Текст книги "Авторская энциклопедия фильмов. Том II"
Автор книги: Жак Лурселль
Жанр:
Энциклопедии
сообщить о нарушении
Текущая страница: 119 (всего у книги 151 страниц)
Путешествие в Италию
1953 – Италия – Франция (англ. версия: 79 мин, ит.: 76 мин)
· Произв. Sveva Film (Росселлини), Junior Film (Адольфо Фоссатаро), Italia Film (Альфредо Гварини), Ariane, Francinex, Paris (прокат в Италии – Titanus)
· Реж. РОБЕРТО РОССЕЛЛИНИ
· Сцен. Виталиано Бранкати и Роберто Росселлини
· Опер. Энцо Серафин
· Муз. Ренцо Росселлини
· В ролях Ингрид Бергман (Кэтрин Джойс), Джордж Сандерз (Александр Джойс), Мария Мобан (Мари Растелли), Анна Проклемер (проститутка), Лесли Дэниэлз (Тони Бёртон), Наталия Рей (Наталия Бёртон), Тони Ла Пенна (Бартоло), Пол Мюллер (Поль Дюпон), Лила Рокко (синьора Синибальди), Бьянка Мария Черазоли (синьора Нотари).
Александр и Кэтрин Джойс, бездетные английские буржуа, женатые уже 8 лет, приезжают в Неаполь уладить дело о наследстве. Впервые за все годы брака они оказываются наедине друг с другом и понимают, что им нечего друг другу сказать. Кэтрин ходит по музеям и достопримечательностям и с завистью глядит на беременных женщин, прогуливающихся по улицам города. Александр ищет женского общества. Скука и груз неутоленных желаний почти доводят их до разрыва. Но, став свидетелями эксгумации тел молодого мужчины и девушки на раскопках в Помпее, они мирятся во время религиозного праздника.
♦ 3-й из 5 полнометражных фильмов Росселлини с Ингрид Бергман. Смысловая насыщенность фильма, его гениальная прозрачность, спокойствие и огромная широта замысла делают крайне затруднительным любой анализ, особенно если его необходимо ужать в несколько строк. Сохраняя неизбежную линейность кинематографического повествования (столь же неотъемлемую от природы кинематографа, как бег пленки в киноаппарате), Росселлини концентрическими кругами описывает все более широкий пласт реальности. В начале сюжета и в центре кругов находится семейная пара, мужчина и женщина, которых сближает национальность и социальное происхождение, но совершенно разделяют характеры и взгляды на жизнь. Муж – деловой человек, не знающий в жизни ничего, кроме работы, – никак не общается с окружающим миром (миром другой страны). Жена старается хоть немного к этому миру приобщиться, хотя бы за счет неутоленных желаний. Неутоленного материнского инстинкта (в городе, где на каждой улице словно поют оду материнству). Неутоленной тяги к знаниям и культуре, толкающей ее по возможности заполнять пробелы экскурсиями и поездками, которые ее муж с презрением называет «паломничествами». Неутоленной жажды человеческого общения в более широком смысле. Во 2-м круге противопоставляются 2 цивилизации, Север и Юг: гиперактивность Севера, живущего по принципу «время-деньги», и праздное безделье Юга, склонного к созерцательности и поэзии (к ним склонна и героиня Ингрид Бергман). Ни одна из этих 2 цивилизаций, по мнению Росселлини, не важнее другой; не существует дилеммы, необходимости выбора между ними. Стремиться надо скорее к желанному (впрочем, и неизбежному) союзу, синтезу, гармоничному слиянию 2 традиций, взглядов на жизнь, которые представляют собой Север и Юг, – если только мир не хочет работать себе на вред. В 3-м круге содержится хрупкая и неощутимая граница между интимным миром человека и космосом, внутренним и внешним, материей и благодатью, повседневным бытом и чудом. В последние секунды фильма герои чувствуют, что эта граница призрачна; они ощущают, не выражая этого словами, что «всё – благодать». Покой, по мнению Росселлини, достигается, лишь когда взгляд направлен одновременно и внутрь, и наружу. Об этом свидетельствуют начальные субъективные планы, снятые из машины: в них царит полное единение с пейзажем; зритель поглощает реальность, как дышит; субъективная точка зрения смешивается с объективной, а смотрящий (будь он зрителем в кинозале или героем фильма в салоне машины) – с тем, на что он смотрит. Если искусство кино заключается в том, чтобы рассказать простую историю, которая постепенно вбирает в себя и зрителя, и целый мир, то Путешествие в Италию можно расценивать как один из тех фильмов, которые максимально используют средства и возможности такого искусства.
Другая особенность фильма: чем больше смотришь на него вблизи и издалека, тем более значительным и важным он кажется, поскольку стоит на перекрестке 2 направлений, фундаментальных для истории мирового кино последних 50 лет. В 1942 г. Жак Турнёр под влиянием Вэла Льютона подходит к голливудским жанрам с другим, новым взглядом. Начинает он с фантастического жанра (Кошачье племя, Cat People*). Своим новаторским подходом он заново изобретает и усиливает интимизм в кинематографе. Интимизм в его случае означает путешествие к глубинам души персонажей. Технически это выражается в том, чтобы на съемках находиться как можно ближе к плоти и психике героев. Эта же тенденция видна в фильмах Ланга, начиная с Дома у реки, House by the River*, в 1-х картинах Преминджера, в более поздних фильмах Хичкока – таких, как Головокружение, Vertigo* и Психопат, Psycho*. В 1944 г. в тысячах километров от Жака Турнёра Росселлини, как и весь мир, приходит в себя после самой масштабной катастрофы в истории человечества. Он хочет снять хронику последних дней старого мира, используя лишь те средства, что находятся под рукой. Тем самым он заново изобретает реализм в кинематографе, погоню за текущим моментом. Как правило, 2 этих направления, интимизм и реализм, не пересекаются между собой. Но в новом взгляде Жака Турнёра чувствуется некоторая доза реализма, да и интимизм, в конце концов, станет неотъемлемой частью неореализма, поскольку речь тут тоже идет о том, чтобы как можно более вплотную приблизиться к персонажам, их передвижениям и чувствам. Интимизм неореализма достигает высшей точки своего расцвета в Путешествии в Италию – фильме, важнейшем во всех отношениях, поскольку он не только говорит о Севере и Юге как о противоположных полюсах цивилизации, но и связывает воедино гениальное, полное оптимизма и надежд кустарное творчество ремесленника-новатора и трезвую, безупречную элегантность эстета, который больше не надеется что-либо изменить в мире. Эта элегантность частично рождается встречей Росселлини и Сандерза. Если бы она не состоялась в этом фильме, ее можно было бы счесть невероятной и даже невозможной. Состоявшись, она породила множество пикантных и неожиданных историй. Ингрид Бергман утверждала, будто видела, как Джордж Сандерз плакал, как ребенок, совершенно сбитый с толку Росселлини и его манерой работать. Вместо утешения он якобы услышал от режиссера такие слова: «Старик, это все-таки не первая халтура в твоей жизни и уж точно не последняя…»
N.B. Оригинальная версия снята на англ. языке. Дублированная ит. версия на редкость чудовищна. У нее есть, по крайней мере, одно достоинство: на ее примере лучше, чем на каком-либо другом, видна чудовищность вообще всякого дубляжа. В этой версии нет одной из лучших сцен фильма (Сандерз констатирует, что все вокруг ушли на сиесту, и не может добиться, чтобы ему принесли бокал вина), поскольку она просто-напросто не поддается дубляжу. Сцена между Сандерзом и проституткой (Анна Проклемер) в ит. версии сохранилась, но текст ее звучит совершенно нелепо. Сандерз (или, вернее, дублирующий его итальянский актер) сначала говорит, что ни слова не понимает по-итальянски, а затем начинает говорить со своей собеседницей-итальянкой на чистом итальянском языке и понимает ее без малейших проблем.
БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги опубликованы в итальянском журнале «Film Critica», № 156―157 (1965). Раскадровка (165 планов) – в журнале «L'Avant-Scène», № 361 (1987). Диалоги приведены на 2 языках: англ. и фр. В приложении приведены тексты 9 неаполитанских песен, украшающих картину. Читайте также главу 19 автобиографии Ингрид Бергман, где она напоминает, что изначально фильм был задуман как экранизация романа Колетт «Дуэт» (Duo), но права на него оказались уже проданы другим покупателям. Она пишет о замешательстве Джорджа Сандерза, впервые столкнувшегося со специфическими методами работы Росселлини (отсутствие сценария, рабочего плана и каких-либо понятий о пунктуальности; импровизированные поездки к морю понырять). Сам Джордж Сандерз в своих шедевральных «Воспоминаниях профессионального хама» (George Sanders, Memoirs of a Professional Cad, Hamish Hamilton, London, 1960) посвящает рассказу о съемках этого фильма не меньше 10 стр. (Помимо прочих эксцентричных выходок Росселлини, он рассказывает о привычке режиссера время от времени мчаться на своем «феррари» наперегонки с экспрессом Неаполь – Рим, который он всегда в итоге обгонял.) Наконец, рекомендуем к прочтению статью Жака Риветта: Jacques Rivette, Lettre sur Rossellini, «Cahiers du cinéma», № 46, 1955, – которая наряду с текстом того же автора о Хоуксе (Génie de Howard Hawkes, «Cahiers du cinéma», № 23, 1953) знаменует собою рождение современной кинокритики.
Vidas secasИссушенные жизни
1963 – Бразилия (95 мин)
· Произв. Герберт Ришерс, Луис Карлус Баррету, Данилу Треллес
· Реж. НЕЛЬСОН ПЕРЕЙРА ДУС CAHТУС
· Сцен. Нельсон Перейра Дус Сантус по роману Грасильяну Рамуса
· Опер. Луис Карлус Баррету, Хосе Роза
· Муз. Леонарду Аленкар
· В ролях Атиля Иориу (Фабиану), Мария Рибейру (Синья Витория), Орланду Маседу, Жофре Суарес, Жильван и Женивальду.
1940 г. Северо-восток Бразилии. Голодная крестьянская семья бродит по земле, разоренной засухой. Они приходят в дом друга семьи Томаша, который отправился искать счастья в других краях. Семья поселяется в заброшенном доме. Идет дождь. Фабиану, отец, устраивается работать пастухом к бывшему работодателю Томаша. Его жена мечтает однажды купить медную кровать. Но работодатель постоянно вычитает из зарплаты Томаша проценты за долг, и эта мечта не спешит воплотиться в жизнь. Покорный в силу обстоятельств, но не в силу характера, Фабиану должен извиниться перед работодателем за несдержанность. Однажды в воскресенье, на празднике, Фабиану садится играть в карты с полицейским и выигрывает. Полицейский сажает его в камеру, где Фабиану бьют. Выйдя на свободу, он вновь принимается за работу. Засуха и нищета свирепствуют снова. Жена убеждает Фабиану опять отправиться в путь. Перед уходом он вынужден убить больную собаку – к большому огорчению детей. Семья снова в дороге. Жена надеется, что их дети когда-нибудь станут свободными и не будут жить как бродячие звери. Фабиану в этом сомневается.
♦ Удручающая картина нищеты на северо-востоке Бразилии с 1940-го по 1942 г. Засушливость климата и несправедливость гнетущей социальной системы в своем сочетании порождают настоящий ад (это слово не раз звучит из уст героев фильма, даже маленьких детей). Полагая, что его сюжет достаточно драматичен сам по себе, режиссер отказывается от дополнительной драматизации. Фильм также лишен всяких пластических экспериментов и поисков. К «новому кино» (Cinema Novo) он относится только своим социальным содержанием, но не разделяет эстетические принципы этого движения. Его сила – в максимально обнаженном и безыскусном документальном описании реальности. Эта сила очевидна с первых же минут, но затем немного теряется в длинной полнометражной картине. Иссушенные жизни неизменно фигурирует в списках лучших фильмов в истории национального кинематографа, составленных по результатам опросов среди бразильских кинокритиков. В 1968 г. он занимал 5-ю позицию: в 1980-м ― 2-ю (см. «Кинематограф стран Латинской Америки» [Les Cinémas de l'Amérique latine, Lherminier, 1981]).
La vie d'un honnête hommeЖизнь порядочного человека
1953 – Франция (100 мин)
· Произв. General Production, S.B. Films (прокат Gaumont)
· Реж. САША ГИТРИ
· Сцен. Саша Гитри
· Опер. Жан Башле
· Муз. Луиги
· В ролях Мишель Симон (Альбер и Ален Менар-Лакост), Маргерит Пьерри (Мадлен), Полин Картон (хозяйка гостиницы), Лана Маркони (графиня), Франсуа Герен (Пьер), Лоранс Бади (Жюльетт), Луи Де Фюнес (Эмиль), Клод Жансак (Эвелина), Андре Брюно (доктор Ожье), Марсель Перес (комиссар), Макс Дежан (ресторатор), Мулуджи (певец), Жорж Бевер (таксист).
Рассказчик Саша Гитри представляет актеров и членов съемочной группы и трижды ударяет по столу зажигалкой: история может начинаться.
К богатейшему промышленнику Альберу Менар-Лакосту, живущему только честными помыслами, приходит его брат-близнец Ален. Хотя внешне братья похожи до такой степени, что их невозможно различить, сложно представить настолько разные характеры и судьбы. Ален прожил независимую жизнь, полную фантазий; он перепробовал множество профессий. Недавно в Канаде он попал в тюрьму за бродяжничество. Он приходит к брату, чтобы попросить у него работу или хотя бы рекомендацию. В этом брат отказывает; тогда он просит денег и получает их. Встреча проходит холодно, сердито, неприветливо.
Альбер долгое время скрывал от жены, что у него есть брат-близнец; вернее, говорил ей, что тот умер в 18 лет. Теперь же Мадлен начинает что-то подозревать, и Альбер вынужден признаться. Альбер не может избавиться от мыслей о брате, которого он встретил так нерадушно, и отправляется в маленькую гостиницу у «Северного вокзала», где Ален снимает номер. Он предлагает Алену работу в провинции. Ален, страдающий от болезни сердца, умирает у Альбера на глазах. Перед смертью он говорит Альберу, что ничуть не жалеет о прожитой жизни, полной невероятных авантюр, веселых приключений, мошеннических афер под вымышленными именами: «Быть другим человеком целый месяц, 2 месяца – что может быть интереснее?» – говорит он. Стоя рядом с телом брата, Альбер вдруг решает присвоить его имя. Он переодевается в его одежду, а Алена переодевает в свою. Он пишет приписку к завещанию и кладет мертвецу в карман. После этого он звонит Мадлен.
В гостиницу приезжают комиссар полиции, затем Мадлен и ее личный врач доктор Ожье. Мадлен эта смерть кажется подозрительной. Она требует вскрытия. Альбер какое-то время живет, как жил Ален, и занимает его гостиничный номер. Однажды вечером, к его удивлению, к нему приходит проститутка, любовница Алена; естественно, принимает Альбера за брата и возвращает ему деньги. Альбер просит ее остаться. Она отказывается – слишком ценит независимость. Доктор Ожье сообщает Мадлен результаты вскрытия: Альбер умер естественной смертью. Комиссар приносит разрешение на похороны, а также личные вещи и бумаги покойного, которые тот все это время хранил в запечатанном конверте. Среди бумаг, разумеется, находится и приписка к завещанию.
У нотариуса Мадлен, ее сын Пьер и дочь Жюльетт с недоумением узнают, что Альбер завещал все свое имущество брату, обязав его выплачивать ренту жене, приданое дочери и зарплату сыну (при условии, что тот ее заслужит). На похоронах Мадлен предлагает Альберу сопровождать ее в процессии за катафалком. Она отдает ему в полное распоряжение рабочий кабинет мужа. Она приглашает его на чашечку кофе, а потом и на ужин. Вечером перед телевизором она даже целует его. Жюльетт говорит брату, что их мать зашла слишком далеко. «Да, – отвечает тот, – но если она урвет для нас десяток миллионов…» Доктор Ожье по телефону говорит Мадлен, что на трупе нет шрама, хотя у Альбера был удален аппендицит. Альбер в это время решает, что пора бежать из дома. Он исчезает в ночи, не оставив следов. Перед этим певец, чья жалобная песня сопровождала весь фильм, декламирует финальные стихи:
Хоть и враги мы сами себе,
Хоть и клянем судьбу,
Все же не стоит жизнь на Земле
Тратить на ерунду.
♦ Если бы Саша Гитри не снял ничего, кроме этого фильма, он все равно занял бы свое место в ряду величайших мастеров кинематографического творчества. В истории французского кино нет более совершенного фильма, чем этот. Мастерство диалогов, актерской игры, ритма, построения кадра безупречно. К примеру, в важнейшей сцене встречи близнецов Гитри словно заново изобретает прием «восьмерки»[135]135
В кино – стилистический прием, когда диалог снимается как поочередная последовательность крупных планов собеседников: зритель ни разу не видит участников разговора рядом, в одном кадре.
[Закрыть], правдоподобно передающий шок героев, столкнувшихся лицом к лицу, и пренебрегает какими-либо техническими трюками, позволяющими объединить обоих персонажей в одном кадре. В моральном и философском плане Жизнь порядочного человека располагается в одной плоскости с Отравой, La poison*, но отличается более беспощадной язвительностью, более мрачной и отчаянной горечью, поскольку объектом сатиры на этот раз становятся не чудовища, ― а мир буржуазии, который принято считать «нормальным». Рисуя портреты братьев-близнецов, Гитри отказывается противопоставлять их как добро и зло. Он показывает их одинокими людьми, и каждый по-своему прав: один (Ален) доволен жизнью и не жалеет ни о чем, особенно о полученных удовольствиях, даже если этот фарс заканчивается в грязных меблированных комнатах; 2-й (Альбер), напротив, недоволен собой, своим прямолинейным, лицемерным и скучным существованием; он завидует брату, который не завидует ему ни капли.
С точки зрения стиля, Гитри удается сделать чудо (к нему он стремился всю жизнь), объединив карикатуру и абсолютный реализм. Помимо прочего, Жизнь порядочного человека обладает обаянием приключенческого романа и непринужденного детектива, где Сименон пересекается с Достоевским под острым взглядом великого сатирика. Похвалы в адрес гениальной игры Мишеля Симона прозвучали бы тавтологией: эта двойная роль выглядит апогеем его во всех смыслах необыкновенной актерской карьеры. Маргерит Пьерри, Полин Картон, Де Фюнес, Бевер и вообще все, кто окружают Симона, пытаются угнаться за ним. Единственное появление Ланы Маркони является, если можно так выразиться, квинтэссенцией всего Гитри: эта сцена забавна, достоверна, мрачна и наполнена любовью Гитри к любым формам свободы и независимости.
БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги опубликованы в издательстве «Raoul Solar», 1956 (расхождения с готовым фильмом незначительны; главным образом – в закадровом комментарии рассказчика).
La vie en roseЖизнь в розовом свете
1947 – Франция (100 мин)
· Произв. Рауль Плокен
· Реж. ЖАН ФОРЕЗ
· Сцен. Рене Вилер, Анри Жансон
· Опер. Луи Паж
· Муз. Жорж Ван Пари
· В ролях Франсуа Перье (Франсуа Лекок), Луи Салу (Робер Тюрло), Колетт Ришар (Колетта), Симона Валер (Симона), Франсуа Патрис (Делла Рокка), Клер Оливье (мадам Палисс), Серж Анриш (Планкоэ).
Франсуа, молодой воспитатель в провинциальном лицее, в день торжественной раздачи призов обнаруживает своего коллегу Тюрло без сознания: он ударился, сорвавшись из петли. Рядом Франсуа находит личный дневник Тюрло и читает его. Тюрло самодовольно описывает в дневнике свой авторитет среди детей; то, как легко и непринужденно он очаровал Колетту, дочь недавно назначенного директора; рассказывает о своих литературных опытах (он пишет пьесу для самого Луи Жуве). Дневник возмущает Франсуа; когда Тюрло приходит в себя, Франсуа называет его Тартюфом. На самом деле Франсуа любит Колетту и устраивает ей сцену по поводу связи и переписки с Тюрло. Пораженная Колетта отрицает все эти обвинения и называет Тюрло фантазером. Заплаканный ученик Планкоэ, решивший, что Тюрло погиб по его вине, во всем признается Франсуа. Планкоэ и 2 его друга решили подшутить над воспитателем, изобразили голос Колетты и накропали любовное письмо от имени девушки. Тюрло попался на удочку и регулярно забирал письма от своей «дамы сердца» в дупле дерева в саду. Позднее один шутник украл у Тюрло дневник и отказывался вернуть, несмотря на все мольбы. Во время награждения Планкоэ пошел к Тюрло, чтобы отдать ему дневник, но обнаружил учителя без сознания и решил, что он умер. Франсуа успокаивает Планкоэ. Затем он мирится с Колеттой, а Тюрло, уезжая из лицея, отдает им кусок веревки, на которой пытался повеситься. По примете эта веревка должна принести им счастье.
♦ Этот ныне забытый фильм – современная версия «Малыша» (Petit Chose) Альфонса Доде – одно время был знаменит. За него бились между собой фестивали в Локарно и Венеции. Текст его сценария был опубликован в журнале «Lе Monde illustré, théâtral et littéraire» (предтеча журнала «L'Avant-Scène du cinéma»), рядом с Вороном, Le corbeau* и Последними каникулами, Dernières vacances*. Оригинальная и временами немного натянутая конструкция позволяет Луи Салу, актеру талантливому, но не известному широкой публике, сыграть одну роль в 2 противоположных ракурсах. Сначала он играет образ своего персонажа в его же мечтах: самоуверенного, блистательного, надменного и остроумного ловеласа. Затем мы видим персонажа таким, каким он является в реальности и каким его видят другие, ― бедным, застенчивым, слабовольным, доверчивым и печальным. Во всем фильме звучит горькая и жестокая интонация, не знающая ни снисхождения, ни уступок. В этом, по всей видимости, особый вклад Рене Вилера.
БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги в журнале «Lе Monde illustré, théâtral et littéraire», № 33 (1948).