся, поэтому не удивительно, что мальчик заколебался: «Она или не она?»

У секретарши чёрные гладкие волосы скромно уложены валиком. Она не курит. Губы у неё совсем не накрашены. С людьми секретарша разговаривает тихо, учтиво, вежливо.

– Будьте любезны подождать минут десять, – попросила она маму. – Ваш ордер сейчас подпишут.

«Обознался, – с облегчением перевёл дух Петрик. – Нет, конечно, это не Олеся тётка…»

Мальчик поудобнее уселся на мягком диване рядом с мамой. Кротко сложив руки на коленях, он принялся разглядывать висевшую на стене картину, где Ленин задушевно беседовал с крестьянами.

В приёмную вошёл молодой человек с энергичным, мужественным лицом.

Секретарша сразу же перестала стучать на машинке и скорбно свела брови, точно ей внезапно стало очень больно.

– Ну как, товарищ Гаврилюк? – едва слышно спросила она. – Что сказал профессор?

– Пока врачи с трудом разбираются в его болезни.

Гаврилюк устало опустился в кресло.

– Как он вас встретил? Узнал? Был рад вас видеть?.. – и вдруг осеклась, в глазах блеснули слёзы. – Ох, никак не могу примириться с тем, что он уже ослеп…

– Не надо падать духом. Я хлопочу, чтобы Степана отправили в санаторий. И вы поедете с ним. Поставим мы нашего друга на ноги.

– Теперь бы только жить да жить… Вы сберегите его…

– Кто-кто, а мы то знаем, как он своей молодой кровью щедро жертвовал для освобождения нашего многострадального народа.

Секретарша утёрла слёзы.

– Как я виновата перед Степаном… Сколько ошибок… Сколько горя…

– За прошлое не надо себя упрекать, – мягко сказал Гаврилюк. – Важно, чтобы где-то внутри не оборвались невидимые нити… Да, Степан просит, чтобы вы поберегли себя. Не надо вам ночами дежурить в больнице.

– Но ему так плохо…

– Эту ночь я побуду возле него. Следующую посидит другой товарищ, а вам необходимо отдохнуть.

– Не знаю, как мне вас благодарить за всё, что вы делаете…

– А эти слова меня обижают, – укоризненно качнул головой Гаврилюк. – Ну, будьте здоровы и не падайте духом. Обещаете?

– Постараюсь.

– Вот и хорошо, – дружественно пожал он секретарше руку.

Дарина поднялась навстречу Гаврилюку:

– Александр Акимович! Узнаёте?

Трудно узнать Дарину Ковальчук. Пережитые страдания последних лет заострили углы её лица, почернела как уголь. Но поэт узнал землячку, усадил на диван.

Слова Гаврилюка, наполненные искренностью, глубокой любовью к человеку, успокоили Дарину и её сына.

Михайло Ковальчук жив и здоров. Он сейчас в Полесье.

О да, сегодня же ему будет послана телеграмма. Пусть приезжает во Львов, где его ждут семья и товарищи.

Нет, нет, денег на телеграмму не нужно. Деньги есть.

Нужна машина, чтобы перебраться на Замковую улицу? Хорошо, машина утром будет.

А как же, он непременно навестит новосёлов! Когда? Чуть попозже, пусть не обижаются, дел по горло! А машина утром подъедет, пусть собирают пожитки.

И ушёл, энергичный, добрый, чуткий, не позволив себя благодарить.

Секретарша вынула из машинки бумажку, которую печатала, встала и, высокая, тонкая, быстро зашла в кабинет.

«Это она…» – теперь окончательно узнал Петрик бывшую буфетчицу из бара «Тибор».

Настроение мальчика сразу омрачилось. Ему стало в горсовете не по себе.

– Уйдём отсюда, мама, – потянул за рукав Петрик.

– Скоро пойдём, сынок.

Из кабинета вышла секретарша. Улыбаясь, протянула Дарине небольшую бумажку.

– Поздравляю вас, товарищ Ковальчукова, поздравляю от всей души. Мы теперь будем почти соседями. Заходите, буду очень рада.

Только день спустя Петрик смог почувствовать, сколько неожиданной и светлой радости таила в себе, казалось бы, самая обыкновенная на вид бумажка.

Наконец-то семья Ковальчуков перестала скитаться по сырым и тёмным подвалам, гдё столько поколений львовских тружеников прожили свои тусклые, безрадостные годы.

Дарина с детьми поселилась в трёх прекрасных, солнечных комнатах в вилле, укрытой плющом.

Ещё три комнаты в этой вилле занимала семья командира Красной Армии, а остальные – пожилая полька, бывшая экономка владельца виллы, крупного предпринимателя, миллионера, бежавшего за границу.

Сбылась заветная мечта Петрика. В их новой квартире имелась белая кафельная ванная комната. И душ. А терраса! Да о такой террасе Петрик и мечтать не мог! Она выходила прямо в сад, где отягощённые плодами ветви яблонь гнулись к самой земле. А в глубине сада, сразу же за красивым фонтаном и бассейном, находилась беседка. И, подумать только, стальные стены беседки были увиты виноградными лозами, а в густой их листве прятались налитые соком тугие гроздья. И, наконец, самое главное – с крыши виллы был виден двор, в котором жил Олесь!

Дважды в этот день Петрик забегал туда, но оба раза мальчика встречал всё тот же небольшой, кстати, весьма таинственный замок, похожий на игрушечный позолоченный бочонок, состоящий из дисков с намеченными на них цифрами!

«Удивительно! А где же дырка для ключа? – думал Петрик, с любопытством разглядывая замок. – Может быть, это и есть тот самый, который открывается без ключа?» Да, Петрик о таких слыхал. Достаточно набрать определённое число, как замок – хлоп! – и откроется!

В пещере Олеся тоже не оказалось. Видно, «пираты» давным-давно покинули своё убежище. Об этом говорили площадка при входе, густо заросшая лопухом и мать-мачехой, валявшиеся в пещере пожелтевшие обрывки газет, клочки рогожи, яичная скорлупа.

«И где мне искать Олеся?» – понурив голову, присел на камень Петрик. Его привыкшие к полумраку глаза неожиданно разглядели кувшин, прикрытый рваной рогожей. Кувшин был с водой. Она оказалась совершенно свежей. Тут же под рогожей Петрик обнаружил свёрнутое одеяло.

«Ого-го! Здесь кто-то прячется…» – вздрогнул Петрик. Сразу стало жутко одному в пещере, и он поспешил покинуть её.

С Олесем Петрик встретился спустя два часа совершенно неожиданно.

Дарина послала сына в бакалейную лавку за солью. И вот на пороге лавки Петрик чуть не сбил с ног Олеся.

– Я не хотел! – виновато попятился назад Петрик.

И хотя во взгляде опущенных глаз друга Петрик угадал немой укор, дружба их оказалась выше обид. Через несколько минут они шагали по улице как ни в чём не бывало.

Ох, сколько обид и унижений испытал Олесь за эти три года от Данька!

– А знаешь, Петрик, теперь выяснилось: его батько – «тайняк». Ну знаешь, сыщиком он был… Тайным полицаем… Ночью у нас в доме такая стрельба поднялась! Милиционеры пришли, чтобы маклера арестовать, а он, гадина, одного убил, другого поранил, а сам на чердак, потом на крышу…

– И убежал?

– Убежал…

– А Данько-пират где?

– Тут он. Встретишь, молчи, ни гу-гу! Точно мы его совсем и не знаем. Плевать на него хотели – и всё!

– Ладно. Олесь, а ты знаешь, он, кажется, прячется в пещере.

– Кто?

– Ну, этот… батько Данька-пирата!

Петрик ошибался. В пещере зачастую прятался сам Данько, который сознавал, что его отец совершал такие злодеяния, за которые не было тому ни пощады, ни снисхождения. А кто знает, пощадят ли жену и детей убийцы? Не зря же мать в ужасе твердила:

– Ох, не миновать мне криминала.

Данько грубо кричал на мать:

– Раскаркалась! Да я сперва ихний горсовет подпалю!

– Тихо, тихо… – испуганно махала руками маклерша, показывая глазами на соседскую квартиру.

– Бывает, что стены уши имеют…

– Да я этого Олеся подвешу вниз головой в пещере!

Однако чуть свет Данько трусливо убегает из дому, слоняясь где-то в центре города, среди сборища довольно тёмных личностей. Иногда он и вовсе не является домой ночевать. И каждое утро, вопреки материнскому запрету, Мироська, питая к брату беспредельную преданность, носит ему в пещеру кувшин воды и всякую всячину.

Два события отвлекли внимание Петрика и его друзей от маклеровских сынков.

Умер отец Ивасика. Умер человек добрый, смелый, сильный. Он учил Олеся ничего не бояться… Быть правдивым, честным, помогать слабым… Много у этого человека было друзей… Суровые, молчаливо-скорбные, они проводили своего товарища в последний путь. И те, кто ещё недавно, с сухим блеском в глазах выдерживал пытки в кровавых застенках дефензивы, сейчас, не пряча своих слёз, плакали над могилой человека, которого так горячо полюбил Олесь.

И ещё один человек с глубочайшей болью переживал эту утрату. То была тётя Оксана.

Кроме Олеся, никто не знал о той ночи, отягощённой муками раскаяния, когда эта женщина вдруг ясно поняла, что дальше так жить, как она живёт, нельзя!

Холодный ветер швырял в окна дождь, смешанный со снегом. Тётя Оксана вернулась домой, как обычно, на извозчике, уставшая, разбитая. Не раздеваясь, она сидела за столом не шевелясь, словно каменная, только слёзы из глаз: кап, кап, кап…

Вот она уронила голову на стол, рыдания сотрясали её плечи, а сквозь рыдания прорывались слова:

– Страшно, страшно так жить… Кругом эти рожи, пьют, шумят… А я… будто иду среди ночи одна… одна по тёмному полю… И на сотни километров нет вокруг ни одного огонька… Ни одного живого существа… Степан… Как мне и сыну ты нужен… Где? В какую тюрьму они упрятали тебя?..

Под натиском душевного смятения голос её ослабел и оборвался. Никогда ещё у тёти, такой гордой и скрытной, не вырывалось подобных признаний, как в тот поворотный миг её жизни…

Через друзей Степана она узнает, что муж заключён во Львовскую тюрьму «Бригидки». И узник даже не подозревает, кто так заботливо носит ему передачи, кто подкупает тюремщиков. А в один летний день, щурясь от дневного света, он выходит на волю.

Не зная, кому он обязан своим неожиданным освобождением, но полагая, что это хитрая уловка врагов, Степан в тот же день покидает город.

Успей бы Оксана ровно в одиннадцать утра быть у ворот «Бригидки», кто знает, возможно, злая судьба не разлучила бы Степана с семьёй ещё на год с лишним. Но случилось так, что у самого городского театра полиция с дубинками напала на демонстрацию бастующих маляров. Краковскую площадь и прилегающие к ней улицы полиция оцепила. Оксана с детьми не смогла пробраться к тюрьме.

Только спустя год, когда Олесь гостил у своего дедушки на Майданских Ставках, за ним туда приехали тётя Оксана и её муж…

Вторым событием, но уже радостным, было поступление Олеся, Петрика и Василька в новую школу, где все – и учителя, и дети, говорили на родном, украинском языке.

Как-то в середине октября, в один из чудесных тихих и солнечных дней, Олесь и Петрик возвращались из школы по Замковой улице. Внимание их привлекли трое незнакомых первоклассников, которые сбивали камнями каштаны.

– Гей, вы зачем портите деревья? – сердито напустился на них Олесь. – Тоже мне – охотники за каштанами! Не можете залезть и нарвать?

– Я ещё маленький, чтобы на такое высокое залезть, – тоненьким голоском обиженно возразил чернявый мальчуган, почтительно отступая назад.

Тогда Петрик бросил на траву портфель и ловко взобрался на большой ветвистый каштан.

– Ловите!

– Это мне!

– Нет! Это мне!

– Мне!

– А ну, не ссориться! Всем достанется…

В эту минуту старый каштан внезапно окружили «пираты». Один из них попал камнем в голову Олесю. Бедняга, обливаясь кровью, побежал к себе во двор.

Тем временем «пираты» обшаривали карманы первоклассников, требуя «контрибуцию».

Спрыгнув с дерева, Петрик самоотверженно кинулся в густую кучу неприятелей.

– Не смейте грабить детей!

– Ха, защитник нашёлся!

Шкилет стукнул кулаком по спине Петрика и свирепо оскалил зубы, желая его напугать.

– Смерть проклятая! – крикнул Петрик и показал язык.

Данько, приняв величественную позу, сидел на камне и курил. Казалось, он выражал на своём лице полное равнодушие к тому, что совершалось.

«Пираты» скрутили Петрику руки назад и подвели к своему предводителю. Быть может, они ждали, что пленник упадёт перед ним на колени и будет просить пощады?

Глупцы! Кто-кто, а Данько хорошо знал упрямый нрав Петрика. Этот был не из тех, кто может признать его своим владыкой.

Мироська, отвратительно хихикая, подкравшись сзади, насыпал Петрику на волосы песку.

Изрядно поколоченный, Петрик вырвался из окружения, чудом подхватил в траве свой портфель и убежал.

Глава вторая. Загадочный гость

В изодранной куртке, прикрывая ладонью расцарапанную щёку, Петрик робко переступает порог кухни. Главное – незаметно пробежать в ванную комнату, помыть голову, причесаться…

– Где же ты бегаешь! – неожиданно входит на кухню Дарина. – Или сердце тебе ничего не подсказало?

Она почему-то в воскресном платье, радостная, суетится.

«Зря я боялся. Мама даже не заметила разорванный рукав», – с облегчением подумал Петрик, кладя на подоконник портфель.

– Вот, неси на стол мёд…

Войдя в комнату, Петрик побледнел и застыл на месте с открытым ртом.

– Сынку!

Отец оброс бородой, страшно исхудал, виски у него серебрились, и когда он смеялся, возле глаз и губ собирались незнакомые морщинки. Но всё равно Петрик сразу узнал его. Узнал и уже не мог отвести взгляд от добрых и любящих глаз.

– Это и есть мой Петрик! – с гордостью проговорил Ковальчук, обращаясь к гостю, сидящему за столом, которого радостно возбуждённый Петрик сразу и не разглядел.

– Вылитый батько, – сказал гость, прищуривая глаза.

Петрик отшатнулся, словно его толкнули в грудь. «Кто это? – подумал мальчик. – Где ж я его видел?»

Но память обрывалась, как рвётся истлевший шпагат.

Петрик смотрел на гостя таким испытывающим, пристальным взглядом, как будто хотел заглянуть ему в самую душу. Но гость не отвёл глаза и ласково улыбался мальчику.

– А скажи, герой, из какой битвы ты воротился? – полюбопытствовал гость.

– Это Данько-пират всегда наскакивает. Он грозится, что сведёт со мной счёты, хотя бы это стоило ему жизни. Так и говорит: пусть моя мама не удивляется, если найдёт меня как-нибудь утром в постели с перерезанным горлом! Батько у него «тайняк»… Он скрывается от властей!

– Какой головорез! – возмутился гость. – Фамилию не помнишь?

Петрик смутился. Ни фамилии Данька-пирата, ни имени его отца Петрик не знал.

– Врагов надо знать, герой, – с той же знакомой Петрику улыбкой покачал головой гость.

– Пока пили чай, Ганя сбегала за дядей Тарасом, который не замедлил явиться со всей семьёй.

Из разговора взрослых Петрик понял, что суровые испытания сближают людей. Гость, которого зовут Мартын Ткачук, по профессии электромонтёр. Год назад за революционную деятельность его бросили в Берёзу Картузскую. Отец Петрика крепко привязался к этому стойкому, верному товарищу по борьбе, сумевшему завоевать уважение среди узников лагеря смерти.

– Да расскажите ж, как пришло освобождение, – нетерпеливо требовала Дарина.

– Что рассказывать? – развёл руками Ковальчук. – День начался, как всегда, муштрой. Только вот примечаю, у дежурных полицаев морды больно невесёлые. Тут я ловлю момент и спрашиваю земляка, ты его, Тарас, знаешь. Это наш поэт Александр Гаврилюк. Спрашиваю, что это полицаи такие сумрачные? А он шепчет; «С тех пор, как началась война, им невесело…» А вечером мы даже разулись на ночь. Уснули как убитые.

– И вдруг, – с волнением перебил его Мартын Ткачук, – нас разбудили громкие возгласы: «Воля!», «Воля, браты!» У окна столпились люди и с кем-то перешёптываются. Слышим, кто-то сквозь рыдания кричит: «Эй, товарищи! Воля!»

Через окно бросили хлеб.

«Держи, товарищ… Это тебе… а это тебе… На, получай, товарищ…»

«И мне дайте!»

«Возьми, товарищ…»

Кто-то громко и решительно призывает сохранять дисциплину и ожидать утра. Ведь может быть подвох: учинят провокацию и расстреляют всех из пулемётов.

Но где там! Кто может ждать утра?! Я первым выскочил в коридор, а за мной и другие. Двери всюду открыты. Люди бегают, разыскивают знакомых. А вокруг – ни одного полицая… Сбежали…

«Мартын, – берёт меня за руку Александр Гаврилюк, – мы организовали группу товарищей, которые будут выдавать из склада чемоданы и мешки. Дело нелёгкое, там их около девяти тысяч…»

«Я с радостью, – говорю, – идём…»

Покидая Берёзу, мы нашли многих наших товарищей убитыми. Убегая, полицаи боялись стрелять. Убивали штыками…

– Где ж Александр Гаврилюк? – встревоженно спросил Тарас Стебленко.

– Как же? Он тут, во Львове. Разве ты его не встречал?

– Я сам только вчера приехал из Борислава. Месяц пробыл по заданию партии на нефтяных промыслах.

– Тогда ясно.

– Татусь, я знаю Александра Гаврилюка. Это он дал нам машину, чтобы сюда перебраться. Да, мама?

Дарина, вошедшая с кипящим чайником в руке, утвердительно закивала головой:

– Дай ему бог здоровья, золотой человек.

– Из Берёзы мы с Гаврилюком вышли разом, – опять заговорил отец Петрика. – По дороге нас кормили белорусские крестьяне. От них мы и узнали, что Красная Армия уже заняла Барановичи. Вернулись мы домой в Заболотье. Гаврилюк собрал вокруг себя наших людей, словом, организовали мы в тот же день ревкомы, дрались с недобитыми панами, пока Красная Армия пришла. Встретитесь, Гаврилюк тебе многое поведает. Он в голове целую книгу о Берёзе носит.

Во время всего этого разговора Петрик несколько раз бросал на гостя короткие насторожённые взгляды.

«Да где ж я его видел?» – старался припомнить мальчик.

Мартын Ткачук охотно согласился воспользоваться гостеприимством Тараса Стебленко и пожить у него до тех пор, пока устроится на работу и получит комнату.

Пока Ковальчук сбривал бороду и мылся в ванне, гость очаровал всех своим пением. О, сколько чудесных украинских песен он знал! Петрик тоже заслушался.

Однако стоило ему только уйти, мальчиком вновь овладело какое-то тягостное чувство, схожее на муки голода. Смутные воспоминания теснились в его памяти. Он силился припомнить…

«Кто это? Где я раньше видел Мартына Ткачука?» – всё настойчивее спрашивал себя Петрик.

Он даже начал сердиться.

«И зачем я всё время про это думаю?.. – А мысль скользкая, как улитка, вползала в голову: – Где я видел его? Где?.. Где?..»

– Ты о чём размышляешь, сынок? – заметил Ковальчук, ласково вороша огромной ладонью шелковистые волосы Петрика.

– Тато, – встрепенулся мальчик. – А этот… Мартын Ткачук, он сам из Львова?

– Нет, а что?

– Сдаётся… он, наверное, тоже был заказчиком…

– Каким заказчиком?

– А к дяде Тарасу тогда в сапожную мастерскую много разных заказчиков приходило. И он тоже… – не совсем уверенно заключил Петрик.

– Нет, не мог он приходить. Мартын Ткачук во Львове никогда не жил, – твёрдо сказал Михайло Ковальчук. – Может, кто похожий на него заходил?

– Ага, – согласился Петрик, стыдясь своей неуместной подозрительности. Казалось, ледяной покров, сковывавший мальчика, внезапно растаял, и он с увлечением начал рассказывать отцу о друзьях и пещере, которую опять хочет захватить Данько-пират.

– Йой, эта пещера! – горестным, жалостливым тоном вставила Дарина. – Узнала я тут с нашим сынком, почём фунт лиха. Как затеют они возле этой пещеры войну, ну, думаю, каменюкой по голове стук нут – и готов!

– Так-таки и стукнули! Что я дурак им башку свою подставлять? Я голову портфелем загораживаю.

– «Загораживаю». Спасибо Юрку, сынишке нашего соседа. Он Петрика тут оберегает от озорников. И в школу записал.

– Пойдём, татусь, я покажу нашу пещеру.

– Куда тянешь батька? Устал он с дороги. Лучше покажи ему свои тетрадки, книжки, портфель, что тебе тётя Марина подарила.

– Ганка, а ты покажи карточку, что тебе танкист дал, – порекомендовал Петрик. – Она эту карточку, когда спать ложится, всегда сперва поцелует, а потом в тумбочку прячет. Я видел…

– Мама, скажи ему! – сконфуженно покраснела Ганнуся.

– Вот как! Уже кавалер? А ну, дочка, подавай нам сюда своего танкиста, – шутливо сказал Ковальчук. – Поглядим, что он за орёл!

Ганнуся первая смущённо засмеялась, стыдливо закрыла лицо руками и выбежала на террасу.

– Опять озоруют в саду! – раздался её крик.

Петрик, выскочивший вслед за сестрой на террасу, безошибочно опознал убегающих через забор.

– Это Данько-пират и его шайка! Юрко! – позвал он. – Юрко-о-о!

Сперва на балконе с лаем появился похожий на волка Рекс, затем вышел Юра – сын командира, а за ним Стефа, внучка старого профессора. Она училась с Юрой в одном классе, и они дружили.

– Опять Данько обрывал виноград! – задрав голову, сообщил Петрик.

– Я сейчас, – кивнул Юра.

Через две-три минуты Юра и Стефа были в саду.

Ганнуся познакомила их с отцом.

– Знаете, этот Данько – закоренелый преступник, хотя ему всего лишь четырнадцать лет, – с лицом сосредоточенным и серьёзным пояснила Ковальчуку Стефа. – Я его знаю ещё с детства.

– Хо, можно подумать, ты уже очень взрослая, – хихикнул Петрик. – Ганя ей на день рождения куклу подарила…

Сестра строго дёрнула Петрика за лямку штанов.

– Ты меня не смыкай! – насупился Петрик.

– А вот уже и взрослая, – не без некоторого кокетства возразила Стефа. – Меня этими днями будут принимать в комсомол. Да, Юрик?

И хотя Петрик уже давно мысленно поклялся любить Стефу до гроба, в эту минуту, когда она так нежно посмотрела на Юру, от любви Петрика, казалось, не осталось ничего, кроме горького сожаления за то, что он так быстро забыл добрую, трогательную, печальную Юльку, исчезнувшую из его жизни, как бесследно исчезают капли дождя на раскалённом песке.

Суровая бороздка прорезала высокий чистый лоб Юры.

– Другого выхода нет! – решительно промолвил он. – Надо этому Даньку написать ультиматум. Да, точно такой же ультиматум, как Тимур послал Квакину и его шайке.

Испытывая жгучее смущение, Петрик был вынужден признаться: во-первых, он не знает, что такое ультиматум; во-вторых, кто такой Тимур; в-третьих, что это за шайка Квакина?

Присаживаясь на садовую скамейку, где сидели Ковальчук, Петрик, Ганя и Стефа, Юра раскрыл книжку.

– Михайло! – позвала Дарина. – Иди, отдохни с дороги.

– А я, Дарцю, тут с ними на свежем воздухе отдыхаю.

– Тоже мне – юный пионер! – добродушно усмехнулась Дарина и зашла в комнату.

– В этой книжке рассказывается о пионере Тимуре и его команде, – начал Юра. Он быстро отыскал нужную страницу и прочёл:

«…Тимур оглянулся. Людей вблизи не было. Он вынул из кармана свинцовый тюбик с масляной краской и подошёл к воротам, где была нарисована звезда, верхний левый луч которой действительно нагибался, как пиявка.

Он уверенно обровнял лучи, заострил и выпрямил.

– Скажи – зачем? – спросила его Женя. – Ты объясни мне проще: что всё это значит?

Тимур сунул тюбик в карман. Сорвал лист лопуха, вытер закрашенный палец и, глядя Жене в лицо, сказал:

– А значит, что из этого дома человек ушёл в Красную Армию. И с этого времени этот дом находится под нашей охраной и защитой. У тебя отец в армии?

– Да! – с волнением и гордостью ответила Женя. – Он командир.

– Значит, и ты находишься под нашей охраной и защитой.

Они остановились перед воротами другой дачи. И здесь на заборе была начерчена звезда. Но прямые светлые лучи её были обведены широкой чёрной каймой.

– Вот! – сказал Тимур. – И из этого дома человек ушёл в Красную Армию. Но его уже нет. Это дача лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе. Тут живёт его жена и та маленькая девочка, у которой добрый Гейка так и не добился, отчего она часто плачет. И если тебе случится, то сделай ей. Женя, что-нибудь хорошее…»

– О, это очень умная и благородная книга, – задумчиво сказал Михайло Ковальчук, – Вот у меня есть два адреса… В этих домах дети тоже ждут своих отцов… Фашисты замучили их в концентрационном лагере. Я бы гордился моим сыном и его товарищами, если бы они делали для этих семей что-нибудь хорошее.

– Вы нам дайте, пожалуйста, эти адреса, – попросил Юра. – Мы вам обещаем… да, Стефа?

– Конечно! Мы не только будем заботиться о семьях погибших. Мы будем стараться… А этому гнуснопрославленному рыцарю по очистке чужих садов, Даньку-пирату, мы пошлём такой ультиматум, что он сбежит из города, как его отец!

– Сын за отца не отвечает, – горячо возразил Юра.

– Это ты верно говоришь, сынок, – согласился Ковальчук. – Юрко прав, надо с этим парнем терпеливо повозиться. И труд ваш не пропадёт.