Текст книги "Чёрный Скорпион"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Ни один?

– Ни один.

– А раньше когда-нибудь ночевали у вас в доме?

– Этого я бы не пережила! Правда, Геннадий… Да, иногда ночевал Геннадий.

– Который в определенном смысле друг Вики?

– Ну да. Однако нынешней ночью не было и его. Подождите! – Взгляд женщины сделался напряженным. – А вдруг… А вдруг это именно они?..

Я хмыкнул:

– Тогда они круглые дураки. Паслись тут почти месяц, а потом пришили хозяина дома? Что-то не верится, хотя в жизни, конечно, случается и не такое, особливо по пьянке. Слушайте, а когда вчера вы уезжали к подруге, они были здесь?

Маргарита на секунду задумалась.

– Нет, по-моему, уже нет.

– А во сколько вы уехали?

Она подняла глаза к потолку.

– Что-то около шести вечера… Да, почти в шесть. Сергей уже прилично набрался, но до отключки было еще далеко.

Неожиданно мне в голову пришла некая мысль.

– А Вика? – спросил я.

– Что – Вика?

– Ну, это… – Для вящей наглядности я пошевелил пальцами. – У них с Сергеем… ничего не было?

– Да вы что! – чуть не задохнулась от возмущения хозяйка "замка". – Да как вам не стыдно!..

И тут в дверь постучали, а через секунду в гостиную заглянула собственной персоной только что упомянутая всуе Вика.

– Извините, Маргарита Владимировна, – вежливо проговорила она. – Там вас к городскому.

Маргарита вздрогнула и растерянно посмотрела на меня:

– Боюсь…

Я фамильярно дотронулся до ее обнаженного плеча и улыбнулся как Джеймс Бонд:

– Чего вам бояться? По телефону, насколько мне известно, еще никого не убили. И даже не ранили.

Маргарита встала и пошла к двери. Я проводил ее одухотворенным взглядом, потому что когда рядом с вами проходит высокая и красивая женщина, – остальные дела могут подождать. Проход высокой и красивой женщины – это как поэма: посадка головы, изгиб шеи, форма груди, объем талии, размах бедер – ну и все прочее. Тем более если посадка, изгиб, форма, объем, размах, ну и все прочее – как у Маргариты.

Когда дверь закрылась, я перевел малость воспаленный взор на Вику, оставшуюся, видимо, развлекать меня в отсутствие хозяйки. Ну что тут скажешь? Нет, не гадкий утенок, конечно, однако я на месте Серого, имея постоянно под рукой Маргариту, на эту девочку наверняка не позарился бы. В таких случаях говорят: больше потеряешь, чем приобретешь, ежели вдруг, не дай бог, возьмут за задницу.

Но знаете, эта свистушка тоже сейчас уставилась на меня. И прямо как-то вызывающе, даже насмешливо уставилась. Эх-ма, где-то там мои розги?..

Нет, терять реноме солидного и респектабельного гостя было никак нельзя. И я ужасно деловым тоном поинтересовался:

– Слушай-ка, милая, а куда ж это твой жених-то, гм-гм, подевался?

Девушка равнодушно пожала плечами:

– Кто его знает! – А потом махнула рукой: – Да и не жених он мне вовсе, а так…

– Что значит – так?! – вроде бы поразился с высоты своих преклонных лет я.

Она опять дёрнула плечом:

– То и значит! Да и вообще, ну его. Сбежал и сбежал, больно нужен мне такой…

– Какой – такой? – снова перебил я.

– А такой! – Вика сморщила нос и очень выразительно покрутила у виска маленьким пальчиком. – С приветом он, Генка, был – вот какой!

Я насторожился:

– А ну-ка притормози! Что значит "был"? Почему это, дорогуша, – "был"?

Но либо она и сама была немного "с приветом", либо в ней, ей-ей, пропадала классная актриса: днем-то встретила меня совсем в другом "образе" – хмурая, молчаливая, себе на уме девица, – а сейчас нате пожалуйста: стоит, хлебальник разинула. Ой, Вика-Вика…

– Ну, раз Генка смылся, значит – "был"? – рассудительно объясняла меж тем она, хмуря от такой моей непонятливости тонкие брови. – А вернется – "будет" опять. Но пока его нет – ясное дело, что "был". – И чуть ли не с сожалением посмотрела на меня: мол, пенёк ты пенёк.

И вдруг медленно отворилась дверь и на пороге показалась Маргарита.

Я невольно вскочил, потому что сейчас она была просто на себя не похожа. Маргарита глядела куда-то вперед словно незрячими, мертвыми глазами, а ее и без того не шибко румяное лицо снова, как и днем, казалось белым, точно полотно.

– Послушайте!.. – Я прыгнул к ней, боясь, что она еще раз предпримет попытку упасть, как тогда, возле комнаты с телом Сергея. – Успокойтесь! Пожалуйста, успокойтесь! Кто? Кто это звонил, Рита?

Но Маргарита бессильно опустила голову, грива длинных золотистых волос совершенно скрыла от меня красивое бледное лицо. Слова ее я еле расслышал.

– Не знаю… Он угрожал мне…

Я клацнул зубами.

– Да кто – он?!

Маргарита всплеснула руками:

– Он… голос! Какой-то необычный, странный, глухой…

(Ну, это ясно как дважды два – голос изменили.)

– А что? Рита, что он сказал?

Плечи ее мелко дрожали, и я решил, что, наверное, не лишним будет их слегка приобнять: из гуманизма, для пользы дела, ну и вообще. И приобнял.

– Вспоминайте, Рита, вспоминайте!

Она затрясла головой:

– Да ничего такого особенного он не сказал! Он только грубо выругался и прошипел: "Ну что, скоро и тебе конец!" (Вот так "ничего особенного"!) – И Маргарита горько разрыдалась у меня на груди, а я, честное слово, растерялся, вторично за один день заключив в дружеские объятия многолетнюю "женщину моей мечты". Но все же первым взял себя в руки.

– Спокойно, Рита, спокойно! Вы уверены, что ничего не перепутали?

Она сердито уставилась на меня мокрыми от слез глазами:

– Оглохли от перевозбуждения? Давайте отодвинусь и повторю еще раз.

Я смутился:

– Да нет, вовсе я и не оглох. Но… кроме, кроме этого ничего не было сказано?

– Ничего, – проворчала она и вдруг запнулась: – Нет, постойте! Он… он еще сказал: "Смотри, помни про собак!"

– Собак?! – удивился я. – Каких собак?

И вот тогда подавляемое, видимо, лишь огромным усилием воли напряжение ее вырвалось наконец наружу.

– Да пошли вы к чёрту! – зарычала она. – Откуда я знаю – каких?! Оставьте меня в покое!..

Похоже, у Маргариты вот-вот должна была начаться самая настоящая, классическая истерика, и, разумеется, оставлять ее в покое я не собирался. Я сгреб ее в охапку и уложил на диван. Она продолжала что-то выкрикивать, всхлипывать – в общем, нести всякую чушь. Но прибежала Вика с водой, салфетками и нашатырем, и объединенными усилиями нам удалось в конце концов привести Маргариту в чувство. Когда взгляд бедняжки стал осмысленным и слезы перестали ручьем бежать из прекрасных глаз, я мягко взял ее за руку и проникновенно сказал:

– Поверьте, Рита, все будет хорошо. Никто не посмеет до вас и пальцем дотронуться, пока я жив, а жить я собираюсь долго. Давайте закончим на сегодня эти неприятные разговоры, скажите только, где мне устроиться на ночь. А все остальное – завтра. Вы меня поняли?

На бледных губах показалось слабое подобие улыбки.

– Я поняла, – почти беззвучно прошептала Маргарита. – Я все поняла…

– Так где мне лечь? – деликатно повторил я.

Маргарита посмотрела на Вику:

– Подготовь, пожалуйста, комнату рядом с моей.

Гм, вот даже как? – невольно поднял я бровь, но, впрочем, тотчас же опустил: с позиции и тактики и стратегии это решение было верным. Правда, имелось тут, на мой взгляд, и еще более верное, однако из соображений морали и этики умолкаю: вечная дилемма – "жизнь или честь", и далеко не всегда в этом нравственном противостоянии побеждает более разумное с моей точки зрения из этих двух начал. А иначе люди на земле жили бы, право слово, дольше. Но, одновременно, – и подлее.

И вот, готовый уже высоконравственным маршем проследовать за Викой к предназначенной мне на эту ночь судьбой спальне, я неожиданно громко обозвал себя дураком и:

– Слушайте, – обалдело пробормотал я. – Но что же в таком случае делал прошлой ночью ваш верный четвероногий друг? Спал? Или, может, бегал на свидание?

Девушка покачала головой:

– Жак не наша собака. Это я утром, когда уже все случилось, выпросила его на пару дней у знакомых, чтоб не так страшно было, понятно?

– Понятно, – кивнул я. – Действительно, я помню, что Сергей просто органически не переносил собак. Да и кошек тоже. – Подумал и добавил: – В отрочестве он иногда охотился на них с молотком.

Вика вздохнула:

– Это чувствовалось. А вы?

– Что я?

– Тоже охотились с молотком?

– Ну что ты! – возмутился я. – Я животных люблю.

– Это тоже чувствуется, – сказала Вика. – Ладно, идемте. Я покажу вам комнату и туалет.

– Идем, – покорно согласился я. – Комнату хочешь показывай, хочешь нет, но уж туалет, милая, покажи обязательно.

Глава девятая

Я лежал, закинув руки за голову и уставившись в потолок, но потолка не видел: в комнате стояла беспробудная темень, хоть глаз выколи. Время от времени я ее нарушал – прикуривал и курил, – но это случалось не слишком часто, хотя и чаще, чем днем. Вообще одна из странностей моего организма – курить ночью чаще, чем днем. Да и не только курить. Вы, конечно, знаете о более-менее научном делении всех людей на «жаворонков» и «сов», – так вот я «сова», и самая что ни на есть ярко выраженная. Мне все дается лучше ночью, нежели днем, и так было всегда.

И вот – я лежал и перемалывал, пережевывал в мозгу события дня минувшего, делал попытки как-то связать их с теми, что случились раньше. Иногда выходило, иногда не очень, и тогда я сердился, снова курил, однако мусолить определенные вещи и факты не прекращал, потому что по многолетнему опыту знал: подобный, на первый взгляд бесполезный умственный онанизм в какой-то миг, или час, или день все равно обязательно даст свои плоды – пускай даже не в виде четких логических конструкций и схем, а в форме наития, предчувствия, интуиции, образа, – но даст, обязательно даст.

И еще, конечно, я все не мог отделаться от мыслей о Сером: не как о жертве зверского убийства, а вообще – о друге и человеке, с которым нас связывало столь многое, – от бренчанья на самодельных электрухах в школьном ансамбле до таких вещей, о которых я просто никогда не расскажу.

Правда, не хотелось бы и чересчур лицемерить: первый шок прошел, и теперь я чувствовал себя уже гораздо спокойнее. И тому тоже была причина, точнее, две. Первая заключалась в том, что годы, прожитые порознь, все-таки здорово отдалили нас друг от друга. За эти годы произошло многое – и у меня, и у Серого тоже. Но главное, главное было, пожалуй, в том, что мы, сколь ни грустно, разошлись не только в пространстве, но и во времени. Мы выпали, выпали из общей некогда системы координат: у него в последние годы были свои абсцисса, ордината и аппликата, а у меня – свои, и они между собой никак не пересекались. Пожалуй, они могли бы еще пересечься, встреться мы хотя бы сутки назад. Но мы не встретились, и теперь наши оси координат не пересекутся уже никогда…

Однако, думаю, я не был бы до конца откровенен, если бы в качестве причин своего относительного "утешения" назвал только те, которые уже назвал… Да, Маргарита в определенном смысле потрясла меня не меньше, чем известие о гибели Серого или газ из того проклятого баллончика. Впервые в жизни я столкнулся с т а к о й женщиной, не хочу даже расшифровывать. И верите, просто не знаю, как повел бы себя, окажись Серый жив, – наверное, постарался б как можно быстрее помочь (в чем, было известно ему одному) – и бежать, бежать, бежать…

Не помню, говорил или нет, но был сегодня такой краткий миг, когда мое лицо касалось ее лица (про тела говорил, это помню). И знаете, сделай я в тот момент одно, всего лишь одно легкое движение – и мог бы коснуться губами ее губ, но в бога душу мать! – это были губы жены моего мертвого друга… И кстати, не известно еще, как бы отнеслась к этому она, – вполне вероятно, я бы просто схлопотал по морде. Да наверняка – схлопотал бы.

Тьфу! На душе снова сделалось так гадко, что я, как за палочкой-выручалочкой, автоматически потянулся за следующей сигаретой. И вот тогда…

И вот тогда я услышал… Да нет, даже не услышал, а каким-то шестым (или седьмым, или восьмым) чувством ощутил, что в доме есть кто-то еще. Кто-то чужой, посторонний. (Если только, конечно, это не хитровыделанная Вика либо сама Маргарита надумали вдруг разгуливать в три часа ночи по своим делам. Но какие дела могут быть у них, в три часа ночи, кроме туалета?! Нет, я малый опытный – туалетом тут, пардон, не пахло.)

Я бесшумно соскочил на пол, приблизился к двери, приоткрыл ее… Внизу кто-то ходил. Большинство людей сейчас ничего бы не почуяли, однако мой слух несколько выше средней нормы. Хотя ежели бы я крепко спал… Но не люблю сослагательного наклонения: в сей момент я крепко не спал.

А уже в следующий момент возникла мысль о собаке – я не знал, где она угнездилась на ночь. Но к лешему собаку – тревога острой занозой уже свербила под ложечкой, и я выскользнул в коридор. Тоже темный, хотя и не такой, как моя спальня, коридор.

…Да, кто-то был на первом этаже дома. Я еще недостаточно хорошо разбирался в его географии, чтобы точно определить, где именно, но не это сейчас было важно. На цыпочках подошел к перилам лестницы, свесил голову вниз… Голоса! Правда, еле слышные, – однако они были.

Долго раздумывать я не собирался. Темнота – друг не только молодежи, а, как оказалось, и мой в данном случае тоже. Лишь бы не заскрипели деревянные ступеньки…

Они не заскрипели. Теперь я стоял внизу и вслушивался. В то, что шептали и шипели друг другу непрошеные ночные гости. И внезапно, отлично понимая, что главное – не пороть горячку, я тем не менее решил немного ее попороть.

Пришельцы, судя по всему, пребывали сейчас в той гостиной, где состоялось вчера мое знакомство с Маргаритой. А гостиная эта… была тупиковой. Отлично! – еще не хватало гоняться за наглецами в потемках в одних трусах по всему дому. Я понятия не имел, чем они там занимались, – возможно, что-то искали или же пока только разрабатывали план предстоящей экскурсии, но…

Вообще-то я человек осмотрительный и аккуратный, ничего не делаю с бухты-барахты, и "семь раз отмерь, один отрежь" – это именно про меня. Но сейчас я принял совсем другое решение – вроде бы далеко не осмотрительное и совершенно не аккуратное.

До сих пор их сила была в основном в том, что они (я не имею в виду конкретно типов, что шушукались в глубине дома, хотя, впрочем, и их тоже) поначалу запугивали свои потенциальные, а впоследствии и кинетические жертвы, давили, ломали волю, гнули к земле, уверенные в собственной мощи и безнаказанности, а уж потом – расправлялись. Расправлялись весомо, грубо и зримо.

Они это умели и любили, однако вот любили ли они, когда против них начинали действовать теми же методами? Сомневаюсь: психология подонка такова, что, получив неожиданно по зубам, он очень часто начинает элементарно, простите, подванивать. Я уже упоминал, что вовсе не собирался проводить каноническое расследование, сидя по вечерам у камина с трубкой в зубах, а в перерывах между глубокими аналитическими силлогизмами философски и меланхолично пиликать на скрипке. Нет, я решил размотать всю эту поганую цепочку последовательно и просто – звено за звеном, забираясь по дороге все дальше и дальше, пока не дойду до финала. Сейчас до финала было еще далеко – передо мной замаячила лишь одна шестнадцатая либо даже тридцать вторая. Передо мной замаячили лишь первые (и наверняка низовые) звенья этой сволочной цепи, но коль они замаячили, их следовало вырвать. Вырвать и всё.

И я не стал играться в сыщика-интеллектуала. Да и вообще, кулаки Хаммера порой куда эффективнее мозгов Пуаро. Моментально входя в роль, я взъерошил пятерней волосы, нарочито громко зевнул и зашлепал босиком в направлении гостиной, полагая, что палить по мне они не начнут или, по крайней мере, начнут не сразу. В принципе, я рассчитывал, что о моем присутствии в доме эти наглецы покуда не знают.

…Они и не знали. Нет, я, конечно, хоть и "сова", но все-таки не настоящая, а потому выражения их лиц в темноте разглядел нечетко. Однако мне все же показалось, что морды их стали как минимум сантиметров на десять длиннее.

Шаркая ногами будто заспанный недоделок, я ввалился в комнату и, вылупив для пущей убедительности глаза, как дурачок пролепетал:

– Ой, кто это?.. – И через секунду: – Ребята, что вы тут делаете?!

Существовали здесь, правда, некоторые чисто технические трудности, но с ними я справился, по-моему, достаточно успешно: полуприсел на вмиг покривевших ногах и вывалил насколько можно живот, одновременно завернув плечи к лопаткам, – так что перед обормотами возникла слишком нелепая и даже смешная фигура, чтобы ее стоило испугаться всерьез и надолго.

А надолго мне и не требовалось. Мне требовалось сделать всего пару шагов, кои я, продолжая, заикаясь, бормотать что-то себе под нос, и сделал.

И они действительно не испугались.

Они не испугались и потому, наверное, здорово удивились, когда я вдруг, все еще не затворяя рта, прыгнул к тому, который стоял справа, и изо всей силы вонзил собственную босую пятку в его коленную чашечку.

Музыка боя – понятие довольно абстрактное и вполне растяжимое. Для меня лично начальным аккордом этой самой музыки прозвучал громкий хруст ломающихся костей, а затем глухой стук падающего тела и сдавленный стон, – надо отдать должное, парень не заорал как резаный, хотя боль, поверьте, была ужасной.

Однако разглядывать первые результаты собственного труда было некогда, потому что его напарник вспомнил наконец старую истину, что внешность порой бывает обманчива, и бросился на меня, растопырив руки так, как, должно быть, по его мнению их наверняка растопырил бы в подобной ситуации Брюс Ли…

Увы, бедняга не был Брюсом Ли, и мой кулак прошел через его, с позволения сказать, блок безо всяких затруднений, а в конце своего короткого путешествия смачно врезался в его кадык. Снова хруст, но уже несколько иного тембра, и я бросил этого, потому что надо было добить того, а этот несколько секунд вполне мог подождать – ему торопиться было уже некуда.

И вдруг справа раздался стук. Стук металла о деревянный пол, свидетельствующий о том, что "одноногий" решил меня опередить и вытащил пушку. Но лучше бы он этого не делал, ибо только вытащить мало, надо еще успеть ею воспользоваться, а вот этого-то он и не успел, потому что расклешненными как пятерня голодного вампира пальцами я ударил его в лицо, по ходу дела решив заодно и поинтересоваться анатомией человеческого глаза. Точнее, обоих глаз. Плюс – ребром ладони по шее. Плюс… Ну, это уже лишнее. Это уже натурализм.

Когда он затих и перестал дёргаться, я вытер пальцы о его одежду и вернулся ко второму. Всего на несколько секунд…

Потом я покурил, воспользовавшись сигаретами и зажигалкой поверженного врага, что было справедливо, – победителю всегда достаются конь и доспехи побежденного, я же благородно завладел лишь его табачным дымом. Я курил и прислушивался к звукам ночного дома.

Порядок.

Ночной дом молчал.

Окончательно убедившись, что женщины ничего не услышали и не проснулись, я вышел на крыльцо, где сделал для себя два вывода: первый – пса и след простыл, второй – до рассвета осталось около часа.

После этого я вернулся в дом, поднявшись по лестнице, подошел к комнате Маргариты и постучал в дверь.

Маргарита не отозвалась.

Тогда я постучал сильнее.

И снова тишина.

Еще сильнее – и, слава богу, за дверью послышались шаги босых ног, и испуганный женский голос спросил:

– Кто там?

– Ваш беспокойный гость, Рита, – почти прошептал я. – Откройте, это очень важно.

Наверное, с полминуты из-за двери не доносилось ни звука: видимо, хозяйка размышляла, что же это взбрело мне в голову. Наконец щелкнул замок, и, не дожидаясь официального приглашения, я пулей влетел в спальню. М-да, похоже, она действительно испугалась.

Но я ее понимал. Облаченный в одни лишь трусы, я несомненно представлял собой грозное зрелище для толком еще не проснувшейся молодой и красивой женщины, одетой в крошечную ночную рубашку до пупа и трусики типа "веревочки". При свете слабого ночника я тем не менее, конечно же, все моментально разглядел – и ее самое, и ее реакцию на мое живописное появление, а потому приложил палец к губам:

– Тсс… не кричите, пожалуйста! Я пришел не за тем, о чем вы подумали.

Маргарита смотрела на меня полуосоловелым взглядом, и я смекнул, почему так долго стучал, – она приняла снотворное.

Наконец бледные губы дрогнули:

– А… зачем вы пришли?

Не стану вникать во все нюансы того деликатного диалога, а передам лишь самую суть.

Я сказал:

– Мне нужна машина. Ваша здесь?

Она медленно кивнула:

– Конечно, здесь. В гараже. Но почему сейчас?!

Я покрутил головой:

– Слушайте, об этом потом. У меня нет времени, но поверьте, Рита, это очень и очень важно…

Думала она примерно с минуту. Наконец решительно тряхнула волосами и направилась к креслу, на котором лежала дамская сумочка, и достала оттуда связку ключей. (Ей-ей, покуда она расхаживала так по комнате да еще вдобавок наклонялась за сумочкой, я едва не растерял весь свой деловой настрой. Но гигантским усилием духа и воли взял себя в руки и – не растерял.)

– Вот, – протянула Маргарита ключи. – От машины, гаража и ворот.

– Спасибо, – тихо проговорил я и… положил руки на ее обнаженные плечи.

Глаза Маргариты округлились, а тело задрожало.

– Что вы делаете?.. – еле слышно прошептала она, но я уже потащил (да нет, конечно же, не "потащил", а… повлек, – вот именно – "повлек") ее к кровати…

Слушайте, она вроде бы как и сопротивлялась, однако вроде бы как и не очень. И полагаю, что если бы я и в самом деле захотел сотворить то, о чем наверняка подумала сейчас она, я бы это и сотворил. Но мне нужно было сделать совсем другое.

И вот на кровати…

И вот на кровати я нежно-нежно опустил пальцы на основание грациозной лебединой шейки Маргариты и одними губами проговорил:

– Прости, Рита.

– Что?.. – не поняла она, но уже через секунду, сдавленно охнув, обмякла. Я бережно уложил ее голову на подушку и накрыл легким покрывалом. Естественно, не голову, а все остальное.

А потом я пошел в свою комнату.

Хлопот больше мне доставил тот, что был теперь без глаз, так как я не хотел испачкаться в крови, которая периодически заливала его лицо и шею.

Однако я нашел остроумный выход: натянул на голову несчастного целлофановый мешок, добытый в гараже, – и не испачкался. Второй же снаружи был целехонек, и его я отнес в машину, которую подогнал прямо к крыльцу, без соблюдения правил техники безопасности.

А чтобы вы не сильно удивлялись тому, что я так спокойно разгуливал с покойниками на горбу, сообщу, что и к Вике я тоже зашел. Замок в ее комнате был пустяковым, да и дрыхла девчонка без задних ног, так что и здесь все прошло гладко.

В принципе, я мог бы выкинуть этот трюк и с Маргаритой, но я ведь не знал, где ключи… Да нет, понимаю, был, конечно же, был во всем этом некий неприятный аспект, и главное – как бы ей, чего доброго, не взбрело утром в голову, что отключил я ее не по "служебной надобности", а для того, чтобы совершить известного рода действо. Однако тут я надеялся, что женское чутье, интуиция, да и, в конце концов, объективная оценка собственного состояния помогут Рите определить, что ничего подобного я не совершал.

Сложив незваных гостей один на другого на заднем сиденье Ритиной "Мазды" цвета "лагуна", я накрыл их большим куском брезента, взятым, как и мешок, из гаража. Потом сунул в багажник моток прочной капроновой веревки (оттуда же) и шесть штук белых кирпичей из штабеля за домом.

Потом я открыл ворота и медленно выехал. А потом закрыл ворота и медленно поехал, взвешивая все плюсы и минусы своего плана. Нет, я понимал, что рано или поздно даже капроновая веревка разбухнет и перетрется и кто-либо из этих субчиков, а то и оба, всплывут. Но я к тому времени рассчитывал быть уже далеко отсюда, и вообще – ну их. Первые два звена из цепи были вырваны, и теперь оставалось только вышвырнуть их на помойку. Или – утопить в море.

Посмотрел на часы: через пятнадцать минут Маргарита должна очнуться.

А может быть, она и не очнется, улыбнувшись, подумал я, и эта временная, немножко насильственная летаргия плавно и постепенно, сама собою перейдет в крепкий, нормальный и здоровый сон.