Текст книги "Малиновые облака"

Автор книги: Юрий Артамонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Брось в огонь, чтоб духу не было!

– Ты что, деньги себе хочешь взять? – понял, наконец, намерения жены Йыван.

– А что ты думаешь?! Смотрите, какой добрый нашелся. А кирпич покупать, а машину нанимать, а плотникам платить?.. И думать не смей! Вот свинью продали, теперь поросеночка надо брать. Зимой-то что жрать будешь?

– Нехорошо чужие деньги присваивать. Некрасиво.

– Красиво на базаре. Иди и смотри. Может, еще кошелек найдешь.

– Потерял, а теперь, наверно, ревмя ревет, – сказал сам себе Йыван. Жаль ему того человека.

– Знамо, ревет, – засмеялась Анна. – За эти денежки надо три месяца спину гнуть. Пусть не ходит разинув рот, а получше за карманом смотрит. Умнее будет.

Она сложила обе кучи денег в одну, завернула в платок и завязала узлом.

– Теперь и горевать не надо, – спокойно вздохнула Анна и вышла в сени, где давно уже стоял громадный сундук – вдвоем не поднять. Что в нем, Йыван до сих пор не знает. Как Анна привезла его с приданым, так до сих пор под двумя замками держит.

Йыван тоже вздохнул, подумал: «Деньги пошла прятать».

Посидев так, он вышел во двор, огляделся. Плотники тешут бревна для сруба, копают землю под фундамент. Все еще разбросано, раскопано. Выйди ночью – ногу сломаешь. Но стоит Йывану глянуть на место будущего дома, как он уже будто видит его: высокий, просторный, в три окошка на улицу, да еще во двор и в огород, все с красивыми наличниками.

Йыван присел на бревно, опустил голову и снова вздохнул.

– Что горюешь? Не деньги ли потерял? – спросил его Игнат, един из плотников.

– Нашел, – с трудом выдавил хозяин.

– Ну, нашел, так не плакать надо, а притопнуть, – присоединились к разговору остальные.

– Видите, я и пляшу, притопываю…

До вечера он помогал плотникам. Поужинав, завалился спать. Но почему-то никак не мог уснуть: все метался, ворочался. А как уснул, так привиделось, что снова ходит он по базару, не то продает, не то покупает. И полон карман денег. Так и тянут его вниз. И вдруг пропала эта тяжесть. Хвать за карман – йок! – нет денег.

Бегает Йыван по базару, кричит:

– Кто нашел мои деньги? Отдайте, христа ради. Дом строю. Расходы оплатить надо!

А люди не верят, смеются. Тут один мужичок, хитро посмеиваясь, показывает ему связку денег и тут же исчезает в толпе.

Йыван бежит за ним и плачет, понимая, что не нагнать ему, не отыскать средь толпы этого хитрого мужичка. И просыпается, ощущая на щеках слезы.

– Вот ворочается, не спится ему, – проворчала сквозь сон жена. – Ты что, сон свой за ужином проглотил?

– Ануш, – как можно ласковей произнес Йыван, подвигаясь к ней, горячей и большой будто печь.

– М-м…

– Давай вернем. Извелся весь…

– Вернем, вернем… – слабо бормочет Анна.

– И верно, лучше вернуть. Чужие ведь деньги. Может, они ему очень нужны, может, детям одежонку хотел купить. Адреса есть…

Услышав о деньгах, Анна вдруг открыла глаза, которые в предрассветных сумерках показались Йывану белыми пятнами, будто бельма упали на них.

– Ты что о деньгах? – сердито зашептала она.

– Да детям он, говорю, одежонку, верно, хотел купить…

– Нынче никто голышом не ходит, никто не голодает, – сказала Анна и отвернулась. Немного погодя, засыпая, пробормотала: – Кому отдашь, если хозяина не знаешь? Наши теперь…

– Да знаю я, знаю, – торопливо зашептал Йыван. – Там, в бумажке-то, адреса. Один из них, верно, и есть тот самый, хозяина…

Жена в ответ только всхрапнула.

Он вышел на крыльцо. Повернув бумажку к свету, принялся читать:

– «Сернурский район, деревня Торешкувар, И. Н. Мусгаеву Йошкар-Ола, улица Водопроводная, 17, П. К. Акланову. Город Таллинн, улица Заслонова, 125, В. Ф. Смирнову. Город Владивосток, улица адмирала Макарова, 323, 39, С. П. Ибраеву».

«Кто из них потерял? – подумал он. – Сразу все потерять не могут. Но который? Из Владивостока и Таллинна на наш рынок не поедут, ясно. У них свои не хуже имеются… А-а, будь что будет: напишу всем. Хозяин все равно свой кошелек опознает…»

На цыпочках сходил в дом за ручкой и бумагой и устроился на лестнице крыльца. Решил всем писать одинаково: «Добрый день, друг! Прошу прощения, не знаю твоего имени. На днях я ездил на йошкаролинский рынок. Свинину продавал. Деньги, видишь ли, очень понадобились – я новый дом строю. Выручку хорошую получил. А тут еще бог, как видно с неба, прямо мне под ноги бросил кошелек. И денег в нем больше, чем я за мясо выручил…»

Написав это, Йыван громко засмеялся: вот так, пусть поломают голову, пусть знают, что и мы шутить умеем. Почувствовав, как утренняя прохлада пробирает спину, накинул на плечи старую шубу и принялся писать дальше:

«Друг, если это ты потерял деньги, напиши ясно: сколько их у тебя было, какого цвета кошелек и что еще в нем лежало. Сам я живу в деревне Какшандур Медведевского района Марийской АССР. До свидания; С приветом Йыван, сын Кришана. А фамилия моя Какшанов. Передай большой привет семье».

Написав все четыре письма, он спокойно лег спать и, согревшись под боком жены, скоро заснул.

Хоть и не выспался, но поднялся он утром с чувством человека, сделавшего доброе дело. И в последующие дни был в таком же настроении, перестал вздыхать, работал наравне с плотниками. И вес ждал ответа. Давно он не получал писем, а тут сразу четыре должно прийти. Да и не из здешних мест, а с Дальнего Востока, с берегов Балтийского моря. Там он никогда не бывал, как и во многих других местах. Служил вот только под Москвой. Раза два в самой столице побывал с экскурсией. На Красной площади! Теперь вспоминает, лишь увидит на снимке или по телевизору, где там стоял, что видел, сколько народу было.

Как говорят, ближняя родня быстрей и дорогу забывает – сначала пришло письмо из Владивостока. Он несколько раз перечитывал свою фамилию на конверте, разглядывал штемпеля, нюхал: может, запах далекой земли, океана сохранила эта бумага?

– Знать бы, что там написано? – вздыхал он удрученно, нарочно щекоча свою душу. Но как ни крути, а открывать надо. Вскрыл конверт.

– «Дорогой Иван Григорьевич! – прочел он вслух. – Думал, повывелись добрые люди на белом свете. Да нет, оказывается. Спасибо. Порадовал ты меня письмом. О таких людях почаще бы надо в газетах писать. Будь все как ты, и жить было бы светлей и легче. Спасибо еще раз. А найдется хозяин денег, думаю, еще не так тебя благодарить станет. Будь здоров, всегда оставайся таким же честным и чистым душой!»

Йыван еще раз перечитал письмо, погладил зачем-то рукой грудь, сказал сам себе:

– Хорошее письмо, И я правильно сделал! Зачем мне чужие деньги? Не каждый же год дом строю – выкручусь. Вот получу тринадцатую…

Через два дня ответили из Йошкар-Олы. Писали примерно то же, что и в первом, только конец другой: «По базарам любим ходить, но деньгами не разбрасываемся».

Очень удивило его письмо из Таллинна. Ни привета в нем, ни до свидания – одна ругань. «Вот что я тебе скажу, Иван, сын Григория. Дурак ты стоеросовый. Таких надо поганой метлой выметать. Сам жить не умеешь, а другим это в укор получается. Будь поменьше таких добреньких, и деньги бы никто не терял. А если они у тебя лишними оказались – высылай мне, я найду дыру, куда их заткнуть». Это письмо Йыван не перечитывал, порвал в клочья и в печь бросил.

«Прямо как моя жена, – подумал про себя. – А ведь мариец писал, такой же как я. Буду в Таллинне, ни за что к нему не зайду. Лучше к совсем незнакомому ночевать попрошусь…»

А последнее письмо все не шло и не шло. Уж не потерялось ли где? И что делать, если не найдется хозяин у этих денег?

И будто с души спало, когда пришла весточка с сернурской стороны.

«Сват Иван, – писала женщина. – И я потеряла кошелек на том базаре, только в прошлом году…»

– Еще одна полоумная! – засмеялся Йыван. Но душа его была полна радости: ведь если он ничем и не мог помочь этой женщине, то по крайней мере утешил своим письмом. И принялся читать дальше.

«Так и не нашлись деньги тогда. А недавно зять пришел в слезах: кошелек, говорит, потерял. Не его ли ты нашел, сват? Зять мой живет в Йошкар-Оле, у нею свой дом на улице Нахимова. Фамилия его Токтаулов Иван Иванович. До свиданья. Бог не забудет твое доброе дело и воздаст сторицей».

– Ой, да не одна она дурная, – захохотал Йыван, весь род такой! Гляди-ка, и зять потерял! Теперь узнал, наверно, что я нашел, так до потолка от радости подпрыгнул. – И он представил этого Ивана Иваныча, растяпу. И еще пуще захохотал. – То ли еще будет, когда я достану денежки из кармана и отдам ему?! Вот, скажу, твои деньги. Не разбрасывай впредь. А если их у тебя так много, то отдай в Фонд мира! – Йыван потер от возбуждения руки. – Поди, и бутылку белого достанет. А как же? Столько денег ему верну!

Не скрыл своей радости и от жены:

– Нашел, Анна, хозяина.

– Какого хозяина?

– Да денег…

– Каких денег?

– Каких-каких! Тех, что на базаре нашел.

– Что? – вытаращила глаза Анна. – Да как хоть он уз-нал-то?

– Забыла? На бумаге адреса были. Я по ним написал письма и получил ответы. Я ж тебе говорил ночью.

– Ах, вот, оказывается, чем мой муженек занимается. А я, дура, понять не могу, чего это у него руки в чернилах! – Анна пошла на него грудью. – Тебе что, деньги не нужны стали? Лишние, да? Может, тебе и дом не нужен?

Но не уступил Йыван. Ни слова не говоря, встал грудью против нее – и ни на шаг назад, откуда только смелости набрался. Раньше, бывало, чтоб переспорить ее, визгливо кричал, но и отступал, прикрываясь рукой, и убегал в конце концов. Что же это с ним стряслось?

– А ну, выкладывай деньги сюда! – приказал он, показывая на стол.

– Держи карман шире – выложу! Попробуй вытащи у собаки кость из пасти! – хоть и кричит Анна, но голос ее постепенно слабеет.

– Вдребезги разобью твой сундук, а деньги достану. Вишь ты, на чужом горбу в рай въехать хочет! Гадюка бесстыжая. Где топор?

Разъярясь, Йыван побежал за топором. Но пока бегал, жена успела достать деньги и бросить на столешницу вместе с кошельком.

– На, жри! Пусть семья пропадает. Добрый какой нашелся! С твоей добротой по миру пойдешь! – всхлипывая, Анна ушла во двор.

Зажав топор промеж ног, Йыван пересчитал деньги. Отложил в сторону 380 рублей и лотерейные билеты. Так-то лучше, богаче не станешь, ко и чужие деньги руки жечь не будут.

Хотя дома полно работы, да и плотникам помогать нужно, но сложил Йыван свою находку в карман, взял письмо с адресом и собрался в город. «Иван Иванович или кто другой потерял кошелек, но развязаться с этим делом нужно окончательно, – подумал он. – Если не найду хозяина – отдам в это самое, как его, в бюро, где всякие находки принимают. Пусть они ищут. А я сдал – и больше знать ничего не знаю…»

Приодевшись, он вышел на улицу и зашагал к большой дороге. Не успел от дома отойти – навстречу три парня. Спрашивают что-то у бабки Марфы. Та махнула в сторону Йывана. Парни направились к нему.

– Здравствуйте, ребята, – сказал Йыван. В своей деревне он даже с незнакомыми всегда здоровался первым.

– Здравствуйте, здравствуйте, дядя, – проговорил один с усмешкой.

– А где тут Иван Какшанов живет? – спросил другой.

– Сами-то откуда будете?

– Я Иван Иванович Токтаулов, – кашлянув, сказал третий. – Дело у меня к Какшанову.

– Стало быть, вы ко мне. Я и есть Иван Григорьевич Какшанов. Идемте-ка в дом, там и поговорим. Хорошо, что не разминулись, я в город собрался.

– Жарко… – обмахиваясь, сказал один. – Дом, что ли, строишь?

– Да, вот взялся. Потому и ездил на базар. Свинину продавал… Устали, наверно. Может, чаю с дороги?

– Не откажемся от чего и погорячей, – засмеялся другой парень. – Но сначала надо дело завершить. Верно?

– Верно, верно, – согласился хозяин дома. – Сначала дело, а потом уж хочешь пой, хочешь пляши.

Прошли в дом. Йыван засуетился, таская на стол хлеб, чай, сахар, стаканы. Достал из шкафа бутылку водки, говоря:

– Вот, для плотников покупал. Ведь наймешь их, так без этого не обойтись…

– И это нужно, – в тон ему поддакнул первый парень.

А хозяин денег все молчит. Тогда Йыван сам обратился к нему, напоминая о цели приезда:

– От тещи твоей письмо получил. Пишет, что ты деньги потерял.

– И мне написала. Вот я и приехал.

– Да, хорошо, что я нашел, – Йыван ощупал карман, хотел было уже достать кошелек, но передумал. «Конечно, – размышлял он. – Этот Токтаулов человек, видно, толковый, умный, зря врать не станет. Но проверить все же нужно».

– Ты скажи, сколько рублей было и какой кошелек, – сказал он. – Вспомни.

– Что тут вспоминать, – снова вмешался первый. – Кошелек коричневый, раскладной, с двумя встречными кармашками, прошит красной тесьмой.

– Так, так, – кивнул Токтаулов.

– А денег было триста восемьдесят рублей, да еще четыре или пять лотерейных билетов.

– Да не ты же потерял. Откуда все знаешь?

– Так мы и на базаре втроем были…

– Телевизор хотели купить, – вновь поддакнул хозяин. – Пошел в кассу рассчитываться, а кошелька нет. Побежали опять на базар. Да что толку. Не будешь же каждого останавливать да расспрашивать.

– А что еще в кошельке было? – продолжал допытываться Йыван.

– Адреса были записаны на бумажке.

– Верно, верно. Твои деньги, ошибки нет.

Йыван достал кошелек и вернул его хозяину.

– Спасибо, спасибо, – горячо заговорил тот, пожимая Йывану руку. – Доброе у тебя сердце. Никогда не забуду. А я уж думал: все, пропали денежки…

– Зачем пропали? К хорошему человеку попадут – найдутся.

Йыван ждал еще чего-то. Может, слов поласковей, разговора душевного, приглашения ли в гости в город. Парни же допили бутылку, наелись досыта и встали из-за стола, собираясь в обратный путь.

Один из них подошел к хозяину, положил ему руку на плечо и ехидным голосом сказал:

– Иван, сын Григория, а ведь ты…

– Миша, не надо! – не дали ему договорить друзья. – Брось. Чего связываться. – И друг за другом вышли во двор.

Йыван смотрел им вослед, пока головы их не скрылись за дальним бугром. Парни размахивали руками, дурачились, громко над чем-то хохотали и хлопали друг друга по спинам. Глядя на грязную посуду на столе, хлебные крошки на полу, на пустую бутылку, он вздохнул: «А ведь ты… И чего они смеялись? Надо мной, что ли?» Вместо радости он чувствовал только горечь, будто полынь в рот попала. Взял пустую бутылку, перевернул – хоть бы капля вылилась.

– Эх, лучше бы плотникам ее отдать, – вздохнул он.

Йыван уже начал забывать обо всей этой истории, как спустя неделю-полторы вручил ему почтальон гербовую бумагу. Вскрыв конверт и увидев ее, Йыван обомлел: вызывают в суд. И хотя между этим вызовом и возвращением денег никакой видимой связи не было, он душой почуял – тут собака зарыта! Вспомнились парни, их смешки, ехидные намеки. Нет, неспроста они так хохотали… Неискушенный в таких вот официальных делах, Йыван так напугался, что на время потерял дар речи.

– Что за бумага? – спросила жена. – Не деньги ли снова нашел?

– В суд вызывают, – через силу выдавил Йыван и растерянно огляделся, как заблудившийся, попавший в незнакомое место человек.

– Зачем?

– Н-не знаю…

– Говорила тебе, что не доведут эти деньги до добра! Зачем поднял их? Пусть бы себе лежали. Пусть бы сгнили лучше!.. Ой, вот посадят тебя, как же я одна-то буду? Ты хоть подумал об этом? Ты чего: меня послушал, не все отдал?

– Все. Не нужны мне чужие деньги.

– Тогда зачем зовут на суд?

– Да не знаю. Может, не из-за денег, а?

– Из-за них, из-за них, проклятых. Чего еще-то ты можешь натворить, увалень такой!

– Дак деньги нашел, это разве зло?

– Что нашел – не зло, отдал – вот где зло!

Йыван не знал, что и подумать. Все в уме перебрал, но не нашел вины за собой. Так чего делать-то: идти в суд или нет? Раз вины нет, так и ходить нечего. Но опять же бумага с печатью… Ошиблись, может?

– Ладно, съезжу и вернусь, – сказал он жене.

– Вернешься оттудова, как бы не так! – После получения повестки муж опять присмирел, зато она вернула прежнюю власть, потому и говорила сердито. – Сухарей тебе не надо насушить?

Йыван исподлобья взглянул на нее, но ничего не ответил, махнул рукой.

Дождавшись назначенного дня, вновь надел костюм, в котором недавно собирался везти в город найденные деньги. Доехал быстро, быстрее, чем нашел здание суда. На его расспросы люди на улицах посмеивались:

– Тебе какой суд: земной или небесный?

Йыван понимал шутки и отвечал в ток:

– Пока земной. В небесный еще не вызывают.

И они махали рукой: туда иди.

И вот большой зал, в нем много стульев, но народу почему-то мало. Впереди, на самом видном месте, сидят трое, напротив них, так что Йывану видны только спины, – еще трое. У самой двери шушукаются какие-то женщины. Чего им надо? Йыван даже вспотел от волнения. Достал платок, вытер лоб. Пройдя немного вперед, он пристроился возле сидящих в переднем ряду. Глянул – ба, да это Иван Иваныч. И друзья его тут.

– Чего, и тебя вызвали в суд? – спросил он шепотом.

– Вызвали, – коротко ответил Токтаулов. И даже не глянул в глаза.

– Так оно, так. В суд по своей воле не ходят…

– Гражданин, назовите себя, пожалуйста, – попросил его один из сидящих за столом, высокий, худощавый мужчина.

– А? – переспросил Йыван. – Я, что ли? Иван Григорьевич я. Из Какшандура.

– Какшанов Иван Григорьевич? Так?

– Стало быть, так.

– Зачем вас вызвали, знаете?

– Ума не приложу. Вроде ничего плохого не делал.

– Сейчас объясню. В суд поступило исковое заявление от Токтаулова Ивана Ивановича. Вы знакомы с ним?

– Дак вот он сидит, – недоуменно сказал Йыван и показал на соседа.

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Чего?

– Где и как вы познакомились?

– В деревне… – Йыван замялся, говорить или нет, что пили водку. А человек дальше расспрашивает:

– Зачем он к вам в деревню приезжал?

– За деньгами.

– Какими?

– Которые потерял.

– Так вы подтверждаете факт, что деньги, утерянные гражданином Токтауловым, были найдены вами?

– Ну да. Я еще письмо его теще писал.

– Ваше письмо приложено к делу. Вот оно, – и человек показал бумажку. – В заявлении гражданина Токтаулова сказано, что вы вернули ему только часть денег. Сколько вы вернули?

– Триста восемьдесят рублей.

– А было в кошельке?

– Столько и было, – недоумевая, к чему все это, сказал Йыван.

– Гражданин Токтаулов, сколько было денег в утерянном кошельке?

– Шестьсот рублей…

Йывана бросило в пот. Да как же это? Откуда шестьсот, если триста восемьдесят? От страха он даже пот не решался вытереть со лба.

– Можете ли вы доказать, что было именно шестьсот? – спросил судья Ивана Ивановича.

– Да, друзья вот видели, жена… Я телевизор собирался покупать. Накануне снял со сберкнижки шестьсот рублей. К заявлению приложена справка из сберкассы.

– Да, имеется справка, – подтвердил судья.

Все смешалось в голове Йывана, он уже не понимал, о чем говорят. Да как же так? Почему все врут? Ведь триста восемьдесят было… Сговорились они, что ли? Зачем на человека напраслину возводить?

– Так сколько денег было в кошельке, гражданин Какшанов? – донесся до него голос высокого судьи. – Вы один их пересчитывали или со свидетелем?

– Я? Жена их считала. На базаре некогда считать было…

– Так, может, жена взяла?

– Нет, она при мне считала, на столе…

– А кроме вашей жены еще кто-нибудь видел деньги?

– Нет… Я плотникам говорил, что нашел, – вспомнил вдруг Йыван.

– Вы им показывали деньги, называли сумму?

– Нет.

– Гражданин Какшанов, вам придется вернуть недостающую сумму – двести двадцать рублей, – заключил судья.

И суд вынес такое решение…

У Йывана будто разум помутился, он долго бродил по коридору, натыкаясь на людей, на стулья, и никак не мог найти дверь на улицу.

Его остановил рослый худощавый мужчина с пачкой бумаг под мышкой. Оказалось, тот самый судья.

– Товарищ Какшанов, что вы ходите взад-вперед?

– Сейчас уйду, – торопливо ответил Йыван. – Где тут дверь?

– Я вам посоветовал бы подать кассационную жалобу.

– Это чего же, еще раз сюда приходить? – испуганно спросил он. – Нет! Не умею я ходить по судам…

– Но вы же не оставляли себе денег? Я с самого начала был в этом уверен, но ничего поделать не мог.

– Вот как перед богом… – начал было Йыван, поднимая руку ко лбу, но, увидев пристальный взгляд судьи, смутился.

– Верю, верю. Но ничем помочь не могу. Вот если бы ты не писал письма… – судья вдруг закашлялся, поняв, что говорит что-то не то. – М-да. Конечно, слов нет, ты поступил благородно. Но… Впредь надо быть осторожней. Вот, например, записал ты номера лотерейных билетов, что в кошельке были?

– Нет.

– Моли бога, что он не подал иск на выигрышный билет… Хотя… нет, он, конечно, не такой дурак… А дверь – вот она.

Домой Йыван вернулся с поникшей головой.

– Отпустили насовсем? – обеспокоенно спросила Анна.

– Отпустили. Двести двадцать рублей заставляют платить…

– Кому?

– Хозяину денег. А почему – убей, не понял, – развел он руками.

– Говорила я тебе, говорила! – заголосила Анна. – Видите, какой добренький нашелся. Деньги вернул, да еще и свои отдает! Жить не умеешь, бестолочь такая! – Она уже ничуть не боится мужа. Он вернулся из города с подрезанными крылышками, теперь садись на него и погоняй. – Ты что, поговорки не знаешь: «Нашел – молчи, потерял – молчи!»? Дурак ты дурак.

– Дай деньги, что на мясе выручили, – тихо попросил Йыван.

– Жди, отдам! Как хочешь, так и плати. Копейки теперь от меня не получишь! Пусть в тюрьму сажают, может, там уму-разуму научат!

«Все равно даст, – думает Йыван. – Покричит, покричит и отдаст. Неужто из-за двух сотен в тюрьму идти? Упаси бог!»

Взяв топор, Йыван вышел во двор, к плотникам. Но работать так и не смог. В голове не дом, а совсем другие мысли. «Что же это такое? Как ни крути – все дурак. Или нечестный человек. Утаил – обманщик. Вернул – все равно обманщик! Где же правда-то?»

Тяжело вздохнув, он присел на кряж, воткнул рядом топор.

– Ты чего это такой? – спросил со смехом Игнат. – Опять деньги нашел?

– Нашел, нашел… – пробубнил Йыван и сокрушенно махнул рукой.

РАСПЛАТА

Перевод А. Шавкуты

Виктор Николаевич Петухов возвращался из дома отдыха. Выйдя из автобуса, он пошел до деревни пешком. «Зойка ждет не дождется, наверно. Сердцем чую. Надо было отправить ей телеграмму. Сидела бы тогда у окна, меня поджидала», – думал он по дороге.

У своего дома взглянул на окна. За тяжелыми занавесками никого не видно, и во дворе его никто не встречает. На двери большой замок.

– Куда это она подевалась? – подумал Виктор Николаевич, заходя в избу. В доме все как будто было на месте, но пахло нежилым.

Соседка из-за забора косо посмотрела на него, даже не ответила на приветствие, спросила с непонятной Петухову издевательской интонацией:

– Ну что, отдохнул?

– Отдохнул, – ответил Виктор Николаевич. – А Зойка где?

– К матери своей ушла твоя Зойка. Уже неделю там живет.

– А зачем? – удивился Петухов.

– А это ты сам должен знать.

– Что «это»?

– Вот что я тебе скажу, дорогой сосед… – она выпрямилась, подбоченилась. – Раз приехал, теперь сам и корми свою свинью, утром и вечером дои корову, приглядывай, чтоб куры в огороде не хозяйничали. Больше я вам не помощница.

– Что ты говоришь? Что случилось? Мы так хорошо жили, что произошло?

– А кто тебя знает? Не думала, что ты такой… – соседка отвернулась, показывая этим, что разговор окончен.

– Ничего не понимаю… – Виктор Николаевич развел руками и ушел домой.

Было уже поздно, поиски жены пришлось отложить.

Управившись с хозяйственными делами по дому, Петухов лег спать, но тяжелая тревога душила его. «С чего бы это? Что за перемена в Зойке? Или я виноват?» – думал он, но своей вины так и не нашел.

Утром, не выспавшись, Виктор Николаевич подоил корову, накормил свинью и кур, горестно отправился на работу.

Закадычный друг Митька, подкравшись, хлопнул его по плечу:

– Привет, Николай! Как отдохнул?

– Нормально, – ответил сумрачно Петухов.

– Вот это и чувствуется, – усмехнулся Митька. – Даже в газете написали.

– В газете?! О чем?

– Как ты там отдыхал…

– А кто написал?

– Не помню сейчас… Не то Чупрайкин какой-то, не то Чипченко… Видать, умеешь отдыхать, даром время не теряешь. Грешны мы, мужчины, насчет этого, а скрывать не умеем. Нет чтобы было шито-крыто…

– А когда вышла та газета?

– Да примерно три-четыре дня назад.

– А что там написано?

– Сам знаешь, чай, что ты там натворил.

– Ничего такого не творил. Только отдыхал.

– То-то отдыхал… – снова засмеялся Митька.

Вечером мельком пробежал газеты, лежавшие на столе, валяющиеся в сенях. Не нашел ничего про себя, снова начал читать, теперь уже обстоятельно, от корки до корки, с начала до конца. Даже объявления все прочитал: программы кино, радио и телевидения, какая будет погода на сегодня и на завтра, кто что продает, хочет купить.

Ничего не нашел Виктор Николаевич. Расстроился.

– Вот ведь черт, ведь даже в чем оправдываться не знаю. Плюнул в сердцах он на стопку газет и пошел к машине. Мчится машина по улице, все живое от нее разбегается.

Останавливается у тещиного дома, будто осаживает дикого скакуна. Выскакивает из кабины, и тут же смелость его куда-то улетучивается. Тихо приоткрывает дверь и видит, что Зоя качает люльку, а на него, законного мужа, и не смотрит.

– Почему не идешь домой? – как можно ласковее спрашивает он, подходя поближе.

– Уйди от меня! – кричит Зоя. – Бесстыдник! Вам все не хватает!

– Чего мне не хватает?.. Ты говори прямо, ничего не понимаю… И в деревне говорят одно и то же, и здесь, а толком ничего не объясняют, – просит Виктор Николаевич умоляюще.

– Сам прекрасно знаешь, в чем дело. Еще спрашивает. Покалечил ты мою судьбу, вот что. Как я теперь людям в глаза смотреть стану?

– Зоенька, давай поговорим по-человечески, – Виктор Николаевич тихонько трогает супругу за плечо.

– Отстань! Ненавижу тебя! – жена больно ударила его по руке.

– Зоя, скажи мне, наконец, что случилось?

– Вот, читай! – она вытаскивает из шкафа газету и бросает ему. – Нарочно оставила.

Виктор Николаевич вдруг почувствовал слабость в коленках.

Столько времени он искал эту газету, а теперь словно боится прикоснуться к ней. Нет, надо взять себя в руки. Дрожащей рукой поднимает Виктор Николаевич газету, начинает читать:

«…Среди отдыхающих особо отличается другая группа. На короткое время покинув семью, они чувствуют себя вольными птицами, целыми днями пьянствуют. Для примера мы укажем одного человека. Прибыл к нам отдыхать из совхоза «Передовик» шофер Петухов Виктор Николаевич. За пятнадцать суток был ли он когда-нибудь трезвым? Буянил в ресторане, бил бокалы, тарелки, приставал к женщинам, а одну даже силой тянул к себе в комнату. Пришлось отправить Петухова В. Н. в медвытрезвитель. На него завели дело, которое отправили на место работы. Будем надеяться, что рабочком совхоза примет надлежащие меры и сообщит нам. К. Чивилихин».

Виктор Николаевич ничего не сказал. Что тут говорить! Схватил машину, помчался как сумасшедший. Доехал до леса, чуть не врезался в дерево, остановился, опомнился.

Упал в траву лицом вниз, полежал немного, потом стал соображать. Вспоминал, как жил в доме отдыха, что ел, пил, во сколько спать ложился, когда вставал. Все вроде помнил, а как в ресторан ходил, как посуду бил да в вытрезвитель попадал, – ничего этого вспомнить не мог. И что это с ним случилось? Долго лежал Виктор Николаевич в траве, но так ничего понять и не смог.

Встал он наконец, поехал в контору совхоза. Заехал к председателю рабочкома.

– Кого ждешь, тот и идет, – приветливо встретил его председатель рабочкома, как-то по особому заглядывая в глаза.

– Вот… в газете обо мне написали, – тихо говорит Петухов, опускает голову.

– Знаю, знаю… И у меня есть эта же газета. Есть письмецо и из медвытрезвителя, и из дома отдыха. Придется собрать товарищеский суд. А ты передовой шофер совхоза. Не ждал я, не гадал. Ай-яй-яй…

– Это не я… – мямлит Виктор Николаевич.

– Как это не ты?!

– Так-то я, но не я…

– Не понимаю… Ты, да не ты. А кто?

– Не знаю…

– Твоя фамилия Петухов?

– Петухов.

– Виктор Николаевич?

– Виктор Николаевич.

– Ив газете так же написано. Тогда это ты!

– Я… но не я…

– А кто? Пушкин? Крылов?

И эту ночь Петухов совсем не спал. Думал всю ночь – додумался ведь! Утром написал в газету: «Дорогой друг редактор! Помогите не втоптать меня в грязь. Петухов Виктор Николаевич – это я или не я?»

Через три дня пришел ответ: «Петухов Виктор Николаевич – это вы, шофер совхоза «Передовик». К. Чивилихин».

Виктор Николаевич отложил письмо, тяжело вздохнул. Нет, не прояснилось его дело, еще больше запуталось. Как жить-то теперь, что делать? Встал Виктор Николаевич, письмо случайно локтем задел, оно на пол соскользнуло, а из конверта выпала еще одна бумажка, которой он раньше не заметил. Поднял он бумажку, а в нее завернута фотокарточка. На бумажке ехидная надпись: «Высылаем вам на память фотографию, каким вы в вытрезвителе были. Пусть вам стыдно будет. Может, за ум возьметесь».

Долго смотрел Виктор Николаевич на фотографию, а потом принялся как сумасшедший хохотать. А после – по избе вприсядку пустился. Нарадовавшись вдоволь, Виктор Николаевич взял снова в руки фотографию. Узнал он самозванца, узнал: Мамаев это Николай. Шофер из соседнего совхоза. Отдыхали вместе. Действительно, редко видели его трезвым. Иногда даже ночевать не приходил.

– А-а-а, вот ты кем стал?! Забыл, значит, свою фамилию, да? – спрашивает Виктор Николаевич у фотокарточки. – Петуховым стал, да? Что же с тобой сделать? Знаю, знаю, что с тобой сделать!

Виктор Николаевич накинул телогрейку, вышел к машине. Разве тридцать километров – это расстояние? В совхозе «Куидыш» он нашел дом Мамаева, взял с собой заводную ручку, ворвался в избу.

Мамаев в это время сидел за столом, обедал. Увидев Петухова, тотчас выскочил из-за сюда, начал пятиться к окну.

– Чо-чо-чо, сдурел?

– Я тебе покажу чо-чо-чо! Ты пьянствуешь, а с похмелья заставляешь мою голову болеть? – Петухов со страшным лицом поднял заводную ручку, медленно пошел к Мамаеву.

Никто – ни сам Петухов, ни жена Мамаева – не успел опомниться, как Мамаев выскочил в окно.

Мамаев крикнул с улицы жене:

– Марья! Беги скорее к милиционеру! Скажи ему, что из сумасшедшего дома сбежал один полоумный.

– Милиция опоздает. Не успеет прибежать, как я тебя укокошу.

– Что случилось? Почему в чужом доме хозяйничаешь? – вмешалась жена Мамаева, стремясь удержать Петухова, загородила дорогу.

– Спроси у своего мужа! – Петухов отстраняет женщину и выбегает на улицу.

А Мамаева уже и след простыл. Оглядывается кругом Петухов, врага своего не видит. А тот сидит высоко на крыше сарая и зубы скалит. Оттолкнул Мамаев ногой лестницу, та чуть Петухова не зашибла. Поднял Петухов голову и увидел Мамаева. Ничего не сказал, принялся кирпич поувесистей искать. Приуныл Мамаев. Понял, что возьмет его Петухов долгой осадой. Понять-то понял, но виду не подает.

– Не поймаешь, не поймаешь… Руки коротки.