Текст книги "Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой"
Автор книги: Жак Пикар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
7. Драма в Лозанне
Путешествие из Монте в Бувре прошло без приключений.
Со скоростью 15 километров в час на прямых участках пути и 10 километров на поворотах шел сквозь ночь состав, озаряемый фотовспышками репортеров и светильниками телевизионщиков. Целый отряд рабочих и техников сопровождал его на машинах и велосипедах. В час ночи мезоскаф прибыл на место. В последний раз проскрежетали тормоза, и аппарат занял исходную позицию для спуска на воду.
А через несколько часов, едва рассвело, рабочая группа снова собралась у мезоскафа, чтобы установить все то, что было снято на время перевозки: горизонтальные рули, рубку и прочую арматуру. До спуска на воду оставалось шесть дней. Все эти дни держалась хорошая погода, только было холодновато, и утром мы дожидались восхода солнца, прежде чем подниматься на мостик, потому что корка намерзшего за ночь льда не только затрудняла работу, но и делала ее опасной.
А дальше началась драма – да, без драмы не обошлось…
Незадолго до того один из директоров Выставки отправился на завод в Монте, чтобы осмотреть мезоскаф. То, что он увидел, потрясло его, и он прозрел. До тех пор этот деятель всерьез не принимал проект, который сам же утверждал. Когда же он оказался лицом к лицу с мезоскафом, мысль об ответственности вдруг испугала его. Ничего не понимая в технике, он вообразил себе кучу опасностей, любая из которых, если оправдаются его страхи, грозила ему тюрьмой. Не совсем понятные слова в фактурах, заказах и технических отчетах – кабельные вводы, гребные валы, плексигласовые иллюминаторы, прочность стали, предел текучести, критическая глубина, регенерация воздуха и так далее – вдруг приобрели для него кошмарное звучание. Похоже, с того дня он лишился сна, а это нисколько не способствовало хорошему расположению духа. И на очередном заседании руководящего комитета Выставки он излил душу своим коллегам, предпочитая разделить ответственность с другими и тем самым уменьшить собственное бремя.
Естественно, коллегам придуманные им заботы были ни к чему, но ведь надо было на кого-то свалить нежданный груз тяжелой ответственности, и они тотчас постановили учредить «экспертную комиссию». Известно, стоит кому-то предложить создать такую комиссию, предназначенную служить козлом отпущения, и никто не решится возразить, ведь, случись беда, придется одному за все отвечать. Всего разумнее было предоставить строителям завершать свою работу, испытателям – проводить испытания под руководством первоклассного специалиста из Триеста, главного инженера верфи «Монфальконе» Бенвенуто Лозера, который больше сорока лет строил подводные лодки и которого я хорошо знал еще с 1952 года, когда он помогал нам с отцом строить «Триест». Но членам руководящего комитета не хватило здравого смысла, и эти сановные перестраховщики учредили комиссию из «нейтральных» экспертов, а они только мешали работать, навязывая нам в контролеры инженеров-консультантов, в жизни не видевших подводной лодки. Правда, в конце концов в группу включили настоящего подводника, но было уже поздно. За несколько дней до спуска мезоскафа на воду в Бувре внезапно появились эксперты. Они размахивали письменными полномочиями, высказывали домыслы, от которых даже неспециалисту стало бы не по себе, именем швейцарского благоразумия подвергали сомнению все на свете и заключали, что аппарат не готов к погружению.
Поднялась дикая суматоха, причем каждый считал своим долгом к чему-то придраться, чтобы и его голос прозвучал в критическом хоре, а главное, чтобы оттянуть время. Говоря словами Виктора Гюго: «По лысинам, обрамлявшим стол, сразу было видно, что здесь почивают эксперты!»
В один прекрасный день мой директор обратился ко мне с видом человека, сделавшего страшное открытие:
– Вы забыли про одну вещь.
– Что именно?
– Как что, вращающий момент!
– Как вы сказали – вращающий момент? – опешил я.
– Ну да. Представьте себе, что у мезоскафа под водой заклинит горизонтальные рули, один в верхнем, другой в нижнем положении. Вот вам и вращающий момент. – Он явно упивался звучанием термина, хотя не понимал его смысла. – Мезоскаф начнет вращаться на ходу, и все люди погибнут!
Бедняга принял на веру писанину «нейтральных» экспертов, которые не потрудились рассчитать, что измышленная ими гипотетическая неисправность никак не могла заставить мезоскаф вращаться под водой, дело ограничилось бы креном, да и то меньше четырех градусов! Но страшное предположение прочно засело в голове несчастного директора и продолжало там вращаться…
Я привел эти случаи лишь затем, чтобы показать, какое это бедствие, когда вам вдруг навязывают в контролеры совершенно некомпетентных людей (как бы хорошо они ни разбирались в своих специальных областях), причем контроль носит скорее перестраховочный, чем технический характер. Эти эксперты портили настроение людям, которые столько месяцев усердно трудились и уже считали, что цель близка, тормозили работу пустой болтовней.
Как и следовало ожидать, отголоски конфликта дошли до общественности, и вскоре в печати разразился настоящий бой. Руководители Выставки первыми разожгли страсти, выступив с пессимистическим заявлением, которое встревожило публику. Полномочная экспертная комиссия грозила уйти в отставку, если не будут удовлетворены ее требования, а требовала она целого ряда усовершенствований, работа над которыми отодвинула бы ввод в строй и эксплуатацию мезоскафа до закрытия Выставки. Была даже сделана попытка вообще помешать спуску на воду нашей лодки. В конце концов разрешение было дано, но с оговоркой, что я беру на себя ответственность, если случится то, чего так упорно добивались наши контролеры, иначе говоря, какая-нибудь авария. А я и не думал отказываться от ответственности, чем немало озадачил моих противников.
По сути дела весь конфликт проистекал не столько из технических, сколько из весьма банальных личных соображений: один из моих сотрудников – назовем его паршивой овцой или Иудой, – знающий инженер, но человек со странностями, мечтал занять мое место. Он рьяно поддерживал экспертов, лебезил перед ними, каялся и поносил свой собственный труд, изощрялся в раболепии и обещал выполнить все, чего требовала комиссия, только бы ему дозволили блистать на мостике мезоскафа, пока будет действовать Выставка.
Как бы то ни было, еще раньше чем отзвуки бури дошли до слуха широкой публики, день спуска на воду мезоскафа был назначен на ту самую дату, которую предложили мы, техники. Это был последний безмятежный день нашего мезоскафа, и аппарат, право же, выглядел чудесно. Весь белый, с яркой оранжевой полосой на уровне мостика, подчеркивающей его немалую длину, с развевающимся над рубкой флагом. Монтаж полностью завершен, озеро ждет, впереди крестины и купель. Долгожданная церемония сочетала торжественность с простотой; другими словами, она прошла вполне успешно. Тлеющий под золой огонь присмирел; пришли одетые по форме директора Выставки; два священника – протестант и католик – милостиво благословили нашу подводную лодку. Президент Выставки произнес короткую речь, я тоже сказал несколько слов, после чего состоялись крестины. В роли крестной матери выступила мадам Пикар; она дала мезоскафу имя, с которым связано начало глубоководных исследований, – «Огюст Пикар».
Кое-кто возражал против традиционной бутылки шампанского, но морской обычай взял верх. Бутылка разбилась о нос лодки, в ту же минуту загудела мощная сирена мезоскафа, был отпущен последний трос, и «Огюст Пикар» плавно скользнул в воду. Фанфары, аплодисменты, флаги, знамена, песни, сверкание фотовспышек, салют веслами на лодках местного освода… Словом, церемония получилась достаточно пышной. С начала работ на заводе «Джованьола» прошел ровно год.
В тот же день мезоскаф отбуксировали из Бувре в Лозанну. Он не мог еще идти своим ходом, потому что подшипники для приводного вала были сделаны из гваякового дерева [59]59
Гваяковое дерево – дерево из рода тропических вечнозеленых деревьев семейства парнолистных. Имеет очень прочную древесину, используемую в машиностроении.
[Закрыть]и до окончательной затяжки – набухания – им надо было несколько дней мокнуть в воде. Погода благоприятствовала нашему переходу, и поздно вечером мы прибыли к месту назначения, как раз напротив выставочной территории, где пока что стояли только вспомогательные постройки. На следующее утро мы рассчитывали приступить к работе, начать первые испытания.
И тут все рухнуло. Невозможно подробно рассказать о всех происшедших тогда интригах. Первым их результатом явилось увольнение всей рабочей группы, кроме Иуды, и формирование новой бригады, а она, не зная мезоскафа, должна была начать все сначала. На этом была потеряна уйма времени, и вот результат номер два: лодка смогла принять посетителей Выставки лишь на два с половиной месяца позже намеченного срока. Мое сотрудничество с Выставкой стало невозможным, а экспертная комиссия только того и добивалась, предъявляя нелепейшие требования и заведомо зная, что я их не выполню. Стоило мне уйти, как эксперты сняли свои возражения. Хорошо еще, что к швейцарскому отряду подключили одного французского специалиста по строительству подводных лодок. По чести говоря, ему-то и надо было возглавить экспертную комиссию. Он сделал много полезного, но диктат руководства Выставки сильно связал ему руки.
Неделя за неделей злополучные эксперты тянули волынку, не решаясь сделать и шага вперед, только тратили драгоценное время на никому не нужные проверки. Предложения комиссии можно разделить на три категории: одни – вздорные и опасные, другие – совершенно никчемные, третьи – настолько пустяковые, что их можно отнести к разряду доделок. Потом эксперты без конца носились с этими доделками, которые все равно были бы произведены и при другом руководителе. Примером первой категории может служить отказ от предохранительных микровыключателей, которые я хотел установить, чтобы мезоскаф не уходил под воду, пока не будут надежно закрыты и задраены все двери. Речь шла о совсем новом устройстве, в обычных военных лодках таких нет, там лучшей гарантией от аварий считается дисциплина и исполнительность команды. «Есть, капитан» и четкий щелчок каблуками для военных важнее всех предохранителей. А в итоге из 160 подводных лодок, потерпевших аварию с 1851 по 1960 годы (естественно, боевые потери из этой статистики исключены), 26, то есть 16,3 процента, погибли потому, что вода ворвалась внутрь через оставшиеся незадраенными двери и люки. Но доблестные эксперты этого не знали, и все время, что длилась Выставка, командир подавал команду начинать погружение после доклада о том, что двери задраены.
После Выставки, когда влияние экспертов заметно умерилось, предохранительные выключатели вернули на место.
Это лишь один из многих случаев, самый вопиющий. Только не подумайте, что мне нравится ворошить старые дрязги, просто надо объяснить читателю, почему я смотрел с катера, как мезоскаф совершает свое первое погружение. Не приберегать же объяснение для посмертной публикации…
8. Журналисты для веса
И вот настал день, когда руководство Выставки решило поразить воображение публики. Было объявлено во всеуслышание, что на премьеру мезоскафа приглашены представители печати. И хотя мои контакты с Выставкой были практически прерваны, мне написали, прося принять участие в первых погружениях и быть экскурсоводом для журналистов. Я ответил, что мезоскаф не готов для работы, что члены новой команды недостаточно хорошо знают аппарат и успех первого погружения не гарантирован, так что приглашать прессу на премьеру по меньшей мере преждевременно. Поэтому я вынужден отказаться не только от активного, но и от пассивного участия. Было совершенно очевидно, что они попросту боятся провала и рассчитывают переложить ответственность на меня.
День выдался прекрасный. Записалось около сотни журналистов. Многие из них наблюдали разные стадии строительства мезоскафа, знали, как тщательно производилась сборка, и не испытывали никакой тревоги. Трубы, горны, флаги – ну прямо оперетта…
В 10.00 двадцать журналистов поднялись на борт для первого погружения. Двери задраены, клапаны заполнения открыты, мой Иуда пыжится и из кожи вон лезет, стараясь оправдать доверие.
– Леди и джентльмены, сейчас начнется погружение, клапаны заполнения открыты, мы погружаемся, погружаемся! О, как замечательно!
– Какая сейчас глубина? – осведомился кто-то из репортеров.
Иуда посмотрел на манометр и смущенно ответил, что глубина пока небольшая, но тем не менее все идет отлично.
– А теперь какая глубина? – спросил немного погодя другой.
– По правде говоря, мы еще на поверхности, но сейчас начнем погружаться, начнем погружаться. Вот увидите, это будет замечательно!
Через четверть часа пришлось признать, что мезоскаф хорошо держится на воде, а вот тонуть не хочет.
– Алло, алло, говорит мезоскаф! Тендер, тендер! Говорит мезоскаф! – раздался чей-то несчастный голос в динамиках на вспомогательном судне, на командном пункте в порту и в приемнике, который я вынес на свой балкон в десяти километрах от порта.
Кажется, я не зря трудился… Мне удалось записать переговоры на магнитофон.
– Внимание, на тендере! У нас недовес. Пришлите еще трех журналистов!
– Вас поняли. Отправляем трех журналистов.
Балластные цистерны продули, мезоскаф подвсплыл, так и не уйдя под воду. Двери открылись, три журналиста вошли, двери закрылись, были открыты клапаны заполнения.
По случаю прибытия трех новичков весь ритуал повторили сначала.
– Леди и джентльмены, сейчас начнется погружение. Клапаны заполнения открыты, мы погружаемся, погружаемся! О, как замечательно!
– Какая сейчас глубина? – спросил один из тройки.
– По правде говоря, мы еще на поверхности, но сейчас начнем погружаться.
И опять та же история. После повторных неудачных попыток командир мезоскафа заказал еще журналистов, считая уже не на штуки, а на килограммы… С прессой перестали считаться, понимая, что вряд ли приходится ждать восторженных отзывов.
– Сто пятьдесят килограммов журналистов!
– Триста килограммов журналистов!
– Отправляем!
Но аппарат упорно не хотел тонуть. Через два с половиной часа в кабину набили столько репортеров, что при всем старании больше нельзя было втиснуть. А мезоскаф все не погружался.
В голосе из динамика появилась слеза:
– Послушайте, ничего не получается. Все это без толку. Я не знаю, в чем дело. Придется отменить погружение.
Снова продуты балластные цистерны, двери открываются.
– Все на берег!
Услышав эту команду, большинство пассажиров ринулось к выходу, так что мезоскаф слегка накренился. Как раз в это время мимо проходило вспомогательное судно, поднятая им волна захлестнула мостик и окатила скопившихся у одного борта газетчиков.
Понятно, после двух с половиной часов томительного и напрасного ожидания нервы у людей были натянуты. Раздался крик: «Мы тонем!» – и едва не разразилась паника. Но пассажиры инстинктивно отпрянули назад, судно выровнялось, и все обошлось благополучно. Людей отвезли на берег, погружение перенесли на вторую половину дня.
С 12 до 14 часов эксперты проверяли мезоскаф, силясь выяснить, что же не давало ему уйти под воду.
Наконец кто-то догадался сделать то, что положено делать до начала погружения: взглянуть на электрический индикатор твердого балласта. И увидел, что мезоскаф… совсем не имеет балласта. Не удивительно, что при недогрузе в 5 тонн аппарат оставался на поверхности! Потом железную дробь обнаружили на дне гавани, и один моряк заверил меня, что кто-то из «экспертов» (он даже назвал его фамилию) по неведению сбросил аварийный балласт. Чтобы возместить его, требовалось 5 тонн журналистов – поди, найди столько, хотя бы и в стране с процветающей вольной прессой…
Во второй половине дня твердый балласт возместили, погружение состоялось, и все более или менее остались довольны.
Этот случай показал, что не из всякого эксперта или инженера-практика можно вдруг сделать моряка, хотя бы и пресноводного. Надо было не мешкая формировать настоящую команду, точнее, три сменных команды, которые могли бы постоянно обслуживать аппарат. Казалось бы, самое верное – нанять настоящих подводников. Однако и тут не обошлось без закавык. Сначала Выставка обратилась к французским ВМС, но там уже прослышали о всех интригах и начисто отказались сотрудничать. Тогда попробовали пригласить офицеров запаса. Желающие нашлись, но это вызвало недовольство в Париже, и стало ясно, что охотники поработать на пресноводной лодке рискуют навлечь на себя гнев адмиралтейства. Тем не менее в директорат Выставки поступило немало заявлений, среди которых были и полулегальные… Добровольцы не решались действовать открыто, один из них дошел до того, что всенародно назвался бывшим немецким офицером!
9. Тридцать три тысячи пассажиров под водой
Наконец все наладилось. Две команды – французская и итальянская – приступили к делу и работали, как говорится, на высшем уровне. Мне кажется, мезоскаф их попросту пленил. И правда, с одной стороны – военная подводная лодка, безглазое чучело, способное только сеять ужас и смерть (тем не менее подводники страстно любят свои лодки, ведь можно любить и ангела, и чудовище), с другой – мезоскаф, изящный, элегантный, грациозный, смирный, управляемый так же легко, как самолет в хорошую погоду, и предназначенный исключительно для того, чтобы возить безобидных туристов.
Обе иностранные команды очень скоро освоились с новым аппаратом; да в нем для них и не было никаких особенных загвоздок. Девять раз в день, шесть дней в неделю (понедельники были отведены для осмотра и текущего ремонта), а всего за время работы Выставки больше 700 раз мезоскаф выходил из Види и погружался на дно озера, на глубину около 100 метров. Свыше двадцати тысяч пассажиров побывали на мезоскафе и благодаря телевизорам внутренней сети с восхищением следили как за маневрами на поверхности, так и за собственно погружением. Под водой их поражала точная посадка всегда в одном и том же месте, его можно было узнать по меткам от киля после предыдущих погружений. Поглядишь на длинные борозды в озерном грунте, так и кажется, что это готовые могилы для экспертов…
На поверхности мезоскаф сопровождало вспомогательное судно, роль которого выполняла моторная лодка на три-четыре человека; она же помогала мезоскафу маневрировать внутри гавани. Один из командиров мезоскафа, французский капитан первого ранга, иначе говоря, человек, имеющий право командовать крейсерами класса «Ришелье», хотел как-то раз сесть за руль этого катера. Однако представитель выставочной администрации воспротивился, сославшись на то, что у капитана не было прав на вождение моторной лодки. Это было до того нелепо, что француз сперва принял его слова за плохую шутку. Он ошибся, виноват был вирус, заразивший все руководство Выставки. Капитан первого ранга пригрозил, что откажется командовать мезоскафом, только после этого ему разрешили управлять катером.
К этому времени конфликты достигли такой степени, что пришлось обратиться к закону, чтобы определить, кто прав и кто неправ. Был создан третейский суд, а в швейцарском праве есть замечательное положение, по которому решения третейского суда окончательны и пересмотру не подлежат.
Не буду останавливаться на предварительном следствии, когда выяснилось, что злополучным экспертам грош цена, на экспертизах и контрэкспертизах, на ходатайствах и контрходатайствах. Заседания арбитража, как это положено в таких случаях, были закрытыми; председательствовал член Верховного суда Швейцарской конфедерации. В день вынесения приговора суд собрался в здании Федерального трибунала в Лозанне. В строгом помещении с изысканными панелями восседали на возвышении арбитры – техники и юристы; судью окружали советники. Все выглядело очень внушительно. Двери отворились, и вошли представители Выставки, твердо уверенные, что они победят, что юстиция продается тому, кто больше заплатит. Но правосудие оказалось неподкупным, и решение суда поразило их как гром. Они вышли, повесив нос и поджав хвост, и больше их не видели.
Кончилась Выставка, пришла пора отчитываться. Как и следовало ожидать, итоги оказались не блестящими. Оборудование подлежало ликвидации, пирог разделили, крошки продали. Концы с концами не сошлись. Общая картина выглядела так скверно, что финансовый отчет скрывали от суверенных граждан республики. На какое-то время мезоскаф спас положение: было объявлено, что подводная лодка остается имуществом Выставки и нельзя подводить окончательных итогов, пока она не продана. Но быстро продать такой аппарат нелегко. Простояв в бездействии несколько месяцев, мезоскаф снова начал возить туристов. Состоялось еще около четырехсот погружений; в целом число экскурсий на дно озера достигло 1100, а количество пассажиров – тридцати трех тысяч с лишним. Эти цифры говорят о полном успехе. Благодаря опытным французским и итальянским морякам все шло без сучка, без задоринки, не было ни одного несчастного случая, никаких происшествий. Насколько мне известно, только два погружения прервали из предосторожности, да и то оба раза речь шла о мелких неполадках, которые ничем серьезным не грозили.
