Текст книги "В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
полю. Надо было, наконец, позаботиться и о ночлеге. Решили последовать
примеру эскимосов и индейцев северной Америки, которые в таких
случаях выдалбливают себе норы во льду. Снеговые ножи действовали
отлично, и в восемь часов, после ужина, состоявшего из сушеной говядины, все обитатели фактории заползли в свои норы, которые оказались
даже теплее, чем этого можно было ожидать.
Но прежде чем уснуть, Полина Барнетт спросила у лейтенанта, не
может ли он определить пространство, пройденное ими от форта до места
их ночлега?
– Я предполагаю, что мы прошли не больше десяти миль,—отвечал
Джаспер.
– Десять из шестисот!—воскликнула путешественница.—В таком
случае нам придется употребить целых три месяца, чтобы пройти все это
пространство до Американского материка.
– Да, три месяца, может быть, даже несколько больше. Но ведь
скорее мы двигаться не можем. Мы путешествуем теперь уже не так, как путешествовали когда-то по ледяному гладкому полю, которое отделяло
форт Соединения от мыса Батурст—теперь мы должны следовать
по бугристому, исковерканному пространству, которое затрудняет и замедляет
каждый наш шаг. Мы встретим громаднейшие затруднения на
нашем дальнейшем пути! И вопрос еще, удастся ли нам их преодолеть?
Во всяком случае, наша цель заключается не в скорости нашего похода, а в том, чтобы прибыть всем в добром здоровье. Я чувствовал бы себя
очень счастливым, если бы на перекличке в форте Соединения все наши
товарищи оказались налицо.
Ночь прошла без всяких происшествий, но Гобсону во время долгой
бессонницы все казалось, что во льду, в котором он выдолбил себе
логовище, было слышно какое-то содрогание, которое, вероятно, происходило
от еще недостаточной спайки льда. Ему казалось, что бесконечное
ледяное поле не всюду еще замерзло и что, вероятно, большие полыньи
еще много раз будут преграждать их дорогу, отдаляя момент достижения
твердой земли. К тому же, накануне отъезда, лейтенант Гобсон очень хорошо
заметил, что ни пушные звери, ни хищные животные острова Виктории
не покинули еще окрестностей фактории, а если эти животные еще
не начали бегства в края более умеренного климата, то лишь потому, что
их инстинкт им подсказывал, что море замерзло еще не вполне, и они
встретят на пути полыньи. Однако делая эту попытку перебросить колонию
на твердую землю, Гобсон действовал благоразумно, если бы
даже попытка эта не удалась, и колонии пришлось возвратиться назад
по своим же следам. Он исполнял в этом случае лишь свой долг начальника.
На другой день, 23-го ноября, отряд снова сделал не больше десяти
миль пути, так как трудности пути были огромны. Ледяные глыбы, как
бы в каких-то конвульсиях или бешеной пляске, взгромоздясь одна на
другую и перепутавшись между собою, представляли совершенно невозможный
для прохода путь.
Понятно, караван не мог пройти через все эти препятствия. Громадные
ледяные горы были самых разнообразных форм; развалившиеся и
нагроможденные друг на друга, они имели вид целого разрушенного города.
Многие из них были до ста тридцати метров вышины над уровнем
моря, и на их вершинах еле держались громадные отдельные глыбы, угрожавшие каждую минуту падением от малейшего сотрясения воздуха.
Поэтому, обходя эти горы, надо было соблюдать крайнюю осторожность.
Приказано было даже не повышать голоса и не хлопать бичом.
Меры эти вовсе не были излишни, так как малейшая неосторожность
могла привести к гибельным последствиям.
Но, с другой стороны, соблюдая все эти условия и обходя препятствия, приходилось терять массу времени, уклоняться в сторону и уставать
до невозможности.
Переправившись через первые ледяные бугры в двадцати милях
от острова Виктории, караван вышел на ледяное поле, сравнительно
гладкое, не подвергшееся сильному давлению, но зато перерезанное по
всем направлениям широкими полыньями. Температура была теплая, термометр
указывал в среднем тридцать четыре градуса по Фаренгейту,
а так как соленая вода замерзает лишь при нескольких градусах мороза, то море и не могло быть покрыто сплошным льдом. Все твердые части
и ледяные горы были принесены течением из более отдаленных широт
и сохранялись собственным холодом; эта часть Северного океана не замерзала
однообразно и оттаивала под влиянием теплого дождя.
Каравану пришлось совершенно остановиться перед громадной, усеянной
льдинками трещиной, тянувшейся на несколько миль.
Целых два часа караван шел по западному краю этой трещины,
надеясь дойти до ее окончания, но напрасно, Пришлось, наконец, остановиться
и приготовиться к отдыху,
Ледяные горы были самых разнообразных форм.
Лейтенант и сержант Лонг отправились вперед, чтобы исследовать
трещину, проклиная в душе эту теплую, так некстати выпавшую им на
долю зиму.
– Надо же, однако, перейти полынью,– сказал сержант,—ведь нс
можем же мы здесь оставаться.
– Да, перейти необходимо,– ответил лейтенант,—Все равно, придется
ли подняться к северу, или спуститься к югу, но мы эту полынью
обойдем. После нее мы, наверно, встретим еще другие полыньи, тогда
опять придется их обходить, и так без конца, пока будет продолжаться
эта отвратительная неопределенная температура.
– Что же, господин лейтенант, нам нужно сделать разведку, прежде
чем пускаться в дальнейший путь.
– Да, надо это сделать, сержант,—ответил лейтенант Гобсон,—иначе
мы рискуем, пройдя несколько сот миль, не покрыть и половины расстояния, отделяющего нас от Американского материка. Да, необходимо прежде
всего исследовать поверхность ледяного поля, что я и сделаю!
Не сказав больше ни слова, Гобсон разделся и, бросившись в эту
полузамерзшую воду, достиг вскоре противоположного края и исчез среди
ледяных гор.
Несколько часов спустя Гобсон вернулся страшно уставший и сообщил
сержанту и Барнетт, что ледяное поле непроходимо.
– Может быть,—сказал он им,– один человек, пешком, без саней
и багажа мог бы как-нибудь пройти, но для каравана это положительно
невозможно! Все пространство к востоку испещрено трещинами, и, право, на лодке было бы удобнее, чем на санях, добраться до Американского
материка!
– Что ж,– сказал сержант Лонг,—если один человек может до него
добраться, то почему же нам этого не попробовать?
– Мне уже приходила мысль отправиться,—ответил Джаспер Гобсон.
– Вам, мистер Гобсон?
– Вам, господин лейтенант?
Эти два одновременных возгласа показали, насколько замечание лейтенанта
было неожиданным и нежелательным! Разве ему, как начальнику
экспедиции, можно было покинуть их, рискуя собственной жизнью! Нет, нет, это невозможно. Гобсон понял их и больше не настаивал.
– Я понимаю вас, друзья мои,– сказал он,– и не покину вас. Но
и никто другой не должен подвергать себя бесполезной опасности, так
как погибнет наверняка. Но если даже допустить, что он достигнет Ново-
Архангельска, то как он может помочь нам? Нанять корабль и ехать за
нами? Но для этого придется ждать вскрытия льда, а тогда наш остров
может быть унесен неизвестно куда.
– Вы правы, господин лейтенант,—ответил сержант.—Останемся же
все вместе. Если нам суждено спастись на корабле, то для этого у нас
есть корабль Мак-Напа. Он уже готов и ожидает нас у мыса Батурст.
Полина Барнетт вслушивалась с большим вниманием в этот разговор.
Она отлично понимала, что раз они не имеют возможности искать спасения
переходом по ледяному полю, то им остается лишь надеяться на
судно Мак-Напа и ожидать вскрытия льдов.
– В таком случае, мистер Гобсон,—сказала она,—что же вы думаете
делать?
– Думаю, что надо вернуться на остров Виктории.
– Так вернемся же, не будем терять ни минуты.
Собрав всех, лейтенант объявил о необходимости возвратиться в
форт Надежды,
Первое впечатление, произведенное словами лейтенанта, было удручающее.
Все так рассчитывали на счастливый исход, что теперь их разочарование
было вполне понятно; однако, они вскоре овладели собой и
согласились.
Лейтенант рассказал им о своей последней разведке и объяснил невозможность
продолжать путешествие всем караваном и с кладью, без
которой нельзя было просуществовать несколько месяцев, необходимых
для достижения материка.
– В настоящую минуту,—сказал он,– мы отрезаны и лишены всякого
сообщения с Американским материком. Продолжая двигаться к востоку, мы рискуем оказаться не в состоянии возвратиться на остров, составляющий
теперь наше единственное спасение. Если же ледоход застанет нас
здесь, мы погибли. Я ничего не скрываю от вас, но и не преувеличиваю
опасность. Вы сами отважны и знаете, что и я не из тех, которые
отступают. Но, повторяю вам, что продолжать путешествие невозможно!
Но гарнизон и без того верил своему начальнику. Все знали его
храбрость и энергию и понимали, что раз он считает что-либо невозможным, то так это и есть на самом деле.
Возвращение в форт было назначено на следующий день. Оно совершилось
при самых грустных условиях. Погода была отвратительная.
Сильнейший ветер пролетал по ледяному полю. Дождь лил, как из ведра.
С какими трудностями надо было пробираться в такую погоду, да еще
в темноте, через лабиринт ледяных гор.
Каравану пришлось употребить четверо суток, чтобы дойти до острова.
Несколько саней провалились вместе с собаками в полыньи. Благодаря
заботам и энергии лейтенанта не было ни одного несчастного случая
с людьми. Но сколько трудов, ужасов и опасностей предстояло опять
бедным зимовщикам!
XIV. Месяцы зимы
Лейтенант Гобсон и его спутники возвратились в форт Надежды лишь
к 28-му, совершенно усталые. У них теперь оставалась одна надежда—
на постройку корабля, да и им они могли бы воспользоваться не раньше
как через шесть месяцев, когда море станет совершенно свободным от льда.
Зимовка началась вновь. Сани были разгружены, провизия сложена
в амбары, а инструменты, одежда и меха были размещены по магазинам.
Собаки вновь водворились на псарне, а олени в загоне.
Томас Блэк тоже принужден был возвратиться в свое помещение, как
ни было это ему неприятно. Несчастный астроном снова перенес туда
свои инструменты, книги и тетради и, кляня теперь больше чем когда-
либо судьбу, которая была против него, оставался, как и прежде, совершенно
безучастным ко всему, что делалось вокруг.
Было совершенно достаточно одного дня, чтобы зимовщики могли
снова вполне устроиться, и жизнь их потекла с однообразием, которое
показалось бы ужасным для жителей больших городов.
Работы иглою, починка одежды, переборка более драгоценных мехов, часть которых, может быть, еще можно было бы вывезти, наблюдение
над временем и его определение, осмотр ледяного поля, наконец, чтение
и письмо—таковы были ежедневные занятия заключенных острова.
Полина Барнетт всюду была руководительницей, и ее влияние было заметно
во всем. Если иногда у солдат происходило небольшое столкновение, вызванное тяжелым положением настоящего и неизвестностью будущего, то, под влиянием нескольких примирительных слов Полины Барнетт, все
тотчас же успокаивались. Путешественница имела большое влияние на
всех, но свое влияние употребляла лишь на общую пользу.
Калюмах с каждым днем все больше и больше привязывалась к ней.
С другой стороны, все любили молодую эскимоску за ее услужливость
и кротость. Полина Барнетт взялась за ее воспитание и осталась ею
довольна, так как Калюмах была очень прилежна и внимательна. Она
помогла ей усовершенствоваться в знании английского языка и научила
читать и писать на нем.
Если бы Калюмах только захотела, у ней появилось бы и десять
учителей, которые все спорили о чести ее учить, так как среди солдат—
уроженцев Англии или ее колоний—не было ни одного неграмотного или
не знавшего счета.
Постройка судна, между тем, все продолжалась. Оно могло быть
совершенно готово и оснащено к концу месяца. Мак-Нап с товарищами, не смущаясь темнотой полярной ночи, усердно работали над судном при
свете факелов, в то же время другие работали в сараях над таке-*
лажем. 67
Хотя зима уже значительно подвинулась вперед– погода стояла переменная.
Очень сильные холода долго не держались, что, конечно, зависело
от западного ветра. В декабре дожди и снег изменили температуру, держа ее между тремя градусами тепла и одним градусом холода. Расход
топлива был невелик, хотя можно было и не экономить, так как запас
его был значителен. К несчастью, не так обстояло дело с освещением.
Уже обнаруживался недостаток масла, и Гобсон принужден был распорядиться, чтобы лампы зажигались днем лишь на определенное число часов.
Пробовали применить к освещению жир оленей, но при горении его
подымался такой отвратительный запах, что все предпочитали лучше
оставаться в темноте. Работы тогда, конечно, прекращались, и эти часы
невольного бездействия казались особенно длинными.
Несколько северных сияний и две или три ложных луны появлялись
на небе во время полнолуний. Томас Блэк имел здесь редкий случай и
возможность наблюдать и вычислить эти явления и исследовать их цвет, силу, отношение к электрическому напряжению атмосферы, влиянию на
магнитную стрелку и проч. Но астроном даже не выходил из своей комнаты.
Он был теперь человеком, как бы сбившимся с пути, не совсем
нормальным.
30*го декабря, при лунном свете, можно было видеть, что весь север
и восток острова по горизонту закрылся сплошными льдами. Это были
горы, громоздившиеся одна на другую. Их высота была от ста до ста
тридцати метров. Эта преграда замыкала теперь почти одну треть всего
горизонта, и можно было опасаться, что она протянется еще дальше.
В первые дни января небо было совсем ясное. Новый– 1861-й—год
начался морозом; ртуть вскоре понизилась до восьми градусов по Фаренгейту.
Это была самая низкая в эту зиму температура, конечно, очень
незначительная для такой отдаленной широты,
Лейтенант счел нужным определить снова положение острова и убедился, что оно ничуть не изменилось.
К этому времени обнаружилось, что, как ни экономили масло, его
оставалось совсем немного. Между тем солнца можно было ждать лишь
в первых числах февраля, т.-е. через месяц. Зимовщикам пришлось бы
остаться в полной темноте, если бы Калюмах не вывела их из затруднения.
3-го января Калюмах пошла к мысу Батурст, чтобы осмотреть состояние
льда. В этом месте ледяное поле было гораздо ровнее, и на нем не
встречалось промоин. Однако молодая эскимоска заметила на льду большие
круглые отверстия, значение которых ей хорошо было известно.
Эти отверстия были сделаны тюленями, которые постоянно поддерживали
их и выходили через них подышать воздухом или поискать под снегом моху.
Калюмаха знала, что, как медведи, так и эскимосы, подолгу стерегут
у этих отверстий выхода тюленей, которыми потом овладевают.
Понятно, охотники легко могли последовать примеру эскимосов и
заполучить находившихся, без сомнения, в этих отверстиях тюленей.
Тогда мог бы быть возобновлен запас жира и обеспечено освещение
фактории.
Калюмах тотчас же вернулась в форт и сообщила о своем открытии
лейтенанту, который, в свою очередь, рассказал все Марбру и Сабину.
Не успела Калюмах объяснить, каким образом эскимосы захватывают
тюленей, как Марбр и Сабин уже приготовили толстую веревку с петлей.
Лейтенант, миссис Барнетт, охотники, Калюмах и еще несколько солдат
отправились к мысу Батурст. Женщины остались на берегу, а мужчины
поползли к отверстиям. У каждого из них было по веревке.
Ждать, однако, пришлось довольно долго. Прошел целый час, а тюлени
все не показывались. Наконец, вода в отверстии, у которого поместился
Марбр, начала волноваться. Через несколько минут показалась громадная
голова тюленя. На нее была быстро и ловко накинута петля, которую
Марбр затянул изо всей силы. Подбежавшие товарищи помогли ему сдержать
и вытянуть громадное животное на берег, где оно и было прикончено
несколькими ударами топора.
Это была большая удача. Обитателям форта Надежды очень понравилась
эта охота, и они добыли таким же образом еще несколько тюленей.
Теперь уже не могло быть недостатка в жире. Правда, это был животный
жир, а не растительный, но, во всяком случае, освещение форта
было обеспечено.
Морозы не увеличивались, и будь зимовщики не на острове, а на
твердой земле, им оставалось бы только радоваться такой умеренной
температуре. Проходил уже январь, а термометр показывал всего несколько
градусов мороза.
Результатом такой умеренной температуры явилось неполное замерзание
моря вокруг острова Виктории. Да и все ледяное поле не окрепло; это подтверждалось пребыванием на острове всех животных, которые, в противном случае, уже давно бы его покинули. Все эти четвероногие
так освоились с факторией, что обратились почти в домашних животных.
Согласно приказанию лейтенанта, на них никто не охотился, так как
в них больше не нуждались. Убивали только оленей, ради их мяса, шедшего
в пищу, а горностаи, куницы, лисицы были оставлены совершенно в покое, несмотря на их чудный зимний мех, стоивший громадных денег.
Ожидая с нетерпением окончания зимы, обитатели форта вели до
невозможности однообразную жизнь, несмотря на старания Полины Барнетт, выискивавшей способы развлечь зимовщиков в их монотонном существовании.
Только 7-го числа случилось обстоятельство, грустно ознаменовавшее
этот месяц. Заболел малютка Мак-Нап. У ребенка появилась лихорадка
и головные боли, заставившие его слечь. Можно себе представить, как
встревожились его мать, сам Мак-Нап и все их товарищи! Никто не знал, чем помочь бедному ребенку, только Мэдж, не потерявшая голову и умевшая
немного лечить, облегчала ребенка освежающими напитками и горчичниками.
Калюмах не отходила от постельки ребенка, нисколько не
думая о собственном отдыхе.
На третий день болезнь ясно обнаружилась, так как все тело покрылось
характерной сыпью. Не оставалось сомненья, что у маленького
Мак-Нагха была скарлатина.
Болезнь эта редко поражает детей годовалого возраста, но единичные
случаи все же встречаются. Аптека в форте была весьма ограничена, тем
не менее Мэдж, которой пришлось в жизни видеть несколько случаев
скарлатины, знала благотворное в этой болезни действие белладонны, по нескольку капель которой она и давала ежедневно ребенку, оберегая
его в то же время от соприкосновения с наружным воздухом.
Ребенка перенесли в самую теплую комнату. Скоро сыпь достигла
полного развития; даже язык, губы и белки глаз были покрыты красными
пятнышками. Через несколько дней, однако, сыпь потемнела, затем побелела
и начала шелушиться.
В это время надо было быть особенно осторожным и наблюдать за
внутренним воспалением, присущим этой злокачественной болезни. Было
сделано все, что было возможно, и ребенок пользовался наилучшим уходом.
Зато к двадцатому января ребенку стало значительно лучше, и у
всех явилась надежда на его выздоровление.
Это была большая радость для всей фактории. Ведь этот ребенок был
дитя всего форта, всего отряда! Его назвали Мишель-Эсперанс, т.-е. Михаил-
Надежда. Что касается Калюмах, то она, наверное, не вынесла бы
смерти ребенка. Вскоре маленький Михаил совсем поправился, а вместе
с ним вернулась снова надежда и у колонистов.
К тому времени положение острова Виктории не изменилось, и полярная
ночь продолжала висеть над морем; только шедший несколько дней
под ряд сильный снег покрыл поверхность слоем около метра толщиною.
Утром 27-го в форт явился совершенно неожиданный посетитель.
Двое солдат, бывших в карауле, заметили вдруг громадного белого медведя, направлявшегося прямо в форт. Войдя в общую залу, солдаты
заявили о приближении опасного хищника.
– Это опять наш медведь!—воскликнула Полина Барнетт, обращаясь
к лейтенанту, и оба они, в сопровождении Сабина и нескольких солдат
с ружьями, направились к воротам.
Медведь был уже недалеко и продолжал итти спокойно и уверенно, точно выполнял заранее намеченный план.
– Я узнаю его,—сказала Полина Барнетт.—Это твой медведь, твой
спаситель, Калюмах!
– О, не убивайте моего медведя!—вскричала молодая эскимоска.
– Его не будут убивать,—ответил лейтенант.– Друзья мои, оставим
его в покое, он сам, наверное, уйдет.
Показалась голова тюленя.
– А если он захочет проникнуть в ограду?—заметил сержант Лонг, не особенно доверявший добрым намерениям медведей.
– Пусть войдет,—сказала миссис Барнетт,—мне кажется, он перестал
быть свирепым. К тому же, он такой же узник, как и мы, а бедные
узники...
– Не едят друг друга,—сказал лейтенант,—это правда, но для этого
нужно, чтобы они были одной породы. Во всяком случае, мы побережем
этого медведя, раз он вам так дорог, и будем лишь защищаться, если он на нас нападет. Все же лучше нам войти в дом и не подавать
лишнего соблазна этому зверю.
Все вернулись в форт и заперли двери, не закрыв, однако, ставень, чтобы наблюдать в окна за поведением медведя. Медведь подошел к воротам, которые оставались незапертыми, распахнул их головою и, осмотрев
внутренность двора, медленно вошел. Оглядев затем все постройки, он подошел к оленьему сараю и к псарне, где громко ворчали почуявшие
его собаки, обошел весь двор и, подойдя, наконец, к главному дому, уставил свою огромную голову в одно из его окон.
Все в страхе попятились, солдаты схватили ружья, и сам Гобсон пожалел, что допустил подобную шутку.
Тогда Калюмах приблизила свое нежное личико к стеклу, и медведь, точно узнавший ее,—так, по крайней мере, уверяла она– что-то дружелюбно
проворчал, попятившись, отошел от окна и медленно удалился.
Так прошел этот удивительный случай, и зимовщики погрузились
снова в свою однообразную жизнь.
Выздоровление мальчика шло прекрасно, и в конце месяца он стал
таким же веселым и круглолицым, каким был прежде.
3-го февраля к полудню на горизонте появилась бледная полоса
света, продержавшаяся около часа. Затем на минуту показался желтоватый
кружок. Это было первое появление солнца после долгой "полярной
ночи.
XV. Последний осмотр
С этого дня солнце стало показываться ежедневно, подымаясь все
выше и выше над горизонтом. Но, хотя ночь и уменьшилась, зато мороз
усиливался, как это нередко бывает в феврале месяце, и термометр показывал
один градус по Фаренгейту (семнадцать градусов холода по
Цельсию). Это была самая низкая температура в ту странную зиму.
– Когда начинается вскрытие льда в этих морях?—спросила однажды
путешественница у лейтенанта.
– Оно начинается обыкновенно в начале мая,—ответил лейтенант,—
но эта зима была такой мягкой, что, если не будет новых морозов, то
море может вскрыться в первых числах апреля.
– Значит, нам придется ждать еще два месяца?—спросила миссис
Барнетт.
– Да, непременно,– ответил лейтенант,—так как осторожность не
позволяет пуститься в плавание на нашем корабле во время ледохода.
Самое лучшее, по-моему, выждать того момента, когда наш остров будет
находиться в самой узкой части Берингова пролива, ширина которого
будет тогда не больше ста миль.
– Что вы говорите, мистер Гобсон!—вскричала с удивлением путешественница.—
Разве вы забыли, что мы отнесены сюда Камчатским течением,
которое по вскрытии льда понесет нас снова на север?
–• Нет, я другого мнения, и смею вас уверить, что я прав. Вскрытие
всегда происхоит с севера на юг. По какой причине, этого я не знаю, но ледяные горы всегда плывут к Тихому океану, в теплых водах которого
они и рассыпаются. Спросите Калюмах, она хорошо знает все условия
этой местности и подтвердит, конечно, что вскрытие происходит
с севера на юг.
Калюмах подтвердила слова лейтенанта. Итак, можно было ожидать, что остров с первых же чисел апреля поплывет, как и все льдины, к югу, т.-е. в самое узкое пространство Берингова пролива, посещаемое в это
время года Ново-Архангельскими рыболовами и береговыми промышленниками.
Но, принимая в расчет все задержки, которые могут случиться
во время движения острова к югу, нельзя было надеяться достичь материка
раньше мая месяца.
Зимовщикам приходилось запастись терпением и ждать, ждать еще долго.
Маленький Михаил, теперь уже совсем оправившийся, вышел 20-го февраля
первый раз в общую залу и был встречен всеми с восторженной
радостью. Его мать, собиравшаяся до болезни отнять его от груди, теперь
продолжала его кормить, прикармливая к тому же оленьим молоком.
Это очень скоро восстановило его силы. Ему подарили много забавных
игрушек, сделанных солдатами за время его болезни, и он считал себя
счастливейшим ребенком в мире.
Конец февраля был дождливый и снежный. Сильный ветер дул с северо-
запада, и температура сильно понизилась, дав возможность установиться
обильной снегом погоде. Со стороны мыса Батурст слышался
оглушительный рев бури. Ледяные горы, сталкиваясь, рушились со страшным
гулом. Порывы бури были так сильны, что можно было опасаться
за целость мыса, состоявшего лишь изо льда,но, к счастью для фактории, он крепко держался и продолжал предохранять ее от разрушения.
Положение острова Виктории, находящегося в тесном проливе, где
скоплялась масса льдов, было очень опасно. Он мог быть прямо срезан
или затерт льдами прежде, чем итти ко дну. Это была еще новая опасность, которую надо было иметь в виду. Когда Полина заговорила о ней
с лейтенантом, он только покачал головой, не зная, что ответить.
Буря прекратилась окончательно лишь в первых числах марта, и тогда
можно было видеть, насколько изменился вид ледяного поля. Казалось, что ледяные горы скользнули по поверхности, приблизясь к острову
Виктории. Между ними и берегом ледяное поле было изрыто, покрыто
ледяными холмами, изломанными шпицами, пирамидами, как море, растревоженное
бурею и замерзшее в момент волнения, или разрушенный город,
загроможденный развалинами. Одна только высокая цеп^ ледяных
гор, вырисовывавшаяся на небе своими фантастическими вершинами, куполами
и гребнями, стойко держалась, окаймляя эти живописные развалины.
К этому времени судно было совершенно окончено. Хотя оно имело
довольно грубый вид, но все же делало честь Мак-Напу. Оно походило
на голландскую барку и, благодаря острому носу, должно было успешно
сопротивляться напору льдов. Оно могло поднять всех обитателей форта
и, без сомнения, способно было пройти очень большое расстояние, чтобы
достигнуть материка. Оставалось, значит, только ждать вскрытия льдов.
Лейтенанту Гобсону пришла тогда мысль осмотреть еще раз, в каком
состоянии находилось ледяное поле и долго ли оно еще будет непроходимо.
Решено было приступить к осмотру 7-го марта. Экспедиция состояла
из лейтенанта, миссис Барнетт, Калюмах, Марбра и Сабина. Решено было
искать, по возможности прохода между ледяными горами, но, во всяком
случае, не находиться в отсутствии больше сорока восьми часов.
Заготовивши провизию и захватив на всякий случай оружие, путешественники
вышли 7-го марта из форта Надежды и направились к мысу
Михаила.
Термометр показывал тридцать два градуса по Фаренгейту (ноль градусов
по Цельсию). Было тихо, но очень туманно. Солнце описывало
дневную дугу над горизонтом в продолжение уже семи часов, и его косые
лучи бросали достаточно света на ледяную массу.
В девять часов, после небольшого отдыха, лейтенант Гобсон и его
спутники, спустившись с мыса, вступили на ледяное поле, направляясь
к юго-востоку. С этой стороны на протяжении трех миль не было ни
одной ледяной горы.
Итти пришлось очень медленно, так как на каждом шагу приходилось
обходить то ледяной холм, то полынью. Понятно, по такой дороге
не могли бы проехать никакие сани. Всевозможные ледяные обломки
загромождали путь, делая его почти непроходимым, и нигде не было ни
одного следа, показывавшего, что здесь проходили животное или человек!
Ни одного живого существа не было в этой громадной пустыне,
давно покинутой даже птицами.
Полина Барнетт удивленно спросила лейтенанта, как мог он надеяться
пройти в декабре по этому невозможному ледяному полю. Но лейтенант
ответил, что тогда оно не имело такого вида. Такого громадного давления
льдов с севера тогда еще не было, и ледяное поле было почти
гладким. Единственным препятствием являлась тогда лишь непрочность
льда. Между тем путники приближались к цепи ледяных гор. Живая подвижная
Калюмах шла всегда впереди всех, с удивительной легкостью перескакивая
с бугра на бугор и указывая наилучший проход среди преград
этого ледяного лабиринта.
Только к полудню дошли до ледяных гор, употребив на этот переход
около трех часов времени.
Какая величественная громада ледяных масс подымалась на сто тридцать
метров над поверхностью ледяного поля! Их ледяные бока окрашивались
всеми цветами радуги и испещрялись причудливыми узорами и блестками.
Никакая материковая скала, как бы оригинальна она ни была, не
могла дать понятия об этих ледяных горах, на которых свет и тени
производили великолепные эффекты.
Но не следовало забывать, что близость этих красивых гор была
очень опасна, так как прочность их была более чем сомнительна и внутри
их раздавался постоянно треск и шум, доказывавший их постепенное
разрушение.
Лейтенант предупредил своих спутников об опасности, указав на срывавшиеся
с вершины ледяной цепи лавины. Действительно, на одном
повороте в долину, в которую путники собирались вступить, со страшным
шумом скатилась громадная льдина. К счастью, она никого не задела, только разломала лед, из которого брызнула вода.
С двух часов до пяти шли по узкой тропинке, углубляясь в ряды
ледяных гор, стоявших здесь в гораздо большем порядке. Во многих местах
виднелись стволы^тропических деревьев, занесенных сюда, очевидно,
Со страшным шумом скатилась громадная льдина.
течениями. Встречались даже обломки кораблей,, мачты и другие части
судов.
Около пяти часов наступила темнота, и Гобсон решил остановиться.
В какие-нибудь полчаса Марбр и Сабин вырыли во льду пещеру, в которой
путешественники, поужинав, вскоре заснули.
На другое утро все встали очень рано и отправились еще на целую
милю по той же тропинке, чтобы узнать, не проходила ли она черзз
всю цепь гор. Судя по положению солнца, направление ее, бывшее северо-
восточным, изменилось в юго-западное.
В одиннадцать часов путешественники очутились на противоположной
стороне ледяных гор, убедившись, таким образом, в существовании
прохода.
Вся эта западная часть ледяного поля имела тот же вид, что и восточная.
Такое же нагромождение глыб, всюду холмы и бугры, перерезанные
полыньями, и полная безжизненность... Нигде не встречалось следов ни
животных, ни птиц.
Миссис Барнетт, взойдя на небольшой холм, долго любовалась окружающей
ее печальной картиной крайнего севера. Ей вспомнилось их намерение, пять месяцев тому назад, отправиться в путь через это ледяное
поле, и она с ужасом представила себе положение их каравана среди
бесконечных ледяных гор, окруженных мраком полярной ночи.
Лейтенант прервал ее грустные размышления.
– Вот уже сутки, как мы покинули форт и узнали все то, что нам
