Текст книги "Чёрный Скорпион"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– А разве я сказал – друзьями?! – удивился я. – Нет, доктор, я сказал – знакомыми. Так вот, уже после его смерти возникли некоторые обстоятельства… Короче, я хочу, чтобы вы рассказали мне о той операции.

Теперь он смотрел на меня поверх очков, и судорожно сжатые большие руки выдавали его волнение.

– Но… но я не понимаю, молодой человек, что именно могло вас заинтересовать. Рядовая операция, мы такие делаем пачками. Я просто удалил ему доброкачественную опухоль…

– Стоп! – опять бесцеремонно перебил я. – А точно опухоль была доброкачественной?

Доктор Павлов растерялся:

– Господи, ну а какой же! Ведь не…

Я округлил глаза:

– Вот! Вот, доктор, в этом и кроется причина моего визита. Маргарита Владимировна, понимаете ли, вбила себе в голову, что у ее мужа был рак, и потому он… начал вести беспорядочную жизнь, выпивать сверх меры, ну и в конце концов это привело к трагедии. Значит, она не права?

Виктор Иванович с явным облегчением откинулся на спинку кресла.

– Можете передать Маргарите Владимировне, что это чушь. Полная, абсолютная чушь! Поняли? Так и передайте!

Я радостно кивнул и поднялся со стула:

– Спасибо, понял, так и передам. Прошу прощения за беспокойство, но вы же знаете – женщины. Им коли в голову что взбредет…

Доктор тоже встал и даже вышел из-за стола, деликатно выпроваживая меня из кабинета. Да я особенно и не сопротивлялся. За лечение поблагодарил, про операцию Серого уточнил – всё, больше меня здесь ничто не задерживало.

У порога мы сердечно пожали друг другу руки и распрощались. Я поднялся к Алле. Она импозантно сидела на стуле и полировала маленькой пилочкой ногти. Очень красивые длинные ногти.

Увидев меня, спросила:

– Поговорили?

– Поговорили. Всё нормально.

И вдруг Алла отложила пилку и виновато вздохнула:

– Извините, пожалуйста, но мне придется дежурить до утра. У нас одна девочка заболела.

– Ничего страшного, – успокоил я. – Пусть девочка болеет, дежурьте на здоровье.

Она нахмурилась:

– Но как же вы?

– А что – я?

– Как же вы один вывезете…

– Ах, вон вы о чем! – Я махнул рукой: – Не волнуйтесь, всё будет проделано в лучших традициях американского кинематографа. Ну, пока.

– До завтра, – кивнула она.

Я ухмыльнулся:

– А почему это обязательно – "до завтра"? Может, мы увидимся еще и сегодня.

Девушка захлопала ресницами:

– Что-что?

– Ничего.

– Но постойте! – чуть ли не вскрикнула она. – А как же… Рита?

Я сделал преувеличенно суровое лицо:

– Поверьте, милая, мои чувства к вам не имеют к Рите ни малейшего отношения.

Глава семнадцатая

Проделав обратный путь к выходу, я вновь очутился на улице.

Да, вечер вступал в свои права: стало заметно прохладнее, принаряженные отдыхающие выползали на предзакатный променад, направляясь кто к центральной набережной (местному "броду"), кто к разного рода увеселительным заведениям либо ресторанам, – и лишь я, один я, как проклятый, все еще вынужден был, увы, заниматься делами. Мой трудовой день, к сожалению, только начинался.

Я сел за руль – и внезапно в голову тюкнулась любопытная мысль. Посмотрев на часы, подумал, что проверить ее конструктивность до наступления сумерек наверняка успею, и врубил зажигание.

Добравшись до Цветочной улицы, я медленно проехал мимо "девятки" цвета "медео", в которой счастливая юная парочка, уютно устроившись на заднем сиденье, отчаянно и самозабвенно целовалась. В и без того скудном туалете девушки уже явственно намечался вполне целенаправленный беспорядок.

"Эх, молодо-зелено! – чуть ли не умильно подумал я. – Счастливые и беззаботные! Знай целуются себе – и нет им дела ни до чего в мире. На всё и на всех им глубоко плевать, а возможно, и не только плевать, эх-х-х!.."

Остановившись метров на двадцать дальше желто-зеленого дома, я вышел из машины и равнодушной походкой вернулся к калитке. Бросив по сторонам пару зорких индейских взглядов, отодвинул щеколду и ступил во двор. В облике дома не произошло никаких особых изменений за исключением того, что окна были плотно закрыты ставнями, а на двери болталась на веревочках красивая милицейская печать.

Но печать для героя – не помеха. В две секунды я нагло надругался над этим произведением сфрагистики, потом вскрыл отмычкой замок и, достав из кармана маленький фонарик, храбро двинулся вперед. Так… коридор, крохотная прихожая, кухня, первая комната, вторая…

Нет, это точно не сказки – насчет шестого чувства. Потому что в какой-то момент мне вдруг пришло в голову, что фонарик лучше выключить, а самому метнуться куда-нибудь в сторону.

И я выключил.

И метнулся, упав за диван на пол.

И – вовремя, потому что почти в тот же миг в комнате раздался приглушенный хлопок, а поблизости что-то просвистело. Не требовалось особого ума догадаться, что это был выстрел из пистолета с глушителем и стреляли не в кого-нибудь, а в меня.

Я замер, изо всех сил влипая в пыльный пол. Через секунду в моей правой руке уже тоже был пистолет, однако палить без крайней нужды не хотелось из соображений конспирации: у меня, как ни прискорбно, глушителя так до сих пор и не имелось.

Теперь, когда я вырубил фонарик, вокруг стояла полная темень, и следующего выстрела можно было уже не очень опасаться. И все же невидимый визави выстрелил. На этот раз пуля разгрохала какую-то вазу – меня с ног до головы осыпало осколками, но я даже не пошевелился: пускай оппонент думает, что я труп. Поверит – уйдет. Не поверит, захочет убедиться и приблизится – что ж, тогда извините.

Минуты две я лежал распластанный на полу в ожидании очередной бомбардировки – однако ничего не произошло. Мало того: с улицы внезапно послышался громкий оклик, и через несколько секунд донеслись звуки удаляющихся шагов.

Фигушки, не заманите, стреляного воробья на мякине не проведешь. Но вскоре до меня дошло, что я действительно остался один. Вскочил, бросился к двери…

Чёрт, поздно!

Выбежав на крыльцо, я только успел увидеть, как в машину, в которой недавно столь артистично миловались местные Ромео и Джульетта, на место водителя впрыгнула высокая стройная женщина. Из-за полуопустившихся уже сумерек я не сумел ее разглядеть, однако… Однако фигурой и ростом она здорово напоминала мою сегодняшнюю новую знакомую, а еще… Маргариту.

Вот от этого, последнего открытия я просто опешил, замер столбом, а "девятка" рванула вперед и через несколько секунд скрылась за углом.

Я выругался и вернулся в дом. Зачем? Трудно сказать. Я словно шкурой ощущал: что-то здесь должно находиться, раз некто (ха, "некто"!) очень не хотел, чтобы я это обнаружил. Не хотел до такой степени, что даже начал стрелять.

…Говорят, удача сопутствует смелым. Ну, насчет смелости скромно умолчу, да и навряд ли можно считать удачей в традиционном смысле слова встречу с очередным покойником. Да-да, я нашел труп. Ёлки-палки, эти мертвецы и правда липнут ко мне, точно гвозди к магниту!

Убийцы, надо признать, проявили изобретательность и даже некий изыск не только в способе убийства, но и сокрытия тела жертвы от случайных глаз. Безрезультатно обшарив весь дом, я уже собрался было уносить ноги, когда вдруг вспомнил о чердачном люке в потолке прихожей.

Залезть наверх по лесенке было делом плевым, и когда я ступил на пыльные, полуприсыпанные керамзитом лаги и осветил фонариком черные внутренности чердака, взору предстала не самая приятная картина: на одном из стропил висела… Вика.

Я дёрнулся было к ней – и остановился. Судя по выражению лица и положению конечностей, смерть наступила несколько часов назад, и значит, помочь несчастной я уже не мог. А вот себе навредить мог, если бы начал топтаться по густой пыли и наследил как дурак.

Не буду описывать лицо повешенной, ничего в том приятного нет. Твари!.. От бессильной ярости в сердцах саданул кулаком по бревну. Конечно, Вика была не подарок и крови своими фокусами попортила мне немало, но чтобы такое… Я вовсе не желал ей подобного конца.

Но знаете, в голове моей начали проясняться еще кое-какие нюансы этого проклятого "дела". Дела очень многогранного, разновеликого, не состыковывающегося многими своими фрагментами и деталями и на первый взгляд почти не поддающегося объяснению с точки зрения обычной формальной логики, потому что слишком много самых разных интересов самых разных людей, когда намеренно, а когда и случайно, вдруг сплелись и скрестились вокруг одного предмета: маленького вшивого кусочка углерода с черным пятном в сердцевине – загадки или ошибки природы. Ошибки, за которую очень многим уже пришлось заплатить самой дорогой ценой и за которую, надеюсь, скоро заплатит и еще кое-кто.

И, по-видимому, за всей этой жутью стоит не одно конкретное лицо, а несколько, и все они, вольно или невольно, действуя каждый ради своей личной выгоды, стали соавторами всего этого кошмара.

Да, заварил кашу Серый. Тем, что привез алмаз в город, и тем, что не сумел как следует держать язык за зубами. А дальше – пошло-поехало. К охоте за "доисторическим" бриллиантом подключились Паук и не знакомый еще мне Бизон – два столпа здешнего "высшего общества". Правда, Паук, по всему, на каком-то отрезке пути решил остановиться – либо кишка оказалась тонка, либо благоразумие взяло верх, – однако не захотели останавливаться некоторые из его подчиненных. Да и кстати, себя я тоже вовсе не исключал из данного поганого списка: я же тоже охочусь теперь за камнем, хотя начинал-то с, казалось бы, благородного дела мщения за погибшего друга. И – трупы посыпались со всех сторон как из ведра изобилия…

Но не только нами тремя ограничивался этот список. Не только…

Ладно, угрюмо сказал я сам себе и спустился вниз, не забыв смазать следы на пыли и тщательно протереть ручку люка. Ладно, вали, Гаврила, покуда не прищучили.

Захлопнув входную дверь и заперев калитку, я направился к машине. Уже почти совсем стемнело, и следовало спешить.

Сев за руль, я включил зажигание и поехал, то и дело поглядывая на часы и размышляя о том, что уж коли у преступников имеются милицейские печати, то наверное, стоит когда-нибудь обзавестись ими и мне.

При въезде в город "вышел на связь", а потом повернул к дому Маргариты. За Жорой.

Машину я подогнал почти вплотную к крыльцу, как уже делал однажды, а сам поднялся в спальню Маргариты, окна которой выходили, к счастью, не во двор, а на противоположную сторону.

Она встала из кресла, придвинутого к включенному телевизору, и раскрыла мне навстречу свои объятия:

– Господи, ну наконец-то! (Гм, вроде не похоже, что только что примчалась с "задания".)

Я вежливо отстранился:

– Подожди.

Ее глаза широко открылись:

– Что такое?!

– Ничего. Понимаешь, мне снова нужно уехать. Но ненадолго, и это последний раз.

Маргарита горько усмехнулась:

– Ну еще бы не последний! Ведь завтра ты уедешь навсегда.

– Ладно, обо всем этом мы еще поговорим. Где у тебя ключ от спальни?

– Какой спальни? – не поняла она.

– Твоей. Видишь ли, мне сейчас очень нужно поговорить с одним человеком. Он ждет в машине. Но я не хочу, чтобы вы, даже случайно, увиделись. Нельзя. Это опасно. И я закрою тебя в спальне, а потом открою, когда он уйдет. Хорошо?

Она бесстрастно пожала плечами и достала из кармана халата ключ:

– Как тебе угодно.

…Засунув Жору, который начал уже, простите, пованивать, в машину и замаскировав его куском брезента, я вернулся и отпер Маргариту. Вошел в спальню, кашлянул.

Она не обернулась и даже не соблаговолила отвести взгляд от экрана телевизора:

– Положи ключ на тумбочку.

Положил и ушел.

А теперь – лирический пейзаж…

Ночь.

Звезды на небе.

Ослепительно-яркие южные звезды на омерзительно черном южном же небе.

Треск цикад в кустах и траве и голубые блуждающие точки светляков, как микроскопические "огни святого Эльма".

Дорога.

Деревья слева и справа.

Две машины.

Ночь…

Возле "Мазды" трое обыскивают двоих.

Потом один подходит к "Мерседесу", склоняется над полуопущенным боковым стеклом, вполголоса говорит:

– Вроде чистые.

Человек на месте рядом с водительским удовлетворенно кивает:

– Хорошо. Давайте…

Его собеседник возвращается к первому автомобилю, толкает товарищей… И не успевают обысканные даже дёрнуться, как раздаются приглушенные выстрелы. Люди из первой машины падают на придорожную щебёнку. Ночь…

Однако почти тотчас звучат еще три выстрела, и убийцы как подкошенные валятся на бездыханные тела своих жертв. Теперь они тоже бездыханные. Теперь они тоже жертвы.

Звезды на небе…

В несколько прыжков, которым позавидовал бы гепард, я подскочил к черному «Мерседесу» и рванул на себя дверь, одновременно направляя ствол «магнума» тридцать второго калибра (маленький «глок» сегодня остался дома) в лоб ничего не понимающего «пассажира»:

– Выходи!

Даже в почти полной тьме видно, как он бледнеет, а на лбу выступает испарина. Однако правая рука его лезет в карман…

Я изо всей мочи бью каблуком по этой руке, и она уже больше никуда не лезет, а бессильно обвисает словно перебитое птичье крыло.

– Выходи, – тихо повторяю я.

И он выходит…

Говорил он много.

Он очень много, сбивчиво, путанно и взволнованно говорил, но я его едва слушал: меня не интересовало практически ничего. Ни-че-го…

Он божился и клялся, что не убивал Серого, – то есть, что тот был убит совсем не по его приказу, – и я не возражал: я и без клятв верил ему.

Когда мой напарник отволок полуобезумевшего от страха всесильного местного "босса" за обочину, Бизон уже не просто побледнел, а посерел. Он в ужасе лепетал, что готов заплатить за свою жизнь какую угодно цену, обещал, что не будет мстить, – и пальцем не тронет ни меня, ни Маргариту – вообще больше никого на свете (ну прямо исправившийся Бармалей, которого отрыгнул Крокодил).

Я молчал. Потому что думал. О том, что добрался вот наконец до человека, которого продолжительное время считал главным звеном в, как я экспансивно выразился ранее, "поганой цепи", убившей моего лучшего друга.

Теперь я уже так не считал. Теперь я смотрел на белеющее в темноте дрожащее от испуга, покрытое холодным липким потом ожидания смерти холеное, с крупным псевдоримским носом лицо и в какой-то момент даже подумал: а может, и правда, оставить его в живых?..

Наконец я решил.

Решил не потому, что испытывал к нему ненависть. Нет-нет, в его обещания сделаться голубем мира я не верил ни секунды, но не это сыграло главную роль в моем решении. Не это…

Я посмотрел на напарника:

– У тебя есть что ему предъявить?

Тот равнодушно пожал плечами:

– Не, вообще второй раз вижу, хотя и слыхал, конечно, что за кадр.

В мятущихся глазах Бизона затеплился было огонек надежды, но…

Но я поинтересовался:

– Сделаешь его?

"Коллега" хмыкнул:

– Как скажешь. Сильно?

Я покачал головой:

– Ты не врубился. Сделаешь его совсем?

Казалось, на мгновенье мой "ведомый" заколебался, однако потом снова дёрнул плечом и хищно оскалился:

– Давай!

– На, – улыбнулся я. – Только уж по-нашему, по полной программе, ты понял?

…Он понял.

Он всё правильно понял и начал методично избивать пленника в духе самых лучших традиций. После первого же удара в голову Бизон упал, но он поднял его и далее уже придерживал левой рукой за ворот, продолжая наносить удары пока средней силы правой, – в лицо, в горло, в печень, в сердце и солнечное сплетение.

Думаю, Бизон отключился уже в первую минуту избиения, потому что кроме абстрактных хрипов и сдавленных стонов из его глотки не доносилось никаких звуков. Я же время от времени издавал одобрительные, подбадривающие возгласы, внимательно наблюдая за каждым движением своего компаньона.

Постепенно он вошел в раж: сломал несчастному нос, а еще через пару секунд раздался хруст ребра и тут же – треск ломающейся левой руки. Потом он отпустил Бизона, и тот окровавленным мешком рухнул на землю, однако мой напарник продолжал бить его уже ногами и вдруг… в какой-то миг склонился над неподвижным телом и – легкое, почти неуловимое движение руки и невнятный гортанный крик опьяненного вкусом и запахом крови берсерка…

После этого – секундная пауза, и все началось сначала, но мне было уже ясно, что пора завязывать.

Я осторожно приблизился сзади и, схватив за плечо, рывком развернул действительно впавшего уже просто-таки в звериный экстаз помощника к себе лицом:

– Хватит!

Его глаза были глазами безумца, из уголка перекошенного рта стекала тонкая струйка слюны… Он ощерился и полуприсел как злобная обезьяна перед прыжком, однако понемногу начал приходить в себя. Чтобы ускорить процесс, я громко обложил его трехэтажным матом, и это в самом деле помогло – взгляд стал более осмысленным, руки опустились. Он потряс головой, точно отгоняя наваждение, – и… обложил меня.

Я не возмутился: пусть очухается окончательно, – а сам склонился над умирающим, оставив за собой право на сoupe de qrase1. И не только.

Раз-два… Всё, теперь Бизон мертв. Но меня сейчас волновало не это, а то, ради чего я, грешник, затеял сей кровавый спектакль. Я быстро осмотрел изломанный, изуродованный труп и поднялся.

Он уже окончательно оклемался и глядел угрюмо и чуть виновато.

Я дружелюбно ткнул его кулаком в бок:

– Чего нахохлился? Всё путем!

Он скривился от боли.

Слава богу, что «мерс» не «жопер». Мы засунули в его просторное чрево тела ребят Паука, которым сегодня, увы, выпало сыграть наши роли, а также людей Бизона и его самого. Последним занял свое место Жора, извлеченный из машины Маргариты, и, думаю, при желании мы могли бы запихнуть в салон еще пару-тройку покойников.

Но больше у нас, к сожалению, не было. Мы облили "Мерседес" бензином из канистры, пролив заодно горючую дорожку метров десяти. Мой соратник уселся за руль "Мазды" и включил двигатель. Я оглянулся по сторонам – всё тихо – и сел рядом. Потом чиркнул спичкой – и огненная змейка понеслась к "Мерседесу".

Ждать результата, естественно, не стали – я захлопнул дверь, и машина рванула прочь. Через несколько секунд сзади взметнулся к небу ослепительный столб огня, а уже поворачивая в сторону шоссе, мы услышали взрыв. Гори, гори ясно… твою мать!..

Перед въездом в город мы поменялись местами – я сел за руль. Спросил:

– Где тебя высадить?

– Где хочешь.

– Давай подброшу до дома.

Он усмехнулся:

– Нет, вот этого, спасибо, не надо.

Сообразив, усмехнулся и я:

– Пожалуйста, как желаешь. Можешь вылезать прямо сейчас.

Он кивнул:

– Прямо сейчас и вылезу. – Немного помялся. – Слушай, а…

– С тобой расчет завтра, – сказал я. – В смысле окончательный. Второй-то уже всё получил?

– Аг-га… – Он почему-то шумно сглотнул слюну. – Получил. Ладно, звони.

– Позвоню, – пообещал я. – И о камешке еще потолкуем. А знаешь что… – Помолчал и посмотрел на часы. – В половине третьего можешь отзывать своего приятеля.

Он удивился:

– Почему?

– Ну а что ему там делать? Всё кончено, Маргарите больше бояться некого, а к этому времени и я надеюсь вернуться.

Он взялся за ручку.

– А-а, понятно. – И открыл дверь. – Ну, пошел.

– Давай, – согласился я. – Иди. В общем, жди звонка.

– Жду, – сказал он. – Пока. Спокойной ночи.

– И тебе спокойной, – сказал я. – До завтра.

Когда его приземистую фигуру, выражаясь высоким слогом, поглотила ночная тьма, я завел машину и поехал в больницу. Мне очень хотелось сказать на прощанье еще пару теплых фраз доктору Павлову.

Глава восемнадцатая

Однако по пути случилась небольшая заминка. За два квартала до больницы дорогу перегородили, не считая обычных, две казенные машины – милицейский «уазик» и микроавтобус скорой помощи. Хотел сдать назад – поздно, меня уже подперли, и не оставалось ничего иного как ждать.

Я закурил, покурил и докурил сигарету. Потом вылез из машины и прошел метров двадцать вперед, до места аварии. Отчаянно вереща, подкатила еще одна "скорая" – "реанимационная". Я приблизился к кучке зевак, встал на цыпочки, вытянул шею и…

Да-а, похоже, одна из оставшихся передо мною проблем отпала. Правда, возможно, появилась новая, но уже далеко не столь принципиальная.

Не скажу, что не удивился увиденному. Удивился, хотя и не сильно (чего-то подобного подсознательно ожидал). Скорее, здесь превалировала обыкновенная человеческая жалость.

Елена Романовна лежала на асфальте как брошенная злой девочкой сломанная кукла. Ее тело было изогнуто неимоверным образом, словно у балерины в прыжке. Последнем прыжке… Голова откинута далеко назад – точнее, полголовы, потому что правая часть черепа была изуродована до неузнаваемости. А вот левая, с копной светлых, разметавшихся по асфальту волос, осталась практически целой, как при жизни. Руки разбросаны в стороны, правая нога прижата к животу, зато левая едва ли не уперлась босой ступней в поясницу. Выгнутая как татарский лук спина говорила о том, что у несчастной наверняка сломан позвоночник.

Я не стал глазеть дальше. Повернулся и, лавируя между машин, пошел обратно. Сев в кабину, снова закурил и принялся ждать, пока уберут и увезут тело. Зря вызывали реанимацию. Женщине, которая хотела убить меня две недели назад, помочь было уже невозможно…

К счастью, дежурная в больнице оказалась не какой-нибудь старой крысой, а вполне еще свежей полногрудой крашеной брюнеткой. На мой вопрошающий зов она откликнулась нехотя, но не похоже было, что я ее разбудил. Может, читала книжку про любовь или смотрела сериал про нее же, проклятую.

– Добрый вечер! – проникновенно сказал я. – Простите-извините, но мне очень нужно увидеть Аллу из триста двадцать первого кабинета. Простите-извините, но это действительно страшно важно.

Она смерила меня не таким уж и враждебным – а что, я был без кинжала в зубах, одежду не покрывали пятна свежей крови, – взглядом и хмыкнула:

– Приспичило, што ль?

Я с готовностью согласился:

– Вот именно. А коли приспичит, уж сами знаете – никакого удержу!

Она, усмехнувшись, смилостивилась:

– Эт точно. Ну, заходи, – и поплыла от двери обратно, к телефону. Позвонила, сказала пару слов – и опять мне: – Жди.

Я скромно присел на стул. Минуты через три появилась Алла и сделала удивленное лицо. (А впрочем, не слишком удивленное.) Я тотчас вскочил ей навстречу:

– Я же обещал, что приду. Не прогоните?

Девушка вроде бы сурово покачала головой, однако в зеленых глазах как маленькие блестящие чёртики плясали смешинки.

– Ладно, – притворно вздохнула она. – Что с вами поделаешь, идемте. (Заметьте, она даже не поинтересовалась, за каким лешим меня принесло. Она просто сказала "идемте".)

Прошествовав по коридору, Алла ступила на лестницу. Я – следом, отмечая по привычке всевозможные конструкционные узлы и детали ее аппетитной фигурки. В кабинете девушка жестом указала на стул:

– Садитесь.

Я сел. Приземлилась и она, очаровательно положив ногу на ногу. По-моему, Алла ждала, что теперь-то я наконец возьмусь за нее как следует.

Я и взялся. Да только, боюсь, не в том контексте, в каком она ждала.

Лучезарно улыбнувшись словно дурачок, прогнусил:

– А знаете, я оказался несправедлив к вашей подруге. Прекрасная была женщина.

Алла нахмурилась, как человек, начинающий обманываться в своих первоначальных ожиданиях.

– Подождите-подождите, это вы о ком? Что-то не пойму…

Моя улыбка стала еще дурнее и лучезарнее:

– Господи, ну как же! Я про Елену Романовну.

Она кивнула:

– Ага, теперь поняла. И что?

– Прекрасная, говорю, была женщина, – с легким нажимом повторил я.

Глаза Аллы сузились:

– Постойте, что значит – была?

Я вздохнул:

– "Была" это и значит "была", дорогая. Увы, двадцать минут назад на улице ее сбила машина.

– Какая машина?.. – почти прошептала девушка.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Убийца с места преступления скрылся. Сейчас там и милиция, и "скорая", и "реанимационная", так что если еще жива, привезут к вам. Но навряд ли – скорее уж сразу в морг. Ужасное, ужасное зрелище…

Лицо Аллы стало бледным, и я смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Потом перевел взгляд на настенные часы, понял, что тратить время на восхищение непозволительная роскошь, и поднялся со стула.

– Простите, вы можете дать мне адрес нашего многоуважаемого доктора Павлова?

Знаете, ежели бы она не была хорошенькой девушкой, я бы сказал, что у нее челюсть отвисла. Но она была, и я так не сказал.

– А… зачем вам адрес Виктора Ивановича? – медленно проговорила Алла.

Я нарочито зевнул.

– Да ни за чем. Очень хочется поболтать с ним на сон грядущий.

Голос ее задрожал:

– Я… я не в том смысле… Просто к чему вам адрес, если Виктор Иванович здесь?

– Да?! – удивился я.

– Да. Он дежурит.

Я улыбнулся:

– Какая прелесть! И часто ваши дежурства совпадают? Ой, совсем из головы вылетело, что сегодня вы на подмене.

Глаза Аллы недобро сверкнули:

– Слушайте, если нужно, идите к нему в кабинет. Проводить или сами?

Я заверил:

– Сам. – И нагловато добавил: – Прошу огромного пардону, коль обманул какие-то ваши девичьи надежды.

Из ее кабинета я выскочил пулей, не дожидаясь, пока вслед полетит градусник или что потяжелее, к примеру, клизма, и потрюхал на второй этаж. Ага, нужная дверь. Теперь постучим и войдем.

Постучал и вошел:

– Здравствуйте еще раз, доктор!

Он вылупился на меня куда удивленнее, нежели десять минут назад Алла, и мне показалось, удивление это было искренним.

– З-здравствуйте… Н-но… К-как?.. П-почему?..

– А нипочему! – отрубил я. – Так просто. С вашего позволения присяду? – И, не дожидаясь этого самого позволения, плюхнулся на стул. – Слушайте, да вы, кажется, вовсе не рады мне, доктор?

Он кисло улыбнулся:

– Н-ну, знаете, в некотором роде не ожидал. Но видеть бывшего трудного пациента живым и здоровым врачу всегда приятно…

– Вот! – многозначительно задрал я к потолку указательный палец. – Вот – живым и здоровым! Это вы верно заметили. Однако, уважаемый Виктор Иванович, вполне ведь могло случиться, что вы узрили бы меня мертвым и больным. Точнее – мертвым или больным. Признайтесь, это вам понравилось бы меньше?

Какое-то время он молчал. Потом медленно покачал головой:

– Что мне не нравится сейчас, так это ваш тон, молодой человек. А еще не нравятся слова, которые вы произносите. Не считаю нужным учить вежливости, но… Короче, либо прекратите хамить, либо покиньте, пожалуйста, мой кабинет. Вам ясно?

Гм, еще бы не ясно! Ну ладно, коли так – пора брать быка за рога. Беру.

– Ваша правда, – кивнул я. – Время пустой болтовни прошло. Начинаю по существу. Несколько часов назад в кабинете медсестры Ракитиной я увидел некую весьма приятную во всех отношениях молодую женщину, отрекомендовавшуюся Еленой Романовной. Красивая женщина, Виктор Иваныч. Вы с ней знакомы?

Он нетерпеливо фыркнул:

– Допустим, и что же?

Я мгновение подождал, а потом вдруг пальнул как из пушки:

– Это она отравила меня, доктор.

– Что-о?!

– То-о! Повторяю: это именно она упекла меня в вашу прекрасную больницу. Кстати, Алле я об этом поведал.

Он стянул очки с носа, и было видно, что руки его мелко дрожат.

– Шутите?!

Я рассмеялся:

– Какие уж тут шутки! Стал бы я балагурить в час ночи. Однако не это главное. Самое интересное заключается в том, что сейчас сия дама, по-видимому, уже в холодильнике морга.

Доктор Павлов вскочил как ошпаренный:

– Вы… убили ее?!

– Чума на вас, – скорбно вздохнул я. – Ее сбила машина. А я проезжал мимо и случайно увидел. И почему-то подумал, что стоит сообщить об этом вам с Аллой.

Виктор Иванович опять опустился в кресло. Без очков его глаза были не такими большими. Теперь же они казались просто жалкими.

– Алла ваша любовница? – внезапно спросил я, и у него от этого невинного по нынешним временам вопроса сперло дыхание.

– Как… как вы можете!.. – слабеньким тенорком кукарекнул он.

Я махнул рукой:

– Да бросьте. Я вовсе не собираюсь читать вам нотации о нравственности и грехе. Мне просто хочется понять, на чем они вас подловили. Да, скорее всего, вы клюнули именно на эту рыбку по имени Алла. Им нужен был "свой" врач, который бы лечил их "больных", выдавал всякие липовые справки и прочее. Ну и наверняка легальный доступ к качественным наркотикам и другой подобной дряни знакомство с вами им значительно облегчило. И пошло-поехало: коготок увяз, и так далее.

Он молчал, отрешенно уставясь в какую-то видимую лишь ему одному точку на белой стене за моей спиной. Честное слово, он вызывал жалость, но жалеть его было для меня сейчас непозволительной роскошью.

– Полагаю, вы знали, кто и почему уложил меня на больничную койку, – продолжил я. – И мне еще повезло, что вам не дали приказа залечить меня до смерти, – наверное, решили, что какой-то заезжий хлыщ не представляет опасности ни для них, ни для проблемы, которая перед ними стояла. Слушайте, я говорю "им", "ними", однако надеюсь, обоим нам ясно, что подразумевается в данном случае некто Пузырёв Юрий Петрович, по кличке Бизон. Пузырёв заправлял доброй половиной всех уголовно наказуемых дел и делишек в округе и в один прекрасный день узнал о существовании уникального, до сих пор считающегося в ученых кругах всего мира полумифическим, бриллианта "Чёрный Скорпион". Мало того, он узнал, что это чудо Востока находится в вашем городе и хозяин его…

А вы с Сергеем и его женой познакомились через Аллу. В качестве допущения можно предположить, что и Сергей пользовался вашими услугами как врача: вывод из запоев, ну и прочие штуки по восстановлению ослабленного алкоголем организма. И вот однажды… И вот однажды о существовании легендарного "Чёрного Скорпиона" становится известно и вам.

Я не знаю, посвятил ли вас в эту тайну Пузырёв, надеясь с вашей помощью наложить лапу на камень, или же разболтал по пьянке сам Сергей, – да это и не суть важно: о бриллианте вы узнали, и в вашей умной (ну не Бизоновой же чета, правда?) голове зародилась мыслишка – увы, не оригинальная, тут вы не были первопроходцем – завладеть им самому. Что скажете?

– Ничего, – хмуро буркнул Виктор Иванович. – Всё это чушь и бред. Продолжайте фантазировать дальше.

– Продолжаю, – послушно кивнул я. – Итак, вам приспичило сделаться владельцем "Чёрного Скорпиона", однако для этого нужны были как минимум две вещи: чтобы хозяин его умер и чтобы местонахождение тайника стало известно вам. Конечно, кабы получше взвесили все "за" и "против", то сообразили бы, что для подобной, уж простите, мелкой сошки, как вы, обладание этим камнем аналогично подписанию себе смертного приговора… Так я думал еще совсем недавно. Но вскоре я понял, что недооценил вас. Слышите? Чего молчите?

Он огрызнулся:

– А что, по-вашему, я должен отвечать на эту ахинею! Сидите тут, сочиняете какую-то сказочку о неведомом миру бриллианте… Да, кстати, а откуда он взялся у вашего друга, если вообще существует?

Я укоризненно покачал головой:

– Он существует, Виктор Иванович, существует, и вам это известно не хуже, чем мне, а пожалуй, и лучше. Я ведь не видел камня, только слышал и читал о нем. А вы, вы – видели. Ну а насчет того, как "Скорпион" попал к Сергею, можно, к сожалению, только строить догадки. Последние более-менее достоверные упоминания об этом алмазе связаны с Афганистаном начала двадцатого века. Скорее всего, именно в Афганистане мой покойный товарищ и приобрел его. Каким путем – понятия не имею. Возможно, купил, а возможно и…