Текст книги "Королева морей"

Автор книги: Юрий Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 16
ВРАЖДА

С первых же дней замужества Асия поняла, что пришлась не ко двору. Три старшие жены вождя, которого звали Ибрагим, сразу же встретили новую жену презрительным молчанием и завалили работой. Старшая была армянка по имени Назэни, и хоть ее красота уже поблекла, а суровая жизнь избороздила лицо морщинами, но она по-прежнему верховодила, командовала остальными и теперь не собиралась отдавать свои привилегии.

Две остальные жены, Аминат и Диба, в свою очередь стремились подмять под себя новую, к тому же ничего не понимающую в здешней жизни, да и говорить не научившуюся до сих пор.

А Асия к этому и не стремилась. Она безразлично вслушивалась в говор, но запоминать слова желания не было. Все заслонила жажда свободы, ненависть ко всему здешнему и чувство своего превосходства над остальными. И это она продемонстрировала в первые же дни жизни на женской половине дома.

Асия сразу же приняла гордый и независимый вид, пронзительно глядела на своих притеснительниц, и ее зеленые, потемневшие от напряжения глаза сильно беспокоили женщин, которые с руганью отворачивались. Асия почти без ошибок догадывалась об их бесхитростных мыслях, направленных на ее унижение и порабощение. В ответ на попытки навязать свою волю Ася тут же хватала миски, подушки, кувшины и швыряла их в женщин. Вой, стоны и проклятия неслись ей в спину, но ответных действий почему-то не следовало. Асия торжествовала и все больше забирала власть. Толстеющая Назэни однажды за свой крик получила удар кулаком в нос, залилась кровью и слезами. На крики о помощи сбежались остальные жены вместе с соседками, но Асия смерила их таким взглядом, что те с молитвами и проклятиями покинули ее.

Асия ожесточилась. Муж продолжал требовать ласк, а она отвергала его домогательства. Ибрагим грубо овладевал ею, но тепла в их отношениях не наступало. Он бил ее плетью, но Ася переставала плакать, пронзительно, с откровенным презрением глядела на него, и он спешил удалиться, простирая руки к небу и взывая к помощи аллаха.

Муллу она просто отлупила палкой, после чего он перестал заходить. Ибрагим тоже все реже появлялся. Он часто стал отлучаться в набеги на караваны купцов, притаскивал вороха добра, на которое кидались его старшие жены. Асия оставалась равнодушной к богатству и отшвыривала предлагаемые Ибрагимом украшения и тряпки. Тот замахивался плетью, но останавливался, ругался и спешил в компанию джигитов-аскеров. Там он отводил душу, стал попивать вино, рассорился с муллою и все больше озлоблялся.

А Асия, видя, что жизнь ее налаживается к лучшему, что даже вождь не смеет больше подымать на нее руку, стала полновластной хозяйкой в доме. Остальные жены сторонились ее, боясь попасть под гнев молодой хозяйки, с руганью выполняли всю работу по дому и вынашивали злобные замыслы, осуществить которые боялись, но постоянно их обсуждали.

Однажды Асия потребовала от Ибрагима хорошего коня, и тот через неделю вручил ей рыжую кобылу отличных статей. Конюх едва удерживал ретивость лошади. Асие понравилась кобыла, она подошла к ней, положила на дрожащую золотистую шкуру руку, и лошадь, медленно переступая ногами, успокоилась, лишь косилась фиолетовым умным глазом на новую хозяйку. Асия вставила ногу в медное стремя, и кобыла даже не шелохнулась, а Ася шептала ей что-то ласково и нежно. Она гордо оглядела двор, где собралось много любопытствующих, небрежно откинула чадру и тронула поводья. Кобыла мягко ступала по каменистой тропе, и люди расступились в обе стороны.

– Дочь шайтана! – раздались сдержанные голоса ей в спину, но она даже не повернула головы. – Разрази тебя молния, свались ты в пропасть, да покарает тебя всемилостивейший, всевидящий! Сестра джинна!

А Асия уже неслась по заветной тропе, с наслаждением пила холодный горный воздух, наполнявший ее восторгом, сравнимым с тем, который она испытала в море, когда впервые его увидела.

За ней едва поспевал всадник, посланный Ибрагимом, и Асия в гордом одиночестве скакала, оставив преследователя далеко позади. Кобыла оказалась сильной и выносливой, она отлично понимала всадницу. Однако та еще не в полной мере овладела искусством верховой езды и вскоре почувствовала усталость и боль в ногах. Асия оглянулась кругом, но ее сторожа нигде не было видно.

Чувство неуверенности и даже страха вползло в душу. Кругом царила угрюмая тишина незнакомого края, где поминутно можно было встретиться с грабителями и разбойниками. Для тех ничего святого не существовало. И теперь Асия с тревогой вглядывалась в тропу, в надежде увидеть всадника, который был послан Ибрагимом ей вдогонку.

Асия крутила лошадь, всматривалась в горы и с чувством облегчения увидела всадника, трусившего к ней. Он не торопился, видно было, что хорошо знает местность и понимает, что жене господина одной далеко не уйти. Да и вечер уже надвигался, и она скоро захочет домой.

Она легким галопом поехала навстречу. Молодой джигит с интересом и любопытством глянул на нее и отвернулся. Ему было неловко глядеть в открытое лицо жены вождя. Асия усмехнулась, поняв его состояние, но промолчала, не умея подобрать для разговора ни одного из тех немногих слов, которые она с трудом могла запомнить. Джигит в отдалении следовал за госпожой, и так в молчании они въехали в селение, где мальчишки тут же побежали сзади и завопили зло и азартно. Асия не обращала на них внимания.

Ибрагим угрюмо встретил молодую жену, и рука его сама потянулась за плетью. Назэни увидела это и тут же полился поток ругани и злословия. Ее поддержали остальные жены, и в доме поднялся куриный переполох. И тут рука Ибрагима принялась неистово хлестать оравших баб. Те бросились по углам с визгом, причитаниями, закрывая головы руками. А Асия хохотала и впервые с одобрением и лаской глянула на Ибрагима. Тот смутился совсем незаметно, но Асия успела это увидеть. Она подошла к нему и мягко отобрала плеть, ласково протянув слова благодарности, которые запомнила, живя здесь.

Ибрагим сверкнул глазами, его нахмуренные брови разгладились, и лицо смягчилось. Рука мужа неуверенно потрепала девичью щеку, и он выскочил из дома. На дворе раздался его излишне грозный окрик и слова приказа. Зацокали копыта, забряцала сбруя, и толпа всадников сорвалась с места бешеным галопом, а собачий лай вскоре затих вдали.

Асия выволокла жен из углов и жестами и немногими словами, которые знала, приказала себя мыть и кормить. Прекословить те уже не осмелились. Асия впервые по-настоящему почувствовала себя хорошо. Она упивалась своей властью и старалась пользоваться ею жестоко и непреклонно.

А жены не дремали. Они все обсуждали планы мести, готовые извести ненавистную соперницу.

Они сидели при свете сального светильника в той самой комнатке, которую занимала Асия в период заточения. Она уже укладывалась спать на женской половине, и когда вернулись жены, с недоверием глянула на них. Их глаза юлили под ее пристальным взглядом. Она догадалась об их сговоре, в груди вспыхнул огонек злости. Женщина вскочила с ложа.

– Злыдни проклятые! Я все про вас знаю! Задумали избавиться от меня? Не выйдет, шелудивые псицы! – она кричала по-русски, но ее слушали, затаив дыхание. Асия поняла, что она говорит на непонятном им языке, но в волнении не находила иных слов. По виду женщин она сообразила, что те в сильном испуге, и решила, что угадала все правильно и попала в самую точку.

Она сорвалась с ложа и, раздавая тумаки по головам и спинам женщин, с бранью и угрозами выгнала их вон. Помедлила и загнала всех троих в свою бывшую темницу, задвинув засов.

– Паскудницы! Хотели провести меня! Пусть теперь сидят там и воют!

С этого дня женщины ночевали в ее бывшей конуре. Вернувшийся из набега Ибрагим не обратил на это внимания. Он привез груду захваченного добра, выбрал из нее самое лучшее и бросил к ногам Асии. На этот раз она растянула губы в улыбке и благосклонно глянула на мужа. Тот задышал тяжело и шумно.

– Мне душно и тоскливо в этом доме, – сказала она не столько словами, сколько жестами и мимикой. – Я тоже хочу в набег. Хочу получить оружие и научиться им владеть, как джигит.

Ибрагим понял суть сказанного, сделал удивленное лицо и задумался.

В эту ночь он не злился, хотя Асия и не воспылала к нему чувством. Просто теперь она решила немного отпустить вожжи. Ибрагим был в восторге. Он будто помолодел, хотя в свои сорок лет вовсе и не казался старым. С этого дня Асия стала полноправной хозяйкой не только в доме, но и в селении, а главное – над вождем.

Глава 17
РАЗГУЛ

Не прошло и недели, как Ибрагим согласился на участие Асии в набеге. Стояла плохая погода, и он отговаривал жену, как мог, но Асия жаждала приключений, и опасности ее не страшили. За этот год их столько у нее было, что хватило бы на несколько жизней. И смерти она не опасалась. Она теперь была ей нестрашна. Мысль о смерти не доводила до холодного пота и замирания в груди, хотелось действовать, нестись куда-то, повелевать.

Теперь она всегда ходила с кинжалом, а на прогулки по горам отправлялась с пистолетом и саблей. Саблю ей подобрал Ибрагим, выбрав полегче, из тонкой дамасской стали, украшенную серебряной насечкой и рукояткой, инкрустированной перламутром.

Хозяйством она совсем перестала заниматься, а все дни стреляла из пистолета или ружья, училась драться на саблях, и некоторые джигиты уже ходили с ее отметинами и в повязках. Она полюбила драгоценные украшения и постоянно носила их в большом количестве. Ибрагим сиял как молодой и обменивал целые табуны коней и отары овец на жемчуг, изумруды и другие камни, за что получал скупые ласки от своей юной жены.

Настал день выезда в набег. Время было плохое, караваны не ходили, и на удачу надеяться было нелегко, но Ибрагим, горя желанием услужить жене, отдал приказ выступать.

Отряд из двух десятков аскеров, обвешанных оружием, скрылся в туманной дали. Асия ехала впереди, рядом с мужем, закутанная по глаза черной повязкой. На большее она не соглашалась, и Ибрагим уступил. Зато во всем остальном она была одета как аскер, волосы спрятала под шапкой.

Она поминутно трогала рукоять пистолета, торчащего из сумы на седле. В душе трепетал каждый нерв, сердце замирало временами в предчувствии чего-то волнующего, страшного и, может быть, последнего. Сейчас ей часто вспоминалась ночь первого похищения Аметханом и удар ножом. Даже и теперь этот удар вызывал в ней дрожь и омерзение, но она понимала, что такое может повториться, и от быстроты и решительности будет зависеть судьба. Асия убеждала себя, что не должна дрогнуть в решительную минуту. Эти мысли и волновали ее теперь, под дробный перестук тонконогих коней.

Асия не знала замыслов Ибрагима, он не мог ей точно объяснить их. И теперь она внимательно всматривалась в местность, стараясь запомнить ее и узнать о горах побольше. Это могло дать ей хоть какую-то независимость.

Два дня отряд носился по горам, не встречая ни караванов, ни подходящего табуна коней. Ибрагим сильно нервничал, опасаясь за свою репутацию. Ночевали в кустарнике глухих долин или ущельях, мерзли, боясь выдать себя светом костра, кутались в овчины и бурки.

Ибрагим предложил отправиться на восток, где легко можно было пограбить персов.

– К тому же здесь все больше наши, курдские селения, и в случае неудачи можно будет опасаться ответного набега, – сказал он.

– Хорошо бы сразу туда отправиться, – заметил Керим, средних лет джигит в нахлобученной до самых ушей шапке из черного барашка.

– Не хотелось бы далеко забираться. Мы не одни…

Аскеры тихонько переглянулись, не смея говорить открыто. Почти все они с неодобрением восприняли весть об участии в набеге женщины. Такого никогда не бывало, и воины старались отговориться от участия в походе, но Ибрагим не терпел такого. Страх перед главой рода помог ему собрать два десятка из полусотни имеющихся в селении воинов.

Ночью, лежа под буркой и пытаясь согреться, Асия думала, что причиняет в этом набеге много неудобств аскерам. Мысли женщины текли медленно и ни на чем не останавливались, но вдруг что-то толкнуло ее. Глаза широко раскрылись, и хотя была полная темень, но ей почудилось нечто странное и непонятное. Какие-то неясные образы двигались перед глазами, и она отчетливо увидела шевелившуюся массу коней где-то поблизости. Она уже знала то направление, куда следует направиться утром. Зашлось в груди от предчувствия удачи, Асия вся задрожала в ознобе волнения. Спать вовсе не хотелось, она рвалась вперед, желая проверить правильность видения. В самом ли деле такое может быть? А вдруг все это обман, за которым придет позор и презрение?

– Ибрагим, – позвала Асия мужа, когда серый рассвет поднял воинов.

Тот подошел, унимая озноб в теле и стараясь не показать его перед женой.

– Если хочешь удачи, то послушай меня. На север от нас сейчас пасется большой табун коней. Его можно легко захватить. И не надо будет в Персию идти. Торопись, – это все она сказала, путаясь в словах, дополняя их жестами и даже рисуя прутиком на земле.

Ибрагим с сомнением глядел в потемневшие глаза жены. Они горели лихорадочно, лицо пылало волнением. Она пристально глядела на мужа и ощущала его сомнения и удивление, но больше ничего не говорила. Рядом стояли воины и с трудом скрывали усмешку в бородах. Это разозлило Асию.

– А вы проверьте! Что вам стоит! Я говорю верно. Табун нас недалеко ждет! Торопитесь!

Воины заговорили, заспорили, замахали руками, а Ибрагим молчал, сосредоточенно думая. Наконец он решился.

– Аскеры! Аллах устами моей жены указал нам путь к богатству и славе! Все предопределено в жизни, и это был знак свыше. Воздадим хвалу Всемилостивейшему и тронемся в путь!

Воины молились, а Асия собирала свое хозяйство. Она чувствовала себя вяло, неуверенно, после нескольких минут волнения сразу сникла. Усталость давила на плечи, бессонная ночь давала о себе знать, да и дни тяжелого перехода болью отдавались во всем теле. Какая-то пустота и отрешенность наполнили ее. Ей уже хотелось вернуться в тепло домашнего очага, и даже ненавистные жены Ибрагима сейчас казались не такими противными.

Но голос мужа поднял ее в седло. Решение принято, и надо отбросить сомнения. Впереди целый день трудного пути, а там неизвестность и горячка сшибки, погоня, если что не удастся, опять сшибки. В этом здесь и заключалась жизнь. Половина курдов занималась разбоем, другие разводили скот, сеяли хлеб, просо, малая часть торговала. Не попался на грабеже – уже герой, а кого ограбил – неважно.

В таком угрюмом настроении Асия трусила за отрядом почти целый день.

Ибрагим последовал совету жены. Он знал по едва уловимым приметам правильный путь. Всего несколькими словами обрисовала Асия местность, куда надо держать путь, но их оказалось достаточно, и Ибрагим уверенно вел в набег своих воинов.

– Керим, возьми двух аскеров и скачи в ту долину, что за скалами. Посмотри, что там. Наобум нечего лезть. Глянь и сразу скачи назад.

– Слушаю, господин, – ответил воин, махнул рукой нужным людям и хлестнул уставшего коня.

– Будем отдыхать, – распорядился Ибрагим. – Лошадей пустить на траву, а то ночь может выдаться трудная.

Асия с радостью восприняла приказ и свалилась кулем со своей кобылы. Ибрагим стреножил ее и шлепнул ладонью, отгоняя прочь.

Солнце садилось, близился вечер. Воины вытащили сыр, лепешки и лук. Мясо кончилось еще утром, и приходилось довольствоваться малым. Но в набегах так случается постоянно, и аскеры не роптали.

По краям поляны торчали всадники, зорко всматриваясь вдаль. Ухо и глаз должны быть начеку. Народ тут ушлый, и глядеть требуется зорко.

Уже в сумерках, часа через полтора, Керим прискакал с радостной вестью:

– Господин! Табун в несколько сот голов пасется там, где ты указал!

– О, аллах! Ты услышал наши молитвы! Возблагодарим его, воины! Молитесь о ниспослании дальнейшего успеха. Сколько охраны, Керим?

– Шесть человек с собаками, господин. Нам сопутствует удача. Рядом небольшая отара овец. Для прокорма нам будет в самый раз!

Асия засияла. Ее пророчество сбылось. «Вот что такое дар Господа!» – думала Асия, радуясь, что ее честь спасена, а слава возросла, и теперь она может рассчитывать на большее в этой шайке разбойников.

Наступила ночь, и Ибрагим отдал приказ трогаться. Лошадей изловили, оседлали и быстрой рысью помчались к табуну. Несколько костров мерцало в долине, оттуда тянуло острым запахом конского пота. Брехали собаки, несло сырым туманом и холодом гор.

Воины знали свое дело, им не требовалось напоминать, что надо делать и чего не следует. Часть аскеров вместе с Асией налетела на охрану из шести пастухов. Считанные минуты понадобились на то, чтобы все пастухи легли в кустах, порубленные саблями или с пулями в спинах. Лай собак и вопли умирающих не волновали воинов. Асия металась на своей кобыле и не знала, что ей делать. Она махала саблей, но врагов не видела. А кругом гикали, свистели, кони ржали, лязгали подковы о камни. Слышались хрусткие глухие удары, падение тел, выстрелы и бешеный топот табуна, отгоняемого в нужную сторону умело и проворно.

Послышался голос Ибрагима:

– Асия, за нами, не отставай! Уходим!

Она крутила кобылу, которая обезумела от страха, и никак не могла направиться следом за табуном, пока не подскакал молодой джигит. Он схватил лошадь Асии за повод и потащил за собой.

Целую ночь отряд гнал табун прочь от места грабежа. Утром остановились отдохнуть, подсчитать барыши напоить утомленных коней. Накрапывал дождь, но лица воинов светились радостью и довольством. Развели костры, зажарили двух баранов, прихваченных расторопными аскерами. Все поглядывали на Асию с удовлетворенными лицами, кланялись ей и выражали почтение и преданность. А она с раскрасневшимся лицом, выбившимися волосами, так необычно сиявшими в окружающей серости, сидела в седле и смачно грызла баранью кость. Ей было приятно, гордостью светились посветлевшие зеленые глаза.

В селении их встречали с пальбой и воплями восторга. Асия на этот раз ехала с распущенными волосами, подчеркивая этим свою власть в роде.

Глава 18
ТУРКИ

Зима уступила место буйной весне. Жаркое солнце быстро растопило снег на горах, отшумели потоки талой воды. Буйная зелень покрыла все вокруг. Скот жадно нагуливал жирок после голодной зимы. Воздух звенел от птичьего переполоха.

Кончались скучные дни сидения в домах, ждали, лишь когда же подсохнут дороги и тропы. Джигиты скучали по дерзким набегам, угонам и стычкам, готовили сбрую и оружие. С нетерпением поджидали они небольшие караваны с малой охраной, которые уже где-то в долинах тронулись с места и опасливо держат путь, ведущий к барышу или грабежу. Воля аллаха неисповедима. Предопределение уже решило, кому, куда и когда отправиться.

Асия тоже скучала. Ибрагим ей сильно досаждал своими притязаниями, а душа не лежала к нему, рвалась в неизведанное. Она тоже ждала набегов и угонов. Два похода осенью воодушевили ее. Такая жизнь нравилась, волновала, а главное – отвлекала от Ибрагима. В походе он не приставал к ней, но, вернувшись домой, домогался ласк и внимания. Асия сторонилась его, как могла, но не всегда успешно. Он навешивал на нее все больше украшений, но теперь они уже не радовали, и она выбирала только самые ценные и красивые.

По селениям пронесся слух, что турки задумали какой-то поход и вскоре можно будет ожидать гонцов с требованием посылать воинов к Насух-паше. Эти слухи по-разному воспринимались джигитами, бессемейные радовались грядущим походам и богатой добыче, женатые, хотя и не все, предпочли бы остаться дома и с надеждой поглядывали на главу рода Ибрагима. От него зависело, кто будет отправлен к туркам.

И вот слухи подтвердились приездом из пашалыка гонца с тремя делибашами. Гостя встретили богатым угощением, одарили дорогим конем. Старейшины пировали на открытом воздухе, остальные селяне наблюдали и ждали решения Ибрагима.

И надо же было случиться, что именно во время пира Асия вернулась из поездки по горам. Ее рыжие волосы пышно развевались по ветру, чадра была откинута. Раскрасневшееся лицо пылало задором и вызовом, и только увидев чужих, она смутилась и опустила чадру. Но Неджат-эфенди уже увидел ее, и вопрос застыл у него на губах. Сотник делибашей никогда не видел таких женщин у этих диких курдов, которые живут по своим законам и не признают никаких других.

– Кто это? – спросил он Ибрагима, посматривая, как легко и проворно Асия спрыгнула с коня.

Это, Неджат-эфенди, моя жена, четвертая, – хмуро, недовольным тоном ответил Ибрагим и бросил колючий острый взгляд на удалявшуюся фигуру Асии.

– Видать, долго ты уговаривал всемилостивейшего Аллаха, Ибрагим-ага, пока он послал тебе такую жену. Гяурка?

– Гяурка.

– А что же мулла до сих пор не обратил ее в истинную веру?

– Трудное это дело, – Ибрагиму не хотелось продолжать разговор об этом, и он перевел его на другое. Неджат долго еще крутил головой, надеясь опять увидеть, рыжеволосую, но та не показывалась.

На другой день Ибрагим хмурым взором проводил гостей, отправлявшихся в следующее селение. Он с сожалением глядел на статного жеребца, легко бежавшего в хвосте турецкого обоза.

Глядишь, к концу поездки сотник наберет неплохой табунчик. Да и остальные делибаши по паре коней добудут. Злость закипала в груди Ибрагима. Асия не выходила у него из головы, а руки чесались, сжимая плеть. Так хотелось отходить ее по белой спине, послушать вопли, но он не двигался с места и только в бешенстве скрежетал зубами. Ибрагим смирил себя. Крикнул зычно, чтобы привели коня, вскочил в седло и ожег круп злобным ударом плети. Дробный стук копыт затих вскоре среди весенних трав.

Воины медленно собирались в поход, Асия часто носилась по горам, жгла порох в постоянной стрельбе. Жители селения приуныли. Часть воинов должна идти в армию Насух-паши, и на разбой оставалось совсем мало сил. Скот и посевы отнимали много народа, а ждать осени никак не хотелось.

В последние дни, что потянулись после отъезда Неджата-эфенди, Ибрагим стал замкнутым и невеселым.

Он часто раздражался по пустякам, стал постоянно упрекать жену в бесплодии. Муж грозил, ругался, бесновался, гнал Асию к знахаркам, та не желала, и в доме частенько стоял изрядный шум. После таких перебранок Асия надолго уезжала в горы, беря с собой одного-двух молодых джигитов, а Ибрагим посылал ей на голову всяческие напасти и проклятия.

В начале лета Неджат-эфенди снова явился в селение. Воины уже были готовы в поход, кони оправились от зимней голодухи. Но Ибрагим тут же почуял неладное в поведении турка. Тот частенько заговаривал об Асии и с нетерпением ожидал случая встретить ее.

– Чего ты тут торчишь, эфенди? – зло спрашивал Ибрагим, заглядывая пытливо в глаза. – Воины готовы, так веди их!

– Паша приказал для верности и тебе идти с ними, Ибрагим-ага.

– А род я на кого оставлю?

– Есть и другие старейшины. Сын у тебя взрослый. Да и что случится с твоим селением? У всех так. Воины уходят к паше из многих селений, и в округе будет спокойно. Не тревожь душу.

– Нет, я не могу! Я дал столько воинов, сколько требовалось!

– Насух-паша будет недоволен, Ибрагим. А с ним шутить не стоит. Надо выполнить приказ. Тут уж ничего не сделаешь.

– Уж лучше откочевать тогда. И так не все селения выставили воинов!

– Э, Ибрагим-ага! Куда ты денешься? От карающего меча султана не укрыться. Всюду достанет. И в самом деле подумай о роде своем.

Ибрагим отвернулся и ушел курить кальян.

Неджат-эфенди продолжал торчать в селении. Он часто выезжал в горы и в один солнечный день все же встретил Асию и тут же остановился, загородив узкую тропу. Турок молча всматривался в чадру, спешно накинутую женщиной на лицо, и сказал:

– Ты достойна лучшей судьбы, красавица.

– Свою судьбу я сама выберу, – не полезла за словом в карман Асия.

– Бог учит нас милосердию и почитанию старших, женщина. Так не отвечают гостю.

– Уходи с дороги, не заставляй меня злиться.

– О! Как ты грозна, женщина. Такая и в серале султана будет не последней! Что ты нашла в этом вонючем селении? Ты можешь блистать в самой дорогой оправе. Подумай, женщина.

Асия пригнулась, лихо хлестнула кобылу плетью, та с места рванула в узкую щель между тропой и откосом. Конь Неджата получил мощный толчок в грудь и поехал на задних ногах вниз по откосу, упал на бок, жалобно заржал, поднимая пыль. А Асия уже мчалась вихрем, нахлестывая одуревшую кобылу и горя ненавистью к этому нахальному турку.

В селении Неджат пожаловался Ибрагиму, но тот только ухмылялся, довольный случившимся. Он лукаво ухмыльнулся, представляя поверженного в пыль гордого турка.

После этого Ибрагим уже спокойнее отнесся к приказу Насух-паши, и через два дня отряд в дюжину аскеров потрусил легкой рысью на запад, где собиралось войско для дальнего похода.

Асия с прищуром глядела на мужа, и невеселые мысли теснились в ее голове. С тяжелым чувством она отпускала Ибрагима, но и сама не понимала, что именно ее тревожило.