Текст книги "Глобалия"

Автор книги: Жан-Кристоф Руфин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Глава 6

МЫС КОД НАХОДИЛСЯ в ведении Министерства социальной адаптации. Во имя «права на историческую память» вся территория полуострова была объявлена общественным достоянием. На ней построили развлекательный комплекс для туристов. Это место, куда пристал барк «Мэйфлауэр» с первыми поселенцами на борту, мыс Код, считалось важнейшим стандартизированным культурным элементом граждан, зарегистрированных как англо-американцы.

Термин «историческая дата» считался политически некорректным, как «способствующий формированию извращенных установок». Теперь ему предпочитали понятие «атмосфера эпохи». Достопримечательности мыса Код были связаны с несколькими такими «атмосферами»: прибытие первых поселенцев в Новую Англию, расцвет парусного торгового флота (экспозицию спонсировало несколько крупных чайных компаний) и, увы, китобойный промысел. Этот последний был представлен публике в виде очень впечатляющего мемориала, посвященного жестоко убитым животным. Памятник клеймил варварство и экологическую несознательность, столь свойственную людям тех, к счастью, давно прошедших времен.

На всем полуострове, на каждой улочке каждого поселка все первые этажи были отданы под сувенирные лавки. Там туристы могли в избытке найти множество ненужных вещей: разные мелочи с местной символикой, подарочные кружки с именами, безделушки в форме кита. А хорошенько поискав, удавалось раздобыть и что-нибудь более полезное, например воду и сэндвичи. На вторых этажах, как правило, располагались гостиницы. Надолго в них никто не задерживался. К полуночи все туристы покидали полуостров и отправлялись ночевать в огромные, довольно уродливые гостиничные комплексы, построенные в безопасных зонах Плимута и Бостона. Но погружение в собственные стандартизированные культурные элементы, или, как значилось на рекламном стенде возле причала в Нантукете, «прикосновение к корням», считалось мощным эротическим стимулом, особенно если ваш партнер или партнерша были другого происхождения. Отели мыса Код позволяли в незабываемой обстановке удовлетворить подобные порывы. Обычно номера в них сдавались на час-другой.

«Роллс-ройс» с трудом пробирался по многолюдным улочкам, где движение машин давно было запрещено. Вокруг, томно держась за руки, прогуливались отдыхающие, выбравшиеся на свет из подземных вокзалов, которых по всему полуострову было настроено великое множество. Шоферу то и дело приходилось нажимать на клаксон, чтобы разогнать зазевавшихся туристов. Байкал сидел на заднем сиденье, прямо держа спину и с достоинством озирая происходящее вокруг. Но про себя он улыбался при мысли о том, что юный принц, которого прохожие видят сейчас в окне автомобиля, еще сегодня утром проснулся в тюрьме. Наконец они добрались до конца мыса. С дороги открывался вид на морскую бухточку, окаймленную сосновым бором. Голубые ворота с полустертой надписью «Листья травы» автоматически распахнулись при их приближении. Машина поехала по посыпанной гравием аллее, которая спускалась к морю. Неожиданно за последним поворотом возник длинный кирпичный дом, окруженный ярко-зеленой лужайкой. В центре незамысловатой постройки с шиферной крышей красовалась белоснежная колоннада, словно кружевная манишка на груди у принарядившегося крестьянина.

Рон Альтман дожидался на пороге и сам вышел открывать ворота. Он кивком головы поприветствовал гостя и поблагодарил за то, что тот согласился проделать столь долгий путь, чтобы встретиться с ним. Сколько Байкал ни вглядывался в морщинистое лицо старика, он не смог уловить никакого намека на издевку. Только две белые крачки, опустившиеся на газон, насмешливо посматривали на всю сцену.

Мыс Код был одной из немногих безопасных зон, остававшихся под открытым небом. Конечно, там предпринимались все мыслимые и немыслимые меры для защиты граждан, а пушки для разгона облаков, расставленные по всему периметру залива, обеспечивали небу положенную голубизну. Но сюда свободно врывался соленый, пахнущий водорослями бриз, с приключениями долетевший с другого конца Атлантики.

– Вам наверняка хочется немного размять ноги, – снова заговорил Рон Альтман. – Не стоит терять время на то, чтобы представляться друг другу. Давайте лучше я покажу вам дом, тем более что он мне не принадлежит. Его хозяин, один мой друг, всегда говорит, что ревнует. Он уверен, что я больше люблю его дом, чем его самого, и он недалек от истины...

Когда Рон Альтман смеялся, лицо его оставалось неподвижным, и только на черепе обозначались глубокие складки.

Байкалу захотелось возразить, что познакомиться тоже было бы нелишне. Он явно знал о хозяине гораздо меньше, чем тот, судя по всему, знал о нем. Но, вдохнув полной грудью соленый морской воздух, молодой человек позабыл о своем недоверии и проникся симпатией к спокойному доброжелательному старику, который так любезно встретил его на пороге.

– Давайте-ка начнем с сада, – продолжил тот, – на мой взгляд, это одно из красивейших мест на всем побережье.

Они обогнули дом и прямо за расположившимися в тени кустами голубых гортензий увидели океан и сосны на берегу. От ветра по воде пробегала рябь. Что же до сада, то в нем росло множество экзотических деревьев. Все здесь удивляло горожанина, привыкшего к безопасным зонам, где зеленые насаждения были строго регламентированы и приведены в соответствие с экосистемой региона.

Немного освоившись, Байкал снова насторожился и стал молча слушать своего странного собеседника, пытаясь понять, куда тот клонит. Конечно же, Альтман был к этому готов.

– Вам все это наверняка кажется довольно загадочным. Не тревожьтесь, очень скоро вы узнаете разгадку. Пока скажу только одно, чтобы вас немного сориентировать. Я вызвал вас сюда, потому что собираюсь сделать вам одно предложение.

– Какое? – быстро спросил Байкал.

Альтман схватил молодого человека за руку и буквально повис на нем, хотя сам другой рукой опирался на короткую трость.

– Меня предупреждали, что вы энергичны, но вы превосходите все ожидания! Не стоит так торопиться. Поверьте, жизнь еще научит вас не спешить. Сначала давайте продолжим наше знакомство. Пойдемте, я покажу вам китобойный причал. Мне будет интересно послушать, что вы обо всем этом думаете.

Они спустились на берег по каменной лестнице, петлявшей между кустов смородины. Альтман, казалось, знал о китах все. Он красноречиво описал, как они в великом множестве собирались в этой бухте во время гона. Собеседники приблизились к тщательно отреставрированной весельной шлюпке с полным китобойным снаряжением. Альтман с таким воодушевлением говорил о китобойном промысле, что Байкал, увлеченный его рассказом, в конце концов позабыл о необычности самого этого разговора. Вместо того чтобы, как и положено, осуждать охоту на китов и ужасаться ее варварству, Альтман не скрывал своей симпатии к китобоям.

Он с увлечением описывал преследование кита на веслах, спел куплет из матросской песни и даже изобразил с помощью своей трости, как бросают гарпун. Подобные упражнения мало вязались с его степенной манерой держаться и вечным плащом, доходившим до щиколоток. Но рассказчик он был отменный, так что Байкал то и дело переводил восхищенный взгляд с покрытой лаком шлюпки на темную поверхность моря. Альтман не скрывал своей радости при виде того, как воодушевляется его гость, едва речь заходит о приключениях. Он напоминал парус, который расправляется, почувствовав порыв попутного ветра.

Они спустились к бухточке, куда в прежние времена выбрасывали скелеты китов. Там и сейчас валялись кости кашалотов, если только их не разложили специально в назидание туристам. Когда Байкал прикасался к огромным холодным позвонкам, у него блестели глаза.

То была странная беседа двух незнакомцев. Но здесь, в этом таинственном месте, она казалась естественной. Эта же магия в былые времена объединяла и куда менее похожих людей, которые, собравшись в одной лодке, устремлялись в погоню за почти невидимым чудовищем, готовые вместе идти на смерть.

Альтман вдруг резко повернулся к Байкалу и схватил его за плечи.

– Я именно так вас себе и представлял! – вскричал он.

Потом лицо его приняло обычное спокойное выражение, и он повел своего гостя вверх по лестнице, к дому.

– Знаете, теперь мне понятно, – сказал старик, переводя дух, – почему вы хотели изучать историю.

Байкал весь напрягся. Альтман упомянул об одном из самых тяжелых моментов в его жизни. Юноша снова насторожился.

– Кто вам рассказал?

– Вам пора раз и навсегда привыкнуть к мысли, – тихо сказал Альтман, – что я много о вас знаю. Можете даже считать, что мне известно все. Большой ошибки здесь не будет.

– Если вам и так все известно, зачем задавать вопросы?

Старик остановился, обеими руками опираясь на набалдашник трости, и взглянул Байкалу прямо в лицо.

– Зная вас, трудно было предположить, что вы заинтересуетесь таким специфическим предметом, как история. Сколько раз вы подавали документы?

– Два, – пробурчал Байкал.

– А почему не три?

Молодой человек пожал плечами.

– Вы же и так знаете.

– Я хочу услышать это от вас. Что именно вам ответили?

– Что у меня плохая анкета и по соображениям безопасности меня никогда не допустят к работе с засекреченными данными.

– А вы рассчитывали, что вас примут? Вы были очень разочарованы?

«Разочарован?» – повторил про себя Байкал. Как описать то, что ты чувствуешь, когда умирает мечта? Как объяснить, что творится в душе, когда ты страстно желаешь раскрыть тайну своего происхождения, с самого начала проследить непрерывную вереницу непостижимым образом связанных между собой событий, а тебе объявляют, что ты так никогда ничего об этом и не узнаешь?

– Да, – сказал он, – что-то вроде того. Разочарован.

Они подошли к крыльцу. Альтман нажал на обтянутую кожей дверную ручку и постоял какое-то время отвернувшись, чтобы у Байкала было время справиться с нахлынувшими чувствами.

Внутри пахло дымом и воском, каким натирают полы. Все комнаты первого этажа выходили в холл с белеными стенами. Потолки были такие низкие, что, подняв руку, можно было дотянуться до дубовых перекрытий. Альтман провел своего гостя в комнату с камином, напротив которого стояли два кресла, развернутые друг к другу. Одну из стен полностью закрывали полки со старинными книгами в массивных переплетах. Байкал никак не мог оторвать от них взгляд.

Альтман вернулся с двумя бокалами красного вина.

– Мой друг – коллекционер. Я знаю, он поступает неправильно. Эти сокровища должны были бы принадлежать всему обществу.

На черепе его снова обозначились складки. Это значило, что он только что отпустил хорошую шутку.

– Большая часть здешних книг посвящена путешествиям, морю... и, конечно, китобоям.

Он наугад вытащил один из томов с золотым тиснением.

– Посмотрим, что это. Так, «Плавание Лаперуза». Любопытно, не правда ли? Здесь даже есть дата. Еще одна замечательная и давно забытая вещь: даты.

И он заскользил взглядом по старинным переплетам, вчитываясь в названия, как будто что-то искал.

– Взгляните-ка! – воскликнул он, вынимая уже не такую старую книгу в одну восьмую листа. «Каскадные горы». И подзаголовок: «Сиэтл и его окрестности до начала золотой лихорадки».

К полотняной обложке книги была прикреплена пожелтевшая карта. Альтман развернул ее целиком.

– Какая точность! – вскричал он, склонившись над картой. – Все воспроизведено подробнейшим образом: старые дороги, рельеф, русла рек. Смотрите, что здесь написано: «Заводы фирмы „Боинг”». Да, этой карте явно не один год. Похоже, книга вышла еще до начала великих гражданских войн. Здесь даже обозначена граница: по одну сторону Соединенные Штаты, по другую – Канада. Теперь таких документов днем с огнем не сыщешь, география ведь тоже засекреченная наука.

Байкал не мог оторвать глаз от карты, хотя и старался не вовлекаться в подобные разговоры, опасаясь провокации. Он пытался отыскать то место, где они с Кейт заблудились, где он видел ее в последний раз.

Вдруг Альтман резким движением перевернул карту и прижал ее к себе, так что юноша вздрогнул от неожиданности.

– Нельзя! – крикнул старик, но глаза его смеялись, – Секретные сведения! Доступ запрещен из-за террористической угрозы.

Байкал опустил глаза. Это были те самые слова, которые он привык слышать всякий раз, когда пытался разузнать что-то, что его интересовало.

– Похоже, вы, молодой человек, не очень-то верите в террористическую угрозу.

Инстинктивно чувствуя подвох, Байкал предпочел промолчать. Альтман положил карту, отошел на несколько шагов и объявил:

– Именно поэтому я и хотел с вами встретиться.

Не переставая говорить, Рон Альтман увлек своего гостя за собой. Оставив за спиной полумрак гостиной-библиотеки, они вошли в просторную столовую. Все три огромных окна выходили в сад и были распахнуты настежь. На обшитых темным деревом стенах висели китайские фарфоровые тарелочки, напоминавшие крохотные окошки, за которыми виднеется голубое небо.

После того как Альтман впервые открыто атаковал Байкала, разговор снова стал перескакивать с одного предмета на другой. Любая вещь, будь то картина, ваза или комод, давала пищу для беседы. По каждому поводу старик готов был рассказать какой-нибудь случай из собственной жизни или из истории, что, впрочем, казалось едва ли не одним и тем же. Байкал слушал его как зачарованный. У юноши дух захватывало от этого путешествия по обитаемому, живому прошлому.

Альтман мастерски владел давно исчезнувшим искусством, которое именуется беседой. Он знал ей настоящую цену. Умело построенная беседа позволяет добиться невозможного. Тому, кто владеет ее правилами, дозволены самые рискованные виражи. Продолжая беседовать, старик и юноша вышли из столовой через предназначенную для прислуги двустворчатую дверь, проникли в кладовую с кремовыми стенами, а затем оказались на кухне. Байкал никогда в жизни не видел ничего подобного. Свет проникал из двух окошек, расположенных под сводчатым потолком, в которые не было видно ничего, кроме вечно голубого неба. По стенам висели диковинные инструменты. Альтман говорил о них с такой нежностью, как будто речь шла о старых друзьях. В центре мирно гудела жаровня на углях, а рядом воинственно торчала железная кочерга. Над противнем нависали впечатляющего вида вертела, снабженные крючками и приводимые в движение с помощью роликов и цепей. На разделочном столе за долгие годы образовалось множество вмятин. Каждый из висевших по его периметру резаков, ножей, молотков для отбивки мяса оставил свой след на твердой деревянной поверхности, так что на ней постепенно проступил замысловатый узор. Напротив стоял кондитерский столик с мраморным покрытием, а над ним красовалось целое семейство медных формочек, сбивалок и дуршлагов. Подобное логово, доверху набитое всеми этими орудиями, предназначенными для истязания природы, могло показаться настоящим казематом, где тесто и мясо подвергают изощренным пыткам, а потом поджаривают на медленном огне. Но бело-голубой кафель на стенах и свежие съестные припасы, выставленные на большом столе в самом центре, придавали всей кухне веселый, уютный облик. Байкал, как и все его современники, привык видеть натуральные продукты только изображенными на этикетках. Увы, внутри упаковок скрывались полуфабрикаты быстрого приготовления, не имевшие ничего общего с теми ингредиентами, из которых они якобы состояли.

– Я буду очень рад, если вы согласитесь со мной отобедать, – сказал Альтман.

А потом, не дожидаясь ответа, добавил:

– Я знаю, сейчас еще рано. Чтобы не терять времени, мы сами все приготовим, если вы не откажетесь мне помочь.

Сказав это, он снял плащ, повесил его на крючок в кладовой и надел длинный белый передник. Другой он протянул Байкалу, который повязал его как ни в чем не бывало.

Перестав удивляться чему бы то ни было, Байкал был очарован непринужденными манерами старика и больше не пытался сопротивляться. Этот дом и сам Альтман принадлежали к другой эпохе, быть может и недавней, но безвозвратно ушедшей. То была эпоха, когда энергию давал огонь, ткани делались из парусины или шерсти, а в пищу употреблялись плоды, которые приносила земля. От времен Юлия Цезаря или Людовика XIV этот дом отделяло меньшее расстояние, чем от той действительности, которая обычно окружала Байкала. В этом исчезнувшем мире люди сами вершили свою судьбу. И только здесь, в этом доме, казалось, все каким-то удивительным образом осталось по-старому.

Глава 7

ЧИСТИТЬ ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОШЕК – занятие отнюдь не простое. Прежде всего, оно требует нешуточного владения своим телом. Сидя с прямой спиной, нужно положить локти на стол, слегка приподняв одну руку, взять стручок, вскрыть его ногтем большого пальца другой руки и вытолкнуть горошины снизу вверх, так чтобы они с веселым звоном высыпались в кастрюлю.

Байкал, допустив сначала пару вполне естественных промахов, проявил в этом деле большие способности, так что Альтман остался очень доволен.

– Признайтесь-ка честно, – обратился мастер к ученику, – вам когда-нибудь доводилось видеть зеленый горошек не в консервной банке?

– Нет, – отозвался Байкал, – но до сих пор я прекрасно обходился и без этого.

– Вы одновременно и правы, и не правы, молодой человек. Конечно, трудно тосковать по тому, чего не знаешь, но такие вещи все-таки подспудно влияют на нас.

Альтман взял в руку стручок, но вместо того чтобы вскрыть его, стал им размахивать, держа двумя пальцами, словно дирижерскую палочку.

– Например, если смотреть прямо перед собой, боковым зрением многого не разглядишь. В обычной жизни эти слепые пятна никому не мешают. Но представьте себе, что как раз сбоку выскочит машина и раздавит вас в лепешку.

– Я не боюсь, что меня раздавит зеленым горошком, – рассмеялся Байкал, пожимая плечами.

– Все это намного серьезнее, чем вы думаете.

На лице Альтмана не было и тени улыбки.

– И все-таки вам эта аналогия должна быть понятна, – снова заговорил он, не отрывая глаз от нового стручка, – вы же много раз пытались проникнуть в запретные зоны, в антизоны, которые находятся вне вашего поля зрения.

– Да, пытался.

Байкал снова насторожился. Он начинал понимать, что Альтман называет искусством беседы: кажущиеся беспорядочными скачки с одного малозначительного предмета на другой и важная тема, которая постепенно вырисовывается за всем этим.

– Значит, есть вещи, которых вы никогда не видели и которые, тем не менее, на вас влияют. Вас к ним непреодолимо тянет.

– Может быть, меня к ним и тянет. Но я их не боюсь.

– Господи Боже! – вскричал Альтман, – это же и есть ваше самое ценное свойство!

Тяжело поднявшись, старик собрал оставшиеся целые стручки и ссыпал их в бумажный кулечек.

– Для нас двоих вполне достаточно.

Он подошел к жаровне, взял кочергу и решительным жестом размешал угли. Взметнулись и полетели под потолок красные искорки, подхваченные потоком теплого воздуха.

– Передайте-ка мне кастрюлю, будьте добры.

Это оказался позеленевший медный котел, на вид очень тяжелый. Байкал донес его до жаровни и водрузил сверху.

– Надо же, одной рукой! – удивился старик. – Да уж, молодость, молодость...

И принялся резать уже очищенную луковицу тонкими кружочками, которые падали прямо в кастрюлю.

– Да, вы ничего не боитесь. Именно поэтому мы вами заинтересовались. Передайте, пожалуйста, лавровый лист. Там, в баночке.

Движением головы он указал на полку, где стояли специи. Байкал подошел к ней и по очереди доставал то одну, то другую баночку, пока наконец не последовал утвердительный кивок.

– Да, вот это. Такие большие листья. Двух хватит.

Альтман бросил их в кастрюлю с горошком.

– Ваша способность противостоять опасности – не самое ценное для нас качество. У нас нет недостатка в смелых людях. Мне иногда кажется, что других просто не бывает. Все подряд занимаются боевыми искусствами, несмотря на возраст. Каждый раз, когда происходит теракт, приходится сдерживать толпу, чтобы она не ринулась на помощь пострадавшим. Как известно, террористы часто закладывают в одном месте по два взрывных устройства, надеясь устроить бойню среди сил правопорядка. Вы не накроете на стол?

Байкал открыл большой застекленный посудный шкаф и стал вынимать тарелки.

– Парадокс состоит в том, – продолжал Альтман, помешивая свою стряпню длинной деревянной ложкой, – что большинству смельчаков очень нужно чего-нибудь бояться. Вы обращали внимание? Люди везде видят опасность. Им просто необходимо чувствовать угрозу. Если им сказать, что все хорошо, это их деморализует в прямом смысле слова.

Расставляя тарелки, Байкал что-то пробормотал в знак согласия.

– А вы, – настаивал Альтман, – вы ведь тоже очень смелый человек, но при этом ничего не боитесь.

– Откуда вам знать?

– Конечно, я сужу только со стороны.

Они сидели за столом друг напротив друга. Овощи варились себе потихоньку, а сотрапезники тем временем принялись за огромное блюдо с мясными деликатесами. Альтман достал бутылку вина, которая дожидалась, лежа на полочке в углу, и попросил Байкала открыть ее.

– Много лет подряд я был как все, и такие вещи были для меня под запретом. Слишком много жира. Сами понимаете, сердце... Холестериновые бляшки... Зато с тех пор, как мне заменили все нутро...

Он постучал себя по груди.

– Новейшие синтетические материалы повышенной прочности! Так что теперь я могу отыграться. Хотите вяленую колбаску?

Байкал видел подобные яства на старинных картинах и по телевизору, но не имел ни малейшего представления о том, каковы они на вкус. Вяленая колбаска показалась ему острой и соленой, но очень вкусной.

– Вы храбрый человек, Байкал, – снова заговорил Альтман, не сводя глаз с жующего сотрапезника, – все ваши поступки это подтверждают. Вы смелы, но, в отличие от других, внешняя опасность вас не волнует. Если вам интересно мое мнение, то скажу, что вас влечет не опасность, а нечто совсем другое.

– И что же? – спросил Байкал с легкой насмешкой.

Альтман сделал вид, будто не слышал вопроса. Он налил два бокала вина и отпил из своего, смакуя каждый глоток и пощелкивая языком. Потом покачал головой. И лишь затем вернулся к разговору, пристально глядя Байкалу в глаза.

– Вот что я вам скажу, – торжественно произнес он, – компетентные органы были правы, когда не позволили вам изучать историю.

– Это еще почему? – не выдержал Байкал.

Рон Альтман не спеша вытер губы салфеткой в красно-белую клетку.

– Друг мой, история вас интересует не потому, что вы хотите ее понять. Вы хотите сами вершить историю.

При этих словах он отодвинулся назад вместе со стулом, который громко скрипнул по полу. Так он, не вставая, оказался на расстоянии вытянутой руки от жаровни. Альтман ухватил кастрюлю и поставил ее на стол.

– Вы верите, что существует какой-то другой мир за границами Глобалии. Вы не перестаете мечтать о мире, где все ваши качества: храбрость, богатое воображение, любовь к приключениям, готовность пожертвовать собой – будут востребованы. Вот почему вас так тянет в антизоны.

Байкал тряхнул головой.

– Я и сам не знаю почему.

Альтман растроганно взглянул на него поверх своего бокала.

– Это настоящее чудо! – пробормотал он, оставив прокурорский тон, которым произнес предыдущую тираду, – столько лет мы искореняем идеализм, утопии, революционный романтизм, и после всего этого еще встречаются такие натуры, как вы! Это иначе как чудом и назвать нельзя...

А потом, словно выйдя из оцепенения, добавил:

– На десерт у нас пирог с вишнями из здешнего сада. Что скажете?

Из-за его манеры, не меняя тона, перескакивать с одной темы на другую, от истории к кулинарии, создавалось впечатление, что даже в самых далеких друг от друга областях есть нечто общее. В еде порой чувствовался привкус трагедии, а история казалась своего рода гастрономическим изыском.

Альтман отворил тяжелую дверь кладовой, исчез внутри и вернулся с овальным блюдом, которое торжественно водрузил на стол, любовно разглядывая золотистую поверхность пирога. Огромные пурпурные вишни тонули в тесте, как в мягкой перине, зазывая отдать должное нежному союзу яиц и молока.

– В этом и состоит парадокс, Байкал. Повторяю, вы кругом неправы. Из-за подобных стремлений вы представляете опасность для нашего мира, любовь к приключениям делает вас нашим врагом, причем врагом грозным. Но именно благодаря всему этому вы нам и нужны.

Охватившая их после обеда задумчивость и легкое опьянение как нельзя лучше располагали к серьезному разговору. Байкал чувствовал: сейчас начнется самое главное. Альтман отодвинул свой стул и встал, увлекая за собой гостя. Они вышли в узкую дверь, которая вела в прачечную, и вскоре оказались в саду. Это была не парадная часть, а скорее задворки, где обычно сушилось белье. От земли поднимался запах слитой после стирки грязной воды и стирального порошка.

То ли это подействовало вино, то ли так падали тени, но Байкалу показалось, что лицо старика как-то вдруг осунулось и на нем обозначилось усталое, страдальческое выражение. По дороге к каменному столу и двум скамейкам, над которыми склонились высокие тисы, Альтман оперся на руку своего энергичного спутника.

– Вы слышали о позавчерашнем теракте в Сиэтле? – спросил он усталым голосом, – вы не заметили ничего странного в том, как отреагировало население?

– Я был в тюрьме.

– Да, конечно, я и забыл. Простите.

Они остановились. Альтман отпустил руку Байкала, сел на скамейку и предложил своему собеседнику устроиться напротив. На столике их дожидались две фарфоровые чашки с нарисованными пастушками, кофейник и сахарница.

– Теракт вызвал всеобщее негодование, – вздохнул Альтман, – люди потрясены. Все как обычно. Правительство пообещало наказать виновных. Объявлено, что следствие продвигается успешно и вот-вот будет обезврежена целая террористическая сеть. И все-таки меня что-то смущает.

Он замолчал, позвякивая позолоченной серебряной ложечкой по дну чашки.

– Люди больше не верят в террористов, – наконец проговорил Альтман. – Что вы об этом думаете?

Байкал пожал плечами.

– Сложно сказать. Все-таки есть погибшие. На многих это производит впечатление.

Альтман устало махнул рукой, и его костлявые пальцы нарисовали в воздухе замысловатую фигуру, словно пытались поймать пролетающую мимо пчелу.

– Конечно производит. Точно так же их потрясла бы обычная автокатастрофа. Не больше и не меньше. Это стало восприниматься как роковое стечение обстоятельств. Но образ врага, который во всем виноват, врага активного, решительного, опасного...

Каждое слово он сопровождал ударом по столу, каменная поверхность отзывалась глухим звуком.

– Этот образ уже почти стерся из сознания людей. Мы переживаем одну трагедию за другой, но никто вроде бы и не виноват. Вы понимаете, о чем я?

– Не вижу, в чем здесь проблема, – ответил Байкал, несколько осоловевший после еды.

Услышав это, Альтман поднялся с живостью, какой трудно было от него ожидать, и, пристально глядя Байкалу в глаза, прошипел ему прямо в лицо, как кошка:

– Говорю же вам, проблема в том, что людям нужно чего-то бояться. Может быть, вам и не нужно. Вы исключение. Но остальным, всем остальным это просто необходимо. Как вы думаете, зачем они каждый вечер включают телевизор? Чтобы узнать, чего еще им сегодня удалось избежать.

– С жиру бесятся.

– Мне очень жаль, но я не могу с вами согласиться. Этого не заменит никакое богатство. Понимаете, страх – редкое сокровище. Настоящий страх, который становится частью вас самих, проникает в плоть и кровь, оседает на дне сознания, крутится в голове день и ночь. А без него нельзя. В свободном обществе только он один способен удержать людей вместе. Не будет угрозы, не будет врага, не будет страха, – зачем тогда подчиняться, зачем работать, зачем мириться с существующими порядками? Можете мне поверить, хороший враг – основа стабильного общества. А у нас такого врага больше нет.

– Вы преувеличиваете, – сказал Байкал, которому очень хотелось успокоить старика.

– Простите, но вынужден вам сказать, что вы – последний, кто может об этом судить. Вы ведь никогда не верили в террористов.

– И все-таки, – попытался возразить юноша, – кто-то же совершает теракты.

– А, теракты... Вообще говоря, тут можно обойтись и без врагов...

Последовало молчание, собеседники обменялись понимающими взглядами, в которых смешались легкое удивление и ирония. Но Рон Альтман не собирался углубляться в подобные дебри, а потому решительно тряхнул головой.

– Дело не в этом. Недостаточно формально воспроизвести трагедию. Нам нужны герои, которые смогут вдохнуть в нее жизнь.

Какие-то силуэты бесшумно задвигались по парку и вскоре растаяли в тени деревьев. Похоже, целая армия слуг, телохранителей, садовников оберегала покой этих мест с таким же тщанием, с каким сторожа в зоопарке пекутся о здоровье почтенных представителей краснокнижных видов. Словно старый носорог, Альтман сокрушенно наморщил лоб и сказал:

– В каком-то смысле мы стали жертвой собственных успехов. Социальная безопасность потрудилась на славу. Церкви, мечети, синагоги, секты, пригороды, разные организации – все нашпиговано скрытыми камерами и подслушивающими устройствами. Теперь все под контролем, но у нас больше нет врага, достойного носить это имя. Опасность мы изгнали вовне, в антизоны. Но антизоны раздроблены, изолированы друг от друга. Их так часто подвергают бомбардировкам, что там не осталось никакой организованной силы, способной сопротивляться.

Внезапно Рон Альтман перестал скользить взглядом по сторонам и пристально посмотрел Байкалу прямо в глаза. При всей подчеркнутой предупредительности, любезности речей и вкрадчивости тона взгляд его был бесстрастен, холоден и тверд, как лезвие ножа.

– Естественно, добровольцев больше не найдется. Раз нам нужны хорошие враги, придется самим искать подходящих кандидатов. Вот вы, например.

Байкал остолбенел.

– Я не собираюсь становиться вашим агентом, – медленно произнес он, не отводя взгляда.

– Этого вам никто и не предлагает. Вы не получите никаких инструкций. Мы лишь снабдим вас самым необходимым, чтобы вы смогли выжить. Но никто не станет решать за вас, что вам делать.

С непроницаемым выражением лица Рон Альтман медленно опустил и поднял веки, словно огромный хищник, и продолжил свою речь:

– Где сейчас можно найти настоящую угрозу? Естественно, в антизонах, где бродят без дела толпы оборванцев. Но для этого нынешнее положение дел там должно измениться. Мы слишком ослабили антизоны. Отныне мы станем их укреплять. Мы направим туда ярких личностей, жаждущих действия и приключений, в надежде, что те сумеют встать во главе отчаявшихся масс, сплотят их, заразят своей энергией.

Потрясенный, Байкал не мог вымолвить ни слова.