Текст книги "Путешествие на Луну (ЛП)"

Автор книги: Жорж Ле Фор

Соавторы: Жорж Ле Фор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА XLIII

Шарп не умер. – Врач-инженер. – Милосердие Фаренгейта и его истинная причина. – Спор из-за Шарпа. – Опасность урагана. – Опять в воздухе. – Странное явление. – Облака на Луне. – Объяснения Михаила Васильевича. – «Муж царицы». – Наступление дня.

Вячеслав Сломка, как мы уже имели случай упоминать, был немного знаком с медициной. Несмотря на все отвращение, которое он питал к Шарпу, добродушный инженер стал на колени около бесчувственного астронома, расстегнул его платье и тщательно выслушал грудь.

– Этот человек не умер, – заявил он наконец, – он только в глубоком обмороке.

Едва Сломка сказал это, как Фаренгейт поспешно подбежал к импровизированному врачу.

– Спасите его, спасите, г-н Сломка! Я отдам вам половину своего состояния! – проговорил янки, указывая на своего врага.

Приятель Гонтрана бросил на американца удивленный взгляд.

– Вас ли я слышу, мистер Фаренгейт? – спросил он. – Откуда у вас такое сострадание? Если ваша ненависть всегда проявляется в такой форме, то я, право, завидую участи ваших врагов.

Едва уловимая насмешка слышалась в голосе инженера.

– Я забочусь вовсе не о Шарпе, – сухо отвечал, заметив это, янки. – Я думаю только о своей мести. – И он прибавил глухим голосом: – Этот человек принадлежит мне…

– Нет, прошу извинить, – прервал американца Михаил Васильевич, подходя сзади, – Шарп был уже моим врагом, прежде чем сделаться вашим. Надеюсь, вы не будете оспаривать моего права.

Сломка удивленно раскрыл глаза, потом засмеялся.

– Ей-Богу, мне скоро придется, вероятно, продавать Шарпа с аукциона.

Но Фаренгейту было не до шуток: убедившись, что старый учёный говорит совершенно серьёзно, он отошел, бормоча сквозь зубы проклятия.

Тогда профессор обратился к приятелю Гонтрана:

– Что вы хотите делать с Шарпом?

– Что вам угодно.

– Можно ли спасти его?

Инженер пожал плечами.

– По крайней мере можно попробовать, – проговорил он. – В Парижском госпитале я видал людей, пробывших в каталепсии несколько недель, и их оживляли. Может быть, с Шарпом то же самое… Сейчас я надену ему лишний аппарат для дыхания, захваченный мной на всякий случай…

– А потом?

– Потом нам остается только ждать целебного действия натуры.

Сказав его, Сломка крикнул Гонтрана, и они вдвоём перенесли безжизненное тело Шарпа в лодочку аэроплана, где и положили его на полу. В этот момент инженер заметил, что их проводник с видимым беспокойством смотрит на горизонт.

– Что там такое? – спросил он.

– Боюсь беды, – лаконично отвечал селенит.

Михаил Васильевич и его спутники переглянулись.

– Беды! Какой беды? – В один голос спросили они Телингу.

– Я уже говорил вам, – отвечал тот, – да вы и сами знаете, что эта часть нашей планеты – одна из самых негостеприимных на всей Луне. Причина – в этих громадных лесах, которые сгущают массу влажности, носящейся в атмосфере, результатом чего является нарушение атмосферного равновесия и образование жестоких вихрей. Горе тому, кого застанет здесь ураган: он будет унесён, его закружит, повалит, засыплет целым дождем камней…

– Что же, вы опасаетесь подобного урагана?

Телинга медленным жестом указал на лёгкое облачко, видневшееся вдали.

– Это облачко подозрительно, – проговорил он.

– Так летим поскорее! – вскричал Михаил Васильевич.

Все путешественники проворно уселись по своим местам.

– По какой же дороге мы полетим? – спросил профессор.

– Направимся на северо-запад, – предложил Сломка, смотря на карту. – Этим путем мы скорее выберемся из области холода и мрака и увидим Солнце.

Телинга повернул маховое колесо и опустил рычаг машины. Тотчас же в задней части аэроплана послышался резкий треск, – то вылетала струя газа, – и аэроплан, поднявшись на воздух, понёсся над морем Ясности.

Вдруг странное явление заставило всех пассажиров воздушного судна направить свои взоры вниз. Из древесных зарослей, покрывавших всю местность на необозримое пространство, тянулись вверх густые облачные клубы, походившие на клубы дыма. Достигнув вершины кратеров, они сгущались здесь в чёрные тучи, вскоре сплошь покрывшие все море Ясности.

Гонтран наклонился к своему приятелю.

– Вот прекрасное доказательство существования на Луне атмосферы, – проговорил он. – Как жаль, что земные астрономы не могут видеть этих облаков!

– Ошибаешься, друг мой: земным астрономам давно известно, что иногда облака закрывают целые участки лунного диска.

– В самом деле!

– Если не веришь, спроси старика Осипова.

Гонтран обратился к профессору за разъяснением.

– Видите, в чем дело, – проговорил тот, выслушав графа, – г-н Соломка и прав, и в тоже время неправ: неправ потому, что, собственно говоря, этих облаков никто не видал, а прав потому, что только существованием их земные астрономы могли объяснить загадочные факты скрывания некоторых кратеров на неопределённое время. Сегодня, например, известный кратер хорошо виден, завтра – он уже чем-то закрыт, а через месяц опять становится виден. В пользу существования этих облаков говорил астрономам еще и тот факт, что некоторые подробности лунной орографии в одно время и одним наблюдателем были видны, а другим, в другое время, – не видны. Так, в море Паров, например, есть хорошо известный соленографам маленький кратер Гигина, перерезанный по диаметру какою-то полосой на две части. А на северо-западе от него никто не заметил и не обозначил на картах цирка, имеющего до полумили в диаметре.

– И этот цирк существует?

– Я сам лично его видел, изучал и фотографировал. А вот и ещё пример: в море Нектара есть кратер около шести километров в диаметре; Медлер и Лорман, наблюдатели чрезвычайно тщательные, вовсе не заметили его, а Шмидт, в 1851 году, видел очень ясно; на фотографическом снимке Рутерфорда, сделанном в 1865 году, он также хорошо виден, тогда как, десять лет спустя, английский селенограф Нейсон, тщательно изучивший, описавший и нарисовавший всё море Паров, с его малейшими деталями, но заметил и следа вулкана… В последнее же время его прекрасно видели у нас в Пулкове.

– И что же вы заключили из этого? – сносил Гонтран, с видимым интересом слушавший объяснения учёного.

– Я всегда предполагал, что или дым вулканических извержений закрывает этот кратер, или облака, и что поэтому с астрономами повторяется та же история, как с одним воздухоплавателем, который летел в нескольких километрах над Везувием и не заметил его, потому что вулкан был застлан дымом.

Пока профессор давал Гонтрану эти объяснения, аэроплан покинул море Ясности. Курган Линнея исчез за горизонтом, а за ним и кратер Бесселя. Путешественники понеслись над гигантской гранитной оградой, которая служит как бы стеной для моря Ясности.

– Папа, – обратилась к отцу Елена, – а какие это горы мы пролетаем?

– Налево от нас цирк Плиния, а направо Менелай, – ответил старик.

Это имя не замедлило пробудить в уме Гонтрана мысли, не имевшие совершенно никакого отношения к орографии Луны, и он принялся вполголоса напевать:

 
Я – муж царицы, муж царицы,
Храбрый Менелай…
 

Сломка поспешил толкнуть локтем забывшегося приятеля.

– Ты с ума сошел? – спросил он.

– Это просто ассоциация идей, – отвечал молодой парижанин: – цирк Менелая напомнил мне рулады Жюди.

Он тяжело вздохнул и, чтобы оторваться от соблазнительных воспоминаний, поспешил спросить Михаила Васильевича:

– А что это за пик виднеется там, за Менелаем, профессор?

– Это? – Сульпиций Галл…

Беседуя таким образом, наши герои летели до тех пор, пока яркое Солнце не показалось на горизонте. Ночь прошла. Пригретые тёплыми лучами, все пассажиры аэроплана вспомнили, что они не спали целые сутки, и немедленно поторопились наверстать пропущенное. Один Телинга остался бодрствовать у рычага аппарата.

ГЛАВА ХLIV

Над морем Спокойствия. – Загадочный мрак. – Солнечное затмение. – Его причина. – Находчивость инженера. – Михаил Васильевич сконфужен. – Мрак усиливается. – Ураганы. – Страшная катастрофа. – Сбились с пути.

Когда путешественники проснулись, Солнце уже высоко стояло на небосклоне, ясная лазурь которого лишь местами была задернута дымкой легких облаков. Тотчас же Михаил Васильевич схватился за зрительную трубу, а Сломка вытащил свою неразлучную карту.

– Мы, кажется, летим над морем Спокойствия, профессор? – спросил старого ученого инженер.

– Совершено верно, – отвечал, разглядывая расстилавшуюся внизу местность, отец Леночки.

Тем временем пробудились и остальные пассажиры аэроплана, кроме Шарпа, который продолжал лежать без движения. Путешествие продолжалось. Вдруг ослепительный диск Солнца начал мало помалу темнеть.

– By god! – воскликнул Фаренгейт, первый заметив это явление. – Вот и ночь!

Услышав это восклицание, Гонтран и Елена, втихомолку беседовавшие друг с другом, прервали свой разговор.

– Ночь?! – воскликнул молодой дипломат. – Не может быть!.. А в самом деле, темнеет!.. Что за чудо?!..

И граф позвал учёного, который вместе со Сломкой углубился в разглядывание лунной карты.

– Что угодно – спросил Михаил Васильевич, поднимая голову.

В это мгновение в глаза ученому бросился, все более надвигавшийся, странный мрак.

– Странно… Что это такое? – растерянно проговорил Михаил Васильевич, в первый момент не сообразивший, в чем дело. – Ведь лунный день, я прекрасно знаю, имеет 354 часа, а теперь не прошло и четверти его…

– Да это просто затмение! – прервал профессора Сломка.

– Затмение?

– Ну, да, солнечное затмение: взгляните-ка вверх!

– Может быть, затмение Солнца Луной? – насмешливо спросил приятеля Гонтран.

Соломка пожал плечами.

– Нет, Землёй, – отвечал он. – Наша родная планета сейчас находится в состоянии новолуния, – если так можно выразиться, – и соединения с Солнцем; она проходит пред диском Солнца, и понятно, закрывает его, так как с Луны Земля кажется в четыре раза больше Солнца… Как видите, всё это очень просто и нисколько не опасно.

– Ну, и долго это будет продолжаться? – спросил Фаренгейт.

– Чёрт возьми, затмение полное и поэтому будет длиться никак не менее двух часов!

– В таком случае нам придется остановиться, – заметила Елена.

– Зачем же? – спросил Сломка.

– А неужели вы думаете, что можно не сбиться с дороги при таком мраке?

Инженер с вопросительным видом обернулся к Телинге.

– Опасно, – лаконично проговорил селенит, – Темно…

Сломка подошел к ящику, помещавшемуся на корме воздушного судна, и вынул оттуда электрическую лампу с посеребренным рефлектором. Привязав лампу к носу аэроплана, он укрепил электрические провода и пустил ток. Яркие лучи света разогнали темноту на десять метров вперед.

– Ну, теперь мы хоть не расквасим себе носа, – пробормотал инженер.

Остальные пассажиры аэроплана молча наблюдали величественное явление.

– А скажи, папочка, – обратилась к отцу Елена, – при каждом соединении Земли с Солнцем бывает затмение?

– Нет, дочка, – отвечал тот. – Солнце, во время своих ежедневых кругообразных движений, обыкновенно проходит или выше, или ниже Земли. Только иногда случается, что оно проходит как раз позади последней, и тогда бывает затмение. Но такие случаи очень редки, да и притом наблюдать то их часто можно лишь из пустынных стран.

Джонатан Фаренгейт с досадой ударил кулаком по борту аэроплана.

– Не забывайте, профессор, что ведь и мы с вами в пустыне, – проговорил он, – и ежеминутно можем налететь на скрытые в темноте скалы.

– Отчего же и нет? Но я лично, признаюсь, только обрадован этим затмением, которое позволит мне наблюдать солнечные выступы, корону и зодиакальный свет.

Говоря это, старый ученый радостно потирал руки. Его дочь в это время, видимо, над чем то думала.

– Еще вопрос, папа, – сказала она: – если Земля скрывает от нас Солнце потому, что она находится в соединении с ним, иначе говоря, оба эти светила расположены друг против друга, на одной прямой линии, – то для обитателей Земли Луна должна быть полной, неправда ли?

– Конечно, дитя мое.

– И они теперь видят ее затмение?

– Почему же? – вмешался Гонтран.

– Потому что Земля, став между Солнцем и Луной, задерживает лучи первого и не позволяет им падать на почву Луны, а ведь последняя светит не своим светом, но отраженным солнечным…

– Ах, да, да! – согласился граф.

– Но к чему же эти вопросы, дочка? – спросил старый ученый.

– А вот к чему, – с весёлой улыбкой сказала молодая девушка: – ведь земные астрономы заранее вычислили время будущих лунных затмений; следовательно, папочка, настоящее затмение тебе должно было быть известным… А почему же ты не предвидел его?

Сломка принялся весело аплодировать.

– Браво, браво, m-lle! – вскричал он. – Вот логика, так логика! А еще говорят, что женщины не отличаются этой способностью.

Михаил Васильевич, наоборот, был видимо сконфужен.

– Ну, ну, – пробормотал он, – и на старуху, по пословице, бывает проруха. Да кроме того, ты сама тут виновата: я думал о тебе и совсем позабыл про затмение.

С этими словами старый учёный схватил зрительную трубу и поспешил углубиться в созерцание Солнца, которое в этот момент представляло единственную в своем роде картину.

Тем временем плоское лицо Телинги становилось все озабоченней и озабоченней.

Несмотря на электрическую лампу, аэроплан был окружён густым мраком, что зависело не столько от затмения, сколько от облачных хлопьев, носившихся в атмосфере и образовавших целые тучи.

– Мы уклоняемся от своего пути, – проговорил селенит.

– Не лучше ли нам остановиться? – предложил ему Сломка. – В такой дьявольской тьме немудрено наткнуться на какой-нибудь неизвестный пик.

– Остановиться? Нет это будет еще опаснее…

Не успел Телинга окончить этой фразы. Как темь сгустилась еще более, и свирепый шквал налетел на воздушное судно. Гонимые ураганом, тучи приняли чудовищные формы. Снизу послышались взрывы и грохот подземных сил. Многочисленные кратеры разом выбросили в атмосферу груды камней и наполнили воздух дымом. Вершины пиков тряслись и колебались!.. Словом, в одно мгновение кругом аэроплана поднялся настоящий хаос. Казалось, Луна готова была разорваться.

– Землетрясение? – вскричал Фаренгейт.

– Скажите лучше: лунотрясение! – отозвался Сломка, голос которого затерялся среди завываний ветра.

Аппарат носился в воздухе как судно, терпящее крушение. Ужасающие порывы шквала то несли его вперёд, то отбрасывали назад. Легкая лодочка его качалась так сильно, что пассажиры, опасаясь быть выброшенными, привязали себя к бортам веревками. Непроглядная темь еще более увеличивала ужас катастрофы.

Елена готова была лишиться чувств. Гонтран боялся вдвойне – и за себя, и за свою невесту. Фаренгейт и Сломка испускали проклятия и ругательства. Сам Телинга сбросил свое обычное бесстрастие.

Один ученый забыл, что творится кругом, и с восхищением созерцал темный диск Земли, из-за которого пробивались солнечные лучи, образуя вокруг него волшебный ореол.

Между тем аэроплан продолжал нестись, неведомо куда.

ГЛАВА ХLV

Конец затмения. – Свет и тишина. – Сбились с дороги – Несколько слов о кратерах-близнецах. – Гонтран решает загадку. – Есть ли на Луне действующие вулканы? – Упрямство г-на Сломки. – Сила притяжения. – «Vulgum pecus».

Два часа свирепствовала страшная буря, два часа, показавшиеся нашим героям двумя веками. Наконец первый луч, показавшийся из-за земного диска, прорезал густую мглу, потом еще и еще… Величавое светило дня медленно выплывало на небосклон, пока не показалось во всем своем обычном блеске, проливая свет и теплоту на лунные пустыни. Его появление было как бы сигналом, по которому бушевавшие стихии утихли, и рёв урагана сменился полной тишиной.

Телинга немедленно остановил аэроплан, чтобы осмотреть, не сделала ли в нем буря каких повреждений.

– Где мы теперь? – спросил Гонтран, всматриваясь в окружающую местность. – Не отнесло ли нас далеко в сторону от намеченного пути?

– Очень вероятно, – проворчал его друг. – Но, во всяком случае, у нас есть с собой карты, и Михаил Васильевич не затруднится определить положение аэроплана.

Старый ученый взял карту и самоуверенно взглянул на нее, но чрез минуту на его лице показалось выражение недоумения.

– Ну, что, где мы? – спросил его Сломка.

– Я… я не знаю.

– Как?!

– Да, я решительно не понимаю, куда нас занесло и что это за циклопические скалы окружают нас… Посмотрите сами!

Говоря это, профессор поднес карту к самому носу инженера.

– О, я тем более не разберусь тут, – отвечал Сломка, отстраняя карту. – Не поможет ли нам Телинга?

Селенит, подумав немного, заявил, что, по его мнению, аэроплан залетел к востоку от моря Плодородия, в очень высокие широты.

– Почему же вы так думаете? – спросил профессор.

– По положению Солнца, – отвечал Телинга, указывая на дневное светило, блиставшее на самом зените. – Впрочем, – прибавил он, – судить об этом отсюда трудно: надо подняться выше.

Повинуясь движению рычага, воздушное судно взлетело вверх, на высоту около тысячи футов, и Михаил Васильевич вместе с инженером принялись сравнивать окружающую панораму с картой.

– Вот, вот! – воскликнул профессор, обращаясь к приятелю Гонтрана. – Взгляните-ка туда… Видите там два небольших цирка, стоящие рядом? Я готов прозакладывать голову, что это те кратеры, которым Беер и Медлер дали имя Месьера!

Инженер взглянул в указанном направлении.

– И в самом деле… – проговорил он. – Действительно, я вижу два кратера… Но нет, нет, это не кратеры Месьера…

Старый ученый вооружился подзорной трубой.

– Дда… ваша правда: это не они, – сказал он после минутного наблюдения. – Я хорошо помню, как описывают их Шретер и Беер-Медлер: "Они до малейших деталей схожи друг с другом; диаметры, форма, высота, глубина, цвет дна, даже положение окрестных холмов, – всё это до такой степени одинаково у обоих, что подобное тождество можно лишь объяснить или странной игрой природы, или каким-нибудь еще неизвестным геологическим законом". А что мы видим пред собой теперь? – Два кратера, не имеющие между собой никакого сходства: один эллиптический, с осью, имеющей направление от запада к востоку, другой – овальный, с осью, имеющей совершенно иное направление.

Сказав это, Михаил Васильевич сжал руками голову и задумался.

– Право, я теряюсь в догадках! – произнес он через некоторое время и снова замолчал.

– Значит, мы заблудились? – спросил Гонтран своего приятеля.

Тот вместо ответа пожал плечами.

– Как жаль, – воскликнул граф, – что мы не догадались, подобно Мальчику-с-пальчик, сыпать на своей дороге горох, чтобы заметить ее!

– Ну, если бы Мальчику-с-пальчик пришлось отыскивать дорогу после землетрясения, он едва ли сделал бы что-нибудь со своим горохом.

– Да, но в таком случае почему же вы думаете, что землетрясение не могло изменить и вид ваших кратеров?

Соломка хлопнул себя по лбу и поспешно бросился к старому учёному.

– Михаил Васильевич! – крикнул он, – Гонтран нашел разгадку нашего затруднение!

– Как так?!

– Очень просто: может быть, форма кратеров изменена землетрясением!

Глаза профессора сверкнули надеждой.

– В самом деле?.. – воскликнул он. – Но вот в чем вопрос: пусть кратеры Месьера изменили свою форму вследствие катастрофы, свидетелями которой мы были, – но сама то катастрофа отчего произошла?

– Может быть, она – результат вулканического извержения… – начал граф, немного подумав.

В этот момент Сломка прервал его, схватив за руку.

– Несчастный, – вполголоса произнёс он, – ты забыл, что на Луне нет действующих вулканов.

Как ни тихо были сказаны эти слова, они все-таки долетели до слуха Михаила Васильевича.

– На Луне нет действующих вулканов?! – спросил он с удивлённым видом. – Господин Сломка, я никогда не считал вас особенно сильным в астрономии, но тем не менее не ожидал от вас и подобной ереси. Ну-ка, Гонтран, – прибавил старый учёный, обращаясь к графу, – что вы думаете на этот счет?

Тот принял глубокомысленный вид.

– Скажу одно, что заключение Вячеслава удивляет меня, – проговорил молодой дипломат.

– Ужели?! – насмешливо воскликнул Сломка.

Михаил Васильевич с негодующим видом скрестил на груди руки.

– Неужели вам надо, – спросил он, – напоминать о тех астрономах, исследования которых точно констатировали факт присутствия вулканической деятельности на поверхности Луны?

Соломка сделал жест отрицания, но остановить расходившегося отца Елены было не так легко.

– Знаменитый Лаплас, – начал старый учёный, – Гершель, Лаланд, Маскелин и многие другие астрономы – все признавали, что на Луне существуют действующие вулканы… О новом вулкане в долине Гигина, о Кургане Линнея и кратере Эвдокса – я уже вам говорил… Изменение кратеров Месьера вы сами видели… Хорошо, пойдём теперь далее… Мне вспомнился один факт, который, надеюсь, убедит вас: в 1788 году Шретер заметил в области Лунных Альп маленькую блестящую точку, имевшую сходство со звездой пятой величины и остававшуюся видимой в течении четверти часа. В 1865 г., Гровер, английский астроном, вновь увидел на том же месте светлую точку, которая сверкала около тридцати минут, затем исчезла… Что же это, по-вашему, за точка, если не действующий вулкан?

– Но, профессор… – начал инженер.

Михаил Васильевич по дал ему продолжать.

– А знаете ли, – снова заговорил он, – что высказывает по этому предмету один из лучших знатоков селенографии, однофамилец вашего приятеля? Вот послушайте:

"В мае месяце 1867 года, на вершине Пика Аристарха появилась блестящая точка, имевшая вид огнедышащей горы. Как ни мало я был расположен признавать существование на Луне действующих вулканов, однако упомянутое наблюдение навсегда оставило в моём уме мысль, что я имел дело с извержением лунного вулкана, с извержением, может быть, не огненножидких веществ, но во всяком случае – какой то светящейся материи. Эта сверкающая точка представляла тем более интереса, что, начиная с XVII века, многие астрономы, особенно Гевелиус и Гершель, считали появление ее также за извержение вулкана. Вот какой взгляд высказывал, в 1787 году, Гершель, наблюдая подобную точку: "Вулкан действует с большою силой; окружающие его предметы слегка освещены; это извержение напоминает мне то, свидетелем которого я был 4 мая 1783 года." Истинный диаметр вулканического света был около 5.000 метров, а его блеск превосходил блеск кометы, которая была, тогда видима на горизонте."

Быстро проговорив всю эту тираду, Михаил Васильевич на секунду остановился, чтобы перевести дух; потом, с победоносным видом, спросил:

– Ну-с, почтеннейший г-н Сломка, что вы скажете на это?

Инженер улыбнулся и проговорил:

– Считайте меня за идиота, если вам угодно, дорогой профессор, но я остаюсь при прежнем мнении.

Старый ученый с видом сожаления пожал плечами.

– Так что же вы думаете? – сносил он. – Думаю, что катастрофа, свидетелями которой мы были, не обязана своим происхождением ни землетрясению, – pardon, лунотрясению! – ни извержению вулкана.

Михаил Васильевич с отчаянным видом поднял руки к небу.

– Боже, какое упорство! – воскликнул он, затем прибавил с ироническим видом: – Чему же вы тогда приписываете виденные нами феномены?

– Очень просто: приливу.

Этот ответ, произнесенный самым спокойным тоном, заставил старого ученого попятиться.

– Приливу? – пробормотал он. – Вы приписываете это приливу…

Михаил Васильевич не кончил и, обратившись к Гонтрану, сделал знак, что, по его мнению, мозг инженера находится не в порядке. Сломка в свой очередь пожал плечами.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, за мои рассудок, и послушайте лучше, что я скажу… По моему мнению, все виденное нами – следствие сочетанного притяжения Солнца и Земли. Я убежден, что этого притяжения было совершенно достаточно, чтобы глубоко всколебать лунную почву, изменить форму кратеров, переместить горы, словом, вызвать в лунной почве те же явления, какие притяжение Луны вызывает в земных океанах.

Старый ученый уже не смеялся: он размышлял. Вдруг с кормы воздушного судна послышался голос Телинги:

– Я узнаю местность.

– Где же мы? – спросил Гонтран.

– Над морем Кризисов…

– Mare Crisium, – с важным видом вставил граф.

– …А через двадцать четыре часа перелетим экватор.

Услышав это, Джонатан Фаренгейт неистово зааплодировал.

– Браво!! – громовым голосом закричал он. – К чёрту эти дурацкие кратеры! Долой эти глупые каучуковые мешки, в которых мы имеем вид мумий!

Старый ученый с презрительной улыбкой взглянул на прозаичного янки и прошептал на ухо Гонтрану:

– Vulgum pecus[10]10
  Vulgum pecus (лат.) – в переносном смысле «невежественный человек».


[Закрыть]!

Молодой дипломат постарался изобразить на своей физиономии полное согласие с отцом Елены, хотя в душе он совершенно сочувствовал янки.

– Что касается меня, – проговорил он, – то я вполне доволен нашим путешествием, которое убедило меня во многих интересных фактах… Да, неизмеримы силы природы, и мы потому лишь иногда обвиняем их в недеятельности, что мерим на свой аршин, в сущности же их деятельность разлита повсюду: они двигают и скалы в кратере вулканов, и звезды в бесконечном просторе небес.

Михаил Васильевич одобрительно кивнул головою, Сломка же потянул своего приятеля за рукав.

– Славная фраза! – прошептал он. – Откуда только ты ее вычитал?

– Конечно из творений своего знаменитого однофамильца.