Текст книги "В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
им было вполне вероятно, он внутренно йосставал против неожиданности
и нелепости такого удивительного случая. Он был пристыжен
всем совершившимся и не находил слов, чтобы выразить все, что чувствовал.
– Бедный мистер Блэк!—сказала сочувственно Полина Барнетт.—
Я думаю, ни один астроном в мире еще не подвергался такой неудаче!
– Во всяком случае, никто в этом не виноват, и упрекать здесь некого, кроме устроившей все это природы. Землетрясение оторвало нас от
материка, и вот мы плывем на острове неизвестно куда! Теперь нечего
также удивляться тому, что вокруг форта такая масса зверей и дичи: ведь им некуда уйти отсюда.
– И тому, —сказала Мэдж,– что нас не посетили те конкуренты ваши, которых вы так опасались, мистер Гобсон!
– И тому, что посланный капитаном Кравенти отряд не мог достигнуть
мыса Батурст!—заметил сержант.
– И тому, наконец,– сказала Полина Барнетт, глядя на лейтенанта,—
что я должна примириться с мыслью, что не вернусь в этом году
в Европу!
По тону, каким была произнесена эта фраза, можно было понять, что
путешественница мирилась с судьбою гораздо спокойнее, чем можно было
ожидать. Она, казалось, решила воспользоваться обстоятельствами для
изучения многих интересующих ее вопросов. Впрочем, если бы даже она
и все ее спутники принялись жаловаться, сетовать и приходить в отчаяние, то ведь этим они не принесли бы себе никакой пользы и не изменили
бы к лучшему своего положения.
II. Где же они находятся?
Затруднительное положение, в котором очутились теперь агенты Компании, требовало самого тщательного исследования. Этим и решил тотчас
же заняться Гобсон. Но ему пришлось ждать следующего дня, так как
для того, чтобы вычислить, на какой долготе находится остров Виктории—
это название ему было оставлено—надо было сообразоваться с высотой
солнца и произвести измерения два раза: до и после двенадцати часов дня.
В два часа лейтенант Гобсон и Томас Блэк определили, с помощью
секстанта, высоту солнца над горизонтом. То же самое они намеревались
сделать на следующий день в десять часоа. утра, чтобы таким образом
определить, на какой долготе находился в то время их остров.
Ничто не заставляло предполагать неминуемой гибели всех обитателей
форта Надежды; напротив, можно было даже надеяться, что никакой
катастрофы с ними не произойдет, Так, по крайней мере, уверял всех
Гобсон.
Пловучему острову могли, собственно, угрожать две опасности: он
мог быть занесен течением за пределы тех полярных широт, откуда нет
возврата, или быть унесенным к югу, через Берингов пролив, в Тихий
океан.
В первом случае зимовщики, затертые и окруженные льдом, должны
будут погибнуть от холода и голода.
Во втором случае остров Виктории, занесенный в более теплые воды
Тихого океана, станет понемногу таять и рассыпаться под ногами его
обитателей.
В обоих случаях произойдет неминуемая гибель всего—путников и самого
форта Надежды.
Но разве эти обе опасности были неизбежны? Вовсе нет.
Лето уже близилось к концу, и через какие-нибудь три месяца море
опять должно было покрыться льдом. Тогда должно было восстановиться
сообщение, и на санях можно было достичь ближайшего материка,—русской
Америки, если остров окажется на востоке, или Азии, если его отнесет
к западу.
– Так как мы не имеем ни малейшей возможности управлять островом,—
заметил Джаспер Гобсон,—то поневоле находимся во власти течения.
Куда оно нас понесет, туда мы и поплывем.
Что можно было возразить на это? Когда наступят холода, то их
остров, без сомнения, соединится с покрывающим море льдом, и, по всей
вероятности, не успеет даже особенно отклониться ни к северу, ни к югу.
Да и что значило для них, привыкших к холодам и долгим переездам, проехать какие-нибудь сотни миль по льду! Тяжело, конечно, будет покинуть
форт Надежды и все то, что было приобретено ими ценою страшных
трудов, но что же делать? Ведь построенная на этой передвигающейся
льдине фактория не могла принести пользы Компании Гудзонова
залива. Не ожидать же когда этот ледяной остров растает или провалится?
Лучше покинуть его при первой возможности.
Единственно, чего надо было опасаться,—как заметил лейтенант—это
возможности быть унесенными, в продолжение оставшихся теплых месяцев, слишком далеко на юг или на север. Все зависело от направления
течения у входа в Берингов пролив, что и надо было постараться определить
по карте Северного океана. Подобная карта имелась в распоряжении
лейтенанта Гобсона, который попросил всех присутствующих итти
вместе с ним в его комнату. Но прежде, чем покинуть мыс Батурст, он
напомнил всем еще раз о необходимости хранить в тайне все то, что он
открыл им.
– Так как положение наше вовсе уж не так безнадежно, то я не
желаю пока расстраивать моих людей излишними разъяснениями, тем
более, что я сомневаюсь, чтоб они отнеслись к своей участи так же спокойно, как мы,—сказал он.
– Однако не думаете ли вы,—заметила Полина Барнетт,—что нам
следовало бы позаботиться о постройке большой лодки или даже целого
судна, которое, в случае необходимости, могло бы долго продержаться
на море?
– Это хорошая мысль,—ответил лейтенант,—и мы ею воспользуемся.
Я даже немедленно прикажу под каким-нибудь предлогом начать строить
основательное судно, хотя для меня подобный способ передвиженияпред-
ставляется уже крайней и не особенно желательной мерой. Самое для
нас лучшее было бы, конечно, дождаться крепкого льда и постараться по
нему достичь ближайшей земли.
Это был, без сомнения, наиболее удобный способ передвижения.
Чтобы построить подходящее судно, надо было работать не меньше трех
месяцев, а к тому времени море уже не будет свободным от льда. Пуститься
же в плавание во время ледохода было бы рискованно. Потому-то Гобсон
и считал это крайней мерой, с чем не могли не согласиться и все присутствующие.
Пообещав еще раз сохранить все в тайне, все направились в форт, и там расположились вокруг стола в большой зале, которая как раз оказалась
пустой, так как остальные колонисты были на работе.
Лейтенант принес карту, и все принялись тщательно рассматривать на
ней ту часть Ледовитого океана, которая простирается от мыса Батурст
до Берингова пролива.
Самое опасное место, считая от полярного круга до так называемого
„северо-западного прохода", разделяется лишь двумя главными течениями,—
так, по крайней мере, определено Мак-Клуром, после которого
новых изысканий не производилось.
Одно течение называется Камчатским. Беря начало у полуострова того
же названия, оно идет вдоль азиатского берега, пересекает Берингов пролив
и оканчивается у Восточного мыса. Его направление с юга на север
круто изменяется в шестистах милях за проливом, где оно уже открыто
течет к востоку, почти параллельно с проходом Мак-Клура.
Другое течение, названное Беринговым, имеет совершенно противоположное
направление. Проходя вдоль Американского побережья с востока
на запад, оно у самого пролива как бы сталкивается с камчатским
течением, затем, спускаясь к югу и приближаясь к побережью Русской
Америки, разбивается у самых Алеутских островов.
Все эти подробности были прекрасно обозначены на карте лейтенанта
Гобсона.
Рассмотрев их с большим вниманием, лейтенант невольно задумался.
– Надо все же надеяться,—сказал он,– что течение не занесет нас
так далеко. В противном случае, нашему острову придется очень плохо.
– Но почему же, мистер Гобсон?—спросила Полина Барнетт.
– Почему, милэди?—ответил лейтенант.—Вот взгляните на эту
часть Северного океана и вы тогда все поймете. Здесь протекают два
опасных для нас течения, имея совершенно противоположные направления.
Достигнув того места, где оба течения соприкасаются, остров, конечно, задержится и остановится на большом расстоянии от какого-либо
материка, а когда пройдет зима и начнется ледоход, он будет унесен
Камчатским течением в известные края северо-запада или, следуя по
Берингову течению, растает в Тихом океане.
– Этого не может случиться, господин лейтенант!—вскричала Мэдж
убежденным тоном.
– Я никак не могу понять,—сказала Полина Барнетт,—в какой
части моря мы теперь находимся, так как я вижу, что от мыса Батурста
идет как раз это опасное Камчатское течение, направляющееся прямо на
северо-запад. Может быть, оно уже нас захватило, и мы плывем к берегам
северной Георгии?
– Нет, я не думаю,– ответил, погодя немного, Джаспер Гобсон.
– Почему же нет?
– Потому что это течение очень быстрое, и, плывя уже в продолжение
трех месяцев, мы наверное увидали бы какой-нибудь берег. А этого
до сих пор не было.
– Так где же, вы думаете, мы теперь находимся?—спросила путешественница.
– Конечно, между Камчатским течением и материком, вернее всего, в каком-нибудь водовороте.
– Этого не может быть, мистер Гобсон,—ответила Полина Барнетт.
– Не может быть?—удивился лейтенант.—Но почему же?
– Потому, что остров Виктории, попав в водоворот, изменил бы свое
положение, а вы прекрасно знаете, что этого нет.
– Да, вы правы. Но, может быть, мы плывем по какому-нибудь другому
течению, еще не исследованному и не обозначенному на карте? Право, такое неведение ужасно. Мне хотелось бы, чтобы скорее настал завтрашний
день, и я мог бы ориентироваться, где мы находимся.
– Завтрашний день скоро настанет,—заметила Мэдж.
Оставалось только терпеливо ждать. Все разошлись и принялись за
обыденные занятия. Сержант Лонг сообщил товарищам, что назначенная
на завтра поездка в форт Соединения не состоится.
Он старался разъяснить им, что, в виду приближающихся морозов, было бы очень неосторожно предпринять такое далекое путешествие, что провизии у них было вполне достаточно и что даже Томас Блэк
решил провести с ними эту зиму, чтобы заняться астрономическими
наблюдениями. В то же время Гобсон дал строжайшее приказание охотникам
стрелять лишь дичь, необходимую для пополнения запасов, и оставить
совершенно в покое пушного зверя. Он запретил им также удаляться
больше чем на две мили от форта, опасаясь, чтобы они не заметили, что оторваны от материка и окружены морем.
Этот день казался лейтенанту нескончаемо длинным. Гобсон несколько
раз подымался на верхушку мыса Батурст, то один, то в сопровождении
Полины Барнетт. Путешественница нисколько не унывала, и будущее
ее не пугало. Она даже пошутила, сказав Джасперу Гобсону, что этот
остров и есть, может быть, то судно, которому предназначено доставить
их к северному полюсу. При благоприятном течении почему бы и не
доехать до этой недосягаемой части земного шара.
Лейтенант Гобсон, слушая болтовню своей спутницы, продолжал
всматриваться в горизонт в надежде увидать землю. Но повсюду были
лишь небо и вода, и это еще больше подтверждало его предположение, что остров Виктории плыл на запад.
– Мистер Гобсон,—сказала Полина Барнетт,—вы не собираетесь
обойти и осмотреть весь остров?
– Да, непременно. Как только я определю его положение, мне надо
будет узнать его размер и форму, чтобы иметь в виду все те изменения, которые могут в нем произойти. ,Я все же предполагаю, что он треснул
лишь в том месте, где был соединен с материком.
– Удивительный случай. Путешественники обыкновенно возвращаются, открыв новые земли, которые и заносятся на географическую карту, мы же, наоборот, уменьшаем карту, вычеркнув существовавший до нас
полуостров Виктории.
На следующий день, благодаря ясной погоде, Гобсон определил высоту
солнца, затем приступил к определению долготы.
Астроном не захотел принять в вычислениях ни малейшего участия
и даже не вышел из своей комнаты, продолжая дуться, как малый ребенок.
Остров находился в то время на 157037/ долготы к западу от
Гринвичского меридиана.
Широта, определенная накануне, была 73°7'20.
Все с волнением принялись опять за географическую карту. Оказалось
следующее:
Остров находился в настоящее время на востоке, но, увлекаемый, очевидно, каким-то неизвестным течением, направлялся к Берингову проливу.
Таким образом могли осуществиться опасения лейтенанта, если
только остров Виктории не прибьет к какому-нибудь материку.
– Интересно было бы знать, на каком мы теперь находимся расстоянии
от американского побережья?—опросила путешественница.
Джаспер Гобсон взял циркуль и измерил на карте ту узкую полоску
моря, которая была обозначена между материком и семидесятой параллелью.
– Мы находимся сейчас за полтораста миль от северного побережья
русской Америки.
– Хорошо бы также узнать, на сколько миль уклонился остров от
прежнего своего положения.
– Он передвинулся приблизительно на семьсот миль,—ответил Джаспер
Гобсон, снесясь с картой.
– А когда, вы думаете, началось это движение?
– Наверно, в конце апреля,—ответил лейтенант.—Как раз в то время
размельченные, но еще не таявшие льдины уплыли на север. Надо предполагать, что наш остров, подхваченный тогда каким-то неизвестным, но
параллельным с берегом течением, плывет в продолжение трех месяцев
на запад со скоростью от восьми до десяти миль в день.
– Мне эта скорость кажется довольно значительной,—сказала Полина
Барнетт.
– Да, и по ней вы можете судить, как далеко мы уплывем в эти
два летних месяца по свободному от льда океану!
Несколько минут все молчали, устремив глаза на обозначенный на
карте, недосягаемый для исследователей северный полюс, к которому
теперь неизбежно влекло их морское течение.
– Неужели мы ничего не можем предпринять, испробовать, чтобы
выйти из этого положения?—спросила путешественница.
– Ничего, милэди. Нам остается только ждать и желать всеми силами
души скорейшего наступления зимы. Она опасна для мореплавателей, но
для нас она—единственное спасение. Зима—это значит лед, а лед– наш
якорь спасения, наша надежда, наша единственная возможность избегнуть
гибели.
III. Вокруг острова
На следующий день Джаспер Гобсон убедился, что остров, не изменив
положения, подвинулся еще на несколько миль к западу. Плотнику Мак-
Напу приказано было приняться за постройку большого судна, которое,
Плотник приступил к заготовке материала.
по объяснению лейтенанта, должно было послужить для ознакомления
в будущем году с побережьем Русской Америки. Мало интересуясь этими
подробностями, плотник приступил тотчас же к заготовке материала и
выбрал для верфи отлогий берег у самого мыса Батурст, что должно
было облегчить спуск будущего корабля в море.
Джасперу Гобсону очень хотелось поскорее обойти весь остров и
ознакомиться с теми изменениями, которые могли произойти в нем за
эти месяцы. Он предполагал обратить особое внимание на ту часть острова, где произошел разрыв с материком, и по ней определить, какой толщины
и твердости была вся эта покрытая землею ледяная глыба.
Но в этот день погода, хмурая вначале, к полудню ухудшилась еще
больше. Нависшие темные тучи разразились сильнейшим дождем. Крупный
град забарабанил по крыше дома, и раздалось даже несколько ударов
грома,—явление, совершенно необычайное под такой высокой широтой.
Лейтенанту пришлось отложить свое путешествие и выждать благоприятной
погоды. Но и в следующие дни, 20-го, 21-го и 22-го июля,
погода не улучшилась. Все небо заволокло тучами, буря свирепствовала
с страшной силой, и волны с ревом ударялись о берег острова, за
прочность которого теперь, как известно, было трудно поручиться. А каково
должно было быть кораблям в открытом море в такую бурю! Но
пловучий остров не поддавался, благодаря своей величине, натискам бури
и оставался равнодушным к ее порывам.
Полина Барнетт и сержант Лонг должны были сопровождать лейтенанта
в его экскурсии. Их недолгое отсутствие, которое могло продолжиться
не больше двух дней, не могло никого удивить. Пришлось, однако, запастись провизией, состоявшей из сушеного мяса, сухарей и водки. Дни
были в то время светлые, и солнце скрывалось лишь на несколько часов.
Опасаться встреч с дикими зверями было нечего, так как медведи, повидимому, инстинктивно покинули остров в то время, когда он был
еще полуостровом. Но все же на всякий случай Гобсон, Лонг и Полина
запаслись ружьями. Кроме того, у лейтенанта и унтер-офицера были
с собой кирки и топоры, необходимые для путешественников этих стран.
Во время отлучки лейтенанта, форт оставался в распоряжении капрала
Джолиффа или, вернее, его маленькой жены, и Гобсон был вполне спокоен.
На Томаса Блэка уже давно никто не рассчитывал, но он все же
обещал следить и отмечать могущие произойти во время отсутствия
лейтенанта изменения.
Полина Барнетт пробовала уговаривать бедного ученого, но он повторял, что никогда не помирится с тем, что природа сыграла с ним такую
плохую шутку, и что теперь ему до нее нет ни малейшего дела.
После дружеских рукопожатий исследователи покинули форт и отправились
на запад, придерживаясь береговой линии, идущей от мыса Батурст
к мысу Эскимосов.
Было восемь часов утра. Косые лучи солнца освещали берег, заливая
его золотистым светом. Море было спокойно; спугнутые бурею птицы
слетались теперь стаями. Целые вереницы уток спешили к берегам мыса
Батурста, как бы добровольно принося себя в жертву кулинарному искусству
миссис Джолифф. Иногда попадались по дороге северные зайцы,
мускусные крысы, горностаи, которые, завидя путешественников, убегали, впрочем, не особенно поспешно. Животных, казалось, не особенно пугало
присутствие людей, у которых они, может быть, инстинктивно искали
защиты, чуя общую для всех опасность.
– Они сознают, что окружены морем,– сказал лейтенант,—и что им
некуда уйти.
– Разве эти породы грызунов не имеют обыкновения уходить перед
началом зимы в более теплые края?—спросила Полина Барнетт.
– Да, милэди,—отвечал Гобсон,—но на этот раз им придется так
же, как и нам, остаться на этом острове, и я думаю, что многие из них
погибнут, не будучи в состоянии вынести предстоящих морозов.
– А я нахожу, что они прекрасно сделали, не разбежавшись раньше, чем оторвался наш остров: мы теперь, по крайней мере, не будем нуждаться
в пище.
– Но зато птицы уже наверное улетят от нас?—спросила Полина
Барнетт.
– Конечно, милэди. Они полетят при первых же холодах. Они ведь
могут перелетать громадные пространства, и в этом отношении гораздо
счастливее нас, потому что достигнут материка.
– В таком случае, почему бы нам не сделать их нашими вестниками?—
заметила путешественница.
– Это прекрасная мысль, милэди,– сказал лейтенант.—Мы непременно
поймаем с сотню этих птиц и навесим им на шеи бумажки с описанием
нашего положения. Джон Росс в 1848-м году пробовал таким же
способом дать знать о месте нахождения своих кораблей: „ Предприятия“
и „Исследования*, застрявших в полярном море. Он поймал несколько
сотен серебристых лисиц, надел им на шею медные ошейники, на которых
были выгравированы необходимые сведения, и распустил их по всем направлениям.
– Может быть, некоторые лисицы и попали в чьи-либо руки?—
спросила Полина Барнетт.
– Очень возможно,—ответил Джаспер Гобсон.—Я даже припоминаю,
что одна из этих лисиц была поймана капитаном Гаттерасом; у нее на
шее был старый потертый медный ошейник, едва заметный в ее пушистой
шерсти. Мы же, не имея возможности приспособить для этой цели четвероногих
животных, удовольствуемся перелетными птицами.
Разговаривая таким образом, все трое продолжали подвигаться вперед, внимательно рассматривая местность. До сих пор они не заметили ничего
особенного. Попрежнему крутой берег, усыпанный песчаной землею, не
обнаруживал нигде ни малейшей трещины.
В одиннадцать часов утра путешественники подошли к мысу Эскимосов.
Они увидели здесь следы пребывания семейства Калюмахи. Снежные
дома, конечно, уже не существовали, но уголья и моржевые кости свидетельствовали
о посещении этого места эскимосами. Полина Барнетт,
Гобсон и Лонг решили провести здесь несколько часов, чтобы потом
ночью отправиться к бухте Моржей. Они позавтракали, сидя на траве.
Перед ними с удивительной ясностью выступал горизонт безбрежного моря.
– Скажите, мистер Гобсон,—спросила путешественница,– вы очень
удивились бы, если бы увидали сейчас какое-нибудь судно?
– Конечно, я был бы удивлен, но удивлен приятно. Хотя в это
время года случается, что китоловы заезжают очень далеко, особенно
с тех пор, как в Северном океане стало водиться много кашалотов и
китов. Впрочем, у нас сегодня 22-е июля, то-есть уже конец лета, и все
китоловы, наверное, собрались в заливе Коцебу, чтобы находиться ближе
к Берингову проливу, так как они боятся быть затертыми среди льдин
Северного океана. Подумать только, что этот лед, которого все так опасаются, является для нас осуществлением всех желаний!
– Будьте покойны, господин лейтенант,—сказал сержант,—нам теперь
уже недолго ждать льда. Не пройдет и двух месяцев, как о волнах у
этого мыса Эскимосов и помина не будет.
– Мыс Эскимосов!—сказала улыбаясь Полина Барнетт,—это название, как и все остальные, впрочем, даны нами слишком поспешно. У нас
уже нет больше ни порта Барнетт, ни реки Полины, а скоро, может быть, не будет ни мыса Эскимосов, ни залива Моржей.
– Они, наверное, все исчезнут, милэди,– ответил лейтенант.—А затем
исчезнет и сам остров Виктории, так как он должен неминуемо погибнуть.
Но ведь мы еще никому не заявляли о наших открытиях и данных нами
наименованиях, значит, нечего будет и вычеркивать из географической карты.
– А мыс-то Батурст,—сказал сержант.
– Да, вы правы, сержант,—сказал мистер Гобсон,—мыс Батурст
должен быть вычеркнут!
После двухчасового отдыха путешественники снова двинулись в путь.
Прежде, чем покинуть мыс Эскимосов, Джаспер Гобсон еще раз окинул
взором горизонт, но ничто не привлекло его внимания, и он медленно
спустился к ожидавшим его спутникам.
– Милэди,—сказал он,—вы не забыли семью эскимосов, которую
мы здесь встретили в конце зимы?
– Нет, не забыла, мистер Гобсон. Я, напротив, часто вспоминаю
о милой Калюмахе, которая обещала притти непременно еще раз в форт
Надежды. К сожалению, ей теперь не удастся этого сделать. Но почему
вы меня спросили о них?
– Потому что я вспомнил один факт, на который я тогда не обратил
внимания, но который мне теперь невольно пришел на память.
– В чем же дело?
– Помните, какое удивление и даже тревогу проявили эти эскимосы, когда увидали, что мы выстроили форт у самого мыса Батурст?
– Да, припоминаю теперь, мистер Гобсон.
– Помните, как я еще настаивал, чтобы они высказались по этому
поводу, но так ничего и не дознался?
– Да, верно.
– Теперь, милэди, я отлично понимаю, почему они так сомнительно
покачали головами. Они знали, или инстинктивно догадывались, о происхождении
полуострова Виктории, но, может быть, не считали опасность
близкой, и потому не хотели высказываться.
– Очень может быть, мистер Гобсон,—ответила Полина Барнетт,—
но, наверно, Калюмах этого не знала, иначе она, конечно, предупредила
бы меня о грозящей нам опасности.
С этим лейтенант вполне согласился.
– Удивительно все же,—сказал сержант,—что мы приехали и обосновались
на этом полуострове как раз перед тем, как ему оторваться
от материка. Ведь уже сколько прошло столетий, и льдина эта оставалась
все время примерзшею.
– Не столетий, а много тысячелетий прошло с тех пор,– заметил
Гобсон.– Подумайте только, что вся эта земля была занесена сюда
крошечными частицами. Сколько должно было пройти времени, чтоб из песчинок
образовалось столько песку, сколько на нем сейчас! А эти сосны, березы и остальные деревья,—сколько же им надо было лет, чтобы
обратиться в те леса, которые мы здесь видим! Право, возможно, что
льдина эта была прикреплена к материку в то время, когда на земле не
существовало еще человека.
– Ей следовало бы оставаться в этом виде еще несколько столетий!
Тогда мы были бы избавлены от многих случайностей и даже опасностей!—
вскричал сержант Лонг.
Это справедливое замечание сержанта закончило разговор, и все снова
отправились в путь.
От мыса Эскимосов до мыса Моржей берег шел по направлению сто
двадцать седьмого меридиана. Позади, на расстоянии четырех или пяти
миль, виднелся острый край залитой лучами солнца лагуны, а немного
дальше зеленели леса, обрамлявшие ее берега. Громадные орлы-свистуны
пролетели, шумно прорезая воздух своими могучими крыльями. Многочисленные
пушные звери, притаившись за песчаными возвышенностями
или кустами, смотрели на путешественников. Они точно понимали, что
им нечего было больше опасаться людей. Путники заметили также несколько
бобров, бродивших, повидимому, в недоумении со времени
исчезновения речки. Без жилищ и проточной воды они осуждены были
погибнуть с наступлением первых морозов. Сержант Лонг увидел даже
стаю перебегавших через равнину волков.
Казалось, что все представители животного царства полярных стран
остались на острове, и плотоядные могли представить немалую опасность
для обитателей форта Надежды.
Недоставало только белых медведей, но на это жаловаться не приходилось.
Сержанту Лонгу показалось, что в чаще двигалась какая-то огромная
белая масса, но после долгого наблюдения он решил, что ошибся.
Эта часть берега мало возвышалась над уровнем моря; в некоторых
местах она даже почти равнялась с водою. Можно было опасаться, что
почва здесь понизилась очень недавно, но так как точных указаний не
имелось, то и нельзя было определить всю важность этой перемены.
Джаспер Гобсон пожалел, что не велел перед своим уходом сделать
зарубок возле мыса Батурст, благодаря которым можно было бы заметить
понижение берега. Он дал себе слово сделать это тотчас же по
возвращении в форт Надежды.
Понятно, что во время этой экспедиции путники не могли итти скоро.
Приходилось часто останавливаться, осматривать почву, наблюдать, не
грозит ли где образоваться трещина, при чем путешественники иногда
углублялись на полмили внутрь острова. Сержант втыкал в некоторых
местах березовые ветки, которые должны были служить впоследствии
вехами, особенно в тех низких пространствах, где прочность почвы казалась
сомнительною. Таким образом легко будет заметить возможные
перемены.
Во всяком случае, путники продолжали подвигаться вперед, и к трем
часам дня залив Моржей находился от них уже на три мили к югу.
Гобсон обратил внимание Полины Барнетт на происшедшие от разрыва
перешейка очень серьезные изменения,
Прежде горизонт на юго-западе был прикрыт длинною полосою берега, закругленного над Ливерпульским заливом; теперь же этот горизонт
замыкался линией воды. Материк исчез. Остров Виктории заканчивался
резким углом, как раз в том месте, где совершился разрыв. Чувствовалось, что за этим углом должно было предстать взору безбрежное, бесконечное
море, омывающее южную часть острова по всей когда-то прочной
линии, простиравшейся от залива Моржей до залива Уасборна.
Полина Барнетт не могла не почувствовать волнения, глядя на этот
новый для нее вид. Хоть она и приготовилась к этому, но все же сердце
ее сильно билось. Она искала глазами материк, исчезнувший с горизонта,—
материк, оставшийся более чем на двести миль позади, и поняла, что стоит уже не на американской земле.
Все невольно пошли скорее, чтоб поспешить добраться до острого
угла, замыкавшего юг. Почва здесь немного подымалась. Слой земли и
песку был гораздо толще, что объяснялось близостью этой части острова
к материку, к которому он был прежде прикреплен. Толщина ледяной
коры и слоя земли, увеличивавшаяся, вероятно, с каждым столетием, показала, почему перешеек должен был продержаться, пока геологическое
явление не произвело разрыва. Землетрясение в январе поколебало
только американский материк, но сотрясения этого было вполне достаточно, чтобы оторвать полуостров, отданный теперь во власть океана.
Наконец, в четыре часа путники достигли цели. Залива Моржей больше
не существовало: он остался на материке.
IV. Ночевка
Итак, лейтенант не ошибся относительно места разрыва. Землетрясение
порвало перешеек. От американского материка не оставалось уже ни
малейшего следа: не было ни скал, ни вулканов, – повсюду лишь море
и море...
Образовавшийся после отделения льдины угол представлял собою теперь
довольно острый мыс, который должен был неминуемо подвергнуться
разрушению от ударявшихся о него волн более теплого течения.
Исследователи продолжали путь. Разрыв обозначался так ясно, как
будто он был произведен каким-нибудь острым орудием. В некоторых
местах можно было заметить расслоение почвы. Берег этот, состоящий
частью из льда, частью из земли и песку, возвышался метра на четыре.
Он был совершенно отвесный, и по некоторым совсем свежим полосам
можно было догадаться, что разрыв произошел недавно. Сержант Лонг
обратил внимание на несколько льдин, очевидно, оторвавшихся от берега
и таявших теперь в море. Вероятно, во время прибоя теплая вода сильнее
подмывала эту часть берега, не успевшую еще покрыться толстым
слоем снега и песку. Это обстоятельство возбудило сильное беспокойство
в Джаспере Гобсоне и его спутниках.
Прежде, чем устроиться на отдых, Полина Барнетт, лейтенант Гобсон
и сержант Лонг решили окончательно осмотреть южную границу острова.
Солнце должно было зайти не раньше одиннадцати часов вечера, и потому
торопиться было не к чему. Блестящее светило медленно склонялось
к западному горизонту, и его косые лучи чрезмерно удлиняли тени
путников, которые теперь шли молча, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми
фразами, глядя на море и невольно вдумываясь в неизвестное будущее.
Джаспер Гобсон хотел переночевать у залива Уасборна. Они сделали
бы таким образом восемнадцать миль, т.-е. половину всего пути. Затем, отдохнув, он намеревался итти обратно в форт Надежды по западному
берегу.
При исследовании местности между заливами Моржей и Уасборн не
случилось ничего особенного. В семь часов вечера все уже были на месте
ночлега. Тут тоже заметны были изменения. От залива Уасборна оставалась
лишь образуемая берегом продолговатая дуга, тянувшаяся на протяжении
семи миль. Эта часть острова, казалось, нисколько не пострадала
от разрыва перешейка. Возвышавшиеся немного позади сосны и
березы зеленели, покрытые полною листвою. Встречалось также немало
пушных зверей, перебегавших равнину.
Полина Барнетт и ее спутники решили здесь остановиться. Если взор
их на севере встречал преграды, зато на юге он обнимал половину горизонта.
Солнце уже плохо освещало берега залива Уасборна, но оно еще
не скрылось, и ночь не наступила.
– Господин лейтенант, – сказал самым серьезным тоном сержант
Лонг, – если бы вдруг сейчас каким-нибудь образом зазвонил колокол, что бы это, по-вашему, означало?
– Это значило бы, что пора ужинать, – ответил лейтенант. – Я думаю, милэди, что и вы того же мнения?
– Конечно, – ответила путешественница. – А так как нам для этого
остается только усесться, то и сядемте вот на этот мох, постланный для
нас здесь вместо ковра.
Раскрыли мешок с провизией, состоявшей из сушеной говядины, пирога
