Текст книги "Путешествие на Луну (ЛП)"

Автор книги: Жорж Ле Фор

Соавторы: Жорж Ле Фор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ХL

Мысли Шнейдера. – Бриллиантовые копи на поверхности Луны. – Тревога препаратора и гнев Шарпа. – Вопрос о возвращении на Землю. – Последние часы путешествия. – Чудная картина – Окончательные приготовления. – Страшный момент. – Катастрофа.

Пока Теодор Шарп разбирался в селенографических теориях, его спутник предавался мыслям гораздо более практического характера. Для Шнейдера ученая цель их путешествия имела второстепенное значение. Конечно, стены кратера Эвдокса или растительность моря Ясности и в его глазах не были лишены известной степени интереса, но ещё интереснее для практичного немца был вопрос о бриллиантовых конях, открытых на поверхности Луны спектроскопом. И препаратор невольно замечтался о тех неисчислимых сокровищах, к которым он с каждым мгновением подвигался всё ближе и ближе…

– О чем это ты так задумался? – спросил своего помощника Шарп, удивлённый его молчанием.

Шнейдер смешался.

– Я… я, профессор, думаю о бриллиантовых копях.

Презрительная улыбка искривила губы учёного.

– Ну, что же?

– Далеко ли они расположены от того места, где мы остановимся?

Шарп взглянул на карту Луны, висевшую на стене вагона.

– Почти в пятистах километров, – отвечал он.

– Пятистах! Да это целое путешествие! – воскликнул препаратор.

– Ну, какое путешествие: всего неделя пути!

– А долго мы пробудем на Луне?

Шарп пожал плечами.

– Это будет зависеть от обстоятельств.

– Но помните, профессор, что у нас осталось очень мало провизии, – проговорил Шнейдер, лицо которого при этом ответе омрачилось тревогой.

– Да будет тебе, трус! – вскричал астроном. – О чем ты беспокоишься? Через десять часов мы будем на месте, и если, как я уверен, на Луне есть растительность, то конечно мы найдем, чем питаться.

Шнейдер покачал головой и задумался. Потом вдруг его лицо снова приняло тревожное выражение.

– А как, профессор, мы выберемся назад на Землю? – спросил он.

Этот вопрос окончательно вывел из себя Шарпа.

– Жалкий, трусливый болван! – закричал он. – Долго ли ты будешь злить меня своим глупым страхом?! Если бы твоя безмозглая голова хоть немного работала, ты понял бы, как смешна твоя трусость! Припомни, что ведь пояс равновесия отстоит далеко не на одну и ту же величину от Земли и Луны: от Земли он лежит на расстоянии 86.856 миль, а от Луны – всего в 9.244 милях. Значит, для обратного пути нам достаточна гораздо меньшая начальная скорость, чем та, какую имело наше ядро, улетая с Земли…

– Ах, да! – с прояснившимся лицом проговорил Шнейдер, привыкший к комплиментам Шарпа.

– Притом надо взять в расчёт и разницу в весе ядра, – продолжал учёный. – Сколько оно весило на Земле?

– Около трёх тысяч кило.

– Ну, а на Луне оно будет весить всего пятьсот, в шесть раз меньше.

– Правда, правда! – подтвердил препаратор, совершенно успокоенный.

– Вы говорите, профессор, что мы будем на Луне часов через десять! – спросил он снова через минуту.

– Уже чрез девять, – отвечал Шарп, вынимая часы.

– Ну, всё равно, я успею еще отдохнуть.

И Шнейдер улегся на диване, шедшем вокруг всего вагона. Через пять минут в вагоне уже послышался его храп. Что касается Шарпа, то он уселся за рабочий стол и принялся за вычисления.

Несколько часов занимался ученый под звучное храпение своего спутника, лишь изредка бросая перо, чтобы взглянуть на инструменты и убедиться в скорости падения ядра, все более и более возраставшей.

Наконец стенные часы пробили восемь. Шнейдер зашевелился на своем диване и открыл глаза.

– Ну, что нового, профессор? – спросил он заспанным голосом.

– Ничего: мы продолжаем падать по законам тяжести.

– А далеко ли Луна?

– Осталось еще две тысячи миль.

Препаратор поспешно вскочил на ноги.

– Только две тысячи? – вскричал он. – Не пора ли нам готовиться к остановке?

С этими словами Шнейдер подошел к одному из окон и открыл его ставень. Не успел он сделать это, как невольный крик вырвался из его груди при виде странного мира, над которым они пролетали.

Действительно, вид был чудесен. Гигантские горы, словно войско великанов, окружали горизонт. Все пространство внутри их цепей было занято громадною равниной зеленоватого цвета, там и сям усеянной маленькими вулканами, цирками и острыми пиками.

Вагон-граната двигался со скоростью почти десяти тысяч километров в час, и потому с каждой минутой величавая панорама развертывалась все шире и шире.

Оба спутника не могли оторвать глаз от окна. Наконец Шарп вынул часы.

– Только полчаса, – заметил он: – время приготовится к удару, который, предупреждаю, будет ужасен.

Шнейдер побледнел, но раздумывать было некогда, и он торопливо принялся помогать ученому.

Все гайки ставней были тщательно завинчены, рессоры буферов – осмотрены, хрупкие инструменты – спрятаны; наконец, к потолку вагона были привешены на прочных спиральных пружинах два гамака.

– Готово, – сказал Шнейдер.

– Ладно, – отозвался ученый. – Теперь у нас остается всего пять минут времени, поэтому ложись скорее в гамак, а я потушу электрические лампы.

Когда препаратор улегся, Шарп повернул кнопку и погрузил вагон во мрак, после чего поспешно растянулся на своем гамаке.

Настала мертвая тишина. Оба путешественника, объятые глубоким волнением, с трепетом ожидали, что принесет с собой ужасный момент падения, успех или смерть.

Вдруг температура вагона быстро поднялась; полусвет, пробивавшийся снаружи в щели ставней, исчез, и раздался страшный шум. Потом сильнейший толчок, казалось, разбил гранату вдребезги. Рессоры гамаков вытянулись и лопнули. Стёкла, аппараты, мебель – все превратилось в мелкие обломки…

Ошеломленные, разбитые, оба спутника без чувств покатились на пол и застыли в позе трупов…

ГЛАВА ХLI

Могильный мрак и тишина. – Признаки жизни. – «Он мертв!» – Рана Шарпа. – «Мы на Луне?» – Дневной свет. – Шарп хочет выйти из вагона. – Заботливость Шнейдера и настоящая причина ее. – Напрасные попытки. – Ужасное известие.

Долго Шарп и его спутник лежали друг около друга, без движений, походя на трупы. Внутренность гранаты была темна и мрачна, словно могила. Вдруг в темноте раздался глухой, жалобный стон.

– Профессор! – простонал Шнейдер. – Профессор!

Гробовое молчание было ему ответом. Препаратор повторил свой зов, но также безуспешно. Тогда, собрав все свои силы, Шнейдер пополз к дивану, схватился за него и встал. Потом он порылся в карманах, вытащил спичку и чиркнул о стену.

При мерцающем свете слабого огонька он заметил Шарпа: учёный лежал, как мертвый, с застывшими членами и окровавленным лицом.

– Проклятие! – воскликнул Шнейдер, – он мертв!

Эта мысль придала ему силы. Он подбежал к пуговке электрической лампы и живо повернул ее. Но электрическая батарея, видимо, была испорчена, – света не было.

Шнейдер не знал, что делать. Спичка погасла, опалив его пальцы, и наступившая темнота показалась препаратору, после минутного света, еще ужаснее. Вдруг он вспомнил, что у него есть карманный подсвечник. Достать последний и зажечь свечу было делом нескольких мгновений.

Затем Шнейдер вернулся к своему спутнику, опустился возле него на колени и стал щупать биение сердца. Сердце ещё билось, хотя и слабо. Страх препаратора остаться одному в этой могиле – исчез, и он принялся искать средства вывести ученого из обморока. Очевидно, причиной последнего была рана, которую Шарп получил, ударившись при падении об угол шкафа, – будучи сама по себе довольно легкой, она, однако сопровождалась обильным кровотечением.

По счастью, походная аптечка уцелела от общего переполоха. Достав из неё бинты и корпию, Шнейдер наскоро сделал перевязку, после чего поднес к носу раненого склянку с нашатырным спиртом.

Через минуту Шарп открыл глаза и обвел вокруг себя недоумевающим взглядом, словно спрашивая, каким чудом он очутился здесь, на полу, среди обломков мебели и инструментов. Затем вдруг память вернулась к нему, он схватился за голову и вскричал:

– Мы на Луне?!..

– Кажется… должно быть, – отвечал Шнейдер.

– Как?!.. Разве ты еще не убедился в этом?

– Признаюсь, я сначала хотел убедиться, живы ли вы.

Шарп презрительно усмехнулся.

– Дурак! На твоем месте я сначала открыл бы окно.

– Это на вас похоже, – недовольно проворчал Шнейдер. – Вы такой эгоист…

– Эгоист? Нет, я ученый, – сухим голосом отвечал раненый.

В это мгновение ему бросилась в глаза зажженная свеча.

– Почему этот свет? – сносил он Шнейдера.

– Электричество не действует.

Шарп нахмурил брови.

– Что же, сейчвс ночь?

– Не знаю… – пожал плечами препаратор. – Знаю только, что, когда я очнулся, в вагоне царила беспросветная темнота.

– Гм… Но ведь это оттого, что мы закупорили наглухо все окна вагона.

Астроном сделал усилие подняться, но бессильно опустился назад.

– Дай мне, пожалуйста, руку, Шнейдер, – проговорил он, – я чувствую ужасную слабость.

Препаратор поспешил помочь раненому. Опираясь на его руку, Шарп сделал несколько шагов, полной грудью вдыхая воздух.

– Ну, вот, теперь немного лучше…. Вероятно, меня ослабила потеря крови.

С этими словами ученый прислонился к стене вагона.

– Теперь, – продолжал он, – нам надо прежде всего узнать, где мы… Встань на диван и отвинти ставень, Шнейдер!

Тот повиновался, но ему стоило большего труда отвинтить изогнутые при падении гайки. Наконец ставень упал, и лучи света проникли в вагон. Шарп тотчас погасил свечу.

– Ну? – дрожащим от нетерпения голосом спросил он.

– Мы на Луне, – отвечал Шнейдер, глядя в окно. – По крайней мере я вижу вдали горы, которые очень похожи на виденные нами во время падения.

Радостный крик вырвался из груди ученого.

– А в каком месте находится наш вагон?

Шнейдер привстал на носки, чтобы лучше разглядеть окружающее.

– По-видимому, – проговорил он через минуту, – мы упали на склон кратера…

– Внутренний или наружный склон?

– Конечно, наружный, иначе я не видел бы этих гор на горизонте.

– Гм… – задумался Шарп. – Вероятно, мы находимся на одном из небольших вулканов, усеивающих море Ясности… Хорошо, теперь спускайтесь скорее, – прибавил ученый, обращаясь к своему спутнику, – нам надо поскорее выйти отсюда.

– Выйти?! – воскликнул Шнейдер, спрыгивая с дивана. – Я думаю, не мешает сначала принять какие-нибудь меры предосторожности.

– Чего же бояться?

– А может быть, внешняя атмосфера слишком разрежена?

– Вещь возможная, – проворчал учёный.

– Вот видите.

– Но ведь не для того же мы с тобой прилетели на Луну, чтобы сидеть, запершись, в этой клетке?

– Это так… Все-таки мне хотелось бы сначала убедиться, что лунная атмосфера годна для дыхания.

– Я могу тебя в этом уверить.

– Гм… Конечно, ваши познания велики, профессор, однако на этот раз я сомневаюсь.

– Да почему же? – удивленно воскликнул Шарп.

Шнейдер не отвечал.

– Ты просто боишься, трус?! – презрительно воскликнул астроном.

– Боишься! Согласитесь, тут есть чего бояться.

– Но ведь мы с тобой перенесли опасности гораздо более серьёзные?.. Неужели же нам сидеть здесь вечно?

– Я не говорю этого, – запротестовал Шнейдер. – Мы выйдем, но сначала примем меры предосторожности.

– Да какие, болван? – вскричал Шарп, теряя терпение.

– Это уже ваше дело: вы ученый…

Легкая улыбка пробежала по губам астронома.

– Я могу для твоей безопасности принять только одну предосторожность…

– Говорите, говорите!

– Я выйду первым… Согласись, что ни один опыт не может быть убедительнее.

Шнейдер задумался.

– Согласен, – протянул он.

– Но что, если вы погибнете?

– Погибну? – Это мое дело.

И Шарп подошел к двери вагона, чтобы отвинтить ее гайки. Вдруг Шнейдер быстро взял его за плечо.

– Ну, что еще? – сердито спросил ученый, останавливаясь.

– Как вы думаете, профессор, имеете ли вы право так рисковать своей жизнью? – проговорил препаратор.

– Да ты шутишь, или нет? – удивленно воскликнул Шарп.

– Нет, я говорю серьёзно.

Ученый скрестил руки на груди.

– Так ты присваиваешь себе право мешать мне распоряжаться своей жизнью, как я хочу? – спросил он.

– Без сомнения… Не забывайте, что вы увлекли меня сюда, следовательно, вы и отвечаете за мой шкуру… Если вы погибнете, что будет со мной?

Шарп расхохотался.

– А, вот где настоящая то причина такой заботливости о моем здоровье! – сказал он. – То-то я удивлялся ей, особенно после сцены, разыгравшейся два дня тому назад!

Шнейдер смущенно опустил голову.

– Ну-с, так что же? – спросил Шарп, забавляясь его смущением.

– Вы сами понимаете, профессор, – отвечал после минутного молчания препаратор. – Когда я хотел вас убить, ваша смерть обеспечивала мою жизнь: воздух, которым вы перестали бы дышать, пригодился бы мне… Теперь – наоборот: ваша гибель повлечёт за собой и мою… В самом деле, что я буду делать, оставшись один в этой неизвестной стране и не обладая вашими познаниями?

Шарп серьёзно кивнул головой.

– Хорошо, – проговорил он, – я понимаю… В сущности, ведь ты прав… Но будь спокоен: обещаю тебе действовать настолько осторожно, чтобы не подвергнуть опасности свой жизнь.

– Вы обещаете? – недоверчиво спросил Шнейдер. – Даю тебе слово, тем более, что мне самому вовсе нет никакой охоты пропадать ни за грош.

Затем, подойдя к двери, учёный стал отвинчивать гайки. Окончив работу. Он отпер дверь и толкнул ее… Дверь, однако не подавалась.

– Что за чёрт?! – выругался Шарп.

– Вы еще очень слабы, – заметил Шнейдер, – дайте-ка я попробую!

С этими словами он налег плечом на дверь. Массивная стальная плита, закрывавшая вход, не двинулась однако ни на одну линию.

– Вот беда! Что бы такое могло ей мешать? – в недоумении проговорил препаратор, вытирая рукавом катившийся пот.

Шарп вдруг побледнел.

– Встань-ка опять на диван и осмотрись кругом еще раз! – сказал он.

Шнейдер повиновался. Через минуту ужасное проклятие сорвалось с его губ.

– Выйти невозможно! – проговорил он задыхающимся голосом.

– Невозможно?! Отчего же?

– Вагон своим днищем углубился в почву, и дверь не может открыться.

Ученый, словно поражённый ударом, повалился на диван.

– Надо непременно отворить ее, – проговорил он хриплым голосом, – и потом прокопать землю.

Шнейдер покачал головою.

– Но вы забываете, что дверь отворяется не внутрь, а наружу.

– Правда, – прошептал Шарп. В вагоне воцарилось глубокое молчание…

ГЛАВА ХLII

Попытка Шнейдера. – Отчаяние и ярость. – Надежда на Осипова. – Ужасные дни. – Два врага. – Преступный замысел. – Холод. – Покойник. – Провизии нет. – Близкая смерть. – Опьянение. – Возмутительное дело. – Шарп становится людоедом. – Обморок.

Долго Шарп и его спутник ломали себе голову, чтобы найти средство выбраться из вагона, ставшего их темницей, а в недалёком будущем угрожавшего сделаться и могилой несчастных.

– Я разобью окно! – вдруг вскричал Шнейдер, порывисто вскакивая со своего места.

– Зачем? – проговорил Шарп, безнадёжно качая головою. – Отверстие не настолько велико, чтобы через него можно было вылезть.

– Да, но через это отверстие мы можем всё-таки расчистить почву около двери.

– Притом, – добавил учёный, – окно сделано из закалённого стекла: его нельзя разбить.

– Все равно, я попробую… С этими словами препаратор вооружился тяжёлым стальным заступом, стал на стул и уже размахнулся, чтобы нанести сильный удар, как вдруг Шарп кинулся к нему и схватил за руку.

– Несчастный, – закричал он, – что ты хочешь делать?!

Шнейдер, не понимая причины волнения ученого, с удивлением взглянул на него.

– Что хочу делать? – проговорил он. – Разбить это стекло.

– А если атмосфера Луны негодна для дыхания?

– Ну? – спросил Шнейдер, все еще не догадываясь в чем дело.

– Весь воздух вылетит из нашего вагона, и мы погибнем здесь, задушенные… Понимаешь?

Теперь Шнейдер понял. Он выронил из рук заступ, опустился на диван и, схватив голову руками, – зарыдал. Шарп продолжал в мрачном молчании сидеть в углу. Вдруг Шнейдер вскочил, подбежал к ученому и, схватив его за ворот, начал душить, крича:

– Презренный! Ты завлек меня, уверяя, что на Луне возможна жизнь, а сам боишься выглянуть из вагона!..

Напрасно Шарп бился, стараясь вырваться из рук препаратора. Наконец ярость последнего утихла, и он оставил полузадушенную жертву, которая почти без чувств упала на пол. Поднявшись затем, Шарп затаил свой злобу и молча пошел в верхнюю часть вагона.

Несколько часов просидел он здесь, изыскивал средства выйти из этой могилы, но ни одна радостная мысль не осветила его мозга. Наконец, почувствовав голод, он сошел вниз…

– Я осмотрел оставшуюся провизию, – сказал, увидев его, Шнейдер, – у нас остается тридцать фунтов сухарей, пятнадцать фунтов говядины и пятьдесят литров коньяку… Как думаете, на сколько времени нам хватит этих запасов?

Шарп подумал.

– Пожалуй, на месяц, – отвечал он. – А сколько у нас остается кислорода? Ученый направился к резервуару, тщательно проверил его содержимое, сделал в уме вычисления и сказал:

– На шесть недель хватит.

– Шесть недель! Ну, это еще ладно: за шесть недель многое может перемениться, – отозвался Шнейдер.

– Ты забываешь, что провизии у нас только на месяц?

– Ну, месяц, все равно…

Удивленный подобной философией, Шарп взглянул на своего товарища и заметил, что он уже сильно выпивши.

– Что же у тебя за надежда? – спросил он.

– А может быть Осипов еще раз выручит нас!

– Безумный! – воскликнул учёный, краснея от гнева, – Осипов блуждает в пространстве и никогда не достигнет Луны!

– Э, полноте, профессор! – проговорил полупьяный Шнейдер. – Что может доказать, что вы не ошибаетесь?

– О, если так, то лучше смерть, чем спасение, благодаря этому человеку!

– Я думаю иначе.

Шарп злобно усмехнулся.

– Увидим, – прошипел он, – что ты станешь думать, попав в руки Фаренгейта…

С этого дня для несчастных началось ужасное существование. Антипатия, скрытно существовавшая между этими двумя людьми, всё возрастала и наконец превратилась в глухую ненависть. Каждый из них ненавидел друг друга, как вора, крадущего у него самого часть воздуха и пищи. Мысль об убийстве опять появилась в голове и Шарпа, и Шнейдера.

Они совершенно не говорили один с другим и старались по возможности даже сокращать время обеда, единственное время, которое они проводили вместе. Остальную часть дня Шарп сидел, запершись в своей лаборатории, то погруженный в думы, то приставив глаз к телескопу… Что надеялся он увидеть там, на вершине этих гор, окаймлявших горизонт?

Шнейдер все время оставался внизу, где он лежал на диване, поминутно потягивая коньяк, как и в то время, когда вагон-граната стоял неподвижно в точке равновесия. Только теперь он пил расчётливее, не напиваясь до бесчувствия, что могло отдать его в руки Шарпа.

Однажды ученый спустился вниз, к обеду, более мрачный и озабоченный, чем обыкновенно: он заметил, что Солнце все ниже и ниже спускается к горизонту, готовясь скоро погрузить всё видимое полушарие Луны в долгую, холодную ночь. В то же время, взглянув на резервуар с кислородом, Шарп заметил быстрое уменьшение запаса драгоценного газа. Уходя после обеда к себе наверх, он захватил непочатую бутылку коньяка.

Шнейдер усмехнулся, думая, что ученый хочет последовать его примеру и в алкоголе искать забвение. Но он жестоко ошибался: придя в лабораторию, Шарп откупорил коньяк, выплеснул часть его на пол и долил бутылку какою-то зеленоватой жидкостью, хранившеюся в аптечном ящике. Сделав это, Шарп как будто успокоился.

Между тем солнце наконец совершенно скрылось за горизонтом, и его яркий свет сменился густым мраком. Ночь, которой так боялся учёный, настала, и с ней жестокий холод проник в вагон-гранату. Напрасно оба путешественника пытались ходьбой согреть замерзавшие члены, – стужа ощущалась все мучительнее. Даже спирт перестал согревать Шнейдера.

– О, – с яростью отчаяния вскричал наконец несчастный, – ужели у меня не хватит мужества убить себя?!

О надежде на избавление при помощи Осипова у препаратора не было уже и помина.

Жестокая улыбка искривила губы Шарпа, когда до него долетело снизу отчаянное восклицание его спутника.

Этот человек с железной волей был несокрушим. С самого начала холодной ночи он ни на минуту не забылся сном, зная, что сон, при таком холоде, значит смерть, что единственная защита от стужи – движение. И он ходил, не останавливаясь, – ходил, изнурённый усталостью, – ходил, опираясь на мебель, держась за стены вагона, – ходил, хотя ноги его подкашивались, а утомлённые веки против воли смыкались.

Только один раз он остановился и прислушался: внизу царила мертвая тишина.

– О, да мне, по-видимому, и не понадобится прибегать к яду, – прошептал ученый и снова принялся ходить.

Прошло несколько часов. В комнате, где был Шнейдер, по-прежнему было тихо, как в могиле. Тогда Шарп отворил дверь, ощупью спустился по лестнице и также ощупью стал искать своего спутника. Вдруг его руки наткнулись на холодное, неподвижное тело, лежавшее на полу. Испустив крик ужаса, учёный невольно отшатнулся…

Это было тело Шнейдера: несчастный не мог бороться с желанием уснуть, и холод убил его во время сна. Шарп снова подошел к трупу своего спутника, ощупал пульс, сердце, – смерть была очевидна.

– Ну, тем лучше! – прошептал он и снова поднялся к себе наверх, где продолжал шагать, пока голод не заставил его подумать о пище. Ученый вторично спустился вниз и подошёл к ящику с съестными припасами, но едва опустил туда руку, как испустил яростное проклятие…

Ящик был совершенно пуст! Шнейдер, перед смертью, съел все оставшееся количество бисквитов и мяса. Шарп в бессилии упал на стул.

К чему еще стараться бороться с холодом, когда другой враг, голод, готовит мучения, в тысячу раз более ужасные?

Около часа сидел несчастный неподвижно, чувствуя, как холод леденит его кровь, как тело его постепенно коченеет… Но тут жажда жизни с новою силою охватила Шарпа. Он вскочил, подбежал к столу и выпил несколько глотков коньяку. Как бы по волшебству, страдания утихли, приятная теплота разлилась по всему телу, и нескоторое время учёный чувствовал себя весьма хорошо. Но затем требования желудка вернулись снова, сначала слабо, потом все сильнее и сильнее… Тщетно Шарп пытался опять заглушить их коньяком, – мучения голода достигли ужасающей степени…

Тогда какое-то бешенство охватило несчастного. Голова его запылала, ум помутился, глаза налились кровью. Всё тело потряслось судорогами, и он, словно дикий зверь, кинулся к трупу покойника…

Возмутительное дело совершилось: Шарп стал людоедом!..

Когда, насытившись, несчастный понял, что он делает, когда винные пары, туманившие его мозг, рассеялись, – ученый помертвел от ужаса и, словно поражённый молнией, грохнулся на пол рядом с обезображенным телом Шнейдера…