Текст книги "В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– В самом деле,– сказал Гобсон,– вид неба мне совсем не нравится.
А мы, милэди, и не заметили с вами этой перемены.
– Вы опасаетесь бури? – спросила путешественница, обращаясь
к Норману.
– Да, милэди, – ответил старый матрос, – а бури на Большом Медвежьем
озере бывают иногда ужасны. Здесь ураган бывает так же силен, как в Атлантическом океане. Этот туман не предвещает ничего хорошего, хотя возможно, что буря разразится не раньше, чем через три или четыре
часа, и тогда мы успеем доехать до форта Сообщения. Но едемте
скорее, так как лодке, все равно, нельзя оставаться около этих торчащих
из воды скал.
Лейтенант не мог спорить с Норманом о вещах, которые тот знал
лучше его. Старый моряк привык к переездам через это озеро, и можно
было вполне положиться на его опытность.
Отвязывая якорь и собираясь отплыть, Норман, как бы охваченный
предчувствием, пробормотал:
– Не лучше ли будет подождать?
Гобсон, услышав эти слова, смотрел в нерешимости на занявшего уже
свое место старого матроса. Будь он один, он не задумался бы ехать, но
присутствие женщины заставляло его быть более осторожным. Путешественница
поняла причину колебания своего спутника.
– Не думайте обо мне, мистер Гобсон, поступайте так, как если бы
меня тут не было. Если этот храбрый моряк находит нужным ехать, то
едемте, не теряя ни минуты.
– Трогаем, – ответил Норман, – и поплывем к форту ближайшим
путем!
Лодка отплыла от берега, но в продолжение первого часа подвигалась
вперед очень медленно. Слегка раздуваемый неровными порывами
ветра парус бился о мачту. Туман продолжал сгущаться. Лодку начало
довольно сильно покачивать, так как море раньше атмосферы чувствовало
приближение бури. Пассажиры сидели молча, только старый матрос старался
пронизать глазами густой туман. Он был на все готов и спокойно
ожидал бури.
Все до сих пор шло довольно хорошо, если бы только лодка быстрее
подвигалась вперед. Прошел уже час, а они отъехали не больше двух
миль от лагеря индейцев. К тому же, дувший с берега беспорядочный
ветер увлек лодку на средину озера, и берег был едва виден. Все это не
предвещало ничего хорошего; если бы ветер продолжал дуть с севера, то
легкую лодку относило бы все дальше и дальше на средину озера.
– Мы еле подвигаемся, – сказал лейтенант Норману.
– Да, мистер Гобсон, – ответил моряк,– ветер не хочет установиться, а если он и установится, то, пожалуй, не так, как нам нужно.
Тогда, – добавил он, указывая рукою на юг, – мы скорее увидим форт
Франклин, чем форт Сообщения!
– Ну, что же, – сказала улыбаясь Полина Барнетт, – это будет прекрасная
прогулка. Озеро великолепно, и его стоит проехать с севера на
юг. Я надеюсь, что ведь с форта Франклина люди тоже возвращаются, не правда ли?
– Да, милэди, если только удается до него доехать. Но на этом
озере буря длится иногда по две недели, и если ветер загонит нас на юг, то я обещаю мистеру Гобсону, что он попадет в форт Доверия не раньше, чем через месяц.
– В таком случае будем внимательны, – сказал лейтенант. – Такое
запоздание было бы совсем невыгодно для осуществления наших планов.
Итак, мой друг, будьте осторожны и постарайтесь как можно скорее вернуться
к северному берегу. Я уверен, что Полина Барнетт не испугается
перехода в двадцать – двадцать пять миль по суше.
– Я очень желал бы добраться до северного берега, но не в состоя*
нии этого сделать. Посмотрите сами. Ветер, повидимому, устанавливается
с этой стороны. Все,' что я могу сделать, это править на северо-восток; если ветер не усилится, я надеюсь, что мы доедем благополучно.
Но около половины пятого началась уже настоящая буря. Высоко в
воздухе раздавалось завыванье ветра, который еще не успел проникнуть
в нижние слои воздуха, но это, конечно, должно было наступить скоро.
Слышны были громкие крики пролетавших в тумане испуганных птиц.
Потом вдруг туман разорвался, и показались большие низкие тучи, изорванные
и истрепанные, гонимые к югу со страшной скоростью. Опасения
старого моряка оправдывались. Ветер дул с севера, и вскоре на озере
должна была разразиться страшная буря.
– Внимание! – закричал Норман, натягивая шкот 34 и ставя лодку
против ветра.
Налетел шквал. Лодка сначала легла набок, потом поднялась и взлетела
на гребень огромной волны. С этой минуты озеро забушевало, как
настоящее море. Вода была относительно не особенно глубока, и волны, ударяясь о дно озера, поднимались затем страшно высоко.
– Помогите! Помогите мне! – закричал старый моряк, стараясь опустить
парус.
Гобсон и Полина Барнетт принялись помогать Норману, не принося, впрочем, никакой пользы, так как совершенно не умели управлять лодкой.
Норман не мог оставить руль, фал 3'’ обернулся вокруг мачты, и парус
не спускался. Лодка могла каждую минуту опрокинуться, громадные волны
заливали ее с одной стороны. Небо делалось все темнее и темнее.
Полил холодный дождь со снегом, ураган усиливался, вздымая громадные
волны.
– Рубите же! Рубите! – раздался отчаянный голос матроса.
Жюль Верн, т. XV 4
Ослепленный снегом Джаспер Гобсон схватил нож Нормана и отрезал
фал, натянутый, как струна арфы. Но отсыревший трос 36 не проходил
сквозь блок, и рея не спускалась с верхушки мачты.
Тогда Норман решил итти во что бы то ни стало, – итти к югу, так
как не было никакой возможности плыть против ветра, хотя итти по ветру
среди обгонявших лодку громадных волн было очень опасно; к тому
же она могла быть отнесена к южному берегу Большого Медвежьего
озера.
Гобсон и его отважная спутница прекрасно понимали всю рискованность
своего положения. Лодка не могла, конечно, долго сопротивляться
силе урагана. Она или опрокинется, или будет разбита. Их жизни угрожала
смертельная опасность.
Однако, ни лейтенант, ни миссис Барнетт не пришли в отчаяние. Уцепившись
за скамьи, обливаемые с ног до головы холодными волнами,
ослепленные снегом и дождем, они всматривались в туман. Земля исчезла.
Небо и вода сливались в одну темную массу. Старик Норман со стиснутыми
зубами, сжимая руль, старался изо всей силы держать свой челнок
ближе к ветру.
Но сила урагана сделалась так велика, что лодка уже не могла плыть
под его напором, она должна была неминуемо разбиться. Уже наружная
ее обшивка расшаталась и отставала; каждый раз, когда лодку сбрасывало
с гребня волны, надо было ждать, что она будет разбита вдребезги.
– Все же надо ехать, надо подвигаться во что бьг то ни стало вперед!
– проговорил старый матрос.
Опустив шкот, он повернул лодку к югу. Сильно надувшийся парус
помчал лодку с головокружительной быстротой. Но громадные волны неслись
еще быстрее, и вода целым потоком лилась через борт. Приходилось
все время выливать воду, чтобы она своей • тяжестью не потопила
лодки. Буря свирепствовала со страшной силой; ей был здесь полный простор: не было ни дерева, ни холма, которые могли бы задержать ее порывы.
Только изредка в разрезе тумана видны были громадные ледяные
горы, уносимые ветром на юг.
Было половина шестого. Ни Норман, ни Джаспер Гобсон не могли
уже дать себе отчета в том, куда они плывут. Лодка подчинялась лишь
власти бури.
Вдруг, метрах в тридцати за лодкой, поднялась чудовищная волна, а
впереди нее образовалось углубление, черневшее, как пропасть. Громадный
вал надвигался все ближе и ближе, грозя раздавить лодку. Норман
обернулся и не спускал уже глаз с волны. Джаспер Гобсон и Полина Барнетт
с широко раскрытыми глазами тоже смотрели на приближающуюся
волну, сознавая с ужасом, что избежать ее они не имели возможности.
Она обрушилась, наконец, с ужасным шумом и покрыла всю кормовую
часть лодки. Последовал страшный толчок. Крик ужаса сорвался с уст
лейтенанта и его спутницы, покрытых этою громадою воды. Им показалось, что они идут ко дну.
Лодка, на три четверти залитая водою, все же вынырнула... но старого
матроса не было!
Джаспер Гобсон испустил крик отчаяния. Полина Барнетт бросилась
к нему.
– Норман!– вскричал Гобсон, указывая на опустевшее место в лодке*
– Несчастный! – проговорила путешественница.
Рискуя быть выброшенными, они вскочили со своих мест. Но ничего
не было видно. Не раздалось ни крика, ни зова о помощи. Нигде не
всплыло тело матроса... Несчастный старик нашел смерть в волнах.
Оба исчезли в водовороте.
Путешественники застыли от ужаса. Теперь они должны были уже сами
заботиться о своем спасении. Но ни лейтенант, ни его спутница не умели
управлять лодкой, особенно в таком ужасном положении, когда даже самому
опытному моряку было бы трудно ее направить.
– Мы пропали! – сказал лейтенант.
4*
– Нет, Гобсон, – ответила отважная путешественница. – Будем помогать
друг другу, не все еще потеряно.
Надо было прежде всего вылить из лодки воду, так как если бы
лодку снова залила волна, она неминуемо пошла бы ко дну. К тому же, если лодку освободить от воды, она будет легче подыматься на гребень
волн, и тогда меньше вероятия, что она будет разбита.
Гобсон и Полина Барнетт принялись выливать воду из лодки. Это
оказалось делом далеко не легким. Каждую минуту новые волны наполняли
лодку, и надо было все время работать черпаком. Этим занималась, главным образом, путешественница. Лейтенант держал руль, стараясь, как
умел, направить лодку по ветру.
К довершению всего, надвигалась ночь, или, если не ночь, – так как
под этой широтою ночи в это время года длятся лишь несколько часов, —
то, во всяком случае, темнота увеличивалась. Низкие облака, смешанные
с паром, сливались с туманом, еле пропускавшим тусклый свет. В двух
шагах ничего нельзя было разобрать, и лодка могла разбиться вдребезги, если б натолкнулась на плавающую льдину. Льдины могли легко встретиться, и при таком быстром ходе избежать их не было возможности.
– Кажется, лодка не слушается руля, мистер Джаспер? – спросила
Полина Барнетт.
– Да, – ответил лейтенант, – и вы должны быть готовы ко всякой
случайности!
– Я вполне готова! – просто ответила отважная женщина.
В эту минуту раздался страшный оглушающий треск. Сорванный ветром
парус пролетел как белое облако. Лодка промчалась еще несколько
секунд, потом остановилась и беспомощно забилась на волнах; Джаспер
Гобсон и Полина Барнетт поняли, что они погибли. Их страшно подбрасывало.
Они упали со скамей расшибленные, израненные. Залитые водою,
засыпанные снегом, они еле различали друг друга. Разговаривать они
не могли, буря заглушала их голос. Им оставалось только ждать своей
участи.
Сколько времени носились они по волнам, подбрасываемые во все стороны, ни лейтенант, ни его спутница не могли определить. Вдруг они почувствовали
страшный толчок.
Лодка столкнулась с громадной ледяной горой, плавающей глыбой, до того скользкой и гладкой, что ухватиться за нее не было возможности.
При этом столкновении передняя часть лодки рассеклась, и в нее
хлынула вода.
– Тонем! Тонем! – закричал Джаспер Гобсон.
Действительно, вода дошла уже до скамеек. Лодка быстро шла ко дну.
– Миледи! Миледи!– закричал лейтенант. – Я здесь... Я не покину
вас!
– Нет, мистер Гобсон! – ответила миссис Полина.– Один вы можете
спастись... Вдвоем же мы погибнем! Оставьте меня! оставьте меня!
– Никогда! – вскричал лейтенант Гобсон.
Но едва он успел произнести эти слова, как налетела новая волна, и лодка пошла ко дну.
Оба исчезли в образовавшемся от погружения лодки водовороте; через
несколько секунд они вынырнули. Гобсон сильно греб одною рукою, поддерживая другою свою спутницу. Но было очевидно, что он не в состоянии
будет долго бороться с разъяренными волнами и погибнет вместе
с той, которую хотел спасти.
В это время какие-то странные звуки привлекли его внимание. Это
были не крики испуганных птиц, а скорее звук человеческого голоса.
Их подхватила чья-то сильная рука.
Джаспер Гобсон, сделав страшное усилие, приподнялся над волнами и
огляделся.
Но сквозь густой туман ничего не было видно. Однако он снова слышал
те же звуки, раздавшиеся уже гораздо ближе. Какой смельчак мог
спешить к ним на помощь? Во всяком случае, помощь придет слишком
поздно. Намокшая одежда мешала лейтенанту, он чувствовал, что скоро
погибнет вместе с несчастной женщиной, которую не мог уже поддерживать
над водой. Испустив инстинктивно громкий крик, он исчез под нахлынувшей
волной.
Но Гобсон не ошибся. Три человека, находившиеся на озере, заметили
погибавшую лодку и спешили на помощь. Эти люди только одни и могли
ездить в такую бурю по озеру, так как их лодки были вполне приспособлены
к борьбе с ураганом.
Это были три эскимоса, крепко сидевшие в своих кайаках. Кайак —
длинная пирога, приподнятая с обоих концов: она делается из мельчайших
досок, обтянутых тюленьей кожей, сшитой жилами нерпы. 38 Верх
кайака также весь обтянут кожей, кроме средины, в которой оставляется
отверстие. В это-то отверстие и помещается эскимос. Он крепко затягивает
у пояса края тюленьей кожи, составляя таким образом как бы одно
целое с своей лодкой, в которую не может проникнуть ни одна капля
воды. Этот кайак, легкий, гибкий, не тонет, а если и опрокидывается, то от удара весла снова становится в прежнее положение, и потому эскимос
не боится в нем никакой бури.
Три эскимоса, услышавшие отчаянный вопль лейтенанта, подоспели
как раз во-время. Задыхающиеся Джаспер Гобсон и Полина Барнетт почувствовали, что их подхватила чья-то сильная рука, но в темноте они
не могли различить, кто был их спасителем.
Один эскимос взял лейтенанта и положил его поперек своего кайака, другой сделал то же самое с Полиною Барнетт, и все три кайака, ловко
управляемые двухметровыми веслами, быстро помчались посреди пенящихся
волн.
Полчаса спустя потерпевшие крушение были положены на песчаный
берег, в трех милях расстояния от форта Провидения.
Только старого матроса не было с ними!
X. Обзор прошлого
Около десяти часов вечера Полина Барнетт и Гобсон стучались в ворота
форта. Все очень обрадовались, увидя их, так как их уже считали
погибшими. Но радость сменилась сильным огорчением, когда узнали о
смерти Нормана, которого все любили и уважали. Что же касается эскимосов, то они, флегматично выслушав горячую благодарность лейтенанта
и его спутницы, не хотели даже войти в форт. То, что они сделали, казалось
им вполне естественным. Им приходилось уже не раз спасать утопающих, и они равнодушно отправились в своих кайаках по озеру отыскивать
выдр и морских птиц.
Ночь, а также и следующие, сутки, были целиком посвящены отдыху.
Все были очень довольны этим отдыхом, но лейтенант решил 2-го июня
непременно продолжать путешествие, к тому же и буря уже прошла.
Сержант Фельтон представил экспедиционному отряду все необходимое.
Некоторые собаки были заменены другими, и в момент отъезда Джаспер
Гобсон нашел свои сани в образцовом порядке.
Сели опять по двое в сани; на этот раз Полина Барнетт и лейтенант
сели вместе. За ними ехали Мэдж с сержантом Лонгом,
Следуя совету начальника индейцев, Гобсон решил ехать к американскому
побережью кратчайшим путем. Изучив карту, на которой, впрочем, вся эта территория была нанесена лишь приблизительно, он решил спуститься
по долине реки Медной Руды, впадающей в залив Коронации.
Расстояние между фортом Доверия и устьем реки Медной Руды равнялось
полутора градусам или восьмидесяти пяти—девяноста милям. Глубокая
впадина, образующая залив, оканчивается на севере мысом Крузенштерна, затем уже от этого мыса берег идет прямо на запад до мыса
Батурста, находящегося за семидесятой параллелью.
Гобсон изменил свой маршрут, направившись к западу, чтобы иметь
возможность достигнуть в несколько часов реки по прямой линии.
На следующий день, 3-го июня, после полудня, отряд подъезжал к
реке. Река Медной Руды, светлая и прозрачная, протекала по обширной
долине, разветвляясь на множество речек, мелких и вполне удобных для
перехода в брод. Сани легко подвигались вперед, и Гобсон занимал Полину
Барнетт рассказами о стране, которую они проезжали. Искренняя
дружба, которой способствовали возраст и все пережитое за время их путешествия, установилась теперь между лейтенантом и путешественницей.
Полина Барнетт с увлечением слушала рассказы своего спутника о новых
открытиях, до которых она была такая охотница.
Гобсон, знавший наизусть Северную Америку, мог вполне удовлетворить
любопытству своей спутницы.
– Девяносто лет тому назад, – рассказывал лейтенант,– вся эта территория, орошаемая рекой Медной Руды, была совершенно неизвестна,
и честь ее открытия принадлежит агентам Компании Гудзонова залива.
Только открытие это произошло совершенно случайно, как это, впрочем, нередко бывает: ищут одну вещь, а находят другую. Так Колумб искал
Азию, а нашел Америку.
– А что же искали агенты Компании? – спросила Полина Барнетт. —
Может быть, знаменитый северо-западный проход?
– Нет, милэди, – ответил лейтенант. – Уже целое столетие, как Компания
перестала интересоваться открытием этого нового пути сообщения, который был бы гораздо полезнее ее конкурентам, чем ей самой. Есть
предположение, что в 1741-м году некий Христофор Миддльтон, которому
было поручено исследование этих мест, был подкуплен Компанией, от которой
он получил взятку в пять тысяч фунтов стерлингов. Он объявил, что, по тщательному его исследованию, не существовало и не могло существовать
никакого прямого сообщения между обоими океанами.
– Это не делает чести знаменитой Компании, – заметила Полина
Барнетт.
– Я и не защищаю ее, – согласился Джаспер Гобсон. – Парламент
тоже строго осудил действия Компании и в 1746 году назначил премию в
двадцать тысяч фунтов тому, кто откроет этот проход. Нашлись два отважных
путешественника, Вильям Мур и Френсис Смит, поднявшихся до
бухты Отступления, в надежде найти желанное прямое сообщение. Во
всяком случае, их попытка не увенчалась успехом и, проездив полтора
года, они возвратились в Англию.
Разве не нашлось других путешественников, которые последовал\
6ъ* их примеру? – спросила Полина Барнетт.
– Нет, миледи, и в продолжение тридцати лет, несмотря на обещанную
парламентом награду, не было сделано ни малейшей попытки исследовать
эту часть Американского материка или, вернее, английской
Америки. Только в 1769-м году один из агентов Компании попытался
возобновить изыскания Мура и Смита.
– Компания, значит, отрешилась от своих узких, эгоистичных взглядов, мистер Джаспер?
– Нет еще, миледи, Самуилу Хиэну, агенту Компании, было поручено
исследовать только месторождение медной руды, о существовании которой
рассказывали туземцы. 6-го ноября 1769-го года агент Компании покинул
форт Принца Уэльского, построенный на речке Черчилль, на западной
стороне Гудзонова залива. Самуил Хирн смело отправился на северо-запад, но недостаток в съестных припасах и страшный холод заставили его
возвратиться в форт Принца Уэльского. Но эта неудача не остановила
Хирна, и на следующий год, 23-го февраля, он снова отправился в путь, взяв с собой нескольких индейцев. Это второе путешествие сопровождалось
массою лишений. Очень часто не было ни рыбы, ни дичи, а один
раз путешественникам пришлось целую неделю питаться дикими плодами, кусками старой кожи и жжеными костями. Пришлось снова вернуться
в факторию, не добившись никакого результата. Однако Хирн не разочаровался
и поехал третий раз 7-го декабря 1770-го года. Девятнадцать
месяцев спустя он открыл реку Медной Руды, спустился до самого ее
устья и будто бы увидел тем свободное море. Таким образом, Самуил
Хирн первый достиг северного побережья Америки.
– Но ведь северо-восточный проход, т.-е. прямое сообщение между
Атлантическим и Тихим океанами, все-таки не был открыт?
– Нет! И сколько смелых и предприимчивых моряков его с тех пор
искали! Фиппс в 1773-м году, Джемс Кук и Клерк с 1776-го по 1779-й год, Котцебу с 1815-го до 1818-го года, Росс, Парри, Франклин и многие другие
посвятили свою жизнь разрешению этой трудной задачи, но все напрасно.
И только уже в наше время отважному Мак-Клуру удалось проехать из
одного океана в другой через полярное море.
– Но скажите, мистер Гобсон, неужели Компания Гудзонова залива
удовольствовалась лишь исследованиями Самуила Хирна и не посылала
больше никого?
– Как же, миледи, ведь только благодаря ей и мог совершить путешествие
Франклин с 1819-го по 1822-й год между рекою Хирна и мысом
Турнагайн. Это путешествие не обошлось, конечно, без трудностей и
лишений. Не раз путешественники оставались совсем без пищи. Были
убиты и съедены два канадца... но, несмотря на все мучения, капитан
Франклин исследовал северное побережье Американского материка на протяжении
пяти тысяч пятисот пятидесяти миль.
– Это был человек редкой энергии,—заметила Полина Барнетт,—
что он вполне доказал, отправившись после всего пережитого на завоевание
северного полюса.
– Да,—ответил Гобсон,—и он нашел смерть на пути своих открытий!
Но теперь уже вполне доказано, что не все его спутники погибли вместе
с ним. Наверное, некоторые из них бродят и до сих пор среди этой
ледяной пустыни! Я не могу без содрогания думать об этих несчастных!
Настанет день, когда мне удастся осмотреть места, на которых совершилась
эта ужасная катастрофа, и тогда...
– В тот день,—перебила Полина Барнетт, сжимая руку лейтенанта,—
я явлюсь, чтоб ехать вместе с вами. Эта мысль уже не раз мне
Росс.
приходила в голову, мистер Джаспер, и у меня так же, как и у вас, сжимается
сердце при мысли, что смелые путешественники ждут, может быть, помощи...
– Которая для большинства придет слишком поздно, милэди, но некоторые
из этих цесчартных ее все же дождутся!
– От души желаю, чтоб это было так! Мне кажется, что агенты
Компании, живущие в северных факториях, могли бы скорее, чем кто-либо
другой, исполнить этот долг человеколюбия.
– Я разделяю ваше мнение, милэди,—ответил лейтенант,—тем более, что агенты этих факторий больше других привыкли к суровому климату
арктического материка, что они, впрочем, много раз доказывали. Они, например, сопутствовали капитану Бэку в его путешествии 1834-го года, когда была открыта земля короля Вильгельма, где именно и произошла
ужасная катастрофа Франклина. Затем нашим же двум агентам, Дизу
и Симпсону, было поручено губернатором Гудзоновской бухты в 1838-м
году исследовать берега полярного моря; во время этого исследования
и была открыта земля Виктории. Я уверен, что завоевание арктического
континента принадлежит в будущем агентам нашей Компании. Фактории
ее будут подвигаться все дальше и дальше к северу, куда поневоле
убегают пушные звери, и когда-нибудь будет воздвигнут форт на той
математической точке, где скрещиваются все меридианы земного шара!
Разговаривая таким образом со своей спутницей, Гобсон рассказал ей
также много приключений из собственной жизни за время его службы
у Компании, про борьбу, которую ему приходилось вести с агентами
других компаний, и о путешествиях, совершенных им с целью исследования
новых мест. Полина Барнетт тоже рассказала ему многое из своих странствований
по тропическим странам. Она говорила ему о своих планах
на будущее время, и долгие часы утомительного путешествия проходили
незаметно в этой приятной беседе.
Собаки неслись во всю прыть, и сани быстро подвигались к северу.
Долина реки Медной Руды заметно расширялась по мере приближения
к Арктическому океану. Холмы, тянувшиеся по обеим сторонам долины, понемногу понижались. Группы хвойных деревьев нарушили однообразие
этой странной местности. По реке неслись еще льдины, не поддавшиеся
влиянию солнца, но число их уменьшалось с каждым днем, и в хорошей
лодке или шлюпке можно было свободно плыть вниз по течению реки, не встречая никаких естественных заграждений. Река Медной Руды была
глубока и широка. Ее прозрачные воды быстро и спокойно текли, не образуя
нигде ни волнений, ни водоворотов. С верховьев река бежит извилистой
линией, но потом делается все прямее и, наконец, вытягивается
в совершенно прямую линию на расстоянии нескольких миль. Широкие
и ровные берега были покрыты местами сухою травою, и по ним довольно
свободно можно было ехать в санях, запряженных несколькими парами
собак. Никакого подъема не замечалось, и потому дорога была нетрудная.
Экспедиционный отряд продвигался очень быстро. Ехали день и ночь,—
если только это выражение может быть применено к стране, над которой
солнце описывает почти горизонтальный круг, т.-е. почти не заходит.
В этих широтах ночь продолжается не больше двух часов, и утренняя
заря в это время года следует почти сейчас же за сумерками. Погода
была очень хороша, небо довольно ясно, только слегка затуманено на
горизонте, и путешествие совершалось при вполне благоприятных условиях.
В течение двух дней путешественники ехали по берегу реки Медной
Руды. Окрестности реки не были богаты пушными зверями, но зато
птицы водились в изобилии. Их можно было считать тысячами. Э70
полное отсутствие куниц, бобров, горностаев сильно заботило лейтенанта.
Он стал думать, что пушные звери покинули эти места потому, что их
преследовали охотники. Это было весьма возможно, так как часто приходилось
встречать остатки бывшего лагеря, потухшие костры, указывающие
на недавнее пребывание здесь охотников или индейцев. Гобсону стало
ясно, что ему придется углубиться далеко на север и что достигнув
устья реки Медной Руды, он совершил лишь часть путешествия. Ему
захотелось как можно скорее достигнуть места, описанного Самуилом
Хирном, и он торопил всех, насколько было возможно.
Впрочем, все разделяли его нетерпение. Каждый старался как можно
скорее достигнуть берегов Арктического океана. Какая-то непонятная
сила влекла вперед неустрашимых путешественников. Их манило к себе
неизвестное. Может быть, в этой столь страстно ожидаемой местности
начнутся самые тяжелые испытания? Пусть так. Все жаждали их испытать
и достигнуть скорее цели. Путешествие, совершонное ими до сих пор, не могло их интересовать; настоящие исследования должны были начаться
только с берегов Арктического океана. И каждому хотелось уже быть
в том месте, за несколько сот миль к западу, где их путь пересекает
семидесятая параллель.
Наконец, пятого июня, спустя несколько дней после того, как они
покинули порт Сообщения, лейтенант заметил, что река Медной Руды
сильно расширяется. Западный берег, слегка изгибаясь, направлялся почти
прямо на север. На востоке же, наоборот, он закруглялся до самого
горизонта.
Гобсон тотчас же остановился и рукою указал своим спутникам на
безгранично расстилавшееся перед ними море.
XI. По берегу
После шестидневного путешествия отряд достиг широкого лимана, 39
имевшего вид трапеции и резко выделявшегося на Американском материке.
В западном углу находилось устье реки Медной Руды, а в восточном—
длинный рукав, получивший название входа Батурста. С этой стороны
берег, капризно извилистый, изрезанный бухтами и заливами, с бесконечными
выступами и косами, терялся во множестве перепутанных проливов
и проходов, придающих карте полярных материков такой причудливостранный
вид. На левой стороне лимана, от устья реки Медной Руды,
берег шел возвышаясь к северу и оканчивался мысом Крузенштерна.
Этот лиман назывался заливом Коронации и был весь усеян островами
и островками, образующими архипелаг Герцога Йоркского.
Переговорив с сержантом Лонгом, Гобсон решил дать здесь один
день отдыха своим спутникам.
Теперь только должны были начаться настоящие исследования, чтобы
найти подходящее место для постройки новой фактории. Компания предписала
своему агенту проникнуть за семидесятую параллель, до берегов
Ледовитого океана. Чтобы исполнить это поручение, лейтенант мог найти
лишь на западе пункт, находящийся за семидесятой параллелью и принадлежащий
Американскому материку. На востоке все эти земли составляют
скорее часть арктических территорий, кроме пересекаемой семидесятой
параллелью земли Боотиа, географическое положение которой еще не определено
вполне точно.
Определив широту и долготу и наметив на карте место, где они
находились, Джаспер Гобсон увидал, что до семидесятой параллели им
остается еще больше ста миль. Но за мысом Крузенштерна берег круто
поднимался к северо-западу и переходил под углом за семидесятую параллель, почти на сто тридцатом меридиане, как раз на высоте мыса Батурст, который был назначен капитаном Кравенти местом свидания. Этого-то
пункта и надо было достигнуть. Там и будет построен новый форт, если
только местность окажется подходящей.
– Вот где мы должны поселиться, сержант Лонг,—сказал лейтенант, показывая унтер-офицеру карту полярных стран, – чтобы соблюсти все
условия, предписанные нам Компанией. В этом месте море свободно от
льда большую часть года. Корабли могут через Берингов пролив доставлять
форту все необходимое и вывозить из него ценные меха.
– Не говоря о том,—прибавил сержант Лонг,—что наши служащие
будут иметь право получать двойное жалованье, так как мы будем находиться
за семидесятой параллелью.
– Конечно,– ответил лейтенант,—и я думаю, что они ничего не будут
иметь против этого.
– В таком случае, господин лейтенант, нам остается только ехать
скорее к мысу Батурст, – сказал сержант.
Но так как лейтенант уже назначил один день отдыха, то отправились
в путь лишь на другой день, 6-го июня.
Эта часть путешествия не могла походить и нисколько не походила
на первую. Порядок уже не соблюдался с прежней строгостью. Ехали, как хотели, часто останавливались, и, большей частью, даже шли пешком.
Только одно приказание было отдано лейтенантом Гобсоном, – чтобы
никто не удалялся от берега больше, чем на три мили, и чтобы весь
отряд собирался два раза в день—в полдень и вечером. Когда наступала
ночь, располагались биваком. Погода была все время хорошая и температура
стояла довольно высокая; градусник показывал пятьдесят девять
выше нуля по Фаренгейту (пятнадцать градусов выше нуля по Цельсию).
Раза два, три были снежные метели, но они продолжались недолго, и
температура не изменялась.
Вся эта часть американского побережья, между мысом Крузенштерна
и мысом Парри, простирающаяся больше, чем на двести пятьдесят миль, была исследована с большой тщательностью с 6-го по 2 0 -е июня. Гобсон, с помощью Томаса Блэка, исправил даже некоторые ошибки в гидрографической
40 карте. Были исследованы также соседние территории, хотя
только с той точки зрения, которая имела отношение к интересам Компании.
Действительно, ведь надо было узнать, водилась ли дичь на этих
территориях, и какая именно? Найдется ли здесь дичь, необходимая для
продовольствия, и пушные звери для добычи ценных мехов? Может ли
население фактории прокормиться местными продуктами хотя бы одно
летнее время? Вот вопросы, которые заботили лейтенанта Гобсона, и вот, что он заметил.
Собственно дичи, какую предпочитал капрал Джолиф, т.-е. съедобной, здесь водилось немного, Из птиц здесь было больше всего уток, но из грызунов встречались только полярные зайцы, к которым охотникам
