Текст книги "Чёрный Скорпион"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятая

Ура, меня наконец выписали! Однако выписали не на четвертый день, как обещал доктор Павлов, а только на пятый, и подозреваю, что могли бы продержать в больнице и дольше, ежели бы высоконравственный Виктор Иванович, зайдя как-то неожиданно в палату, не обнаружил мою слабую еще левую руку на попке зеленоокой медсестры как раз в тот важный момент, когда она вводила иглу от капельницы в вену руки моей правой.

Но сестра была ни при чем. Дело в том, что преисполненная служебного долга и очень ответственная и аккуратная девушка боялась, видимо, воткнуть мне как-нибудь не так, а я этим гнусно воспользовался. Советую, между прочим, взять на заметку выздоравливающим: в миг совершения процедур, особливо связанных с "кровопролитием", большинство медсестер фактически можно брать голыми руками и в прямом смысле и в переносном, особенно – молодых и начинающих. Моя, судя по всему, была из таких – вот я и взял. И, кстати, уже не в первый раз, хотя она иногда и ругалась. Однако сегодня в первый раз в самый разгар этого моего кощунства в палату заглянул доктор Павлов.

И вот он – заглянул, а я вылетел.

Из больницы.

Ну что ж, видимо, у врачей свои взгляды на роль и место младшего медицинского персонала в больничном биоценозе, и это очень недальновидно; на мой же, пусть, быть может, и не слишком просвещенный взгляд, в подобных гуманных учреждениях должно врачевать не только тело, а и изнуренную душу пациента. И в данном контексте попка Аллы (не помню, говорил или нет, что ее звали Аллой), возможно, принесла моей измученной уколами и массажем душе куда больше пользы, нежели сами уколы и массаж, которые грубо лечат одно лишь тело.

Но, повторяю, у врачей позиция тут иная, нежели у больных. (Кстати, вовсе не исключаю, что у доктора Павлова имелись и свои, сугубо личные виды на Аллину попку.) В общем, что бы там ни было, а не прошло и двух часов, как я вылетел из больницы. То есть – выписался.

Я переоделся в собственную одежду, сдал казенную пижаму в цветочек и тапочки и, сердечно попрощавшись с Аллой и сдержанно с Виктором Ивановичем, поблагодарив, впрочем, совершенно искренне его за все, что он для меня сделал, вышел на улицу. Солнечную и яркую южную улицу под ослепительно-синим небом.

Поскольку перед тем как выпроводить, меня все-таки покормили обедом, я был сейчас сыт и доволен. И знаете, что в первую очередь сделал? Отправился купаться. Куда? Да в то самое место, откель меня привезли в больницу.

Может, кому-то такой поступок покажется странным, а кому-то и вообще идиотским, однако я разыскал именно тот пляж и купался там до посинения, а потом битых два часа проторчал в той самой забегаловке. Увы, ни Анастасию, ни ее приятелей не встретил, хотя если честно…

Если честно, особенно хотелось потолковать с той милой девушкой (или женщиной), из всего облика которой я запомнил только длинные ноги и короткое платье. Снова увы и ах: длинных ног вокруг хватало с избытком, однако знакомого платья как назло не было. Может, рабочий день у этой веселой компании закончился еще до моего появления на пляже, а может, сегодня они вообще трудились в другом месте.

Ну что ж, хватит гулять, пора искать Серёгу. Расспросив местных, я сориентировался в пространстве. Во времени сориентировался, поднеся к глазам руку с часами. Чёрт, но как же это все-таки здорово – взять и поднести руку с часами к глазам. А потом отнести. А потом сделать шаг, да другой, да третий! Ей-богу, жизнь мне казалась сейчас гораздо более прекрасной и удивительной, чем до "паралича". Действительно, "всё познается в сравнении" – не пустая фраза, а совсем даже наоборот.

Дом Сергея оказался не домом, а целым дворцом. Или же – замком, потому что элементы готики, присутствовавшие в его облике, были видны даже моему дилетантскому взгляду. Вдалеке, из-за деревьев, торчали крыши нескольких подобных же «замков», может, чуть более или менее роскошных. Короче, я попал в одно из мест, которые народ давно окрестил «долинами нищих» и «полями чудес». Когда-то этих «полей» и «долин» было относительно немного, а теперь они уже заполонили всю страну. Участок Сергея был не меньше гектара и помимо невысокого узорного металлического забора обнесен с трех сторон, за исключением фасадной, непроницаемой стеной высоких густых деревьев. Во дворе стоял гараж, а из буйных зарослей экзотической для нас, так сказать, северян, южной растительности, образовывавшей вокруг дома настоящий парк, выглядывала крыша беседки, формой напоминающая Тадж-Махал. Бассейна, правда, видно не было, но если даже его и действительно у жильцов этого дома не имелось, то, думаю, не из-за финансовых затруднений, а просто он им был не нужен.

Н-да-а… Я еще раз обозрел все это великолепие, и в душе невольно шевельнулось чувство зависти, хотя, в общем-то, я совершенно не завистлив от природы. У меня и самого неплохая квартира, машина и проч., однако такой вот особняк – это уже нечто иное, совсем другой класс, совсем иной уровень. Да-а, судя по тому, что я сейчас лицезрел, мой старый товарищ отнюдь не бедствовал.

Эх-х… – невольно вздохнул я, мне бы такой домик, – непременно сразу же завел бы собаку. Или даже двух. Или трех. А что? Места много, а прокормить прокормил бы…

И, как бы в ответ этим мыслям, из-за дома выбежал рыжий с белой грудью амстафф1 и принялся что-то вынюхивать в не слишком ухоженной клумбе.

Я поморщился: вот это не в моем вкусе. Овчарки, доги, кавказцы, алабаи, ну, пусть даже доберманы и мастифы – это нормальные собаки. А злобные заморские уродцы, всякие там були да питбули, не вызывали во мне никаких добрых чувств. На мой взгляд, в собаке, как и в человеке, должно быть хоть что-нибудь прекрасно, а эти твари…

Я еще раз поморщился: теперь придется звонить, а я-то хотел сделать другу сюрприз. Ну ладно, подошел к калитке и, нажав кнопку звонка, принялся ждать.

Но первой меня учуяла собака и с громким, хотя и не очень кровожадным лаем подлетела к забору.

– Ну что? – вроде бы как дружелюбно спросил я у пса. – Чего разорался? – И еле слышно добавил: – Придурок.

Кобель (это был кобель) залаял грознее.

– Да ладно тебе, – скривился я. – Ну погоди, погоди, сейчас познакомимся…

И в этот миг на крыльце дома показалась девушка. Обыкновенная среднеарифметическая девушка, стройная, довольно высокая и немного худощавая, с симпатичным, но несколько аскетичным лицом. Она была одета в потертые черные джинсы и черную же футболку. "Наверное, жена Серёги", – подумал я.

– Жак! – крикнула девушка. – Ко мне! – И пёс, малость подумав, не спеша поканал к ней.

– Эй! – завопил я и приветственно помахал рукой. – Это он на меня, откройте!

Девушка спустилась по ступенькам крыльца и по заасфальтированной дорожке приблизилась к калитке. Собака следовала за ней, но теперь молча, без лая.

– Здравствуйте, – вежливо сказал я. – Отворяйте ворота, только, пожалуйста, придержите вашего крокодила.

На меня пристально, не мигая, смотрели изучающе-внимательные глаза.

– Вы кто? – спросила наконец девушка на удивление низким и чуть хрипловатым голосом.

– Здрасьте! – изумился я. – Как кто?! Ну, милая, вы даете! Я, понимаешь, жду оркестра, салюта, торжественной встречи с парадом почетного караула, а тут на тебе – на порог не пускают и чуть ли не травят цепными псами!..

– Кто вы такой? – перебила меня строгая девушка. – Или отвечайте, или до свиданья.

Я был почти ошарашен.

– Постойте-постойте!.. – Назвался и обиженно простонал: – Господи, да разве ж меня в этом доме не ждут?!

– Ждут, – буркнула странная девушка и прикрикнула на пса: – Фу, Жак! Нельзя! Свои! – А я от всей души пожелал, чтобы этот Жак послушался ее в полном объеме.

Жак послушался, хотя и не отрывал от меня настороженного взгляда, а девушка щелкнула замком и на полметра приоткрыла калитку.

– Входите.

Я вошел, и замок снова щелкнул за моей спиной.

– Здравствуйте, – в пояс поклонился я. – Или у вас и здороваться не принято?

– Когда как, – проворчала девушка. – Здравствуйте. – И, повернувшись, пошла к крыльцу. Мы с собакой – за ней, оба не слишком доверчиво косясь друг на друга.

– Скажите, – попытался я наладить более дружественный контакт с суровой обитательницей "замка", – а это что за цветы? Во-он на той куртине.

– Поинтересуйтесь у хозяйки, – бросила через плечо девушка, и я удивился:

– Как, разве вы не хозяйка?! Слушайте, но я-то решил… – И, чёрт, ляпнул: – А кто вы? Служанка?.. – И тут же прикусил язык, но было уже поздно.

– Я не служанка! – прошипела она таким тоном, что, ей-ей, Жак и то гавкал добрее. – Я не служанка, – повторила она. – Я здесь просто помогаю, понятно?

– Конечно, понятно, – кротко кивнул я, кляня в душе собственную бестактность. Но тут дорожка кончилась, мы поднялись на крыльцо и, оставив "американца" с французским погонялом за дверью, вошли в дом.

Прихожая, коридор туда, коридор сюда, лестница на второй этаж, мимо которой мы прошли, закрытые двери по обе стороны – и что-то типа гостиной с роскошным диваном, креслами, огромным торшером и журнальным столиком а-ля рококо.

– Присядьте, – сказала "не служанка".

– Благодарствуйте… – снова отбил поклон я.

И присел. С минуту глазел по сторонам и вдруг… И вдруг увидел на стене, прямо над своей головой, гитару. Старую гитару Сергея, ленинградскую двенадцатиструнку, которую мать когда-то привезла ему из города на Неве на радостях, что сынок перешел в следующий класс без двоек. Ну, для всех нас это был просто финиш! – мы-то бренчали на допотопных вишневых семиструнках, с которых либо снимали самую толстую струну, либо вместо нее натягивали еще и дополнительную самую тонкую, отчего гитара играла звонче. Настраивали, естественно, "на шесть", как "битлы". Для нас вся эта битломания тогда только-только начиналась…

Я не выдержал, вскочил, осторожно снял со стены чуть потемневшую от времени, с облупившимся и потрескавшимся лаком гитару и тихо-тихо, точно боясь быть застигнутым на месте преступления, тронул струны и шепотом прогнусил: "She loves you yeh, yeh, yeh…"1

И тогда…

– Если вам только не будет это тяжело, – раздался сзади холодный женский голос, – повесьте, пожалуйста, гитару на место…

Глава шестая

– Если вам только не будет это тяжело, повесьте, пожалуйста, гитару на место, – сказала она.

Это не было тяжело, и я повесил.

И сказал:

– Здравствуйте.

Она кивнула. Далеко не так радушно, как я мог бы рассчитывать, но кто знает, какие у них здесь проблемы? Вдруг что-то сугубо семейное, а тут заявился я – ею не званный и не прошенный… Да, вполне вероятно, что лично она от моего прибытия не в восторге, думал я, разглядывая хозяйку "замка" внешне рассеянным и равнодушным, но внутренне – очень пристальным взглядом.

А посмотреть, признаться, было на что. Высокая, не ниже ста семидесяти восьми, но совсем не худая. И совсем не полная – всё в самый раз. Я имею в виду основные параметры фигуры: объем груди, талии и бедер. И ноги – ну просто отпад!

Следом я переключился на лицо. Господи, и здесь придраться не к чему. Высокий бледно-матовый лоб в обрамлении копны густых золотистых волос, которые валились ей на плечи и спадали еще ниже как водопад (простите за избитое сравнение). Точеный нос, чуть припухлые, чувственные губы – и глаза, огромные и темные, темно-карие… Одета женщина была в откровенно обтягивающее ее незаурядные формы короткое черное платье.

Про себя я присвистнул – вот так птица досталась Серёге, – и быть может, первый раз в жизни ("змок" – туфта) почти по-настоящему ему позавидовал.

Призвав на помощь все свои познания в тонкой сфере светских манер и этикета, я грациозно поклонился и представился.

Она же опять только кивнула. Ну что ж, мне-то, в конце концов, какое дело, – я же приехал не к ней. Хотя – жаль. Честное слово, жаль.

Женщина указала на диван, и я сел, элегантно швырнув ногу на ногу. Она опустилась в кресло напротив, чем ввиду откровенности фасона своего платья поставила меня в затруднительное положение: мне стоило немалого труда удерживать свой алчущий эстетики взор на верхней половине ее тела, потому что, хотя и верхняя была в полном порядке, нижняя, извините за вольность, казалась все же привлекательнее.

Но с этой проблемой я более-менее справился и вот сидел теперь и думал: а где же сам Серёга? Одному мне долго не продержаться. А она… Знаете, если бы я не слышал уже нескольких произнесенных ею слов, то вполне мог бы подумать, что эта мадам – глухонемая.

Ну и ладно, слегка пожал плечами я. Когда соизволит, поболтаем, а пока…

Я демонстративно отвернулся и принялся рассматривать обстановку и вертеть головой по сторонам, якобы заинтересованный интерьером и дизайном помещения, в которое меня волею судеб занесло. Не знаю, что и сказать, – я не специалист, – но одно могу утверждать наверняка: не Серёга был вдохновителем и организатором всего этого дела. Ему, как и мне, всегда было до лампочки, в каких условиях существовать, хотя снова повторюсь: времена меняются и так далее. Я вот тоже живу сейчас отнюдь не в хлеву. Но могу и в хлеву. Короче, и дом Сергея и женщина Сергея произвели на меня чрезвычайно сильное впечатление. Но я почему-то подумал вдруг, что это свидетельствует и еще кое о чем: он и впрямь изменился и, боюсь, здорово изменился. И я загрустил.

А эта женщина неожиданно вторично доказала, что не совсем еще разучилась общаться посредством речи. Но вот голос у нее был… Нет, не то чтобы неприятный, однако какой-то не слишком приветливый. И, похоже, это был здешний стиль.

– Вика! – громко позвала она, когда мне уже совсем надоело вертеть башкой.

Секунд через десять в комнату вошла девушка в джинсах и футболке. Гм, если в одиночку эта Вика вроде бы и ничего, то рядом со своей работодательницей ей, конечно, ловить было нечего, – как шлюпке против флагманской каравеллы.

Вика спросила:

– Вы что-то хотели?

Каравелла посмотрела на меня:

– Чай, кофе или… чего-нибудь покрепче?

Я замотал головой:

– Только не "покрепче". А остальное – на ваше усмотрение.

– Тогда кофе. – Это девушке.

И Вика вышла, а через пять минут принесла кофе и ушла опять, прикрыв за собой дверь.

Чтобы хоть чем-то заняться, я переключился на кофе, а эта оригинальная леди, вытянувшись в громадном кресле как пантера, все продолжала гипнотизировать меня своими, надо, конечно, отдать должное, весьма заманчивыми и интригующими глазами. Кроме: "Чай, кофе или чего-нибудь покрепче?", она пока не произнесла ни слова, адресованного мне лично, и я сидел тут как какой-нибудь ее новый американский терьер. Или – московская сторожевая. Или – русская гончая.

Слушайте, я ведь тоже не вчера родился. Все, что творится кругом, вижу и понимаю, а в чем-то порой, увы, даже принимаю участие – не всегда с восторгом, но жизнь есть жизнь. Я вижу и понимаю (или думаю, что понимаю) и насчет наших так называемых "новых" людей. Что-то мне в них нравится, хотя бы та же хватка и работоспособность, что-то – нет. Но больше всего мне не нравится, когда их бабы начинают корчить чёрт-те кого, не имея за душой ни хрена кроме смазливой морды и кошелька мужа или любовника. Похоже, как раз такая вот самовлюбленная пустышка и сидела сейчас передо мной и строила из себя герцогиню Виндзорскую на отдыхе в Монте-Карло.

И я начал медленно закипать.

А немного покипев, нарочно откашлялся, чтобы сбросить давление пара, и, как мог корректно, сказал:

– Слушайте, милая, я, конечно, все понимаю…

Ее глаза недобро сузились:

– Я вам не "милая", и что это вы понимаете?

– Ничего! – отрезал я. – Вы, видимо, жена Сергея, но тем не менее…

И благоразумно умолк, чтобы не скатиться на откровенную грубость, потому что нагрубить ей мне сейчас очень хотелось. Но я взял себя в руки.

А она… Она еще какое-то время совершенно непроницаемым взглядом смотрела на меня, а потом почему-то хрипло, с явным напряжением произнесла:

– Да, я жена… Точнее, бывшая жена Сергея…

Я удивился:

– Что значит – бывшая?! Вы выставили его? А может, простите, он вас бросил?

Женщина медленно покачала головой:

– Нет, он не бросил. Он… он умер.

– Что?!

Вот тут-то меня подбросило чуть не до потолка, и как только диван выдержал, когда мои почти сто кило вернулись обратно. А потом я вскочил. А потом снова сел, потому что ноги опять, как несколько дней назад, перестали слушаться. Правда, теперь по другой причине.

– Умер? – шепотом очумело повторил я. – Умер… Нет-нет, не верю!

Она нервно пожала плечами:

– Да уж поверьте, сделайте милость.

И только теперь до меня понемногу начало доходить: холодный тон, категоричное требование повесить гитару Сергея на место, черное платье…

– Но что?! – как полоумный заорал я. – Скажите, что случилось!..

Она не опустилась до ответа на мой вопрос. Она задала свой:

– Когда вы приехали?

Я поморщился. Вопрос не из приятных, особенно в свете последних событий. Но ответил:

– Неделю назад.

Ее и без того большие глаза сделались еще больше.

– Что-о?.. – еле слышно протянула она. – Неделю?!

Я смутился:

– Да… Ну понимаете, так получилось… Слушайте, как вас зовут? Не люблю разговаривать с безымянными предметами. Если угодно – согласен обращаться по имени-отчеству. Если нет – не согласен. Так как же?

Она поджала губы, но лед отчуждения мало-помалу начал таять.

– Маргарита, – наконец медленно произнесла она.

– Николаевна? – снова, как и в больнице, дурацки пошутил я и тотчас осекся, вспомнив, что сейчас не самое подходящее время для глупых шуток. Странно – до меня все не доходила суть того, что произошло. Я никак, ну просто никак не мог врубиться и осознать, что Серёги действительно нет и что он ни через пять, ни через десять минут, ни через час не вломится в эту дверь и не рявкнет: "Здорово, волчара!"

Маргарита на мою шутку не отреагировала – может, не поняла, а может, и не обратила внимания.

– А отчество? – уже серьезно спросил я.

Она покачала головой:

– Меня зовут Маргарита, а отчество вам ни к чему.

– Ну как это? – заджентльменствовал я. – Почему? – Но она снова покачала головой:

– Потому, что вы близкий друг Серёжи, потому, что приехали по его просьбе, и вдобавок…

Пауза меня насторожила.

– "Вдобавок" – что?

Она вздохнула:

– Ничего. Раз вы все же приехали и нам теперь предстоит часто видеться, можете называть меня просто Маргаритой. Или Ритой… – помолчав, добавила она.

– Гм, однако…

И впрямь, эта женщина все же была несколько, как бы это выразиться… ну, не странной, нет, но все ж таки чем-то и странноватой. И с какой это, интересно, стати она решила, что теперь нам предстоит часто видеться? Нет, конечно, я понимаю: похороны, хлопоты, поминки и все такое. Но потом-то, потом я, чёрт побери, уеду!..

Подозреваю, что эти мысли были написаны на моем ясном лбу самыми что ни на есть заглавными буквами, и тем не менее реакция Маргариты на мои эмоции была абсолютно нулевой. Похоже, этой высокомерной красавице было совершенно наплевать, о чем думал я, – она говорила лишь то, что сама считала нужным.

И в данный момент она говорила:

– Вы приехали неделю назад. Так?

– Так.

– А пришли только сегодня. Почему?

Я почувствовал себя виноватым.

– "Почему"… Да потому! Потому, что со мной произошел невероятно дурацкий, нелепый случай. Дело в том, Маргарита, что на меня напали, и я, простите, едва не отправился на тот свет. Так что всю эту неделю я провел в вашей местной больнице и, возможно, застрял бы там еще на пару дней, кабы не нарушил режим… – Я как попугай нес что-то еще, а сам смятенно думал: "… твою мать… Серёга умер…"

Глаза Маргариты подёрнулись поволокой, и она прошептала:

– Вот видите…

Я напрягся:

– Что – вижу?!

Теперь ее черные зрачки занимали собой чуть ли не половину глаз.

– На вас напали неделю назад, а Сергея…

– А Сергея?.. – привстал я.

Женщина задрожала.

– Убили вчера!..

Знаете, не скажу, что слова эти прозвучали как гром среди ясного неба, – посудите сами, что я мог в первую очередь подумать, когда услышал, что Серёга умер? Что он тихо угас в собственной постели от геморроя? Подозрение зашевелилось с самого начала – но лишь зашевелилось, не оформившись до конца в более-менее ощутимые мысли и образы. Теперь оформилось всё. До конца.

Внезапно Маргарита поднялась и быстро пошла к двери. От неожиданности я на какое-то время замешкался, не зная, что делать, – тоже идти или оставаться здесь. Однако, на мгновение замерев у порога, хозяйка дома обернулась и метнула в меня просто-таки испепеляющий взгляд:

– Ждете особого приглашения?

– Извините, – вздохнул я и пошел за ней.

Я шел и думал о том, что, кажется, здорово не в своей тарелке. Нет, не должен, не должен, не имею я права раскисать! Смерть Сергея – это полный аут. Весть о том, что его убили, тоже радости не прибавляет. Ну и, чего греха таить, встреча с этой Маргаритой также не последнее звено в цепи событий, едва не лишивших меня сейчас всякого присутствия духа.

Причем, чувства она вызывала во мне самые противоречивые. Во-первых, она – жена… то есть, вдова Сергея. Во-вторых – весьма своенравная и самодовольная особа. В-третьих – просто странная, действительно странная… но, чёрт возьми! – в то же время такая притягательная и, ей-богу, потрясающая женщина. А тут еще, словно нарочно, мы начали подниматься по лестнице на второй этаж, и она шла впереди, да в таком умопомрачительно коротком платье!..

Я едва не застонал и не выругался вслух – не могла по случаю траура надеть что-нибудь поприличнее! Эти длинные ноги, эти, простите за натурализм, округлые бедра…

По-моему, в некий момент я даже засопел и замотал башкой как баран – но тщетно: недостойнейшие мысли и скабрезнейшие видения упорно лезли в мою бедную голову. Но ура! – треклятая лестница кончилась. И я немного воспрял духом.

Однако от Маргариты, похоже, не укрылось мое утробное сопение по дороге: вдруг остановившись, она бесстрастно произнесла:

– Прошу извинить, но мои остальные черные платья еще короче.

– Ну что вы, что вы… Какие могут быть извинения!.. – залепетал я, вытирая платком ледяной пот со лба. – Не понимаю, о чем вы…

Зато она прекрасно все понимала. В том числе и то, что я понимал, что она понимает, что я понимаю… Но развивать эту скользкую тему Маргарита не стала – круто повернулась и пошла дальше по коридору. Я, естественно, за ней.

Там, как и внизу, тоже был целый ряд дверей, и у одной из них она остановилась так резко, точно наткнулась своим греческим лбом на пуленепробиваемое стекло. Остановилась и опять уставилась на меня каким-то рассеянным взглядом.

Непонятное молчание затягивалось, и я деликатно кашлянул, а потом тихо сказал:

– Слушайте, вы, по-видимому…

Но договорить мне Маргарита не дала. Внезапно она вцепилась в мою руку как сумасшедшая, в горле ее вдруг что-то заклокотало, забулькало, и, будто сомнамбула, она чужим, неестественным голосом выдавила:

– Он… он там…

Я уточнил, показав на ближайшую из дверей:

– Там?

– Д-да…

– Хорошо, – кивнул я как дурак (чего же, скажите на милость, было в этом хорошего?). И глубоко выдохнул, точно перед прыжком: – Вы со мной?

Она мелко затрясла головой:

– Нет-нет, не могу! Второй раз я этого не перенесу!

– Ладно… – И тут я вдруг почувствовал, как волосы в самом прямом смысле буквально зашевелились у меня на голове. Не от того, что там был труп, нет. От того, что там был труп моего друга. Моего самого старого, убитого какими-то сволочами друга…

От злости и бессилия я скрипнул зубами и решительно толкнул дверь.

В полумраке от темно-фиолетовых занавешенных штор спальни на кровати лежал Серый…