Текст книги "Том 4. Часть 2. Голливуд. Конец немого кино. 1919-1929"

Автор книги: Жорж Садуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

* Речь идет о Ричарде Додридже Блэкморе (1825—1900). Роман «Лорна Дун» написан в 1869 году.– Примеч. ред. ** Режиссер Д.-Л. Такер.– Примеч. ред.

. Весной 1923 года он закончил фильм «Остров погиб; ших кораблей», считающийся его шедевром. Это была экранизация английского бестселлера К. Мэриотта. Кораблекрушение забрасывает в Саргассово море молодую миллиардершу (Энн К– Нилссон), приговоренного к смерти офицера (Милтон Силе) и сопровождающего его детектива (Фрэнк Кампо). Они добираются до острова погибших кораблей, которым правит жестокий бандит (Уолтер Лонг). Но офицер-смертник побеждает бандита в схватке один на один, затем спускает на воду подводную лодку, на которой бежит с острова. Счастливый конец: с офицера снято обвинение, и он женится на миллиардерше.

По этому сценарию (в духе скорее Поля д'Ивуа, чем Жюля Верна) Турнеру удалось сделать великолепный приключенческий фильм, в котором выделяются две исключительно удачные сцены – кораблекрушение и подводное путешествие.

Затем Турнер устал от Голливуда и от кино. «Медная бутыль» («The Brass Bottle*, 1923), «Белый мотылек» («The White Moth», 1924, с участием Шарля де Рошфора и Барбары Л а Марр), «Двое никогда не встретятся» («Never the Twain Shall Meet», 1924, с Анитой Стюарт) оказались неудачными и в художественном и в коммерческом плане, так же как и «Муки» («Torment», 1924), пропагандистский антибольшевистский фильм, действие которого происходило в России, Японии и США. После яростной кампании 1920—1921 годов против «большевистской угрозы» Голливуд отказался от подобных прямых методов политической пропаганды, другим примером которой был фильм «Волжский бурлак» Сесиля Б. де Милля. Нам неизвестны причины, которые заставили Турнера, щедрого и либерального человека, принять участие в этой авантюре.

Он затосковал по родине. В свое время во Франции против него велась яростная кампания. Его обвиняли в дезертирстве во время войны, в антимилитаризме, анархизме и прочих грехах. Но по мере того как шли годы, нападки на него почти прекратились.

В 1926 году он начал для «МГМ» на Гаваях и в Пуэрто-Рико съемки «Таинственного острова» по роману Жюля Верна. Через некоторое время компания навязала ему своего продюсера. Не признав его власти, Турнер тут Же отбыл в Париж. Вернувшись в начале сентября на родину, он заявил корреспонденту «Синэ-магазин»

(17 сентября): «Я вернулся отдыхать. Думаю, что после' четырнадцати лет неустанных трудов имею право на отдых. Отправлюсь в Турень и буду читать в тишине, под сенью красивейшего сада Франции. Если вы не имеете ничего против, то о кино я забуду до нового веления сердца».

Но уже в начале 1927 года он приступил к съемкам фильма «Экипаж» по роману Кесселя, и кампания нападок на него было возобновилась, но вскоре сошла на нет. Режиссер перестал принадлежать американскому кино и вновь занял свое место во французской кинематографии, но, вопреки ожиданиям, большой роли в ней не сыграл.

В Соединенных Штатах влияние Турнера было значительным. Его культура, вкус к естественным или стилизованным декорациям, утонченность сыграли решающую роль в развитии американского послевоенного кино. Оно ощущалось и в последующие годы. По мнению Льюиса Джекобса, особенно сильно повлиял он на Рэкса Ингрэма, хотя тот и не относился к его прямым ученикам, как Кларенс Браун.

Ингрэм (1892—1950) был высоким, красивым, элегантным, образованным и обворожительным человеком. Некоторое время он выступал в качестве актера. И, продолжив актерскую деятельность, мог бы стать вторым Уоллесом Рейдом или Рудольфо Валентино. Но он предпочел режиссерскую работу и семейное счастье, поскольку его женой была Элис Терри, одна из самых златокудрых и красивых звезд Голливуда тех времен. Ингрэм как режиссер добился крупных коммерческих успехов. Журналисты в 1923 году так описывали его дебют (Эдмон Зпардо, «Синэа», 12 января 1923 года):

«Рэкс Ингрэм не американец, а ирландец, родившийся в 1892 году в Дублине. Отпрыск знатной семьи, он семнадцати лет бежал из дому и отправился в Америку. Он прослушал курс в Йельском университете и занялся скульптурой, навсегда оставшейся его хобби.

Он поступает статистом в «Фокс». Его замечают, когда он пишет сценарий «Черные орхидеи» («В1аск Orchids») для Теды Бары *. Затем переходит в «Юни-

* В этой сжатой рекламной биографии содержится несколько неточностей. Он действительно написал первые сценарии в «Фокс» для фильмов Теды Бары, но «Черные орхидеи» (1916) были одной из его первых режиссерских работ для «Юнивэрсл» с Клео Мэдисон в главной роли.

вэрся». И одну за другой выводит на экран Клео Мэдисон и Клару Кимбэл Янг. Начинается война. Рэкс Ингрэм поступает летчиком в «Авиационный корпус», где сЛужит пятнадцать месяцев.

В 1919 году Ингрэм возвращается в Голливуд, снимает Элмо Линкольна в «Ловце жемчуга» * («Тпе Beachcomber*) и получает приглашение от «Метро». Но ему не хватает известности. Известность пришла с фильмом «Четыре всадника Апокалипсиса». Фильм потребовал восьми месяцев работы и сделал его имя известным во всем мире».

Фильм ждали во Франции как шедевр. После мощной рекламной кампании в начале 1922 года он вышел на французские экраны. И Луи Деллюк написал («Синэа», 24 марта):

«Какое разочарование! Результаты двух лет рекламы развеяны одним часом демонстрации. Хуже не бывает – после первых ста пятидесяти метров фильма мы видим на экране плоские, устаревшие приемы.

Дансинг Буэнос-Айреса, где Рудольфо Валентино с блеском крутит продажных Долорес с красивыми ножками; он великолепен, от него веет пылкостью и остротой – ощущается тон тех старых фильмов, в которых Томас Инс мыслил (с озарением) а-ля Джек Лондон.

Но затем крах за крахом. Конечно, нельзя отрицать, что фильм старый! Картонные калифорнийские

деревни мало похожи на руины Марны. <...> Де Милль и Фицморис сделали лучше. Холостой выстрел. Не будем о нем говорить.

<...> Ужасен вечер,

Освистано все, кроме обезьяны.

Но обезьяна молчит,

А субтитры...»

Фильм сохранился. Те, кого он разочаровал в 1923 году, смогли вновь посмотреть его тридцать лет спустя во Французской синематеке. Время не принесло

* «Ловец жемчуга» известен под названием «Под багровыми небесами» («Under Crimson Skies*, 1920). Льюис Джекобе называет среди первых фильмов Рэкса Ингрэма «Большую проблему» (1916), «Чашу печали» («The Chalice of Sorrow*. 1916), «Разорванные путы» / т£ Fetters*, 1916), «Вознагражденное вероотступничество» Klhe Reward of the Faithless*, 1917), «Сердца поют» («Hearts Are irumps*. 1920), снятые для фирмы «Метро».

улучшений. Конечно, операторская работа выполнена тщательно и утонченно, а монтаж Джун Мэтсис иск'лю-' чит'ельно удачен. Десять минуте пока молодой новичок Валейтиио танцует танго, свидетельствуют о живости и увлеченности. Но в каждой детали ощущается роман с продолжением и откровенная шовинистическая военная пропаганда. А ведь фильм снят в 1921 году, когда мода на военные картины прошла и в Голливуде и во всем мире. Умение Ингрэма и обаяние Валентино помогли преодолеть это препятствие. Фильм не сходил с экранов несколько лет не только в Америке, но и в таких странах, как Австралия. Он побил все рекорды сборов после «Рождения нации». Даже самые требовательные американцы оказались снисходительнее французов, хотя бы из-за коммерческого успеха фильма; они оценивали его стиль, если не содержание, как, например, Льюис Джекобе, который осудил направленность картины, но отметил:

«Четыре всадника» отличаются живописной красотой и экзотической атмосферой. Многие считали фильм настоящим шедевром. В технике можно усмотреть влияние Гриффита и недавних немецких фильмов («Мадам Дюбарри» Любича.– Ж. С). Юмор отдельных ситуаций подчеркивается удачной съемкой животных и птиц. Символические кадры четырех всадников – Войны, Чумы, Голода и Смерти,– скачущих в облаках над миром, который раздирается военным конфликтом, напоминают Гриффита, а сцены с участием толпы – немецкие фильмы. Все объединено экзотическими декорациями, поразительными композициями, драматическим освещением, передающим игру цвета даже в самой мрачной атмосфере.

Рэкс Ингрэм изложил свое кредо в предисловии к книге Виктора Фрибурга «Живописная красота на экране» (1923): «Фильм должен состоять из сцен, основанных на особом типе живописности, формы и композиции и на правильном распределении света и тени» *.

После «Четырех всадников Апокалипсиса» Ингрэм обратился к знаменитой «Евгении Гранде» Бальзака и снял в 1921 году современную версию романа, перенеся действие во Францию 1920 года. Парижская критика встретила фильм довольно холодно. Люсьен Валь писал («Синэа», 26 января 1923 года): «При экранизации ро-

* Jacobs L. Op. cit., p. 380.

маиа Бальзака Рэкс Ингрэм явно стремился сохранить традиционную верность оригиналу, и меня не беспокоят ни откровения, ни модернизм автомобиля и стилографа, соседствующие с гусиным пером и т. п. Актеры хотели создать французские типажи. Это им не удалось, но они не выглядят смешными. Рудольфо Валентино очень

естественно играет молодого эгоиста, который неверно понимает желания своего собственного сердца. Фильм не «мыслит образами кино». Он иллюстрирует текст...»

Автором этой спорной переделки была Джун Мэтсис. Расставшись с ней и с Рудольфо Валентино, Рэкс Ингрэм снимает комедию «Возврат на стезю справедливости» («Turn to Right*, 1921), потерпевшую полный провал даже в Америке; затем – «Пленника Зенды» (1921), третью или четвертую версию известного романа с продолжением Энтони Хоупа. Фильм имел такой коммерческий успех, что тут же сняли то ли имитацию, то ли продолжение – «Руперт из Хенцау» («Rupert of Hentzau», 1923, режиссер Алэн Крослэнд, продюсер Льюис Сэлзник). Избыточностью декораций еще подчеривалась тяжеловесность постановки, но в фильме Ингрэма была занята восходящая звезда, в которой видели нового Валентино с его латинским обаянием. То был мексиканец Рамон Новарро (подлинное имя – Саманьегос), молодой певец и танцор, изредка появлявшийся в комических картинах Мака Сеннетта.

Позже Новарро дали главные роли в картине «Там, где кончается тротуар» («Where the Pavement Ends*, 1922), действие которого происходило в условном «тихоокеанском раю», и в роскошно поставленном фильме «Скарамуш» (1923), экранизации известного приключенческого романа Рафаэля Сабатини.

По словам Пола Роты, этот помпезный фильм «был снят компетентным человеком. Ингрэм напомнил о «Сиротках бури» Гриффита, но ополчился на кровавый террор Французской революции. Из Льюиса Стоуна он сделал предателя, из Района Новарро – вечно улыбающегося героя, а из своей жены Элис Терри – очередную героиню. Это был приятный спектакль, при условии если рассматривать его в качестве костюмно-исторической мелодрамы без особых претензий. В фильме было все – и пышность, и насилие, и развлекательность, и очарование, и забавность» *.

* Rotha P. Op. cit., р. 196.

Крупный коммерческий успех «Скарамуша» заставил «Парамаунт» ответить фильмом «Господин Бокэр» (1924), действие которого происходило в ту же эпоху, но картину сняли с еще большей пышностью. Рудольфо Валентино исполнял в ней главную роль. Эту экранизацию романа Бута Тэркингтона сделал ветеран кнно Сидней Олкотт. Можно думать, что в подобной конкурентной войне кинозвезд «МГМ» решило противопоставить «Шейху» и Валентино свой собственный фильм «Араб» (1924) с участием Района Новарро н Элис Терри. Режиссером картины назначили Рэкса Ингрэма. Постановщик н ведущие актеры отправились в Тунис, чтобы впервые в истории американского кино провести натурные съемки в Северной Африке. Для экранизации (посредственной) пьесы Эдгара Селунна Ингрэм пригласил несколько парижских актеров, в том числе Максудиана, широко использовал статистов-тунисцев н природные декорации – •оазисы,пустыни и арабские города.

Средиземноморье и Франция покорили Рэкса Ингрэма. Он добился достаточно большого кассового успеха, чтобы навязать свои требования «МГМ», тем более что производство фильмов во Франции обходилось значительно дешевле, чем в Соединенных Штатах. Он обосновался в Ницце, где купил и модернизировал студию, которая сегодня называется студия Викторин. Именно там он создал свои последние немые фильмы – «Наше море» («Маге Nostrum*, 1925) по военной мелодраме Бласко Ибаньеса, «Маг» («The Magician*, 1926), «Сад Аллаха» («The Garden of Allah», 1927), «Три страсти» («The Three Passions*, 1929) и звуковой фнльм, в котором играл сам, «Скандал» («Baroud», 1931) *.

Лучшим из этих американских фильмов, снятых во Франции, следует считать, без всяких сомнений, ленту «Маг», где нгралн два знаменитых актера, немец н француз,– Пауль Вегенер и Фнрмен Жемье. Первый из них, подготовленный Рейнхардтом, уже давно был славой немецкого кинематографа, а второй, лучший ученик н последователь Антуана, на экранах почти не появлялся. Жемье руководил тогда Национальным народным театром (TNP), который основал и разместил в Трокадеро. Однажды он заявил журналистке Одетт Паннетье:

«Кино? Когда-нибудь оно станет искусством. <../>> Рэкс Ингрэм великолепен, у него светлые, справедливые

* Сорежиссером была Элис Терри.

и умные взгляды. Но его сила кроется и в умении окружить себя техниками. Их тридцать человек.

И все же Рэкс Ингрэм совершает тяжелейшую ошибку всех постановщиков – пытается добиться эмоции по заказу. Киноактер не переживает, он лишь стремится к тому, чтобы результаты его эмоций как бы проявились на его коже.

Снимаясь, я эмоционально вжился в своего героя и вдруг услышал слова Рэкса Ингрэма:

– Вы ушли слишком налево... И находитесь вне поля зрения камеры. Придется повторить.

– Вы мешаете мне! – закричал я.– Все пошло насмарку. Если я стою не по-вашему, сместите свои камеры. Поставьте их здесь, здесь и здесь. Вокруг меня. Снимайте с шести разных точек, но не прерывайте меня...»

После столь печального опыта Жемье отказывался сниматься в кино до самой смерти, в 1933 году. «Маг», экранизация романа Сомерсета Моэма, отличался утонченным освещением, которое шло, как считал Льюис Джекобе, от фотографичности немецких фильмов.

Что касается фильма «Сад Аллаха», сделанного по бестселлеру (в разное время сняли несколько версий),то в нем Ингрэм с успехом применил панхроматическую пленку (новинка в 1927 году) и снял великолепные виды африканских пустынь.

Профессия режиссера слишком увлекала этого умного, культурного человека, в произведениях которого всегда не хватало тепла и страсти. В 1925 году он заявил о своем желании вскоре оставить кино. Ницца была для него уже полуотставкой. Когда началась эра звукового кино, он утвердился в своем решении и окончательно ушел со студии в 1931 году. Ингрэм придавал своим произведениям определенный стиль, но так и остался стилистом. Любил ли он кино вообще? Во всяком случае, он рассматривал его как вид пластического искусства, в котором сюжету отводится самое заурядное место. Этот умный человек снимал глупейшие истории, но ему ни разу не изменил коммерческий нюх. Он плодил картины одну за другой и, по-виднмому, был удовлетворен своей работой – профессиональная совесть его не терзала. Если у Сеснля Б. де Мнлля сохранялось некоторое чувство юмора и он, оставаясь хитрым коммерсантом, издепался над публикой (угождая ей) и над собой (совсем немного) в своих самых бредовых постановках, то Рэкс Ингрэм был до отчаяния благоразумен. Он принял как нечто само собой разумеющееся худшие голливудские обычаи, стремясь лишь к утонченной фотографии и более или менее подлинной экзотической атмосфере. Прогресс техники кино вскоре сделал доступными для всех его открытия и технические новинки. Сейчас его фильмы смотрятся как тщательно записанные на пленку мелодрамы, в которых играют хорошие актеры. Художественный крах этого режиссера вызван полным отсутствием мужества и критического подхода. Поэтому он и превратился в покорную шестеренку большого механизма, а не в истинного творца. Тамар Лэйн прав, упрекая это «дитя, избалованное успехом», на руки которому сдали все козыри, но он не рискнул вывести американский супербоевик за пределы коммерческих шор, даже если рассматривать его полуотставку во Франции как некоторую несовместимость с общеголливудскими настроениями...

Открытие фильма «Чудотворец» – Лон Чани – оставался крупнейшим американским актером до самой смерти, последовавшей 26 августа 1930 года. Его родители, по словам биографов, были глухонемыми, и поэтому он с раннего детства освоил искусство пантомимы. Он выступал в мюзик-холлах уже ребенком (он родился в 1883 году), а дебютировал в кино в 1912 году, но играл мелкие роли до появления в фильме Джорджа Лона Такера. Он снялся в нескольких фильмах М. Турнера («Победа» – «Victory», «Остров сокровищ», «Пока Париж спит»– «While Paris Sleeps»), появился вместе с Джекки Куганом в «Оливере Твисте» Фрэнка Ллойда; играл Квазимодо в супербоевике фирмы «Юнивэрсл» «Горбун собора Парижской богоматери» («Тле Hunchback of Notre-Dame», 1923, режиссер Уоллес Уорсли), затем для Карла Леммле играл в «Призраке из Оперы» («Тпе Phantom of the Орега», 1924, режиссер Руперт Джулиан). Чани специализировался на исполнении ролей чудовищ или увечных – то с обезображенным лицом, то с горбом, то без ног. В 1925 году «человек с тысячью лиц», как его называли в рекламе, перешел из «Юнивэрсл» в «МГМ» и снимался у Шёстрёма, Кристенсена, Уильяма Ная и особенно часто – у специалиста по «фильмам ужасов» Тода Браунинга.

Тод Браунинг родился в Луисвилле (Кентукки) в 1882 году. В возрасте шестнадцати лет он пришел из мюзик-холла, где-специализировался на всевозможных гримасах, к Гриффиту, чтобы сниматься в качестве комика, а затем стал его ассистентом на картине «Нетерпимость».

Свой первый фильм он сделал в 1917 году для «Трайэнгл», а между 1919 и 1923 годами Браунинг отснял «целую серию картин для «Юнивэрсл», где звездой номер один выступала Присцилла Дин, создавшая себе репутацию женщины-апаша» *. В двух из этих фильмов, «Злобная дорогуша» («The Wicked Darling», 1919) и «Вне закона» («Outside the Law», 1921), он впервые снял Лона Чани, а затем вновь встретился с ним в «Нечестивой троице» («The Unholy Three», 1925).

«Трое загримированных преступников – карлик (Харри Ирлз) – под мальчика, чревовещатель, «профессор Эхо» (Лон Чани)—под старую даму, великан (Виктор Мак-Лаглен) – под благонамеренного гражданина, занимаются грабежами. Великан и карлик, застигнутые на месте преступления случайным прохожим, убивают свидетеля. По просьбе сообщницы (Мэй Баш) профессор открывает суду правду, и судьи оправдывают его. Убийц душит обезьяна».

Талант Чани лучше сочетался с фантастично-барочной изобретательностью Тода Браунинга, находившегося под яным влиянием немецкой школы, чем с талантом Шёстрёма. «Нечестивая троица» был прекрасным фантастическим фильмом с немалой долей юмора, особенно в сценах, когда торговка попугаями (переодетый чревовещатель Лон Чани) говорит за них.

Затем вышла картина «Черный дрозд» («The Blackbird*, 1926). В ней Лон Чани сыграл двойную роль, похожую на роль мнимого калеки в «Чудотворце».

«Ради любви красивой девушки (Рене Адоре) некий бандит (Лон Чани) вступает в борьбу с джентльменом, подозреваемым в грабежах (Оуэн Мур), который раскаивается в содеянном и в финале женится на красавице».

Лон Чани великолепно сыграл роль апаша и калеки. И в этом ему помогла необычная атмосфера фильма Тода Браунинга, действие которого разворачивалось в мрачном Уайтчепле. В тот же год Лон сыграл Джо-сингапурЦа> кривого содержателя дальневосточного борделя.

«Джо-сингапурец обожает свою дочь (Лоис Моран), которая не подозревает о его темных делах. Чистота деУшки возвращает на путь истинный офицера, предателя и пьяницу (Генри Уолтхолл)».

N 24/25 °теГ С* Tod Brownln

«Дорога на Мандэлэй» (1928) оказался очень удачным и исключительно романтическим фильмом, но в нем не было странной фантастики Тода Браунинга.

Одной из лучших работ Браунинга стал необычный фантастический фильм «Неизвестный» («The Unknown*, 1927).

«Опасный злоумышленник (Лон Чани) выдает себя за безрукого калеку в цирке. Он влюблен в свою партнершу (Джоан Кроуфорд), как и его соперник – Геркулес (Норман Керри). Чтобы добиться любви девушки, которая ненавидит руки похотливых мужчин, он ампутирует себе обе руки. При попытке убить Геркулеса он падает под копыта цирковых лошадей и погибает».

Браунинг снял Лона Чани в «Лондоне после полуночи» («London After Midnight*, 1927), «К западу от Занзибара» («West of Zanzibar*, 1928), «Большом городе» («The Big City», 1928) и «Там, где восток называется Востоком» («Where East is East», 1929). Лон Чани умер, успев сняться лишь в одном звуковом фильме – новом варианте «Нечестивой троицы» (1930, режиссер Джек Конуэй). После его смерти Тод Браунинг стал снимать в своих экстравагантных композициях Белу Лугоши. Свой самый знаменитый фильм, «Уродцы» («Freaks»), он сделал в 1932 году.

Его иногда называли «Эдгаром По кинематографа» или «Ангелом причудливости», и сюрреалисты в 20-х годах восхищались его фантастическими выдумками. Он создал американскую школу «фильмов ужасов». Питая странную склонность к монстрам, он строил самые удачные фильмы именно на их необычном облике.

«Когда я разрабатываю сюжет для Лона Чани,– говорил он в 1928 году,– мне не приходится думать об интриге. Она возникает сама, по мере разработки персонажей. «Неизвестный» возник, когда я подумал о безруком человеке. Толчком для съемки «фильма «Дорога на Мандэлэй» оказалась мысль о столь уродливом человеке, что он стыдился показаться своей собственной дочери. Исходя из этого, легко придумать любую историю».

Тод Браунинг снимал все реже и реже для «МГМ». Одним из сценаристов его предпоследнего фильма, «Кукла дьявола», («The Devil Doll», 1936) был Эрих фон Штрогейм. Умер Браунинг в 1962 году*.

* По другим данным (в частности, в «Dictionnatre des cineastes* самого Садуля),—в 1944 году.– Примеч. ред.

Глава LV

ЭРИХ ФОН ШТРОГЕЙМ

В начале 20-х годов три великих кинорежиссера эпохи «Трайэнгл» – Гриффит, Томас Инс и Мак Сеннетт – постепенно отошли на задний план. Дальнейший расцвет искусства немого кино связан с именами трех крупнейших кинодеятелей, трех гениев кино: Чарли Чаплина – в драматической комедии, Флаэрти – в документальном и Эриха фон Штрогейма – в «романном» кино*. . В конце декабря 1920 года журнал «Фотоплей» опубликовал рекламу такого содержания: «За все годы моей деятельности в качестве продюсера лучших ф.ильмов, какие только создавались, я не видел более великолепного развлечения (delightful entertainment), чем высокохудожественная драма «Слепые мужья», которую написал и скрупулезно поставил Эрих фон Штрогейм, сыгравший в ней и главную роль.

Карл Леммле, президент «Юнивэрсл». Штрогейм (род. 22 сентября 1885 года в Вене) дебютировал этим фильмом в качестве режиссера.

В опубликованных в 20-х годах его биографиях утверждалось, что отцом графа Эриха Ханса Карла Марии Штрогейма фон Норденвальда был знатный полковник, а матерью – трагически погибшая в 1898 году фрейлина императрицы Елизаветы. В империи, которой уже более полувека правил Франц-Иосиф, карьера молодого ари» стократа была предначертана его знатным происхождением. Вначале он кадет Имперского военного училища Мэриш-Вайскирхен, после окончания которого должен был бы поступить в Военную академию Винер Нойштадт. Из академии он вышел бы в чине младшего лейтенанта, а затем, прослушав курс в Военной школе Вены, полуЧил бы чин лейтенанта королевской гвардии и должность

ц * Все три определения относительны. В частности, документаль» кино особой роли в 20-е годы не играло,– Примеч. ред.

военного атташе в Монтенегро. Перед молодым офицером, казалось, открывалась блестящая военная или дипломатическая карьера, когда ему неожиданно пришлось покинуть Вену и Австрию – то ли после неожиданного разорения семьи, то ли после дуэли с фаворитом Франца-Иосифа.

Штрогейм, понятно, не опровергал выдуманную его пресс-агентами биографию. Во время первой мировой войны он стал специалистом по ролям прусских юнкеров, и каждый зритель верил в его знатное происхождение. Кроме того, американцы питают слабость к европейской аристократии, а потому широкая публика прощала актеру, а затем режиссеру его принадлежность к «немчуре». Сочинение его рекламных агентов так соответствовало облику, манерам и личности великого кинематографиста, что Дени Марьон, приступив в 1958 году к работе над биографией Штрогейма, отправился в Вену на поиски уцелевших представителей знатной семьи, которые могли бы рассказать о его молодых годах и воспитании. Ему удалось воссоздать подлинную биографию Штрогейма после долгих исследований *.

Он появ'ился на свет в Вене, в семье богатых коммерсантов. Его отец, Бенно Штрогейм, родился 26 ноября 1857 года в Гляйвице, в Пруссии (ныне – Гливиц в Польше) и женился в Праге (3 августа 1884 года) на пражанке Иоханне Бонди. С 1882 года он обосновался в Вене и стал торговать предметами шляпного производства. Затем с помощью богатых пражских родственников (как говорил двоюродный брат Эриха Штрогейма Эмиль Фельдмар, театральный актер и режиссер, с которым много беседовал Дени Марьон) открыл фабрику фетровых и соломенных шляп.

«Супруги Штрогейм владели чудесным домиком на Марияхильферштрассе 89, неподалеку от фабрики. Они вели зажиточную жизнь патрицианских венских семейств. У них было двое детей – Эрих и Бруно. <...>

В деньгах нужды не ощущалось, и оба ребенка получили хорошее воспитание, посещали известные школы, имели домашних учителей, даже французских гувернз|1ток. <...>

Эрих прекрасно учился в средней школе. После сдачи

* In: «Etudes cinematographiques», 1966, № 48—50. Большинство биографических данных о Штрогейме взято из биографии, написанной Дени Марьоном.

выпускных экзаменов он поступил на фабрику в качестве возможного наследника (как и я). <...,>

Коммерческие н прочие занятия Эриха были вскоре прерваны – его призвали под знамена. <...]> Эриха определили в интендантскую службу, куда стремилась „опасть вся золотая молодежь из-за красивой формы, верховой езды и легкой службы».

Судя по этим воспоминаниям двоюродного брата, воспитание Штрогейма мало отличалось от того, которое придумали его пресс-агенты. Его родители принадлежали к богатой венской буржуазии, а не к высшей аристократии, которую им, вероятно, приходилось посещать, хотя они и входили в «еврейскую общину». Молодой Эрих получил в армии некоторые знания, был умен, элегантен, обворожителен и накоротке общался с «золотой молодежью». По словам кузена Фельдмара, Эрих был «вылитым портретом матери».

Пока он служил в армии, дела отца пошли хуже. Во время отдыха в Тироле, в Штайнах ам Бреннер, младший сын Бруно случайно убил одного из приятелей. Чтобы замять скандал, отец, влиятельный человек, обратился к премьер-министру и заплатил громадную сумму родителям погибшего, чем опустошил казну фабрики. Ее ликвидация произошла в 1909 или 1910 году. Но она еще существовала, когда, по свидетельству Эмиля Фельдмара, произошло следующее: «Как-то ночью... явился Эрих и объявил мне, что через два часа покидает страну и что для бегства (на самом деле дезертирства) ему немедленно нужна крупная сумма денег. Я собрал все свои сбережения, мои родители (жившие рядом с фабрикой) тоже развязали кошельки. И Эрих исчез с венской сцены. Больше мы с ним не встречались.

Причины его бегства так и остались неизвестными».

Пробыв некоторое время в Европе, Эрих Штрогейм уплывает в Соединенные Штаты, куда прибывает в 1909 году, без денег и протекции*. Его кавалерийская выучка помогла ему стать конюхом в эскадроне первого кавалерийского полка штата Нью-Йорк. Но, будучи ино*тР,анцем, он не мог рассчитывать на военную карьеру Соединенных Штатах. Начиная с 1911 года он колесил

опубли выдеРжке из свидетельства о рождении Эриха Штр еврей,!!?0» аи"ои Деии Марьоном, имеется такая запись: «Выоыл из Ьаинм. °Л 0<5щнны *7 ноября 1908 года», что может служить у камнем на дату его отъезда из Вены.

огеима, Выбыл из

по всей Америке без единого цента в кармане, был чернорабочим, тренером по плаванию, складским рабочим, продавцом воздушных шаров, мойщиком посуды, официантом в заведении знаменитой содержательницы притонов «Техаски» Гайнэн. В то время он пытал счастья и в журналистике, сотрудничал в нескольких журналах, пробовал себя в театре варьете и даже стал драматургом.

После долгих странствий по Соединенным Штатам Штрогейм прибыл в 1914 году в Лос-Анджелес, где окончательно и обосновался.

Он писал *:

«В 1914—1915 годах я работал статистом за три доллара в день, но был занят не каждый день. Ежедневно я проходил 8 мнль (12 км) до студии на Сансет-булвар, даже не перекусив, а потом шел обратно те же 8 миль без всякой надежды на обед. Всю мою пищу составляли стакан молока и галеты, которыми меня угощала одна девушка с «Кэттл ярд» **, места встречи всех статистов. Каждый надеялся попасть в число счастливчиков, когда в шесть утра появлялись ассистенты режиссеров для набора людей на один день съемки. В ту эпоху я был не только статистом, но и трюкачом, дублируя актеров в Опасных сценах – падении с лошади, с крыши дома, прыжков в океан с плотины.

Однажды меня наняли для прыжка на лошади в океан с плотины Бальбоа. Я собирался выполнить прыжок, но лошадь заупрямилась. После нескольких безуспешных попыток какой-то ковбой насыпал ей в глаза немного перца. Боль заставила ее броситься в океан вместе со мной. Когда же мне с лошадью наконец удалось выбраться на берег, меня арестовали по требованию одного члена «Общества защиты животных». Поскольку сцена была

* Дальнейшие сведения мы будем черпать из документа под названием «Corrected Index of the Work of Erich von Stroheim as Actor, Writer and Director (1914—1947)». Текст его, на восемнадцати машинописных страницах (через один интервал), Штрогейм передал в редакцию журнала «Сннэ-клюб» в 1947 году, когда готовился специальный номер, посвященный актеру-режиссеру (№ 7, апрель 1949 года). Этот интересный документ (который, несмотря на заглавие, касается лишь периода с 1914 по 1930 год) был составлен Штрогеймом в 1947 году для исправления и дополнения проекта индекса, который ему передал Питер Нобл, готовивший книгу о нем (Hollywood Scapegoat. The Biography of Erich von Stroheim. London, 1951). Возможно, некоторые из деталей – плоды его воображения.

** Буквально «скотный двор». Здесь – «птичий рынок».– Примеч. пер.

последней в фильме, вся съемочная группа уже уехала.

провел ночь в полицейском участке и был освобожден лишь утром, после телефонного звонка на голливудскую студию– Это приключение принесло мне пять долларов и жуткий насморк».