Текст книги "Глобалия"

Автор книги: Жан-Кристоф Руфин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– Конечно нет! – воскликнула Кейт. – Его это всегда так возмущало! Каждый раз, когда об этом заходил разговор, Байкал говорил, что теракты – самая гнусная вещь на свете. Например, когда накануне нашего ареста взорвалась машина...

Они постепенно замедляли шаг и в конце концов остановились в тихом переулке напротив магазина женского белья. Кейт повернулась к Анрику и заметила, что с тех пор, как речь зашла о заминированной машине, он смотрел на нее как-то странно.

– Да, – подтвердила она, – накануне. Тебя что-то в этом смущает?

– Накануне... – повторил Анрик, но под взглядом ее черных глаз осекся и опустил голову.

– На что ты намекаешь? Что Байкал подложил бомбу, а потом попытался сбежать из зала для трекинга? Это не так.

Она почти кричала, и Анрик огляделся по сторонам, чтобы увериться, что в переулке по-прежнему безлюдно.

– Это неправда, слышишь?

Кейт с такой силой вцепилась в плащ Анрика, что фетр затрещал у нее в руках.

– Осторожно, – вскричал он, – Это старинная вещь! Ты его порвешь.

– Плевать мне на твой плащ! Посмотри на меня. Ты меня слышишь? Это все неправда! Байкал хотел сбежать вовсе не поэтому. Теракт тут ни при чем. Он хотел свободы! Хотел увидеть бескрайние луга, грозовые небеса, все, о чем мать ему рассказывала в детстве! Байкал – поэт, а не террорист!

Все эти дни, когда она мучилась от неизвестности и одиночества, ждала, терпела унижения, в один миг всплыли в памяти Кейт. Внезапно она разрыдалась, уткнувшись Анрику в плечо. Несмотря на охватившее его смущение, он нежно погладил ее по волосам, судорожно оглядываясь по сторонам. Кейт успокоилась.

– Прости, – сказала она.

А потом по-дружески взяла его за руку, и так они пустились в обратный путь: легкая, теплая рука девушки в ледяной, дрожащей руке Анрика.

Улицы являли собой удручающее зрелище. Потоки воды несли отбросы и нечистоты. Мимо, фальшиво горланя какие-то песни, проходили компании гуляк. Лица с растекшимся макияжем напоминали уродливые маски. Праздник был еще в разгаре, но ко всеобщему веселью уже примешивалось уныние, ведь все знали, что дождь будет беспрерывно лить всю следующую неделю и придется безвылазно сидеть дома и скучать. Это было слишком дорогостоящее мероприятие, чтобы проводить его несколько раз в год, а потому всем осадкам давали выпасть за один раз, в течение восьмидесяти дней, пока не восстановится равновесие в экосистеме.

Дойдя до квартала, где жила Кейт, они попрощались. По дороге домой Анрик успел во всех подробностях обдумать план предстоящей битвы. Чтобы отыскать Байкала и восстановить справедливость, нужно было сначала найти ответ на множество вопросов. Кто принял решение о высылке? С какой целью? Что представляют собой антизоны, в которых он якобы скрывается?

Эта история, вкупе с его собственным несправедливым увольнением из «Геральда», заставила Анрика по-новому взглянуть на мир вокруг него. По сути, если не считать некоторых старомодных воззрений, унаследованных от бабушки, Анрик всегда был лояльным глобалийцем. Он был искренне убежден в том, что ему выпало великое счастье жить в совершенном демократическом обществе. А теперь его терзали смутные сомнения, и от этого Анрику делалось не по себе.

В толпе ему виделись одни только тупые, обрюзгшие лица. Как обычно, несмотря на праздник, из торговых центров выходили десятки покупателей, толкая перед собой тележки, доверху нагруженные разными сладостями и другими ненужными вещами. Их искусственно созданные желания, едва исполнившись, сразу же оборачивались разочарованием: яркие наряды выцветали, заводные игрушки ломались, у моющих средств заканчивался срок годности. Запрограммированное устаревание вещей давно стало частью привычного жизненного уклада. Каждому было известно, что это необходимое условие успешного функционирования экономики. Приобретать новые товары считалось неотъемлемым правом каждого гражданина, но долгое обладание угрожало бы постоянному обновлению производства. Вот почему гибель вещей была изначально заложена в них самих, и механизм ее проектировался не менее тщательно, чем сами товары.

Анрик чувствовал, как им овладевает самое черное уныние.

Между тем он вышел на площадь, которая была залита водой настолько, что напоминала неглубокий бассейн. Прохожие пересекали ее, закатав брюки и умиляясь при виде чего-то, что плавало у них под ногами. Когда Анрик тоже отправился вброд, его больно цапнула за щиколотку чья-то красная клешня. Он вскрикнул, вызвав приступ всеобщего веселья. Оказалось, он совершенно забыл, что в этот день, помимо Праздника дождя, отмечался еще и День краба. По площади ползали сотни черных, серых, красных, больших и маленьких существ с клешнями. Вокруг импровизированного бассейна разместились палатки, торговавшие безделушками в форме краба, лакомствами со вкусом краба (конечно же, искусственного происхождения) и разными другими вещами с изображением вышеозначенного животного. Вне себя от злости, Анрик едва не раздавил одну из этих отвратительных тварей. Сотрудники Зоозащиты стояли неподалеку, скрестив руки на груди, и бдительно следили за происходящим. Сделай он нечто подобное, они не преминули бы составить протокол.

Анрик поднялся к себе по пожарной лестнице, перескакивая через ступеньки и чертыхаясь. Его каморка выглядела еще более запущенной, чем раньше. Но теперь впечатление беспорядка создавали разбросанные повсюду бумажные листы, а с точки зрения Анрика, бумага не имела ничего общего с грязью. Едва успев войти, он бросился на постель и включил экран, чтобы узнать последние известия.

Спорт снова занял в новостях главное место. Анрику пришлось добрых четверть часа выслушивать результаты всевозможных соревнований, смотреть интервью с болельщиками и фрагменты матчей. Затем последовала нескончаемая череда катастроф, а за ней – репортаж о гигантской стройке, которая должна была соединить в единый комплекс три безопасные зоны, расположенные на Урале.

Анрик уже принялся было позевывать, когда на экране возникло лицо Байкала. Дикторский голос за кадром объявил, что сейчас начнется специальный репортаж о борьбе с терроризмом. Репортаж предваряли титры, в которых вкратце излагались предыдущие события, так что создавалось впечатление, будто это какой-то нескончаемый телесериал. В тот вечер зрителю предлагалось перенестись в Малайзию. Живописная панорама побережья и островов, снятая с самолета, служила фоном для тревожных сообщений о том, что были обнаружены новые ответвления «Сети». Десять мужчин в набедренных повязках злобно смотрели в камеру. У этих людей было изъято большое количество взрывчатых веществ, и они сознались в своей принадлежности к террористической организации. Затем последовало интервью какого-то политолога. Примостившись на краю фонтана во дворе своего исследовательского центра, он глубокомысленно вещал, осторожно подбирая слова, но в результате не сказал ничего, кроме обычных банальностей. Политолог разъяснял зрителям, почему все эти события, с одной стороны, были вполне закономерны, а с другой – совершенно непредсказуемы. В конце передачи была представлена подробная схема преступной организации. Вокруг Байкала располагались разнообразные пособники, посредники, сообщники, составлявшие центральное звено. Ниже шли боевики второго эшелона, а на следующем уровне – четырнадцать террористических ячеек, на данный момент выявленных в мире. Многие ответвления были помечены вопросительными знаками.

Затем начался прогноз погоды, как всегда чрезвычайно лаконичный, поскольку он сводился к перечислению населенных пунктов, где были неисправны пушки для разгона облаков.

Анрик раздраженным жестом выключил экран и во весь рост вытянулся на кровати. Вся эта история казалась все более невероятной. Если бы даже он не проникся таким доверием к Кейт, то все равно никогда в жизни не поверил бы, что между исчезнувшим студентом и огромной террористической организацией, которой он якобы руководил, может быть нечто общее.

Но повторяющиеся один за другим репортажи, изобилие и точность сведений, которые в них сообщались, могли убедить кого угодно. Было почти невозможно представить себе, что одновременно столько людей ошибается или тем более лжет. Анрик почувствовал, что его убежденность поколеблена. Мысль о том, что Байкал все-таки может быть виновен, постепенно овладевала его умом. Меланхолия, усталость и треволнения последних дней – все располагало к пессимизму и сомнениям. Но Анрик изо всех сил старался не поддаваться этому искушению.

Он чувствовал себя страшно одиноким и не знал, как справиться со всеми навалившимися проблемами.

В конце концов он уснул, одолеваемый мрачными мыслями. И только глубокой ночью, проснувшись, чтобы глотнуть воды, заметил бумажку, которую кто-то подсунул под дверь.

Записка была упакована в умело сложенный и склеенный листок бумаги, который когда-то именовался конвертом. Такие вещицы давно стали редкостью. На конверте каллиграфическим почерком черными чернилами было написано имя Анрика. Сперва он подумал, что это от Кейт, и удивился, как здорово она владеет пером.

Но, едва вскрыв конверт, сразу понял, что письмо вовсе не от нее. Текст был короткий, написанный менее изящным, более угловатым почерком. Анрику показалось, что это писал мужчина.

Господин Пужолс,

Посылаем вам новый членский билет ассоциации «Уолден». Пожалуйста, обратите внимание, что отныне вы состоите в другом отделении ассоциации.

С уважением.

К записке прилагалась карточка, похожая на ту, которую у него недавно так грубо отобрали. Только под заголовком «Уолден» значилось «центр № 8» и был указан другой адрес.

Анрик пребывал в таком смятении, что любой мелочи было достаточно, чтобы вселить в него надежду. Несмотря на то что все это выглядело довольно странно, он вполне утешился и уснул со счастливой улыбкой.

Глава 3

ПО МЕРЕ ПРИБЛИЖЕНИЯ К ГОРОДУ пейзаж самым удивительным образом изменился: еще нигде раньше – ни в засушливых районах, ни в лесных краях, где обитали разные племена, – Байкал с Фрезером не видели столько возделанных земель. Чем ближе становился город, тем более сельской выглядела местность. Вместо уже привычных песчаных равнин, лесов, зарослей кустарника путников окружали вспаханные и засеянные поля, на которых созревал тощий урожай.

При этом на окраинах города громоздилось невероятное множество руин, развалин, полуразрушенных бетонных или железных сооружений. Время пощадило эти постройки, но до неузнаваемости изменило их облик.

Поля здесь возделывали с помощью примитивного плуга. Люди и волы трудились бок о бок, по-братски делили все тяготы, вместе обливаясь потом и утопая в одной и той же грязи.

Что до техники, то все, что от нее осталось, застыло в вечной неподвижности. Посреди полей и вдоль дорог покоились обломки механического мира, который в былые времена отделял человека от остальных земных тварей. Чаще всего на глаза попадались ржавые кузова, нигде до этого не встречавшиеся в таком количестве: легковые автомобили, грузовики, трактора, прицепы, краны. Иные из этих древних созданий, порожденных промышленностью, больше уже ни на что не годились. Изъеденные ржавчиной металлические опоры, с которых кое-где еще свисали провода, служили пристанищем одним лишь воронам. Порой на этих фок-мачтах развевались подхваченные ветром лохмотья. Издалека они напоминали благородные боевые знамена, брошенные побежденным войском на поле битвы. К счастью, многим из этих развалин применение все-таки нашлось. Пусть они использовались не по прямому назначению, зато продолжали исправно служить людям. Кузова машин приспосабливались под жилье или курятники, возвышавшиеся над полями кабины грузовиков – под сторожевые башни. Железнодорожные вагоны без тележек непонятно каким чудом были рассеяны по высоким холмам и вдоль ручьев. Их разгородили, обустроили, заткнули дыры ветками и листвой, и внутри теперь обитало множество разного народа.

Все это выглядело бы вполне сносно и даже живописно, если бы не отравленный воздух и не загрязненная почва. На дорогах, которые вились среди полей, то и дело попадались какие-то мерзкие, вонючие лужи. Неподалеку от заводских развалин по обочинам текла ручьями темная и липкая жижа, порой затоплявшая и всю дорогу.

Трудно было удержаться, чтобы не сойти с дороги и не двинуться напрямик через ухоженные поля, где над вспаханной землей поднимались нежные зеленые всходы. Но Фрезер решительно отговорил Байкала от этой затеи. Все работавшие на поле крестьяне были вооружены. У каждого висела на плече винтовка, и он без колебаний пустил бы ее в ход, посмей кто-нибудь бесцеремонно топтать плоды его трудов.

Вскоре за полями показались и первые городские кварталы. Из этого Байкал заключил, что сельское хозяйство считалось в антизонах городским занятием. Город сам обеспечивал себя провизией, а крестьяне на самом деле оказались горожанами.

– Так проще обороняться от мародеров, – пояснил Фрезер. – В деревнях слишком опасно. А здесь у людей есть хоть какая-то защита.

– И кто же их защищает?

– Как кто? Мафия.

Чем дальше они шли, тем явственнее ощущалась близость большого города. Все окрестные холмы были облеплены лачугами и оттого напоминали гигантские ульи. Между тем вокруг все так же тянулись поля, только теперь они лавировали между островками человеческого жилья.

Больше всего Байкала поразило то, что город лежал прямо под открытым небом. Всю жизнь прожив в глобалийских безопасных зонах, он привык к тому, что над головой всегда простирается огромный защитный купол. И пусть все уже давно перестали обращать внимание на этот стеклянный потолок, его отсутствие производило странное, тревожное впечатление. К тому же здесь не было никакого климатического контроля, и город зависел от прихотей природы, беззащитный перед ливнями и открытый всем ветрам.

С тех пор как путники вошли в город, дорога уже не вилась среди полей, как раньше, а тянулась вдоль границы, отделявшей возделываемые земли от построек. Граница эта была вполне материальной: каждый квартал окружала внушительная ограда, наполовину каменная, наполовину деревянная, причем строители не побрезговали никаким подручным материалом: ни ветками, ни старыми ящиками. А вокруг того места, где жил Тертуллиан, высилась настоящая крепостная стена.

Таким образом на месте городских кварталов теперь стояли отдельные хорошо укрепленные деревни, а разделявшие их автомагистрали превратились в пашни и пастбища.

Например, оттуда, где стояли путники, было видно длинную полосу земли, засеянную ячменем. По ее очертаниям можно было предположить, что когда-то это был бульвар. Жилыми остались только те кварталы, которые располагались на возвышении. Вершину каждого такого обитаемого холма венчало высокое здание с большим балконом, служившее сторожевой башней.

Неожиданно Фрезер сделал Байкалу знак повернуть налево. Через отверстие в стене путники проникли внутрь укрепленного квартала.

У входа стояла целая толпа, и двоим вновь прибывшим ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Оказалось, дорогу перегородили стражники, которые обыскивали всех желающих войти. Когда дошла очередь до Фрезера, он знаком показал, что они с Байкалом вместе.

– Мы два фрезера, – шепнул он на ухо стражнику, – хотим встретиться с Тертуллианом.

Волшебное имя возымело действие. Их не только сразу же пропустили, но даже не стали обыскивать.

И вот они нырнули в лабиринт улочек, поднимавшихся вверх по пологим склонам. Дома жались невероятно близко друг к другу, так что путникам порой приходилось идти гуськом, с трудом протискиваясь между двумя стенами. Иногда это были совсем тонкие перегородки, наспех сварганенные из хлипких картонок, а то и вовсе из пожелтевших газет, натянутых на каркас. Но нередко встречались и настоящие стены, каменные или кирпичные. Байкал не сразу понял, откуда взялась эта странная смесь. На холме, по которому они поднимались, в былые времена стояли роскошные виллы, окруженные садами. Эти владения давно были покинуты и разграблены. Все, что можно было отломать и унести, уже отломали. Новые жители перегородили опустошенные поместья кусками черепицы, балками, оторванными дверями и решетками. Вокруг сохранившихся стен вырос целый лес лачуг. Сады были изрыты траншеями, а земля из них, перемешанная с соломой, служила строительным материалом для стен и перекрытий. Из зияющих отверстий, которые вели в темные норы, доносились голоса многочисленных обитателей. Повсюду бегали полуголые ребятишки. Байкал никогда раньше не видел столько детей, младенцев, молодежи. Воспитанный в обществе, где дети были редкостью, он привык к постоянным одергиваниям и не мог прийти в себя от удивления, что малышам позволяют кричать, шлепать по грязным канавкам, играть где попало и громко хохотать. Ему казалось, что люди с большим будущим вот-вот зашикают на них и призовут к порядку. Конечно, если это не какой-то особенный квартал, предназначенный для молодежи.

Очень скоро Байкал понял, что ошибается. Кругом было полно взрослых, но вся эта чехарда, похоже, им нисколько не мешала.

Фрезер пробирался среди этих невообразимых лачуг и петлял по улочкам, следуя какому-то сложному маршруту. Вокруг кипела удивительная жизнь, одновременно неподвижная и бурная, переполняя воздух множеством не менее удивительных звуков: прачки мешали палками белье в огромных чанах, жарились в темном шипящем масле оладьи, где-то кололи дрова, и оттуда доносился глухой треск сухого дерева, который ни с чем невозможно спутать.

Путники прошли под аркой, которая в былые времена служила входом в богатое поместье. На бывшей главной аллее выстроились в два ряда открытые прилавки, где было разложено множество разных предметов. Байкал содрогнулся от отвращения при мысли, что эти люди не выбрасывают мусор, а выставляют его на всеобщее обозрение. Но потом он понял, что все эти старые, ржавые, мятые, сломанные вещи на самом деле вовсе не мусор, а товар, предназначенный для продажи.

Посреди всего этого убожества лишь одна лавка выглядела более или менее нарядно. В ней были выставлены длинные ящики, выкрашенные в яркие цвета. Только спустя какое-то время Байкал догадался, чем в ней торгуют. Пока Фрезер пробирался сквозь толпу, юноша успел оглянуться и с содроганием взглянуть на пустые гробы, которые, казалось, ждут не дождутся покупателя, зазывая его своими кричащими цветами. Ужаснее всего было то, что среди этих покойницких ящиков оказалось множество моделей маленького размера, предназначенных для детей и даже для младенцев.

Впрочем, у Байкала не было времени на то, чтобы вдаваться в мрачные размышления, навеянные этой картиной. Протискиваясь по невообразимо тесным улочкам, прохожие то и дело задевали друг друга. Байкал все время чувствовал прикосновения чьих-то одежд, волос, влажной кожи. У юноши голова шла кругом от смеси разных запахов. Лейтмотивом во всей этой какофонии был едкий запах пота, к которому примешивались яркие, диковатые ноты аромата, исходившего от женских причесок.

Толчея эта поражала не только своей многолюдностью: в ней часто попадались удивительные, на взгляд глобалийца, существа. Беременные женщины прогуливались в толпе как ни в чем не бывало, тогда как в Глобалии над ними был установлен строжайший контроль, предполагавший полную изоляцию и минимум физической активности. Ковыляли на костылях калеки, которых за их уродство прохожие то и дело награждали пинками и проклятиями. Да и старость представала здесь без всяких прикрас. Те, кто, несмотря ни на что, сумел-таки достичь преклонного возраста, в награду за свое упорство получали гнилые зубы, глаза с бельмами да морщинистую кожу. Но вместо того чтобы попытаться скрыть подобные напасти, эти люди, напротив, бесстыдно выставляли их на всеобщее обозрение. Мерзкие старухи кричали во всю глотку, широко раскрывая беззубые рты, а разбитые параличом древние старики восседали на плетеных стульях, держа на руках детишек и рассказывая им сказки.

– Мы уже почти пришли, не хватало еще, чтобы ты потерялся по дороге, – прокричал Фрезер, вынужденный вернуться за Байкалом, который все время отставал, удивленно озираясь по сторонам.

Они прошли через бывший бальный зал, внутри которого теперь теснились лачуги, но на полотке еще можно было различить остатки лепнины. Потом путники повернули направо и стали взбираться по крутой дощатой лестнице. На самом верху стоял вооруженный юноша, охранявший тяжелую дверь.

Фрезер что-то шепнул ему на ухо, и он пропустил их обоих.

Верхняя площадка лестницы оказалась самой высокой точкой квартала. Внизу простирался каскад залатанных крыш, виднелось беспорядочное скопление разномастных лачуг и бараков.

Но там, куда стражник пропустил Байкала с Фрезером, было на удивление пусто и чисто. По сравнению с бестолковой толчеей внизу, здесь легче дышалось и было намного спокойнее. Обширная терраса, хотя и находилась на самой вершине холма, больше всего напоминала жилой двор. По ее краям стояли одноэтажные домики. Стены их были отделаны довольно скромно, но штукатурка нигде не облупилась и белая краска не пожелтела. Такое в антизонах встречалось нечасто, а потому при взгляде на эти здания создавалось впечатление чистоты и порядка. На крышах несла дозор вооруженная стража.

Вновь прибывших встретил прислужник, видимо выполнявший обязанности дворецкого, и препроводил в залу с низким потолком. Вдоль стен были расставлены удобные стулья, но решетки на окнах и выкрашенные известью стены придавали этой приемной сходство с тюремной камерой.

Байкал заметил, что с тех пор, как они очутились в крепости на вершине холма, Фрезер слегка дрожал. Он угодливо улыбался всем встречным стражникам и незамедлительно выполнял их распоряжения. Что-то давящее, тяжелое чувствовалось в здешней атмосфере. Гомон, едва доносившийся из шумного квартала, лишь подчеркивал царившую вокруг тишину. Глядя на двор в узкое окошко, Байкал отметил про себя, что стражники казались намного сильнее и здоровее остальных местных жителей. Облачены они были в терморегулируемые костюмы, конечно давно вышедшие из моды и далеко не самые удобные. Но, глядя на то, как высокомерно держались часовые, с какой гордостью носили свои необычные одежды, становилось ясно, что глобалийская мода их нисколько не интересует. Им было вполне достаточно и того, что никто другой в этих краях не мог похвастаться подобным одеянием.

Пока Байкал вот так размышлял обо всем увиденном, дверь вдруг распахнулась и вошел высокий, худощавый чернокожий стражник. На нем был фиолетовый комбинезон в мелкий цветочек.

– Так это вы, – спросил он утробным голосом, – хотели видеть Тертуллиана?