Текст книги "Путешествие на Луну (ЛП)"

Автор книги: Жорж Ле Фор

Соавторы: Жорж Ле Фор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА XXX

«Победа!» – Новый спор. – Лунные трещины. – Станция Тихо! – Роскошная панорама. – Исчезновение Шарпа. – Куда девались оба немца? – Внезапная темнота. – Невидимое полушарие Луны. – Приготовления к высадке. – На Луне.

Между тем как оба приятеля беседовали между собой, сидя около окна в нижней части вагона, неутомимый профессор продолжал, оставаясь в обсерватории, наблюдать Луну в телескоп. Вдруг его голова показалась в люке, который вел в верхнюю часть гранаты.

– Победа! – радостно кричал старый ученый, – Победа! Наша скорость возрастает! Через три часа мы пролетим над Тихо…

– Тихо?! – с удивлением переспросил Сломка.

– Ну, да, – повторил Михаил Васильевич, – Тихо… Что же тут удивительного?

– Но ведь путь, по которому мы следуем, ведёт вовсе не к Тихо, а к морям Облаков и Влажности.

– Вы думаете? – с саркастической улыбкой спросил старик, – Ну, нет, вы ошибаетесь! Я только что имел возможность убедиться, что наша дорога идет кругообразно, и мы летим прямо на юг. Час тому назад вагон был над заливом Центра и кратером Гершеля; теперь он летит между Герике и Птоломеем, через цирки Альфонса и Арзашеля…

Говоря это, Михаил Васильевич медленно спускался по лестнице.

– Впрочем, – закончил он, подавая инженеру бинокль, – если не верите, посмотрите сами.

И между тем, как Вячеслав внимательно рассматривал в бинокль очертания лунной почвы, профессор желчно прошептал на ухо графу:

– Всегда такой!.. Этот мальчишка со своими претензиями на ученость просто расстраивает мне нервы!..

– Да, – согласился инженер, возвращая бинокль, – вы правы, профессор; мы следуем по неизвестной траектории, описывая вокруг Луны огромную дугу, которая приведет нас Бог знает куда.

– Куда? – беспечно воскликнул Гонтран, – конечно на Луну!

Сломка пожал плечами.

– Г-н Фламмарион прав, – сухо заметил Михаил Васильевич, раздражённый жестом инженера. – Вы разве вычисляли наклонение нашего падения? – презрительным тоном добавил он.

– Признаюсь, нет.

– Так что же вы говорите? Вы не имеете ни малейшего права отвергать, что наше падение на Луну невозможно. Напротив, вычислив наклонение траектории, вы убедились бы, что падение не только возможно, но и непременно должно последовать.

Резкий тон, с каким произнесены были эти слова, вызвал краску гнева на щеках Сломки, но он удержался и по-прежнему холодно заметил:

– Ну, так что же?

– Как что же? – удивлённо воскликнул старый ученый. – Да то же, что мы не будем вечно кружиться вокруг Луны, а неизбежно зацепимся за ее почву. На северном полюсе ест очень высокие вершины, например, пики Дерфель и Лейбниц, имеющие не менее 7.610 метров высоты. Очень вероятно, что мы на них и натолкнёмся в своем полете.

– Очень рад, – иронически отвечал инженер. – Только что же тут хорошего!

Михаил Васильевич, отступив на шаг, вызывающе скрестил руки.

– Будьте любезны, – насмешливо спросил он. – объясните, чего вы опасаетесь?

– Во-первых, того, что мы стукнемся о почву не дном нашего вагона, снабжённым тормозами, а боком; удар, стало быть, будет сильнейший, – это раз. Во-вторых, мы очутимся на вершине ледяной горы почти в семь километров высотой, – это два…

– Правда, правда, – поддержал друга Гонтран, – представьте, Михаил Васильевич, что лунный туземец высадился бы на вершине Монблана, – он решительно не добрался бы до Земли. То же самое будет и с нами…

– Совершенно справедливо, – продолжал Сломка. – Вот потому-то, дорогой профессор, я и надеюсь, что ваши вычисления ложны, и что мы не застрянем на вершине горы Дерфель.

Старый ученый, ничего не говоря, щелкнул языком, что у него было всегда признаком раздражения. Затем он молча повернулся, поднялся по лестнице и заперся в обсерватории.

– Сердится! – прошептал Гонтран, указывая глазами на уходящего учёного.

– Велика беда, что сердится! – проворчал Сломка. – Как будто я обязан всегда поддакивать ему!..

И, продолжая ворчать что-то себе под нос, инженер стал у окна.

В эту минуту вагон проходил как раз над кратерами Вальтер и Булиальдус. Почва Луны делалась все более и более неровной. Длинные беловатые борозды тянулись на сотни километров, то проходя по долинам, то пересекая вершины высочайших гор.

– Что это такое? – спросил, указывая на них, граф.

– Борозды, – угрюмо отвечал его приятель.

– Вижу, да что они собою представляют?

– Смотри сам: тебе отсюда лучше их видно, чем астрономам с Земли, за девяносто тысяч миль.

– Так-то так… А всё-таки скажи, Вячеслав, что это за борозды: остывшие потоки лавы?.. нет?.. или это рвы, проведенные селенитами…

– По-моему, – отвечал инженер, – это следы сотрясения земли…

– Луны – хочешь ты сказать? – перебил его с улыбкой Гонтран.

– Ну, да, Луны… Я думаю, они образовались во время вулканических переворотов, потрясавших поверхность земного спутника… В эту минуту подъемная дверца обсерватории отворилась, и Михаил Васильевич крикнул приятелям, просунув голову:

– Тихо! – Потом его голова скрылась.

– Десять минут остановки!.. Буфет!.. – шутливо проговорил развеселившийся Сломка, снова становясь у окна. Рядом с ним поместился Гонтран, с изумлением смотря на дивную панораму, развертывавшуюся пред их глазами почти в тысяче километров от вагона.

Среди взрытой почвы, величественная и громадная, стояла Тихо, одна из величайших лунных гор. Ослепительный свет отражался в вечных снегах, покрывавших её склоны. В центре громадного цирка Тихо, имеющего не менее восьмидесяти семи километров в диаметре, поднималась группа пиков, из которых самый высокий имел более полутора верст. Что касается кольцеобразного вала, окружавшего цирк, то он казался имеющим в высоту не менее пяти верст.

Широкие блестящие полосы в виде радиусов удалялись от гигантского кратера во все стороны горизонта. Протянувшись на тысячи вёрст, они образовали вокруг горы громадный ореол.

– Словно серебряный осьминог охватил своими исполинскими щупальцами всю Луну! – прошептал Гонтран, у которого от волнения сжалось горло.

Сам Сломка, скептик Сломка, был охвачен восхищением и долго не мог оторвать глаз от чудного зрелища.

– Ну! – вдруг раздался позади его торжествующий голос Михаила Васильевича, который незаметно спустился из обсерватории. – Ну, не говорил ли я вам? Замечаете, как мы поворачиваем на запад?.. Скоро вы увидите кратеры Clavius, Logomontanus, Maginus, Fabricius, Maurolycus… Наконец мы пролетим в нескольких стах километров от вершины Дерфеля…

– Но, – прервал старого ученого Гонтран, – если мы будем все пролетать, как вы говорите, то кончится тем, что мы упадём….

– …На невидимое с Земли полушарие Луны!.. Отлично, мой юный друг! – воскликнул Михаил Васильевич, заканчивая фразу к счастью графа, который хотел сказать совсем другое.

В это время проснувшийся Фаренгейт беспокойно заворочался на своем диване.

– Где мы? – сонным голосом промычал он, протирая глаза.

– На станции Тихо, – отвечал Гонтран, – не угодно ли вам, мистер Фаренгейт, выйти из вагона, размять немного ноги?

Янки встал и начал лениво потягиваться.

– Ох, чёрт возьми! – бормотал он, – право, за эти пять дней все суставы у меня словно заржавели… А мне как раз теперь нужны все силы, чтобы отплатить этому негодяю!

С этими словами американец погрозил кулаком.

– Верно! – со смехом вскричал граф. – Но что сталось с Шарпом? Любуясь на Луну, мы про него и позабыли?

Гонтран живо подбежал к одному из окон, расположенных на полу, и поднял ставню.

– Да его там нет! – в недоумении вскричал он.

Энергичное проклятие сорвалось с губ Фаренгейта. Позабыв про дремоту, он со всех ног кинулся к окну.

– И в самом деле нет!.. Ах, разбойник! – вне себя от гнева закричал янки. – Он увидел меня и удрал, негодяй, испугавшись!..

Действительно, вагон Шарпа исчез. Напрасно старый ученый при помощи самого сильного телескопа осматривал все небесное пространство. Ничего… ничего, кроме небесной пустыни, с блистающими точками звезд, сверкающих несмотря на день.

Вагон проходил над Австралийским морем. Было около шести часов утра. Изумленный Гонтран только что попросил Михаила Васильевича объяснить внезапное исчезновение Шарпа, как вдруг неожиданная темнота охватила путешественников.

Мгновенно, без малейшего перехода, ночь сменила день, и густой мрак окружил вагон, вместо сияния солнечных лучей. Словно черный занавес и один момент закрыл солнце.

При возгласах удивления и страха, невольно сорвавшихся у Фаренгейта и Гонтрана, спокойно спавшая Леночка вскочила и, думая, что произошло какое-нибудь несчастье, дрожа всем телом, прижалась к отцу.

– Что такое случилось? – спросил Сломка, которого удивительный феномен не столько испугал, сколько поразил.

– Случилась очень простая вещь, которой следовало ожидать, – отвечал Михаил Васильевич, нежно целуя испуганную девушку: – мы перешли полюсь и вошли в неосвещённое полушарие Луны. Это так естественно. Удивляюсь, как вы не подумали об этом ранее.

Затем, обратившись к графу, старый ученый спросил:

– А вы, дорогой Гонтран, конечно, не были удивлены?

Оправившись от волнения, молодой дипломат принял самоуверенный вид и с улыбкой ответил:

– Понятно… Если одно полушарие освещено Солнцем, то надобно было естественно ожидать, что другое погружено в мрак.

– Я полагаю, – заметил Михаил Васильевич, – что теперь нам время готовиться к остановке.

– А где мы, но вашему мнению, спустимся? – спросил Фаренгейт.

– Если мои вычисления верны, то в двухстах милях от полюса.

– Так далеко? Значит, еще успеем, – проговорила Елена Михайловна.

– Ну, мы остановимся скорее, чем ты думаешь, – отвечал ее отец. – В настоящую минуту нас отделяют от Луны всего 50 миль, и чем далее мы подвигаемся, тем более возрастает скорость падения…

Немедленно была зажжена электрическая лампа, и все тщательно стали закрывать ставни окон, привязывать мебель ремнями, запирать ящики.

– Торопитесь, торопитесь, друзья мои! – понукал своих спутников старый ученый.

Гамаки были свернуты, и все путешественники улеглись в ящики, уже раз сослужившие им службу.

В вагоне наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов. Каждый молчал, ежесекундно ожидая решительного момента…

Вдруг ужасающий толчок потряс весь вагон… Люстра с лампами упала и разбилась вдребезги… Ремни порвались, и мебель с грохотом покатилась во все стороны.

Только из ящиков, где лежали наши герои, не раздалось ни одного крика, ни одного звука. Между тем это был самый подходящий случай, чтобы закричать радостное "ура!".

Желанная цель была достигнута! Путешественники были на Луне!!..

ГЛАВА XXXI

Несколько слов одного ученого о Луне и её обитателях. – Пять трупов. – Пробуждение Гонтрана. – Странная глухота. – Неприятный случай. – Михаил Васильевич подвергается опасности быть задушенным. – Куда скрылся Шарп. – Мстительный янки.

Весьма интересен тот факт, что, хотя Луна гораздо меньше Земли, однако жители ее, – если только таковые существуют, – должны быть значительно выше нас, земных людей, а их здания, – если только они строят последние, – пропорционально объёмистее наших домов.

"Существа нашего роста и нашей силы, будучи перенесены на Луну, весили бы в шесть раз меньше, чем мы, обладая в то же время силой в шесть раз превосходящей нашу. Они отличались бы удивительной легкостью и проворством, легко носили бы тяжести в десять раз больше веса их тела и без труда передвигали бы массы в тысячу килограммов".

"В самом деле, весьма естественно предположить, что, не будучи подобно нам прикованы к земле силою тяготения, они должны достигать гораздо больших размеров, оставаясь в то же время относительно легче и подвижнее. Если бы Луна была окружена более плотной атмосферой, то селениты, лунные жители, могли бы даже, без сомнения, летать подобно птицам; но известно, что атмосфера земного спутника недостаточна для такого полёта."

"Мало того, далее, что обитатели Луны, при равной с нами мышечной силе, были бы в состоянии

воздвигать сооружения более высокия, чем наши, – для них является прямой необходимостью придавать этим сооружениям гигантские размеры строить их на массивных основаниях; это – для устойчивости и прочности.

"Недаром такие опытные наблюдатели, как Гершель, Шретер, Груитуизен, Ситров, уверяли, что они собственными глазами видели на Луне признаки строений, "сделанных руками людей." Правда. позднейшие исследования показали, что эти строения, – валы, траншеи, каналы, дороги, – не искусственного, а естественного происхождения; правда и то, что самые сильные телескопы не показывают нам на Луне никакого следа жилищ, а между тем большие города можно было бы легко различить. Заметим, однако на это, что поселения обитателей Луны могли бы быть замечены нами только в таком случае, если бы они походили на наши земные поселения. Но ничто не доказывает, чтобы существа и предметы земного спутника хотя сколько-нибудь походили на наши. Напротив, все данные заставляют нас думать, что между двумя планетами существует самое крайнее несходство. Отсюда понятно, что даже имея пред глазами города и жилища селенитов, мы весьма легко можем не догадаться об их настоящем значении."

Так говорит в одной из своих книг французский астроном, немало потрудившийся для науки, тот самый ученый, с которым Михаил Васильевич сначала смешал своего будущего зятя, – читатели, вероятно, догадываются, что мы разумеем Камилла Фламмариона.

Каково бы было удивление и радость славного служителя науки, если бы он, подобно своему молодому однофамильцу, мог перенестись на Луну, в этот загадочный мир, тайны которого он годами изучал в телескоп и которому посвятил немало увлекательных сочинений! Он мог бы воочию убедиться, что нисколько не ошибался своих предположениях, – что жизнь Луны именно такова, какой он ее себе представлял…

Солнце только что взошло над полушарием, на поверхность которого упал вагон-граната наших героев. Бесчисленные пики и кратеры там и сям поднимали свои высокие вершины, бросавшие длинные тени…

Среди обширного круглого углубления, походившего на вырытый в почве бассейн без воды, углубления темного и мрачного, куда едва пробивался солнечный луч, – возвышалось странное строение. Конической формы, оно своим видом напоминало огромную клетку из высоких бревен, закрепленных основанием в почве и сходившихся наверху. Высота клетки была не менее пяти метров. В одном углу ее, разбросанные в беспорядке, валялись все принадлежности и инструменты вагона-гранаты, а посредине, на земляном полу, лежали пять неподвижных тел.

То были тела профессора Осипова и его спутников. Бездыханные, застывшие в своих позах, они казались трупами… Но вот золотой луч солнца, упав на дно странного углубления, скользнул по бледному лицу Гонтрана Фламмариона.

Этого было достаточно, чтобы пробудить молодого человека от его глубокого сна. Его тело медленно зашевелилось, застывшие члены судорожно вытянулись, отяжелевшие веки поднялись, открывая тусклые, стеклянные глаза.

Очнувшись, Гонтран еще довольно долго лежал на спине, бессмысленно блуждая кругом глазами. Затем сознание мало-помалу стало возвращаться, а вместе с ним и память. Поражённый зрелищем, столь отличавшимся от привычного вида внутренности вагона, граф начал протирать глаза, чтобы убедиться, не грезит ли он.

В это мгновение взгляд его упал на распростертые тела спутников.

– Мертвые! – все мертвые! – в ужасе воскликнул Гонтран и, быстро вскочив, подбежал к телу, лежавшему ближе других. Это оказался Сломка.

– Вячеслав! – дрожащим голосом проговорил ех-дипломат, – Вячеслав!

С этими словами граф пытался приподнять своего друга… Странная вещь, – он легко поднял его и мог свободно держать на весу одной рукою!

Разбуженный инженер немедленно проявил признаки жизни. Он протяжно зевнул, полуоткрыл глаза и сонным голосом спросил:

– Ну, что тебе?

– Ты жив! – радостно вскричал Гонтран. – Ты жив!

Это восклицание окончательно разбудило Сломку.

– Жив? – спросил он. – Конечно… Ведь ты же сам жив, – отчего же и мне не быть живым? Гонтран покачал годовой.

– Если бы ты видел себя за минуту перед этим, бледного, без движения… как наши несчастные спутники… И граф указал приятелю на тела Михаила Васильевича, Леночки и Фаренгейта.

– Где же мы сейчас? – спросил затем молодой человек Сломку, озираясь кругом. Он произнес, эти слова обыкновенным голосом, а между тем инженер их не расслышал.

– Громче! – закричал он.

– Что ты сказал?!

– Ты не слышал? – с удивлением спросил друга Гонтран, возвышая голос. – А я говорил довольно громко…

– Что за странность!

– Ничего нет странного, – таков уж здесь состав атмосферы, – произнёс чей-то голос сзади приятелей. Оба друга обернулись и увидели Михаила Васильевича, который сидел на земле, с любопытством осматриваясь кругом.

– Да, да, – подтвердил старый ученый, – разрежение воздуха здесь очень значительно…

Молодые люди подошли к профессору и сердечно пожали ему руку.

– Ну что, г-н Осипов, все в целости, ничего не разбито? – спросил Сломка.

– Ничего… Кажется, по крайней мере… Но где Елена? – я не вижу ее…

– M-lle Елена позади вас, она еще спит, – отвечал Гонтран. – Помогите мне пожалуйста, друг мой, подняться: я чувствую себя что-то слабым, – обратился к нему старый ученый.

Молодой человек с готовностью схватил профессора за руки и с силою потянул его к себе. Но он плохо рассчитал свой силу, или, лучше сказать, не имел о ней правильного понятия, так как Михаил Васильевич не только поднялся с земли, но и перелетел через голову Гонтрана, упав сзади последнего, как раз на Фаренгейта, продолжавшего спать на Луне так же крепко, как если бы он лежал на своем гамаке.

Три восклицания раздались одновременно. Один крик, крик изумления, принадлежал Гонтрану. Другой, звучавший болью, – старому учёному. Третий, сопровождавшийся яростным: "чёрт побери!" – выходил из крепкой глотки американца.

Последний только что видел во сне, будто ненавистный Шарп, наконец, попался в его руки. Внезапно разбуженный, не успев еще прийти в себя, янки схватил своей могучею дланью за шею несчастного старика и начал душить с такой силой, что не приди на помощь Михаилу Васильевичу Гонтран и Сломка, – все было бы кончено.

Увидев, с каким противником он имеет дело, Фаренгейт изумлённо выпучил глаза. Что касается Гонтрана, то он поспешил извиниться пред профессором за свою медвежью услугу. Несчастный Михаил Васильевич, тяжело дыша, мог только молча кивнуть головою.

– Что случилось? – вмешалась Елена, проснувшаяся от шума и с беспокойством увидевшая своего отца бледным, стоящим среди встревоженных спутников.

Старый ученый наконец оправился и отвечал одновременно дочери и Гонтрану:

– Вы забыли, граф, что на поверхности Луны сила тяжести действует в шесть раз слабее, чем на Земле. Вот почему вы так легко подняли меня, и я так внезапно прервал сон достопочтенного мистера Фаренгейта. – Вы не сердитесь на меня, сэр Джонатан?

Американец протянул свою широкую руку Михаилу Васильевичу и произнёс:

– Нет… хотя вы прервали мой сон на самом приятном месте…

– Что же вы видели во сне? – поинтересовалась Леночка.

– Что я встретился-таки с мерзавцем Шарпом…

– Ах, да, ведь мошеннику удалось скрыться от нас! – воскликнул Сломка, припоминая таинственное исчезновение ядра, в котором находился Шарп со своим спутником.

– Не понимаю только, каким чудом это случилось, – отозвался Гонтран.

Старый ученый улыбнулся.

– Очень простым чудом, мой друг, – обратится он к молодому человеку. – Его ядро, выведенное нами из равновесия, упало на Луну по прямой линии, наш же вагон, обладая собственным движением, полетел по равнодействующей двух сил: притяжения Луны и собственного поступательного движения. Поэтому понятно, что мы упали на различные места лунной поверхности.

– И вы думаете, профессор, что Шарп упал далеко от нас?

Михаил Васильевич на мгновение задумался.

– По моему мнению, – сказал он, – мошенник спустился на видимое с Земли полушарие спутника.

При этих словах Джонатан Фаренгейт с яростным видом сжал кулаки.

– О! – зарычал мстительный янки, – где бы он ни скрылся, я найду разбойника, хотя бы для этого пришлось совершить путешествие вокруг всей земли…

– Луны, хотите вы сказать? – улыбаясь заметил Сломка.

– Да, Луны… Если это понадобится, я назначу премию в миллион долларов тому, кто изобретет средство передвижения, при помощи которого я мог бы преследовать Шарпа не только на Луне, но и на других планетах: немудрено, что мошенник задумает скрыться туда от моего гнева.

ГЛАВА XXXII

Гигантская клетка. – Кто ее сделал? – Путешественники выказывают свой силу. – Куда девался вагон-граната. – На дне кратера. – «Селениты». – Странная наружность обитателей Луны. – Речь великана и ответ Сломки. – Разговор наших героев о своих новых знакомцах.

– Друзья мои, – прервал Фаренгейта Михаил Васильевич, – довольно говорить о Шарпе; подумаем лучше о себе самих.

– Правда, правда, – поддержал старого ученого Гонтран, – составим совет… Прежде всего, что нам сейчас делать?

– По-моему, – заявил Сломка, – сначала нам надо выбраться из этой темницы, или лучше сказать, клетки, куда нас посадили.

– Как клетки, чёрт побери! – вскричал Фаренгейт. – Кто же осмелился посадить в клетку гражданина свободной Америки?!

Михаил Васильевич молча обошел странное сооружение, в котором находился вместе со своими спутниками. Долго осматривал он огромные стволы деревьев и их расположение, наконец сказал уверенным тоном:

– Несомненно, эта клетка создана руками разумного существа.

– Значит, вы думаете, дорогой профессор, – спросил старого ученого Гонтран, – что на Луне ость жители?

Физиономия отца Леночки приняла вид крайнего изумления.

– Как, – сказал он, – вы предлагаете мне подобный вопрос, вы, который еще до отъезда с Земли знали по этому вопросу мнение знаменитого Фламмариона?! Вы, несмотря на это, в состоянии еще заподозрить необитаемость Луны?!

Покрасневший Гонтран сконфуженно повесил нос.

– Михаил Васильевич, – сказал он после минутного молчания, – позвольте мне предложить вам ещё один вопрос.

– Говорите, мой друг.

– Сейчас вы высказали мнение, что Шарп упал на другое полушарие Луны.

– Совершенно верно.

– О каком же полушарии вы говорили?

– Понятно, о том, которое видимо с Земли.

– Как же так? А когда наш вагон почти мгновенно перешёл из света в полный мрак, помню, вы тогда объяснили это тем, что мы миновали полюс и очутились над невидимым с Земли полушарием…

– Ну, да.

– Да? Но ведь тогда была непроницаемая темень, между тем как теперь…

– Между тем как теперь в мрак погружено видимое с Земли полушарие.

Гонтран потупился.

– Чёрт возьми, – пробормотал он про себя, – я и не подумал об этом, а дело очень просто…

Затем молодой человек прибавил:

– Я предполагал, что мы сейчас находимся на видимом полушарии.

– Если бы это было так, мы, вероятно, не дышали бы с вами так свободно.

– Однако ведь и в видимом полушарии есть атмосфера?

– Есть, но весьма разряженная. Если мы когда-нибудь предпримем туда путешествие, то нам понадобятся, вероятно, наши аппараты для дыхания.

В этот момент странный треск раздался позади Михаила Васильевича, сопровождаемый смехом Елены.

– Папа, папа, посмотри-ка на сэра Джонатана, – вскричала молодая девушка, – вот кто освободит нас из этой темницы!

Все обернулись и увидели, что американец ломает довольно толстые деревья так же легко, как если бы то был сухой тростник.

– Чёрт побори! – рычал при этом новый Самсон, – гражданина Соединённых Штатов!.. жителя Нью-Йорка!.. Засадить в клетку, как цыпленка!.. By god! Дорого поплатятся те, кто сыграл подобную шутку!

Гонтран с глубоким удивлением смотрел на это разрушение.

– Испробуйте ваши силы, милостивые государи и милостивые государыни! – со смехом вскричал Сломка, искусно подражая голосу ярмарочного фокусника.

С этими словами инженер схватил ствол довольно почтенной толщины и без всякого усилия переломил его.

– Ну, теперь пожалуйте, господа селениты, – воскликнул Гонтран, в свой очередь переламывая бревно, – нет нужды, что нас четверо…

– А я, – немного обиженно заявила Леночка, – я разве ничего не значу? У меня силы прибыло столько же, как и у вас.

Михаил Васильевич не мог удержаться от смеха, видя воинственную фигуру своей дочери. По через мгновение улыбка сбежала с его лица, сменившись озабоченным выражением.

– Что с тобой, папа? – спросила встревоженная девушка.

Не отвечая дочери, старый ученый подошел к графу.

– Наш вагон, – проговорил он, – вы не видали его?

– Что вы говорите? – закричал Гонтран, приставляя руку в виде слуховой трубки к своему уху.

– Я спрашиваю вас, не видали ли вы нашего вагона? Где он?

– Как же я могу знать это? Ведь я проснулся всего пятью минутами ранее вашего. – Затем молодой человек прибавил: – Да вы уверены, Михаил Васильевич, что мы на Луне?

Профессор пожал плечами и подошел к инструментам, лежавшим в углу.

– Смотрите, – сказал он, – буссоль отклонена, барометр показывает давление в 820 миллиметров, а гигрометр – абсолютную сухость.

– Кроме того, – вмешался Сломка, – несомненно, что мы находимся в кратере… Взгляните только на эти стены, на это правильное отверстие, через которое проникают сюда лучи солнца… Да, мы находимся во внутренности лунного вулкана.

– Погасшего? – поспешил спросить Гонтран. Инженер едва открыл рот, чтобы успокоить своего друга, как внезапно из темного отверстия в стене кратера показались странного вида великаны.

– Селениты! – испуганно закричал он своим спутникам. – Берегитесь!

Из пещеры, которую наши герои прежде не замечали, в кратер выходили, одно за другим, двенадцать странных существ огромного роста.

Остолбенев от изумления, старый учёный и его товарищи не без страха смотрели на этих гигантов, имевших по крайней мере двенадцать футов роста. Впрочем, по своей фигуре селениты довольно близко походили на обитателей земли. Только голова у них была удивительного объема, совершенно непропорционального туловищу; она качалась на длинной, тонкой шее, казалось, едва державшейся на узких, худых плечах; по бокам болтались костлявые, тощие руки, оканчивавшиеся широкими кистями; непомерно плоская грудь, словно не заключавшая в себе вовсе легких, переходила внизу в столь же плоский живот, а последний удлинялся в длинные, худые ноги с огромными ступнями.

Круглое, безбородое лицо освещалось двумя выпуклыми глазами, лишенными всякого блеска, тусклыми и холодными; ни бровей, ни ресниц у селенитов не было и следа, зато голова была покрыта массой волос, заплетённых в косы; широкий рот, не окаймленный, как у нас, губами, казался простым разрезом на плоском лице. Но самым характерным органом у жителей Луны были огромные уши, расширявшиеся подобно раковинам.

Увидев чудовищных посетителей, Гонтран инстинктивно схватил свой карабин и стал около Елены, решив скорее умереть, чем позволить одному из этих чудовищ дотронуться до его невесты,

– Успокойся, успокойся, друг мой, – заметил Сломка, видя враждебную позу Гонтрана, – не будем зачинщиками… Прибегнуть к оружию мы всегда можем, а, сначала попробуем войти с селенитами в переговоры.

– Э! Да как же они услышат тебя? – отвечал ех-дипломат, – здесь даже крик едва слышен, а они к тому же такого громадного роста.

Молодой инженер пожал плечами.

– Увидишь, – лаконично проговорил он и взобрался на глыбу лавы, возвышавшуюся на несколько метров над почвой.

– Ну, – крикнул он своим спутникам, – высок я теперь?

Один из селенитов, шедший во главе других и казавшийся начальником группы, – по-видимому, понял намерение Сломки. Он медленными шагами подошёл к инженеру и звучным голосом произнес длинную речь. По временам великан останавливался и бросал на своих слушателей вопросительные взгляды, – как бы желая узнать, понимают ли они его, – затем снова продолжал говорить.

– Пой, пой себе, мой милый, – проворчал Фаренгейт. – Не думай только, что мы понимаем хоть одно слово…

Сломка сделал американцу знак рукой, прося его замолчать. Селенит заметил этот жест и, приняв его за знак приказания, подумал, что инженер – начальник низкорослых иностранцев. С этого времени он стал обращаться исключительно к последнему.

Проговорив еще несколько минут, оратор окончил свою речь и остановился, смотря на своего слушателя. Было ясно, что он ждет ответа.

Сломка на мгновение задумался. Потом вдруг блестящая догадка озарила его голову, – он понял, что селенит желает узнать, кто они такие и откуда явились. Как же дать лунному жителю понятный ответ? Находчивый приятель Гонтрана порылся в своих карманах, набитых всякой всячиной, и вытащил оттуда кусок мела. При помощи последнего инженер начертил на поверхности скалы два круга, один большой, другой – поменьше, и соединил их прямой линией, чтобы обозначить дорогу, по которой прилетел на Луну вагон-граната. После того, указав на большой круг, он левую руку приложил к своей груди.

Селенит с живейшим интересом следил за всеми этими жестами. Наконец Сломка указал на маленький круг, после чего направил свой указательный палец на грудь собеседника. Последний, видимо, понял мимику инженера и с удивлением осмотрел чертеж. По его приглашению остальные селениты один за другим подошли взглянуть на картографическое произведение Сломки. Потом все они удалились для совещания в ту пещеру, из которой вышли.

Около минуты профессор и его друзья молча смотрели друг на друга.

– Ну, – прервал молчание Гонтран, – что вы скажете о жителях Луны?

– Они именно таковы, какими я их себе представлял, – отвечал Михаил Васильевич.

– Во всяком случае они некрасивы! – с гримаской проговорила молодая девушка.

– А я думал увидеть существа более странные и непохожие на нас, – отозвался Фаренгейт,

– Почему же? – спросил старый ученый. – Хотя условия жизни на Луне и отличаются от земных, но ведь Луна все-таки такая же планета. Отчего же на ней не быть и жителям, подобным людям?

– Однако, – вмешался Сломка, – их строение довольно сильно отличается от нашего. Заметили ли вы эти громадные головы, эти выпуклые глаза с широкими зрачками и тощее, худое туловище?

– Конечно.

– Чему же приписать эти особенности?

– Пока мы можем в этом отношении довольствоваться одними догадками.

– Какими?

– Если у селенитов громадный череп, значит, их мозг развитее нашего…

– Стало быть, они умнее нас? – перебил профессора Сломка.

– Ну, этого сказать нельзя, но во всяком случае их развитие должно стоять высоко… Далее, грудь селенитов узка, так как их легкие функционируют под гораздо менышим давлением, чем на Земле. Что касается желудка и живота, которые так развиты у нас, то их развитие обусловливается нашим обитанием на планете, где надо есть, чтобы жить, где закон жизни есть в то же время закон смерти, где слабый поглощается сильным…