Текст книги "Чёрный Скорпион"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава четырнадцатая

Мы молча сидели в машине и дожидались приезда милиции, потому что так нам велели по телефону.

Впрочем, на милицию и исходящие от нее веления мне было плевать: если бы захотел, уехал бы сразу после того как позвонил. Однако мне и самому любопытно было встретиться с теми, кто меня бережет, и попытаться прощупать, что они за это время разнюхали и узнали по делу Серого, а также оценить их реакцию на гибель бедной Анастасии.

Маргарита сидела, опершись руками на руль, и взор ее был совершенно отсутствующим, хотя по вздрагивающим губам и то сужающимся, то расширяющимся зрачкам я чувствовал: она вся напряжена до предела – как сжатая стальная пружина.

Нет, ну ясно, думал я. Она ведь стала только что почти очевидцем убийства, – еще бы не волноваться… Но знаете, мне почему-то казалось, что больше Маргариту тревожит другое – а именно, слова, сказанные в ее адрес оригинальной подружкой этого Валентина, и, судя по изредка бросаемым на меня из-под ресниц коротким, молниеносным взглядам, моя реакция на эти слова в том числе. И тут я ее тоже понимал: подобные обвинения, даже лживые, штука неприятная. А уж если в них кроется хоть какая-то доля правды… И ведь мне это, коли на то пошло, тоже не больно нравилось, но, разумеется, развивать эту тему я не имел ни малейшего права. Ни морального, ни физического.

…Заскрежетали тормоза, и возле нашей машины остановились две бежевые, не первой свежести "Волги". Захлопали дверцы, и на улицу вышли два человека в форме и трое в штатском; один из них – с чемоданчиком – явно врач, другой – с соответствующей амуницией – очевидно, эксперт-криминалист. Эти двое, как и милиционеры, оставались пока на месте, третий же решительно двинулся в нашем направлении.

Я тоже вылез из машины, и историческая встреча на улице Цветочной состоялась возле капота. Третий отрывисто и хмуро представился:

– Майор Мошкин. – И сразу же перешел к делу: – Это вы сообщили об убийстве?

Я кивнул:

– Так точно. – Ага, значит, не Машкин и не Мышкин, а Мошкин.

– Ваши документы, пожалуйста, – попросил он, но я виновато развел руками:

– Простите, с собой не ношу. Можете пока поверить на слово… – Честно назвал свои имя, отчество и фамилию. – А если захотите, потом проверите.

Он быстро записал мое "фио" и, пряча блокнот в карман, пообещал:

– Захотим. Непременно. – И вдруг хмурое лицо его вытянулось: он увидел сидящую за рулем "Мазды" Маргариту.

Слушайте, взгляд его был в тот момент столь удивленным и озадаченным, что я даже испугался, как бы он ненароком не запамятовал, зачем вообще приехал на Цветочную тридцать шесть. Поэтому решил напомнить.

– Э-э… видите ли, – сказал я, – дело в том, что…

Но он меня не слышал. Он вплотную подошел к машине и открыл дверцу:

– А вы что здесь делаете, Маргарита… м-м-м…

– Владимировна. – Рита выбросила на дорогу свои длинные ноги и выскользнула из машины. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, – буркнул Мошкин. – Однако, извините, что-то я не совсем…

Маргарита тряхнула головой:

– Ничего здесь, товарищ майор, загадочного нет. Просто у меня работал человек, который почему-то не появляется уже третий день. И я решила узнать, не случилось ли с ним чего.

– И сами приехали к нему домой?

– Да, – подтвердила Маргарита. – Попросила знакомого, и вот тут-то…

– Погодите! – перебил он. – С вами продолжим потом. – И повернулся ко мне: – Давайте рассказывайте, что произошло, а главное, покажите, где тело…

Мы опять сидели в машине и курили, ожидая, когда майор Мошкин вновь соизволит уделить свое драгоценное внимание нашим скромным персонам. Члены же следственной группы бродили по двору и саду, входили и выходили из дома – бездельничали лишь водители, откинувшись на спинки сидений и предавшись дреме.

Вскоре прибыла "скорая" и минут через десять увезла тело Анастасии. В ней же уехали и врач с экспертом. Жители соседних домов, в основном малолетнего и преклонного возрастов, проявляли повышенный интерес к тому, что творилось поблизости, – и допроявлялись: милиционеры пошли по соседям. Майор же Мошкин вернулся наконец к нам.

– Позвольте… – Он уселся на заднее сиденье "Мазды", едва не раздавив мои новые, купленные по дороге солнцезащитные очки, и положил рядом с собой диктофон.

Я и Маргарита волей-неволей вынуждены были развернуться к нему, и майор, потерев руки, сказал:

– Та-ак, и на чем мы остановились? – Взгляд у него был очень цепкий и внимательный, а голос хотя и не злой, но и не добрый.

– Вы – остановились, – вежливо поправил я, и он согласно кивнул:

– Да, конечно, разумеется, я. Итак, гражданка Туманова, – посмотрел он на Маргариту, а я про себя отметил, что та, выходит, оставила в замужестве девичью фамилию (хотя, может, она и не раз была замужем). – Итак, надеюсь, вы понимаете всю щекотливость ситуации?

Маргарита вскинула на него свои большие глаза:

– То есть?!

Майор поморщился:

– Слушайте, только не будем устраивать детский сад! И трех суток не прошло как убили вашего мужа, а сегодня вы вдруг оказываетесь в доме, в котором обнаружен труп.

– Труп обнаружен в саду, – мягко поправил я. – А в дом мы вообще не входили.

– Не важно. Так что я, Маргарита Владимировна, по-вашему, должен думать?

Моя квартирная хозяйка пожала плечами:

– Но это же какое-то дикое совпадение!

– Совпадение? – Мошкин перевел глаза на меня. – А то, что вы недавно неделю провалялись в больнице, тоже совпадение?

Я покачал головой:

– Лихо!

– Да ничего особенного, – поскромничал он. – Так не слишком ли, Маргарита Владимировна, много вокруг вас нехороших совпадений? У вас, простите, убивают мужа, потом вы встречаете чудом не убитого человека и уже в компании с ним находите еще один труп.

Маргарита сидела с окаменевшим лицом, и я понял, что пора ее выручать.

– Минутку, майор, – негромко проговорил я. – Таким манером можно зайти слишком далеко. И вообще, брать на пушку несчастную вдову, если у вас где-то что-то не склеивается, не самый достойный ход, согласитесь.

Теперь окаменело его лицо. После некоторой паузы он хрипло вытолкнул из себя:

– Да?

А я сказал:

– Да. – И добавил: – Ежели желаете, я вам в пять секунд кое-что разъясню.

– Ну уж будьте добры, – милостиво-саркастично хмыкнул он, а я подумал, что с гораздо большим удовольствием этот брандмайор врезал бы мне сейчас по роже, вот только сдерживало, наверное, присутствие красивой женщины да еще и отсутствие информации о моей персоне – а ну как вдруг возьму да развоняюсь. И знаете, интуиция его не подвела: развоняться я могу очень здорово, где потом этого легаша искать. Был уже когда-то случай, в моем родном городе, с не в меру любопытным старшим лейтенантом, который из служебного рвения решил покопаться в моей биографии, а покопавшись, поставил передо мной и собственным начальством целый ряд довольно щекотливых вопросов. Где он теперь, понятия не имею – скорее всего, трудится за полярным кругом участковым в каком-нибудь оленеводческом совхозе.

Но это так, к слову. А майору Мошкину я сказал:

– Вы чересчур уж хитроумно валите все в одну кучу. На мой взгляд дилетанта, если и можно что как-то связать воедино, так это смерть мужа уважаемой Маргариты Владимировны и то, что произошло сегодня, потому как хозяин этого дома был знаком с покойным. Случившийся со мной казус – совсем из другой оперы. И если бы вы, товарищ майор, взяли на себя труд навестить меня в больнице, то узнали бы, что была наипошлейшая полупьяная драка: я сидел в кафе с девицей, ее оскорбили какие-то недоноски, ну, я и вмешался. Чем все кончилось, вам известно.

– Известно, – хмуро процедил Мошкин, косясь на диктофон, и я подумал, что перепечатывать запись нашей беседы он предпочтет в одиночестве и не все мои ораторские пассажи войдут в окончательный, отредактированный вариант протокола. – Известно, – хмуро процедил он, – и все равно мне не ясно…

– Что вам не ясно? – Я изо всех сил старался быть сдержанным и хладнокровным.

– Мне не ясно, что вы вообще здесь делаете! – рявкнул он. – Ведь вы, кажется, приезжий?

– Кажется, – подтвердил я. – Приехал в гости к старому другу, супругу Маргариты Владимировны, и, как говорится, прямо с корабля угодил в переплет.

– А-а, – протянул майор. – Вы, значит, друг…

– Естественно. Друг детства, отрочества, юности и ряда последующих лет. Мои и его "университеты" хронологически совпадали более трети века, и то, что произошло с ним, стало для меня настоящим ударом.

Он задумчиво кивнул:

– Понятно… – Ну что ж, пусть покивает, пищу для кивков и размышлений я ему подбросил: наверняка он знал кое-что о Сером, по долгу службы, чуть-чуть, самую малость – хотя бы то, что к этому человеку без крайней нужды лучше не лезть. Ладно, пускай прикинет теперь служивый, лезть ли ему без крайней нужды лучше ко мне.

И верите, он даже улыбнулся. Но улыбка была, конечно, не открытой и не искренней – так, не улыбка, а затяжка времени, чтобы собраться с мыслями. И собрался он на удивление быстро.

– А… гм-гм… убитая девушка? – чуть ли не по-стариковски проворчал он.

– Что – "гм-гм" – убитая девушка?

Майор Мошкин продолжал улыбаться, однако глаза его были холодными-холодными.

– С нею ваши жизненные университеты никогда хронологически не совпадали?

– Никогда! – отрубил я.

– И ее вы совсем не знали?

– Совсем. Я ведь говорил уже: мы с Маргаритой Владимировной беседовали на крыльце с женщиной…

– В простыне?

– В простыне. А потом вдруг поняли: в саду что-то произошло. Что именно – вам известно.

– Известно, – отрешенно согласился он. – Жаль, очень жаль, что погибшая не была вам знакома… А вам? – неожиданно повернулся он к Маргарите.

Та покачала головой:

– Нет. – А у меня вдруг возникло непреодолимое искушение подкараулить этого дотошного майора вечерком в темном переулке, когда он, усталый, но счастливый, будет идти после насыщенного трудовыми победами рабочего дня домой, и как следует дать по банану. И еще я подумал, что в средние века из него вышел бы просто замечательный председатель какой-нибудь уездной инквизиции.

– Жаль, – тихо повторил Мошкин, – очень жаль… – Но тут же опять встрепенулся: – И выстрела вы не слышали?

Маргарита тоскливо посмотрела на меня, и я почти взорвался праведным гневом:

– Опомнитесь! Товарищ, так сказать, майор! Мы же сообщили, что слышали стук, шум или хлопок! – И нагло уставился ему прямо в глаза: – Не пудрите хоть мне-то мозги, это был пистолет с глушителем, правда?

– Правда.

– Ну вот видите! – преувеличенно громко воскликнул я. – На мой случай ни капельки не похоже: тут пуля, там – газ. Конечно, очень хороший, я чуть богу душу не отдал.

– А действительно! – Майор радостно заерзал на сиденье – видимо, тема "Как я чуть богу душу не отдал" была ему приятна. – Странно, что вы остались живы.

– Героические люди в белых халатах, – пояснил я, – сделали для этого все возможное и невозможное. Так что при случае передайте мою огромную благодарность старшему и младшему медицинскому персоналу вашей прекрасной больницы. Особенно младшему, – вспомнил я милосердную попку Аллы. – А еще, наверное, та женщина малость промахнулась.

– Женщина?! – удивился майор. – Что за женщина?

Я укоризненно покачал головой:

– Пришли бы в палату, расспросили как человек… Да-а, должен признать, что такое высокодуховное понятие, как гостеприимство, в вашем милом городе обрело несколько извращенные формы. Интересно, у вас всех встречают так, по полной программе, или же мне повезло больше, чем остальным?

– А сами-то откуда? – хмуро полюбопытствовал Мошкин.

Я сказал, откуда, и он презрительно фыркнул:

– Только не заливайте, что у вас там все разгуливают в хламидах и с арфами!

– В хитонах, – поправил я.

– Какая разница! Вот и сидели бы дома да не впутывались в сомнительные истории. – По-моему, он обиделся.

Однако я, по-моему, тоже обиделся.

– Господин майор, – с нескрываемым чувством собственного достоинства проговорил я. – Я же не на полевые стрельбы ехал. Я только хотел…

Он устало кивнул:

– Да-да, это мы уже слышали, повидать старого друга. – И неожиданно опять сменил тему: – А вы хорошо запомнили, как выглядела та женщина?

– Какая именно? – не сразу врубился я.

– Ну, которая вам врезала.

– А, эта… Трудно сказать, я успел увидеть лишь ее ноги. – Покосился на Маргариту. – Ноги были весьма приличные.

– Ничего не попишешь, – осклабился майор. – Очень вы наблюдательный!

– Погодите! – Я с пафосом хлопнул себя по коленке. – На ней было короткое и легкое, почти прозрачное платье!

Он насупился:

– Час от часу не легче! Ноги-то никуда не денешь, а платье снял и выкинул, да и мало ли на свете подобных платьев. – С сомнением покачал головой. – Но почему, почему, если вы практически ни шиша не видели, то тем не менее утверждаете, что именно эта полумифическая женщина с "приличными" ногами послужила причиной вашего несчастья?

Нет, он был, ей-богу, великолепен!

– Да вы, майор, мистик, – вкрадчиво проворковал я. – А вот, к примеру, ежели бы вы сейчас в мгновенье ока вылетели из машины, простите, кверху задом, то что, на ваш взгляд, послужило бы причиной такого ужасного несчастья?

(Как видите, я начал хамить. Потому что, во-первых, он не шибко мне нравился. А во-вторых, я начал хамить, поскольку на меня у него ничего не было и быть не могло. Ну а в-третьих, я знал, что, в отличие от подавляющего большинства прочих честных граждан, мне это элементарно сойдет с рук. И, похоже, майор это знал тоже. А я знал, что он знает, что я знаю, что это знает он. В общем, все всё поняли.)

Мсье Мошкин выключил диктофон и еще с полминуты побуравил нас с Маргаритой Владимировной своим жутко проницательным взглядом. Потом посопел и сказал:

– Хорошо, можете ехать. Да, а где вы остановились? – Вопрос, разумеется, мне.

– У меня! – звонко ответила Маргарита, и мы оба с удивлением уставились на нее. Я – потому, что ни разу еще не слышал, чтобы она изъяснялась таким вот девчачьим тоном. В голове же бравого сыщика забрезжила, похоже, новая идея: любовник приезжает к любовнице, они убивают мужа, а потом…

– Э-э-э, майор, – укоризненно покачал головой я. – Кажись, вас понесло не туда. Рекомендую справиться в больнице о дне и времени суток моей выписки.

– Ладно-ладно, – буркнул он, – как-нибудь без подсказчиков. – И добавил: – Не советую пока никуда уезжать. Да, не исключено, что вас вызовут подписать эти вот показания. – Он похлопал рукой по карману с диктофоном.

– Конечно, – почтительно кивнул я, – обязательно.

– До свидания. – Он вылез из машины, и мы ответили:

– До свидания. Заводите, – предложил я своей напарнице, а майор Мошкин тем временем не спеша возвращался к покинутым было им подчиненным, выражая всем своим важным и натруженным обликом самую исконную и глубинную суть характера человека, которому, в отличие от некоторых, еще работать, работать и работать.

Глава пятнадцатая

А мы поехали обратно, и снова мелькали дома и домишки – только теперь уже с правой стороны дороги. А слева так же, как и пару часов назад, сверкало и искрилось синее море, зовя и, простите за штамп, маня в свои свежие пучины мой разгоряченный жарким солнечным днем организм.

И в какой-то момент я не выдержал. Увидев впереди ответвляющуюся от главного шоссе пыльную полоску грунтовки, поворачивающей вниз к морю, я взмолился:

– Давайте свернем, а? Еще пять минут – и мне конец, можно будет помещать в гербарий как какой-нибудь засохший папоротник! Или превращусь в мумию. Выбирайте сами – который вариант вам больше нравится?

Маргарита удивленно посмотрела на меня – занятая собственными мыслями, она не сразу поняла, про что речь.

– Это вы о чем? – недоуменно проговорила она, и я судорожно показал рукой на воду:

– Да вот об этом самом, о чем же еще! Конечно, вам, закаленным туземцам, любая жара по плечу, но мне уже, ей-ей, приходит каюк.

– Хотите искупаться?

Я бессильно уронил голову:

– Хочу, Маргарита Владимировна, и прямо сейчас, иначе будет поздно. И кстати, вон там, внизу, очень укромное и романтичное местечко – камни как скалы, и бухточка как залив, и непуганные чайки кругом. Сворачивайте, Маргарита Владимировна, сворачивайте!

Она сжалилась надо мной и замедлила скорость. Переваливаясь с бока на бок, "Мазда" осторожно поползла вниз и влево, а потом – вправо, спускаясь в небольшую, почти не заметную с шоссе долину, прибрежная часть которой была щедро усыпана мелкими и крупными, в два моих роста, валунами. Впрочем, для подхода к воде места было предостаточно.

Маргарита остановилась возле одного из буйных кустов, коими там и сям поросла каменистая, пополам с галькой, почва, и выключила мотор.

– Прошу, – сказала она. – Охлаждайтесь.

Я выпрыгнул на волю как радостный молодой козлик и поскакал к воде, успев, однако, галантно проблеять на скаку:

– А вы-ы-ы?

Она захлопнула дверцу машины и, приблизившись ко мне, уже стаскивающему правый носок, аккуратно присела рядом, подобрав под себя длинные, но не слишком загорелые ноги.

Героически борясь теперь уже с левым носком, я совершенно гуманно и целиком и полностью бескорыстно поинтересовался:

– Неужто не будете?

Она покачала головой:

– Не захватила купальник.

– Это заметно, – деликатно кивнул я носом в сторону ее полупрозрачной белоснежной блузки и добавил: – Я, между прочим, тоже. Ну и что? В этакую-то жару! Господи, Рита, отбросьте глупые условности… О! – хлопнул я себя по лбу. – Пардон, но только сейчас дошло – вы не умеете плавать? Ну поплещитесь немножко у бережка, вон за теми валунами.

Глаза Маргариты сверкнули. Не так чтобы очень уж сердито, но – сверкнули.

– Я умею плавать, – медленно и четко выговорила она. – Просто…

– Чёрт! – картинно всплеснул я могучими руками, переходя к снятию штанов. – Не обижайтесь, пожалуйста, но как же я сразу не догадался: вы небось вообразили, будто я собрался нарочно за вами подглядывать?

– Конечно, а разве нет?

– Конечно, нет. Нарочно – ни в коем разе.

– А нечаянно?

Я вздохнул как бурлак:

– От нечаянных случайностей, как и случайных нечаянностей, дорогая Рита, никто не застрахован. Клянусь, что не забьюсь в судорогах, не ослепну и не утону, если вас беспокоит именно это.

– Если бы только это, – снова покачала она головой и вдруг резко встала: – Отвернитесь!

– Чего? – вроде как не понял я.

– Ничего! Ныряйте, а я уж здесь, у бережка.

– Понял! – сказал я и смело шагнул в море. Потом, правда, оглянулся. – Но…

– Никаких "но", – сурово произнесла Маргарита. – И не вздумайте обернуться еще раз. – Однако, по-моему, она и сама не придавала серьезного значения суровости своего тона. А может быть, и придавала – кто их, женщин, разберет, верно?

– Хорошо, – пообещал я. – Стопроцентной гарантии дать, разумеется, не могу, но девяносто девять, кажется, потяну.

– Ныряйте, ныряйте, – повторила она, начиная медленно расстегивать пуговицы блузки, и я врезался в воду как торпеда.

Первые метров десять я проплыл под водой с закрытыми глазами, потом открыл их, но особого удовольствия при этом не получил. Есть люди, и многие мои знакомые в том числе, которые утверждают, что отлично видят в воде без маски. Однако себя я отнести к этим счастливчикам, увы, не мог. И сколько ни пыжился, сколько ни тренировался с самого детства – бесполезно: в воде, даже такой прозрачной, как морская, вся окружающая флора и фауна, а также камни и прочее всегда выглядело для меня в лучшем случае разноцветными пятнами. А потому никогда в жизни ни рыбу, ни раков, ни крабов, ни людей без маски я под водой не ловил.

Но довольно о ерунде. Я вынырнул на поверхность и, памятуя о заветном единственном проценте, немедля развернулся в сторону берега. И – вовремя: провыпендривался бы в свежих глубинах еще секунд пять, так ничего бы и не увидел.

Впрочем, я и так увидел не слишком много: Маргарита стояла спиной к воде и, подняв руки, складывала роскошные волосы в тугую шишку на затылке. Таз ее был опоясан чем-то весьма эфемерным. Потом, все еще находясь ко мне спиной, прикрыла груди руками и, повернувшись лицом куда надо, медленно пошла в воду. Шла она хорошо, просто здорово шла. Вот море скрыло щиколотки, вот – колени, потом бедра… ну и так далее. Зайдя по плечи, Маргарита оставила наконец то, что прикрывала раньше, в покое и полусердито погрозила мне рукой. Я тоже полусердито погрозил в ответ. Думается, я имел на это гораздо большее моральное право, нежели она.

А потом она поплыла. Да-да, поплыла, несмотря на обещание побарахтаться у бережка. И плыла, замечу, весьма прилично – техничным кролем, и направляясь, между прочим, явно в мою сторону.

Слушайте, не скажу, что имел что-то веское против, но сами знаете, человек слаб, а уж человек-мужчина, говорят, – тем паче. И потому, не желая преждевременно осложнять бытие ни себе, ни Маргарите Владимировне, я вроде бы полупротестующе поднял руку и громогласно прокричал очень быстро приближающейся красивой головке с заколотыми в шишак золотыми волосами:

– Эй! Сюда нельзя! Опасная зона!

Однако она не отреагировала на мой запрет и с невозмутимым выражением лица продолжала свой бессердечный и провокационный заплыв.

Нет, конечно, я мог бы развернуться в сторону Турции и при благоприятном ветре уже через неделю пришвартоваться в Трабзоне или Синопе, но это входило в мои планы еще менее, нежели контакт третьего рода в море с Маргаритой Владимировной Тумановой. И я тоже поплыл. Ей навстречу.

Когда наши головы оказались в метре друг от друга, моя укоризненно прошепелявила:

– Постыдитесь, это уже супротив всяческих правил! Так нельзя…

И – умолкла.

А в ответ – смех:

– Да? А как можно?

(Дьявол, я, честное слово, не понимал, что она хочет этим сказать! Или – боялся понять?..)

– Знаете, – откашлявшись, потому что у меня внезапно запершило в горле, и изо всех сил стараясь не смотреть ниже уровня почти совершенно прозрачного моря. – Знаете, дорогая… – малодушно просипел я. – Давайте-ка поворачивайте ваши прекрасные оглобли назад. Я никогда не был сторонником активных игрищ на водах, а посему…

Но договорить не успел, потому что, сделав резкий рывок вперед, Маргарита вдруг обхватила руками мою мощную шею, и лицо ее, все в блестящих капельках моря и солнца, оказалось фактически вплотную прижатым к моему лицу. Да если бы только лицо! Фактически вплотную прижатым к моему всему остальному оказалось и все остальное ее. И тогда…

И тогда я как соблазняемый коварной гетерой мученик страдальчески подъял очи горе, дабы в последний раз последним целомудренным взором окинуть это небо и этот берег. А когда окинул, то внезапно отстранился от горячего даже в воде женского тела и по возможности спокойным голосом произнес:

– Ну вот, приплыли…

Их машина, белая «девятка», стояла рядом с нашей, а сами они вальяжной и небрежной походочкой уже подходили к брошенной на берегу моей и Маргаритиной одежде. Трое. Один – роста среднего, двое – повыше, и все достаточно мускулистые, хотя и не Терминаторы, конечно. Но мы-то, мы – голые и безоружные, да еще в придачу дрейфующие метрах в тридцати от берега, – были сейчас беспомощны как котята.

Тот, что пониже, рыжий и жутко белокожий, почти как альбинос, замахал руками:

– Э-эй! Гребите сюда!

– Спокойно… – буркнул я Маргарите скорее для проформы, чем от души, потому что самому было сейчас тошно. Ежели этим орлам велено нас убить, то именно это они и сделают – пристрелят, когда будем выходить из воды как пить дать.

(Я "греб", а сам мысленно проклинал свою тягу к водным процедурам. Хотя, с другой стороны, они ведь все равно рано или поздно оседлали бы нас, – правда, возможно, в не столь невыгодный момент.)

Еле-еле, еле-еле плыли мы к берегу. Лицо Маргариты было напряженным, но и одновременно каким-то отсутствующим. Я же шепотом, почти не разжимая губ, ее инструктировал. Полагаю, не все детали этой моей инструкции пришлись ей по нраву, ибо она вдруг фыркнула, точно выплевывающая воду лошадь, и обожгла меня злым взглядом.

А берег все ближе, и лица гадской тройки тоже. Замечу, что, за исключением рыжего, остальные отнюдь не отличались какой-либо яркой или даже неяркой индивидуальностью. Обычные рожи обычных парней – только вот обстоятельства нашего с ними знакомства были не совсем, а вернее, совсем необычными.

Ноги мои коснулись дна. Секунду спустя коснулись дна и ноги Маргариты. Она тотчас закрыла грудь руками, и мы словно Амфитрита с Посейдоном стали медленно и неохотно выходить из воды. К сожалению, у меня не было в руках чудо-трезубца, а то я б им дал! Но увы, трезубца не было.

Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: у двоих (не рыжих) под просторными гавайками навыпуск – стволы. Рыжий был в облегающей светло-зеленой майке и безоружен. Но главным в этой компании являлся он, потому как именно он скомандовал:

– Вылезайте, живо! – И кивком показал место, которое, согласно его диспозиции, нам предстояло занять: – Вон туда. Быстро!

Естественно, мы подчинились, тем более что один из его помощников демонстративно поднял руку к поясу, и жест сей был весьма красноречив. Но спешили мы не очень, а я так вообще, как накануне в доме, попытался разыграть из себя не обремененного сообразительностью валуха. Хотя при ярком дневном свете эта роль давалась сложнее, чем ночью.

И вот мы стояли друг напротив друга, и нас разделяло каких-нибудь три-три с половиной метра. Но это для них "каких-нибудь", с такого расстояния они в случае чего элементарно успевали выхватить свои пушки и сделать из нас решето. Для меня же это было "целых" три метра, потому как моей задачей, наоборот, было не дать им сделать из нас это самое решето, что гораздо-гораздо труднее.

– Ребята, чего вы?! – озадаченно-удивленно пробормотал я, доверчивым и ясным взором уставясь в их непроницаемые хари. – За что?

Но ответа не удостоился, а рыжий резким, звеняще-надтреснутым голосом каркнул:

– Ты кто?

– Как кто?! – изумился я. – Человек.

– Ты кто ей? – уточнил рыжий, коротко кивая на Маргариту. – Откуда здесь взялся?

Я осторожно, чтобы не вызвать с противоположной стороны неадекватных реакций, пожал плечами:

– Знакомый…

– Слушай, знакомый! – Глаза рыжего сузились, а голос сорвался вдруг на визгливый крик: – А ну отвечай, сука, кто ты такой и что сделал с… – И осекся, возможно, смекнув, что чуть не болтанул лишку.

Я очумело крутил головой, одновременно пристально вглядываясь в очень странное выражение лица и лихорадочный блеск серых с красными прожилками глаз своего главного визави. Чёрт, неужели наркоман? – тогда от него в любой момент можно ожидать чего угодно. И – решил ускорить процесс.

– Ребята! – еще более миролюбиво и придурковато загнусил я. – Слушайте, ну дайте же бабе одеться. Ну неудобно же все-таки! Мужики? А, мужики?..

И когда все трое, точно по команде, заржали, с хохотом выдавливая из глоток фразы типа: "Неудобно? А в море… небось удобно?", я внезапно заперхал, закашлялся как астматик и…

Дальнейшее произошло словно в убыстренном кино – Маргарита вдруг вызывающе уперла руки в бедра и двинулась на рыжего. Все трое растерянно и, не побоюсь этого слова – потрясенно умолкли, потому что говорить теперь начала она. И не просто говорить, а кричать, вопить и верещать как самая распоследняя базарная девка.

– А что, тоже захотел, да? Что, может, и тебе со мной – в море? – с действительно жутковатым смехом заголосила на весь (к счастью, пустой) берег Маргарита. – Ах, тварь! Ах, сволочь! Да я, падаль, с таким, как ты… – И так далее, и все в том же самом духе.

Даже я опешил от этой Маргаритиной эскапады. Она как осатаневшая пума надвигалась на рыжего, голос ее звенел, гремел и ревел, а упругие груди, подпрыгивая, воинственно целились светло-коричневыми сосками то в рыжего, то во всех троих одновременно, – и она (но конечно, под моим руководством), она своего достигла…

Психология – могучая сила. Сексология – сила вдвойне. И эти хреновы недоноски, эти три вшивых богатыря на какие-то мгновения забыли обо всем на свете, отдавшись целиком и полностью во власть самых разнообразных околофрейдистских комплексов и эмоций. Потом они, правда, наверное, опомнились, да было уже поздно – те смертельные и одновременно спасительные три с половиной метра больше не разделяли нас, и когда после весьма специфического и применяемого обычно лишь в действительно крайних случаях удара грудная клетка левого нерыжего сначала громко треснула, а потом и сложилась под воздействием моего кулака как картонная гармошка, правый нерыжий все еще ничего не понял.

Но не понимать и ему оставалось недолго – схватив за запястья, я резким движением вырвал обе его руки из локтевых суставов и завернул назад, под таким же точно углом, как раньше они сгибались у него вперед. Хотя сознание он, вероятнее всего, потерял от боли уже в первый миг, я для верности, чтоб не орал, размолол ему лбом переносицу, и на гальку он опустился тихий и безмятежный.

Рыжий же эти несколько секунд стоял как парализованный, даже и не помышляя напасть на меня или (придурок!) хотя бы на Маргариту. Потом, окинув неподвижные тела соратников округлившимися от страха глазами, он бросился к машине.

Однако и я бросился – в прыжке "щучкой" подцепил рыжего за ноги, и он мешком грохнулся оземь. С ним мудрить не стал – просто свернул шею, и подбородок его, лежащий теперь почти на левой лопатке, выглядел действительно диковато, хотя боюсь, и несколько претенциозно, – особливо в сочетании с подозрительно потемневшими на известном месте белыми до того штанами. Похоже, в последний миг своей молодой и непутевой жизни гадёныш элементарно обделался.

Потом я вернулся к обоим нерыжим… А потом поднялся и, отряхнув с коленок мелкую галечную пыль, посмотрел на Маргариту.

Она стояла как неподвижная бело-розовая статуя. Лицо ее… Нет, лучше не буду говорить, каким было ее лицо. Руки бессильно свисали вдоль тела, и ничего прикрывать ими она больше не собиралась. По-моему, сейчас она просто забыла обо всем на свете.

Я хотел подойти к ней, но передумал: сходил сначала к берегу за юбкой и блузкой. Маргарита молча и безучастно взяла свою одежду, так же безразлично, как кукла, стала медленно одеваться. Я же занялся другим делом – снес трупы за валуны, чтобы случайный прохожий или проезжий не увидел их сверху, а после забрал из багажника "Мазды" моток веревки, которым на днях уже пользовался.

Потом я вернулся к Маргарите и сказал:

– Уезжай.

Она подняла на меня все еще полуотрешенные глаза:

– А ты?

– Уезжай, – повторил я. – Мне нужно ненадолго задержаться. Сама понимаешь…

Побледнев еще сильнее, она кивнула:

– Да, конечно… – И добавила: – Тебя… подождать на дороге?

Я покачал головой:

– Нет, на дороге не надо, я сам приду… домой… – И, желая хоть как-то ее подбодрить, ухмыльнулся: – Слушай, а ведь ты, плутовка, знала, что я непременно захочу искупаться, и поэтому нарочно не надела купальник!