Текст книги "Семейный архив"

Автор книги: Юрий Герт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

4. Орден Бухарского красного полумесяца за номером 9632.

5. Чекистский значок ХУ годовщины за номером 1091, к нему грамота и статуэтка.

6. Удостоверения шанхайские за номером 7532 и номером 347.

7. Личных служебных дел – 1 папка.

8. Писем на иностранных языках – 5 шт.

9. Фотокарточек разных – 3 шт.

10. Открыток заграничных – 23 шт.

11. Шашка с пометками «Н.М.»

12. Денег иностранных 3 доллара и одна китайская бумажка.

13. Монет бел. металла иностранных – 20 шт.

14. Машинка писчая «Ундервуд» за номером Ф840995.

15. Бумажник с монограммами желтого металла.

Обыск производили сотрудники Митюшин и Благушин.

Подпись лица, у которого произведен обыск.

И. Герт

16. Квитанция номер 3380 о приеме вещей, взятых во время обыска.

17. Квитанция номер 3379 о приеме от ГЕРТА И.Г. денег в сумме 116 р. 00 к.

18. Квитанция номер 3381 о приеме шашки в ножнах.

19. Анкета арестованного. Заполнена 17 июля 1938 года.

(Специальность – востоковед-чекист)

Подпись арестованного

И.Герт

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ОБ АРЕСТЕ И ПРЕДЪЯВЛЕНИИ ОБВИНЕНИЯ.

«...состоял агентом польской и японской разведки, вел по их заданию предательскую и провокационно-шпионскую деятельность».

28 ноября 1938 г.

Подпись обвиняемого

И. Герт

8. ПОСТАНОВЛЕНИЕ

27-го июля 1938 г. я, опер. уполномоченный У отдела 1 Управления НКВД СССР лейтенант госбезопасности КОСУХИН, рассмотрев следственное дело номер 20141 по обвинению ГЕРТ Ильи Гидеоновича в шпионской деятельности в пользу Японии —

НАШЕЛ:

ГЕРТ И.Г., будучи на ответственной работе за границей, установил контакт с подозрительными по принадлежности к японской разведке лицами – генералом Глебовым, Рейзинг, Фильц, Понин и др., что от нас скрыл.

ПОСТАНОВИЛ:

Дело номер 20141 по обвинению ГЕРТА И.Г.вместе с арестованным ГЕРТ И.Г.передать в 111 отдел 1 Управления НКВД для ведения следствия.

Опер, уполномоченный 1 Управления лейтенант ГБ

(Косухин)

Пом. нач. У отдела 1 Управления НКВД капитан ГБ

(Ненахов)

Нач. У отдела 1 Управления НКВД СССР ст. майор ГБ

(Пассов)

9. Протокол допроса от 3 октября 1938 года

Вопрос: Немедленно приступайте к показаниям о вашей преступной деятельности.

Ответ: Да, я преступник и готов отвечать за совершенные мною преступления против родины и Коммунистической партии, членом которой я являюсь.

Показания о моем предательстве я буду давать, но мне очень тяжело морально переживать свое падение.

Вопрос: Что вы, Герт, болтаете о каких-то моральных переживаниях, о родине, о партии? Ничего общего с родиной, с Коммунистической партией у вас давно уже нет. Вы давно уже превратились в матерого профессионального шпиона. Отвечайте конкретно: с какого времени вы стали агентом иностранной разведки?

Ответ: В состав агентуры польской разведки я был завербован в 1934 году, во время моего пребывания на нелегальной работе в Париже, по поручению ИНО ОГПУ.

Вопрос: Агентом каких иностранных разведок вы состояли, кроме польской?

Ответ: Я состоял еще агентом японской разведки с 1937 года.

Вопрос: Расскажите, как вас завербовали поляки?

Ответ: По заданию польской разведки занимался дезинформацией партии, советского правительства.

Вопрос: Ваше поведение на следствии говорит за то, что вы далеко еще не все говорите. Так, вы явно не желаете назвать ваших сообщников по шпионской работе. Предупреждаем, что из этого у вас ничего не выйдет. По этим вопросам, а также о вашей шпионской работе для японской разведки в Китае мы будем вас допрашивать.

Допрос прерывается.

Записано с моих слов верно и мной прочитано.

И. Герт

Допросили: Зам. нач. 3 отдела 1 УПР. НКВД Майор Госбезопасности

(Листенбург)

Пом. нач. 2 отд. 3 отдела 1 УПР. НКВД Лейт. Госбезопасности

(Чайковский)

10. Постановление от 21 января 1939 года

 18 июля 1938 года по подозрению в шпионаже в пользу Польши и Японии был арестован ГЕРТ Илья Гидеонович, допрошенный 8 раз. ГЕРТ сознался, что он является агентом польской и японской разведки, занимался предательством, дает подробные показания о своей шпионской деятельности.

Принимая во внимание, что получены дополнительные материалы, по которым необходимо провести дополнительные допросы ГЕРТ Ильи Гидеоновича, ходатайствуем перед прокурором СССР о продлении срока следствия и содержания под стражей ГЕРТ И.Г. с 29 декабря по 29 января 1939 года.

Справка: ГЕРТ Илья Г идеонович арестован и содержится под стражей с 18 июля 1938 года во Внутренней тюрьме НКВД СССР.

Следователь

(ТИХОНОВ).

11. Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР

 Судебное производство по делу ГЕРТ И.Г.

956597

Начато «20» 11 1939 года

Окончено «21» 11 1939 года на 8 листах

I. Обвинительное заключение/по следственному делу номер 20141/

По обвинению ГЕРТ Ильи Гидеоновича в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. 1-а УК РСФСР,

17588 и 11 УК(дописано ручкой – Г.К.).

В 1934 г. ГЕРТ Илья Гидеонович, будучи в Париже в качестве нелегального резидента ИНО ОГПУ, установил связь с агентом польской разведки ЧУЛИКОВЫМ ИБРАГИМОМ, введенным в резидентуру ИНО ОГПУ.

Работая на польскую разведку, ГЕРТ И.Г.передал известные ему сведения о работе ИНО ОГПУ в Тегеране, Стамбуле, Японии и Китае. Изложил структуру ИНО ОГПУ, наименование отделений, их функции.

На основании изложенного:

ГЕРТ Илья Гидеонович, 1895 г. р., ур. г. Астрахани, еврей, гр-н СССР, до ареста член ВКП/б/ с 1918 г., сотрудник 5 Отдела ГУГБНКВД СССР, капитан государственной безопасности, обвиняется в том, что:

1. В 1934 году был завербован польской разведкой в Париже, передал ей все имеющиеся сведения о деятельности ИНО ОГПУ по за-кордону и структуре ИНО и содействовал польской разведке в организации бандитско-террористических и повстанческих банд (дописано ручкой и не фигурировало в материалах дела и следствия. – Г.К.).

2. В 1936 году (в материалах следствия 1937 год. – Г.К.) был перевербован японской разведкой в Шанхае, передав ей всю агентуру, находившуюся у него на связи, местонахождение радиостанций, способы переотправки донесений, т.е. совершил преступление, предусмотренное ст. 58 п. 1-а УК РСФСР, 58 – 8 через17 и 5 8 – 11 УК РСФСР (дописано ручкой. – Г.К.). Справка: Обвиняемый ГЕРТ И. Г.с 18 июля 1938 года содержится под стражей в Бутырской тюрьме.

11 февраля 1939 года.

(АЛЕКСЕЕВ)

12.Протокол закрытого судебного заседания Военной Коллегии Верховного Суда СОЮЗА ССР.

 21 февраля 1939 г. Город Москва

Председательствующий Бригвоенюрист АЛЕКСЕЕВ

Члены: Бригвоенюрист ДМИТРИЕВ и Воен. юрист 1 ранга КЛИМИН

Секретарь воен. юрист 2 ранга КОЗЛОВ

Председательствующий объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению

ГЕРТ Ильи Гидеоновича

в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-1-а, 17-58-8 и 11 УК РСФСР.

Секретарь доложил, что подсудимый в суд доставлен и что свидетели по делу не вызывались.

Председательствующий удостоверился в самоличности подсудимого и спрашивает его, вручена ли ему копия обвинительного заключения, на что подсудимый ответил, что получил. Подсудимому разъяснены его права на суде и объявлен состав суда.

Подсудимый никаких ходатайств, а также отвода составу суда не заявил .

По предложению председательствующего секретарем оглашается обвинительное заключение.

Председательствующий разъяснил подсудимому сущность предъявленного ему обвинения и спросил его, признает ли он себя виновным, на что подсудимый ответил, что виновным себя не признает. От своих показаний на предварительном следствии отказался, т.к. дал их ложно. Следствие вел майор Листенгурт, с которым у него были личные счеты.

Оглашены показания подсудимого от 3.Х.38 г. о его работе в пользу польской разведки.

Подсудимый заявил, что эти показания были написаны Листенгуртом, а он переписал эти показания. Листенгурт требовал от него признаний в том, что он был шпионом шести стран.

На вопросы председательствующего подсудимый заявил, что с самого начала революции он работал честно и был неоднократно на фронтах. Он имеет два ордена и знак чекиста. Он все время работал честно, а сейчас его сделали врагом и предателем.

Больше дополнить судебное следствие ничем не имеет.

Председательствующий объявил судебное следствие законченным и предоставил подсудимому последнее слово, в котором он заявил, что никогда не был троцкистом и предателем.

Суд удалился на совещание.

По возвращении суда с совещания Председательствующий огласил приговор.

13. ПРИГОВОР

 ... Признавая ГЕРТ виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58-1 а, 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР, Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила:

ГЕРТ Илью Гидеоновича лишить специального звания капитана госбезопасности и подвергнуть высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.

Приговор окончательный и на основании закона от 1. XII.1934 года подлежит немедленному исполнению.

/Подписи судей/

14. Справка 

Секретно

Приговор о расстреле ГЕРТ Ильи Гидеоновича приведен в исполнение в гор. Москве «21» февраля 1939 года. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в Особом архиве 1-го спецотдела НКВД СССР том номер 17, лист номер 60.

Кремирован в МК (Донское кладбище).

Начальник 12 отделения 1 Спецотдела НКВД

СССР, лейтенант госбезопасности

(ШЕВЕЛЕВ)

15. Маленький парижанин

 У меня перед глазами на полке, расположенной над компьютером, стоит маленькая, размером в палец, отлитая из стекла полая фигурка-пузырек: мальчуган в большой коричневой кепке, с голубым, обмотанным вокруг шеи шарфом со свисающими на грудь концами, с книгой под мышкой. Коричневая кепка свинчивается – и под нею видно маленькое круглое отверстие – из него струится слабый, но вполне различимый запах духов... Этого малыша я называю «маленьким парижанином» – его подарил когда-то моей матери дядя Илья. «Парижанин» стоит рядом с ее фотокарточкой в пластмассовой рамочке.

Когда я свинчиваю кепку пробочку и вдыхаю сладкий, льющийся из бутылочки аромат, мне кажется – это не духи, это время, заключено в стеклянную прозрачную оболочку. Время, которое не уходит, не проходит, не исчезает, которое всегда с нами... Со мной...

16. Почему он вернулся?

 Почему он, дядя Илья, Илья Гидеонович Герт, – вернулся?.. Ведь он вполне мог бы и не возвращаться... Таких людей называли тогда «невозвращенцами». Среди них был, к примеру, Федор Раскольников революционер, герой гражданской войны, дипломат, писатель... Илья Герт подолгу жил за границей, ему доступна была самая разнообразная информация о происходящем в СССР, он приезжал в Союз – и многое видел сам. Ему, несомненно, было известно то, о чем писал Раскольников в своем знаменитом письме Сталину – писал, кстати, в том самом 1939 году:

«Ваш «социализм», – обращался он к Сталину, – при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата...

...Вы сделали все, чтобы дискредитировать советскую демократию, как дискредитировали социализм. Вместо того, чтобы идти по линии намеченного конституцией поворота, вы подавляете растущее недовольство насилием и террором. Вы открыли новый этап, который пойдет в историю нашей революции под именем «эпохи террора».

Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста.

Никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза – все в равной мере подвержены ударам вашего бича, все кружатся в дьявольской кровавой карусели.

Где старая гвардия? Ее нет в живых.

Вы расстреляли ее, Сталин.»

Федор Раскольников написал свое письмо 17 августа 1939 года. Меньше чем через месяц Раскольникова не стало – о его смерти в Ницце до сих пор далеко не все известно...

Почему же Илья Герт вернулся?..

Мне кажется, даже зная, что происходит в Союзе, он считал себя честным человеком, которого ни в чем нельзя обвинить...

17. Герт не был одинок...

На карте мира не было, пожалуй, государства, в пользу которого не шпионили бы «враги народа». Комкора А.И.Тодорского, например, обвиняли в шпионаже в пользу Ватикана, причем следователи откровенно объясняли ему, что английских, немецких и польских шпионов у них уже и так достаточно, а вот ватиканского еще нет, а поскольку Тодорский был в свое время в служебной командировке в Италии, то уж наверняка разведкой Ватикана был завербован. Били Тодорского страшно, и, когда, не выдержав, он закричал: «Сволочи, где же Конституция?», ему отвечали, усмехаясь: «В Париже!» И это была истинная правда – в это время в советском павильоне Парижской всемирной выставки демонстрировался гигантский фолиант, содержанием которого был текст недавно принятой новой Конституции СССР.

Среди погибших были люди с незаурядными биографиями. Например, комиссар ГБ 3-го ранга Николай Михайлович Быстрых, дважды награжденный за подвиги в гражданской войне. Полковник Александр Георгиевич Лунев, тоже дважды краснознаменец, бывший в 1917 году председателем судового комитета броненосца «Борец за свободу» носившего ранее название «Князь Потемкин Таврический». Из награжденных почетным революционным оружием – шашкой с прикрепленным к ее эфесу орденом Красного Знамени (всего им было награждено 20 человек)– 11 были расстреляны. Среди них – Тухачевский, Уборевич, Корк, Егоров и другие. Из чекистов – Вольдемар Рудольфович Розе, комбриг Главного управления пограничной и внутренней охраны.

По официальным данным, обнародованным в газете «Правда» 2 сентября 1988 года, общее количество расстрелянных сотрудников НКВД – двадцать с лишним тысяч...»

(Г. Карпилов. «Как были репрессированы Ягода, Берия, Ежов»).

18. Заявление НЕДОВЕСОВОЙ Веры Григорьевны в отношении судьбы ГЕРТА И.Г. от 8/ХII – 55 г. на имя Генерального прокурора

СССР Руденко Р.А.

19. Повторное заявление НЕДОВЕСОВОЙ В.Г. от 3/II – 56 г.

20. 28 ноября 1956 года по определению Военной Коллегии Верховного Суда СССР Герт Илья Гидеонович реабилитирован.

21. Мировой пожар в крови...

Сначала расстрелять, потом – реабилитировать...

Сначала сжечь, кремировать (хотя кто знает, как они там кремировали...), превратить в горсточку пепла – и потом реабилитировать...

А что же те, кто пытал, вымучивал фальшивые признания? Кто нажимал на спусковой крючок? Кто подавал команду «Огонь!» или «Пли!» – не знаю, как это там, у них, на Донском кладбище, т.е. на кладбище Донского монастыря, было принято...

Не знаю...

Не знаю...

Знаю только одно единственное, бессмысленное, лицемерное слово, в котором – вслушайтесь! – можно как бы издали уловить звук переламываемых костей... Реабилитация...

Но как все начиналось, с чего?..

О, конечно же, конечно путь у каждого был свой, с другими не схожий. Кто-то рвался в лидеры, в фюреры, в вожди... Я о тех, кто шел в революцию по иным причинам.

Трудно представить, можно только нафантазировать. Дядя Илья, которого, как уже говорилось, я видел всего лишь один раз... Его дважды исключали из гимназии – вероятно, был он склонен к непослушанию, бунту, рискованным авантюрам... Сердце в нем преобладало над разумом, чувство – над расчетом. Он был добр, ему хотелось, чтобы и вокруг были счастливые, радостные, улыбающиеся люди, лица. Он подарил отцу радиолу, маленькую, сочетавшую радиоприемник и пластиночный проигрыватель, по тем временам – редкость. Он подарил моей матери, тяжело больной туберкулезом, красную, расшитую цветами китайскую пижаму, от нее бледные, пепельные, с заострившимися скулами щеки словно розовели, покрывались живым румянцем... Пижаму и «Маленького парижанина»...

Что же было раньше – в мятежной юношеской голове?.. Я думаю, мечта о счастье. Об огромном, всемирном счастье. О том великом счастье, когда человек – наконец-то! – свободен. И нет над ним ни жандарма, ни хозяина, ни даже Господа Бога. И человек сам себе хозяин – хозяин своей жизни, своей земли, завода – хозяин своей судьбы. И не будет ни богатых, ни бедных, награбленное раздадут неимущим, бездомных поселят в теплые квартиры, а из золота, за которое пролито столько крови, столько людей погублено, в уборных наделают стульчаки...

Что для этого нужно?

Освободить человека!

Освободить, поскольку «Человек – венец творенья, краса всего живущего!» Так говорил Шекспир... И – «Человек – это звучит гордо!» Так говорил Горький...

А тех, кто против... С теми – борьба не на живот, а на смерть. Ведь умереть, погибнуть за всеобщее счастье – это и есть величайшее счастье на земле!..

И он, дядя Илья, и такие, как он, шли – не в кабинеты, не к высокооплачиваемым должностям, не к «роскошной жизни» (тогда это называлось мещанством), – шли в бои, под пули, а потом – на страшный, смертельный риск, в разведку, каждый миг опасаясь быть изобличенным, узнанным, уничтоженным...

Тогда казалось, этот путь ведет к всеобщему счастью, не к Лубянке, не к Донскому кладбищу...

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем —

Мировой пожар в крови —

Господи, благослови!..

Так они думали, этого хотели... Возможно, им были не известны слова Бисмарка: «Революции замышляют идеалисты, осуществляют фанатики, плодами их пользуются мерзавцы...»

Впрочем, знай они эти слова, они все равно им не поверили бы...

Глава третья

ЧСИР

Прокурору СССР тов. Вышинскому

Заявление

Я ученица 8-ого класса школы номер 174 Свердловского района Недовесова Тамара. Сейчас я живу в Москве с отцом на Рождественке дом номер 12 комната номер 42. До этого я жила со своей матерью Мерой Григорьевной Недовесовой в Астрахани.

Моя мать вышла второй раз замуж за врача Василия Ивановича Сусарова. Моя мать– врач. Работала в Астраханском медицинском институте. Последнее время работала в больнице имени Бехтерева. Все время она была ударницей. Каждый год бывала премирована. Имеет несколько научных работ. Она заканчивала большую научную работу.

Осенью 1937 года Сусаров Василий Иванович был арестован. О судьбе его дальнейшей я ничего не знаю.

А 25-ого октября 1938 года была арестована моя мать Недовесова Вера Григорьевна старшим инспектором Астраханского НКВД. На мой вопрос, что будет дальше с моей мамой, мне старший инспектор ответил, что мы твою маму берем не в тюрьму, а административно высылаем. Когда 30-го октября 1938 года я пошла в тюрьму, то мне сказали, что она выбыла. Больше никаких сведений я о ней не имею.

Я прошу Вас, товарищ Вышинский, расследовать и пересмотреть это дело. Я прошу сообщить мне, где моя мама, а также разрешить мне ей написать.

Пионерка 174 школы Недовесова Тамара.

7/IV– 39 г.

Мой адрес: Москва, Рождественка, дом номер 12, комната номер 42.

Не стану повторяться– в прошлой главе было сказано, что моя тетя Вера– сестра моего отца Михаила, сестра Ильи, арестованного в 1938 году и к тому времени, когда Тамарой было написано приведенное выше письмо, уже расстрелянного... Скажу лишь несколько слов о семье, в которой все они, включая и сестру Раю, родились и росли.

Уже говорилось, что глава семьи Готтиль Герт работал приказчиком, что его жена Тэма никакого образования не получила... Но недавно в руки мне попал примечательный документ, выданный Астраханским губернским раввином Б.Шуфером. Вот его текст:

«М.В.Д.

Астраханского губернского РАВВИНА

Свидетельство

Декабря 30 дня 1892 года

номер 99

Астрахань

Дано сие мною Астраханским Раввином в том, что двадцать девятого мая тысяча восемьсот девяностого года в г. Астрахани Астраханский мещанин, холостой, Готтиль Аронов Герт, 22 лет от роду, вступил в законный брак с девицею Тамарою, 16 лет от роду, дочерью Астраханского мещанина Гиллела Бермана. Обряд совершен в присутствии свидетелей Астраханских мещ. Абрама Касицкого и Моисея Кагана. Главный акт обязательства– ксуба на 75 рублей. Акт сей записан в метрической книге о бракосочетавшихся евреях Астрахани за 1890 год под номером 5. В чем подписью и приложением печати удостоверяю Астраханский Раввин Б.Шуфер Печать Астраханского Губернского Раввина

Помимо прочего, документ этот интересен упоминанием в нем ксубы. Ксуба– это брачный контракт, в котором зафиксированы имущественные обязательства мужа по отношению к жене. Мой друг, проживающий в Иерусалиме, пояснил: «75 рублей – это сумма, которую жених, т.е. твой дед, обязался своей невесте заплатить в случае, если когда-нибудь вздумал бы с нею развестись. Так повелось со времен Моисея. Сама ктуба принадлежит невесте и хранится припрятанная где-то в спальне, без чего правоверная еврейка не ложится с мужем в постель. Этот древнейший иудейский закон защищал права женщины уже тогда, когда у языческих народов опостылевшую жену можно было без всяких компенсаций прогнать, продать или даже безнаказанно убить...

Астраханский раввин пишет не ктуба, а ксуба– дело происходит в 1892 году и произношение у него ашкеназийское, иврит же 20 века возродится на основе произношения сефардского».

Поскольку речь идет о ктубе, очевидно, что семья Готтиля Герта держалась крепких, переживших тысячелетия еврейских традиций. О том же говорит и такой факт: когда тетя Вера вышла замуж за Николая Ивановича Недовесова и они зарегистрировались и пришли в дом к Гертам, согласившаяся на этот брак мать открыла им дверь и тут же молча ушла...

И однако – новые времена– новые песни... В 1914 году Вера закончила женскую гимназию, получив золотую медаль. В 1915 году она сдавала за мужскую гимназию на аттестат зрелости– латынь, сочинение по русскому, письменную математику и физику: аттестат был нужен для поступления в университет. В то же время она репетиторствовала, зарабатывая 50 рублей в месяц. 30 она посылала сестре Рае, учившейся в СПБ, 20 шли «в дом».

В 1923 году Вера кончила 1-й Московский университет по медфаку и, вернувшись в Астрахань, работала в мединституте, приобрела в городе известность как врач-терапевт, писала научные статьи, подготовила кандидатскую...

Вполне ординарной по тем временам была еврейская семья, из которой она вышла. Трое из этой семьи стали врачами: Рая, Вера и мой отец, четвертый брат закончил военную академию. Это уже не были евреи черты оседлости, замкнутые в своем мире, изолированные в духовном отношении от жизни окружавшего их народа, от жизни страны. Революция не только уравняла их в правах с остальным населением, но и дала возможность этими правами реально воспользоваться. Колоссальная энергия, сдавленная, сжатая, подобно стальной пружине, рванулась наружу. Так же, как для всех остальных, это была наша страна, ее судьба была нашей судьбой.

Много лет спустя, уже в Караганде, я принялся уговаривать тетю Веру написать свои мемуары.

– Зачем ? – удивилась она.– Кто и когда их прочтет ?.. Ведь я обычный, рядовой человек, и в судьбе моей нет ничего особенного... Наоборот, мне было лучше, чем многим... Самая что ни на есть обыкновенная жизнь, обыкновенная судьба...

– Тем более, – сказал я.– Обыкновенная жизнь, обыкновенная судьба– это как раз то, что нужно... И название давай придумаем какое-нибудь самое простое. Например, «Записки врача»... Помнишь Верисаева?.. Только у него совсем о другом...

...Была глухая пора начала восьмидесятых годов. Сталин все чаще появлялся на киноэкранах, за чтение «Архипелага ГУЛАГ» увольняли с работы, давали срок. В это время старая женщина, чьи глаза с каждым днем видели все хуже, по утрам садилась к столу и стремительным, неразборчивым– «врачебным»– почерком, тем самым, которым были прежде заполнены тысячи историй болезни, исписывала две-три страницы. После ее смерти я получил их, аккуратно сложенные внуком, в большой неуклюжей, но надежной самодельной папке из плотного картона.

ЗАПИСКИ ВРАЧА  

Вернувшись в декабре 1936 года с Чрезвычайного съезда Советов, на котором была принята новая Конституция СССР, первый секретарь астраханского горкома партии собрал у себя дома несколько человек, и нас с мужем ¹в том числе. За столом хозяин дома много и интересно рассказывал о съезде. Вдруг я услышала чьи-то слова: «Ну, теперь начнутся массовые аресты».

¹ Василий Иванович Сусаров – врач, заведовал облздравом в г. Астрахани. Расстрелян в 1938 году, впоследствии реабилитирован.

Жизнь между тем текла как будто спокойно, размеренно. Я работала над диссертацией, занималась со студентами. Муж также трудился. Встретили 1937 год. Я списалась с заведующим кафедрой патанатомии Саратовского мединститута и повезла ему свою работу на рецензию. И вдруг в Саратове к своему ужасу узнаю, что профессор арестован.

С начала 1937 года и в Астрахани начали «исчезать» некоторые партийцы и беспартийные тоже.

Из нашего мединститута первым пострадал заведующий кафедрой гистологии. Говорили, что он обвиняется в национализме (он – белорус). Вторым репрессировали заведующего кафедрой общей гигиены. Я помнила, как на одном из заседаний кружка по изучению марксизма он горячо доказывал, что проституция – тоже форма труда, для проститутки даже тяжелого. Говорили, это послужило одной из причин его ареста.

Несколько позже арестовали швейцара института. По слухам, он сознался, что много лет был шпионом каких-то государств.

С мая муж отметил, что к нему значительно ухудшилось отношение в партийных кругах, и однажды, придя с заседания партийного актива, объявил, что его исключили из партии. Через несколько дней сняли с заведования облздравом. При исключении из партии объявили, что под его руководством новый родильный дом построен вредительски, пользовать его нельзя. Однако, побывав в Астрахани в 1972 году, я убедилась, что этот самый роддом благополучно функционирует с полной нагрузкой.

Муж еще работал в мединституте. Время было каникулярное ,и мы с ним и с дочкой уехали в Ленинград. Здесь мы занимались в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. Я видела, как мучительно трудно мужу писать в анкете – «беспартийный». Он сын рабочих – и по матери, и по отцу. Вырос в бедноте. Партии был предан беспредельно.

В партию был принят 16-ти лет, когда работал в селе избачом. И он – «беспартийный»...

В начале августа мы приехали в Москву к моей сестре и на другой день муж выехал в Астрахань.

Одиннадцатого августа я получила телеграмму за подписью мужа: «Немедленно возвращайся домой». Оставив дочь в Москве, я выехала в Астрахань. На вокзале меня встретил тесть моего брата и рассказал, что одиннадцатого августа моего мужа арестовали и дома у нас только няня. Жили мы с ним в одном доме, но ехать вместе со мной он отказался из-за боязни за себя и свою семью. Взяла я извозчика и поехала одна. Путь мой лежал мимо квартиры двоюродной сестры, очень близкой мне. Заехала я к сестре. Увидев меня, Рая явно испугалась, дальше передней не пустила и, не дожидаясь моих вопросов, заявила, что ничего -ничего не знает о моем доме, слышала только, что муж мой арестован. Не поинтересовалась, где моя дочь, и быстро выпроводила. Извозчик меня ждал. Приехала я домой. Нянечка встретила меня сердечно, плача, рассказала, что мужа арестовали одиннадцатого августа, разрешили послать мне телеграмму, проверенную следователем, затем отдали ее няне и велели утром отправить. На следующий день после моего приезда позвонил из НКВД следователь, назвал свою фамилию – Трушин, объяснил, что ведет дело мужа, и поинтересовался, привезла ли я дочь. Узнав, что я вернулась без дочери, одобрил. На вопрос, возможны ли передачи и какие, ответил, что разрешается передавать белье, деньги же и продукты не следует посылать, так как у них есть все, вплоть до фруктов. Разрешается передавать и газеты. И я ровно год передавала белье и четыре месяца газеты, пока не узнала, что никогда ни одна газета не была передана. Чистое белье передавали, а грязное не возвращали.

В сентябре 1939 года началось мое полное одиночество. Дочка была в Москве. Со мной жила ее нянечка, прекрасной души человек. Больше ни с кем общения не было. В октябре 1937 года меня уволили из мединститута, где я была ассистентом на кафедре терапии, с оригинальной формулировкой: «по собственному желанию и политическому недоверию». В институте я проработала около 15 лет. К этому времени ряды партийных работников в Астрахани заметно поредели. Застрелился председатель горисполкома, повесился заведующий коммунальным отделом.

В инфекционной больнице, где мне удалось устроиться, имелось и детское отделение. В Астрахани в 1937 году создали детский дом для детей «спецконтингента», как обозначали репрессированных родителей. Оттуда к нам в различные отделения поступали заболевшие дети. Очень запомнились мне брат и сестра лет двенадцати. Отец у них работал торгпредом в какой-то стране. Репрессировали и его, и жену. Дети были присланы в Астрахань из Москвы. Оба ребенка поступили к нам с брюшным тифом. Трогательную картину представлял нежный, внимательный уход брата за сестренкой. Я их приняла и направила в одну палату. Когда детей переодевали в больничное, из карманов одежды мальчика посыпались бумажки. Оказалось, это почтовые квитанции. Дети писали Сталину, Ворошилову, Молотову, что их родители честные коммунисты и что их надо немедленно освободить...

Во время одного из моих ночных дежурств по больнице, обратилась ко мне старушка-эстонка, плохо говорящая по-русски, с просьбой проверить, нет ли в больнице ее внука. У нее единственная дочь, которую вместе с мужем арестовали, и забрали куда-то маленького их сына, внука этой старушки. Долго она искала внука. Наконец ей дали справку, что мальчик помещен в дом малютки в Москве. Там сообщили, что ребенок направлен в Астрахань в детдом спецконтингента. Бабушка приехала в Астрахань, но в детдоме выяснилось, что ребенка отдали на патронаж: гражданам, их фамилию и адрес указали. Но они с ней и разговаривать не захотели, сказали только, что мальчик заболел, его сдали в инфекционную больницу. Сначала она искала ребенка по фамилии его родителей, не нашла, стала искать по фамилии «воспитателей». Нашла. Ребенок поступил с корью, с очень тяжелой формой, и в больнице умер. Никто за телом не пришел, его похоронили в общей могиле, как беспризорного.

Через год в Темлаге меня разыскала мать этого ребенка. К тому времени просочились сведения, что в Астрахани есть детдом, где содержатся дети репрессированным москвичей. Узнав, что я врач из Астрахани, она обратилась ко мне – не знаю ли я что-нибудь о ее мальчике... Пришла она ко мне с вышивкой в руках. Вышивала для сынишки тюбетейку. Посмотрела я на эту тюбетеечку и поняла, как она надеется на встречу. Мальчик, похороненный в общей могиле, и был ее сыном. И не хватило у меня силы сказать ей правду. Ответила, что за время моей работы в инфекционной больнице этот ребенок не поступал – пусть живет надеждой, время ей поможет...