Текст книги "Путешествие на Луну (ЛП)"

Автор книги: Жорж Ле Фор

Соавторы: Жорж Ле Фор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ХХХVI

Странный город. – Жилища в скалах. – Что такое либрация. – Диковинные суда. – Вдоль по реке То. – От Кюира до Маулидека. – Селенитская архитектура. – Директор лунной обсерватории, – Аэроплан. – Воздушное путешествие. – Лунный Котопахи.

Путешественники вышли из повозки и, следуя за своим проводником, выбрались через узкий проход на большую круглую площадь, ярко освещённую солнцем.

– И это – город?! – воскликнул Фаренгейт, оглядываясь кругом. – Чёрт меня возьми, если я вижу хоть одно здание, хоть одного жителя.

Селенит улыбнулся.

– Все жилища горожан вырыты в склонах горы, – сказал он. – Всмотритесь внимательно, и вы заметите в скалах массу щелей, служащих вместо дверей и окон.

– По карте, через Кюир протекает река? – полувопросительно заметил Михаил Васильевич.

– Да, и по ней мы поплывём в Руартвер…

– На берегу Центрального моря? – прервал селенита старый ученый.

– На берегу Центрального моря… Оттуда мы отправимся в Маулидек, самый богатый наш город, имеющий население в несколько миллионов. Из него иногда бывает видно Землю.

– Значит, он лежит уже на другом полушарии? – спросил Гонтран.

– Нет, но он находится в поясе либрации.

– А! – произнес молодой человек, как будто бы объяснение вполне удовлетворило его. Затем, оставив профессора беседовать с Телингой, Гонтран замедлил свой шаг и поравнялся с Сломкой.

– Либрация! – недоумевающим тоном проговорил он. – Что это такое, Вячеслав?

– Эх, бедняга, ничего-то ты не знаешь, – проговорил тот. – Это просто качание Луны на своей оси, благодаря которому жители Земли имеют возможность видеть, на небольшом пространстве, то левую, то правую сторону, то верхний, то нижний полюс невидимого полушария Луны…

В это мгновение пред взорами наших героев развернулась панорама широкой реки, которую во всех направлениях бороздили суда странной формы. Не имея ничего общего по конструкции с нашими пароходами, эти лунные корабли тем не менее с удивительной скоростью двигались не только по течению, но и против течения.

Сломка был поражён.

– Неужели мы поедем в этих посудинах? – подумал он.

Догадка молодого инженера не замедлила осуществиться: Телинга крикнул, и тотчас одно из странных судов подошло к берегу. Селенит первым взошёл на его палубу, за ними последовали и наши герои. После того раздался короткий свисток, легкое клокотание воды, и судно стрелой понеслось по волнам реки.

Тут молодой инженер не вытерпел и обратился к своему проводнику с просьбой объяснить ему, каким способом двигается этот удивительный пароход.

– Способ самый простой, – с улыбкой отвечал Телинга, – и если хотите видеть его, то спустимся в трюм.

Сломка последовал приглашению селенита и увидел пред собой весьма несложный двигатель: он состоял из длинной трубы, которая засасывала воду спереди и с силой выбрасывала ее назад.

– В самом деле, – пробормотал инженер, – ничего не может быть проще. А между тем с какой скоростью мы двигаемся!..

Действительно, ход судна был настолько быстр, что уже через день путешественники прибыли в Руартвер.

– Здесь мы остановимся на некоторое время для отдыха, – сказал Телинга, – а затем тронемся далее.

– Мысль прекрасная, – одобрил американец, – нам далеко не помешает скушать основательный обед, приготовленный белыми ручками m-lle Елены. Притом я вовсе не намерен подражать здешнему солнцу, которое не ложится в течении 354 часов, – я с детства приобрел привычку спать не менее 12 часов в сутки, а вот уже 16, как мы на ногах. Предлагаю поэтому, господа, отложить наше путешествие до завтра.

Все спутники Фаренгейта единодушно присоединились к его предложению. Плотно пообедав, все они залегли спать в каютах судна, отправлявшегося в Маулидек.

Когда, проснувшись после богатырского сна, путешественники огляделись кругом, то оказалось, что они находятся у самого Маулидека. Столица Луны была единственным городом, где жилища не были вырыты в земле, подобно норам кротов, но представляли собой настоящие дома, очень странной, вполне лунной архитектуры.

– Строители этих зданий, – шутливо проговорил граф, – вероятно, кончили курс в Нормальной школе или Политехникуме… Как ты думаешь, Вячеслав?

И Гонтран показал приятелю на здания, представлявшие собой сочетание всевозможных геометрических фигур, начиная с цилиндра и кончая шаром.

– Да, – проговорил инженер, с любопытством разглядывая диковинную архитектуру, – селениты, видно, большие любители геометрии.

– Жаль только, что они не прошли курса изящных искусств: все эти постройки ужасно некрасивы.

– Для нас, любезный граф, некрасиво все, что хоть немного напоминает науку, – с улыбкой заметила Леночка.

Молодой человек взял ручку своей невесты и, смотря на нее влюблёнными глазами, прошептал:

– Что вы говорите, моя дорогая?! Вы сами разве не дочь одного из учёнейших людей в мире, – и однако я ни секунды не колебался бы назвать вас самой милой, самой прелестной…

Смущенная девушка покраснела и потупила свои голубые глазки.

– Вот если бы профессор услышал вас! – проворчал Сломка, которого бесило нежное воркованье влюбленных.

Но достойный представитель науки в эту минуту менее всего думал о своей дочери и ее женихе. Телинга представил ему директора Маулидекской обсерватории, и старик, радуясь, что нашел коллегу, немедленно вступил с ним в научный разговор. В свою очередь учёный селенит, в восторге от знакомства с обитателем Земли, хотел подольше удержать его, чтобы расспросить о тех частях неба, которые ему самому были неизвестны.

Однако Телинга категорически заявил, что если путешественники хотят успеть к месту назначения до ночи, то им не следует терять ни минуты времени. Тогда оба астронома условились, что лишь только исследования Михаила Васильевича кончатся, он вернется в Маулидек и будет здесь присутствовать на большом конгрессе всех светил лунной науки. Только при этом условием директор селенитской обсерватории и согласился отпустить своего гостя.

– Теперь, господа, отправимся к машине, которая понесет нас далее по воздуху, – обратился Телинга к нашим героям.

Следуя за селенитом, путешественники вошли на высокий холм, возвышавшийся в одном месте среди зданий Маулидека, и увидели здесь странный экипаж. Последний походил на ту повозку, в которой они приехали в Кюир, с той лишь разницей, что он был длиннее и своей формой походил на сигару.

– Это-то и есть его аэроплан? – с улыбкой недоверия проговорил Гонтран.

– Друг мой, – наставительно заметил своему приятелю Сломка, – все виденное нами должно бы заставить тебя иметь лучшее мнение о жителях Луны.

– Так ты безусловно доверяешь этой машине?

– Безусловно.

Говоря это, инженер перешагнул через борт воздушного судна. Гонтран последовал его примеру.

– А это что? – спросил ех-дипломат, указывая на огромный стеклянный баллон, занимавший центр аппарата. – Котел, что-ли?

– Увидим, – лаконично отвечал его друг.

Михаил Васильевич, Леночка, Фаренгейт и Телинга также сели на воздушный экипаж. Селенит открыл "котел", бросил в него какой-то смеси и тотчас закрыл. В то же мгновение в баллоне послышался сильный треск.

– Держитесь, – обратился Телинга к своим спутникам, – сейчас поедем!

С этими словами он отвернул один кран. Немедленно раздался громкий, продолжительный выстрел, и аппарат плавно поднялся в воздух.

Перегнувшись через барьер, Гонтран, разинув рот, спрашивал себя, не чудо ли это. Что касается Сломки, то он скоро сообразил, в чем дело, и принялся хохотать над растерянной физиономией друга.

– Неужели ты не понимаешь? – сносил наконец инженер графа. – Это очень просто: в баллоне происходит медленное сгорание взрывчатого состава; образующиеся при сгорании газы вылетают в трубу, обращённую назад, и в силу отдачи толкают аэроплан… Одним словом, этот аппарат двигается так же, как летит ракета, и вместе с тем – как бумажный змей.

– Здесь тот же принцип, что и в вашем паровом аэроплане, – вмешался в разговор Михаил Васильевич.

– Ага, понимаю! – кивнул головой жених Елены, принимал глубокомысленный вид.

Между тем чудесный снаряд летел с удивительной скоростью. Различные части лунной территории мелькали так быстро, что путешественникам едва можно было разглядеть их.

Сначала аэроплан пронесся над огромным каналом, который соединял два лунных океана. Леночка шутя дала ему название Панамского.

– Да, вероятно, среди селенитов есть свои Лессепсы[8]8
  Лессепс – Фердинанд Мари де Лессепс (1805–1894), французский дипломат и предприниматель, организатор и руководитель строительства Суэцкого канала.


[Закрыть], – подтвердил Гонтран.

За каналом следовал громадный лес, покрывавший берег Центрального океана. Широкая река разрезала его зелёную площадь на две части. Далее потянулись обширные равнины, делавшиеся с каждой милей все холмистее. Наконец, на горизонте показалась зубчатая линия высоких гор, из которых одна особенно кидалась в глаза своей величиною.

Это был Провотн, величайшая из огнедышащих гор Луны. Громадный кратер этого лунного Котопахи, имевший не менее мили в диаметре, со страшной силой выбрасывал до самых границ атмосферы камни, лаву, целые скалы.

– Вот где хорошо бы, – заметил Гонтран, – получить обратный билет на проезд до Земли.

– Действительно, – подтвердил старый учёный, – Сила этого вулкана совершенно достаточна, чтобы добросить наш вагон до пояса земного притяжения. К несчастию, эта сторона Луны никогда не видит Земли.

С этими словами профессор взглянул на молодого человека, чтобы узнать, шутя или серьезно он говорил.

Телинга, управлявший аппаратом, тем временем направил его на север, и путешественники пронеслись над обширным морем.

– Куда мы теперь летим? – спросил его Михаил Васильевич.

– Прямо в Туг, – отвечал селенит, – нам нужно запастись взрывчатым составом…

Однако лишь через 36 часов безостановочного полета аэроплан достиг этого места. Путешественники увидели под ногами значительный город, стоявший посреди болот на берегу реки.

– Как это похоже на наш Пинск! – проговорил старый ученый, созерцая панораму Туга.

Возобновив запасы, пассажиры аэроплана вновь пустились в путь…

Уже двенадцать земных дней продолжалось их путешествие. Солнце все более и более склонялось к горизонту и готово была совершенно спрятаться за него, чтобы погрузить обитаемое полушарие Луны в 354-часовую ночь. Наши герои спешили к этому моменту достигнуть полюса, чтобы их пребывание на видимой стороне Луны как раз совпало с этим периодом.

ГЛАВА ХХХVII

Угрожающая опасность и беспокойство старого ученого. – Наши герои вынуждены надеть респираторы. – В ущелье. – Земля! – Думы путешественников. – Без перспективы. – Над кратером Платона. – Лес. – Есть ли на Луне растительность? – Путешествие продолжается.

Усевшись на носу аэроплана, с подзорной трубой руках, Михаил Васильевич, не отрывая глаз от окуляра, смотрел на горизонт, и его серьёзное лицо все более и более омрачалось, по мере того как аппарат приближался к видневшейся вдали цепи гор. Вдруг чья-то рука легла ему на плечо. Старый учёный обернулся и увидел Елену, которая смотрела на него с беспокойством.

– Ты, верно, ожидаешь какой-нибудь опасности, папочка, что так озабочен? – спросила молодая девушка.

– Да, по правде сказать, те горы пугают меня.

– Почему же? Разве вулкан, над которым мы недавно пролетели, не так же высок?

– Но он имел совершенно другое положение.

– То есть как? Я не понимаю.

– Эти горы находятся на самой границе видимого полушария Луны, и потому воздух над ними должен быть страшно разрежен.

– Но ведь у нас есть респираторы г-на Сломки, – с улыбкой заметила Елена. Михаил Васильевич презрительно пожал плечами. – Ты не доверяешь им, папочка

– Мало.

Молодая девушка снова улыбнулась.

– Ведь граф проверял их действие и заявил, что сам по мог бы придумать ничего лучшего, – добавила она.

– Гм! – промычал старик. – Наш дорогой Гонтран относится слишком снисходительно к своему приятелю. Я право не понимаю, как мог человек с его умом и учёностью связаться с такой посредственностью.

Потом профессор, обратившись к Телинге, сносил:

– Нам непременно надо пролететь над этими горами?

– Конечно, – с оттенком удивления отвечал селенит. – Как же иначе – А нет ли где-нибудь горного прохода, менее возвышенного?

– Проходы есть, но далеко в сторону, между тем как добраться до Ромунинка можно лишь держась прямого направления.

Михаил Васильевич справился по селенитской карте и, сравнив ее с земными картами лунной поверхности, увидел, что селениты под именем Ромунинка подразумевают цирк Платона.

– Но разве нам необходимо, – спросил он, – лететь именно туда?

– Это самый короткий путь, чтобы достигнуть Нотолидера, в окрестностях которого, по вашим указаниям, находится то, что вы ищете.

Новое сравнение земного атласа Луны с картой селенитов показало профессору, что Нотолидер – ничто иное, как кратер Архимеда.

– Да ведь это почти в самом центре видимого полушария! – воскликнул он.

– Конечно, – бесстрастно отвечал Телинга.

Профессор взглянул на свои инструменты. Барометр показывал давление всего в 28 сантиметров, стрелка компаса не имела определенного направления. Михаил Васильевич кинул на своих спутников озабоченный взгляд.

В то же время к этим угрожающим показаниям присоединилось новое неудобство: чем дальше подвигался аэроплан, тем дневной свет все более и более ослабевал, сменяясь мраком ночи.

– Друзья мои, – сказал наконец профессор голосом, которому он старался придать твердость, – мне кажется, настало время обратиться к дыхательным аппаратам…

Изобретенные Сломкой респираторы были очень простого устройства. Подобно скафандрам, в которых работают наши водолазы, они состояли из круглой каучуковой каски, покрывавшей голову, и каучуковой же куртки, плотно застегивавшейся под мышками. Вереди каски были вставлены два стекла, позволявшие видеть все окружающее, а напротив рта – отверстие с трубкой для дыхания. Последняя соединяла аппарат со стальным цилиндром, заключавшим в себе четверть литра чистого кислорода в жидком виде. Кран, запиравший трубку, служил регулятором: лишь только он отпирался, в цилиндре выделялся газообразный кислород, поступавший внутрь каски. Весь цилиндр мог развить таким образом до трех тысяч литров газообразного кислорода, – количество, вполне достаточное на три дня.

Кроме отверстия, в которое поступал кислород, аппарат был снабжён еще другим отверстием, чрез которое выходили газообразные продукты дыхания; закрытое клапаном, открывавшимся изнутри наружу, это отверстие вместе с тем служило и для разговора, – стоило приставить к нему жестяную акустическую трубку.

Благодаря такому устройству, респираторы Сломки позволяли безнаказанно оставаться даже в самой разреженной и невозможной для дыхания атмосфере.

С помощью изобретателя путешественники поспешно облеклись в эти приборы. Молодой инженер поочерёдно осмотрел каждый аппарат, убедился, что все трубки крепки, а пуговки застёгиваются герметически, и наконец открыл краны.

Тем временем Телинга бросил в баллон новый запас взрывчатого вещества, и аэроплан с быстротой стрелы понёсся к поднимавшимся на горизонте горам.

Михаил Васильевич не спускал глаз со стрелки барометра. Хорошо ещё, что лицо его было закрыто респиратором, – иначе спутники профессора были бы поражены резкой переменой его выражения.

– Чёрт возьми, – с испугом пробормотал, он, – барометр все падает!

Сломка, в свой очередь следивший за показаниями прибора, приставил к уху старого учёного конец разговорной трубки.

– Скоро давление будет ниже того, какое земная атмосфера представляет на высоте пятнадцати тысяч метров, – проговорил он.

Михаил Васильевич в знак согласия кивнул головою.

"Лишь бы только респираторы выдержали, да не разорвало баллон!" – пронеслось у него в голове.

В это время взгляд Михаила Васильевича упал на Гонтрана, который, не подозревая опасности, сидел около Леночки и держал руку молодой девушки. Глаза влюбленной парочки были выразительнее всех слов.

– Что за удивительный человек! – подумал профессор, принимая за храбрость то, что на самом деле было следствием лишь круглого невежества молодого дипломата.

Потом, старый учёный обратился к Телинге, желая предупредит его, чтобы тот, во избежание взрыва, не поднимал слишком давление в баллоне. Как раз в этот момент аэроплан сделал головокружительный прыжок вниз и влетел в узкий проход между двумя исполинскими скалами. Непроницаемый мрак мгновенно окружил путешественников, но Телинга, не обращая на него внимания, с удивительной точность лавировал между утёсами.

Прошло десять минут, показавшихся нашим героям целыми годами, – и вдруг скалы раздвинулись, а на горизонте, из-за зубчатой линии гор, показался громадный, сиявший ослепительным блеском, шар.

– Земля! – подумала Елена.

– Луна! – воскликнул Гонтран, приставляя трубку к уху профессора. По резкому движению старого ученого молодой человек тотчас догадался, что сказал глупость, и поспешил поправиться:

– Луна… относительно Луны!

Облокотившись на борт аэроплана, Леночка задумчиво смотрела на этот огромный шар, сверкавший в тринадцать раз сильнее, чем полная Луна в самые ясные земные ночи. Она с трудом могла себе представить, что родилась на этой отдаленной планете, и что пяти дней было вполне достаточно, чтобы унестись с неё за девяносто тысяч миль.

Ее отец, прильнув глазом к стеклу зрительной трубы и забыв своё беспокойство, внимательно рассматривал Землю и отыскивал знакомые океаны, моря, континенты. В эту минуту в Париже должно было быть два часа, в Петербурге – четыре; обе Америки выплывали из темноты, а Азия исчезала…

Пока Михаил Васильевич занимался созерцанием родной планеты, аэроплан обогнул гигантские горы, составлявшие исполинский барьер между двумя полушариями. За этим барьером лунная страна имела совершенно иной характер. Панорама, развернувшаяся здесь пред глазами путешественников, была так величаво дика и хаотична, что с нею не могли выдерживать сравнения самые дикие ландшафты Земли.

Гонтрана, как художника-любителя, не выпускавшего из рук альбома с набросками карандаша, особенно поражал недостаток здесь перспективы, за отсутствием полутонов. Сильный свет полной Земли падал прямо сверху, и все, что не было им освещено, представлялось совершенно чёрным, так что задние планы выступали совершенно одинаково с передними. Желая срисовать эти дикие скалы и высокие кратеры, граф, чтобы оставаться верным действительности, должен был испещрить весь рисунок одними чёрными пятнами.

– Ей Богу, – бормотал обескураженный рисовальщик, – если бы я вздумал послать на выставку картин что-нибудь в этом роде, меня непременно осмеяли бы… О, как иногда правда бывает неправдоподобна! – грустно добавил молодой человек, цитируя известный афоризм Буало.

Чем дальше подвигался аэроплан в глубь полушария, тем безжизненнее и печальнее становилась местность.

Смотря на эти печальные скалы, на эти голые кратеры, на эти мрачные пики, – Фаренгейт вполголоса бормотал ругательства, Елена готова была заплакать, и даже сам Сломка испытывал смертельную тоску. Что касается Гонтрана, то он думал, что в эту минуту громадная толпа наполняет Елисейские поля в Париже, любуясь на военную карусель, ежегодно устраиваемую в пользу бедных.

Закрыв глаза, чтобы не видеть удручающего зрелища лунных пустынь, молодой парижанин перенесся за 90.000 миль, в дорогой Париж. Его воображение нарисовало блестящую картину разряженной толпы, вышитых мундиров, изящных туалетов дам. Он слышал волшебные звуки оркестра, ржание лошадей и взрывы аплодисментов…

Вдруг чьё то прикосновение заставило графа вздрогнуть. Очнувшись, он услышал голос Михаила Васильевича:

– Платон!

Вместе с тем старый ученый, наклонившись за борт аэроплана, указал Гонтрану один из замечательнейших кратеров Луны. Едва молодой человек взглянул по указанному направлению, как тотчас откинулся назад с криком изумления:

– Лес!

– Что такое? – спросил Михаил Васильевич, угадывая волнение графа, но не зная, чем его объяснить.

Гонтран приставил к уху профессора акустическую трубку и повторил свое восклицание.

– Да, лес… Что же тут удивительного? – спросил старик.

– Я думал, что все земные астрономы отрицают существование на видимой стороне Луны какой бы то ни было растительности.

– Все?! Многие, – это правда, но не все, так как фотография свидетельствует противное: давно замечено, что почва некоторых лунных долин и дно некоторых кратеров, например, Платона, не обладает фотогенными свойствами, и многие астрономы нынешнего столетия приписали это поглощение световых лучей растительности. Но так как доказано, что атмосфера на видимой поверхности Луны обладает крайне слабой плотностью, кроме того, здесь не открыто ни рек, ни вообще воды, – то другие исследователи высказались против подобного объяснения. Однако современные учёные, специально занимавшиеся лунною фотографией, как Варрен-Деларю, Рутерфорд и Секки, примкнули к первому мнению. Они наблюдали даже зеленоватый оттенок в море Кризисов и на дне Платона…

– Вот, – прибавил старый учёный, подавая Гонтрану листок бумаги, – взгляните на этот рисунок Стэнли-Вильямса, изображающий внутренность гигантского цирка, над которым мы теперь парим. По правда-ли, какое точное воспроизведение действительности?

Цирк Платона

В этот момент аэроплан находился как раз на зените кратера, и путешественники весьма ясно могли различить почву цирка, покрытую густыми лесами; последние там и сям пересекались дорогами, на которых местами виднелись как-будто дома, – Телинга объяснил, что это покинутые жилища прежних обитателей кратера; густой и тяжёлый туман, поднимавшийся из некоторых жерл, дополнял картину.

– Да, чертеж Стэнли Вилльямса безусловно верен, – заметил Сломка, незадолго пред тем подошедший к собеседникам.

– Но я, если не ошибаюсь, уже видел эту карту в одном из сочинений моего знаменитого однофамильца, – с серьезной миной сказал Гонтран.

– В "Небесных мирах"? – с живостью спросил Михаил Васильевич.

– Кажется.

Между тем Телинга, находя, что на созерцание кратера Платона потеряно уже довольно времени, нажал рычаг, служивший для управления аэропланом, и воздушное путешествие продолжалось.