Текст книги "Путешествие на Луну (ЛП)"

Автор книги: Жорж Ле Фор

Соавторы: Жорж Ле Фор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ХV

Клад. – Записка Гонтрана. – На заводе. – Вагон-граната. – Внутренность вагона. – Промах графа. – Михаил Васильевич доволен. – Жидкий кислород. – Вентиляция вагона. – Неожиданное затруднение. – Михаил Васильевич приобретает лучшее мнение о Сломке. – Обиженный инженер. – Как устранить силу толчка при падении на Луну.

Чеорез три дня после отъезда Сломка прислал телеграмму с извещением, что он прибыл в Невесинье, а через неделю молодой инженер, как бомба, влетел в залу обсерватории, где сидели, тихо беседуя между собой, Михаил Васильевич, Леночка и граф Фламмарион. При виде запыхавшейся фигуры Сломки, все трое вскочили со своих мест и осыпали новоприбывшего нетерпеливыми вопросами:

– Ну, что, как?!..

– Нашли ли клад?!..

– Велик ли он?!

Не говоря ни слова, молодой инженер вытащил из кармана небольшой кожаный мешочек, туго набитый чем-то, и с торжеством высыпал на стол его содержимое…

Удивлённый крик вырвался при этом у зрителей: на столе заблестела порядочная куча золота и драгоценных камней.

– Знаете ли, дорогой Михаил Васильевич, – проговорил Гонтран, любуясь разноцветной игрой изумрудов и рубинов, – ведь это целое состояние!

– Девятьсот тысяч франков! – объявил его приятель. – Этого за глаза достаточно для выполнения вашей, профессор, идеи, если только Котопахи заменит нам пушку.

Молодая девушка, вне себя от радости, кинулась на шею отцу, который стоял в каком-то остолбенении, словно не веря глазам, и обняла его.

– Ура! – закричал старый ученый, наконец выходя из столбняка. – Теперь живей за дело!.. Нельзя терять ни минуты!.. Посмотрим, проклятый Шарп, кто кого перегонит!

* * *

«Дорогой Михаил Васильевич!»

«Снаряд готов. Приезжайте на завод для осмотра. Почтение m-lle Елене.»

«Ваш Г. Фламмарион.»

Такова была лаконичная записка, которую граф прислал своему будущему тестю на третий месяц после начала работ по устройству вагона-гранаты.

В тот же день, вечером, старый ученый вместе с дочерью подходил к Кэльскому заводу в Гренеле, у ворот которого их встретил Гонтран, сопровождаемый своим неизменным другом. Проводив посетителей по опустевшим, после рабочего дня, мастерским и мрачным дворам, молодой дипломат ввел их в обширное помещение со стеклянным потолком. Среди мрака, наполнявшего это помещение, глаз с трудом мог различать неясные очертания какой-то темной массы.

– Что это? – спросила Елена, боязливо прижимаясь к отцу: темнота и глубокая тишина, царившие здесь, произвели на нее глубокое впечатление.

– Оставайтесь на своих местах. – проговорил вместо ответа Сломка и куда-то скрылся.

Через минуту яркий свет электрической лампы заставил посетителей зажмурить глаза… Открыв их, они не могли удержаться от возгласа восторга и удивления: посредине обширной залы возвышался словно огромный колокол, блестевший в лучах света, как серебряный.

– Граната! – воскликнул Михаил Васильевич.

– Да, профессор, граната для небесного путешествия, план которой вы дали графу, и которую я сделал по его указаниям.

Старый учёный с видом полнейшего удовлетворения несколько раз обошел вокруг снаряда, тщательно осматривая его.

– Я позволил себе, – обратился к нему Гонтран, – лишь в одном изменить ваш план: боясь, чтобы снаряд не был слишком тяжел, я решил заменить сталь никелированным магнием… Вы знаете, что сейчас магний стоит всего восемьдесят франков за кило. Зато он легчайший из металлов, в шесть раз легче серебра и вдвое легче алюминия, а никелированный – он так же прочен, как и сталь.

Михаил Васильевич отвечал одобрительным наклонением головы.

– Но ведь все-таки эта масса должна весить ужасно много? – спросила Леночка.

– Не более пяти – шести сотен килограммов… А главное – весь снаряд разборный, скреплён при помощи винтов и гаек, так что перевозка его не составит ни малейшего труда, – авторитетным тоном сказал Гонтран.

– Нетрудно будет и поднять его на вершину Котопахи, – добавил Сломка.

Между тем старый учёный, не говоря ни слова, стоял около гранаты и ласкал полированный метал рукой, как мать ласкает свое детище.

– А можно нам войти внутрь, – снова спросила Леночка.

Услышав желание своей невесты, Гонтран поспешил нажать одно место в стенке прибора, и тотчас перед девушкой без шума отворилась потайная дверь.

– Пожалуйте! – проговорил граф.

Леночка вошла внутрь вагона-гранаты. За нею, сгорая от нетерпения, поспешил Михаил Васильевич.

Внутренность снаряда походила на футляр для драгоценностей. Обои из толстой шелковой материи, пушистый ковер, покрывавший пол, поднятый на рессорах, – мягкий диван вокруг стены, изящная люстра в четыре лампы, привешенная к потолку, – все это делало вагон-гранату очень уютным внутри. С четырёх сторон в стенках гранаты были прорезаны четыре полупортика с окнами, позволявшими пассажирам вагона видеть все, что происходит снаружи.

– Меблировка еще не окончена, – заметил Гонтран, читавший на лице Михаила Васильевича полнейшее удовлетворение, – столяр еще не доставил единственную мебель, которая будет украшать это помещение, – нечто вроде шкафа-буфета, наверху которого будет библиотека, в середине выдвижная конторка, под нею туалет, а внизу ящики для платья.

– Браво! – воскликнул профессор, – я совсем упустил из виду эти мелочи, а между тем они очень важны.

– Часть изобретения этого шкафа должна быть всецело приписана моему другу, – скромно заметил молодой дипломат.

Г-н Сломка по без некоторой досады прошептал на ухо Елене:

– Право, это слишком… Ведь только этот шкаф и принадлежит Гонтрану, а все остальное мне…

– О, господин Сломка! – умоляющим тоном отвечала девушка, – так как счастье вашего друга зависит от этого, то пожертвуйте немного своим самолюбием!

– Немного? Да я только и делаю, что жертвую им, даже более, – я его топчу… Ей Богу, топчу… Нельзя просить у меня большего…

И г-н Сломка сквозь зубы проворчал что-то, чего не могла расслышать Елена, а если бы расслышала, то это далеко бы ей не польстило: как всегда, инженер проклинал всех женщин земного шара.

Михаил Васильевич, услыхав шепот за своей спиной, быстро обернулся.

– Что там такое? – подозрительно спросил он.

– Да вот, m-lle Елена спрашивала меня насчет верхней части гранаты, – развязно отвечал инженер, – и я говорю, что туда можно подняться по этой лестнице. Там три комнаты, каждая с окном: одна будет служить кухней, другая лабораторией, третья кладовой для кислорода, спирта и других запасов, которые мы возьмем с собою.

– Я вижу, – обратился старый учёный к Гонтрану, – что вы исполнили в точности эту часть моего плана.

– Да, она показалась мне вполне удовлетворительной, – важно отвечал граф.

Смотря на своего жениха, Леночка должна была призвать на помощь всю силу воли, чтобы не расхохотаться.

– Господин Сломка, – сказала она, обращаясь к инженеру, – вы сейчас упомянули о кухне… Как же мы будем в ней готовить кушанье?

– Очень просто: мы возьмем с собою батарею Трувэ[5]5
  Батарея Трувэ, лампочка Трувэ – Густав Пиер Трувэ (1839–1902), французский инженер-электрик и изобретатель. Внес большой вклад в усовершенствование и миниатюризацию различных электрических приборов и устройств. В 1865 году разработал миниатюрную герметически закрытую батарею, в 1873 – дихроматную батарею нового образца.


[Закрыть].

– Да, да, Трувэ, – авторитетно подтвердил Гонтран, – вы знаете, дорогая Елена? – Это изобретатель кастрюль нового образца…

Жесточайший приступ кашля, внезапно приключившийся у Вячеслава, заглушил голос его приятеля. В то же время молодой инженер сильно наступил на ногу Гонтрана, чтобы заставить его замолчать.

– Мы возьмем с собою, – повторил Сломка, когда кашель прошел, – электрическую батарею Трувэ в двенадцать элементов, с таким запасом необходимых веществ, чтобы заставить батарею действовать в продолжении 240 часов, или десяти суток без перерыва. Ток, развиваемый элементами, будет служить для освещения люстры и ламп в каждой из комнат верхнего этажа. Что касается ночей, то мы будем отапливать их спиртом, который, сгорая, дает сильный жар, не производит дыма и не портит воздух.

Молодая девушка захлопала руками.

– Браво! браво! – вскричала она, – со своей стороны обещаюсь быть искусной кухаркой и готовить вам, господа, вкусные кушанья.

Гонтран покачал головою.

– Как? – притворно обиженным голосом произнесла Леночка, – вы сомневаетесь в моем искусстве?

– Сохрани Бог!.. Но прежде, чем думать этом, что мы будем кушать, надо подумать о том, чем мы будем дышать… Не буду скрывать от вас, дорогой Михаил Васильевич, что этот вопрос меня сильно беспокоит, так как в вашем плане нет на него никакого намека.

РАЗРЕЗ ВАГОНА-ГРАНАТЫ.

A – лабораторная печь. B – электрическая батарея Трувэ. CCC – свернутые и привязанные к стенам гамаки. D – полки с химическими приборами. E – помещение для бутылей с жидким кислородом. FFF – помещение для припасов. K – электрическая люстра. L – выдвижная конторка. M – библиотека. N – туалет и комод для платья. O – кухня. R – резервуар для сгущённого воздуха. T – диван. YYY – окна.

– Вероятно, – вмешался молодой инженер, – м-р Осиповтдумает искусственно добывать кислород для дыхания из бертолетовой соли и перекиси марганца?

Профессор сделал энергический жест отрицания.

– Ни за что в свете, – отвечал он, – ведь для добывания кислорода из этой смеси ее нужно сильно нагревать.

И Михаил Васильевич посмотрел на Гонтрана, приглашая его догадаться.

– Ах, знаю! – воскликнул ех-дипломат, которому Сломка успел шепнуть несколько слов, – вы хотите применить способ Тесье дю Мотай?

Старик с многозначительной улыбкой снова отрицательно покачал головою.

– Нет, я вовсе не хочу прибегать к химии.

– Тогда… тогда вы, значит, открыли новый способ?

– Не я, а ваши же соотечественники, Рауль Пиктэ и Кальетэ, которые нашли возможность сгущать в жидкость кислород и водород. По их примеру, и я прибегну к низкой температуре и сильному давлению, и сделаю запас жидкого кислорода. Собственно говоря, я мог бы даже сгустить последний в твердое тело и взять его с собою в виде плиток, но я предпочитаю запастись этой необходимой частью воздуха в жидком виде, в стальных бутылях.

– Но знаете ли, ведь его нужно большое количество? – сказал Сломка, немного обеспокоенный.

– Не беспокойтесь, любезный друг, я уже вычислил, что один литр жидкого кислорода даст нам пятнадцать кубических метров, или пятнадцать тысяч литров живительного газа. Сто литров взять с собою будет за глаза: ведь в сутки все мы истратим не более одного литра, считая по 150 литров газа на каждого из нас в час.

– Но подумали ли вы о том, что воздух в дороге будет портиться? – спросил инженер.

– Для этого я употреблю едкий кали, который будет поглощать всю выделяемую нашими легкими углекислоту; кроме того, я намерен устроить в нашем вагоне энергичную вентиляцию… Что вы об этом думаете, граф?

– Я думаю, – авторитетно отвечал молодой человек, – что вы позаботились обо всем.

С этими словами Гонтран крепко пожал руку старого ученого. Леночка, бросив последний взгляд на внутренность вагона, собиралась уже выйти из него, как вдруг лестница, приставленная снаружи к дверце, привлекла ее внимание.

– На какой высоте находится этот пол над дном гранаты? – спросила она Сломку, стукая зонтиком, но ковру.

– На высоте одного метра.

– А что там внутри, между полом и дном?

– Сжатый воздух, который при вылете снаряда ослабит толчок…

Вдруг Гонтран, собиравшийся выйти вслед за Леночкой, ударил себя по лбу.

– Михаил Васильевич, – вскричал он, – вы не подумали об одной вещи!

– Что такое?

– Да будет ли диаметр снаряда подходить к диаметру нашего орудия?

– То есть как?

– Очень просто: один из основных законов баллистики требует, чтобы снаряд совершено закрывал собою просвет орудия, иначе газы будут проходить между ядром и стенками, и таким образом скорость полета уменьшится… Представьте же, что наш снаряд далеко не будет закрывать собою жерла Котопахи!..

Михаил Васильевич схватился обеими руками за голову.

– Боже мой! Вы совершенно правы! Что же теперь делать?!.. – проговорил он испуганным тоном, устремляя на Гонтрана отчаянный взгляд и безмолвно требуя его помощи.

Молодой дипломат в свою очередь кинул беспомощный взор на своего приятеля. С минуту царило тяжелое молчание. Вдруг Сломка облегченно вздохнул.

– Эх! – весело воскликнул он, – да кто же нам мешает приделать к дну снаряда другой ящик, какой угодно величины? Его можно изготовить из дерева на самом месте полета, придав ему диаметр совершенно равный диаметру жерла Котопахи… Этот ящик мало того, что устранит затруднение, совершенно справедливо указанное Гонтраном, но доставит нам и другое преимущество: если его снабдить клапанами, то воздух, выходя из последних под влиянием толчка при полете, ещё более ослабит потрясение.

При этих словах инженера убитое лицо старого ученого мгновенно прояснилось.

– А ведь ваш приятель говорит дело, – прошептал он на ухо Гонтрану. – Вообще он малый неглупый, и если бы поменьше болтал, а больше слушал, то из него вышло бы что-нибудь путное.

Затем, обращаясь к Сломке, Михаил Васильевич несколько свысока спросил его:

– Будете ли вы в состоянии приготовить мне чертёж этого ящика и системы клапанов?

Обиженный высокомерным тоном старого ученого, инженер сухо отвечал:

– Этот чертеж будет завтра же передан вам графом. И, круто повернувшись, он вышел из вагона.

– Только пожалуйста, граф, – сказал Михаил Васильевич Гонтрану, – передайте мне чертёж точно таким же, каким получите от этого молокососа, ничего не прибавляя от себя. Мне хочется узнать, на что он способен.

Молодой дипломат жестом руки изъявил свое полное согласие.

– Еще один вопрос, – проговорил он через минуту. – Подумали ли вы, Михаил Васильевич, как ослабить удар нашего снаряда при падении его на Луну: ведь он упадет с высоты почти в тридцать тысяч километров?

Старый ученый улыбнулся.

– Да, мы упадем со скоростью двух с половиною тысяч метров в последнюю секунду… Но я решил снабдить дно нашего вагона буферами с весьма сильными пружинами, – они значительно ослабят силу удара.

ГЛАВА XVI

Михаил Васильевич восхищён. – Авторитет Гонтрана возрастает. – Сейсмограф. – Его устройство и применение. – Гонтран объявляет о своем отъезде. – Причина решимости графа. – Его план дальнейших действий.

Осмотрев во всех деталях вагон-гранату, внутри и снаружи, Михаил Васильевич крепко пожал руку Гонтрана.

– Дорогой друг мой, – проговорил он прочувствованным тоном, – позвольте мне искренне поблагодарить вас за исполнение главнейшей части нашего проекта в столь короткое время. Ваш вагон выполнен безупречно, ни одна мелочь не забыта при его устройстве, а скорость выполнения делает большую честь вашему высокому уму и трудолюбию.

Сломка, заложив руки за спину, самодовольно улыбался, выслушивая комплименты, которые хотя были адресованы и не к нему, по принадлежали ему по праву.

– Это ещё не все, – сказал граф, увлекая профессора в другую часть мастерской, – вот машины для измерения калибра вулканического жерла и для придания последнему цилиндрической формы; вот насосы и краны для поднятия ядра на вершину вулкана; вот машины для опускания нашего вагона в кратер…

Михаил Васильевич без устали осматривал одну за другой все вещи, какие показывал ему молодой дипломат.

– Но кто составил план для всех этих остроумных машин? – воскликнул старый ученый, вне себя от восхищения.

Гонтран хотел указать на своего друга, когда энергический жест молодого инженера заставил его замолчать.

– Что же вы не отвечаете? – удивлённо произнёс профессор.

– Ах, Гонтран, – вмешался в разговор Сломка, – ужели тебе стыдно признаться, что ты – автор всех этих планов?

Михаил Васильевич поднял руки к небу.

– Какой гений, Боже мой, какой гений и какая скромность!.. Вот, г-н Сломка, – прибавил, он, обращаясь к инженеру, – вот, учитесь: истинные ученые всегда скромны и молчаливы… тогда как другие…

Молодой инженер слегка нахмурил брови.

– Господин Осипов, – заворчал он, – вы повторяетесь… Сколько раз вы мне говорите это?!

Михаил Васильевич посмотрел ему прямо в глаза и погрозил пальцем:

– Вы завидуете таланту вашего друга, и я ничуть не удивлен этим, – тихо проговорил он.

Сломка несколько мгновений молчал, кусая губы, но, не имея силы более удерживаться, вдруг разразился взрывом хохота.

– Я! – воскликнул он, – Я! Завидую таланту моего друга!.. Ах, дорогой профессор, презирайте, если вам угодно, мои скромные познания, но не подозревайте моей дружбы с графом!

Услышав эти слова и боясь, что разговор примет дурной оборот, Леночка, находившаяся в другом углу мастерской, поспешила прекратить спор.

– Ах, какая странная машина! – воскликнула она, указывая на нечто вроде подковы, снабженной циферблатом, по которому вращалась тонкая стрелка. Что это такое?

При этом восклицании дочери старый учёный оставил Сломку и поспешил к тому месту, где находилась Леночка.

– В самом деле, – проговорил он, подойдя, – вот прибор странной формы!

Молодой инженер бросил выразительный взгляд на приятеля.

– Берегись! – прошептал он Гонтрану, – знаешь ли ты свое дело?

Ех-дипломат пожал плечами.

– А вот увидишь, – ответил он, улыбаясь. Затем произнес громко и с достоинством: – Это, m-lle, тот аппарат, который ваш папа просил меня придумать.

– Сейсмограф?! – воскликнул профессор.

Гонтран важно наклонил голову.

– Да, Михаил Васильевич, сейсмограф. Две ветви подковы есть ничто иное, как электромагнит; земные токи проходят, по обвивающей их проволоке и намагничивают последнюю, а стрелка показывает силу намагничивания и, следовательно, напряжение земного магнетизма; последнее же в свою очередь находится в связи с вулканическими явлениями, о которых таким образом и можно судить по этому аппарату.

– Браво! – воскликнул инженер, не без страха следивший за объяснениями своего друга.

Леночка посмотрела на него и ласковой улыбкой поблагодарила за самоотвержение, с каким он исполнял свою роль ангела-хранителя.

Что касается Михаила Васильевича, то он был на вершине восторга.

– Ах, сын мой! – произнес он голосом, дрожавшим от волнения, – вы просто гений!.. Не примите это за лесть, – это чистая правда! Я, состарившийся на поприще служения науке, я восхищаюсь вами! Какая глубина взгляда! Какое разнообразие знаний!..

В восторге профессор схватил обе руки графа и крепко потряс их.

– Итак, Гонтран, – сказал Сломка, чтобы сделать ещё более правдоподобной эту комедию, – ты полагаешь, что этот инструмент вполне достигнет своей цели?

– Достигнет ли цели? – негодующим тоном воскликнул бывший дипломат. – Да с ним я берусь за целый месяц предсказать день извержения!..

– О, в таком случае желаю тебе успеха, друг, мой, – поспешил заметить Сломка.

Старый учёный без сомнения увидел в этой фразе насмешку, так как бросил гневный взгляд на Сломку и спросил его не без горечи:

– Долго ли вы будете оскорблять своего друга сомнениями в успехе?

Инженер сделал удивлённую мину.

– Господи! – воскликнул он невинным тоном, – да я и не думал никого оскорблять, а просто хотел выразит свое удивление познаниям Гонтрана!..

Боясь вспышки со стороны своего будущего тестя, молодой дипломат переменил тему для разговора.

– Ну-с, дорогой Михаил Васильевич, – сказал он, – теперь позвольте мне проститься с вами.

– Как! Вы уезжаете?! – в один голос вскричали Леночка и ее отец.

– Конечно! Ведь должен же я прежде испытать мой сейсмограф! Кроме того, нужно заранее приготовить все для перевозки наших машин на вершину Котопахи.

Михаил Васильевич обнял молодого человека.

– Ах! – сказал он, – какой ценный сотрудник… Вы обо всем подумали, и вы тысячу раз правы… Это не то что вы г-н Сломка, – прибавил профессор, обращаясь к инженеру.

– Да, признаться, я не подумал бы об этом, – смиренно отвечал последний.

– Но почему же уезжаете непременно вы? – спросил старый ученый на ухо Гонтрана. – Не лучше ли было бы послать туда вашего друга?.. По крайний мере, это избавило бы нас от него.

Расслышав слова отца, Леночка улыбнулась.

– В самом деле, – сказала она, – это великолепная идея!

Затем, но дожидаясь ответа своего жениха, она обратилась к молодому инженеру, бросал на него умоляющий взгляд:

– Господин Сломка, вы конечно, но допустите чтобы поехал граф, – вы хорошо знаете, как дорого для нас его общество…

Последний пожал плечами.

– Мне всё равно, – ответил он, – как хочет Гонтран: если мне нужно ехать, я поеду, – нужно остаться, останусь. Гонтрану лучше знать, где я могу быть более полезен для осуществления проекта вашего папа.

Молодая девушка радостно захлопала в ладоши.

– В таком случае… – вскричала она.

– В таком случае Вячеслав останется здесь, а я отправлюсь в Америку, – решительным тоном сказал граф. – Мой приятель принесёт вам здесь гораздо более пользы: он механик, а вам нужен именно такой человек для разборки и упаковки машин.

Михаил Васильевич одобрительно кивнул головой.

– Притом же, – добавил Гонтран, – я лучше, чем кто другой, знаком с изобретенным мною сейсмографом, а потому никто лучше меня не сможет провести его испытание…

Сказав это, граф жестом отозвал Елену в сторону.

– Дорогая моя, – прошептал он, – мне самому в высшей степени прискорбна эта разлука, но что делать, если того требует благоразумие и осторожность.

– Осторожность? – повторила молодая девушка.

– Ну, да… Я боюсь остаться один-на-один с вашим отцом: без Вячеслава, моего доброго гения, Михаил Васильевич не замедлит открыть истину…

– Послушайте, граф, а когда вы думаете отравиться? – спросил старый учёный, обращаясь к влюбленной парочке.

– После завтра, дорогой профессор, я сяду в Гавре на американский пароход, а через 15 дней буду в Колоне; затем перееду по железной дороге Панамский перешеек, опять сяду на пароход и высажусь в Гваяквиле; оттуда верхом достигну Квито, где найму людей для нашей экспедиции на вулкан; первого февраля я буду на вершине Котопахи, произведу сейсмографические наблюдения и из Гваяквиля телеграфирую вам их результаты…

– Прекрасно! – одобрил Михаил Васильевич.

– Если Мартинес де Кампадор не ошибся, – продолжал Гонтран, – и сейсмограф покажет приближение извержения, тогда вы немедленно спешите в Америку со всеми снарядами. Обогнув мыс Горн, вы будете в Гваяквиле не позже первого марта, а десятого числа того же месяца, мы встретимся у кратера Котопахи…

– Конечно, если какое-нибудь непредвиденное препятствие не помешает нам, – вставил Сломка, бросая выразительный взгляд на своего друга.

Старый ученый презрительно пожал плечами и, не обращая внимания на слова инженера, докончил фразу Гонтрана:

– …Затем, если считать 12 дней на окончательные приготовления, то мы будет за три дня вполне готовы встретить извержение, которое унесет нас в межпланетные пространства.

С этими словами профессор Осипов энергичным жестом указал на небо…

В тот же день граф Фламмарион уже прощался со своей невестой. Описывать сцены прощания не будем, она слишком ясна для каждого из читателей.