Текст книги "Глобалия"

Автор книги: Жан-Кристоф Руфин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Часть четвертая

Глава 1

ДОКУМЕНТ ЭТОТ БЫЛ НАПЕЧАТАН на бумаге с высоким содержанием древесной массы, какую использовали много лет назад, в эпоху роскоши и упадка, предшествовавшую всеобщей виртуализации. Листы пожелтели от времени, и кое-где на их поверхности проступили коричневатые следы самых крупных целлюлозных волокон.

Печать была самая обычная. Похоже, речь шла не о многотиражной публикации, будь то книга или журнал, а о так называемой рабочей копии. Поскольку в то время еще не существовало удобных программ, переводящих устную речь в письменную, приходилось прибегать к промежуточной операции, которая именовалась «запись на бумаге». Более поздняя пометка карандашом гласила: «Черновик письма генерала Б. Одюбона первому Президенту Глобалии. Дар правнучки генерала, читательницы, члена ассоциации „Уолден”».

Уайз оторвал взгляд от письма генерала, которое держал в руках, и проговорил глухим голосом:

– Это одно из немногих дошедших до нас свидетельств, повествующих о тех событиях. Мне оно всегда казалось особенно волнующим.

Анрик и Кейт примостились по правую и левую руку от него в крохотном закутке между книжных рядов. Им казалось, что собранная Уайзом небольшая стопка бумаг, где перемежались газетные вырезки, статьи, письма и карты, вот-вот поможет пролить свет на все волнующие их вопросы.

Первой страницы не было. Текст начинался с середины фразы:

«...возможно, эта беспрецедентная драма, не имеющая аналога в истории, дает нам уникальный шанс. Происходящий на наших глазах разгул насилия обязывает нас срочно привести в действие программу жестких мер, направленных на выживание. Эту программу можно свести к трем основным пунктам:

– решительное и окончательное разделение территорий, которые войдут в состав будущей Глобалии, и всего того, что следует вытеснить за ее пределы;

– разрушение любых форм политической организации за пределами Глобалии;

– обеспечение целостности территории с помощью мощной и разветвленной системы внутренней безопасности.

Кроме того, ни в коем случае не следует упускать из виду принципиальное значение идеологии. Целостность Глобалии может быть гарантирована только при условии, что населению будет непрестанно внушаться мысль о нескольких основных опасностях: в первую очередь, терроризм, затем экологические катастрофы и, наконец, бедность. В основании общества должен лежать страх перед этими тремя опасностями и уверенность в том, что единственным спасением от них является глобалийская демократия. Этот страх отныне должен стать высшей ценностью, вытеснив все остальные, в особенности имеющие отношение к истории. Мы слишком дорого заплатили за фанатизм, связанный с идеей нации, национальной самоидентификацией, рели...»

На этом текст обрывался. Последней страницы тоже недоставало.

На прикрепленном сзади белом клочке бумаги кто-то приписал от руки: «Судя по всему, примерно в это же время был разработан свод законов „Об охране исторической истины”».

Эти законы ограничивали использование исторических сведений в целях национальной самоидентификации. В первое время всем народам, вошедшим в состав Глобалии, дозволялось официально отмечать только даты своих поражений. Понятие «победа» считалось подозрительным, как возбуждающее имперские амбиции и желание славы. Но очень скоро выяснилось, что воспоминания о поражениях, в свою очередь, могут порождать агрессивные, реваншистские настроения. В результате право иметь собственную историю было заменено правом на собственную традицию, причем каждому национальному сообществу отводилось ограниченное число «стандартизированных культурных элементов», существующих и по сей день. Именно тогда в массовом сознании была окончательно разорвана всякая связь между временем и пространством: отношения между народами, их история, их территория были объявлены антидемократическими понятиями. Что касается антизон, то любые представления о том, что у них могла быть какая-то своя история, искоренялись самым решительным образом. О них говорилось только, что это некие особые территории, которые характеризовались с каждым разом все более и более отрицательно. Сначала о них принято было говорить: «Они не Глобалия», потом: «Они необитаемы», и наконец: «Их не существует». Вот так постепенно вошел в обиход термин «антизоны».

Уайз рассказывал подробно, неторопливо. Его явно забавляло то, с какой жадностью Кейт с Анриком набрасывались на документы, которые он им показывал, с каким нетерпением ждали, когда же он закончит говорить о столь давних событиях.

– Не торопитесь поскорее приблизиться к настоящему, – посоветовал он, – не стоит жалеть времени на то, чтобы обратиться к той драматической эпохе, когда возникла Глобалия, антизоны и все, что теперь нас окружает. Иначе мы не ничего не сможем понять в том, что творится вокруг нас сегодня.

Уайз так радушно встретил Кейт, что девушка сразу же почувствовала себя в «Уолдене» как дома. Она была рада побеседовать со стариком, который, отнюдь не превращая разговор в допрос, задал ей множество вполне конкретных вопросов обо всем, что случилось с Байкалом. Анрик без труда уговорил Кейт доверить Уайзу ее мобильный, чтобы осторожно выяснить, действительно ли сообщение пришло от Байкала. Даже если бы какие-то коды оказались зашифрованы, не исключено было, что все равно удастся разузнать, откуда оно отправлено.

Президенту «Уолдена» потребовалось меньше двух суток, чтобы подтвердить, что сообщение действительно было отправлено из антизон, а отправителем значился некто Тертуллиан, зарегистрированный как бизнесмен. Скорее всего, речь шла о мафиози, живущем по ту сторону границы и тайно поддерживающем отношения с Глобалией.

Слово «мафиози» звучало до странности анахронично. Оно ассоциировалось разве что со старинными фильмами про гангстеров да с аттракционами в развлекательных исторических парках, посвященными Чикаго времен «сухого закона». А при упоминании о границе Анрик буквально подскочил от удивления:

– А я всегда думал, что глобалийская федерация объединяет весь мир!

В первые дни Уайз старался не перегружать их информацией. Он видел, что молодые люди чересчур возбуждены, что все их мысли заняты полученным сообщением. Услышав вопрос Анрика, старик посоветовал друзьям немного сбавить темп.

– Об этом я расскажу завтра, а заодно покажу вам кое-какие документы, имеющие отношение к делу, – сказал он.

И вот на следующий день они снова сидели, склонившись над столиком, где лежала небольшая стопка бумаг, увенчанная письмом Одюбона. Кейт и Анрик с трепетом ожидали продолжения.

– Слишком углубляться в прошлое тоже нет никакой необходимости, – начал Уайз. – Достаточно знать, что незадолго до создания Глобалии будущие антизоны пережили полный экономический крах, который явился следствием затяжного кризиса. Массовый отъезд глобалийцев, отток инвестиций, бесчисленные войны привели в упадок многие территории, особенно в Африке и Латинской Америке.

– Это и есть тот разгул насилия, о котором упоминает в своем письме генерал?

– Нет, он говорит о том, что происходило в самой будущей Глобалии. Разнообразные потрясения, этнические и религиозные конфликты, рост фанатизма и экстремизма... Историки между собой называют эту эпоху насилия и смут эрой великих гражданских войн.

Покопавшись в своих бумагах, Уайз в конце концов нашел портрет довольно молодого мужчины с тяжелой нижней челюстью и глазами, устремленными куда-то вдаль.

– Это и есть Одюбон. Он сумел извлечь пользу из гражданских войн. Генерал был достаточно умным человеком, чтобы понимать, что порядок не установится сам по себе и для его восстановления нужно вступать в союз не с политиками, которые уже тогда ничего не решали, а с экономическими силами. Нельзя сказать, что идея Глобалии принадлежала ему одному, но именно этот человек со своими единомышленниками сумел воплотить ее в жизнь.

– Как же они этого добились?

Вытащив из стопки бумаг книжечку в желтом переплете, Уайз указал пальцем на краткую статью какого-то закона.

– Основная мысль состояла в том, что надо закрыться от остального мира. Они выставили за дверь, то есть в антизоны, всех, кто был в чем-то с ними не согласен. А одновременно издали вот этот закон.

Анрик и Кейт прочли короткий текст, озаглавленный «Отмена гражданства и национальности». Он предоставлял одинаковые права всему населению Глобалии.

– Официально считается, что этот документ знаменует собой рождение всемирной демократии. Однако при этом забывают упомянуть, что, назвав себя всемирной, демократия автоматически объявила несуществующей большую часть человечества.

– Глобалия закрыла границы, и этого оказалось достаточно, чтобы восстановить мир? – спросила Кейт.

– Разумеется, нет. Пришлось прибегнуть к жестким репрессиям, установить пристальную слежку за всеми гражданами.

Рассказывая, Уайз выглядел задумчивым, а голос его звучал взволнованно, словно за этими общими фактами стояли какие-то куда более личные, более печальные воспоминания.

– Гениальность создателей Глобалии состояла прежде всего в том, что они решили воздействовать на сознание людей. Одюбон совершенно ясно заявляет об этом: войну следует вести против любой идеологии, любой активной политической позиции, против любой общественной деятельности.

Уайз поднял голову и по очереди посмотрел на своих собеседников. В его взгляде читались нежность и лукавство.

– Демократия отличается от всех других целей, за которые люди когда-либо вели борьбу, – продолжил он. – Она требует отказа от любой борьбы за что бы то ни было. Люди, живущие в Глобалии, полностью сосредоточены на своей личной жизни, не интересуясь ничем другим. Как рекомендует в своем письме Одюбон, их объединяет вовсе не общий идеал, а всего лишь общий страх.

– А что произошло с антизонами? – спросила Кейт, которая уловила в этих словах сходство с тем, что в свое время говорил ей Байкал, и с новой силой затосковала о нем.

– В них было уничтожено все, что имело хоть какое-то сходство со сложившимся государством, под тем предлогом, что террористы могли найти там поддержку.

– Но военные, которые бывают в антизонах, – возразил Анрик, подняв вверх острую бровь, – должны знать правду. Почему же никто до сих пор не предал ее огласке?

– Те, кто по роду своих занятий вступает в какой-либо контакт с антизонами, должны проходить строжайший психологический контроль. С помощью соответствующего лечения им помогают «забыть» все, что они там видели. А что касается прессы, то вы ее знаете лучше меня: туда проникают лишь два вида сведений, связанных с антизонами: ухудшение экологической ситуации и гуманитарная помощь пострадавшему населению. Новости из антизон – это войны и катастрофы.

– И никому еще не удавалось перебраться по ту сторону границы? – отважилась спросить Кейт.

Уайз посмотрел на нее немного искоса. Казалось, он колеблется.

– Конечно удавалось, – наконец отозвался старик. – Не могу вам показать никаких письменных свидетельств, но при всем том у нас есть вполне достоверная информация. Среди наших читателей попадаются самые разные люди...

Не переставая говорить, Уайз извлек из пачки еще один документ. Это был удлиненный лист бумаги, сложенный в гармошку. Когда старик развернул его на столе, все увидели, что это карта. По доброй половине листа были разбросаны большие круги, порой изолированные, порой объединенные в целые грозди.

– Это карта мира. Довольно редкая вещь по нынешним временам. Как вы знаете, из-за террористической угрозы подобные документы находятся под запретом. Общедоступными остались только путеводители, в которых подробно описываются привлекательные для туристов места.

– Как давно она была создана? – спросил Анрик, который теперь думал как историк.

– Конечно, не вчера, но, в общем и целом, можно сказать, что она верно отражает нынешнее положение вещей.

Своей костлявой рукой с ломкими ногтями Уайз разглаживал поверхность карты, стараясь распрямить складки.

– Как видите, Глобалия располагается по большей части в Северном полушарии. Больше всего принадлежащих ей территорий находится в Северной Америке, в Европе вплоть до Урала, в Китае и наверняка на многих островах Дальнего Востока, хотя оттуда информации поступает гораздо меньше. Во всех этих регионах население сконцентрировано в огромных крытых комплексах, называемых безопасными зонами. Между ними сохраняются неконтролируемые пространства, порой густонаселенные (раньше они именовались пригородами), а порой безлюдные – то, что в прошлом называли сельской местностью. Внутри этих пустых территорий порой встречаются отдельные безопасные зоны, предназначенные для промышленных или военных целей.

Указательный палец Уайза переместился в середину листа и начертил на поверхности континентов нечто вроде невидимого экватора.

– По ту сторону черты, разделяющей Северное и Южное полушария, присутствие Глобалии уже далеко не так заметно. Центральная Америка, Карибы, Средиземное море, Кавказ образуют некую невидимую границу, за которой пропорции резко изменяются. Видите, антизоны теперь составляют большинство, тогда как глобалийские поселения встречаются все реже и реже. Отдельные безопасные зоны располагаются на большом расстоянии друг от друга. Как правило, речь идет о портовых или туристических городах или же о местах добычи полезных ископаемых.

Эта карта открывала перед Кейт и Анриком множество возможностей и вызывала бесчисленные вопросы. При всей своей внешней простоте этот документ показывал, что, в отличие от общепринятого мнения, которое на самом деле было частью официальной пропаганды, Глобалия занимает далеко не весь мир, а представляет собой территорию или, вернее, целый ряд территорий с четкими границами, более или менее сгруппированных друг с другом островков. В итоге оказывалось, что она совсем не так уж велика.

– Получается, – вскричала Кейт, окинув взглядом округлые контуры безопасных зон, – что Глобалия – это архипелаг!

– Именно, архипелаг, – подтвердил Уайз, пристально глядя на девушку, – но границы этого архипелага никак нельзя называть естественными. Их создание было хорошо продумано, организовано, и оно, без всякого сомнения, еще далеко не закончено.

Из всего сказанного следовало не только то, что Глобалия представляет собой архипелаг, а с безопасными зонами соприкасаются огромные неконтролируемые территории, но и то, что далеко не все участки границы одинаково непреодолимы.

Байкал совершил большую ошибку, когда предложил Кейт бежать из зала для трекинга. Выбрав суперсовременный комплекс, они попали на территорию с совершенной системой безопасности. А ведь были и другие, менее тщательно охраняемые зоны, особенно на периферии и в старых частях города, где разделительные сооружения только еще строились.

Как раз к такому выводу пришел в это время Анрик, который спросил:

– Как вы думаете, а нельзя ли и в наше время перейти границу, используя одно из этих слабых мест?

И, желая внести ясность, добавил:

– Не сможет ли Байкал вернуться назад, пробравшись через одну из таких брешей в границе?

Широко разводя руки, Уайз складывал карту. Он дождался, когда общее волнение немного уляжется, и ответил:

– Сложность здесь состоит не столько в глобалийских границах. Насколько нам известно, контроль осуществляется в антизонах. Там есть целый ряд людей, военачальников и мафиозных главарей, состоящих на службе у Глобалии.

Старик несколько раз подряд сложил карту, чтобы та наконец перестала раскрываться веером, а потом добавил:

– Имея нужные связи, легче всего было бы действовать в противоположном направлении.

Кейт и Анрик взглянули на него с таким удивлением, словно не совсем поняли, о чем идет речь. А потому Уайз терпеливо пояснил:

– Да, я полагаю, что вам будет гораздо проще присоединиться к нему, чем ему к вам.

Глава 2

УКРЕПЛЕННАЯ ДЕРЕВНЯ, куда провела своих гостей Елена, была расположена на вершине холма. Вершина эта титаническими усилиями землекопов была превращена в ровную площадку, тогда как срытая земля, отброшенная по краям, послужила материалом для защитных сооружений. Таким образом, оказавшись по другую сторону крепостной стены, нужно было еще спуститься по насыпи, чтобы попасть в поселок, который представлял собой широкий кратер диаметром несколько сотен метров. Все население столпилось на небольшой площадке у главных ворот, а потому узкие улочки совершенно обезлюдели. Под предводительством энергичной Елены Байкалу, Фрезеру и Говарду представилась редкая честь свободно пройти по пустой деревне, не проталкиваясь сквозь толпу.

На взгляд глобалийца, поразительнее всего в местных постройках была гремучая смесь природных материалов и предметов, созданных человеком. Байкал и его спутники уже наблюдали подобное смешение, когда проходили вдоль крепостной стены. Каждый дом представлял собой немыслимое нагромождение веток, глиносоломы, вырытых прямо из земли сланцевых камней. Ко всему этому добавлялись крыши, облицованные расплющенными канистрами и банками из-под пива, и металлические рамы, вырванные из каких-то промышленных конструкций. Кое-где попадались и рекламные щиты, и спиленные столбы, и железный лом. Еще удивительнее выглядели разные части автомобилей: вделанные прямо в каменную кладку дверцы, приспособленные вместо окон и открывавшиеся внутрь с помощью специальной ручки; хромированные решетки радиатора над дверью; на крышах вместо шифера – расположенные в шахматном порядке капоты.

Но Елена шла так быстро, что не оставляла своим спутникам времени оглядеться по сторонам. Они пересекли полдеревни и наконец оказались в центральной части, огороженной забором. Сначала им на глаза попалось семь или восемь лошадей. В углу пастбища стоял металлический ветряк. Его явно укоротили, чтобы он не был слишком заметен издалека, так что гигантские лопасти со свистом вертелись над головами, в нескольких метрах от земли. Рядом, ожидая возвращения кузнецов, гудела кузня с огромными мехами. Потом гости прошли мимо ангара. Вдоль стен выстроились стойки, на которых расположился внушительный арсенал ружей, пулеметов, гранатометов. Под каждым из них, словно в школьной раздевалке, висела табличка с именем владельца. В центре ангара стояли телеги с пушками. Судя по торчавшим дышлам и оглоблям, в них запрягали лошадей.

Завернув за угол, друзья вышли на квадратную площадь, достаточно широкую, чтобы на ней могли уместиться все жители деревни. В одном конце площади высилась прямоугольная колонна. На самом верху ее была установлена железная коробка, а перед колонной стоял небольшой помост. Елена поднялась на него и предложила Байкалу последовать ее примеру.

– Каждое утро и каждый вечер здесь собирается вся деревня, – пояснила Елена. – У нас это называется «агора».

У нее на запястье был надет редкий механизм: часы со стрелками.

– Прекрасно, – сказала она, – осталось меньше двух минут.

Толпа, по обыкновению, безмолвно заполнила площадь. Елена подошла к водруженной на пьедестал металлической коробке и распахнула ржавые створки. Внутри оказался зеленоватый аппарат, передняя панель которого представляла собой выгнутую стеклянную пластину. Елена покрутила кнопки на боковой панели, и аппарат глухо заурчал. По поверхности поплыли белые полосы, похожие на молнии, затем послышалось громкое бульканье.

– Юрий! – крикнула сестра Говарда, – Чего ты ждешь?

Невысокий человек на крыше ангара выбивался из сил, пытаясь настроить огромную белую антенну. Вдруг все собравшиеся дружно ахнули, и удивленный Байкал увидел несколько размытые, но вполне узнаваемые тит-ры «Юниверсал Геральд». Аппарат оказался предком современных экранов. Когда-то именно его именовали телевизором. В Глобалии подобные редкости еще можно было увидеть в некоторых исторических развлекательных парках. Елена убавила звук и прикрыла створки.

– Дорогие друзья, – начала она, – сестры, братья, все, кто разделяет наши бунтарские идеалы. Сегодня для нас с вами настал великий день.

Голос у Елены был сильный, зычный. Он мощным потоком вырывался из широкой груди, как из глубокой пещеры, но, достигнув строгих губ, лился уже степенно и размеренно, такой же ровный, как ее туго заплетенные косы.

– Иные из вас родились бунтарями. Другие присоединились к нам сами, потому что верят, что однажды мы победим. Поверьте мне, этот день еще никогда не был так близок, как сегодня.

Она снова взглянула на часы.

– Осталась одна минута. Этого как раз хватит, чтобы всем вместе спеть старинный гимн наших предков: «Завтра мы будем на Капитолии».

Елена сделала шаг назад, словно для разбега, и запела:

 
Мы бунтарское племя, бунтарскому делу верны.
Лучше счастья не знать, чем другого покинуть в беде.
Мы тоскуем по миру где люди, как братья, равны.
Никогда не сдается бунтарь, никогда и нигде.
Завтра мы будем на Капитолии!
 

Фрезер, стоявший у подножия помоста, скривился и заткнул уши. Увы, если сама Елена пела очень неплохо, то толпа фальшивила самым отчаянным образом. Отсутствие слуха и голоса искупалось искренним воодушевлением, так что даже самые безголосые, нимало не стесняясь, распевали гимн во все горло.

Из любви к искусству некоторые из собравшихся решили было повторить припев, но Елена уже открыла створки коробки и теперь с натугой крутила сломанную ручку, стараясь сделать погромче.

Телеведущий, который из-за помех предстал на экране с ярко-розовыми щеками и фиолетовыми волосами, объявил основные темы выпуска. Он посулил зрителям целую вереницу интереснейших спортивных результатов, раззадорил аудиторию фрагментом репортажа о прорыве дамбы в Китае, а потом провозгласил, что в первую очередь следует обратиться к теме борьбы с терроризмом.

Дело заминированной машины, взорвавшейся в Сиэтле, получило новое развитие. Тут на экране возникло лицо Байкала. Это была старая фотография, сделанная во время каникул. Ее слегка обработали, чтобы придать облику юноши большую суровость. Сказывалось и плохое качество изображения. И все же, несмотря на все эти искажения и на бороду, выросшую за последние суматошные дни, Байкала вполне можно было узнать. Елена зааплодировала ему, и вслед за ней толпа восторженно приветствовала гостя. Поднявшийся шум, к немалому огорчению Байкала, перекрыл слова диктора. На экране замелькали кадры, отснятые в каком-то банке, потом показали подозреваемых с руками на затылке и, наконец, крупным планом, фотографию мафиози, через которого Байкал отправил сообщение Кейт. Юноша не смог сдержаться, чтобы жестом не попросить тишины, и толпа тотчас же повиновалась. По сказанному в конце репортажа можно было понять, что глобалийские власти обезвредили некие финансовые структуры, оказывавшие поддержку терроризму. Их удалось рассекретить благодаря тому, что Байкал уже после теракта сделал новый денежный перевод. При этом ни словом не упоминалось, с какой целью были перечислены деньги. Имя Кейт тоже ни разу не прозвучало.

– Почему они показали Тертуллиана? – шепнул Фрезер Байкалу на ухо.

– Поняли, что он нам помогал. Я не расслышал, что с ним случилось дальше. Они сказали только, что будут бомбить территории, которые оказывают поддержку терроризму.

– Если его убили, нам повезло. А живой он обязательно будет нам мстить.

Репортаж закончился. Затем выступило несколько известных политиков, повторивших положенные формулы. Наконец ведущий программы подытожил все сказанное, особенно выделяя голосом некоторые фразы, способные потрясти зрителей и посеять страх среди населения. Успехи последней антитеррористической операции только подтверждали всю серьезность угрозы, а значит, в самое ближайшее время следовало ожидать новых кровавых терактов.

Дальше шли новости спорта. Елена выключила телевизор и вновь призвала толпу чествовать Байкала. Потом она дала всем знак разойтись и пригласила гостей заглянуть к ней в кабинет.

Байкал все никак не мог прийти в себя оттого, что только что видел на экране собственную фотографию и осознал, как велик масштаб той чудовищной игры, в которую его втянул Альтман.

У входа в здание, где располагались офисы, между бунтарями и Фрезером произошла небольшая стычка.

– Эй! – сказала Елена, – а ты кто такой?

– Не обращай внимания, – успокоил ее Говард, – это простой виллан, он прислуживает Байкалу.

Фрезер страшно возмутился:

– То есть как «простой виллан»? Я Фрезер, из племени фрезеров. И мы, фрезеры, в жизни никому не прислуживали, с тех самых пор, как наш предок вернулся из Детройта.

– Успокойся, – сказал Говард, – никто не хотел тебя обидеть.

– Фрезер... Где-то я уже слышала это название... – задумчиво проговорила Елена. – В какой части света живет твое племя?

Фрезер пожал плечами. Байкал уже знал, что его друг просто не в состоянии ответить на столь абстрактный вопрос.

– Неужели ты не представляешь себе, – настаивала Елена, – где живет твое племя? У вас что, еще не побывали бунтари?

– Захаживали к нам всякие там болтуны, чертовы проповедники да бездельники вроде вас. Но мы их к себе и близко не подпускаем. С вами только так и можно.

Елена повернулась к брату и проговорила, как бы размышляя вслух:

– Фрезеры... Кажется, я слышала это слово в разговоре о Недоступных Землях. Когда наша картографическая миссия вернулась с юго-запада.

– Как бы то ни было, – вмешался Байкал, – он заслуживает доверия. Я за него ручаюсь.

Фрезер еще немного поворчал, но было видно, что он счастлив и горд тем, что друг за него заступился. Он торжествующе посмотрел на двух бунтарей, словно школьник, с которого только что смыли несправедливое обвинение.

Наконец все вошли в здание. Первая комната представляла собой длинный зал, где рядами стояли скамьи и парты. На большой черной доске круглыми буквами было написано стихотворение. Судя по раскрытым бумажным тетрадям, лежавшим на партах, дети вот-вот должны были вернуться в класс.

– У нас здесь двести учеников, – гордо провозгласила Елена.

– А чему вы их учите? – спросил Байкал, разглядывая странные карты на стенах, шары, изображающие землю, и таинственные толстые книги на полках, почерневшие и потрепанные от бесконечного использования.

– Прежде всего говорить и писать на правильном англобальном языке. В одной нашей деревне живут носители без малого тридцати языков. Надо же всем этим людям общаться между собой. А главное, мы должны подготовить их к возвращению.

– К возвращению? Куда? В Глобалию?

– Мы, бунтари, верим, что ни наше изгнание, ни разделение мира не вечны. Видите эти карты и глобусы? Мы сами их делаем по образцам, которые наши предки взяли с собой, когда бежали из Глобалии. Они воспроизводят мир таким, каким он был, когда еще не утратил единства. Значит, когда-нибудь мы просто вернемся к себе домой.

– Завтра мы будем на Капитолии! – воскликнул Говард и широко улыбнулся.

Байкал подошел к карте, на которой был изображен американский континент с подробно обозначенным рельефом и тонкой сетью границ.

– Наверняка с тех пор все сильно изменилось, – заметил юноша, – ведь прошло столько времени...

– Именно поэтому мы регулярно организуем картографические миссии. Мы стараемся быть в курсе всех изменений, во всяком случае в отношении тех территорий, к которым у нас есть доступ.

Рассказывая все это, Елена ходила вдоль рядов. Время от времени она брала в руки то книгу, то тетрадь из тех, что лежали открытыми на партах.

– И еще, конечно, мы преподаем историю. Видите, этот класс сейчас проходит Древнюю Грецию.

Книги мало чем отличались от тетрадей. На самом деле, это были рукописные копии с печатных оригиналов, сделанные очень умелой рукой. Елена пояснила, что те немногие книги, которые бунтарям удалось унести с собой во время своего исхода, хранятся в специальном тайнике, тогда как все пользуются копиями, переписанными от руки или отпечатанными на старинной машине, именуемой ротатором.

Покинув классы, Елена и ее гости прошли по коридорам, пересекли двор, поднялись по высокой деревянной лестнице, довольно умело сооруженной из обтесанных кругляков, и оказались в комнате, окна которой находились на уровне крепостных стен. Оттуда было видно всю деревню. Стены, пол и потолок были обиты досками. Хотя доски эти явно были найдены на свалке и на некоторых из них еще сохранялись следы надписей, вымытые щелоком, они приобрели одинаковый светлый оттенок. Во всей комнате пахло свежестью и чистотой. Обстановку составляли предметы двух типов. Как ни странно, при всей своей противоположности они вполне гармонировали друг с другом. Во-первых, там было много оружия. Какие-то его виды, например инкрустированные драгоценными камнями кинжалы, развешанные по стенам шпаги и сабли, служили только для украшения. А вот три автомата на стойке за письменным столом выстроились в ряд вовсе не для красоты. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они заряжены. Вещи второго типа выдавали присутствие женщины или даже маленькой девочки. Парусиновые шторы, обрамлявшие окно, наверняка шились вручную долгими вечерами.

Об этом свидетельствовали неровные сборки и кайма. На полке примостились две разодетые в пух и прах пластмассовые куклы. В деревянной рамке, обклеенной разноцветными блестками, красовалась кошка. Ее нарисовали в горделивой позе животного, привыкшего к поклонению. Решительная Елена со своими широкими, мощными плечами, длинными косами, поджатыми губами и чистыми глазами всем своим видом оправдывала такое соседство, примиряя кукол с автоматами. Эта комната была ей под стать.

Байкал опустился в большое кресло, сооруженное из отростков оленьих рогов. Несмотря ни на что, оно оказалось довольно удобным, Фрезера пришлось долго уговаривать, чтобы тот не садился на пол. Кое-как устроившийся на деревянном табурете, бедняга казался таким неуклюжим, что, глядя на него, все невольно улыбнулись. Третий стул занял Говард, тогда как Елена осталась стоять за своим столом. Глядя на брата и сестру, Байкал удивился, как мало между ними общего.

– Итак, – зычным голосом провозгласила Елена, – сначала я расскажу о том, в какой ситуации находимся сейчас мы. А потом вы изложите свой план, и мы начнем выполнять ваши распоряжения.

Байкал постарался не подать виду, но при этих словах ему стало ясно, что у него осталось всего несколько минут на то, чтобы принять какое-то решение, если он хочет продолжать ломать все ту же комедию.