Текст книги "Чёрный Скорпион"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава седьмая

Я лежал в высокой траве запущенного сада и таращился в высокое голубое небо, прикрывая ладонью глаза от лучей беспощадного знойного солнца. Рядом со мной в высокой траве того же запущенного сада лежала ничуть не менее беспощадная знойная женщина по имени Лола.

Естественно, я не собираюсь нескромно вдаваться в какие-либо гадкие интимные детали и подробности произошедшего – скажу только, что дело было жарким. Как этот город. Как это лето. Как это солнце. Надеюсь, я выглядел достойно – про Лолу лучше и не спрашивать: квалификация есть квалификация.

В самой вышине показалась большая хищная птица. В орнитологии я не силен – не то орёл, не то ястреб или кобчик. Она плавно парила, практически не шевеля широкими крыльями, а вокруг мельтешила разноперая мелюзга. Чего она добивалась? Прогнать хищника? Ну, это уж хрена, эти так просто не улетают. Как и некоторые двуногие…

Я философски вздохнул, перевернулся на бок и посмотрел на свою перезрелую "Лолиту". Глаза ее были еще закрыты (а может, и "уже" – бабы народ хитрый). Сорвав травинку, пощекотал ей шею, и она грамотно изобразила, будто буквально только что пришла в себя, а до травинки якобы пребывала в невозможной постлюбовной истоме.

– О-о-о!.. – прошептала она и потянулась как кошка.

– Ого-го! – отозвался я, однако тут же отодвинулся, потому что, перестав потягиваться как кошка, Лола опять потянулась ко мне:

– Дорогой…

Но я сурово сказал:

– Стопинджен, сударыня! Делу время, потехе – час. Праздники тем и хороши, что быстротечны и после них наступают прозаичные будни. Наш праздник закончился, пора за работу. Ты ведь за всей этой, не спорю – весьма приятной суетой так и не ответила на некоторые мои вопросы.

Вместо ответа Лола в игривой манере едва не откусила мне пол-уха.

– Слушай, ты всегда такой нудный? "Вопросы", "вопросы". Женщина к нему всем сердцем, а он прям как прокурор.

Сурово выпятил нижнюю челюсть.

– Да, я сам себе прокурор. И не только себе – могу и тебе, к примеру.

Лола фыркнула и отодвинулась.

– Идиот!..

Кажется, она обиделась всерьез, и я ее понимал: для обиды имелись все основания. Ну кому же понравится сразу после, как выражается один мой знакомый, полового акта любви, практически без перехода, выслушивать такое. Хотя с другой стороны, эта пипетка была прекрасной актрисой, и "обида", сопровождаемая бурно вздымающейся заправленной наконец обратно под майку могучей грудью, выглядела вполне натуральной и искренней.

Однако я отлично помнил, что даже во "время оно" Лола вела себя так, словно ждала, что за моей спиной вот-вот кто-то появится. Кто? "Цыган"? Но не портить же ей настроение сводкой последних криминальных новостей.

Я и не испортил, а только предложил:

– Продолжим наши беседы?

Женщина насупилась:

– Не пойму тебя. Ну что ты за тип! Чего тебе надо? И вообще – кто ты такой?

Теперь я сурово выпятил и верхнюю челюсть.

– Кто я такой, и самому не всегда ясно. А вот что мне надо…

– Да, что? И зачем ты ко мне прицепился?

– Во! Так это я к вам прицепился, графиня?

Она скривилась:

– Я не э т о имела в виду. Ты что, Робин Гуд? Тоже мне, "неуловимый мститель" нашелся! Погоди-ка, а может, ты нанялся в утешители к той заразе?

– Какой еще заразе?! – не понял я в первый момент. Но зато уже во второй – понял.

А Лола подленько ухмыльнулась:

– Какой же еще? К несчастной вдовушке, конечно.

Знаете, если эта профура и была сегодня максимально близка к риске "схлопотать по роже", то именно сейчас. Я скрипнул клыками как наждаком.

– Ладно, хорош…

Но Лола не унималась:

– Да ты случаем уж не втюрился ли? Ну, тогда прими поздравления: говорят, эта любительница любую профи за пояс заткнет. – Помолчала – и снова: – Нет, не понимаю тебя.

Я вторично клацнул пастью.

– И не поймешь! Такие, как ты, очень многого не понимают.

Ее глаза превратились в прорези маски.

– Да?

– Да! Друг позвал на помощь. Я приехал, но опоздал – вы его убили.

– Нет, – чуть ли не высокомерно процедила она.

Я же бескультурно плюнул в примятую траву.

– Что – "нет"?! Не вы? Тогда скажи, кто! От этого выиграют все. Я по-настоящему возьмусь за поиски человека, который мне действительно нужен, и перестану шарахаться из стороны в сторону. Да и ваша кодла сможет спать спокойно…

Стоп, кажись, не то брякнул – ведь по идее, откуда мне знать, что у этих сволочей уже возникли проблемы со сном? Но Лола вроде не обратила на мои последние слова внимания, потому что именно в тот момент бросила вдруг пристальный, острый как игла взгляд на свои маленькие наручные часики. А потом внезапно проговорила совершенно иным, бесцветным и серым тоном:

– Вставай.

– Чего?! – удивился я.

– Ничего! Поднимайся, хватит сидеть – уже и насиделись, и належались.

– Как знаешь… – пробормотал я, несколько ошарашенный резкой переменой в настроении женщины.

А Лола была уже на ногах. Она торопливо одёрнула юбку, стряхнула прилипшие к одежде травинки.

– И в волосах, – услужливо подсказал я.

– Что в волосах?

– Солома.

Она затрясла головой.

– Теперь всё?

Я вздохнул:

– Где видно – всё. – И тоже поднялся, приводя по пути в порядок обмундирование.

Но ей-богу, с этой подругой скучать не приходилось! Я ведь уже смирился с тем, что жар и пламень наших недавних, извиняюсь, взаимоотношений канули в Лету навеки, а она… Едит твою!.. – она внезапно опять охаляпила меня обеими руками и как клещ присосалась к губам. А еще…

А еще я внезапно понял, что Лола мягко и ненавязчиво, однако последовательно и упорно пытается повернуть меня спиной к огромным зарослям кустов, удаленных метров на двадцать от нашего с ней сперва лежбища, а ныне стойбища. И вдобавок ко всему…

Слава господу, что я его услышал!

Нет, не господа. Я услышал очень негромкий и сухой, но такой очень характерный щелчок…

Лола все еще липла ко мне, когда я, повинуясь уже не какой-то там логике и здравому смыслу, а лишь полузвериным инстинктам, вдруг с силой оторвал ее от себя и стремительно развернул в сторону кустов…

А дальше, увы, все было ну прямо как в кино. Тихий хлопок – и Лола, вздрогнув, закрыла глаза. Тогда я громко вскрикнул и, отталкиваясь от нее, картинно рухнул в почти метровую траву. Кто бы там ни прятался в зарослях, пусть думает, тварь, что "двойной выстрел".

…Скрючившись в траве в позе убитого, но держа наготове пушку, я ждал продолжения спектакля – не мог же он в самом деле прерваться в середине акта. Я не имею в виду – полового. Для этого я слишком хорошо воспитан.

К тому же на руках моих алели капли крови.

Крови такой бедовой и такой несчастной женщины по имени Лола.

Глава восьмая

Я лежал в высокой траве с пистолетом в руке и ждал, что будет дальше. Но стрелять, честно говоря, совсем не хотелось. Ведь у того типа был глушитель, а у меня нет, – поднимать же пальбу на всю округу означало поставить мои большие маневры на грань если не срыва, то значительного риска уж точно.

Я напряженно прислушивался к окружающему миру как старательный гидроакустик в субмарине к писку эхолота. Пока – тишина… Ага, есть!

Кто-то раздвинул кусты и направился в мою сторону. Судя по шагам, мужик здоровый.

И вот наконец я его увидел. М-да-а, описание Маргариты оказалось точным: очень высокий, сильный шатен. И – глаза. Глаза действительно неприятные: глубоко посаженные, серо-мышиного цвета, холодные и бездушные. С первого взгляда ясно, что опасный и поганый тип. Однако уже со второго стало ясно и то, что, несмотря на превосходные физические и моральные кондиции, парень дилетант. По крайней мере, в том деле, за которое сейчас взялся. Или самонадеянный дурень – он держал пистолет в руке, но ствол пистолета (а также и глушитель) безответственно смотрел в землю.

Зато моя куда более скромная пушка смотрела уже прямо ему в лоб, и, когда он сделал это открытие, мужественное лицо его перекосилось.

Спохватившись, громила дёрнулся, однако поздновато – дёргаться надо было раньше. К счастью, у него достало соображения это понять, и он замер как истукан.

– Здравствуй, Валя, милый мой… – негромко пропел я, медленно поднимаясь на ноги. И добавил: – Конец цитаты. Ну вот, брат, и встретились.

Его серые глаза, казалось, вообще спрятались под надбровными дугами, а узкие губы дрогнули. Потом он покачал головой и хрипло выдавил:

– Погоди, я не…

– Да?! – удивился я. – А по приметам подходишь. Всё точь-в-точь.

Он облизал пересохшие губы.

– Каким еще приметам?

Я пожал плечами:

– Словесный портрет. Уж прости, но некоторые наши общие знакомые прекрасно тебя описали.

Секундная пауза.

– Кто?

– Дед Пихто и бабка с пистолетом, – лицемерно вздохнул я. – И кстати, жутко похожим на твою игрушку. Где взял?

– Купил!

Гм, в чувстве юмора определенного уровня ему не откажешь, но из-за дефицита времени этот юморист уже начинал действовать мне на нервы.

Я снова вздохнул:

– Брось.

– Что? – вызывающе осклабился он. Зубы у него были маленькие, острые, посажены тесно, как у акулы. Нет, человек, конечно, не лошадь, нельзя объективно судить о нем только лишь по зубам – например, у царя Пирра вместо зубов вообще были сплошные костяные пластины, – и все же…

– Сначала брось пушку, – коротко приказал я. – А потом – кривляться. Считаю до трех. Раз, два…

Пистолет полетел в траву, и амбал проводил его тоскливым взглядом. После он снова вылупился на меня, но уже не тоскливо, а словно голодный вурдалак.

Мне это не понравилось, и я сказал:

– Ну? Что уставился как нос на бритву?

Огромное тело оппонента напряглось, кулаки сжались.

– Стоять! – Глядя на его атлетическую фигуру, – минимум на полголовы выше меня и килограммов на двадцать тяжелее, – я решил свести риск до наименьшей отметки и в целях наглядной агитации слегка поиграл "глоком".

Так мы стояли около минуты, буравя друг друга глазами. Наконец он посмотрел на распростертое в нескольких шагах бездыханное тело Лолы и злобно рявкнул:

– Радуйся, пёс, твоя взяла!.. Но это – пока! Слышишь?! Только – п о к а…

Я вроде бы индифферентно пожал плечами, а в душе подумал: не хватит ли быть добреньким и терпеть оскорбления от разных подонков? Должно быть, хватит.

Без всяких преамбул я пнул грубияна ногой в пах. Традиционно схватившись руками за ушибленную драгоценность и безобразно матерясь, он ткнулся мордой в муравейник, а я нравоучительно заметил:

– В следующий раз, козёл, будь повежливее со старшими. Ишь, разбакланился! Тоже мне – Аполлон с мартышкиной задницей! Анекдот знаешь – "Теперь я здесь петух"? Как раз про тебя. Зачем стрелял, гад?

– Я… не стрелял… – охнул он и малость распрямился по горизонтали. Видимо, поза эмбриона постепенно переставала быть для него острейшей необходимостью. – Это не я! Клянусь, не я!.. – Он сделал попытку приподняться на локте и стряхнуть с лица муравьев, но лучше бы он этого не делал. Человек и так слаб в своем противостоянии всяческим искушениям… Короче, я не удержался: опять двинул его ботинком. Правда, на сей раз более гуманно – под ребра.

Громила снова принялся охать и стонать, и я поморщился:

– ЗдЛрово! Выстрел, Лола падает, появляешься ты с пушкой – а потом клянешься, что не стрелял. Нет, как ни крути, а пришил ты свою подружку, брат.

Он отчаянно замотал головой:

– Да не я это! Здесь был кто-то еще. А я хотел только подслушать, понять, что ты за фрукт.

Я усмехнулся:

– Тебе пришлось не только подслушивать.

Он ощерился:

– Лола небось хотела того же – выяснить, кто ты.

Я замысловато тпрукнул губами.

– Однако она использовала для этого не вполне обычные методы.

Он хмыкнул:

– Для нее – обычные. А я ничего такого и в голове не держал, ну зачем мне ее убивать? И тут вдруг – хлопок, вы оба падаете. Я сам перепугался: подождал несколько минут, гляжу, вроде больше ничего не происходит, ну и вылез…

В принципе, звучало правдоподобно и вдобавок объясняло, почему Валентин шел "спустя пистолет".

– Ладно, – сказал я, – почти верю, хотя меня лично это, в общем-то, и не касается. Я здесь, считай, случайный прохожий, путник в ночи, очарованный странник, ну и тому подобное. Однако милицию все-таки вызову, пусть она и разбирается, ты стрелял или нет.

Он привстал. Лицо его исказилось теперь не так от боли, как от волнения.

– Да погоди же! Говорю – не я! Слушай, понюхай ствол.

Ба, дельный совет.

– Обязательно понюхаю. Но уж извини…

На этот раз я ударил его рукояткой пистолета ниже левого уха, и отключился он основательно. Ничего, от такого не убудет. А сам сунул пушку в карман, сорвал веточку и, надломив ее в форме крючка, просунул под скобку курка его пистолета. Приподнял, понюхал глушитель… Чёрт, в самом деле, если из этой хреновины и палили, то уж, по крайней мере, не сегодня.

Снова бросил пистолет в траву и приблизился к поверженному противнику: да-а, экземпляр, конечно, впечатляющий. А вспомнив пакости, которые наговорила мне Лола, с тоской подумал, что, возможно, в ее словах и была доля истины. И почему это на таких вот дебильных быков бросаются бабы? Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что они никогда не бросаются на мужчин иного рода – вдумчивых, интеллигентных и благородных, – однако же зачастую именно подобным скотам и отдается их предпочтение. Эх-ма… – уныло поскреб я вдумчивую, интеллигентную и благородную бороду.

Валентин застонал и открыл глаза.

– Доброе утро, ребята! Слушайте "Пионерскую зорьку"! – сварливо проговорил я, будучи весь как на иголках от неуемного желания спросить прямо – спал он с Маргаритой или нет, сволочь.

Его глаза равнодушно глядели в синее небо, а губы лишь чуть шевельнулись:

– Что?!

– А то! – окончательно свирепея и позорно теряя последние остатки интеллигентности, проревел я. – Не желаю больше слушать брехню, и либо ты сейчас начнешь откровенно отвечать на вопросы, либо пеняй на себя! На этот раз даю даже не три, а целых восемь секунд, как в боксе. Цени! Но уж потом, гнида, не обижайся – коли что не так, нокаут будет очень глубоким. Всё, начинаю: один, два, три, четыре, пять…

Увы, или я действительно старею, или очередной приступ мании величия опять затуманил мне мозги, и как назло – в самый неподходящий момент. Нет, вы представьте: только что, только что этот гад жалкой рыхлой тушей беспомощно валялся на земле и чего-то плаксиво бубнил в свое оправдание – и вдруг, при счете "восемь", его огромная ножища стремительным домкратом взмыла ввысь и что было мочи звезданула мне в лоб. Я в свою очередь птицей взмыл в ту же высь и, кивнув в полете все тому же орлу (наверное, очень любопытному), как мешок с дерьмом смачно грохнулся оземь. Господи, видела бы сейчас Маргарита своего рыцаря и защитника! Боюсь, после такого пируэта мой рейтинг в ее глазах упал бы до нулевой отметки.

Но слава богу, что пинок не пришелся мне в зубы, или глаза, или иную нежную часть лица, а то ходить бы до самой могилы в маске. Ну а лоб все же дело другое, лоб у меня крепкий.

Однако шутки шутками, а этот хитрец был уже тут как тут, и не успел я трепыхнуться, как он сграбастал меня своими ручищами и, развернув к себе спиной, сдавил с поистине медвежьей силой. Ноги мои повисли в воздухе, я пыхтел, сопел, пытался брыкаться, лягаться, бить затылком – все бесполезно. К тому же лишенный как, извиняюсь, Антей связи с матушкой-землей, а проще – твердой опоры, все свои судорожные телодвижения я производил фактически вхолостую.

Знаете, есть такой затасканный штамп: "заглянуть в лицо Смерти". Это ведь и про меня – бывало, бывало разное… Однако в тот миг все "разное" точно вдруг испарилось, отошло на самый-самый задний план. Новая – новая Смерть витала рядом – совсем рядом! – и олицетворял ее для меня отныне безжалостный громила по имени Валентин, которого я – дурак! недотепа! лопух! – недооценил, приняв за не достойного такого бравого парня, как я, противника, – и вот теперь расхлебываю плачевные последствия своей тупости.

А он еще сильнее притиснул меня к себе и торжествующе гаркнул в ухо:

– Что, падла, думал, всё?! Ну, собака!.. – И я почувствовал, как его колено уперлось мне в позвоночник.

"Конец…" – пронеслось в голове. И если еще за секунду до этого я несколько абстрактно удивился, почему он не схватил пистолет, а набросился на меня с голыми руками, то теперь не удивлялся уже ничему. Ему не нужен был пистолет, потому что сейчас рывок, хруст… Но неужели же ничего, совсем ничего нельзя больше сделать!..

Честное слово, вспоминая тот жуткий эпизод, я до сих пор считаю, что в положении, в котором оказался, все было бы бесполезно. Однако то ли не вычеркнули еще в Книге Судеб мою скромную фамилию, то ли враг, думая, что мне уже крышка, сам проявил беспечность…

В общем, как бы там ни было, но железные тиски на мгновенье чуть ослабли – наверное, этой скотине захотелось "взяться поудобнее". И я этой долей мига воспользовался – совершенно невообразимым манером извернулся и оказался наконец с ним лицом к лицу. А остальное…

Остальное было уже на автомате. Удар все еще гудящим от его пинка лбом в нос – и вторая спасительная пауза плюс замешательство громилы и моя высвобожденная правая рука. Я до сих пор помню эти удивленные глаза – с н а ч а л а удивленные, а потом…

Потом большим и указательным пальцами я вцепился в правый край его верхней губы и резко, "с вывертом" рванул по дуге. Голова Валентина дёрнулась – назад и влево, – однако я-то рванул вперед и вправо, так что в каком-то смысле он мне даже помог. А уже через секунду я увидел страшный голый оскал его острых, хищных зубов…

А еще через секунду из ужасной раны фонтаном хлынула кровь, но мне считать эти самые секунды было некогда, и я снова ударил. На сей раз по глазам и только после этого ощутил наконец под ногами землю.

Об остальном долго говорить не хочу. Я продолжал избивать его и после того, как он упал. По-моему, я переломал ему все, что только у человека ломается. Наконец, осознав, что бью уже труп, остановился.

Потом я стянул окровавленную рубашку и сполоснул лицо, шею и руки в стоящей неподалеку бочке с затхлой, ржавой водой. Свой пистолет замотал в рубашку, а дуру Валентина сунул ему в руку и, направив ствол в небо, его же пальцем нажал на курок. Слабый хлопок, и всё. Нет, разумеется, я понимал, что пуля, уложившая Лолу, подходит к этой машинке как к корове седло, – но тут уж пускай разбираются кому положено.

Естественно, уходя из отныне бесхозного сада, я оставлял здесь проницательному майору Мошкину гораздо больше вопросов, чем ответов, но на это мне было глубоко наплевать.

На прощанье подошел к бедной Лоле. Увы, пуля попала ей в затылок, и вся голова была в крови. Помочь ей было невозможно с самого начала: она умерла практически в момент выстрела.

…С рубашкой, в которую был завернут «глок», голый по пояс, я равнодушной походочкой вырулил со двора и зашагал к машине. Слава богу, что в этих краях вид голого по пояс мужчины на улице никого не только не шокирует, но даже и не удивляет.

К женщинам, правда, это пока вроде бы не относится.

Но думаю, только пока.

А что вы хотите – жара-то какая!

Глава девятая

На полдороге к дому Маргариты я «вышел на связь». И первые же слова моего, извиняюсь, «подстрахуя» были весьма неприятными, хотя и не неожиданными. Действительно, только дурень способен воображать, что можно до бесконечности нарезать виражи по такому небольшому городку и думать, что круги и волны от этих виражей никого в конце концов не заинтересуют.

Я дурнем себя не считал. А он негромко сказал:

– Будь осторожен. В доме майор.

– Понял. – Я притормозил у обочины, а голос в трубке посоветовал:

– Подожди, пока уедет.

Я покачал головой:

– А смысл? Рано или поздно он наведается опять.

"Дублер" уклончиво пробормотал:

– Так может, лучше поздно, чем рано?

– Иногда, может, и лучше, – вздохнул я. – А иногда и нет.

Теперь вздохнул он:

– Ну, гляди сам, твоя игра.

Я выудил из пачки сигарету.

– Вот именно. Ладно, пока… – И с напругой пошутил: – Благодарю за службу!

Он хмыкнул:

– Рады стараться. – А я подумал, что все-таки не зря позвонил Бригадиру и что без этих парней мне здесь пришлось бы еще хреновее, чем с ними.

Я сидел на пристрелянном уже диване в «гостиной с гитарой» и с преувеличенной почтительностью взирал на расположившегося в громадном кресле напротив г-на Мошкина. А точнее, на то, как он с некоторым волнением сжимал в своих ладонях потомственного землепашца крошечную чашечку с кофе, иногда, впрочем, из нее даже и отхлебывая, но тоже с волнением.

Грешник, я даже подозреваю, что Маргарита умышленно подала ему кофе в такой миниатюрной расфасовке, своим острым умом смекнув, что даст этим хотя бы некоторую фору в нашей беседе мне. И настолько же умышленно, полагаю, для меня она принесла кружку обычную, фаянсовую, с розовыми цветочками и удобной ручкой граммов на двести. И вот я сидел и потягивал кофе как человек, а бедный майор, сколь ни пыжился того скрыть, чувствовал себя в положении если уж и не оскорбленного, то во всяком случае – достаточно униженного.

Маргарита была немного бледна и в меру задумчива: в общем, соответствовала своему вчерашнему образу. С нею брандмайор уже наговорился вволю, и это явно не доставило ей удовольствия.

– Огромное спасибо, Маргарита Владимировна! – с чувством произнес я, когда соколиным оком увидел, что мензурка товарища Мошкина наконец опустела, и тут же обратился к нему: – Еще чашечку?

Он метнул взгляд, подобный броску пращи, выискивая в выражении моего лица подвох, – но безрезультатно.

– Еще кофе? – простодушно повторил я, снимая невидимую пылинку с новой рубашки, которую купил по дороге.

Он раздраженно покачал головой:

– Нет, благодарю, больше не хочется.

Зато Маргарита мгновенно подхватила брошенный ей мяч и устало потерла виски.

– Тогда, если вы оба не возражаете, я пойду прилягу. Что-то мне нездоровится.

Я вскочил:

– Конечно-конечно! Конечно, идите, Маргарита Владимировна. Если нам с товарищем майором захочется еще кофе, я сам за ним поухаживаю, правда?

Мошкин, дёрнув щекой, буркнул:

– Да… если что, мы сами…

Рита ушла, и он, не считая меня хоть какой-то шишкой в доме, без спроса закурил и не выпустил дым разве что из ушей.

Тогда я тоже без спроса закурил и не выпустил, и какое-то время мы дымили молча.

Минуты через три я сказал:

– Ну?!

Он прищурился:

– Что – ну?

– Ну, в смысле – что конкретно вам от меня нужно, майор? – устало вздохнул я. Денек сегодня выдался напряженный, и я в самом деле угрохался как собака.

Он раздраженно смял сигарету в пепельнице и хмуро вылупился мне в переносицу.

– Что конкретно?

Я кивнул:

– Да, что? А то у меня при виде всех этих ваших таинственных пассов начинает складываться впечатление, что меня подозревают в чем-то дурном.

– Неужели? Нет-нет, это вам показалось. Разве же я не понимаю, что человека, подобного вам, можно либо подозревать, имея на руках весомые доказательства, либо не подозревать вовсе. К сожалению, пока я вынужден придерживаться последнего варианта.

– Правда? – поднял я бровь.

– Конечно. Вас же фактически не трогают.

– А за что меня фактически трогать? – обиделся я, однако он, словно не расслышав, продолжал гнуть свое.

– Когда вы оказались на месте убийства девушки, это было в некоторой степени странно – но лишь в некоторой. Ведь каких только удивительных совпадений не встречается в жизни, верно?

Я охотно согласился:

– Верно. Вдобавок я сам вызвал милицию. Так неужели вы считаете…

– Не считаю. Я стопроцентно уверен, что к ее смерти вы не имеете отношения.

– Тогда в чем проблема?!

– Что касается этой девицы – ни в чем, однако… – Служитель Фемиды-Немезиды почесал кончик носа. – Мне, представьте себе, почему-то хочется поставить вас в известность, что количество трупов в нашем городе все увеличивается, и если процесс пойдет такими темпами дальше…

– Постойте-постойте, – перебил я. – Что значит – "количество трупов в нашем городе"? Либо это вольная формулировка, либо обычно в вашем райском местечке люди не мрут?

Он усмехнулся:

– Прошу прощения. Мне следовало быть более точным – количество трупов по данному уголовному делу.

– Да-а? Но мне-то об этом ни шиша, как понимаете, не известно.

– Понимаю, – снова кивнул он. – Да и откуда вам об этом знать, правда?

– Правда, – подтвердил я. – Но все равно усматриваю в ваших словах смутные намеки.

– Да неужели?! – изумился Мошкин. – Нет-нет, господь с вами, какие еще намеки. Просто с момента вашего появления в городе число мертвецов на введенной мне, так сказать, территории уже перекрывает обычные годовые показатели. Вдобавок поступает когда косвенная, а когда и прямая информация об исчезновении молодых, здоровых людей и…

Я всплеснул руками:

– И по-вашему, все эти ужасы вашего городка связаны с моей персоной?! Увольте, я давно не промышляю киднеппингом, а уж вешать мне на шею… как там принято у вас говорить – мокруху, да? – ну это вообще ни в какие ворота не лезет.

Он поморщился:

– Во-первых, так принято говорить не у нас. Во-вторых, никакую мокруху я вам не вешаю, а в-третьих, исчезают-то ведь отнюдь не детишки, отлучившиеся за беседку пописать…

А хотите свежие новости? В одной квартире обнаружено два трупа. Причем оба отправлены на тот свет очень нетрадиционными способами. Далее. В офисе некой фирмы четыре покойника. Ну, эти по старинке застрелены. И самое последнее сообщение: за пять минут до вашего, кстати, появления мне позвонили прямо сюда. Влюбленная, так сказать, парочка. Найдены в пригороде, не догадываетесь по какому адресу?

– Неужто на Цветочной?! – ахнул я.

– Точно так. А жертвы знаете кто? – И снова начал заниматься метанием пронзительных взглядов.

– Понятия не имею, – развел я руками. – И кто же?

– Первый – некто Валентин Королёв, которого вы, между прочим, недавно искали.

Я протестующе воскликнул:

– Но не для того же, чтоб убить, право слово! А второй?

– Вторая, – поправил он. – Эта была женщина. Сожительница Королёва, в недалеком прошлом известная местная проститутка.

– Слушайте! – потрясенно хлопнул я себя по лбу. – Да уж не та ли самая?..

Майор поощрительно улыбнулся:

– Самая та.

Я зябко передёрнул плечами:

– И что, тоже застрелены?

– Почему – "тоже"? – опять кольнул меня грозным взглядом майор.

– Ну, вы же говорили про четверых, которых застрелили.

Мошкин покачал головой:

– Только она. Королева страшно изуродовали и забили до смерти.

– Чёрт!.. – Я снова потянулся за сигаретами. – Похоже, пора думать о возвращении в родные края.

– Похоже, – согласился он. – Тем более что ваш покойный товарищ… Знаете, говорить подобные вещи всегда неприятно, но, оказывается, он и сам был далеко не так чист перед законом, как нам казалось до последнего времени.

Ха! – сделал открытие. Будто я об этом не догадывался. Но не мог же я с полпинка проглотить это! Впрочем, и категорически возражать также не мог – не в детский же сад мы тут играем. А потому я начал медленно разминать сигарету.

– Вы думаете?..

Майор тоже полез в свою пачку.

– Ну посудите сами: почти все люди (заметьте, и живые, и уже нет), в той или иной степени связанные с вашим другом, – народ, мягко выражаясь, своеобразный. Да вы, наверное, уже и сами могли в том убедиться?

Крючок торчал из наживки столь явно, что я позволил себе возмутиться:

– Великодушно извините, господин майор, но последняя фраза… А впрочем, думайте, что хотите. Для меня же в самом деле сногсшибательная новость, что вы считали Сергея бандитом.

– Мы не считали его бандитом, – с некоторым напряжением в голосе возразил мой собеседник. – Н е с ч и т а л и, пока он был жив. Однако вот он умер и…

– И?! – вспыхнул я. – Ну договаривайте, договаривайте, чего уж!

Мошкин от раздражения даже не сразу сумел справиться с зажигалкой. Но наконец справился.

– А нечего и договаривать! После его смерти, как из разворошенного гадюшника, изо всех щелей поперла такая дрянь!

Не знаю уж, персонифицировал ли отважный майор термин "дрянь" с кем-то конкретно, но уточнять я не стал. И правильно сделал, потому что следующий его вопрос был очень и очень нехорошим. Он спросил:

– А скажите, не живет ли в нашем городе тихо-мирно кто-либо еще из ваших бывших… коллег по работе?

Ёлки, это уже совсем иной виток орбиты, и едва ли не впервые за последние полчаса я ощутил себя по-настоящему неуютно. Но тем не менее, насколько мог равнодушно затянулся сигаретой.

– Не знаю. И не понимаю, какая здесь может быть связь.

Следователь вздохнул:

– Врёте. Прекрасно вы всё понимаете. Понимаете также и то, что к таким, как ваш брат, подходы для меня затруднены. Эй, да проявите же хоть раз в жизни сознательность, помогите нам, а я обещаю: всё, что будет зависеть от меня, я для вас сделаю.

Да-а, это была уже серьезная заявка, и я присвистнул:

– Камрад, финт против правил.

Он внимательно посмотрел мне в глаза:

– О нет, камрад, не против, а параллельно. (Господи, да откуда ж в этой глуши взялся такой умник?!)

Дьявол, он топтался рядом, совсем рядом. Сделать же более решительный шаг не мог, по крайней мере, пока, вот и прибегал ко всяческим ухищрениям. Но ё-моё, он меня злил, и потому я без труда изобразил на своей физиономии благородное негодование и голосом оскорбленной старой девы воскликнул:

– На что это вы намекаете?! Да не будь вы при исполнении…

– Не будь я при исполнении… – Теперь в его тоне звучала неподдельная усталость. – Не будь я при исполнении, я бы здесь не сидел. А во избежание дальнейших дамских охов и ахов замечу лишь, что ваш покойный друг по уши увяз во многих грязных делишках и от ответственности его спасла только смерть. Слышите?

– Да-да, конечно.

– И что скажете?

– Что скажу? – пробормотал я. – Что скажу… Скажу, что это какая-то ошибка. Поймите, он был далеко не бедным человеком, а в таком случае зачем ему лезть во всю эту мерзость?

– Зачем?

– Да, зачем? – как бойцовый петушок кукарекнул я.

Он пожал плечами:

– Мне казалось, вы можете что-то об этом рассказать. А нет ли у вас самого, на худой конец, каких-то соображений?

– Никаких! Ни на худой, ни на толстый.

Он резко встал:

– Нет, значит, нет. Жаль, очень жаль, что мы не поняли друг друга.

Я что-то пропищал, вроде протестуя, однако он уже шел к двери.

А я шел следом и думал, что, возможно, наблюдаю сейчас именно тот момент, когда методы (или принципы) работы майора Мошкина начинают входить в противоречие с некими более общими и глобальными социальными постулатами.

Уже за калиткой он вдруг оглянулся:

– Мне бы совсем не хотелось, чтобы с вами в нашем городе что-то случилось. Я имею в виду – плохое.

– Эх… – вздохнул я. – А думаете, мне бы этого совсем хотелось?

Больше он ничего не сказал – повернулся как положено через левое плечо и направился к своей машине.

А я из вредности повернулся через правое и направился обратно к дому. У меня внезапно разыгрался просто адский аппетит.